CC BY
54
ЗАИМСТВОВАНИЯ В ПУТЕВЫХ ЗАПИСКАХ РУБЕЖА ХМ1-ХМП ВЕКОВ
Сайнбаяр Ваша
Кафедра мировой литературы Государственный институт русского языка им. А.С.Пушкина Ул. Волгина, б, 117485 Москва, Россия
Статья посвящена вопросам заимствования в путевых записках конца XVII — начала XVIII вв. В ней рассматриваются основные тематические группы и способы передачи заимствований, а также их специфические особенности использования.
С середины XVII века проникновение элементов западноевропейской культуры принесло с собой в русскую жизнь реалии, и их поток значительно увеличился в Петровскую эпоху. Активизация процесса заимствования в Петровскую пору, — пишет К.П.Смолина, — в значительной степени была подготовлена также уже существовавшей традицией заимствования иноязычных слов в XVII веке [Смолина, 1981, с. 59]. Однако русские люди, длительное время находившиеся в изоляции от государств Западной Европы, не всегда оказывались подготовленными к функционированию русского языка в новых условиях — в условиях тесного контакта с европейскими языками. К такому выводу приводит, в частности, анализ лексики путевых записок, являющихся предметом нашей работы.
В истории русской литературы конца XVII — первой четверти XVIII века жанр путевых записок по количеству произведений и художественным достоинствам текстов может считаться одним из наиболее значительных, определяющих «литературное лицо» эпохи [Травников, 1987, с. 8]. В путевых записках авторы отразили основополагающие идеи своего времени: просветительский и гуманистический пафос, повышенное внимание к западноевропейской жизни и культуре.
Этому переходному периоду в истории русской литературы принадлежат, в частности, путевые записки известных государственных деятелей, «птенцов гнезда Петрова»: фельдмаршала Б.П.Шереметева (1697-1699), члена Верховного тайного совета П.А.Толстого (1697-1699), неизвестного русского дипломата (1697-1699).
Путешественники, отправившиеся в Европу по приказу Петра I для изучения разных отраслей наук, были обязаны описывать увиденное ими на родине и за границей. Когда они выражали свои впечатления о новых предметах и явлениях, то вынужден были использовать иноязычные слова, потому что очень трудно выразить русскими словами новые чувства и представления и передать общий колорит жизни иных народов. Новое понятие не всегда сразу находило в русском языке соответствующее наименование. Так, Г'.А.Гуковский отмечает, что просто очень трудно было выразить русскими словами новые чувства и представления, а если и были такие старые слова, они не выражали общего колорита европеизации русского культурного сознания переломного времени [Гуковский, 1939, с. 8].
Впрочем, новое видение Западной Европы и новое к ней отношение русских выразившееся в том числе и в признании необходимости и естественности языковых контактов с европейскими государствами, находят свое отражение в активном пополнении русской лексической системы заимствованными словами из различных сфер:
— самый обширный языковой пласт образуют иностранные слова, обозначающие реалии общественного и частного быта. «А как я ехал из Венецы в Падву, в те числа обедал на дороге в остариях, т.е. на постоялых дворех...» [ПЗТ; с. 71]; «При-шедъ же в аудиенцъ — камеру, в которой находился Его Королевское...» [ПЗШ, с. 10]; «На том же дворе видел я два гундала, т.е. малые морские суды...» [ПЗТ, с. 60]; «...а на теле ни нитки ноги перевязаны лентами и руки флерами» [ПЗНО, с. 182]; «...взаимно обсылали во многие дни многие ествы и богатоустроенными кон-фекты» [ПЗШ, с. 32]; «Капитан той галеры въ оное время для провожания потчи-валъ всехъ винами и разными лимонадами...» [ПЗШ, с. 75].
— большая группа заимствований связана со сферой социальных отношений. Это названия лиц согласно их административной должности, служебным функциям, социальному положению, профессиональной принадлежности: «В той астарии патрон, т.е. хозяин...» [ПЗТ, с. 158]; «...к обеду приехали семь члвкъ стать а в них одинъ пре-зидентъ потчивал за столом» [ПЗНО, с. 176]; «...первые люди, называются прокуратори...» [ПЗТ, с. 52]; «...а три кавалеры сидели с Боярыномъ за столомъ...» [ПЗШ, с. 62]; «За вщероем едут много филюг, в которых сидят графы» [ПЗТ, с. 136].
— авторы активно пополняли свои словари за счет иностранных слов из сферы политики, государственной жизни и международных отношений: «Приказывают писать декрет, т.е. вершение делу и указ...» [ПЗТ, с. 64]; «...во время самыя алек-ции, которая алекция в то время у поляков была для обирания короля полскаго...» [ПЗТ, с. 23/; как титул правителя, «.. .к обеду приехали семь члвкъ стать а в них одинъ президентъ потчивал за столом» [ПЗНО, с. 176]; «Приезжая к Варшаву, послал я о себе ведомость к резиденту московскому...» [ПЗТ, с. 27]; «...над прочими регимента моего Воеводы, и Генералы, и Полковники, и ихрегиментовъ...» [ПЗШ, с. 12].
— в путевых записках рассказывают о церковных праздниках и процессиях, о христианских раритетах, хранящихся в европейских церквях, костелах, монастырях. Разумеется, что при этом авторы активно вводят в свой словарь грецизмы, связанные с богослужебной практикой и монастырским бытом, как правило, давно «обрусевшие»: «антидор», «антиминс» («антимис»), «амфор» («омофор»), «дискос», «ектенья», «епитрахиль», «лития», «литургия».
— культурологический аспект восприятия и изображения европейской действительности в путевых записках является главным, поэтому в их произведении среди иностранной лексики самым мощным будет пласт заимствований из области искусства, науки и просвещения. «У доктора видел анатомию кости жилы...» [ПЗНО, с. 174]; «Около того монастыря по горам живут астрономы, капитаны и маринары...» [ПЗТ, с. ИЗ]; «У Флоренского князя были на дворе где всякие весщи собраны называются галереа...» [ПЗНО, с. 199]; «...в которых видел множество предивных картин, писанных преславною италиянскою живописною работою...» [ПЗТ, с. 26]; «В Венецы бывают оперы и камеды предивные, которых в совершенство никто не может...» [ПЗТ, с. 106]; «Изъ того города Боярынь поехаль попередь въ Венецию тайным способом, чтоб видеть въ Венеции карнавалъ, собрание всякихъ игр...» [ПЗШ, с. 36].
Среди рассказов о «диковинах» западной культуры значительное место в памятниках путевой литературы Петровского времени занимает подробное описание «фонтана», который поразил всех русских, побывавших в Европе.
Изучение заимствованной лексики в путевых записках петровского времени свидетельствует о существовании своеобразной «специализации» среди иностранных языков, за счет которых пополнялся лексический состав русского языка на рубеже ХУП-ХУІІІ вв. Военные термины заимствовались главным образом из французского языка («армия», «атака», «бастион», «гарнизон», «команда», «корпус»); морская терминология приходила преимущественно из Голландии («верфь», «гавань», «катер», «рейд», «фарватер», «шлюпка»); административная лексика имела в основном немецкое происхождение («ордер», «ранг», «формуляр»); среди заимствований в области искусства доминировали итальянские слова («галерея», «картина», «капитель», «фонтан»),
О процессе семантической адаптации заимствования в системе принимающего языка говорит то, что авторы пытаются найти иностранному слову русский эквивалент, например: «...камарер, то есть человек, которой ему будет в той остарии служить...» [ПЗТ, с. 151]; «...посылаются отъ Гишпанскаго Короля изь наизнат-нейшшъ особь вицерои, сиречь наместники...» [ПЗШ, с. 54]. С дидактической целью авторы книг неоднократно повторяли толкования одного и того же иноязычного слова, чтобы русский читатель быстрее освоил его и ввел в свой лексикон. При изучении записок Толстого отмечено многократное повторение значения слова «остария» («остерия» — ит. овіегіа), которое в тексте выступало в разных орфографических вариантах: «...стоял в Падве во астари, то есть на постоялом дворе»; «Для приезжих иноземцов поделаны постоялые дома, которые итальянским языком называются остарии», «Приехав в Бар, стал я на постоялом дворе, что по-итальянски называется астария» [ПЗТ, с. 66, 102].
Введение в текст иноязычного слова могло сопровождаться сравнением неизвестного с известным, что было характерно для путевой литературы со времени «Хождения» игумена Даниила (нач. XII в.): «А все венецыяне, дворяне и купцы... имеют при себе под одеждами тайно невеликие штылеты, подобны ножам ост-рокопым...»\ «В том порте зело много ловят рыб, которые называются по-гишпански тунды; те рыбы великостью с малаго осетра, толко толще осетра, голова подобна семге...» [ПЗТ, с. 54, 176].
Если в русской действительности отсутствовал сам предмет называния, авторы прибегали к пространной форме комментария через описание внешнего вида или назначения этого объекта: «Есть в Венецы один дом, который называется по-итальянски редута; зделан для того, что в том доме играют в карты, в золотые червонные и во всякую манету» [ПЗТ, с. 108]; «При море построен дом, которой называется арсинал: на том дворе делают всякие морские суды» [ПЗТ, с. 151]; «Над теми вороты повешен один змей, которой называется коркодил, зело велик и толст...» [ПЗТ, с. 182].
Когда в лексическом запасе писателей-путешественников не было слова для обозначения того, что они видят, путешественники — писатели прибегали к развернутому описанию необычного явления. Приведем примеры из путевых записок, доказывающие недостаточность русского языка Петровской эпохи для обозначения реалий европейской жизни: «Около той площади много лавокь, въ которыхъ делаютъ и продають волосы накладные...» [ПЗТ, с. 104], то есть парики; «Превеликой из той горы в те два дни исходил огонь, и гром, и шум, и кидало вокруг версты на три и по четыре камение превеликия огненныя и многие с той горы текли огненные реки: и пожгло, и побило, и переранило камением множество людей» — это вулкан [ПЗШ, с. 81].
Прием пояснения лексического заимствования характерен для всех писателей-путешественников петровского времени. Он встречается в паломническом «Хожде-
НИИ» Иоанна Лукьянова («привели нас к бею, к начальному турчанину»), в путевом дневнике Бориса Куракина («сделан один зверь — чентавро, а по-нашему полкан с рогом»), Однако, в отличие от Б.Куракина, П.Толстой не прибегал к такому способу ввода иностранного слова, когда оно дается в орфографии языка-источника, а затем толкуется: «zitelli, или те девки, которыя тут живут»; «ferraiolo — епанча красная».
Заимствования, выполняя просветительскую, образовательную функцию, могли вводиться в тексты путевых записок через указание на то, из какого языка они пришли в лексикон авторов, иметь при себе этимологическую справку: «анисовая водка... по-италиянски называется аква вита» [ПЗТ, с. 71], толаты изрядные... называются по-флоренску галлерия» [ПЗТ, с. 231]. «Тутъ въ Вене наняты фурманы, а по-немецкилапкучи, ехать въ коляскахъ до Венеции...» [ПЗШ, с. 32].
В путевых записках петровского времени продуктивно используются заимствования иноязычной лексики, которые придают повышенную информативность и национально-культурное своеобразие.
Таким образом, иноязычная лексика в путевых записках писателей-путешественников не только способствовала «европеизации» и «обмирщению» русского литературного языка, но и вступала как знак культурных преобразований на рубеже средневековья и нового времени.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. — М., 1939.
2. ПЗНО — Дневник участника русского посольства в страны Западной Европы в конце XVII в. // Источники по истории русского языка. — М., 1976.
3. ПЗШ — Записка путешествия генерал-фельдмаршала российских войск графа Бориса Петровича Шереметева в европейские государства, в Краков, в Вену, в Венецию, в Рим и на Мальтийский остров. — М., 1773.
4. ПЗТ — Путешествие стольника П.А.Толстого по Европе 1697-1699 / Издание подготовили JI.A. Ольшевская, С.Н. Травников. — М., Наука, 1992.
5. Смолина К.П. Развитие лексики русского литературного языка в Петровскую эпоху (конец XVII — начало XVIII в.) // История лексики русского литературного языка конца XVII — начала XIX в. — М.: Наука, 1981.
6. Травников С.Н. Путевые записки Петровского времени (проблема историзма): Учебное пособие. — М,: МГПИ им. В. И. Ленина, 1987.
BORROWINGS IN TRAVELLING NOTES IN XVII-XVIII CENTURY
Sainbayar Vasha
Department of World Literature Russian Language Institute A. Pushkin
Volgina str., 6, 117485 Moscow, Russia
This article concerns borrowings from European languages. And there were determined main methods of transmission of borrowing words in text and thematic classification. The object of studying is travel notes of end of XVII century. The main reason of borrowings in traveller’s texts is for describing real European lifestyle. On the other hands, these analyzed borrowings can be a sign of cultural development of new period.
