CC BY
93
мент внешнего соответствия завершается внезапным грехопадением святого. (К нему приводят для лечения купеческую дочку, и эта неумная и некрасивая, но обладающая подчеркнутой телесностью девушка без особых усилий склоняет отца Сергия к прелюбодеянию).
Доискиваясь причин собственной духовной гибели, герой обращается к своей родственнице Пашеньке. И в тексте возникает еще одно повествование о жизни, на этот раз - по мысли Толстого - подлинное житие. Обнищавший отец, пьяница муж, дочь и зять, не желающие работать, маленькие внуки, постоянный труд для семьи - не было ни одной минуты в жизни этой женщины, когда бы она заботилась лишь о самосовершенствовании или спасении собственной души, т. е. о самой себе. И в этом Степан Касатский (и соответственно, Лев Николаевич Толстой) видит истинную близость Богу: забыть о собственном Я, раствориться в других - это то, чего не смог достичь отец Сергий за всё время в монастыре и отшельническом ските. И после встречи с Пашенькой для героя начинается новый жизненный этап, духовное возрождение.
Таким образом, воспроизводя агиографический канон в своем тексте и одновременно полемизируя с ним, Лев Николаевич Толстой заставляет читателя задуматься о смысле веры и жизни человека. (Подспудно встает вопрос, удалось ли самому автору достичь истинной близости к богу, т. е. выстроить жизнь как служение людям при полном отказе от собственного Я).
В отличие от Толстого А.П. Чехов никогда напрямую не касался религиозной темы. Но анализ рассказа «Моя жизнь» сквозь призму агиографического канона вполне оправдан, по нашему мнению, следующим моментом. Само заглавие текста подчеркивает биографичность текста по отношению к главному герою, который наделен уникальным для среднерусской полосы древнебиблейским именем Мисаил [6].
Соотнесение сюжета чеховского рассказа и схемы жития позволяет сказать, что главный герой во многом соответствует образу святого-юродивого. (Юродивые - от лат. urod - особенный - человек, отвергший все мирские (социальные) ценности и ведущий аскетический образ жизни) будучи сыном городского архитектора, представителем привилегированного сословия, Мисаил отказывается заниматься интеллектуальным (точнее, псевдоинтеллектуальным) трудом и, покинув отчий дом, устра-
Библиографический список
ивается простым маляром. Иначе говоря, герой нарушает закон, регламентирующий жизнь в его городишке, организующий весь провинциальный социум сверху донизу:
Этот закон порождает глобальную ложь, грандиозный «футляр», в который заточены все городские жители, не способные быть по-настоящему свободными и счастливыми, искренне любить, радоваться красоте природы, ценить правду искусства. Этот закон формулирует Мисаилу мясник Прокофий: «Вас у губернатора, должно, наказывать будут. Есть губернаторская наука, есть архимандритская наука, есть офицерская наука, есть докторская наука, и для каждого звания есть своя наука. А вы не держитесь своей науки, и этого вам нельзя дозволить» [5, с. 162].
Мисаил выбирает иной путь, придерживаясь девиза, сформулированного его товарищем, маляром Редькой: «Тля ест траву, ржа - железо, а лжа - душу». Это новый, естественный закон новой для Мисаила, естественной жизни. Герой проходит все ее испытания: полуголодное существование, бездомные скитания, непривычный физический труд, любовь, а затем измену жены. И может показаться, что этот путь ничуть не лучше прежнего. Но именно прочтение текста через житийный какнон выявляет для нас иной смысл финала рассказа.
Пример Мисаила вдохновляет его сестру Клеопатру на свободный выбор собственной судьбы. Правда, для неё, слишком долго дышавшей отравленным ложью воздухом городского социума, свобода оказывается гибельной. Она умирает от чахотки, но до этого была любовь, было, пусть и кратковременное, но счастье, и, наконец, появился смысл жизни - ребёнок.
В финале рассказа главный герой остается с маленькой племянницей на руках. В контексте житийного канона, рождение ребёнка - это и есть главное событие, чудо (прижизненное - для Мисаила, посмертное - для Клеопатры). Это Чудо оправдывает выбор героя, наполняет высоким смыслом его дальнейший путь. Теперь его задача - воспитать девочку в свободном мире, рассказать ей о красоте и правде жизни.
Можно сказать, что проанализированный рассказ - один из немногих текстов Чехова, в которых он дает пример настоящей, а не бесцельно прожитой и бездарно истраченной жизни. И духовно-нравственный потенциал произведения, его жизнеутверждающий смысл наиболее полно выявляются при сопоставлении с русским агиографическим каноном.
1. Губина Н.В. Поэтика заглавий в прозе Е.И. Замятина: название - текст - метатекст. Мир науки, культуры, образования: междунар. науч. журн. 2007; 4: 97 - 104.
2. Губина Н.В. Власть субъекта и субъект власти: художественное измерение. Мир науки, культуры, образования: междунар. науч. журн. 2010; 5(24): 240 - 244.
3. Губина Н.В. Традиции отечественной духовной культуры в «сельских» рассказах В.М. Шукшина. Продовольственная безопасность. Аграрно-политический диалог. 2013: 232 - 235.
4. Толстой Л.Н. Смерть Ивана Ильича. Ленинград: Художественная литература, 1983.
5. Чехов А.П. Избранные сочинения. Москва: Художественная литература, 1979.
References
1. Gubina N.V. Po'etika zaglavij v proze E.I. Zamyatina: nazvanie - tekst - metatekst. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya: mezhdunar. nauch. zhurn. 2007; 4: 97 - 104.
2. Gubina N.V. Vlast' sub'ekta i sub'ekt vlasti: hudozhestvennoe izmerenie. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya: mezhdunar. nauch. zhurn. 2010; 5(24): 240 - 244.
3. Gubina N.V. Tradicii otechestvennoj duhovnoj kul'tury v «sel'skih» rasskazah V.M. Shukshina. Prodovol'stvennaya bezopasnost'. Agrarno-politicheskij dialog. 2013: 232 - 235.
4. Tolstoj L.N. Smert'Ivana Il'icha. Leningrad: Hudozhestvennaya literatura, 1983.
5. Chehov A.P. Izbrannye sochineniya. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1979.
Статья поступила в редакцию 04.12.17
УДК 81.367.6
Gureyev V.A., Doctor of Sciences (Philology), Professor, International University in Moscow (Moscow, Russia),
E-mail: Gureyev@mail.ru
LANGUAGE EGOCENTRISM AND THE SYSTEM OF PARTS OF SPEECH. The article discusses the general issues of evolution of the theory of language egocentrism. It is noted that language egocentrism forms a core of anthropocentrism in linguistics. The basis of the conceptual system of an individual is the mega-concept ego, which is directly in contact with the concepts that form the egoreferential field around it. The classifications of concepts, currently available in cognitive linguistics, do not take fully into account the egocentric factor. It appears that the creation of an egocentric typology of concepts based on the roles of the two mega-concepts - ego and non-ego - would contribute to objectively presenting and evaluating the processes of conceptualization. The author believes that the phenomenon of egocentrism is also ontologically inherent in the whole language system and cannot but affect the system of parts of speech. In his view, the egocentric system of parts of speech must stem a) from the approval of the dominant role of ego in the formation and functioning of the system of parts of speech and b) from the recognition of the pronoun I, its language representative, as the core of this system. The traditional classifications of parts of speech rest on the
linear principle, often with elements of subordination. The proposed egocentric system of parts of speech is based on the radial principle. The concept ego and its linguistic counterpart - the pronoun I - underlie the creation and evolution of parts of speech, being associated genetically with each of them.
Key words: language egocentrism, egocentric system of parts of speech, egocentric typology of concepts.
В.А. Гуреев, д-р филол. наук, проф., Международный университет в Москве, E-mail: Gureyev@mail.ru
ЯЗЫКОВОЙ ЭГОЦЕНТРИЗМ И СИСТЕМА ЧАСТЕЙ РЕЧИ
Статья посвящена вопросам эволюции теории языкового эгоцентризма. Отмечается, что концептуальная система индивидуума и репрезентирующая её система языка несут на себе признаки эгоцентричности, что, в свою очередь, не может не отражаться и на системе частей речи. Предлагается их рассмотрение в рамках эгоцентрической концепции языка. Автор статьи полагает, что эгоцентрическая система частей речи должна исходить а) из утверждения главенствующей роли я в формировании и функционировании самой системы частей речи и б) из признания в качестве ядра этой системы местоимения я как его языкового репрезентанта.
Ключевые слова: языковой эгоцентризм, эгоцентрическая система частей речи, эгоцентрическая типология концептов.
Введение. Наиболее заметной особенностью современной теории языка является антропоцентризм, предполагающий рассмотрение естественного языка в прямой взаимосвязи с человеком. Неудовлетворённость традиционными схемами описания различных явлений языковой системы с их ориентацией на преимущественно внешнюю, поверхностную языковую структуру, осознание «предельности» подобного рода исследований - всё это способствовало поиску новых подходов в изучении языка. С другой стороны, следует признать, что без достигнутого в рамках традиционной лингвистики с её отточенным веками каноном лексико-грамматического и фонетического описания языка едва ли бы стал возможным переход к иным парадигмам научного знания и, в частности, к наиболее антропоцентрически ориентированной современной когнитивно-дискурсивной парадигме. В рамках данного направления анализируются механизмы человеческой когниции, процессы концептуализации и категоризации. В центре внимания когнитивной лингвистики также находятся когнитивные структуры и процессы, характерные для человека как homo loquens, различные аспекты соотнесения его концептуальной и языковой систем.
Ядром антропоцентризма в лингвистике является языковой эгоцентризм. Теоретические исследования в области эгоцентризма в различных его аспектах были предметом рассмотрения в трудах многих философов. В этой связи можно сослаться на индийскую философию (упанишады, буддизм, теизм Бхагавад-гиты, идеи Прабхакары, Шанкары, Рамануджи и т. п.), а также на философские построения известных представителей западноевропейской философии, таких как И.Г. Фихте, Л. Фейербах, Э. Гуссерль и многих других. Различные аспекты языкового эгоцентризма рассматривались в исследованиях К. Бюлера, Б. Рассела, Р. Якобсона, Э. Бенвениста, Д. Лайонза. Об актуальности проблемы языкового эгоцентризма в настоящее время свидетельствует целый ряд публикаций (см., например, [1; 2; 3]).
В основе формирующейся теории языкового эгоцентризма находится понятие я (ego). Будучи сущностью идеальной, я характеризуется атемпоральностью. Основное его предназначение заключается в том, чтобы служить субъектом восприятия, перцептивного, рационального, эмпирического и теоретического познания. Истинное, архетипическое я в сознании индивидуума при всем многообразии взаимодействия с окружающим миром всегда остается неизменным и устойчивым. Оно является центром сознания человека. Осознание индивидуумом своей автономности в мире, как подчеркивает Г.И. Берестнев, является выражением спонтанно возникающей в его сознании функциональной константы - субъективно переживаемой доминантности я относительно всей остальной части действительности (см. [1]).
Противопоставление я - не-я лежит в основе познавательной деятельности человека, в основе самосознания. Ещё И.Г. Фихте в своем наукоучении подчеркивал, что абсолютное сверхиндивидуальное я, отличаясь от эмпирического я, противопоставлено не-я. Последнее является необходимым условием существования абсолютного я (см. [4]). Категория не-я, в отличие от архетипического я, по своей сути изменчива и непостоянна. Она включает в себя всё, что может быть объектом восприятия. Им также является тело и мозг индивидуума. Следует заметить, что истоки теории не отождествления я и тела человека можно найти в восточной философии (например, учение о познании ньяйи), а также в трудах западноевропейских философов, в
частности, у Локка, Декарта, Юма, Канта. Полярность я - не/я в работах современных исследователей иногда передается диадой человек - другой/-ие, в которой другой ассоциируется с понятиями мир/ окружающая среда, другой человек, ты и другой внутри меня (alter ego) (см., например, [2]).
2. Признаки эгоцентричности в концептуальной системе индивидуума и в системе языка
Поскольку концептуальная система индивидуума и репрезентирующая её система языка являются результатом познающего я, то и сами эти системы не могут не иметь признаков эгоцентричности.
Основой, своеобразным стержнем концептуальной системы индивидуума является мега-концепт я, непосредственно соприкасающийся с теми концептами, которые формируют эгорефе-ренциальное поле вокруг него. Противопоставлены ему другие концепты, или не/я-концепты. Соответственно, два ключевых концепта я и не/я образуют два противоположных полюса концептуального пространства индивидуума. Учитывая доминантность я относительно действительности, можно предположить, что в концептуальной системе индивидуума доминирует принцип эгоцентризма и что он структурирует по своим меркам её пространство. Обзор существующих в настоящее время в когнитивной лингвистике классификаций концептов - содержательных, структурных, репрезентативных, функциональных и классификаций, основанных на принципах типологии картин мира, свидетельствует о том, что в них практически не учитывается эгоцентрический фактор. Это, в свою очередь, не позволяет достаточно объективно представить и оценить процессы концептуализации. Очевидно, что создание эгоцентрической типологии концептов, основанной на учете роли двух мега-концептов - я и не/я, способствовало бы достижению этой цели.
Что касается системы языка, то в ней признаки эгоцентричности обнаруживают себя на лексическом и грамматическом (морфологическом и синтаксическом) уровнях, также как и на уровне текста/дискурса. На первом месте среди языковых эго-центриков, несомненно, находится местоимение я. Основная его функция заключается в указании на субъекта познания.
3. Формирование перечня языковых эгоцентриков
Как свидетельствует история изучения проблем, так или иначе ориентированных на исследование языкового эгоцентризма, расширение номенклатуры эгореференциальных языковых единиц носит эволюционный характер. Вначале данные единицы, как и сама проблематика языковой эгоцентричности, рассматривались как принадлежащие области дейксиса. Однако в последующем поле эгоцентричности стало расширяться. И если у К. Бюлера в созданной им системе координат субъективной ориентации речь идет о трех основных единицах - я, здесь и сейчас, то, например, у Б. Рассела к вышеназванным словам относятся ещё изменяющиеся по временам глагольные формы, а также такие слова как близко, далеко, прошлое, настоящее и будущее [5, с. 87]. По мнению Э. Бенвениста, в контексте коммуникации все указательные местоимения, прилагательные, наречия, передавая временные и пространственные отношения, связанные с субъектом и ориентированные на его я, полностью зависимы от последнего [6]. У Г.И. Берестнева в разряд эгоцентриков включаются личные имена индивидуумов, а также слова, выражающие идею возвратности, показатели глагольной рефлексивности (например, в русском языке) (см. [1]). Перечень эгоцентрических
единиц значительно расширяется в работе Е.Г. Хомяковой. Исходя из предположения о том, что языковой эгоцентризм реализуется на лексическом, синтаксическом и текстовом уровнях, то есть по схеме слово - предложение - текст, она к лексическому уровню относит артикли, личные, возвратные и притяжательные местоимения, наречия места и времени, существительные, имеющие пространственно-временную соотнесенность, глаголы со значением местонахождения или перемещения в пространстве с предлогами и постпозитивами, глаголы говорения, чувственного восприятия, мыслительной деятельности, конверсивы типа sell-buy. На лексико-грамматическом и грамматическом уровнях выделяются модальные слова, модальные глаголы, равно как и вспомогательные глаголы, связанные с образованием и функционированием категорий времени и наклонения.На синтаксическом уровне языковой эгоцентризм актуализируется в ситуации речевого общения с её участниками общения, местом и временем её осуществления. В тексте эгораЛе^н.иальнокть проявляется, в первую очередь, в связи с субъектом речевой деятельности, который конструирует текст приучетаолда нных коммуникативных целей (см. [2]).
Е.В. Падучева с позиций режима (диалогичесногоарклра-тивного) интерпретации эгоцентрических единиц, в свою очередь, делит эгоцентрики на первичные (жЛсткик)оваоричные (мягкие). Первичные эгоцентрики употребляются только в диалогическом режиме и ориентируются только нигнвнрящего.Лта касается вторичных эгоцентриков, то они употребляются не только в диалогическом режиме, но также в гипотиккысе и— р-а'тлве (см. [7; 8]).
Анализ эгоцентрических единиц свидетельствует о том, что определение их количества и номенклатурыв ыовраменчыннс-следованиях непосредственно связано с выявлением их функционально-пространственных характеристик в контексте дискурса. Акцент на функциональной составляющей языковых эгоцентриков, несомненно, расширяет наши представлеикя,втомчичле, об особенностях реализации одной из основных функций языка - коммуникативной.
4. Местоимение я в системе частей речи
Как известно, в существующих граммакикчх еуроплЫскук языков местоимение я традиционно находится оа уериферук частеречных классификаций. Главными частями речи со времен Античности по настоящее время, как правилт,прыызнаюася имя (существительное и прилагательное), глагол, наречие, предлог и союз (см., например, [9, с. 296]). Роль я в построении часте-речных классификаций, по сути дела, всегда игнорировалась. Между тем, среди эгоцентрических языковых единиц основную позицию, несомненно, занимает местоимение я.
В отличие от знаменательных классов слов местоимения не называют объекты, различные явления действительности и их свойства непосредственно. В силу присущего им функционального дуализма они соотносятся с ними дейктически и анафорически. Что же касается местоимения я, то его основная функциональная роль заключается в указании на субъекта восприятия и познания. Основоположник общего языкознания В. фон Гумбольдт в своей известной работе "О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества" (1836 г.) подчеркивал особое, первичное положение местоимений среди иных классов слов. При этом он специально выделял уникальную, исключительную субъектнореференци-альную «миссию» местоимения я. Обращая внимание на специфическое положение местоимений в системе частей речи, он не соглашался с теми, кто считал их более поздним образованием в частеречной системе языка. "Представление о том, что местоимение есть самая поздняя часть речи, - подчеркивал он, - абсолютно неверно. ... Изначальным, конечно, является личность самого говорящего, который находится в постоянном непосредственном соприкосновении с природой и не может не противопоставлять последней также и в языке своего я" [10, с 113- 114]. А по мнению Н.Ю. Шведовой, местоимения, не укладываясь в рамки существующих частеречных схем, стоят над всеми другими классами слов [11, с. 7- 8, 11, 13].
Следует всё же подчеркнуть, что в современных грамматиках, особенно, дескриптивно-функциональной направленности, постепенно приходит осознание особой "миссии" местоимений (в том числе и местоимения я) в системе языка вообще и в системе частей речи в частности. Обращаетсявниманиенатеих аспекты, которые до этого были вне поля зрения грамматистов. Помимо традиционного описания их морфологкыыеских , трнтгк-сических и семантических особенностей уже дается характери-
стика их дискурсивных признаков. В грамматике Д. Байбера и соавторов целый параграф так и называется "Роль местоимений в дискурсе" [12].
5. Эгоцентрическая система частей речи
Очевидно, что явление эгоцентризма пронизывает не только область языкового функционализма. Оно также онтологически присуще всей языковой системе и, конечно, не может не отражаться и на системе частей речи. Это, в свою очередь, вызывает необходимость их рассмотрения в рамках эгоцентрической концепции языка. Можно предположить, что эгоцентрическая система частей речи должна исходить а) из утверждения главенствующей роли я в формировании и функционировании самой системы частей речи и б) из признания в качестве ядра этой си-сте мы место имения я как егоязыковогорепрезентанта.
Отметим, что традиционные классификации частей речи, опирающиеся в целом ряде случаев на греко-латинский канон грамматическмгоопиезнир, строятсяпо линейному приыципу, часто с элементами соподчинения. Грамматисты в своих клас-сификацияхврачале, как травилн, еказмсаакт базрвые аасти речи, рассматривая в то же самое время некоторые классы слов в качеетверазновивностнодной из мановнымчрстнй ремз.Таз, О. Есперсен, выделяя пять частей речи - существительные, при-лагатемзные.мрстоимывны,гвагола- оасныцгг, етнмеиа к поелед-ним (то есть частицам) наречия, предлоги, союзы и междометия. Чисфзмемвтыв иартикли онпричиелтат о мзеттоментям [КМ, с. 93 - 101]. Р. Б. Лонг в своей работе также помещает артикли и читлгтельные в фазряд мтотоименпй (см.Г14,с.Л6]). В гтнема-тите ф. Гриыфнумтприводаося даа оипаслтр-садеркаттленею (полные или лексические) и "грамматические". Первые включают в сеа-нловаозноыто1х к-нысовнф-в -нущтытвитальнниЛ'ыФнов-ной" глагол, прилагательное и наречие. К разряду "грамматических" относятся местоимения, детерминативы, вспомогательные глаголы, предлоги и союзы, то есть те части речи, которые в грамматокил днвкpипыивне-фуилLыиoлрлтнаИ н ипниваенлтетг рассматриваются в качестве второстепенных [15, с. 431].
Предлагаемаяэгорзнреичтская слытммв чаитеЫ речн, нвк представляется, строится по радиальному принципу. Именно кoнцнптии его языкввой aнолoг-мecрoидеипe я тртжат в оыыо-вecoлмaнвя о эволюцщичостеинечи,руд-ли связтрныри геными-чески с каждой из них.
Рис. 1. Модель эгоцентрической системы частей речи 6. Заключение
Следует подчеркнуть, что созданные в процессе возникновения и эволюции языка классы слов отражают и закрепляют основные этапы постижения человеком окружающей действительности, демонстрируют эволюционный характер становления з развитиямго крннинзвнтге патеадиарапыл кмнтнмлидмющай о организующей функции его я.
Библиографический список
1. Берестнев Г.И. Самосознание личности в аспекте языка. Вопросы языкознания. Москва: 2001; 3: 60 - 84.
2. Хомякова Е.Г. Эгоцентризм речемыслительной деятельности. Санкт-Петербург: Изд-во С.-Петербургского гос. ун-та, 2002.
3. Кравцова Е.И. Эгоцентрические единицы языка и их роль в коммуникативной структуре текста. Мир науки, культуры, образования. Горно-Алтайск, 2012: 295 - 298.
4. Фихте И.Г. Факты сознания. Назначение человека. Наукоучение. Москва: АСТ, 2000.
5. Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. Москва: Республика, 200
6. Бенвенист Э. Общая лингвистика. Москва: Прогресс, 1974.
7. Падучева Е.В. Семантика вида и точка отсчета. Известия АН СССР Сер. лит. и яз., 1986; 45 (5): 413 - 424.
8. Падучева Е.В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива Москва: Языки славянской культуры, 2011.
9. Carter R., McCarthy M. Cambridge grammar of English. Cambridge University Press, 2006.
10. Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества. Москва: Прогресс, 1984.
11. Шведова Н.Ю. Местоимение и смысл. Класс русских местоимений и открываемые ими смысловые пространства. Москва: Азбуковник, 1996.
12. Biber et al. Longman grammar of spoken and written English. London: Pearson Education Limited, 2000 (1sl edn. - 1999).
13. Jespersen O. Logic and grammar. Oxford: Clarendon Press, 1924.
14. Long R.B. The sentence and its parts. A grammar of contemporary English. Chicago and London: The University of Chicago Press, 1961.
15. Greenbaum S. The Oxford English Grammar. New York: Oxford University Press, 1996.
References
1. Berestnev G.I. Samosoznanie lichnosti v aspekte yazyka. Voprosy yazykoznaniya. Moskva: 2001; 3: 60 - 84.
2. Homyakova E.G. 'Egocentrizm rechemyslitel'noj deyatel'nosti. Sankt-Peterburg: Izd-vo S.-Peterburgskogo gos. un-ta, 2002.
3. Kravcova E.I. 'Egocentricheskie edinicy yazyka i ih rol' v kommunikativnoj strukture teksta. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. Gorno-Altajsk, 2012: 295 - 298.
4. Fihte I.G. Fakty soznaniya. Naznachenie cheloveka. Naukouchenie. Moskva: AST, 2000.
5. Rassel B. Chelovecheskoe poznanie: ego sfera i granicy. Moskva: Respublika, 200
6. Benvenist 'E. Obschaya lingvistika. Moskva: Progress, 1974.
7. Paducheva E.V. Semantika vida i tochka otscheta. Izvestiya AN SSSR. Ser. lit. i yaz., 1986; 45 (5): 413 - 424.
8. Paducheva E.V. Semanticheskie issledovaniya: Semantika vremenii vida vrusskom yazyke. Semantika narrativa Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2011.
9. Carter R., McCarthy M. Cambridge grammar of English. Cambridge University Press, 2006.
10. Gumbol'dt V. O razlichii stroeniya chelovecheskih yazykov i ego vliyanii na duhovnoe razvitie chelovechestva. Moskva: Progress, 1984.
11. Shvedova N.Yu. Mestoimenie ismysl. Klass russkih mestoimenij i otkryvaemye imi smyslovye prostranstva. Moskva: Azbukovnik, 1996.
12. Biber et al. Longman grammar of spoken and written English. London: Pearson Education Limited, 2000 (1st edn. - 1999).
13. Jespersen O. Logic and grammar. Oxford: Clarendon Press, 1924.
14. Long R.B. The sentence and its parts. A grammar of contemporary English. Chicago and London: The University of Chicago Press, 1961.
15. Greenbaum S. The Oxford English Grammar. New York: Oxford University Press, 1996.
Статья поступила в редакцию 05.12.17
УДК 811
Maizenger N.V., Cand. of Sciences (Philology), Head of Department, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia),
E-mail: maizenger@yandex.ru
PECULIARITIES OF THE USE OF THE COMMA IN A SIMPLE SENTENCE IN THE MODERN ENGLISH LANGUAGE. The
article deals with the use of the comma in a simple sentence in modern English. In the article, the functional characteristics of the comma are highlighted, the positional, meaningful and pragmatic significance of this punctuation mark is revealed. Both the cases of the regulated use and the non-standardized use of the comma aredefined, indicating the flexible nature of English punctuation in general and the use of commas, in particular. As a reason for the presence or absence of the punctuation mark, the dependence of the comma on the grammatical structure of the sentence, the degree of its complication, the nature of the structural and semantic links in the sentence, as well as the author's intentions, the dynamics of the narrative and the prosodic features of the statement are revealed.
Key words: punctuation, punctuation marks, comma, internal separating punctuation marks, prosody, positional and meaningful significance.
Н.В. Майзенгер, канд. филол. наук, доц., зав. каф. англ. языка Алтайского государственного педагогического
университета, г. Барнаул, E-mail: maizenger@yandex.ru
ОСОБЕННОСТИ УПОТРЕБЛЕНИЯ ЗАПЯТОЙ В ПРОСТОМ ПРЕДЛОЖЕНИИ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
Публикация подготовлена в рамках поддержанного ФГБОУ ВО «АлтГПУ» научного Проекта №01-2017.
В статье рассматриваются основные случаи употребления запятой в простом предложении в современном английском языке, выделяются функциональные характеристики запятой, раскрывается позиционно-содержательный и прагматический потенциал данного пунктуационного знака. Определяются случаи как регламентированного употребления запятой, так и ненормированного использования запятой, свидетельствующие о гибком характере английской пунктуации в целом и использования запятой - в частности. В качестве причин наличия или отсутствия пунктуационного знака выявляются зависимость постановки запятой от грамматической структуры предложения, степени его осложнённости, характера структурно-смысловых связей в предложении, а также от интенций автора, динамики развития описываемых событий и просодического оформления высказывания.
Ключевые слова: пунктуация, знаки препинания, запятая, внутренние отделяющие знаки препинания, просодия, позиционно-содержательная значимость.
Запятая относится по своим формальным характеристикам к группе внутренних знаков препинания (т. е. к тем, которые не выходят за пределы предложения), по своим функциональным
свойствам - к группе отделяющих знаков препинания, в другой терминологии - к знакам вертикальной сегментации (служат для разграничения частей предложения) [1, с. 26].
