CC BY
47
Н. Б. Вахтин
ЯЗЫКОВЫЕ КОНТАКТЫ И РУССКО-ЭСКИМОССКАЯ ГРАММАТИЧЕСКАЯ ИНТЕРФЕРЕНЦИЯ (Предисловие к теме)
У этой статьи «трудная судьба»: она была написана двадцать (!) лет назад, в 1993 г., для коллективной монографии, посвященной языковым контактам, составителем и редактором которой в то время был Евгений Васильевич Головко. Коллектив авторов был сильный, международный, и весь замысел был явно «обречен на успех»: тема языковых контактов в то время еще только входила в моду. Предполагалось, что сборник выйдет по-английски в одном серьезном международном издательстве. Однако вмешались «экстралингвистические» обстоятельства: начало девяностых в России — не самое лучшее время для серьезных академических занятий, многие авторы вынуждены были отказаться от участия, и в итоге книга так и не вышла. С тех пор материал, вошедший в эту статью, частично публиковался, но сама статья никогда не печаталась.
Есть странная ирония в том, что сегодня, двадцать лет спустя, именно эту статью (с незначительной редактурой, главным образом в части некоторых новых статистических данных и, соответственно, библиографии) я предлагаю в Festschrift моего многолетнего коллеги, соавтора и друга, ныне члена-корреспон-дента РАН и заместителя директора ИЛИ РАН Евгения Васильевича Головко. Наверное, если бы я писал на эту тему сегодня, я написал бы иначе — но пусть все остается как есть.
* * *
Цель данной статьи — сформулировать некоторые исходные положения, являющиеся необходимым вступлением к теме, обозначенной в названии. Грамматическая интерференция двух языковых систем — тема слишком широкая, чтобы ее можно было раскрыть в рамках одной статьи, тем более что практически никаких специальных работ, посвященных этому вопросу, в эс-кимологии нет. Автор ставил своей задачей лишь очертить область
исследования и наметить подходы к описанию грамматической интерференции.
1. Общие сведения
В истории контактов языка азиатских эскимосов (далее ЯАЭ) было три основных периода. Первый, наиболее древний, характеризовался устойчивым взаимовлиянием ЯАЭ и чукотского языка — языка многовековых соседей азиатских эскимосов. Интенсивный торговый обмен с оленными чукчами, обилие смешанных браков, чукотские семьи, оседавшие на побережье и переходившие от оленеводства к морской охоте эскимосского типа активно способствовали тому, что из одного языка в другой переходили целые лексические пласты: лексика, связанная с тундрой, — из чукотского в ЯАЭ, лексика, связанная с морем, — в обратном направлении. Из чукотского языка в ЯАЭ были заимствованы также многочисленные служебные слова — союзы, частицы, наречия. Эти процессы подробно описаны в литературе, см. [Меновщиков 1967: 269-272; de Reuse 1988].
В середине XIX в. на Чукотке появились первые европейцы и американцы, главным образом — торговцы пушниной и китобои. При этом контакты с русским языком поначалу не оказывали на ЯАЭ сколько-нибудь заметного воздействия. Русские торговцы, приезжавшие на Чукотку крайне нерегулярно, общались с береговыми жителями через чукотских переводчиков; чукотский вообще был, по-видимому, чем-то вроде lingua franca для всего огромного региона от Берингова пролива до Колымы и от Северного Ледовитого океана до Пенжинской губы. Так сложилось, что русские купцы действовали главным образом на американской стороне пролива, на территории бывшей Русской Америки, а на Чукотке торговлю вели преимущественно американцы. Поэтому вторым периодом лингвистических контактов ЯАЭ (хотя и достаточно коротким) можно считать контакты с американским вариантом английского языка. Многочисленные английские заимствования в ЯАЭ конца 19 — начала 20 века (типа супа ‘мыло’, кула ‘уголь’, пляйыт ‘карты’, таwли ‘полотенце’, стима ‘пароход’, манки ‘обезьяна’ и многие другие) доказывают наличие англо-эскимосских языковых контактов с полной досто-
верностью. Прямых контактов между русским и ЯАЭ в то время практически не было .
Однако начиная с 1920-х гг. положение радикально меняется. Американские купцы и китобои приходят все реже; проникновение русских на Чукотку становится все интенсивнее. С середины 1930-х гг. русский (наряду с чукотским, контакты с которым не прекращались никогда) становится основным источником лексических заимствований (см. подробно [Головацкая 2007]), а позднее — и фонетической и грамматической интерференции. В течение по меньшей мере пятидесяти лет ЯАЭ существует в условиях мощного воздействия русского языка.
Пропорция населения в регионе за эти годы резко изменилась в пользу приезжего русскоязычного населения (см. Таблицу 1):
Таблица 1. Численность эскимосов по отношению ко всему населению Чукотки
Год переписи Все население округа Эскимосы % ко всему населению округа
1926 13.000 1300 10,0%
1939 21.000 1300 6,2%
1959 47.000 1100 2,3%
1979 133.000 1500 1,1%
1989 157.000 1700 1,1%
2002 53.824 1534 2,9%
2010 50.526 1529 3,0%
(Данные в Таблице округлены; точные цифры см. в [Гурвич (ред.) 1987: 67, 101; IWGIA 1990: 13]; для 2002 и 2010 гг. цифры даны по результатам переписей.)
1 При этом в языке эскимосов центральной Аляски того же периода отразились в основном русские заимствования (типа alatiq ‘оладьи’, pasmakiq ‘башмаки’, lintaq ‘лента’, pat’luunaq ‘патрон’ и под.); всего в этом языке зафиксировано порядка 180 русских заимствований [Jacobson (comp.) 1984: 681-685].
Эскимосы живут сегодня в полиэтнических многоязычных поселках Новое Чаплино (467 жителей) и Сиреники (507 жителей) [Oparin 2012].
Традиционная хозяйственная деятельность эскимосов — морской зверобойный промысел — в течение нескольких десятилетий была практически запрещена; резкое изменение образа жизни и типа экономики сильно ослабили позиции родного языка эскимосов. Школьная политика тотальной русификации, проводившаяся с середины 1950-х гг. по всему Северу, когда детям запрещали пользоваться в школе какими-либо языками, кроме русского, а их родителям настоятельно рекомендовали не говорить с детьми дома на родном языке, также способствовала тому, что эскимосский язык сегодня не является родным для 9/10 эскимосов. «Критический возраст» для языковой община сегодня — 60-65 лет: люди младше этого возраста почти наверняка говорят по-эскимосски хуже, чем по-русски, либо не говорят вовсе. В этих условиях неизбежна сильная интерференция русского языка в ЯАЭ, причем интерференция не только лексическая, но и фонетическая и грамматическая. Лексическая интерференция достаточно подробно зафиксирована в литературе. Отошлем читателя к эскимосско-русскому словарю [Рубцова (сост.) 1971], где приведены многочисленные русские заимствования, а также к работам [Вахтин, Емельянова 1988] и особенно [Головацкая 2007]. Интерференция на других уровнях, напротив, почти неописана.
2. Фонология
Что касается фонетической интерференции, то специальных исследований здесь не проводилось. Однако на некоторые процессы указать все же можно. Прежде всего, это постепенная замена фонем, не имеющих аналогов в русской фонологической системе, их «соседями» по фонологической таблице. Так, огубленные увулярные и заднеязычные [kw, wh, qw, wR] часто теряют огубленность: например, K’uwx’myK’ ‘кашляет’ произносится молодыми как к’их’тук’ и др. Далее, в речи более молодых (в тех случаях, когда они вообще способны произнести что-либо на ЯАЭ) наблюдается размывание фонологического противопоставления увулярных (отсутствующих в русском) и заднеязычных: звуки [к, г, х] начинают употребляться как свободные варианты
звуков [к ’, г’, х’]. Наконец, в речи поколения более молодых заметна потеря фонологической долготы гласных и замена ее динамическим ударением. Интересно, что в языке о-ва Св. Лаврентия (США), практически идентичном чаплинскому, фонологическая долгота сохраняется в полной мере (см. [Jacobson 1990: 3]).
3. Синтаксис
Занимаясь описанием грамматики ЯАЭ, исследователь постоянно сталкивается со случаями явных расхождений ЯАЭ в его современном состоянии и той его формы, которая была зафиксирована в начале XX в. Одним из наиболее ярких проявлений этого является мощная русская интерференция в эскимосский синтаксис. Рассмотрим последовательно имеющиеся наблюдения; следует подчеркнуть, что эти наблюдения не носят систематического характера.
3.1. Следы интерференциив текстах разного времени
Одним из важных источников материала следует считать сравнительный анализ двух типов текстов на ЯАЭ:
(1) фольклорных текстов, записанные до начала языковых контактов ЯАЭ с русским или в то время, когда этот контакт еще не мог оказать на ЯАЭ существенного воздействия, и
(2) современных текстов. Примером подобного исследования может служить количественный анализ синтаксической интерференции, который был проведен нами в работе [Вахтин 1979]. Остановимся здесь коротко на основных выводах.
Общая тенденция грамматического влияния русского языка на ЯАЭ исследовалась на четырех группах текстов: 1) фольклорные тексты, записанные в 1900 г. В. Г. Богоразом и опубликованные в [Богораз 1949]; 2) фольклорные тексты, записанные нами от рассказчиков в пос. Новое Чаплино в 1977 г.; 3) бытовые разговорные тексты, также 1977 г., того же происхождения, что (2); и 4) тексты радиопередач (радиоочерки, радиобеседы и под.) анадырского радио на ЯАЭ с января по май 1974 г., скопированные нами в архиве радиокомитета г. Анадыря. Примерный объем исследованных текстов (в словах): 1-я группа — 2000, 2-я группа — 2200, 3-я группа — 2600, 4-я группа — 2000.
Тексты сравнивались по трем параметрам: а) длина слова (в орфографических знаках); б) длина предложения (в словах); в) «индекс сложности», ИС (= число предикативных единиц, деленное на число предложений). Результаты анализа можно представить в следующих Таблицах.
Таблица 2. Сравнительная длина слова
Фольклор 1900 Фольклор 1977 Разговорная речь Радио- передачи
Средняя длина слова 7,6 8,0 8,4 8,4
Отчетливо просматривается тенденция к увеличению длины слова: в радиотекстах она на 10,5% выше, чем в фольклорных текстах 1900 г. При этом меняется соотношение коротких и длинных слов в разных типах текстов, ср. Таблицу 3.
Таблица 3. Изменение соотношения слов разной длины (в %)
Длина слова Фольклор 1900 Фольклор 1977 Разговорная речь Радио- передачи
1-5 букв 26,3% 25,7% 23,3% 22,5%
5-10 букв 57,1% 51,8% 49,6% 50,5%
11-13 букв 13,7% 17,3% 17,2% 16,3%
14 и более букв 2,9% 5,2% 9,7% 10,7%
Рост относительного числа громоздких слов является, в частности, результатом искусственного конструирования описательных выражений, используемых для перевода понятий, для которых в ЯАЭ нет готовых стандартных способов выражения. Ср., например:
(1) заявлег ’уситинкункайуситы-н ’ы-кайуты-лъых ’-к ’а-мун
заявление.чтобы. помощь -VRBLZR-MOD-NOM.ACT-PART-ЭАТ ‘заявление на получение пенсии’
Фольклор 1900 Фольклор 1977 Разговорная речь Радио- передачи
Средняя длина предложения 3,1 4,3 5,3 9,6
Длина предложения выросла в радиотекстах более чем вдвое по сравнению со всеми остальными текстами, хотя и между первыми тремя группами различие достаточно показательное. Важно, что в поздних текстах изменилось соотношение количества длинных и коротких предложений. Если условно разделить весь корпус предложений на группы по длине (за среднюю при этом примем длину 3-5 слов), то картина будет следующая:
Таблица 5. Изменение соотношения предложений разной длины (в %)
Длина предложения Фольклор 1900 Фольклор 1977 Разговорная речь Радио- передачи
1-2 слова 45,7% 27,2% 25,8% 5,8%
3-5 слов 42,3% 42,6% 35,9% 21,8%
6-8 слов 9,9% 21,2% 21,3% 26,6%
9 и более слов 2,1% 9,0% 17,0% 45,8%
Из Таблицы 5 видно, что в радиотекстах резко возрастает удельный вес длинных предложений: здесь более 72% предложения выше средней длины, в текстах 1900 г. 88% предложения средней и ниже средней длины.
Что означает с лингвистической точки зрения увеличение количества слов в предложении? В принципе этот результат может быть обусловлен двумя различными причинами. Первая возможность — развитие тенденции к сериализации, развитие аналитических конструкций, аналитической тенденции выражения значений (например, выражение значений наречиями, союзами и частицами, а не суффиксально). Однако это неизбежно повлекло бы за собой сокращение средней длины слова, чего, как видно из Таблиц 2 и 3, не происходит. Напротив, число громоздких слов растет. Тенденция к аналитизму, хотя и присутствует, но не оказывает заметного воздействия на длину предложения.
Остается вторая возможность: увеличение длины предложения за счет увеличения его громоздкости, т. е. простого «нани-
зывания» числа однородных членов и предикативных узлов. Увеличение громоздкости предложений идет за счет двух параллельно происходящих процессов: выстраивание, по русскому образцу, рядов предикативных единиц, связанных сочинительной связью, и создание предложений с большим, чем условная норма, количеством зависимых предикативных единиц. В обоих случаях степень изменения может быть приблизительно оценена при помощи «индекса сложности» (ИС). Минимальный ИС = 1: это случай, когда в каждом предложении ровно одна предикативная единица.
Таблица 6. Изменение индекса сложности
Фольклор 1900 Фольклор 1977 Разговорная речь Радио- передачи
Индекс сложности 1,5 1,7 1,8 2,5
В текстах 1900 г., как видно из Таблицы 6, на 10 предложений приходится 15 предикативных единиц. Примерно такое же соотношение (с некоторым повышением) имеем в двух следующих группах текстов; в радиотекстах ИС резко возрастает. При этом следует иметь в виду, что и внутри радиотекстов есть своя иерархия: эти 2,5 складываются из 2,0 для текстов в жанре «радиоинтервью» — наиболее близких к разговорной речи, и 3,0 для текстов в жанре радиобеседы на экономическую, политическую или иную тему.
Покажем только один пример того, как изменение привычной синтаксической структуры ведет к удлинению предложения и повышению ИС. В радиотекстах достаточно часто встречаются обороты, соответствующие русским определительным оборотам и придаточным. В эскимосской «норме» предложения такого типа не встречаются практически никогда: они оказываются разделены на два-три коротких, возможно монопредикативных, предложения. (Об определительных предложениях см. подробно [Вахтин 1989]).
Ср.:
(2) кийах ’ту-т ига-т улимаг ’-и-т
быть^ лист^ изготовлять-3PL.AG-3PL.OB
типография-м тун ’си-лъх ’а-кун кыпх ’аг ’-виг-ыт
типография-ERG просить-NOM.ACT-VIAL работать-ЬОС-РЬ ‘Существуют бланки (букв. «листы»), изготовляемые типографией по запросу с места работы’.
В этом предложении русская конструкция почти слово в слово «переписана» по-эскимосски.
Большую роль в увеличении длины предложения играет возрастание числа однородных членов — как отдельных слов, так и предложений. Вряд ли стоит приводить примеры: они достаточно тривиальны. Укажем только на один случай-«рекордсмен»: в одном из предложений радиотекста (длина его 42 слова!) на одно сказуемое приходится шесть однородных групп длиной в среднем по шесть слов каждая. Если еще принять во внимание, что из этих 42 слов ровно половина — русские заимствования, то можно представить себе степень интерференции русского языка в эскимосский и степень понятности (точнее, непонятности) этого и подобных предложений для эскимосов в том случае, если бы они не знали русского языка.
Фольклорные тексты 1900 г. и радиотексты можно, таким образом, рассматривать как два полюса шкалы: на одном русское влияние практически отсутствует, и перед нами условная норма, не подверженная интерференции, на другом влияние очень сильно, и перед нами крайняя степень интерференции. При этом два других типа текстов располагаются по указанным количественным параметрам «на той же кривой»: и разговорная речь, и фольклор в интерпретации современных сказителей испытывают на себе воздействие русской синтаксической нормы: в них происходят, хотя и в гораздо меньшей степени, те же процессы, которые уже привели к значительным изменениям языка радиопередач (во всяком случае, в исследованных текстах).
3.2. Следы интерференции в переводных текстах Второй тип текстов, на которых интересно проследить воздействие русского языка на эскимосский — это переводы художественных произведений на ЯАЭ. Таких переводов опубликовано немного: это главным образом детская литература. Переводы сделаны, как правило, людьми, хорошо владевшими обоими языками. И тем не менее язык некоторых переводов отличается
от «нормы» — от того языка, на котором говорили или рассказывали сказки эскимосы, и от того, на котором они пишут (когда пишут). Это воздействие проявляется прежде всего в синтаксических моделях предложений, в частности — в области порядка слов. В ЯАЭ, как и в русском, порядок слов свободный (т. е. свободный от выражения грамматических значений). Как в русском, так и в эскимосском языке порядок слов целиком подчинен требованиям коммуникативной организации предложения. Однако правила выражения коммуникативных значений с помощью порядка слов в этих языках, естественно, разные, и простой перенос русского порядка в эскимосское предложение не дает ожидаемого эффекта. Хотя в обоих языках возможны различные расположения слов, процентные распределения разных порядков и создаваемые каждым из них коммуникативные эффекты различны. Многие предложения в переводных книгах на ЯАЭ, копирующие соответствующие модели оригинала, имеют заметный «русский акцент». Это вызвано тем, что нейтральный для ЯАЭ порядок ^)ОУ в переводных текстах часто под влиянием русского оригинала заменяется на порядок ^)УО и VSO. При этом о нарушении системы говорить нельзя: порядок ^)УО и VSO (если S и О — существительные) в «норме» ЯАЭ также возможен; речь должна идти о сдвиге в пределах нормы, т. к. предложения вида ^)УО и VSO явно преобладают в переводных текстах над предложениями вида (S)OV, в то время как в «норме» соотношение обратное.
Последствия интерференции сказываются не только на порядке слов, но и на порядке частей предложения. Так, в «норме» в ЯАЭ прямая речь в громадном большинстве случаев следует за вводящими ее словами, а не наоборот: постановка вводящих слов после прямой речи более свойственна русскому письменному тексту. Здесь, видимо, следует говорить о нарушении узуальной, а не грамматической нормы: под влиянием языка оригинала слова в эскимосском предложении располагаются в совершенно несвойственном этому языку порядке.
Ср. примеры из перевода детской книжки [Носов 1989]:
(3) Аwитын! — арамакан ’а Толям кошка.
‘Уходи! — закричал Толя кошке’.
В (3) — не свойственный ЯАЭ порядок слов VSO. В «стандартном» эскимосском не только во вводящем предложении было бы SOV, но и порядок частей был бы противоположным, ср. (3а):
(3а) Толям кошка арамакан ’а: Ааwитын!
‘Толя кошке закричал: Уходи!’
Ср. предложение (4), в котором неопределенное местоимение ‘кто-то’ занимает обычную для него позицию перед сказуемым (хотя порядок прямой речи и вводящих слов не стандартный для эскимосского), и предложение (5), в котором это правило нарушено:
(4) К’имагутык! — кина арамалг ’и.
‘Бегите! — кто-то закричал’.
(5) Ак ’них ’к ’wазин? — апсиманак ’а китум.
‘Ты нездоров? — спросил [его] кто-то’.
Необычность предложения (5) подчеркнута еще и тем, что в постпозиции к сказуемому вводящей части стоит имя в относительном падеже — агенс (напомним, что ЯАЭ — язык с эргативной падежной системой; падеж подлежащего при одноличном (непереходном) глаголе и прямого дополнения при двухличном (переходном) глаголе — абсолютный, с нулевой маркировкой, падеж подлежащего при двухличном (переходном) глаголе — относительный, с ненулевой маркировкой).
(6) Ик ’лъын ’ик ’утын, — пимакан ’а илан ’ан аг ’нам.
‘Ты врешь, — сказала [ему] другая женщина’. [Носов 1989]
В «стандартном» эскимосском было бы:
(6а) илан ’ан аг ’нам пимакан ’а: ик ’лъын ’ик ’утын.
‘Другая женщина сказала ему: Ты врешь’.
Ср. пример (7) из фольклорного текста:
(7) Нух ’к ’ах ’сималг ’и Сикуг ’ак ’: «Ынанкинам ак ’ылък ’ак ’!»
‘Обрадовался Сикугак: «Никак гость!»’ [фольк.]
Можно предположить, что показанные в переводных предложениях (5) и (6) случаи порядка VS, хотя внешне и похожи на случай предложения из фольклора (7), тем не менее вызваны
именно интерференцией. Во-первых, в (7) глагол одноличный, и в постпозиции оказывается субъект действия (абсолютный падеж), в то время как в (5) и (6) глаголы двухличные, и в постпозицию поставлен агенс (относительный падеж), что встречается значительно реже. Во-вторых, в (6) в позиции агенса выступает именное словосочетание, постановка которого в постпозицию еще более редка.
(8) Ынтак ’ун апнъак ’ак ’а, — акитамалг ’и лън ’а.
‘Дай-ка я спрошу, — ответил он’.
В примере (8) сразу три проявления интерференции: порядок слов во вводящей части (VS), порядок самой этой вводящей части (после прямой речи) и употребление (совершенно избыточное по нормам ЯАЭ) местоимения 3-го лица в конце предложения.
Можно привести еще много примеров того, как переводчик, подпавший под влияния русского языка, конструирует предложения, далекие по своей структуре от тех, которые характерны для условной нормы ЯАЭ.
3.3. Следы интерференции в записях от информантов разного возраста
Кроме письменных текстов, интерференционные явления могут изучаться при работе с информантами. Учитывая сказанное в первой части статьи о возрастных группах носителей ЯАЭ, для изучения интерференционных явлений наиболее перспективными представляются информанты 1945-1950 гг. рождения: они еще могут говорить по-эскимосски, но уже предпочитают говорить по-русски. Примером здесь могут служить интересные факты грамматической интерференции, зафиксированные Н. М. Емельяновой в конце 1960-х гг. при работе с информантом 1951 г.р.; целью работы был сбор материала по употреблению результативных форм. Результативные формы с показателем -н ’а- описаны в литературе (ср. краткое описание их под именем «страдательного залога» в [Меновщиков 1967: 79], а также более подробное описание в [Недялков (ред.) 1983: 96-101]). Эти формы называют состояние, наступившее в результате предшествующего действия, ср. (9)-(12):
(9) Амик мах ’к ’ат-н ’а-к ’.
‘Дверь заперта’.
(10) Аткуйагык укини-н ’а-к ’.
‘Рубашка сшита’.
(11) Таг ’нух ’ат пилюгуг -н ’а-т.
‘Дети одеты’.
(12) Игатигатун ’а, ^авымун кынлан ’а кыпсюг -н ’а-н ’а.
‘Я не хочу есть, [я] до сих пор сыт’.
Эти предложения имеют одну особенность: несмотря на то
что все они предполагают наличие агенса в называемых ими ситуациях, поверхностное выражение агенса в предложении запрещено, причем этот запрет имеет абсолютный характер: пожилые информанты категорически отвергают возможность образования предложений типа (13), в какой бы падеж мы ни пытались поставить имя агенса:
(13) *Аткуйагык укини-н ’а-к ’ аг ’нам/аг ’намын ’.
‘Рубашка сшита женщиной’.
В старых текстах на ЯАЭ также не удается обнаружить ни одного примера подобного предложения с выраженным агенсом. Более молодые двуязычные информанты, для которые скорее русский, чем эскимосский является родным языком, переинтер-претируют результативные конструкции ЯАЭ как пассивные, по аналогиии с русским пассивом, и употребляют в них агенс в творительном падеже:
(14) Аг ’виг ’ат сюпык -н ’а-т Илокамын ’.
‘Белье намылено Илокой’.
Подобные предложения в «норме» невозможны, и их появление не может быть объяснено ничем, кроме грамматической интерференции: перед нами явный случай проницаемости залоговой системы ЯАЭ.
3.4. Разрушение языковой системы
Последнее замечание. Эскимосские дети, которые практически не говорят по-эскимосски, а пользуются только русским языком, в разговорах со своими пожилыми родственниками, пло-
хо говорящими по-русски, вынуждены, волей-неволей, если не говорить, то хотя бы понимать отдельные простейшие высказывания на ЯАЭ. Это иногда приводит к встречным попыткам детей сказать что-то «на бабушкином языке». Как правило, эти высказывания ограничиваются отдельными словами: именами существительными в назывной форме, простейшими однословными императивными, вопросительными или другими предложениями (К’айулъта! ‘Давай пить чай!’, Таги! ‘Иди сюда!’, Таwатын! ‘Хватит!’, Ся-а ‘Не знаю’ и под.). Однако в ряде случаев эти попытки приводят к крайне интересному результату, который можно было бы назвать начатками креолизации ЯАЭ. Так, в 19SS г. в пос. Сиреники нам удалось записать несколько высказываний шестилетней девочки, обращенных к маме, которые были построены по модели: эскимосская корневая морфема + русские словоизменительные показатели, ср. (15)-(16):
(15) Мам, я это к’у: ваю ?
‘Мама, я это вылью?’ (от эск. к ’у:в- ‘выливать’)
(16) Мам, мне это ни:ватъ?
‘Мама, мне это перелить?’ (от эск. ни:в- ‘переливать’)
Эта модель существенно отличается от классических креольских языков, типа языка ток-писин, в котором лексические единицы заимствованы из английского, а грамматические — из языков коренного населения. По этой модели построен язык мед-новских алеутов, подробно описанный в работе [Golovko, Vakhtin 1990].
В заключение еще раз повторим, что грамматическая интерференция русского языка в ЯАЭ — это громадная тема, которая должна исследоваться специально. В данной статье мы лишь наметили некоторые подходы, обозначили возможные тенденции развития и изменения языковой системы ЯАЭ под влиянием русского языка, а также очертили потенциальный круг материала, на котором, по нашему мнению, могут быть продолжены подобные исследования.
Список условных сокращений
3 — 3 лицо; AG — агенс; DAT — дательный падеж; erg — эргативный падеж; loc — местный падеж; mod — модальный суффикс; nom.act — имя действия; о — объект; part — причастие; PL — мн.ч.; pl.ob— мн.ч. объекта; S — субъект; V — глагол; vial — продольный падеж; vrblzr — вербализатор; ЯАЭ — язык азиатских эскимосов.
Литература
Богораз 1949 — В. Г. Богораз. Материалы по языку азиатских эскимосов.
Л.: Учпедгиз, 1949.
Вахтин 1979 — Н. Б. Вахтин. О влиянии русского языка на эскимосский в области синтаксиса (количественный анализ) // Синтаксический анализ разносистемных языков [Лингвистические исследования, 1979]. М.: Б. и., 1979. С. 20-29.
Вахтин 1989 — Н. Б. Вахтин. Причастные относительные группы в эскимосском языке // Функцональный анализ языковых единиц. М.: АН СССР, 1989. С. 37-46.
Вахтин, Емельянова 1988 — Н. Б. Вахтин, Н. М. Емельянова. Практикум по лексике эскимосского языка. Л., Просвещение, 1988.
Г оловацкая 2007 — Т. П. Г оловацкая. Функционирование иноязычных единиц в эскимосском языке (чаплинский диалект) на материале текстов 1930-1960-х гг. Дисс. ... канд. филол. наук. РГПУ, СПб., 2007. Гурвич (ред.) 1987 — И. С. Гурвич (ред.). Этническое развитие народностей Севера в советский период. М.: Наука, 1987.
Меновщиков 1967 — Г. А. Меновщиков. Грамматика языка азиатских эскимосов. Ч. 2. М. — Л.: Наука, 1967.
Недялков (ред.) 1983 — В. П. Недялков (ред.). Типология результативных конструкций (результатив, статив, пассив, перфект). Л.: Наука, 1983. Носов 1989 — Н. Носов. Натын пилъх’ит Толям Клюквиным / Пер. на эским. C. Тагьек. Магадан: Магаданское кн. изд-во, 1989.
Рубцова (сост.) 1971 — Е. С. Рубцова (сост.). Эскимосско-русский словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1971.
Golovko, Vakhtin 1990 — E. V. Golovko, N. B. Vakhtin. Aleut in contact: The CIA enigma // Acta Linguistica Hafniensia. Vol. 22. 1990. P. 97-125. IWGIA 1990 — Indigenous Peoples of the Soviet North. IWGIA Document No. 67. Copenhagen: IWGIA, 1990.
Jacobson (comp.) 1984 — J. S. Jacobson (comp.). Yup’ik Eskimo dictionary. Fairbanks: Alaska Native Language Center Press. 1984.
Jacobson 1990 — S. A. Jacobson. Practical Grammar of the St. Lawrence Island/Siberian Yupik Eskimo Language. Fairbanks: Alaska Native Language Center Press, 1990.
Oparin 2012 — D. Oparin. The commemoration of the dead in the contemporary Asiatic Yupik ritual space // Etudes Inuit Studies. Vol. 36. No. 2. 2012. P. 187-207. de Reuse 1988 — W. de Reuse. Studies in Siberian Yupik Eskimo Morphology and Syntax: PhD Thesis. University of Texas at Austin, Austin, 1988.
