CC BY
26ТИЛЬШЫНАСЛЫКЪ - ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Рустемов Олег Диляверович1.
ЯЗЫКОВЫЕ ПРОЦЕССЫ В КРЫМУ В НОВЕЙШЕЕ ВРЕМЯ: КИРИЛЛИЧЕСКИЙ АЛФАВИТ И ВНУТРИСИСТЕМНЫЙ ФОНОЛОГИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ
УДК: 811.51
В статье коротко представлены основные лингвокультурные компоненты становления крымскотатарского языка. В результате наблюдений за культурными и политическими событиями в Крыму очевидным стало, что процесс деградации уровня вербальной компетентности начался с присоединения Крыма к России. Это вызвало большой отток просвещенных и образованных людей за пределы страны. Несколько реанимировало и оживило культурно-языковую среду деятельность И. Гаспринского. Этот уровень языковой компетентности и культуры был поддержан в эпоху независимой Крымскотатарской республики в 1917-1918 гг. Инерция этих процессов продолжилась некоторое время после советизации Крыма. Однако спустя десять лет произошла замена алфавита: с адаптированной под крымскотатарский язык арабицы был совершен переход на алфавит на основе латиницы. Это в перспективе отсекло население Крыма от своего письменного наследия. Последующая замена латинизированного алфавита на алфавит на кириллической основе спустя десятилетия исказило фонологию крымскотатарского языка и сделало этот язык уязвимым в отношении русификации.
Ключевые слова: диалект, османский, язык, Крым, литературный, фонема, крымскотатарский.
Language Processes in the Crimea in Modern Times: Cyrillic Alphabet and Intrasystem Phonological Conflict
The article briefly presents the main linguistic and cultural components of the formation of the Crimean Tatar language. As a result of observations of cultural and political events in Crimea, it became obvious that the process of degradation of the level of verbal competence began with the annexation of Crimea to Russia. This caused a large outflow of enlightened and educated people from the country. The activities of I. Gasprinsky breathe new life into the cultural and linguistic environment. This level of linguistic competence and culture was maintained during the era of the independent Crimean Tatar Republic in 1917-1918. The inertia of these processes continued for some time after the sovietization of Crimea. However, ten years later, the alphabet was replaced: from the Arabic alphabet adapted to the Crimean Tatar language, a transition was made to the Latin alphabet. In the future, this cut off the population of Crimea from their written heritage. The subsequent replacement of the Latinized alphabet with a Cyrillic-based one distorted the phonology of the Crimean Tatar language and made this language vulnerable to Russification.
Keywords: dialect, Ottoman, language, Crimea, literary, phoneme, Crimean Tatar.
Цель данной работы осветить процессы насильственных языковых реформ, которые представляли собой комплекс мер для осуществления регрессивной языковой политики, приведшей, в итоге, к падению уровня образованности среди населения и понижения уровня
1 Рустемов Олег Диляверович (1967-2022), кандидат филологических наук, старший научный сотрудник НИИ крымскотатарской филологии, истории и культуры этносов Крыма ГБОУВО РК КИПУ имени Февзи Якубова» (Симферополь, Крым).
вербальной культуры в целом. В результате этой политики были разрушены гуманитарные связи крымских татар со своим национальным письменным наследием.
1783 год, повлекший за собой присоединение Крымского ханства к России, вызвал стагнацию процесса развития литературного крымского тюркского языка. В скором времени все социальные и административные институты, существовавшие в прежнем государстве, были упразднены, а крымскотатарское койне потеряло статус официального идиома. Он был вытеснен из сфер дело- и судопроизводства, законотворчества, экономики, таможни, армии и т.п. Впоследствии он был также вытеснен и из сферы науки, а образование на крымскотатарском языке предполагалось лишь в медресе и начальных школах. В результате такого резкого сужения коммуникационных сфер на территории Крыма в течение последующих ста лет не было опубликовано ни одного литературного, исторического или научного произведения. Наступила эпоха культурной и цивилизационной деградации аборигенного населения Крыма и Дешт-и Кыпчака, а его большая часть, в том числе писатели, общественные и политические деятели, учёные и армейские офицеры высокого ранга, переселились в Турцию и Румынию [Абдульваапов, 2001; 2008].
Конец периода упадка крымскотатарской культуры, однако, ознаменовался довольно заметным оживлением, произошедшим в конце XIX - начале XX века. Оно было вызвано яркой и неоднозначной публицистической и просветительской деятельностью Исмаила эфенди Гаспринского - редактора первой крымскотатарской газеты «Терджиман», реформатора системы обучения в тюркских школах, писателя и общественного деятеля. При своей жизни сам Исмаил Гаспринский, а потом многие его ученики и последователи оживили литературную и научную жизнь тюрок не только Крыма, но и всей Российской империи. Появилась новая европеизированная литература с соответствующими духу времени тематикой и жанрами. Семейную традицию подхватила и дочь Исмаила Гаспринского - Шефика, издававшую журнал для женщин «Алем-и Нисван» («Мир женщины»).
При разработке норм литературного крымскотатарского языка этого периода Исмаил Гаспринский и его последователи ориентировались на нормы османского литературного языка, в своем своеобразном крымском варианте. В свою очередь, эти нормы в большей степени были близки южным говорам Крыма. Южнобережный диалект представлял собой койне на основе микширования средневекового огузского ka- языка, родственного литературному турецкому языку, его балканским диалектам и гагаузскому языку, с говорами Центрального Крыма, восходящими к языку куманов (печенегов - О.Р.) и кыпчаков [Моллова, 1968, с. 92-93], с незначительными вкраплениями языков греческого и итальянского меньшинств, мозаично проживавших с крымскими татарами на Южном берегу Крыма.
После Курултая 1917 года вместе с активизацией политической жизни крымских татар активизировались также и языковые процессы. В первое время после установления советской власти в Крыму и организации Крымской АССР языкотворческая инерция продолжалась. Арабским и персидским заимствованиям, вошедшим в крымскотатарский литературный язык XIX века, придавалось новое звучание. Для создания необходимых новых терминов активно использовались собственно крымские тюркские корни и основы1. Началось формирование новых норм крымскотатарского литературного языка. За основу было взято койне, сложившееся к этому времени в среде городского населения, типологически близкое южнобережным и срединным говорам Крыма с ориентацией на стамбульскую речь, как наиболее изящную и литературно обработанную [Чобан -заде, 2003, с. 25]. Арабский алфавит был заменён на алфавит на латинской основе, который, вопреки всему, успешно функционировал с 1928 по 1939 годы. Он явился более прогрессивным, соответствующим духу времени и более точно воспроизводил фонологию крымскотатарского языка.
В указанный период стали бурно развиваться литература и практическое крымскотатарское языкознание. Археологические изыскания, проводившиеся Османом
1 См., например, терминологию в переведённом на крымскотатарский язык Земельном кодексе РСФСР [Земельный кодекс РСФСР, 1923].
Акчокраклы и Усеином Боданинским, немало способствовали прояснению вопроса об этническом и племенном составе тюрков в Крыму, начиная с древних времён. Новые данные соотносились с результатами исследований по топонимии Крыма, а также со вновь полученными результатами диалектологических экспедиций профессора Таврического университета Н.К. Дмитриева [Дмитриев, 1934].
Однако этот процесс был полностью остановлен в тридцатых годах после провозглашения на XVI съезде ВКП(б) курса на слияние национальных по форме и социалистических по содержанию культур в единую социалистическую культуру с одним общим языком [Сталин, 1949, Т. 12, с. 369]. На смену политике национального строительства в СССР пришла политика создания единого советского народа. На крымскотатарскую интеллигенцию, как и на интеллигенцию многих других национальностей [Степанов, 2004, с. 37] обрушились катастрофические по своим масштабам и последствиям репрессии. За основу национальной языковой политики страны после принятия Постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР от 13 марта 1938 года «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей» была взята ускоренная русификация на фоне насильственного отрыва от традиционных культурных корней, истории и языковой преемственности. Литературное наследие эпохи Крымского Ханства и предыдущих времён было объявлено сплошь безыскусной религиозной пропагандой, чуждой чаяниям народа. Оно получило ярлык непонятного народу подражания османской дворцовой литературе. В результате всё оно было признано турецким, что дало, вероятно, основание Н.А. Баскакову сделать ошибочный вывод о том, что крымскотатарский язык - язык младописьменный и его первые письменные фиксации относятся к XIX веку (дословно у Н. А. Баскакова: «с зачатками письменности в XIX веке») [Баскаков, 1988, Т. 2, с. 113].
В 1939 году алфавит на латинской основе был заменён на кириллический, что сориентировало крымскотатарский язык, как и другие тюркские языки СССР, на доминирование процессов заимствования новой лексики, в первую очередь, из структурно и генетически неродственного русского языка. Кроме того, напряжённые политические отношения СССР с Турцией, с которой крымских татар связывали как исторические, так и родственные, и культурно-языковые отношения, отдаляли перспективу турецкого влияния на крымскотатарский язык и литературу. Политика всеобуча способствовала усвоению молодым поколением крымских татар новых, неестественных норм литературного языка и уходу на периферию национальной коммуникации диалектного языка.
В 1930-е годы активизируются процессы калькирования, замены тюркских или давно усвоенных арабоязычных заимствований терминами и социально значимыми понятиями, взятыми напрямую из русского языка. Впрочем, введение новой кириллической графики и сохранение у старшего поколения навыков использования арабской и латинской графики на протяжении двух десятилетий, в том числе в период депортации в тюркоязычные регионы Средней Азии, было препятствием к осуществлению фонологической адаптации заимствований из русского языка. Но, в конечном итоге, механизмы сдерживания ассимиляции иноязычных заимствований были нейтрализованы, и они стали напрямую воздействовать на изменение фонетической и синтаксической систем крымскотатарского языка.
Считаем, что в советский период позиции крымскотатарского языка как языка официального были значительно ослаблены, а его функциональная ценность в сравнении с русским языком нивелировалась под давлением последнего. Русский язык, по советским Конституциям 1936 и 1977 гг., не имел отдельного статуса. Все официальные документы, в соответствии со статьями конституций, печатались на языках союзных республик. Однако Крым был лишь автономной республикой в составе России, а с 1954 года - Крымской областью в составе Украины. Граждане СССР имели право на обучение на родном языке и других языках страны. В то же время, к концу 1980-х годов реальным социальным статусом русского языка на всей территории Советского Союза стал статус государственного языка и языка межнационального общения ^ерапоу, 2017, с. 174-175].
В первое десятилетие после депортации 1944 года крымскотатарского населения в Узбекистан крымскотатарский язык утратил социально значимые коммуникативные
функции, за исключением бытовой. Оторванные от национальной литературы, образования, науки, крымские татары стали терять языкотворческий потенциал, наработанный в период предыдущей культурной активности, а многие термины, специальные слова и выражения стали забываться и исчезали из узуса в процессе смены поколений в силу отсутствия сфер применения.
Со временем крымским татарам разрешили покидать резервации, издавать газету «Ленин байрагъы» («Ленинское знамя») и открыть факультет крымскотатарского языка и литературы в Ташкентском педагогическом институте имени Низами для нужд немногочисленных школ, в которых, помимо общеобразовательных предметов на русском или узбекском языках, преподавали дополнительно крымскотатарский язык и литературу. Из-за отсутствия новейших научных разработок, полноценного книжного фонда на родном языке, доступа к довоенным разработкам в области литературоведения и языкознания, собственному рукописному фонду, историческим памятникам архитектуры и истории уровень образования был сведён к маргинальному изучению эпоса и отдельных произведений, созданных в советский период.
С возвращением в Крым в 1980-е - 1990-е годы начались активные поиски утраченных произведений, имён и биографических сведений забытых писателей. Была открыта национальная библиотека в Симферополе, стали доступны многие архивные материалы, представлявшие собой образцы литературного языка крымских татар. Возобновление научного процесса в крымскотатарской среде можно охарактеризовать как процесс накопления знаний, когда любое найденное имя, книга, упоминание о ней или о рукописи приобретало значение небольшого или значительного научного открытия. С другой стороны, советская наука этого времени обладала сильной инерцией, благодаря которой делались попытки экстраполировать некоторые современные научные теории в области русской или европейской лингвистики на крымскотатарское языкознание. Многие из этих теорий неактуальны в крымскотатарском языкознании ввиду длительного перерыва в полифункциональном использовании языка и отсутствии научных наблюдений за его развитием. Мы считаем, что нормирование крымскотатарского литературного языка в 1920 -е - 1930-е годы на основе среднекрымского койне, вобравшего в себя признаки не только средних, но и степных и южнобережных диалектных конгломератов, отчасти обусловило его сохранение и способность функционировать в условиях территориального смешения носителей разных диалектов в период изгнания и после возвращения на родину. Вместе с тем, этот процесс нельзя назвать завершённым. С другой стороны, нельзя также и отрицать сомнительный вектор этого процесса, в результате которого в своё время были отсечены прежние литературные и культурные традиции, что привело крымскотатарский литературный язык, основанный к этому времени на сельских диалектах средней полосы, к состоянию младописьменного и слаборазвитого языка в отношении научной, юридической и прочей специальной отраслевой терминологии.
Современное крымскотатарское языкознание, в первую очередь, нуждается, по нашему мнению, в классических исследованиях своей исторической и современной стилистики, грамматики, лексикологии, диалектологии, фонетики, фонологии. Это в равной мере актуально как в области решения теоретических проблем общей тюркологии, так и в плане достижения практических целей, касающихся собственно тюркского языка Крыма. Такой подход важен, прежде всего, для понимания реальной истории языка, крымскотатарской языковой диахронии. Учитывая глобализационные процессы прошлого и настоящего, важно выяснить направления и результаты межтюркской языковой интерференции, отразившиеся в крымскотатарском языке разных эпох его функционирования и оставившие свой след в его системе.
Таким образом, наблюдение за формированием и функционированием наддиалектных форм крымскотатарского языка свидетельствует о наличии в разные периоды развития крымскотатарского социума разных базовых диалектных предпочтений для складывания койне и на его основе - крымскотатарского языка, что, в свою очередь, позволяет говорить о двух национальных вариантах литературного языка. Нормы литературного языка, сложившегося к концу XIX века, ориентировались на городское наддиалектное койне, базировавшееся на огузской диалекной базе, в основе которого лежали в большей степени
южнобережные говоры. В свою очередь, эти нормы были близки нормам турецкого литературного языка. Социально-политические изменения в крымскотатарском обществе после событий 1917 года обусловили трансформацию норм литературного языка. Для этого было выбрано среднекрымское койне с базовым половецко-кыпчакским диалектом. Новые нормы крымскотатарского литературного языка сложились в 1920-е - 1930-е годы. Они осознавались большинством крымских татар как самобытные и, как правило, сохраняются до сих пор.
В рамках данного подраздела мы попытаемся описать состояние современного крымскотатарского языка, который несколько отличается от языка 20-30-х годов в силу ряда субъективных причин. Назовем наиболее токсичные из них: сталинская языковая политика, репрессии против интеллегенции, отказ от литературного ханского наследия под лозунгом «чужеродности» и непонятности для народных масс, депортация, влияние узбекского языка, влияние русского языка на произношение в связи с алфавитом 1939 года, не приспособленного к фонемному составу крымского языка. Учитывая все эти факторы, уводящие литературный язык в сторону от собственных традиций, мы будем придерживаться в своем типологическом описании классической «правильной» нормы, отметив для начала некоторые негативные изменения, произошедшие в нем за последние восемьдесят лет, с момента перевода крымскотатарской фонологической системы на кириллическую знаковую основу.
В фонологической системе крымскотатарского языка, как отмечал в свое время Бекир Чобан-заде, а вслед за ним Эрванд Севортян и Х. Янковский, в отношении гласных сохранились присущие им оппозиции по узости-широкости, лабиальности-нелабиальности, переднеязычные-заднеязычные [Чобан-заде, 2003; Севортян, 1966; Jankowski, 1992]. Такую классификацию гласных фонем дает Э. Севортян [Севортян, 1966, с. 234]:
Негубные Губные
Широкие Узкие Широкие Узкие
Передние е и ё ю
Задние а ы о у
Для современного крымскотатарского языка эта схема принята как стандартная и полная. Однако в ней мы видим недостатки, сопряженные с переходом на кириллический алфавит после действующего с 1928 года по 1939-ый алфавита на латинской основе алфавита Яналиф / Yanalif. Когда крымские татары стали возвращаться в Крым, на Курултае 1992 года был утверждён новый латинизированный алфавит, но в России после 2014 года он не был признан и сейчас повсеместно официально используется алфавит кириллический, в то время как и латиница тоже находит себе отдельные ниши применения.
В представленной таблице классификации гласных пореформенного алфавита от 1939 года бросается в глаза условность знака как буквы, фонемы и звука, о котором говорил Фердинанд де Соссюр [Соссюр, 1992], привязанного к русской фонетике. Отдельно вынесенных в специальный разряд йотированных гласных в крымскотатарском языке нет, поэтому звуки фонемы (ё) и ю в данной таблице неуместны. Очевидно, что формальным образом между специалистами, создавшими алфавит крымскотатарского языка на кириллической основе, существовала некая молчаливая договорённость о том, что фонеме (знаку) ё будет соответствовать тюркский звук б, а фонеме ю - ü. Такое можно допустить для указанных гласных в постпозиции после согласного: гёль - göl «озеро» или гюль - gül «роза». Однако, в абсолютном начале слова картина меняется: юзюм в данном случае следует читать yüzüm, что будет означать «моё лицо», но юзюм как искуственный омоним также будет означать и «виноград», тогда как виноград по-крымскотатарски - üzüm. Эта та же фонема, которая, как и в турецком языке, напоминает звук ü в немецком слове grün «зелёный». В данном случае вместо него в слове üzüm мы видим ю - юзюм. То же самое можно наблюдать и в словах, начинающихся на е (йе/уе): ель - вид сосны по-русски и ель -ветер, по-крымскотатарски. Состав букв в этих лексемах одинаков, но звуки по своему месту
образования разные: в крымском варианте лексемы й заднеязычный, тогда как в русском языке е - звук среднего подъема, более мягкий. На еле сидела ворона и кр. тат.: agma da yarem pencereyi, esmessin yeller... («не открывай, любовь моя, окна, пусть не дуют ветра (сквозняки)» / крымский фольклор). В этом отрывке заднеязычный характер начального звука крымского слова йель/yel очевиден. Как и очевидно нарушение «психически -физиологической части статики звуков» [Бодуен, 1963, с. 89]. Это же утверждение относится также ко всем случаям искусственных звуковых сочетаний или организаций звука под влиянием кириллического алфавита. Анлаутный звук y^-й (j) в крымскотатарском языке не вызывает палатализацию последующего гласного а, e, как, например, в уйгурском yas «возраст» [Щербак 1970, с. 38]. В кр./тат. yaman «плохой», или узкий вариант дифтонга: yem (корм), хотя в отдельных диалектах такая палатализация встречается: bayla< bagla «привязать, соединить» (Название деревни: Bez baylam /Eski Qmm / Старый Крым).
Таким образом, кириллический знак «е», призванный ситуативно отображать на письме двухфонемный дифтонг крымскотатарской речи «ye» (yelken) в результате ассоциативных связей с русской фонологией искажает звуковой состав исконно тюркских слов и приучает крымскотатарскую молодежь, изучающую язык в школе, к неправильному формированию звуков, по-сути, уподобляя работу речевого аппарата под модель русской произносительной системы.
В графеме «ю» крымскотатарского кирилличекого алфавита следует отметить совершенно неудачные репрезентативные свойства её как знака, так как она служит для отображения на письме сразу двух дифтонгов «yu» (yuqari) и «yu» (yuk), что нивелирует разницу в произношении. Чем, в данном случае, можно объяснить работу закона сингармонизма, не отражённую графически: юклемек / yuklemek (грузить, нагружать), но юкъламакъ /yuqlamaq (спать)?
По существующим правилам крымскотатарской фонетики, если слово начинается со звука и, его репрезентирует кириллический знак у. Одновременно с этим графема у означает также и широкую фонему «u». Понять, где «у» - u, а где - u позволяет последующий состав гласных в слове. Если они узкие и переднеязычные, то в начале слова должно звучать и: устюне (ustune) «сверху», услюб (uslub) «стиль, способ», учюнджи (ugunci) «третий». Наличие мягкого знака на письме также регулирует произносительную норму: учь (ug) «три». Если последующие после у гласные широкие и заднеязычные, то мы имеем дело с «u»: учмакъ / ugmaq (летать), узун / uzun (длинный). Однако формирование искажений в произношении звуков u и u в относительно долгой перспективе в ситуации, когда для отображения, практически, двух разных фонем существует всего лишь одна графема, неизбежны. Наследовать естественную тюркскую «психическую» работу органов гортани в этом случае уже не от кого. Старшее поколение умерло, а более молодое подверглось ассимилятивному влиянию.
Ещё одно логически ничем не обусловленное правило «литературного» крымскотатарского языка советской эпохи, глубоко зарытого в деревенскую речь - отказ от знака (звука и буквы, соответственно), обозначающего мягкий и придыхательный арабские звуки х: "» " и "£". Несмотря на то, что знаки для этих звуков, употребляющихся только в словах арабского происхождения, они есть во всех тюркских языках. Об этом явлении среди крымских татар писал А. Самойлович «Звук h встречается в крымскотатарских корнях турецкого (тюркского) происхождения как исключение, например, слово hайды «прочь». Обыкновенно же этот звук совершенно опускается, если он имеется в иноязычных словах. По записям В. В. Радлова вместо персидского hафта, например, в Бахчисарае говорят афта [Самойлович, 1916, с. 13]. Но такая ситуация присуща сельской, деревенской речи. Возведённое же в грамматическое правило такое положение вещей привело, во-первых, к появлению множества ненужных, искусственно созданных омонимов: эр / эр (her / er) «каждый» / «мужчина»; акъ / акъ (hakk / ak) «право; истина» / «белый (цвет)»; аджы / аджы (haci / aci) «мусульманский паломник» / «горький; острый». Во-вторых, те арабские словоформы, которые работали в логической связке и смысловой парадигме со своим изначальным корнем, отныне стали восприниматься как застывшие, изолированные заимствования, означающие один единственный ситуативный смысл: укъукъ - право (юстиция), укъукъий - правовой и т.д., хотя на самом деле это все производные арабского
слова hakk, по-крымскотатарски - акъ. Такие же примеры можно привести с парадигмами других корней, связь которых чувствовалась всегда, даже при незнании арабского языка как такового: hükm, hükümet, mahkeme... «решение», «правительство», «суд», и крымскотатарское: укюм, укюмет, махкеме. Данное обстоятельство привело к потере чувства языка, пусть даже и в области заимствованных корней и их производных, но уже довольно прочно вошедших в культуру и самосознание тюрок-мусульман. К тому же не совсем ясна логика крымскотатарских языковедов прошлого, почему слово махкеме пишется через х, а не макеме, как того требует ими же придуманное правило фонетики? И как в данном случае должно писаться слово «осужденный»: махкум /махкюм (mahküm - или макюм/макум), тоже не понятно.
Наконец, в третьих, отказ от двух вариантов мягких арабских фонем, которые в тюркских языках обозначаются одним символом (у - в узбекском языке, h - в татарском, знак h - для всех трёх [твёрдое - мягкое - С; придыхательное - »] вариантов фонем в турецком и т.д.) в крымскотатарском языке привело к искажению фонологической системы крымскотатарского языка, которое выразилось в нарушении сингармонизма гласных и смычке двух гласных в корне слова, что не свойственно ни кыпчакско-половецким, ни огузским языкам. Например, арабское слово, звучащее по-турецки mühit (среда, окружение), по-крымскотатарски звучит как муит, mühim (важный) - муим, seher (рассвет) - саарь, bahar (весна) - баарь, и т.п. Но корней типа СГГС в указанных языках нет. Если же даже заимствованное слово построено было по принипу СГГС, оно обязательно ассимилировалось в тюркской звуковой среде и в новом звучании такое сочетание звуков избегалось: galleon - galyon (тур. крым/тат.). В ситуации же, когда арабские корни сами предоставляют возможность употребления правильного звукового рисунка, в конце тридцатых годов были приняты фонетические нормы, которые заведомо нарушали естественную фонологию тюркского языка. В данном случае, речь идет о литературном, то есть нормированном языке и произношении. Понятно, что в сельской речи игнорирование мягких вариантов звука Х не редкость, но только тогда, когда это не идет вразрез с языковыми традициями: мераба вместо мерхаба «приветствие», Мемет вместо Мехмет или Мухаммед, анги вместо ханги «какой, который?», аврая (абрая) вместо ха бурая «вот сюда» (диалект ялтинского района), и т.д. Правда, следует отметить стяжение двух гласных а через синкопу звука g в некоторых горных диалектах в личных направительных местоимениях: saa вместо saga «тебе»; maa вместо maga «мне»: veririm sаа «дам тебе»; ver ma «дай мне». В данном случае именно о двух подряд звуках, последний из которых является ударным. Подобное явление наблюдается в Codexe Cumanicus-(e) [Argun§ah 2015, с. 294]. Здесь мы вплотную подошли к подразделу о типологии крымскотатарского языка.
Литература:
1. Абдульваапов Н. Крымские татары в составе политической и культурной элиты Османской
империи на рубеже XVIII и XIX веков / Репрессированное поколение крымскотатарских общественно-политических деятелей, подвижников науки и культуры. Материалы Международной конференции 28-29 мая 1999 г. Симферополь, 2001. С. 74-81.
2. Абдульваап Н. Крымские татары в общественно-политической и культурной жизни Османской
империи // Къасевет. 2008. № 34. С. 2-8.
3. Баскаков Н.А. Очерки истории функционального развития тюркских языков и их классификация
/ отв. ред. Б. Чарыяров. Ашхабад: «Ылым», 1988. 140 с.
4. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. 1. / отв. ред. С.Г. Бархударов
Москва: Изд. АН СССР, 1963. 384 с.
5. Дмитриев Н.К. О методике изучения крымско-татарских диалектов и фольклора // Экономика и
культура Крыма. 1934. № 9-12. С. 28-41.
6. Земельный кодекс РСФСР - Topraq qanuni / Земельный кодекс РСФСР с коррективами для
применения его по Кр. АССР утверждённым постановлением ВЦИК'а 29.03.23. Переведён на татарский язык переводческой коллегией при КР ЦИК'е. Симферополь: 1-ая Гос. Тип.-лит. «Крымполиграфтреста», 1923. 72 с.
7. Моллова М. Опыт фонетической (консонантической) классификации тюркских языков и диалектов
огузской группы / пер. с франц. Г.Ф. Благовой // Вопросы языкознания. 1968. № 3. С. 82-93.
8. Самойлович А.Н. Опыт краткой крымскотатарской грамматики. Петроград: Тип. И.
Бораганского, 1916. 104 с.
9. Севортян Э.В. Крымскотатарский язык. // Языки народов СССР Т. 2. Тюркские языки. М., 1966.
С. 234-259; Соссюр, Фердинанд де. Курс общей лингвистики / ред. Ш. Балли и А. Сеше / пер. с фр. А. Сухотина. Де Мауро Т. Биографические и критические заметки о Ф. де Соссюре; примечания / пер. с фр. С.В. Чистяковой / под общ. ред. М.Э. Рут. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999. 432 с.
10. Сталин И.В. Политический отчёт Центрального комитета XVI съезда ВКП(б), 27.06.1930.
Сочинения в 13 т. Т. 12. С. 235-373.
11. Степанов £.М. Росшське мовлення Одеси: монографiя. Одеса: Астропринт, 2004. 496 с.
12. Чобан-заде Б. Къырымтатар ильмий сарфы (Научная грамматика крымскотатарского языка).
Переиздание. Транслитерация с арабской графики издания 1925 г Симферополь: Доля, 2003. 240 с.
13. Щербак А.М. Сравнительная фонетика тюркских языков. Ленинград: «Наука», 1970. 205 с.
14. Codex Cumanicus / Derleyici: Argun§ah, Mustafa; Güner, Galip. istanbul: Kesit, 2015. 1079 s.
15. Jankowski, Henryk. Historical-Etymological dictionary of pre-Russian habitation names of the Crimea.
Leiden: Boston: Brill: 2006. 1233 p.
16. Stepanov E. Der juristishe und soziolinguistische Status des Russischen in den Nachfolgestaaten der
Sowjetunion // Handbuch des Russischen in Deutschland: Migration - Mehrsprachigkeit -Spracherwers. Berlin: Frank & Timme Verlag für wissenschaftliche Literatur, 2017. S. 173-197.
