CC BY
156
ББК 81.2-5
О. В. Мякшева
Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского Кафедра русского языка и методики его преподавания
ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА С ПРОСТРАНСТВЕННОЙ СЕМАНТИКОЙ И ИХ РОЛЬ В СОЗДАНИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА
Парадигма лингвистических знаний предлагает на данном этапе своего развития обратить внимание на такие понятия, как «когниция», «когнитивная деятельность человека», «концепт». По более-менее устоявшемуся мнению, концепт - «оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы языка и мозга..., всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [1, с. 90], единица мышления, частью своей закрепленная в форме значения языковым знаком в целях коммуникации [2, с. 8].
Пространство, несколько .уже - пространственная ориентация, безусловно, относится к основным концептам мышления. Язык как сфера, «в которой лингвокультурный концепт опредмечивается» [3, с. 13], выработал систему языковых средств, обслуживающих данный смысл. Признавая пространство, наряду со временем, основным атрибутом материи, основной формой бытия, В. Г. Гак утверждает неслучайность того, что «не только пространство дифференцируется подробно языковыми средствами во всех языках, но оно оказывается в основе формирования многих типов номинаций» [4, с. 670]. По мнению В. Г. Гака, последнее оказывается особенно важным для общей теории познания и, следовательно, для когнитивной лингвистики [4, с. 670].
Для анализа художественного текста представляет несомненный интерес образный, метафорический потенциал концепта. Как справедливо замечают ученые, образный компонент лингвокультурного концепта «невербален и поддается лишь описанию и интерпретации» [3, с. 15]. Данную статью можно считать попыткой проникновения в образную интерпретацию концепта «пространство» на материале художественного произведения - двух связанных между собой и героями, и темой, и идеей рассказов А. П. Чехова «Крыжовник» и «Человек в футляре».
В статье мы ставим следующую цель: используя некоторые воспринятые нами идеи функциональной и когнитивной лингвистики [1-9], проанализировать языковые средства с пространственной семантикой в аспекте их образного потенциала, а именно участия в формировании художественного образа.
В процессе исследования воспользуемся следующими понятиями, заимствованными из функциональной концепции В. Г. Гака: исходная семантическая модель локальных отношений, ядерная синтаксическая модель, реализующая данную семантическую модель (первичная форма вы-
ражения), вторичные функции ядерной синтаксической модели, вторичные формы выражения локальных отношений (см. подробнее об этом: [4, с. 77-78]). Проиллюстрируем синтаксические структуры конкретными примерами: ядерная - Выходим мы вместе из дому; вторичная функция этой модели - Мы вышли из себя; вторичная форма выражения локальных отношений - Дом состоял из четырех комнат. (Ср.: В доме было четыре комнаты.) Основными методами исследования будут являться контекстуальный и метод описательного, семантико-стилистического анализа.
Синтаксические структуры с пространственной семантикой в рассказе А. П. Чехова «Человек в футляре» представляют собой преимущественно первичные формы выражения пространственных отношений, то есть в них в роли подлежащего обозначен локализуемый объект, обладающий предметной семантикой, в роли обстоятельства места и направления движения - локализатор - предмет, характеризующийся пространственными параметрами, а выразителем локального отношения (местопребывания или движения) является сказуемое. Представляют особый интерес имеющиеся в тексте (и базирующиеся на вышеназванных) примеры предложений, в которых пространственная семантика является лишь базой для иной, непространственной. В этом случае мы имеем дело с синтаксической метафорой. Обратимся к конкретному анализу текстов.
Приведем, сохраняя их последовательность в тексте, наиболее важные с точки зрения нашей задачи предикативные единицы из рассказа А. П. Чехова «Человек в футляре», сопровождая эту последовательность необходимыми комментариями (жирным курсивом выделим локализатор).
Заметим, что начало текста характеризуется маркированностью в аспекте выражения пространственного значения. Приведем фрагмент экспозиции:
На самом краю села Мироносицкого, в сарае старосты Прокофия, расположились на ночлег запоздавшие охотники. ...и его по всей губернии звали просто по имени и отчеству; он жил около города на конском заводе и приехал теперь на охоту, чтобы подышать свежим воздухом. Учитель же гимназии Буркин каждое лето гостил у графов П., и в этой местности давно уже был своим человеком. ... Иван Иваныч, высокий худощавый старик с длинными усами, сидел снаружи у входа и курил трубку... Буркин лежал внутри на сене, и его не было видно в потемках.
Кстати, объяснительной силы по отношению к замыслу произведения, выражению идеи рассказа данные предикативные единицы, на наш взгляд, не имеют. Задача экспозиции, как думается, в том, чтобы создать установку реальности, неспешного повествования изложенного далее -задача сугубо композиционная.
Идейный замысел начинает формироваться в той части, где собеседники вспоминают о Мавре: ... жена старосты, Мавра, женщина здоровая и неглупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села, никогда не видела ни города, ни железной дороги, а в последние десять лет все сидела за печью и только по ночам выходила на улицу.
История Мавры позволяет сделать некое обобщение, смысл которого мы поймем, если обратим внимание на предикативные единицы с исходной пространственной семантикой, но использующиеся в переносном, непространственном значении: Людей, одиноких по натуре, которые, как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете немало .когда предок не был еще общественным животным и жил одиноко в своей берлоге... (Обратим внимание на то, что это хорошо известные языку метафоры и сравнения.)
Наконец, мы начинаем узнавать о жизни главного персонажа и его взаимоотношениях с другими героями:
...Месяца два назад умер у нас в городе некий Беликов, учитель греческого языка, мой товарищ... И зонтик у него был в чехле и часы в чехле из серой замши, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике...
Перенося пространственные характеристики на непространственные сферы, автор создает метафоры: лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он все время прятал его в воротник... И мысль свою Беликов также старался запрятать в футляр.
Далее метафора продолжается, но уже с обратным знаком - то, что было обозначено через пространственные структуры («он, Беликов, стремился быть в оболочке, в футляре»), представлено во вторичной форме: Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил бы от внешних влияний.
Пространственные характеристики, приводимые в тексте далее, помогают обосновать созданную Чеховым метафору «Беликов - человек в футляре»:
Когда в циркуляре запрещалось ученикам выходить на улицу после девяти часов вечера или в какой-нибудь статье запрещалась плотская любовь, то это было для него ясно, определенно; запрещено - и баста.... А на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью. что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах... Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние 10-15 лет в нашем городе стали бояться всего... Ложась спать, он укрывался с головой; было жарко, душно, в закрытые двери стучался ветер, в печке гудело; слышались вздохи из кухни, вздохи зловещие. Ему было страшно под одеялом. ... Мы не допускали даже и мысли, что человек, который во всякую погоду ходит в калошах и спит под пологом, может любить.
В следующей фразе пространственная метафора получает свое развитие: решение жениться подействовало на него как-то болезненно, он похудел, побледнел и, кажется, еще глубже ушел в свой футляр.
Кстати, здесь уместно использовать идеи М. В. Всеволодовой о со-пространственности и несопространственности, закрытом и открытом пространствах, имеющих выражение в русском языке [7, 8]. Закрытое про-
странство, и это вполне понятно, сопутствует Беликову (обратим внимание на преимущественные формы предложного, реже - винительного падежа с предлогом в и творительного падежа с предлогом под локализаторов).
Естественно, иные падежные формы характеризуют пространственные координаты других героев, особенно семью Коваленко, которые ездят на велосипедах (предложный падеж с предлогом на - открытое пространство):
...Идем, и вдруг, можете себе представить, катит на велосипеде Коваленко, а за ним Варенька, тоже на велосипеде, красная, заморенная, но веселая, радостная. И он был так поражен, что не захотел идти дальше и вернулся домой... Если учитель едет на велосипеде, то что же остается ученикам?. Женщина или девушка на велосипеде - это ужасно!
Изменение пространственных характеристик Беликова не сулит ему ничего хорошего:
. и Беликов покатился вниз по лестнице, гремя своими калошами... Но как раз в то время, когда он катился по лестнице, вошла Варенька и с нею две дамы; они стояли внизу и глядели - и для Беликова это было ужаснее всего... Вернувшись домой, он прежде всего убрал со стола портрет, а потом лег и уже больше не вставал... (Здесь, в частности, употребляются формы дательного и родительного падежей со значением движения по поверхности.)
Успокоение приходит только с возвращением к естественному для него положению в пространстве:
Он лежал под пологом, укрытый одеялом... Теперь, когда он лежал в гробу, выражение у него было кроткое, приятное, даже веселое, точно он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет...
Итак, типический образ создан, художественно осмыслен и, как кажется, осмеян (или - осужден), пространственные структуры помогли живописать «земное существование» Беликова. Идея же создания данного образа выражена, может быть, в словах Ивана Иваныча: А разве то, что мы живем в городе, в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт, - разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор, - разве это не футляр? Кстати, в конце рассказа Чехов вдруг возвращается к учителю гимназии Буркину, одному из разоблачителей «футлярной философии» Беликова, дает ему далеко не приятную портретную характеристику, и мы вспоминаем, что Буркин жил в том же доме, в том же этаже, дверь против двери квартиры только что похороненного главного героя повествования.
В рассказе «Крыжовник» одинаково частотны первичные и вторичные формы выражения пространственных отношений, и это позволяет нам предположить, что идея пространственной ориентации (и ее образный потенциал) здесь менее ярко выражена. Конкуренцию этих двух форм покажем на не специально подобранных, а реально находящихся рядом примерах (жирным курсивом выделим существительные с пространственными параметрами):
Еще с раннего утра все небо обложили дождевые тучи (вторичная форма); было тихо, не жарко и скучно, как бывает в серые пасмурные дни, когда над полем давно уже нависли тучи (первичная форма)..Мы свернули в сторону и шли все по скошенному полю (первичная форма), то прямо, то забирая направо, пока не вышли на дорогу (первичная форма). Скоро показались тополи, сад, потом красные крыши амбаров (вторичная форма); заблестела река (вторичная форма), и открылся вид на широкий плес с мельницей и белою купальней (вторичная форма).
Как представляется, вторичная форма выражения пространственных отношений имеет общую семантику отстраненности героев от земных координат (особенно закрытого пространства), некоторого «парения» над землей. Кроме того, данная форма более открыта для оценочной информации, иными словами - слово с пространственной семантикой в роли подлежащего или - реже - дополнения употребляется преимущественно в предложениях со значением оценки, что создает общую тональность оценочности. Вектором оценки руководит автор.
Поясним последнее утверждение. С одной стороны, положительная оценка сопутствует созерцанию локальных объектов такими героями, как Иван Иваныч и Буркин:
Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным. Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю, и оба думали, как велика, как прекрасна эта страна.
С другой стороны, структуры с вторичной синтаксической функцией слова, обозначающего предмет с пространственными параметрами, создают общую тональность «беспочвенных и низменных мечтаний», то есть отрицательную оценку, если сочетается с характеристикой Николая Ивановича, который
... тосковал в казенной палате. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в определенное желание, в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера;
... любил читать и газеты, но читал в них только объявления о том, что продаются столько-то десятин пашни и луга с усадьбой, рекой, садом, мельницей, с проточными прудами. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника;
. через комиссионера, с переводом долга, купил сто двенадцать десятин с барским домом, с людской, с парком, но ни фруктового сада, ни крыжовника, ни прудов с уточками...
Контекстуальный анализ, а особенно внимание к поведению существительных с пространственной семантикой, убеждает нас в том, что рассказчики - обличители «футлярной» философии брата Николая мало чем от него отличаются. Если Иван Иваныч и Буркин созерцают поле, страну, то объектом мечтаний носителя в данном рассказе «футлярной филосо-
фии» являются наряду с усадебкой или прудом с уточками такие вполне лишенные мещанской окраски пространственные объекты, как пашни и луга, и даже поэтический угол.
Итак, текстово-контекстуальным доказательством неразличения жизненных философий обличителей и обличаемых является следующее: синтаксические характеристики слов с пространственной семантикой, описывающих пространство наших обличителей, те же, что и у Николая Ивановича: Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы села Ми-роносицкого, справа тянулся и потом исчезал далеко за селом ряд холмов, и оба они знали, что это берег реки, там луга, зеленые ивы, усадьбы, и если стать на один из холмов, то оттуда видно такое же громадное поле, телеграф и поезд, который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город.
Симптоматичной кажется нам здесь форма нереального, условного наклонения (если стать на один из холмов), с помощью которой вводится ядерная синтаксическая структура с пространственной семантикой.
Второе доказательство охарактеризуем как оценочно-текстовое. Как представляется, если в номинациях канавы, заборы, изгороди, характеризующих замкнутую жизнь Николая Ивановича, есть отрицательная оценочная коннотация (ими формируется семантика закрытого, отгороженного от мира пространства), то номинация ряды елок, данная в этом же ряду, приобретает таковую благодаря отрицательной семантике глагольной формы понасажены:
Приехал я в «Гималайское тож» после полудня. Везде канавы, заборы, изгороди, понасажены рядами елки, - и не знаешь, как проехать во двор, куда поставить лошадь.
Иными словами, пространственные ориентиры одного типа (сравните из примеров выше: ряды елок и ряды холмов) оказываются по-разному оцененными в зависимости от того, каких героев они характеризуют.
Вся беда Николая Ивановича, на наш взгляд, в том, что ему не дали слова. Если бы у него в рассказе была возможность высказаться, то ряды елок были бы посажены, а не понасажены, а «правильного брата» Ивана Ивановича можно было бы укорить в беспочвенности, утопичности мечтаний, когда просто хочется, чтобы человек имел не три аршина земли, усадьбу, а весь земной шар, всю природу, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа.
Заметим, что в последней части приведенного фрагмента употреблено то же условное наклонение, что и в приводимом несколько выше примере из рассказа.
Анализ языковых средств с пространственной семантикой, используемых А. П. Чеховым в данном рассказе, навел нас на мысль о том, что в нем, в рассказе, брюзжание интеллигентного человека, пошедшего «по ученой части», ветеринаром, пускающегося в пространные размышления о том, как надо жить, но благополучно под это брюзжание дожившего до старости, не совпало с реальными пространственными метафорами, как это мы увидели в рассказе «Человек в футляре». Оценка, ярлык здесь домини-
руют над объяснительным образным потенциалом пространственных структур. В данном рассказе, как нам представляется, писатель ограничился самыми общими образными свойствами пространственных характеристик: обличитель Иван Иванович - дитя простора и перспективы - ведет себя так:
. вышел наружу, бросился в воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и на волнах качались белые лилии; он доплыл до самой середины плеса и нырнул, и через минуту показался на другом месте и поплыл дальше, и все нырял, стараясь достать дна.
Николай Иванович, поставивший перед собой с самого начала рассказа развенчанную идею уединенного существования, к концу изложения событий, закономерно с точки зрения рассказчиков,
постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, -того и гляди хрюкнет в одеяло.
А. П. Чехов - признанный мастер пера, потому скажем, что такое использование образного потенциала пространственных форм было его авторской задачей. Ведь в итоге, прочитав оба рассказа, мы поняли, что футлярная философия - философия человека вообще, а не того героя, на которого обрушиваются обличительные оценки других персонажей. Обличать, оправдывая свое собственное существование и потому успокаиваясь, - не это ли главная печаль чеховских рассказов?
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Кубрякова Е. С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов. - М.: Изд-во МГУ, 1996.
2. Попова З. Д., Стернин И. А. Основные черты семантико-когнитивного подхода к языку // Антология концептов / Под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. - Волгоград: Парадигма, 2005. - Т. 1.
3. Карасик В. И., Слышкин Г. Г. Базовые характеристики лингвокультурных концептов // Антология концептов / Под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. -Волгоград: Парадигма, 2005. - Т. 1.
4. Гак В. Г. Языковые преобразования. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.
5. Колшанский Г. В. Объективная картина мира в познании и языке. - М.: Эди-ториал УРСС, 2005.
6. Всеволодова М. В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса. -М.: Изд-во МГУ, 2000.
7. Всеволодова М. В., Владимирский Е. Ю. Способы выражения пространственных отношений в современном русском языке. - М., 1982.
8. Лотман Ю. М. Семиосфера. - С.-Пб: «Искусство - С.-Пб», 2000.
9. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. - М.: Академический Проект, 2001.
Получено 6.10.05
LANGUAGE MEANS WITH SPATIAL SEMANTICS AND THEIR ROLE IN CREATING ARTISTIC IMAGE
O. V. Myaksheva
The paradigm of linguistic knowledge suggests at this stage of its development paying attention to such notions as “cognition”, “cognitive activity of man”, “concept”. The concept “space”, or slightly narrower - “a spatial orientation” undoubtedly refers to the main concepts of mind. Figurative, metaphorical potential of the concept is of great interest for the analysis of work of art. The attempt to penetrate into figurative interpretation of the concept “space” was made, using the two connected by characters, theme and idea A. P. Chehov’s novels “ Gooseberry” and “The man in the case”. The contextual analysis of these texts, namely the analysis of syntactical structure functioning with given spatial semantics, using nouns lexemes for designation of local objects, resulted in the conclusion that in the novel “The man in the case” the author uses expressive resources of syntactical model, depicting closed space, as the figurative means which helps people to describe vividly “case philosophy” of the characters. In the novel “Gooseberry” the figurative potential of spatial structures isn’t used so widely. Different thematic groups of nouns with spatial semantics are used undifferentiatedly. They can be estimated as a subject or object, and the vector of estimation depends on the character being described at the given moment.
