CC BY
17
Каждый человек имеет обыкновение мыслить в категориях временных горизонтов. Одни сосредоточиваются на том, что происходит в данный момент, другие акцентируют свое внимание на прошлом, а третьи предпочитают заглядывать в будущее — в зависимости от того, какими были начальные условия формирования личности. Известный белорусский философ, социолог, академик НАН Беларуси Евгений БАБОСОВ вспоминает о событиях, повлиявших на его личное кредо — жить настоящим.
Закон собственного «я»
— Мама была библиотекарем Борисовского зооветеринарного техникума, куда переехала вместе с отцом после его распределения. Он окончил Московскую сельскохозяйственную академию им. К.А.Тимирязева и был направлен в Беларусь на должность директора техникума. В окружении студентов и книг я провел все свое детство. Последние занимали меня только с одной стороны — наличием в них картинок. Я целенаправленно искал их и тихо, сидя в последнем ряду библиотечного зала, вырезал все, что только нравилось, и клеил в свой новый, подаренный на день рождения альбом. Тут-то и получил первый и последний урок за подобное обращение с книгами и журналами: мать отхлестала меня полотенцем, в назидание студентам. Боли не было, шума много, а вот морально неприятно...
Незадолго до войны отца перевели в Минск, в обком партии, и поручили курировать сельское хозяйство. Он не вылезал из командировок. В воскресное утро, 22
июня 1941 г., я вместе с другими ребятами должен был выступать во Дворце пионеров на концерте для воинов Белорусского военного округа. Мама впервые нарядила меня в белоснежную рубашку и черные длинные брюки. Отражение в зеркале мне очень нравилось, вот только не было пока пионерского галстука, о котором так мечталось... Звон разбитой посуды прервал мое самолюбование — мама уронила чашки. Из приемника звучали слова Молотова о нападении Германии на Советский Союз.
Соседи засуетились, семьи одна за другой покидали город, и только мама не собиралась эвакуироваться, не торопилась складывать вещи, решив дождаться отца из командировки.
Минск охвачен огнем. Все знакомые выехали. Ждем отца. Он вернулся 26 июня, заглянул домой и тут же побежал в обком партии. Его встретил постовой милиционер, доложил, что обком пуст, что никого нет, и просил отпустить его, поскольку пришлось дежурить несколько суток. После того как отец написал ему
разрешение, они разошлись каждый в свою сторону.
Мы все-таки успели сесть в последний вагон последнего эшелона, отправлявшегося на Москву. Поезд разбомбили, едва он покинул город. Будучи десятилетним пацаном, я впервые увидел четыре искореженных взрывами вагона, мертвые тела детей, женщин, стариков. Весь этот ужас по ночам часто преследует меня.
Дальше пошли пешком. Навстречу нам под прикрытием одного танка двигались пешие красноармейцы. Они сказали, что впереди немецкий десант, шансов прорваться мало, женщин и детей лучше отправить в ближайшую деревню. Детская хваткая память запечатлела слова командира взвода: «Скоро вернемся!» Но это «скоро» затянулось на долгие и трудные месяцы и годы.
Что вместили в себя эти годы жизни Евгения Бабосова в оккупированном немцами городе, куда он с мамой вернулся после неудачной эвакуации? Было
все: голод и холод, страх и надежда... Военные дети взрослели быстро. Он, как и многие подростки того времени, трудился на заводе. Заработная плата в виде карточки на продукты была серьезным подспорьем к продуктовой корзине, состоящей из 200 граммов хлеба и килограмма крупы на человека в неделю. Трудно предположить, как сложилась бы судьба Евгения Михайловича, если бы отец не приехал домой на побывку перед отправкой на Дальневосточный фронт, в Маньчжурию, а это был август 1945 г.
— Мама не решалась сказать отцу, что я бросил школу и работаю. Но от соседей он все-таки прослышал, где я пропадаю целый день, и приехал на завод. Меня пригласил к себе начальник цеха. Чувство ужаса нахлынуло тяжелой волной, я на ватных ногах пошел к руководству. Особых грехов за мной не водилось, но сам факт встречи с начальством не обещал ничего хорошего. Все опасения были напрасны. На пороге кабинета меня встречал улыбающийся отец, увешанный орденами и медалями, и тут же строго заявил: «Пиши заявление об увольнении». Так оборвалась моя трудовая биография разнорабочего, я вернулся в школу.
Проказник, сорви голова — эти качества отличали ученика Бабосова от его одноклассников. Первые выговоры числились за ним. Энергия била через край и не могла остаться незамеченной директором
школы, который направил ее в нужное русло. Предложил, нет, скорее настоял и обязал стать председателем совета дружины, а спустя полгода выдвинул в комсорги школы. Это и был старт в будущее! Общественная работа стала для Евгения Михайловича смыслом жизни на многие годы. Окончив с золотой медалью школу, поступил в университет, стал комсоргом курса, факультета, потом университета. Поездки на съезды комсомола, встречи с Буденным и Ворошиловым, Хрущевым и Брежневым. Фестивали в Москве, Праге, Вене. Он был одним из членов комсомольско-пропагандистской группы, которая сопровождала артистов и спортсменов университета на всех мероприятиях и задача которой заключалась в том, чтобы отстаивать коммунистические идеалы, вести дискуссии с противниками Советского Союза.
— Я долгие годы был убежденным марксистом-ленинцем. Искренне верил в социалистический миропорядок, в комсомол, коммунистическую партию. Правда, многое вызывало непонимание, а то и сомнения. Теперь, под натиском новых исследований, публикаций и исторических открытий, стал избавляться от миража и догм, понял, что правы были и те, с кем я так рьяно в свое время дискутировал. Признавать свою неправоту нелегко, но если приходит понимание, что прежние воззрения были не истинны, необходимо поступиться ими, чтобы обрести себя.
Мне не забыть степень разочарования моего деда, маминого отца. Он был рядовым солдатом Русско-японской войны 1904—1905 гг., Георгиевским кавалером, испытывающим уважение к мундиру. Над его кроватью висел портрет Ежова в офицерской форме. Дед очень симпатизировал ему. Когда Ежова объявили врагом народа, он сорвал рамку со стены, бросил на пол, топтал ногами и приговаривал: «И кому я верил?!»
Евгений Михайлович очень любил физику, она была обожаемым предметом в школе и, казалось, могла удержать его в своих узах и дальше, ведь поступал он в университет на физический факультет. Однако сила убеждений тогдашнего комсорга университета, философа Анатолия Дмитриевича Гусева, принимавшего участие в собеседовании с абитуриентами, смутила Бабосова. Гусев заявил, что не меньшего внимания заслуживает философия, особенно в свете того, какую роль ей отводит товарищ Сталин. Его теоретические работы тогдашнего периода объявлялись вершиной философской мысли. И на вопрос «Почему вы выбрали физику?» у Бабосова не нашлось убедительного аргумента, он тут же переписал заявление на философский факультет.
Так под влиянием внешних факторов, изменившихся установок открылась новая, сокрытая в человеке сущность. Ее подлинность проявляется только по прошествии времени и измеряется результатом. Возможно, он стал бы не менее известным физиком, чем философом и социологом, и, как предсказывала цыганка, случайно выловившая его в толпе, добился бы больших успехов в естественных науках. Но это была бы совсем другая линия жизни.
— Я не жалею, что так случилось. Я до сих пор обожаю физику, читаю много книг, уважаю ученых, занимающихся физическими проблемами. И может быть, именно моя страсть к ней позволила мне состояться как социологу. Хотя путь
к этой дисциплине не был простым. После окончания с отличием философского факультета Белорусского государственного университета я работал в нем преподавателем. В 1961 г. защитил кандидатскую, а спустя 10 лет — докторскую диссертацию. Заведовал отделом науки и учебных заведений ЦК Компартии Беларуси, работал под началом Петра Ма-шерова. В эти удивительные годы я был близок с Иваном Шамякиным и Петром Глебкой, был знаком с такими великими белорусскими деятелями культуры, как Кондрат Крапива, Николай Еременко, Алексей Оловников, Игорь Лученок, Евгений Глебов, Рыгор Бородулин, Геннадий Буравкин. Мне вспоминается прекрасное время, проведенное на целине, где я был командиром белорусского студенческого отряда. Среди его бойцов-целинников были нынешние академики, Александр Войтович и Станислав Астапчик, и поэт Рыгор Бородулин, первый сборник которого, «Маладзк над стэпам», вышел в 1959 г., вскоре после возвращения из нашей поездки в Кустанайскую область.
С целиной у меня связано еще одно памятное воспоминание. Я написал письмо в ЦК комсомола о работе университетской бригады на целине. И вот однажды парторг совхоза приносит журнал «Огонек» и говорит: «Посмотри, не ты ли писал?» А там, в колонке «Письма целинников», выдержки из моего письма. С чьей-то лег-
кой руки мои несколько строк попали в союзный журнал. Интересно, что история на этом не закончилась — по прибытии в Минск получаю конверт от неизвестного человека, который спрашивал, не сын ли я Михаила Бабосова, которого он спасал под Москвой? Тяжело раненного офицера с поля боя четыре километра тянул на себе молодой солдат. Был момент, по воспоминаниям отца, когда жизнь просто висела на волоске. «Невыносимая боль, холод и голод, усталость, полное отчаяние. Я протянул пистолет бойцу и попросил пристрелить меня. Тот взвел затвор, глянул в глаза и простонал: «Не могу!» И опять впрягся в нелегкую ношу», — рассказывал он. Оба прошли всю войну, остались живы и благодаря случаю встретились вновь.
Умение жить реальностью и быть собой — самое ценное жизненное приобретение Евгения Михайловича. Оно привито ему семьей, друзьями, временем, в котором выпало жить. Для него ЗДЕСЬ
— единственное место, в котором комфортно существовать, СЕЙЧАС
— время, в котором можно творить. С 1977 по 1990 г. Евгений Михайлович работал директором Института философии и права Академии наук БССР. В это время он активно занимается научной деятельностью, публикует такие фундаментальные труды, как «Тейярдизм
— попытка синтеза науки и христиан-
ства», «Социальные аспекты научно-технической революции» и др. Изучает становление и развитие духовного мира человека в единстве с социально-экономическими процессами. Однако его стали занимать больше не споры о соотношении двух реальностей видимого и сокрытого, а возможность применить свое знание из мира умозрительной философии в мире социальных законов развития общества. Этим побуждениям соответствовала социология. Но такого института в Беларуси не было, и его пришлось создавать с нуля. Вот тут-то и пригодились обширные связи в ЦК партии, коммуникабельность, целеустремленность и упорство Евгения Бабосова. Два года ушло на работу по созданию нового института. После длительных согласований в республике вопросом создания Института социологии в Беларуси стали заниматься в Москве, в Академии наук СССР.
— На заседании Президиума АН СССР я столкнулся с серьезным сопротивлением. У меня было сообщение о задачах нового института, о проблемах, которые он будет решать, о необходимости формирования кадрового потенциала. Выступление было кратким, но, как мне казалось, емким и убедительным. Однако моя позиция не нашла поддержки со стороны известных в то время социологов. Академик Леонид Федорович Ильичев
стал говорить, что у нас уже есть институт в Москве. Его поддержал академик Николай Михайлович Жаворонков. Казалось, дело провальное, ничего не получится. Я был в отчаянии. Ситуацию исправил академик, лауреат Нобелевской премии по физике Александр Михайлович Прохоров. «Я не понимаю своих коллег, — сказал он. — Беларусь — интересная республика. Мы, физики, считаем, что там институт нужен. Предложение дельное, инициативу поддерживаем». Тут оживились другие участники собрания, и пошла волна одобрений. Решение было положительным. Могу сказать, что во многом выступление Прохорова решило судьбу института, и мы должны быть благодарны этому человеку за то, что в республике есть такое научное учреждение.
Так Евгений Бабосов стал основателем и первым директором Института социологии, созданного в 1990 г. Он стал первооткрывателем не только учреждения, но и нового для белорусской социологии направления — социологии конфликтов, катастроф и экстремальных ситуаций. Всего им опубликовано более 850 научных работ. Они вышли в свет на русском, белорусском, украинском, английском, французском, немецком, итальянском, испанском, шведском, чешском, венгерском, болгарском, польском языках.
—Две величайшие геополитические катастрофы XX века — распад СССР и Чер-
МОЯ ЖИТЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
Физика — любовь, философия — призвание.
Если философию применить к жизни, получится социология.
Основной закон собственного «я» — быть самим собой.
Надо иметь время для размышлений, раздумий. В молодости его больше тратишь на себя, в зрелом возрасте — на раздумья.
Для развития научной мысли нужна питательная среда, критичная, но доброжелательная, творческая свобода, в результате которой прорезается талант.
Нестандартно мыслящий учитель способен раскрыть способности ученика.
В науке важны эксперимент и интуиция.
Не надо бояться ошибаться, ошибка — это способ научиться.
Каждый день открывается новая жизнь, и ты должен быть готов к этому.
нобыль — заставили меня посмотреть взглядом социолога на проблему возникновения, предотвращения и преодоления катастроф. Мои увлечения теорией нелинейного развития Ильи Пригожина, кстати, его родители — выходцы из Моги-левской губернии, Нобелевского лауреата, позволили мне понять, что причинно-следственные связи не линейны, они приводят к значительному разбросу различных вариантов развития. Таких разбросов много, но в конечном счете они сходятся в одной линии перелома — точке бифуркации, тогда и назревают предкатастрофные ситуации. Несмотря на множественность вариантов, точки возврата в исходное состояние нет. Нельзя вернуться назад. Здесь действуют объективные и субъективные причины. Катастрофы — неизбежные спутники развития человечества. В теории Пригожина много интересных постулатов. К примеру, его теория стрелы времени, или учение о выборе между обратимостью и необратимостью, согласно которой обратимость присуща замкнутым системам, необратимость — всей остальной части Вселенной.
Евгений Бабосов — успешный человек. Но, для того чтобы держаться в седле, приходится постоянно следить за изменениями в мире и соответствовать окружению, совершенствовать свои навыки. Он воспитал в себе готовность к продвижению, знает, как добиться результата. Им подготовлено более 60 кандидатов и 18 докторов философских и социологических наук. Он является заместителем председателя правления Белорусского республиканского общества «Знание», членом редколлегий ряда научных журналов, издающихся в Москве, Минске, Кракове, Варшаве, Гродно. Всесторонняя творческая научная и педагогическая деятельность академика Бабосова, глубина и фундаментальность разрабатываемых им теоретических и практических идей и направлений обеспечили ему ведущую роль и высокий научный авторитет не только в Беларуси, но и в странах ближнего и дальнего зарубежья.
