CC BY
116
ТЕОРИЯ ПРАВА: ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ИТОГИ ДИСКУССИИ
В. В. Лазарев*
ЮРИДИЧЕСКАЯ НАУКА: ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОЛЕМИКИ
Аннотация. Журнал «Lex Russiсa», публикуя две мои статьи о состоянии юридической науки1, надеялся развернуть на этой основе широкую дискуссию по науке права. Она и состоялась. И не только на страницах журнала. Редакция журнала выступила вместе с кафедрой теории государства и права Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) организатором конференции, на которой опубликованные статьи явились предметом полемики2. К тому же автору статей и в эпистолярном жанре («электрон-ками») были высказаны самые разные суждения по поводу отечественной юридической науки. Изначально предполагалось, что мне придется подвести некоторые итоги дискуссии. В этой связи полагаю: 1) итоги можно подводить только промежуточные, поскольку ни по охвату участников (отраслевики отмалчиваются), ни по охвату дискуссионных проблем дискуссия не достигла своего апогея и нуждается в продолжении; 2) дискуссия вышла на уровень философии права, что требует вовлечения нового языка и новых дискурсов. Исключительно высоким результатом редакционной политики в этом отношении считаю опубликование двух статей проф. Ю. А. Веденеева, которые отличаются глубиной философского анализа и творческим новаторским подходом, не уступающим западным образцам
1 См.: Юридическая наука: современное состояние, вызовы и перспективы (размышления теоретика) // Lex Russica. 2013. № 2 ; Поиск науки о праве и государстве (научно-публицистическое эссе) // Lex Russica. 2013. № 4.
Позиция автора конкретизируется в двух последующих журнальных публикациях : Лазарев В. В. Культурные традиции права. Рецензия на книгу Г. В. Мальцева «Культурные традиции права : монография». М. : Норма, Инфра-М, 2013, 608 стр. // Журнал российского права. 2014, № 3. С. 140—145 ; Он же. Естественно-правовые пределы свободы выражения и самовыражения. Правоведение. 2014. № 4.
2 О выступлениях ученых (В. Б. Исаков, М. В. Немытина, В. М. Сырых, В. Г. Графский, В. М. Шафи-ров, Т. С. Лапина, Н. В. Варламова, Ю. Г. Арзамасов, Э. В. Казгериева), не нашедших отражения в опубликованном сборнике докладов, дает информацию проф. А. В. Корнев (См.: Юридическая наука и ее значение в современном обществе : сб. докладов на междунар. науч.-практ. конф. (Москва, 11 апреля 2013 г.) / под ред. Т. Н. Радько, А. В. Корнева, С. В. Липеня. М. : Издательский центр Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), 2015. С. 5—8.
© Лазарев В. В., 2015
* Лазарев Валерий Васильевичт— доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права Московского государственного университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) [lazarev@izak.ru]
125993, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, д. 9
подобного системного видения предмета3. Еще одним позитивным итогом развернутой дискуссии можно назвать появление двух публикаций С. В. Ли-пеня, обратившего внимание на необходимость юридического науковедения (философии юридической науки) и рассмотревшего уровневый подход к структуре теоретического юридического знания4. Предлагаемая статья констатирует позитивные результаты состоявшейся дискуссии и на этой основе презентует общую теорию государства и права в ее онтологическом и эпистемологическом бытии, связанном с постижением предметных форм государственно-правовых реалий (догма права и государства) и творением в процессе абстрагирования от них мыслимых и чувственных форм (философия права), которые при посредничестве теории возвращаются с философских высот к юридической практике. Ключевую роль в этих процессах должен играть всеми признанный категорический императив, определяющий сущность права и государства. Автор привлекает внимание к вовлеченному в исследовательский процесс рядом ученых явлению симуляции и симулякров, оказавшихся особенно востребованными в уводе от истин правоведения. Интегративная (интегральная) позиция автора не отвергает постклассических эпистемологических подходов, но при этом он видит опасность для исследований государства и права в их односторонности и полном уходе в сферу трансцендентного, в область психической эзотерии, способных разве лишь на эвокацию энтропии государственно-правовых реалий.
Ключевые слова: право, государство, правовая реальность, эпистемология, трансцендентность, либертарность, формальная определенность, ценность права и государства, коммуникативность, солидарность.
DOI: 10.17803/1729-5920.2015.108.11.010-024
3 См.: Веденеев Ю. А. Юридическая картина мира: между должным и сущим // Lex Russica. 2014. № 6 ; Он же. Правовая реальность: онтология и эпистемология // Lex Russica. 2015. № 5.
4 Липень С. В. Проблемы структурирования научного знания // Lex Russica. 2013. № 10 ; Он же. Юридическая наука и науковедение: взаимодействие в исследовании проблем структурирования и развития юридического научного знания // Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 184—211.
Участники дискуссии в целом признали обоснованной тревогу, выраженную в моих публикациях. Профессор В. И. Крусс считает положение в сфере правоведения и юридического образования во многом критическим. И дело не в сугубо национальных тенденциях: «...Юриспруденция, укорененная в классической парадигме познания — научная, теоретическая, университетская, — во всем мире покрыта сегодня патиной девальвации, причины которой — в "тектонических" подвижках, беспрецедентных изменениях в основаниях и структуре социальной реальности. Не нужно кривить душой: юридический профессионализм всегда был в том числе товаром, способным обеспечить безбедное существование тем, кто выбирал соответствующую жизненную стратегию»5. Утилитарный
прагматизм и отсутствие «тоски по идеалу» утверждают «ритуальную декларативность любой правовой онтологии»6.
Признается и своевременность приглашения к настоящей дискуссии. «Дальнейшее уклонение юридической науки от "саморефлексии" может привести к еще большему падению престижа юридических знаний в целом, в обществе и особенно среди молодежи и чиновников»7. По мнению процитированного автора, в обсуждаемой статье В. В. Лазарева не обнаруживается строгого разделения вызовов по основанию тактики и стратегии современной юридической науки; главный вызов для юридической науки остался недостаточно проясненным автором; в качестве са-
5 Крусс В. И. О современном состоянии юридической науки // Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 33.
6 Крусс В. И. Указ. соч. С. 34.
7 Лазарев В. М. Одна из возможных рефлексий на размышления одного из видных отечественных теоретиков права и государства // Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 41.
мостоятельной и значимой проблемы вполне заслуживают научного осмысления «лжевызовы». Вызывает сомнение у моего ученика и понятие «дискомфорт», употребляемое вместо понятий «противоречие», «коллизия» и т.п., а придание системному подходу статуса всеобщего является, с его точки зрения, слишком категоричным. Высказывается он и по поводу размышлений о знаках, не имеющих предметов отражения.
В этой связи могу только заметить, что «симулякры» в правоведении еще ждут своего исследователя и дискуссии здесь неизбежны, поскольку нельзя не признать уместность соображения другого моего ученика, А. Т. Ра-гимова: «В современном обществе не должно быть места науке ради науки»8. Попутно следует отметить и адресованное мне замечание Ю. С. Завьялова о неясности того, что имеется в виду, когда говорим «современное общество»9. Как убеждаемся, вопрос можно адресовать и д. ю. н. Рагимову, и редакторам сборника с таким названием, в котором помещены цитируемые статьи.
Поставленный профессором Завьяловым вопрос тем более уместен, так как «наука не может совершенствоваться в отрыве от реалий жизни и ее потребностей, в том числе и ежеминутных. На наш взгляд, в этом и есть один из основных вызовов для исследователя: соотнести индивидуальные или групповые интересы и потребности в научном исследовании с общими интересами. ...К градации вызовов науке можно было б добавить глобальные и сиюминутные, тактические и стратегические и пр.»10.
В научном исследовании всегда одно цепляется за другое, и соображение Т. В. Цгоева о значении для науки реалий и потребностей жизни настоятельно требует характеристики того, что за этим скрывается. И здесь более всего уместно обратиться к позиции Ю. А. Веденеева, отраженной в выступлении на конференции, а затем основательно проработанной в названных выше статьях, опубликованных в журнале «Lex Russica». С его точки зрения, «юридическая реальность как таковая (как юридический образ и явление или как социально-нормативный факт и концепт) возникает и существует на пересечении предмета исследования и способов его восприятия
и понимания, описания и объяснения. ...Юридическая реальность существует одновременно в объективном и субъективном смыслах, в форме сущего и должного, фактического и нормативного, материального и идеального»11.
Как приверженцу интегративных походов, мне импонирует изложенная методология. Однако здесь нет возможности обсуждать общие эпистемологические вопросы философии права, и представляется целесообразным продолжить более специализированный поиск многомерной «реалии» применительно к предмету общей теории государства и права (ОТГП) как определяющей методологической составляющей всей юридической науки. Несомненный факт потери отечественной теорией государства и права ведущей роли в правоведении — это во многом следствие того, что юристы не осознают правовую реалию во всей ее полноте и сложности.
Впрочем, есть и объективное обстоятельство. В условиях, когда государство объявлялось основным орудием преобразования общественных отношений и строительства новой жизни, а право — неотъемлемым инструментом его в осуществлении всех государственных функций, ОТГП естественно виделась царицей всех юридических наук, признанной методологической, политической и идеологической основой правовых исследований. Тоталитарность режима проявлялась здесь с особой щепетильностью. И авторитаризм тотчас давал о себе знать, как только кто-то забывал о ведущей роли ОТГП.
В постперестроечный период, с утверждением новых экономических и политических ценностей, новые идеологи государству чаще всего даже роль «ночного сторожа» не отводили. Государство, по их убеждениям, скорее следовало сокрушать, а исходящие от него законы не могли претендовать на то, чтобы именоваться правом. Разумеется, я утрирую и все намного сложнее, плюралистичнее и в теории, и в государственно-правовой практике, но ориентация на демократию и обеспечение частных (индивидуальных) интересов как первостепенных и первенствующих над интересами государственными имела место и дает о себе знать даже в путинское время.
8 Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 37.
9 Завьялов Ю. С. К вопросу о месте права в постиндустриальном обществе // Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 38.
10 Цгоев Т. В. Некоторые мысли, навеянные статьей
В. В. Лазарева о поиске науки // Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 46.
11 Веденеев Ю. А. К вопросу о юридической теории // Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 60.
«Правовая реальность — сложное явление, соединяющее в себе языковые, культурно-исторические и политические практики производства и воспроизводства права. Это совокупность правовых идей и понятий, правовых ценностей и ориентаций, обеспечивающих процесс социального общения.» (Веденеев Ю. А. Правовая реальность: онтология и эпистемология. С. 7).
Отсюда естественная утрата ОТГП ведущей роли. И в науке, и в преподавании утверждается прагматистский подход, которому в большей степени удовлетворяют конкретные науки, в частности те, что работают на бизнес, на удовлетворение интересов властвующей экономической и политической элиты. Надо ли сокрушаться по этому поводу? Надо ли разводить полемику? Мне кажется, что в силу самых разных причин надо проводить дальнейшие, более глубокие исследования.
ОТГП в России, конечно же, сильно изменилась с момента ее расцвета в конце прошлого и начале этого века. И не только по причине радикальной смены экономического и политического строя. Изменили ее и общемировые процессы информатизации. Кому она была доступна ранее и кто имел информацию о ее объекте, о государстве и праве? Узкому кругу просвещенных. Тем более что мы помним об усилиях власть имущих скрывать подводную часть айсберга. Сегодня тоже хотели бы, но удается все реже, и к реалиям государственно-правового закулисья получить доступ легче. К сожалению, на ОТГП это не сказалось пока положительным образом. Скорее наоборот: сработал эффект инфляции информации.
О государстве и праве заговорили (заболтали) в средствах массовой информации не всегда компетентные журналисты и люди других профессий, далеко отстоящих от сути вещей. Интернет наводнен массовидными мнениями. Имеет место охлократия мысли. Сработала известная закономерность: при избытке информации теряется смысл. Зато легче манипулировать сознанием, легче инсценировать то, чего нет, легче производить симуляции. И в этой фасцинации (завороженности созданным без истины и без смысла) даже те, кто идет в науку и готовит свои диссертации, не могут творить полноценный продукт. Происходит своего рода субституция — замещение знания поверхностными мнениями, точками зрения вместо анализа событий и вскрытия закономерностей.
Утвердить положение ОТГП можно только при ясном осознании сути этой науки, социальной роли ее, оценки дескриптивных и прескриптивных инструментов, эпистемологических и репрезентативных возможностей. И здесь я претендую на некую субверсию устоявшихся взглядов, на некий модернизм или даже постмодернизм в российском варианте, что само по себе предполагает полемику.
Выбрасываю красный флаг для быков. ОТГП — наука, которая не имеет предмета. Да, читатель вправе возмутиться, вправе по-
трясать моими учебниками, в которых указывается на право и государство как на ее предмет. Но я искал их, написал два эссе «Поиск права» и «Поиск государства» и не нашел ни того, ни другого.
Итак, объясняю. ОТПГ, как всякая общетеоретическая наука, — наука абстрактная. Я мог бы проговорить классическое видение абстракции, но для экономии времени опускаю и сразу сошлюсь на профессора-модерниста Жана Бодрияра, которого намереваюсь цитировать широко. Абстракция, пишет он, «порождение моделей реального без оригинала и реальности: гиперреального»12. На самом деле, кто-нибудь видел государство вообще? Есть КНР, есть США, РФ, наконец, но «государства вообще» нет. Впрочем, и конкретно названные трудно потрогать и ни в какой бинокль не разглядеть, в колбу не загнать и под микроскопом не увидеть — лабораторный эксперимент исключается13. Государство и право суть конструкции самой теории. Признаки того и другого сформулированы самой теорией14. Совокупность (набор) этих признаков образует некую целостность, которая именуется государством и правом. Но есть ли они в реалии вещественно? Почему позволительно называть разные признаки, предлагать разный набор их, давать разные понятия? Разве есть какое-то зеркальное отражение государства, если кто-то выдает за государство население, проживающее на определенной тер-ритории15, кто-то — законодательную или
12 Бодрияр Ж. Симулякры и симуляции / пер. с фр. А. Качалова. М. : Постум, 2015. С. 5.
13 К. Маркс в предисловии к первому тому «Капитала» писал, что «при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 23. С. 6).
14 Представляется объяснимой в этой связи позиция Ю. Ю. Ветютнева, который утверждает, что «определение права — это первичный, исходный акт правового познания». По его мнению, «ни в природе, ни в обществе нельзя обнаружить того, что объективно является правом. Имена не присущи своим носителям изначально, они служат частью языковой картины мира, т.е. не отыскиваются в окружающем мире, не принадлежат предметам в качестве их собственных атрибутов, а лишь присваиваются им. Поэтому понятие права не столько открывается, сколько конструируется. Не существует такого явления, которое "в действительности" есть право, существует лишь явное или скрытое решение общества именовать конкретное явление правом» (Ветют-нев Ю. Ю. Выбор правопонимания: значение и критерии // Проблемы понимания права : сб. науч. ст. Серия : Право России: новые подходы. Вып. 3. Саратов, 2007. С. 144). С точки зрения автора, определение права, которое само по себе не может быть ни истинным, ни ложным, представляет собой необходимую предпосылку любого иного суждения о праве, которое также оказывается конвенциональным.
15 Новейшая история сегодня открывает в центре Европы такое «государство», когда в наличии только сво-
правительственную власть, а некто Людовик объявил в качестве государства самого себя. А между тем в реалиях мало что изменилось за многие века. ОТГП, призванная презентовать нечто предметно реальное, скорее презентует саму себя, созданные ею понятия и признаки.
Да, есть реальная осязаемая деятельность отдельных лиц и сообществ людей, есть благотворительные поступки и силовые акции: много что можно испытать на собственной спине или ощутить своим желудком. Однако ни один концепт этой реальности не становится реальностью, а является своего рода воображением, лишенным в конечном счете всякой рациональности16. Никто практически не утверждает, что в действительности был реальный договор между людьми (между правителями и людьми и т.д.) относительно образования государства. Но все признают договорную теорию и, соответственно, выводят отсюда различные посылы. А что говорить о какой-нибудь спортивной теории происхождения государства, если за признак выдается ограниченная в пространстве и времени частная реалия Афин или Рима? И как можно говорить о государстве вообще, о сути его, если признать истинность каждой из теорий происхождения государства вообще? Или каждая из них имеет относительную истинность по отношению к происхождению государства у разных доисторических народов, или истина отсутствует вовсе. ОТГП — теория, скрывающая отсутствие истины в отношении государства и права. ОТПГ — симулякр.
Симулякр (от лат. simulo — «делать вид, притворяться») — «копия», не имеющая оригинала в реальности. Иными словами, семиотически, знак, не имеющий означаемого объекта в реальности. ОТПГ и есть та копия, то зеркало, тот набор знаков, который призван отразить то, что нельзя ни взвесить, ни измерить, поскольку нет той инстанции, того мерила, которым бы безоговорочно можно бы-
бодная территория, никем пока не населенная, да и власть над ней пока находится за ее пределами.
16 Здесь не место возвращаться к многовековой борьбе реализма и номинализма. Реалисты, как известно, считали подлинной реальностью только общие понятия,
а не единичные предметы, существующие в эмпирическом мире. Номиналисты отрицали онтологическое значение общих понятий и утверждали, что они существуют не в действительности, а только в мышлении. Это только имена, они не обладают никаким самостоятельным существованием вне и помимо единичных вещей и образуются нашим умом путем абстрагирования признаков, общих для целого ряда эмпирических вещей и явлений. Поэтому универсалии существуют не до, а после вещей. Крайние номиналисты доказывали даже, что реально лишь единичное, а общее — только иллюзия, не существующая даже в человеческом уме.
ло измерить представляемое теорией государство и право. Только сама теория претендует на эту роль, но, как мы понимаем, в теории нет определенности (разные теории, разные оценки), нет и той истинности, на которую могли бы надеяться. Государство представляет общество или господствующую элиту? Теория рисует и то, и другое, но вдруг выясняется, что оно представляет «одного себя любимого».
Сочувствующие марксизму уже здесь могут вступить в полемику и сказать, что ОТГП присуща не столько симуляция, сколько деси-муляция, поскольку теоретики скрывают не отсутствие истины, а саму истину: идеологи власть имущих всегда скрывали ту реалию, что именно их интересы представляет государство, что именно их воля находит свое выражение в издаваемых государством законах. Есть предмет для разных суждений. Кстати, не снята и с успехом (впрочем, с успехом ли?) может быть продолжена полемика относительно того, чья это власть государственная, кому она принадлежит: всему народу, олигархам (богачам), беднейшим слоям (потому что их много), чиновникам, воровскому (мафиозному) слою и т.д.? Кажется, только интеллектуалов, интеллигенцию никто не называл, хотя в век информации и новейших технологий они могли бы претендовать. Если возродить античные подходы к смешанным формам государства, то соединение сил можно обнаружить и в переходах от одной сущности к другой, из одной формы в другую. Однако очень трудно обнаружить так называемое народовластие. Смею утверждать, что в реалии как такового его не было никогда, а картинки рисовались во все времена, даже при рабовладении. Кстати, ни в рабовладельческом, ни в феодальном обществе его и не могло быть, и «делать вид, притворяться» тоже не было необходимости. Такая необходимость появилась в буржуазном обществе и продолжает существовать сегодня повсюду, обогащаясь новейшими технологиями, позволяющими выдавать нарисованное за действительность. Доктрина народовластия — симулякр.
И снова есть место для полемики, тем более что есть и в моих статьях рассуждения о том, что просматривается как реальный объект и что искажается теорией. Да, но это проявления того, что мы именуем государством, но это не государство вообще как целостный объект во всей его полноте и глубокой сущности17. Если и можно говорить о реалии
17 В. И. Ленин в «Философских тетрадях» отметил положение Гегеля «каждый знает об общем, но не знает о нем как о сущности» и написал : «общее как сущность» (Ленин В. И. ПСС. Т. 29. С. 241). Такой подход позволяет,
государства, то это будет трансцендентная реалия. В симулякрах исчезает и она.
Появление симулякров связано с отступлением от одной из существенных сторон (черт) научного знания, а именно от той, которая связывает науку с жизнью. С жизнью предметно-физического мира — в естественных науках и жизнью социального мира — в науках общественных. Всегда возникает сомнение в научности правовых суждений, если они ни прямо, ни косвенно не отражают социальное бытие (оторваны от него), если они даже и опосредованно не служат и не могут служить человеку и обществу. Однако симу-лякры требуют большего: сознательного увода от действительности, сознательного ее искажения путем начертания того, чего на самом деле нет. Фасад расцвечивается, в то время как за фасадом скрывается нечто иное. Поскольку государство и право — явления сложные и во многом закрытые, всегда при соответствующей заинтересованности есть возможность рисовать нечто в розовом или черном свете, что и копией именовать будет трудно. Это тоже своего рода «наука», наука вводить в заблуждение, но к настоящей науке она не имеет отношения. Довольно часто это происходит при презентациях режима демократии и демократического образа правления, которые выдаются за исключительно позитивные явления. Цитируя Черчилля, забывают, что демократическая форма тоже имеет свои негативные черты и что при определенных условиях они делают эту форму наихудшей из всех.
Как убеждаемся, вновь можно полемизировать: есть реалия государства или нет, дается она в наших ощущениях или нет и т.д. Отвечу еще более полемично. И да, и нет. Я приверженец интегративных подходов. Мне представляется, что есть своя истина и в том, и в другом ответе. Я не склонен намертво противопоставлять реалистов и номиналистов. По-своему правы и те, и другие. Зависит от того, откуда и как смотреть.
Человеческий разум способен в ходе анализа и синтеза создать такой образ предмета (явления), который будет отражать реалию едва ли не с математической (божественной) точностью. Но человеческий разум или антиразум способен так осуществить ту и другую операцию, что образ в итоге будет дьявольски привлекательным, но не имеющим аналога в материальных реалиях. Это будет даже не кривое зеркало, а то, которое делает предмет таким, каким надо, согласно мефистофельс-
кому замыслу. И с того времени в противоположность процессу презентации открывается, как бы сказал Бодрияр, «эра симуляции», в которой созданный образ проходит свои стадии развития, и в конечном итоге начинает работать именно созданный симулякр, где реальное подменяется знаками реального, за которыми уже ничего не скрывается18.
Мне импонируют глубокие характеристики российского правового нигилизма и правового идеализма, содержащиеся в публикациях одного из здравствующих мэтров — Н. И. Матузова19. Однако коренную причину того и другого он, как и многие, видит в юридическом невежестве, незрелом правосознании, дефиците политико-правовой культуры. Все это есть, но определяющими являются все-таки корни экономические и политические. Они питают и девальвацию духовных ценностей, и вседозволенность, и все другие социальные аномалии. Не устаревает тезис о необходимости за каждым правовым явлением видеть те или другие интересы. Судя по тому, как стремительно застроились берега отечественных и зарубежных водоемов великолепными депутатскими виллами, не такие уж они и невежественные, наши депутаты. Профессор Матузов указал на ряд нормативных актов, «наивность» которых «сразу же дала о себе знать»20. Но через три страницы он цитирует начальника Экспертного управления президентской администрации А. Дворковича (сегодня он в Правительстве РФ): «Послания Президента в Правительстве никто не читает, а до 90% конкретных поручений Президента не выполняется». Нет, о наивности не может быть и речи.
Профессор Матузов процитировал полит-обозревателя А. Бовина: «На развалинах советской мифологии мы стали создавать новую мифологию — мифологию "невидимой руки" рынка, абсолютной свободы, демократии. Реформаторы дискредитировали реформы. В частности, вряд ли нужно было отказываться от прежней системы социальных гарантий, направляющей роли государства»21. Очень важное положение для наших рассуждений. Сугубо полемически заявляю: ОТГП способствовала и способствует мифотворчеству, выполняя политический заказ.
например, рассматривать категорический императив в качестве единой сущности права и государства.
18 Бодрияр Ж. Симулякры и симуляции / пер. с фр. А. Качалова. М. : Постум, 2015. С. 7, 12.
19 Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. Саратов, 2004 ; Он же. Правовой идеализм как «родимое пятно» российского общественного сознания // Вопросы теории государства и права. 2007. Вып. 6 (15).
20 Матузов Н. И. Правовой идеализм как «родимое пятно» российского общественного сознания. С. 29.
21 Бовин А. Разрушение иллюзий // Известия. 1998. 31 декабря.
На этом основании можно ей в качестве науки отказать. Но здесь оставим в стороне и экономику, и политику. Важнее обнажить гносеологические корни. Теоретики вспоминали о них, когда, например, указывали на причины множественности теорий, связывая их, в частности, с природой познания (превознесением одной стороны предмета в ущерб другим). Так уж ум человеческий устроен. А если говорить о постижении предмета (обращаю внимание на новизну постановки вопроса, поскольку в данном понятии есть такие смыслы, как понимание, усвоение, проникновение, прозрение и др.), когда не только умом, не только головой, но и сердцем, душой приходят к созданию образа предмета, явления, процесса, то возможности ухода от институциональной реалии многократно умножаются22. Можно проиллюстрировать это на примере постижения любимой женщины, но, в той же мере, и на примере постижения государства. Именно в процессе постижения (прежде всего на уровне познания) приходят к истинам (чаще относительным), но в том же процессе постижения рождаются симулякры. На протяжении своей славной истории ОТПГ давала как то, так и другое. И моя интегративная методология позволяет смотреть на это спокойно, поскольку симуляция «ставит под сомнение различие между "истинным" и "ложным", между "реальным" и "воображаемым"»23.
Весьма часто представляют право как правду, как справедливость. Кто может ответить и тем более доказать, что здесь идет речь о действительности, но в то же время кто рискнет утверждать, что в действительности нет и капли правды и справедливости. Более того, никакой истины здесь и достигнуто быть не может, поскольку правовые нормы суть требования должного, поскольку есть много причин одним считать нечто добром, а другим злом, для одних справедливо то, что для других абсолютно несправедливо, соответственно возвести в позитивное право
можно самые разные постулаты24. Казалось бы, какая справедливость в войнах, но таковыми их целые народы именуют не без оснований; какое торжество добра и справедливости, когда человека «мочат в сортире», но по моим понятиям в том состоит высшее их проявление, если этот человек готов взорвать автобус с детьми. Право как справедливость — это симулякр, стирающий грань между истиной и ложью, между реальным и воображаемым.
А правовое государство? Даже в таком документе, как Послание Федеральному Собранию 1994 г. признавалось, что «пока нет полноценного демократического правового государства». Но, может быть, при принятии государства имела место не столько симуляция, сколько десимуляция, т.е. попытка скрыть обнаженную истину отсутствия связанности государства правом? Скорее так и было. Что-то изменилось спустя 20 лет?
А по поводу такого симулякра, как общенародное государство, и сомнений не могло быть в свое время. Разоблачалось только «государство всеобщего благоденствия», но, как мы понимаем, не у нас.
ОТПГ — та наука, которая осмысливает реальную конкретику государственно-правовой жизни, систематизирует ее, выявляет общее и особенное (догматика права), что позволяет ей давать рекомендации практике. Но человек так устроен, что в постижении реалий он не останавливается на этом, и элементарный рациональный анализ уходит на более высокие уровни, обрастая при этом чувственным, психологическим арсеналом. ОТПГ уходит к заоблачным, космическим, планетарным высотам, и в тех высотах мы с полным основанием видим в ней философию государства и права. Здесь место для полемики: видеть на этом уровне появление новой науки или это качественно новая часть ОТГП? Вижу технический образ: самолет — космический корабль — орбитальная стан-
22 Еще в советское время мне приходилось писать главу о чувственном и рациональном в постижении государства и права (см.: Фельдман Д. И., Курдюков Г. И., Лазарев В. В. Теоретические проблемы методологии исследования государства и права. Казань : Изд-во Казанск. ун-та, 1975). Хорошие возможности для полемики открывает феноменология, где феномен, по мнению ее отцов, является обозначением иллюзорных сторон человеческого опыта. У Канта феномены — это объекты и события, как они представляются нам в нашем опыте. Они могут в какой-то степени быть познанными, в отличие от ноуменов, которые разуму недоступны. Гегель, напротив, считал, что сознание развивается, проходя различные стадии, от ступени сознания феномена до той ступени, где человеку открывается ноумен самого себя.
23 Бодрияр Ж. Указ. соч. С. 8.
24 Поводом, а впрочем, и основанием для развертывания полемики может выступить разногласие условно между профессорами Барановым и Сырых по возможности установления истины в правовых нормах. Спор этот пытался разрешить Иеринг: «Право не может осуществлять одни и те же нормы регулирования жизни для всех времен и всех народов. Оно должно адаптировать их к условиям жизни того или иного народа, уровню его цивилизации и к потребностям времени. Мерилом права служит не истина, являющаяся абсолютной, а цель, являющаяся относительной» (Иеринг в изложении Сурии. С. 173). Но Иеринг тогда не ведал о философии относительности, подвергшей опровержению абсолютность истины. Для настоящей публикации более точным будет говорить не о праве, а о теории права, которая постигает высокие разумные цели, но затем вынуждена предлагать разные формы их реализации.
ция — платформа для полетов к другим планетам — орбитальный корабль — ...? Этот образ позволяет понять, что на каждом последующем этапе требуются новые инструменты, порой непостижимые для ума на ранних ступенях технологических построений.
Философия государства и права изначально находилась на недосягаемой для ума высоте. В Бога можно только верить. Теологический вариант происхождения и бытия государства и права лежал в основе светских теорий естественного права, служил путеводной звездой в чувствах и мыслях людей, в практической их деятельности. При всех оговорках и теологическую философию государства и права можно считать развитием ОТГП, имея в виду труды Платона, Аристотеля, Августина, Аквинского и др. Вместе с тем трудами названных и многих, многих других мыслителей разного времени достигались многообразные «земные» высоты. Речь идет о сформировавшихся парадигмах постижения государства и права, основополагающих методологических максимах изучения государственно-правовых реалий, общих понятиях, отражающих эту реалию и саму эпистемологию.
С каждой из достигнутых высот открывается свое поле видения предмета, и было бы неправильно вычеркивать какую-либо позицию из списка, тем более что любая из них дает представление о времени, творце, об обстоятельствах появления. Не хочу давать повод для полемики, отдавая первенство какой-либо философии. Но более предпочтительными кажутся мне те, которые более последовательно и полно во всех своих представлениях отражают тот категорический императив, который в том или ином виде содержится в древневосточной философии, формулируется Священным Писанием, концептуально прорабатывается Кантом, Гегелем и многочисленными их последователями. Будь личностью, уважай других как личностей; не делай зла, твори добро; будь милосерден. Только то согласуется с правом, по существу является правом, что ограждает человека от противоположного. Только такая организация претендует именоваться государством, которая следует праву и создает условия для его действия.
Мы зафиксировали позиции определенной высоты — философские позиции, развернутые мыслителями в ряды категорий. Но во избежание бесплодности последних следует всякий раз спускаться на бренную землю, и, кстати, может оказаться, что некоторые из них не найдут повсеместного оплодотворения. ОТПГ является той посредницей,
которая переносит созревшие плоды (их семена) на земную почву. Эта почва могла быть уже и подготовленной той же теорией. Мы не можем забывать то обстоятельство, что именно теория возносилась с земли к сияющим философским высотам.
Раскрываемый разными словами категорический императив применительно к праву воплощает в себе одновременно и духовное, и формально-логическое. Он обращен ко всем в равной мере; он предполагает в личности нечто большее, чем биологическое и физиологическое; он исходит из коммуникативно-социальной сущности личности; пронизывает правовое глубоким нравственным началом. Это общее благо, Добро в его целостности. Категорический императив позволяет, как это сделал В. С. Соловьев, определять право как минимум добра.
Здесь самое время — пока остаемся на философской высоте категорического императива, пока не возвратились на грешную землю — дать определение права.
Право есть система требований, обеспечивающих формальное равенство всех в выполнении категорической коммуникативно-социальной обязанности быть личностью.
Судя по разным источникам, излагающим разные теоретические доктрины, судя по многообразным определениям права и государства, предлагаемым в разное время на разных континентах, ОТПГ по-разному выполняла и выполняет свою миссию опредмечивания философских позиций. В том числе и тех, которые берутся, как бесспорные, за основу. Это имело место, когда сходились на божественном видении мира, и это наблюдается, когда не подвергают сомнению содержание категорического императива. Многообразие объясняют три причины: ошибки (заблуждения) в использовании рационального инструментария; многообразие государственно-правовых реалий, к которым привязываются философские максимы; симуляция.
Последнее нуждается в пояснении. Во-первых, как указывалось выше, на уровне высокой теории, на уровне философии уже созданы свои симулякры. Ex nihilo nihil, и не получится извлечь какую-то истину, если ее предварительно убрали. Если идет речь о том, чтобы их безболезненно «спустить на бренную землю», нужно пройти тот же путь от абстрактного к конкретному, дезавуируя все уловки, которые приходилось делать при создании симулякра. Во-вторых, в движении к «земле», к конкретному не исключено создание новых симулякров — таких, которые искажают до неузнаваемости философские
«реалии», в конечном счете уничтожая в них всякую истину. «Таков был подход иезуитов, которые строили свою политику на виртуальном исчезновении Бога в эпифании власти, означающем конец трансцендентности, которая служит отныне лишь алиби для стратегии, абсолютно независимой от каких-либо влияний и критериев. За вычурностью образов скрывался серый кардинал политики»25. По убеждению цитируемого автора, в пространстве, поврежденном симуляцией, исчезает всякая детерминированность, в логике симуляции нет ничего общего с логикой фактов и рациональным порядком26.
«Кардинал политики» весьма прагматичен. В полном соответствии с этой философией он признает истиной то, что ему (ей — политике) служит. Он утверждает свою истину силой. За отсутствием превосходства готов договориться, и истиной станет то, на чем сойдутся две прагматические воли. Они готовы утвердить свою фикцию, готовы сотворить си-мулякр27.
Есть примеры простые, с общеизвестными фикциями. А что отличает их от случаев, например, с теми же симулякрами «государство всеобщего благоденствия» и «общенародное государство»? А ничего. И тот, и другой по ряду причин устраивали многих: одни видели в них цели, другие считали удобными для одурачивания масс и т.д., но все от того что-то имели, не говоря уже о том, что обе фикции служили мирному течению политического развития, что могло устраивать и власть, и оппозицию.
Показательны расхождения в понимании и определениях права. Причины указывались: сложность и многогранность предмета; гносеологическая склонность превознести одну сторону; политическая ангажированность; партийная принадлежность; недостаток образования; престиж и заработок. Не имея возмож-
ности комментировать и иллюстрировать каждую из них, обратим внимание на исторические условия формирования разных методологических подходов28. Весьма показателен в этом отношении анализ осмысления права в Европе и в России.
«При всем многообразии подходов к трактовке естественных прав человека, — пишет В. В. Лапаева, — главным стержнем западной философии права. является ее гуманистическая, человекоцентристская ориентация на понимание права как формы индивидуальной свободы человека в общественной жизни. Русская же правовая мысль развивалась во многом под влиянием системоцентристс-кой в своей основе византийской духовной традиции, в рамках которой право трактовалось как некая стоящая над отдельным человеком и подчиняющая его форма духовного единения людей на базе правды-справедливости, божественной благодати, христианской этики и т.д.»29. Если вести развитие западной философии с периода зарождения буржуазного мировоззрения, можно согласиться: симулякр свободного человека рождался в то время. А куда, к какой ориентации отнести Сократа и Платона? А Макиавелли? Буржуазного Дюги с его солидаристскими идеями? А Европу Средних веков с идеями единого государства и права? Исторический материал для восхождения к абстракциям государства и права, а затем возвращения к политическим реалиям был столь многообразен, что философию права не уложить в две якобы противоборствующие линии30.
25 Бодрияр Ж. Указ. соч. С. 11.
26 Бодрияр Ж. Указ. соч. С. 26, 27.
Особенно впечатляет рассуждение автора по поводу того, как гиперреальность и симуляция — «средства апотропии любого принципа и любой цели» — позволили капиталу уничтожить все идеалистические различия между истинным и ложным, между добром и злом, чтобы установить свой радикальный закон эквивалентности и обмена, железный закон своего господства (с. 35).
27 С некоторых пор возродился интерес к презумпциям и фикциям в праве. Но если быть более точным, следует признать, что они прежде всего категории юридической науки. Более того, из них она чаще всего и состоит. Много ли найдется в нашей науке аподиктичных положений? Много ли мы можем привести, хотя бы в качестве примера, аксиом? А между тем, может ли существовать наука без аксиоматических идей? Нет аксиом — нет и открытий в науке. Соотношение фикций и симулякров заслуживает специального исследования.
28 Хороший материал в этом отношении мы находим у Синха Сурия Пракаш, который, во-первых, видит одновременное существование во все периоды истории трех или четырех цивилизаций, во-вторых, указывает, что право не было универсальным исходным пунктом их философии и жизни и, в-третьих, что это не явилось препятствием рассматривать в конечном счете историю человечества в его целостности. Профессор считает важным различать также те эпистемологические концепции, которые лежат в основе различных теорий права, и осознавать их несовместимость. Теории права демонстрируют три типа теорий познания, а именно: ме-тафизическо-рациональный, идеалистический и эмпирический, которые, в свою очередь, позволяют классифицировать сами теории (см.: Синха Сурия Пракаш. Юриспруденция. Философия права. Краткий курс : пер. с англ.— М. : Академия, 1996. С. 63, 138 и др.).
29 Лапаева В. В. Российская философия права в контексте западной философско-правовой традиции // Вопросы философии. 2010. № 5. С. 3.
30 Глубину мысли демонстрирует Г. В. Мальцев, полагающий, что в основу современной цивилизации, определив идеал единства человечества, легли три осевые культурно-исторические линии: индоевропейская, иудео-христианская и русско-православная. См.: Мальцев Г. В. Культурные традиции права : монография. М. : Норма: Инфра-М, 2013. С. 5—8.
К чести автора, она старается объективно представить портреты российских мыслителей, которые, на мой взгляд, не были столь односторонни в исходных философских позициях. В частности, цитируется Е. Н. Трубецкой: «Как бы ни были разнообразными нравственные понятия у разных народов, все они сходятся между собой в том, что человек должен поступиться некоторыми личными интересами ради блага общего, ограничивать свой произвол ради ближних. И не подлежит сомнению, что именно в этом принципе всеобщей человеческой солидарности выражается не преходящая точка зрения той или другой исторической эпохи, а вечный непреложный закон добра.»31 Это положение, которое с успехом можно положить в основу интегративного (интегрального) философского понимания права. Такое понимание права демонстрировали К. А. Неволин, В. С. Соловьев, концептуально обосновывали Г. Д. Гурвич и А. С. Ященко.
Достоинство ОТПГ в России конца XIX — начала XX в. состоит в том, что она предпринимала попытки преодолеть односторонние подходы, разрыв земного и духовного, отрыв догматики от социологии и философии. Можно с удовлетворением констатировать, что сегодня имеет место своего рода возрождение той ОТПГ, и «выход из тупика» как раз не в том, чтобы развивать самостоятельные юридические науки, оставив ОТПГ истории, как это полемически предложил И. Ю. Козлихин, а в том, чтобы развивать ее в органическом единстве с философией права, социологией права и догмой права. Представляются в этой связи убедительными размышления Н. В. Варламовой, что «только развернутая до уровня догматики философия права приобретает качество законченной теории»32. Автор полагает, что только либертарная теория права достигла (может достичь) успеха на этом пути, поскольку «это не чисто умозрительная (формально-логическая) конструкция, а абстракция реальных социальных порядков, где личная свобода
31 Трубецкой Е. Н. Труды по философии права. СПб., 2001. С. 311—312.
32 Варламова Н. В. Непозитивистская концепция юридической догматики: постановка проблемы // Российское правосудие. 2007. № 10. С. 6.
Автор считает необходимым создание «теории среднего уровня», на что в непозитивистских концепциях права, вслед за Кантом, давно обращают внимание, говоря о переходе от права, происходящего из законов разу-
ма, к статутному и о состыковке друг с другом (с. 11). После этого остается и автору этих строк, с его видением ОТГП, объявить себя приверженцем непозитивистских (неопозитивистских!) взглядов.
признается основной ценностью.»33 Все хорошо, но такая теория не может претендовать на всеобщность. Она отражает буржуазный строй, буржуазный правопорядок и не более. Все другие правопорядки просто объявляются неправовыми. Нового ничего: коммунисты, или сегодня с других позиций — крайние исламисты, тоже объявляют все не родные им порядки неправовыми.
На мой взгляд, базовой ценностью для права и для его понимания (его философии), вопреки либертаристам, является несвобода. Люди с самого начала были несвободными от природных явлений, а по мере становления общества — от социальных. Аксиоматично прозвучало в свое время: жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Право, именно право, должно поддерживать эту несвободу. Да, право является равным масштабом (в этом его формальное свойство), но равным для всех в их несвободе. Правовое регулирование в том и состоит, чтобы удерживать субъектов коммуникации от поступков, наносящих вред природным и общественным процессам (отношениям). Не станем углубляться в вопросы о природе человека, но, каковой бы она ни была, и естественное, и позитивное право призваны удерживать в рамках очерченной философией права, естественным и позитивным правом несвободы, осуждать и наказывать тех, кто свою личную (индивидуальную) свободу ставит выше общесоциальной.
Разумеется, история свидетельствует о том, что за общесоциальный интерес открыто или умело завуалированно выдавался интерес властвующего субъекта, классовый или частный. Но в интересах формулирования общей теории государства и права на уровне общей философии права и, наконец, в интересах приемлемого общего определения права следует всякий раз обращаться к категорическому императиву. Трудно найти здравомыслящих людей, которые сознательно стремились бы нанести вред самим себе. Категорический императив требует добра и по отношению к другим людям. Есть люди, которые видят в других только средство для удовлетворения собственных выгод и не видят в них не только личности, но и человека. Категорический императив отвергает это. Личностное и деятельное начало содержания императива проявляют его сущность, которая находит затем свое воплощение в праве. Мы видим в категорическом императиве глубокую философию, основополагающие этические на-
Варламова Н. В. Указ. соч. С. 8.
33
чала, моральные требования. В нем мы видим теоретический критерий права. Но не
только теоретический, при соприкосновении с жизнью — и практический! Для своего полного воплощения он требует в конечном счете использования силы. Специализированной (государственной) силы, основанной на праве. Именно этим объясняется (при всем многообразии социально-исторических условий) происхождение государства и его органическая связь с правом.
Либертарная теория права видит сущность права не в его содержании, а в его форме. Академик В. С. Нерсесянц раскрывает ее через единство трех составляющих: всеобщая равная мера регуляции общественных отношений, свобода и справедливость34. При этом в правовой форме равенства апо-логетизируется именно свобода, делается акцент на правах человека, на связанности государства этими правами. Мы и здесь видим того самого «кардинала» — политику. Кстати, политику вполне понятную и приемлемую в качестве реакции на тотальный авторитаризм. Между тем, если принять за основу категорический императив и рациональное осмысление в его свете исторических реалий, придется отдать первенство не правам, а обязанностям. Обязанностям человека, обязанностям государства, взаимным их обязанностям. До настоящего времени не утратила своей ценности редко упоминаемая статья В. М. Чхиквадзе о взаимной ответственности государства и личности. Ответственность же всегда связывается с выполнением обязанностей. Та и другая сторона имеет права, но свобода в их осуществлении очерчена обязанностями, свобода по большому счету лежит за пределами права.
Моя позиция не отвергает принципа верховенства права, но при этом право не сводится к правам и свободам человека. Право определяет положение человека, государства и общества в лице его многочисленных институтов во взаимных обязанностях по отношению друг к другу, запрещая все, что не соответствует требованиям категорического императива. В познании необходимости выполнять соответствующие обременения состоит подлинная правовая свобода человека. Моральная свобода шире правовой, поскольку она предполагает осознание этических обязанностей. Та и другая форма свободы пересекаются, но моральная, если так можно вы-
разиться, уходит в глубины, и не только сознания, но и чувств. Это односторонние и неимперативные поступки и чувства.
Никто в научном мире не сомневается в очевидной истине: люди в силу различных обстоятельств не равны друг другу. Это объективная реалия, сокрушить которую безуспешно пытались все революции. Но это та реалия, которая, на мой взгляд, освящена правом как эмпирическим, так и философским. Это то неравенство, которое составляет для понимания права исходную ценность. Справедливость права в том и состоит, чтобы поддерживать правовое неравенство. А правовым оно является потому, что достигалось в соответствии с правом, т.е. без насилия, с уважением к другим людям, в рамках выполнения всех лежащих на данном субъекте обязанностей.
Мы готовы согласиться с В. С. Нерсе-сянцем, когда он пишет, что право не уничтожает различий между индивидами, «но лишь формализует и упорядочивает эти различия по единому основанию, трансформируя неопределенные фактические различия в формально-определенные неравные права свободных, независимых друг от друга, равных личностей»35. Однако соглашаемся при соответствующем прочтении, при ином определении того самого единого основания. Право видит личностей фактически неравными, несвободными, зависимыми друг от друга, и потому его регулирующая ценность состоит в разрешении возникающих на этой основе конфликтов, в обязывании людей к определенному поведению, в ответственности за неправовые поступки36.
Право есть система требований, обеспечивающих формальное равенство всех в их неравенстве и формальное равенство всех в выполнении обязанностей человека и гражданина.
Такой подход к праву не может не резать слух тем, кто симулировал буржуазные цен-
34 См., например: Нерсесянц В. С. Ценность права как единства свободы, равенства и справедливости // Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление. М., 1996. С. 4—11.
35 Нерсесянц В. С. Право — математика свободы. Опыт прошлого и перспективы. М. : Юристъ, 1996. С. 18.
36 Заслуживает хорошей полемики постановка вопроса о равенстве в качестве правовой ценности (см.: Барзилова И. С. Равенство как правовая ценность // Юридическая наука и ее значение в современном обществе. С. 155—166). С моей точки зрения, равенство может отражать только формальную, но не сущностную сторону права. Признавая равенство в качестве политического и социально-нравственного явления, признавая его в качестве идеала и соответственно, как ни странно, «материальной» основы равноправия, трудно видеть ценность права в качестве регулятора общественных отношений. «Равенство возможностей», «равенство предпосылок» для осуществления равенства и пр. — тот са-
мый симулякр, который уводит от истины реального бытия и задается целью скрыть истину вообще.
ности в качестве общечеловеческих, кто под воздействием хорошо продуманных симуляк-ров поет дифирамбы индивидуализму, свободе и демократии. Их можно понять: акцент на общесоциальные интересы, на реализацию обязанностей, на решительные (силовые в конечном счете) действия государства никогда не удовлетворял тех, чьи материальные и политические преимущества получены неправовым путем. Государство, конечно же, при всей его необходимости, не лучший объект для восторгов. И не случайно многие большие умы относились к нему настороженно или отрицательно, а многие обосновывали утопические идеи его отмены или отмирания. Не случайно и либертарная теория права в лучшем случае не акцентирует связь права и государства, а чаще всего обосновывает необходимость его сдерживать. Законы, исходящие от государства, в любую минуту могут быть объявлены неправовыми, как неправовой в начале лихих 90-х была объявлена Конституция России. «Кардинал политики» знает свое дело.
Наш вывод таков: конкретное государство в определенные периоды своей деятельности может заслуживать критики, отвержения, сопротивления и даже ниспровержения, но эта критика не может быть обращена против государства вообще, против того государства, которое по сути своей должно поддерживать право и делать все необходимое и возможное для его реализации.
Данный вывод отражает «физику» государственности. Между тем «метафизика» власти и закона часто исключает рациональные подходы. В 60—70-е годы прошлого столетия в Западной Европе была объявлена война всем идеологиям. Культурная индустрия начала «доказывать», что «любая попытка глобального объяснения мира, любая цельная концепция реальной действительности сама по себе ошибочна и вообще невозможна, поскольку реальная действительность с ее противоречиями и поворотами совершенно непостижима и непредсказуема»37. Отсюда, как показывал далее цитируемый итальянский писатель, в повседневную жизнь внедрялся
антиинтеллектуализм, наука и разум «ставились к стенке», внедрялось «мировоззрение паранормального», а на этой основе пропагандировалась концепция потребительства, раскованность и непринужденность в общении, отмена семьи, государства, узаконение гомосексуализма, лесбиянства и т.д., и т.п. Банальные мотивы в низах вели к метафизическому восприятию мира и постклассическому теоретизированию в верхах. Все это готово возродиться в России и потому дает основание заметить: «Новая юридическая картина мира эпохи постмодерна своей апологией размытого, сегментарного, плюралистического правопорядка, по существу, легитимирует отказ от универсального и общего права в пользу ситуативного и партикулярного, а в конечном счете — юридической войны всех против всех. Постклассическая юриспруденция — это юриспруденция возвращения в доправовое социальное состояние, существующее за рамками нормативных принципов формального равенства и эквивалентности. Право социальных отношений вытесняется правом социальных трансакций, юридическое содержание которых непрерывно переопределяется в зависимости от их месторасположения в обезличенной и анонимной сетевой структуре общения»38.
Итак, я вижу главную опасность для исследований государства и права в их односторонности и полном уходе в сферу трансцендентного, в область психической эзоте-рии, способных разве лишь на эвокацию энтропии государственно-правовых реалий. Но моя принципиально интегративная (интегральная) позиция заставляет оговориться: при всем релятивизме постмодернистских философских теорий, при всей ограниченности постклассических эпистемологических подходов, при всей их эпатажности и уводящей в заоблачность реификацией, — они могут быть востребованы не только общей теорией права, но даже отраслевыми науками, если последние не замыкаются в заземленной ле-гистике. Происходит диссеминация (от лат. disseminatio — сеяние, распространение), эпистемологического опыта.
37 Рава Энцо. Духовный ширпотреб // ЛГ. № 39. 26 сент-тября 1979.
38 Веденеев Ю. А. Юридическая картина мира: между должным и сущим // Lex Russica. 2014. № 6. С. 648.
Библиография:
1. Барзилова И. С. Равенство как правовая ценность // Юридическая наука и ее значение в современном обществе : сборник докладов на международной научно-практической конференции. — М., 2015.
2. Бодрияр Ж. Симулякры и симуляции / пер. с фр. А. Качалова. — М. : Постум, 2015. — С. 11.
3. Варламова Н. В. Непозитивистская концепция юридической догматики: постановка проблемы // Российское правосудие. — 2007. — № 10.
4. Веденеев Ю. А. Правовая реальность: онтология и эпистемология // Lex Russica. — 2015. — № 5.
5. Веденеев Ю. А. Юридическая картина мира: между должным и сущим // Lex Russiœ. — 2014. — № 6.
6. Ветютнев Ю. Ю. Выбор правопонимания: значение и критерии // Проблемы понимания права : сборник научных статей.— Вып. 3. — Саратов, 2007. — (Право России: новые подходы).
7. Завьялов Ю. С. К вопросу о месте права в постиндустриальном обществе // Юридическая наука и ее значение в современном обществе : сборник докладов на международной научно-практической конференции. — М., 2015.
8. Крусс В. И. О современном состоянии юридической науки // Юридическая наука и ее значение в современном обществе : сборник докладов на международной научно-практической конференции. — М., 2015.
9. Лазарев В. В. Естественно-правовые пределы свободы выражения и самовыражения // Правоведение. — 2014. — № 4.
10. Лазарев В. В. Культурные традиции права. Рецензия на книгу Г. В. Мальцева «Культурные традиции права: монография». М. : Норма, Инфра-М, 2013 // Журнал российского права. — 2014. — № 3.
11. Лазарев В. М. Одна из возможных рефлексий на размышления одного из видных отечественных теоретиков права и государства // Юридическая наука и ее значение в современном обществе : сборник докладов на международной научно-практической конференции. — М., 2015.
12. Лапаева В. В. Российская философия права в контексте западной философско-правовой традиции // Вопросы философии. — 2010. — № 5.
13. Ленин В. И. Философские тетради // ПСС. — Т. 29.
14. Липень С. В. Проблемы структурирования научного знания // Lex Russica. — 2013. — № 10.
15. Липень С. В. Юридическая наука и науковедение: взаимодействие в исследовании проблем структурирования и развития юридического научного знания // Юридическая наука и ее значение в современном обществе : сборник докладов на международной научно-практической конференции. — М., 2015.
16. Мальцев Г. В. Культурные традиции права : монография. — М., 2013.
17. Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. — Саратов, 2004.
18. Матузов Н. И. Правовой идеализм как «родимое пятно» российского общественного сознания // Вопросы теории государства и права. — Вып. 6 (15). — Саратов, 2007.
19. Нерсесянц В. С. Ценность права как единства свободы, равенства и справедливости // Проблемы ценностного подхода в праве: традиции и обновление. — М., 1996.
20. Синха Сурия Пракаш. Юриспруденция. Философия права. Краткий курс : пер. с англ. — М., 1996.
21. Трубецкой Е. Н. Труды по философии права. — СПб., 2001.
22. Фельдман Д. И., Курдюков Г. И., Лазарев В. В. Теоретические проблемы методологии исследования государства и права. — Казань : Изд-во Казанск. ун-та, 1975.
23. Цгоев Т. В. Некоторые мысли, навеянные статьей В. В. Лазарева о поиске науки // Юридическая наука и ее значение в современном обществе: сборник докладов на международной научно-практической конференции. — М., 2015.
24. Юридическая наука и ее значение в современном обществе : сборник докладов на международной научно-практической конференции (Москва, 11 апреля 2013 г.) / под ред. Т. Н. Радько, А. В. Корнева, С. В. Липеня. — М. : Издательский центр Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА), 2015.
Материал поступил в редакцию 10 августа 2015 г.
LEGAL SCIENCE: DISCUSSION CONTINUED
Lazarev Valeriy Vasilyevich — Doctor of Law, Professor of the Department of Theory of the
State and Law of the Kutafin Moscow State Law University (MSAL)
[lazarev@izak.ru]
123995, Russia, Moskva, ul. Sadovaya-Kudrinskaya, 9
Review. Having publishing two articles on the state of legal science1, «LexRussika» Journal expected to initiate a wide discussion devoted to legal science. The discussion did take place, and not only on the pages of the Journal. The Journal Editorial Board together with the Department of Theory of the State and Law organized the conference where the published articles were subjected to broad debate2. Moreover, the author received a lot of considerations with respect to the state of domestic legal science by means of emails.
Initially it was expected that I would summarize the discussion. To this end, I consider that (1) we can speak about intermediate results only, as neither the number of participants nor the range of problems discussed allow us to say that the discussion has reached its pinnacle and it still needs to be continued; (2) the discussion has gone to the level of legal philosophy, which requires implementation of a new language and new discourses. I believe that the publication of two articles by Prof. Bedeneyev, Y.A. proves exceptional success of the Journal editorial policy in this respect. The articles are characterized by thorough philosophic analysis and an innovative approach that are not inferior to the examples of implementing a systematic approach in western science3. One more positive outcome of the discussion is the publication of two articles by Lipen, S. V. who has drawn our attention to the necessity of legal science studies (philosophy of legal science) and who has implemented a level approach to the structure of theoretical legal knowledge4.
This article states positive results of the discussion and, on this basis, presents the theory of the state and law in its ontological and epistemological existence connected with cognition of objective forms of the state and law realities (dogma of law and the state) and creation of conceivable and sensual forms during the process of abstracting from them (philosophy of law). Under the mediation of the theory they return to legal practice from the philosophical heights. The key role in these processes is plaid by the recognized categorical imperative that determines the essence of law and the state. The author draws special attention to the phenomenon of simulations and simulacra, implemented into scientific research by several scientists, that proved to be particularly popular in the process of leading us away from the truth of law.
The author's integrative (integrated) approach does not reject post-classic epistemological approaches, but the author sees the danger for the state and law study in one-sidedness and complete deviation to the transcendental sphere and to the area of mental esoteric that are able to evocate the entropy of the state and law realities.
Keywords: law, state, legal reality, epistemology, transcedentiality, libertarity, formal definiteness, value of law and the state, communicativeness, solidarity.
1 See: Legal Science: current state, challenges and perspectives (theorist's reflections) "LexRussika", - 2013,- N.2; Search for the state and law science (Scientific and journalistic assay), "LexRussica"., - 2013, - N.4. The author's approach is clarified in two subsequent journal publications: Lazarev, V.V. Cultural traditions of law. Review of the book "Cultural Tradi-tionsof law: monograph" by Maltsev, G.V. M.: Norma, INFRA-M, - 2013, PP. 608. "Zhurnal of russian law", - 2014, N.- 3, PP. 140-145; Lazarev, V.V. Natural and legal limits of expression and self-expression // Pravovedeniye. - 2014. N. 4.
2 Information about reports of scientists (Isakov, V.B., Nemytina, M.V., Syryh, V.M., Grafskiy, V.G., Shafirov, V.M, Lapina, T.S., Varlamova, N.V., Arzamasov, Y.G., Kazgeriyeva, E.V.) that haven't been published in Collected articles is given by prof. Kornev, A.V. (See: Legal science and its importance in modern society: collected articles on international scientific and practical conference. (Moscow, April 11, 2013 / Edit. Radko, T.N., Kornev, A.V., Lipen, S.V. M.: Kutafin State Law University Publishing House, - 2015.
3 See: Vedeneyev, Y.A. Legal world view: between due and existing // LexRussica. - 2014. N. - 6.; Vedeneyev, Y.A. Legal reality: ontology and epistemology // "LexRussica". - 2015. - N. 15.
4 Lipen, S.V. Problems of structuring of legal knowledge. "LexRussica"- 2013. N. - 10; Lipen, S.V. Legal science and legal science study: interaction in researching the problems of legal knowledge structuring and developing. // Legal science and its importance in modern society: collected articles on international Scientific and Practical Conference. - M.,- 2015, PP. 184-211.
Bibliography:
1. Barzilova, I.S. Equality as legal value. Legal science and its importance in modern society: collected articles on international Scientific and Practical Conference. M., 2015
2. Baudrillard, Joan. Simulacra and simulations. Tr. from French by Kachalov, A. M.,: Publishing House «POSTUM», 2015, - P. 11
3. Varlamova, N.V. Non-positivist conception of legal dogmatics: the problem formulation. // Rossiyskoye Pravosudiye.— 2007. — № 10.
4. Vedeneyev, Y.A. Legal reality: ontology and epistemology // LexRussica. — 2015. — № 5.
5. Vedeneyev, Y.A. Legal world view: between due and existing // LexRussica. — 2014. — № 6.
6. Vetjutnev, Y.Y. Choice of legal consciousness: meaning and criteria // Problems of understanding law: Collected articles. Series: Law of Russia: new approaches. - № 3, —Saratov, — 2007.
7. Zavyalov, Y.S.. On the problem of the role of law in post-industrial society// Legal science and its importance in modern society: collected articles on international scientific and practical conference. — M., — 2015.
8. Kruss, V.I. On the current state of legal science// Legal science and its importance in modern society: collected articles on international Scientific and Practical Conference. — M., — 2015.
9. Lazarev, V.V. Natural and legal limits of expression and self-expression // Pravovedeniye. — 2014. — № 4.
10. Lazarev, V.V. Cultural traditions of law. Review of the book "Cultural Traditions of law: monograph" by Maltsev, G.V. M.: Norma, INFRA-M, — 2013, P. — 608. // Zhurnal Rossiyskogo Prava. — 2014. - № 3.
11. Lazarev, V.M. One of the possible reflections on considerations of a prominent theorists of the state and law // Legal science and its importance in modern society: collected articles on international Scientific and Practical Conference. — M., — 2015
12. Lapayeva, V.V. Russian philosophy of law in the context of western philosophical and legal tradition. // Questions of philosophy. — 2010. № — 5.
13. Lenin, V.I. Philosophical Notebooks . // PSS. — V. 29.
14. Lipen, S.V. Problems of structuring of legal knowledge // Lex russica. — 2013. № — 10.
15. Lipen, S.V. Legal science and legal science study: interaction in researching the problems of legal knowledge structuring and developing. // Legal science and its importance in modern society: collected articles on international Scientific and Practical Conference.— M., — 2015
16. Maltsev, G.V. Cultural traditions of law: monograph. —M., — 2013.
17. Matuzov, N.I. Current problems of theory of law. —Saratov, —2004.
18. Matuzov, N.I. Legal idealism as "a birthmark" of Russian social consciousness. // Questions of theory of the state and law. Issue 6 (15), Saratov, — 2007.
19. Nersesyants V.S. The importance of law as the unity of liberty, equality and justice. Problems of the value approach in law: traditions and renovation. — M., —1996.
20. Sinkha Surya Prakash. Jurisprudence. Legal philosophy in a nutshell / Trans. from English. - M., — 1996.
21. Trubetskoy, E.N. Works on the philosophy of law. — SPb., — 2001.
22. Feldman, D.I., Kurdyukov, G.I., Lazarev, V.V. Theoretical problems of methodology of researching the state and law. Kazan: Kazan University Publishing House, — 1975.
23. Tsgoyev T.V. Some considerations inspired by the article of Lazarev, V.V. about search for science. Legal science and its importance in modern society: collected articles on international Scientific and Practical Conference. — M., — 2015.
24. Legal science and its importance in modern society: collected articles on international Scientific and Practical Conference. — M., — 2015 (Moscow, April 11, 2013 / Edit. Radko, T.N., Kornev, A.V., Lipen, S.V. M.: Kutafin Law University Publishing House, — 2015.
