CC BY
121
№5. 2014
Юрий Михайлович Лесман (1954—2013)
В ночь на 23 февраля 2013 г. ушел из этой жизни Юрий Михайлович Ле сман. Вечером он вернулся из Эрмитажа домой, поужинал, прилег. И — не проснулся. Остановилось сердце. Ему только-только исполнилось 59 лет.
Юрий Михайлович (друзья и коллеги обычно называли его коротко «Лесман») родился 17 января 1954 года в Ленинграде. Интерес к археологии проявился рано: в 60-е годы Юра занимался в школьном кружке при кафедре археологии ЛГУ, читал научную литературу в библиотеке ЛОИА (ныне — ИИМК РАН), прогуливал уроки в школе ради участия в археологических конференциях, ездил в экспедиции, посещал Славяно-варяжский семинар кафедры. Уже в те годы проявилась ярко выраженная способность к научному творчеству. В конце 60-х, еще школьником Юра составил картотеку древнерусских курганов Верхневолжья, и по материалам этой картотеки он не только написал одну из своих первых статей, но в дальнейшем пользовался этой картотекой на протяжении десятилетий, постоянно пополняя ее сведениями о вновь раскопанных погребениях.
Очевидно, что после окончания школы прямой путь был на кафедру археологии. Но приснопамятный пятый пункт закрывал дорогу на «идеологический» исторический факультет ЛГУ. Лесман подал документы в Ленинградский государственный политехнический институт. Однако все годы учебы в Политехе он полулегально посещал занятия на кафедре археологии, так что к моменту получения диплома им был неофициально прослушан также полный курс истфака. Именно в студенческие годы у Лесмана сформировался интерес к материальной культуре средневековой Руси и проблемам хронологии древнерусских вещей (прежде всего — украшений) — тем самым темам, которые в дальнейшем станут основными в научном творчестве Лесмана.
После окончания Политехнического института (1977) Лесман несколько лет работал по распределению в вычислительном центре Центрального котлотурбинного института. При этом он продолжал активно заниматься археологией — проводил разведки и раскопки в Ленинградской и Калининской (ныне —
Тверской) областях, участвовал в конференциях, публиковал первые статьи.
Новый этап наступил в 1981 г., когда Лесман пришел в Эрмитаж. Вначале это был Отдел музейной информатики, а с 1997 г. — отдел архитектурной археологии. И уже первые эрмитажные годы стали в научном отношении очень плодотворными. Конечно, работа над созданием музейной базы данных Эрмитажа отвлекала от собственно археологии. Но — не так сильно, как котлы и турбины. Теперь удавалось совмещать служебные обязанности с систематическим изучением археологических коллекций, благо многие из этих коллекций хранились в помещениях Эрмитажа, и до них не надо было добираться через весь город. Наконец, появилась возможность вплотную заняться любимой темой — древнерусской хронологией. Именно в начале 80-х вышли первые статьи Лесмана, посвященные проблемам хронологии.
В середине 80-х годов Лесман был принят в соискатели на кафедру археологии Ленинградского университета. Но истфа-ковское руководство, фактически, не допустило его к кандидатским экзаменам, открытым текстом указав на неподходящую фамилию. В сложившейся ситуации Юру поддержали коллеги из Новгородской экспедиции. В 1986 г. он стал соискателем на кафедре археологии Московского университета (научный руководитель В. Л. Янин) и в 1988 г. блестяще защитил в МГУ кандидатскую диссертацию на тему «Погребальные памятники северо-запада Новгородской земли и Новгород XI—XIV вв. (синхронизация вещевых комплексов)». К этому времени многие археологи-русисты уже приняли «хронологию Лесмана», а статья «Погребальные памятники Новгородской земли и Новгород (принципы синхронизации)» (1984) надолго стала одной из самых цитируемых работ в отечественной археологической медиевистике.
В девяностые и нулевые годы научная деятельность Лесмана достигает своего пика. Появилась возможность ездить в научные ко -мандировки — в Москву, Новгород, Псков, на Украину и в Белоруссию, в Швецию, Германию и Англию. Он—по стоянный участник представительных конференций, семина-
18
Ad memoriam
Stratum plus
ров и коллоквиумов. Из печати одна за другой выходят статьи, посвященные как традиционным для отечественной науки темам (славянский этногенез; хозяйство, расселение и погребальный обряд славян и их соседей; информативные возможности культурного слоя; североевропейские традиции в материальной культуре Древней Руси), так и проблемам экзотическим (средневековая эротика). Но центральной темой остается хронология древностей средневековой Руси, прежде всего — украшений. Лесман продолжает совершенствовать методику датирования предметов и комплексов, применяет полученные результаты для проверки хронологии новооткрытых и хрестоматийных памятников. На протяжении четверти века он является ведущим специалистом в изучении древнерусской хронологии: многочисленные ссылки на «устные консультации Ю. М. Лесмана» в работах коллег говорят сами за себя. Все ждут от Лесмана докторской защиты и издания монографии, посвященной хронологии ювелирных изделий средневекового Новгорода. Однако и защита, и завершение книги все время откладываются. Лесман не признает формулу «лучшее враг хорошего»: он продолжает постоянно совершенствовать рукопись и никак не может поставить точку. Кроме того, много времени отнимают проблемы, напрямую с докторской не связанные — раскопки памятников нового времени в Петербурге, градозащитная и общественно-политическая деятельность, преподавание на кафедре музееведения философского факультета СПбГУ и на кафедре урбанистики и городской среды СПбГАСУ
Интерес к археологическому изучению памятников нового времени появился у Лесмана еще в студенческие годы. Но в систематическом изучении памятников XVIII—XIX вв. сам он принял участие только в нулевые годы, когда во дворах Эрмитажа и на Дворцовой площади Санкт-Петербурга проводились работы по прокладке новых коммуникаций. Результатом этих работ стало не только открытие следов застройки берега Невы в XVIII в., но и новые данные по истории строительства Зимнего дворца и Нового Эрмитажа.
В те же годы началась и активная градозащитная деятельность Лесмана. Он был среди тех, кто требовал пересмотреть проект магазина «Стокманн» на углу Невского и Знаменской (ныне ул. Восстания), защищал остров Новая Голландия, в раскопках которого принимал участие, боролся против строительства на Охте газпромовской башни и за сохранение остатков крепостей XIII—XVII вв.
№5. 2014
на Охтинском мысу. При этом роль Лесмана не сводилась к участию в митингах протеста и подписанию коллективных писем в защиту памятников. Вместе с коллегами он принимал участие в составлении экспертных заключений для судебных процессов, проводил тщательное текстологическое изучение т. н. «экспертиз», составлявшихся нанятыми Газпромом «экспертами», и блистательно демонстрировал их полную несостоятельность.
Еще больше времени в 90-е и нулевые годы занимала активная общественно-политическая деятельность. В 89-м он принимал активное участие в агиткампании Г. С. Лебедева, баллотировавшегося в Ленсовет. В дни путча в августе 91-го Лесман вместе с женой, И. А. Левинской, дежурили у стен Мариин-ского дворца в Петербурге, в котором размещалось Петербургское законодательное собрание. А начиная с рубежа 80—90-х годов, когда среди прочих политических партий и движений резко активизировались разного толка национал-экстремисты, Лесман начал методично фиксировать процесс зарождения в Питере фашизма — он бывал на митингах националистов, практически ежедневно просматривал националистические газеты и брошюры на лотках вдоль заклеенного агитма-териалами деревянного забора у Гостиного двора (в Питерской микротопонимике 90-х — «стена плача»), регулярно обходил центр Санкт-Петербурга и отклеивал со стен и водосточных труб самодельные листовки. В результате за десятилетие целенаправленных поисков был собран уникальный архив, насчитывавший несколько тысяч единиц хранения (в начале нулевых передан в Музей политической истории России). Другим результатом стали статьи в антифашистском журнале «Барьер» (который в 90-е годы Лесман издавал вместе с друзьями), а также неоднократное проведение экспертиз в рамках уголовных дел в отношении национал-экстремистских группировок (к экспертной деятельности Лесман и Левинская активно подключились после убийства неонацистами в 2004 г. этнографа, антифашиста и правозащитника Н. М. Гиренко). А на последних президентских выборах в 2012 г. Лесман и Левинская были наблюдателями на одном из участков в Московском районе Санкт-Петербурга, где зафиксировали фальсификации при подсчете голосов и по этим фактам написали заявления в Следственный комитет и прокуратуру.
Лесман был человеком яркого критичного ума, редкой доброты и большого мужества. После него остались не только полто-
№5. 2014
ры сотни опубликованных работ, два десятка статей, в разной степени подготовленных к печати, и практически завершенная монография. Осталась любимая и любящая жена,
остались друзья и ученики. Осталась память об удивительно добром человеке, талантливом ученом, несгибаемом борце с подлостью и несправедливостью.
С. В. Белецкий
Слово о друге
В первый раз я увидела Юру Лесмана в университете осенью 1974 года. Шло очередное заседание Славяно-варяжского семинара. Помню, Юра докладывал о своей разведке по Ижорскому плато. Меня удивило, что третьекурсник, студент Политехнического института уже имеет собственный Открытый лист. Я была моложе его лишь на год-полтора и училась на кафедре археологии. Но проводить в одиночку самостоятельные работы в поле — это казалось мне чем-то из области фантазий.
Той осенью мне едва исполнилось восемнадцать. Многие коллеги-однокурсники были заметно старше и меня, и Юры. Зато Юрин «послужной список» выглядел куда внушительнее, чем у любого из них. Круг его интересов определился очень рано. В школьный кружок при кафедре археологии ЛГУ он пришел восьмиклассником, на рубеже 1970-х. И фактически на школьной скамье сумел включиться в «большую науку».
Конечно, тут сказалось влияние неповторимого момента. В те годы славяно-варяжский семинар, созданный Л. С. Клейном, переживал расцвет. Старшее поколение его участников с невероятной быстротой взрослело — в полной уверенности, что именно ему суждено сказать новое слово и в славянорусской, и в норманнской проблематике. Юра, попавший в орбиту семинара зеленым юнцом, старшеклассником, вырос и сформировался в атмосфере свежей, бьющей через край научной мысли. Она непрерывно подогревалась притоком новых материалов и идей, неформальным общением и отчетливым сознанием принадлежности к особой «ленинградской школе». Юра стал самым младшим, но полноправным членом этого сообщества.
Наши «шефы» на кафедре были для него просто «Глеб», «Василий», «Игорь». Помню, вначале это меня удивляло. Но иначе и быть не могло. Он стал связующим звеном между двумя субгенерациями археологов — нами и нашими молодыми учителями.
В свои юные годы Юра выглядел очень взрослым. Это отчетливо ощущалось в срав-
нении со сверстниками, а позднее и со старшими. Увы, очень многим (хотя, конечно, не всем) представителям поколения «шестидесятников» в археологии оказался присущ неистребимый инфантилизм. Проявилось это несколько позднее — в неумении «держать удар» и неустойчивости перед соблазном зеленого змия. Зато Юрина способность держать удар оказалась фантастической.
Возможно, его ранняя взрослость была результатом нелегкого, совсем не безоблачного детства. Впоследствии я узнала: его мама погибла от несчастного случая, когда Юра только-только пошел в школу. Вырастила его бабушка, которую он нежно любил. Конечно, отец помогал им. Но у отца была другая семья. Так что «единственным мужчиной в доме» Юре пришлось стать с очень раннего возраста.
Отличительными чертами его характера были удивительная собранность, подчеркнутая объективность и спокойная доброжелательность. И самое главное: Юрий Михайлович не только способен был видеть окружающий мир «таким, как он есть», он умел любить его таким, как есть. Это редкостное качество стало первым залогом нашей юношеской дружбы.
У молодых гуманитариев тогда имелась хорошо освоенная «экологическая ниша» — уход в науку, в ее наименее политизированные области. Одной из таких областей была археология. Материальных благ этот путь не сулил, скорее наоборот. Поэтому в нашей среде научный поиск и результат изначально воспринимались как цель, а не как средство разбогатеть. Или — или. Наука или торговля. Наука или чиновничья карьера. Наука или деньги... Таков был главный «культурный выбор», стоявший перед каждым из нас. Юра Лесман сделал его очень рано и без колебаний — в пользу науки.
Но попасть в ленинградскую археологическую корпорацию можно было только через университет, через кафедру археологии. Поступить туда, пробив заслоны советского «блата», было вообще нелегко, а для Юры Лесмана задача еще осложнялась из-за «пя-
