CC BY
56
ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ
ЗАБЫТОЕ ИМЯ
СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ ШИРОКОГОРОВ КАК ЭТНОГРАФ
Значительный вклад в этнографическое изучение народов Дальнего Востока внесли отечественные ученые. В ряду исследователей тунгусоязычных народов (эвенков, эвенов, ороков, негидальцев и др.) особое место принадлежит Сергею Михайловичу Широкогорову. Однако деятельность этого выдающегося ученого почти не освещалась в этнографической литературе1. Между тем его капитальные труды «Этнос», «Психоментальный комплекс тунгусов», «Социальная организация северных тунгусов», «Опыт исследования основ шаманства у тунгусов» приобрели широкую известность среди наших и зарубежных этнографов. Но в советские годы не было принято ссылаться на эти труды, ибо это могло грозить репрессиями и другими неприятностями. Ведь волею судьбы около двадцати лет С.М. Широкогоров жил и работал в эмиграции, в Маньчжурии и Центральном Китае.
К сожалению, мы мало знаем о его жизни за рубежом, и до сих пор не удается найти хотя бы фотопортрет ученого. По крупицам, скудным фактам удалось восстановить некоторые детали биографии С.М. Широкогорова2.
Сергей Михайлович родился в 1889 г. в городе Суздале в зажиточной дворянской семье. По окончании суздальской гимназии он получил возможность в 1906 —1910 гг. жить в Париже и учиться в таких престижных учебных заведениях того времени, как Парижский университет и Антропологический институт. Получив блестящее образование, он вернулся в Россию и начал свою научно-педагогическую работу в Санкт-Петербургском университете и одновременно в Музее антропологии и этнографии (Кунсткамера).
Но страсть к путешествиям пересилила спокойные академические занятия молодого ученого. Вместе со своей верной подругой и женой Еленой Николаевной он отправился в далекую Восточную Сибирь, где в 1912 г. провел полевые этнографические исследования среди забайкальских тунгусов (эвенков, манегров, ороченов), а в 1913—1917 гг. путешествовал по Якутии, по Амуру, тунгусским стойбищам Северо-Восточного Китая, занимаясь этнографическими, археологическими и лингвистическими полевыми исследованиями. В фондах Музея антропологии и этнографии хранятся обширные материалы, привезенные в Петербург четой Широкогоровых. Под номером 2650 в МАЭ находится коллекция по хинганским ороченам из районов рек Ган, Дэр-бул, Хаул, Кулдур в количестве 45 предметов быта и шаманского культа (украшения для волос из ровдуги, бус, раковины каури, тканей, браслеты, серьги, шаманские бубны и др.), переданная в музей в 1915 г., а также археологическая коллекция (МАЭ, №4096), привезенная в 1916 г. и состоящая из 4362 предметов3.
Высокая теоретическая подготовка, подкрепленная пятилетними экспедиционными исследованиями, способствовала повышению и упрочению авторитета С.М. Широкогорова как признанного североведа-тунгусоведа. И не случайно молодой ученый, оказавшись в годы становления Дальневосточной республики во Владивостоке, был приглашен на работу в Государственный Дальне-
восточный университет, где им был создан Антропологический отдел. С 1918 г. до октября 1922 г. С.М. Широкогоров читает в ГДУ курс теоретической и практической этнологии и публикует в «Ученых записках» свои лучшие работы из написанных им на русском языке4.
Не удовлетворяясь при чтении курса на историко-филологическом и Восточном факультетах общепринятыми положениями, ученый понимал, что студентам очень нужны учебно-методические пособия для лучшего освоения этнографических терминов, явлений и приемов. И в 1922 г. во Владивостоке появляется его монография «Место этнографии среди других наук и классификация этносов». Монография стала еще одним свидетельством того, что Широкогоров — первоклассный отечественный этнограф5.
Однако дальнейшая судьба ученого не была к нему милостива. Во избежание репрессий, грозивших ему со стороны большевистских властей, он вынужден был оставить Владивосток и жить на положении эмигранта в Китае. К сожалению, он не знал китайского языка, и поэтому трудно было адаптироваться к жизни на чужбине. Следует, однако, отдать должное китайским ученым — они тепло и радушно приняли его в свою научную среду. С ноября 1922 г. и до начала 1930 г. С.М. Широкогоров ведет довольно успешную педагогическую работу в университетах Шанхая, Амоя и Кантона. В эти годы появляются его новые интересные труды по этнографии, культуре, истории и языку различных тунгусских групп. Китайские коллеги так высоко оценили достоинства этих трудов, опубликованных на английском языке, что уже в 1930 г. ученый был приглашен в Пекин на работу в университеты Фуйен и Циньхуа. В Пекине С.М. Широкогоров создает главный труд своей жизни — капитальную монографию «Психоментальный комплекс тунгусов», опубликованную в 1935 г. в Лондоне и принесшую автору мировое признание6.
Опираясь на обширный материал своих этнографических экспедиций к тунгусам, Широкогоров в этом труде дает ценнейшие сведения из области религиозных представлений, социальных отношений тунгусов Маньчжурии. Эти сведения составили энциклопедию духовной жизни таежного народа. Показывая своеобразную сущность шаманства, ученый особое внимание уделил эмиряченью — некоему болезненному явлению — симптомокомплексу, развивающемуся на почве истерии. Сущность эмиряченья сводится к повышенной пугливости при неожиданном окрике или толчке, что выражается в непроизвольном выкрике или повторении чужого движения. Люди с психическими расстройствами были основными пациентами тунгусских шаманов. Именно в этих случаях внушение шамана, что он изгнал или умилостивил злого духа, успокаивало больного, восстанавливало у него нарушенное психическое равновесие.
В связи с этим заслуживают внимания наблюдения С.М. Широкогорова среди забайкальских и амурских тунгусов. Смерть шамана вызвала среди них вспышку нервно-психических заболеваний, так как считалось, что подчиненные шаману защитники разбежались и души людей оказались беззащитными перед лицом враждебных сил. Такие эпидемии прекращались, когда один из заболевших становился шаманом7. Конечно, шаманы врачевали не только психические болезни.
Ученым затронут ряд важных вопросов, относящихся к орнаменту тунгусских племен Северо-Восточного Китая. В монографии «Психоментальный комплекс тунгусов», где речь идет о конных манеграх (кумарских эвенках) и хинганских тунгусах, автор отмечает, что орнаментальный комплекс, разработанный ими, очень отличается от орнамента оленных тунгусов Сибири. Види-
мо, полагает Широкогоров, вместе с одеждой он взаимствован у древних маньчжуров, на которых в свою очередь оказала влияние культура монголов, а еще раньше — китайцев. Не исключено, считает С.М. Широкогоров, что искусство маньчжуров и китайцев могло проникать к тунгусам и через дауров. В этом комплексе значительное место занимают спирали и рогообразные завитки. В то же время он сохранил ряд древних мотивов и технических приемов, характерных для тунгусов-оленеводов. Например, сохранены применение деревянного или костяного штампа для нанесения орнамента на бересту или кожу, точечный узор, простейшие геометрическе мотивы в виде углов, косых крестов, зигзагов...
С.М. Широкогоров останавливается также на некоторых вопросах, касающихся орнамента народов Нижнего Амура. Он выражает несогласие с И.А. Лопатиным в том, что нанайский орнамент с зооморфными мотивами принадлежит самим нанайцам и ими же разработан. По данным Широкогорова, зооморфные мотивы полностью заимствованы у китайцев (за исключением сюжетов змеи и ящерицы, не свойственных китайскому орнаменту). В этой же работе ученый дает подробную характеристику народного декоративного искусства эвенков. Он первым обратил внимание, что богаче всего эвенки украшают орнаментом свои костяные оленьи пряжки, луки деревянных седел и берестяные коробки, обтянутые ровдугой. Он впервые провел и очень важную мысль о единстве художественной культуры не только эвенков бассейна Витима и Среднего Амура, но и эвенков Северо-Восточного Китая.
С.М. Широкогоров сумел внести значительный вклад и в решение чрезвычайно сложной так называемой тунгусской проблемы, связанной с этногенезом и этнической историей тунгусо-маньчжурских народов — собственно тунгусов, а также нанайцев, ульчей, удэгейцев, орочей, негидальцев и ороков. Следует отметить, что тунгусскую проблему он пытался рассмотреть на широком фоне обстоятельных этнографических и антропологических исследований всех тунгусских и маньчжурских племен. Он не только охватил в единой общей концепции проблемы происхождения тунгусо-маньчжуров, но и отодвинул в своих гипотезах предполагаемую прародину тунгусов далеко на юг и на восток. Она помещалась согласно его взглядам в бассейне реки Желтой. Оттуда в процессе миграций рядом последовательных волн тунгусы распространились на север и восток, а также далеко на запад Сибири от того места, где зародились еще в доисторические времена каменного века они сами и их культура. Однако эта смелая гипотеза подверглась в свое время острой критике со стороны советских исследователей Е.М. Залкинда, М.Г. Левина и А.П. Окладникова8.
Правда, позднее академик А.П. Окладников, выдвинув концепцию, что этнографический комплекс, характерный для прибайкальских эвенков, равно как и свойственный им антропологический тип существовали уже «. у людей глазковского времени на Ангаре, Лене и в низовьях реки Селенги около 3—4 тысяч лет тому назад»9, не увидел во взглядах Широкогорова ничего невероятного. Как известно, в бассейне реки Желтой с глубокой древности начиналась территория, где складывалась позднейшая китайская цивилизация. Где-то здесь между Хуанхэ и Янцзы помещался «нуклеарный район», в пределах которого формировались древние китайцы и их ближайшие родичи «синиды». И вполне вероятно, считает А.П. Окладников, что «среди иноземных соседей древних китайцев были и тунгусские племена, влияние которых на предков китайцев было весьма значительным»10.
Заметный вклад внес С.М. Широкогоров и в проблемы этнологии. Так, задолго до теоретических разработок академиком Ю.В. Бромлеем классификационных проблем этноса он сделал попытку определить место этнографии среди наук и дать классификацию этносов11. Типологию этноса и определение основных принципов изменения этнических и этнографических явлений он показал в своей монографии, переведенной впоследствии на несколько европейских языков12.
К сожалению, взгляды С.М. Широкогорова по этим вопросам довольно долго оставались незамеченными в среде советских ученых. В целом в трудах российских этнологов в вопросе об этносе до сих пор существует известный разнобой. Одни авторы, например, в качестве главных признаков этноса называют язык и культуру13, другие добавляют к этому территорию и этническое самосознание14, некоторые указывают, кроме того, на особенности психического склада15. В этом же ряду подчас отмечаются антропологические особенности16, в число этнических признаков включается и общность происхождения17, а также государственная принадлежность18. Согласно простому и четкому определению С.М. Широкогорова, «этнос есть группа людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традиций и отличаемых ею от таковых других»19. Приведенная формулировка говорит в том, что мы очень любим «изобретать велосипед» и порою ленимся хотя бы следовать за мыслями людей неординарных, людей выдающихся. Но разве можно было в СССР следовать за мыслями какого-то «белоэмигранта Широкогорова»?
С.М. Широкогорову не суждено было увидеть снова свою родину, для которой им было сделано так много... Он безвременно, едва достигнув своего пятидесятилетия, ушел из жизни в Пекине 19 октября 1939 г. Он ушел, оставив богатое научное наследие — свыше 50 опубликованных работ (большинство — на английском языке) и почти столько же неопубликованных. Даже беглый их анализ показывает, что С.М. Широкогоров был выдающимся эт-нографом-тунгусоведом, крупнейшим исследователем истории и культуры практически всех тунгусоязычных народов и автором первого обстоятельного «Тунгусского словаря», опубликованного в Токио еще в 1944 г.
.Как стало недавно известно, весной 1943 г. японский ученый профессор Я. Токунага получил от вдовы русского ученого Е.Н. Широкогоровой в Пекине несколько статей ее покойного мужа для публикации этих рукописей в Японии. К несчастью, все они были утеряны осенью 1945 г. По словам японского профессора Ясумото Токунага, он хранил рукописи русского коллеги и друга в столе своего кабинета, но после того, как американские солдаты в 1945 г. внезапно ворвались к нему в дом и реквизировали эти рукописи, он потерял их из вида20. С тех пор рукописное наследие выдающегося русского ученого считается исчезнувшим.
Дело чести российских этнографов найти пропавший архив замечательного нашего соотечественника и опубликовать в России все его труды, издававшиеся за рубежом на английском и других иностранных языках и до сих пор не утратившие научной ценности. Настало время подготовить книгу о жизни и деятельности этого ученого. Теперь становится совершенно ясно, что без учета трудов Сергея Михайловича Широкогорова ни одно серьезное тунгу-соведное исследование не может считаться ни объективным, ни полным, ни обстоятельным.
ПЕРЕЧЕНЬ РАБОТ СЕРГЕЯ МИХАЙЛОВИЧА ШИРОКОГОРОВА
1. Работы, опубликованные на русском языке
Отчет о командировках к тунгусам и ороченам Забайкальской области в 1912 и 1913 гг. // Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношении. Серия 2, 3. Петроград, 1914 (в соавторстве с Е.Н. Широкогоровой). Задачи антропологии в Сибири //Сборник МАЭ. Т.3. СПб., 1915. С.15—48. Василий Васильевич Радлов //Ученые записки историко-филологического факультета Государственного дальневосточного университета. Т.1. Вып.1. Владивосток, 1919. С.1—24. О методах разработки антропологических материалов //Там же. Т.1. Вып.2. Владивосток, 1922. С.3—23.
Опыт исследования основ шаманства у тунгусов. Владивосток, 1920. С.47—108. Место этнографии среди наук и классификация этносов (Введение в курс этнографии Дальнего Востока, прочитанный в 1921 —1922 гг. в Государственном дальневосточном университете). Владивосток, 1922. 22.с. Этнос: Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923. 134 с.
Христианская миссия и восточные цивилизации: по поводу книги д-ра Прайса //Вестник Азии.
Харбин, 1926. №53. С.449—460. Тунгусский литературный язык / /Краеведческий бюллетень: Проблемы истории Сахалина, Курил и сопредельных территорий. Южно-Сахалинск, 1995. №1. С.140—159. (Пер. с англ.).
2. Работы, опубликованные на иностранных языках
Ethnological Investigations in Siberia, Mongolia and Northern China / /The China Journal of Science
and Arts. 1923. N1. Pp.513—52. Social Organization of the Manchuria. A Study of the Manchu Clan Organization. Shanghai, 1924. — 194 p.
What is Shamanism //The China Journal of Science and Arts. 1924. N2. P.368—371. Study of Tungus Languages //The China Medical Journal. 1924. N38. P.400—414. Ethnical Unit and Millieu. Shanghai, 1924. — 36 p.
Anthropology of Eastern China and Kwangtung Proince. Shanghai, 1925. — 137 p.
Process of Physical Growth Among the Chinese Females and Males of Checiang //The China
Journal Medical. 1925. N39.-12 p. Northern Tungus Migrations in the Far East. 1926. — 61 p.
Northern Tungus Terms of Orientation //Rocznik Orjentalystyczny. 1928. N4. P.168—187. Social Organization of the Northern Tungus. Shanghai, 1929. — 427 p.
Phonetic Notes on a Lolo Dialect and Consonant //Bulletin of the National Reserach Institute of
History and Phililogy. 1930. N2. P.183—225. Anthropologische und Gynakologische Beobachtungen aus Chinesischen Provinz Kwantung //
Zeitschrift fur Geburtchilfe und Gynakologie. 1931. N99. S.395—442. Ethnosa. An Outline of Theory. Peiping, 1934. — 73 p.
Reading and Transliteration of Manchu Literature // Rocznik Orjentalityczny. 1934. N10. P.122— 130.
Psychomental Complex of the Tungus. London, 1935. —469 p.
Versuch Einer Erforschung der Grundelagen des Schamanentums bei den Tunusen //Baesseler
Archiv. 1935. NXV111/2. S.41—96. La Teorie de l'Ethnos et sa Place dans le Systeme des Sciences Anthropologiques //L'Ethnorgaphie/
1936. Nouvelle Serie. N32. P.85—115.
Ethnographie und Ethnologie. Zur der Modernen Volkerkunde //Archiv fur Anthropologie, n.s.
1937. NXX1V/1. S.1—7.
Review of Lehrbuch der Volkerkunde by Konrad Preseuss //Archiv fur Anthropologie, n.s. 1938. NXXV1/2. S.158—161.
Ethnography and Missionaries' work //Collectanea Commissionis Synodalis. 1939. NXII. P.715— 727.
Ethnographic Investigation of China //Folklore Studies. 1942. N1/ P.1—8. A Tungus Dictionary. Tungus-Russian and Russian-Tungus. Tokyo, 1944. — 258 p.
1 Еще совсем недавно если и упоминали имя и труды С.М. Широкогорова, то, как правило, в негативном духе и почти никогда и нигде не цитировали.
2 Большую помощь в этом деле оказали недавно опубликованные материалы японского профессора Иноуэ Коити (в переводе с английского Т.П. Роон). Из научного наследия С.М. Широкогорова //Краеведческий бюл.: Проблемы истории Сахалина, Курил и сопредельных территорий. Южно-Сахалинск, 1995. №1. С.134—139.
3 По результатаи своих полевых этнографических и антропологических исследований С.М. Широкогоров опубликовал отчет. (Широкогоров С.М., Широкогорова Е.Н. Отчет о командировке к тунгусам и ороченам Забайкальской области в 1912 и 1913 гг. //Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии. Петроград, 1914; и большую статью. Широкогоров С.М. Задачи антропологии в Сибири //Сборник МАЭ. СПб., 1915. Т.3. С.15— 49). О собранных им для МАЭ коллекциях сообщается в работе: Клюева Н.И., Михайлова Е.А. Каталог съемных украшений народов Сибири по коллекциям МАЭ //Материальная и духовная культура народов Сибири. Л.: Наука, 1988. С.192—206.
4 Во Владивостоке С.М. Широкогоров опубликовал следующие работы: Опыт исследования основ шаманства у тунгусов. Владивосток, 1920. 61 с.; О методах разработки антропологических материалов //Ученые записки историко-филологического факультета ГДУ. Владивосток, 1922. Т.1. Вып.2. С.3—23; Место этнографии среди наук и классификация этносов. Владивосток, 1922. 22 с.; Его жена опубликовала свою первую монографию. Широкогорова Е.Н. Северо-Западная Маньчжурия. Географический очерк по данным маршрутных наблюдений. Владивосток, 1919. 47 с.
5 На основе этой небольшой монографии ученым был создан капитальный труд, опубликованный уже в эмиграции. Широкогоров С.М. Этнос. Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923. 134 с.
6 Shirokogoroff S.M. Psichomental Complex of the Tungus. London, 1935. 469 p.
7 Широкогоров С.М. Опыт исследования основ шаманства у тунгусов. Владивосток, 1920. С.89— 99.
8 Залкинд Е.М. К этногенезу эвенков //Ученые записки Бурят-Монгольского пед. ин-та им. Доржи Банзарова. Улан-Удэ, 1947. Вып.1; Левин М.Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. М., 1958; Окладников А.П. К изучению начальных этапов формирования народов Сибири //Сов. этнография. 1950. №2. С.36—52.
9 Окладников А.П. Тунгусо-маньчжурская проблема и археология //История СССР. 1968. №6. С.39—42.
10 Окладников А.П. Тунгусо-маньчжурская проблема в свете новейших археологических исследований: к постановке вопроса //Проблемы истории Дальнего Востока. Владивосток, 1969. С.93—94.
11 Впервые термин «этнос» для обозначения объектов этнографических исследований употребил в начале XX в. русский этнограф Н.М. Могилянский (Могилянский Н.М. Этнография и ее задачи //Ежегодник Русского антропологического общества при Императорском С.-Петербургском университете. СПб., 1909. Т.3. С.102—105). Заслуга С.М. Широкогорова состоит в том, что он успешно разработал теоретические проблемы этноса, определил место этнографии среди других гуманитарных наук и дал четкую и ясную классификацию этносов.
12 Его монография «Этнос» была впоследствии переведена на ряд европейских языков: английский (1934), французский (1936) и немецкий (1937).
13 Кушнер П.И. Этнические территории и этнические границы //Труды Ин-та этнографии. М., 1951. Т.15. С.6.
14 Чебоксаров Н.Н. Проблемы типологии этнических общностей в трудах советских ученых // Сов. этнография. 1967. №4. С.99.
15 Козлов В.И. О понятии этнической общности //Сов. этнография. 1967. №2. С.107—111.
16 Чистов К.В. Этническая общность, этническое сознание и некоторые проблемы духовной культуры //Сов. этнография. 1972. №3. С.75.
17 Шелепов Г.В. Общность происхождения — признак этнической общности //Сов. этнография. 1968. №4. С.65—73.
18 Токарев С.А. Проблема типов этнических общностей: к методологическим проблемам этнографии //Вопр. философии. 1964. №11. С.43—46.
19 Широкогоров С.М. Этнос: Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Шанхай, 1923. С.122.
20 Вступительная статья Иноуэ Коити к работе С.М. Широкогорова «Тунгусский литературный язык» //Краеведческий бюллетень: Проблемы истории Сахалина, Курил и сопредельных территорий. Южно-Сахалинск, 1995. №1. С.136.
Н. В. КОЧЕШКОВ,
доктор исторических наук, профессор
SUMMARY. The article by Doctor of Historical Sciences Professor N. Kocheshkov «A Forgotten Name» is devoted to the life and scientific activity of ethnographer — a researcher of Tungus-speaking peoples, S.M. Shirokogorov. As the author states — not a single serious Tungus-Manchus investigation can be realized without ethnographic works by Shi-rokogorov.
