CC BY
10
УДК 340 ББК 67
Салтыков Константин Геннадьевич Saltykov Konstantin Gennadievich
доцент кафедры гражданско-правовых дисциплин Дальневосточного юридического института МВД России кандидат юридических наук, доцент.
Associate Professor, Department of Civil and Legal Disciplines, Far Eastern Institute of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation, PhD in Law, Associate Professor. E-mail: terminpravo@mail.ru
ЯЗЫКОВОЙ АСПЕКТ КОММУНИКАТИВНО-ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКОГО ОБОСНОВАНИЯ ИСТИННОСТИ В ЮРИСПРУДЕНЦИИ
Linguistic aspects of communicative epidemiological justification
of the truth in the law
Статья посвящена обоснованию истинности в юридическом измерении, что предполагает использование весьма тонкого методического инструментария для анализа роли языка в социальных практиках человека и способов рефлексии над ним. Автор полагает, что истинность в праве является многоуровневым феноменом, не сводимым лишь к эпистемологической категории, а когнитивизм должен быть сопряжен с коммуникативной составляющей юриспруденции.
Ключевые слова: язык, коммуникация, юридический термин, эпистемология, истинность, право, моделирование.
Исследование проблемы понимания и обоснования истинности в юриспруденции имеет несомненную теоретическую и практическую актуальность, которая объясняется естественным стремлением глубже понять специфику человеческого бытия в демократических правовых условиях свободы и ответственности. Одновременно с этим неразработанность и затеоретизированность многих правовых норм привели к тому, что на практике понятие истины пересматривается и уточняется на основании псевдоюридических стандартов мышления.
Между тем обоснование истинности в юридическом измерении предполагает использование весьма тонкого методического инструментария и позволяет достичь не только научно аргументированных знаний о глубинных, сущностных характеристиках явлений правовой действительности, но и особого психологического восприятия важнейших нормативных правовых документов. В результате этого
The article is devoted to justification for the truth in the legal dimension involves the use of very fine methodological tools for the analysis of the role of language in human social practices and ways of reflection over it. The author belies that truth of the law is a multi-level phenomenon, not reducible only to an epis-temological category. Cognitivism in understanding of the truth needs to be paired with the communicative component of jurisprudence.
Keywords: language, communication, legal term, epistemology, truth, right, modeling.
формируется философско-мировоззренческая система оценок, представляющая собой форму отражения скрытых от внешнего восприятия сакральных характеристик того или иного изучаемого явления.
Философское осмысление истины имеет давнюю традицию, которая берет начало в трудах таких философов, как Парменид, Зенон Элейский, Пифагор, Гераклит Эфесский, Эм-педокл, Анаксагор и другие. Как таковая проблема истинности была сформулирована софистами. В последующем она оригинально исследовалась Сократом, Платоном, Аристотелем, Плотином, а также стоиками. Представители русской религиозной философии понимали истину в монотеистическом контексте, что нашло отражение в трудах В. С. Соловьева, Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского, В. В. Розанова, П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова и других. Особое внимание проблеме коммуникативно-эпистемологического обоснования истинности уделялось представителями фи-
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
лософии экзистенциализма и герменевтической школы - Ж. П. Сартром, М. Хайдегге-ром, Г. Гадамером, теории которых конвергируют в онтологическом понимании истины [1].
Герменевтический подход к осмыслению и обоснованию истинности неизбежно влечет обращение к анализу роли языка в социальных практиках человека и способов рефлексии над ним. Необходимо также отметить, что смысловым фоном анализа языкового аспекта коммуникативных и эпистемологических подходов к проблеме истинности в праве является возрастающая роль межъязыковой и кросс-культурной коммуникаций в современных условиях глобализации и мультикультурализма.
Национальная (договор, должник, уголовный, выдворение) и интернациональная (конфискация, кредитор, аренда) специальная лексика составляет терминологические основы юридического языка, обеспечивающие референцию понятийного освоения истины и истинности. Данное обстоятельство не позволяет согласиться с мнением Г. Д. Левина, который указывает на термин как на средство обозначения реально существующей и ясно понимаемой стороны действительности, которое не утверждает ни истинности, ни ложности. Термины, по его мнению, не имеют естественной, природной связи с обозначаемыми объектами. Следовательно, речь может идти лишь о том, насколько он удобен для анализа и соответствует исторически сложившимся традициям [2, с. 43]. Однако отказаться от терминологического аспекта обоснования истинности в праве в силу абстрактности юридического термина невозможно хотя бы потому, что абстрактное в онтологическом аспекте не всегда может считаться таковым в гносеологическом и наоборот.
Входя в состав русского литературного языка и обеспечивая представление определенной области знаний юридический язык в полной мере обладает набором специальных функций, одной из которых является когнитивная. Отсутствие цели исследовать процесс познания с точки зрения отношений субъекта познания (исследователя) к объекту познания (исследуемому объекту) или в категориальной оппозиции «субъект - объект» делает более корректным использование термина «эпистемология» для общего отражения когнитивной стороны проблемы. Таким образом, близкие по значе-
нию слова «эпистемология» и «когниция» понимаются как формирование сведений о мире как процессе, связанном с получением, обработкой информации, репрезентацией, хранением и использованием знания. Язык при этом выступает одним из модусов когниции. По мнению Г. В. Колшанского, «когнитивный мир языка, то есть общественное сознание, в своей форме объективно отражает исходный мир и поэтому служит средством дальнейшего его познания, правильной ориентацией человека в природе и в конечном итоге способом теоретического овладения закономерностями мира» [3, с. 21], что в полной мере справедливо для юриспруденции.
Эпистемологический потенциал юридического языка реализуется прежде всего в сфере когнитивного согласования неюридической и специальной правовой информации в сознании правоприменителя, который обязан «делать выводы из полученных в процессе его деятельности данных и обосновывать свою позицию (вывод), убеждать в истинности или достоверности своей позиции, доказывать или опровергать конкретные факты» [4, с. 3].
Обоснование истинности в рамках юридического процесса происходит как на уровне философии права, когда средствами языка осваиваются достижения конкретных наук в области космогонии и в сфере познания микромира, и в рамках конкретного дела при установлении истинности или ложности тех или иных фактов, определении их ценности и доказательственного значения, в формировании собственного отношения юриста к рассматриваемым событиям и действиям [5, с. 33-36]. Это позволяет не допускать ситуаций, когда судебная ошибка, «провозглашенная» именем Российской Федерации, основанная исключительно на законе, налагает печать презумпции легитимности и окончательной истинности в правовых спорах даже при очевидности судебной неправоты [6, с. 96-108].
Широкое понимание познавательной деятельности как совокупности происходящих в сознании человека процессов, связанных с приобретением, использованием, хранением, передачей и выработкой знаний, позволяет трактовать язык как средство обработки информации, форму ее хранения, передачи и, следовательно, обеспечения процедурно-процессуального компонента юриспруденции. По
меткому выражению Е. В. Васьковского, установление и обоснование истинности в праве, как правило, происходит «перед компетентным судом в предписанных законом формах» [7, с. 229]. При этом не вызывает возражений позиция С. Б. Россинского, отмечающего, что «истин, равно как и целей, в уголовном процессе не может быть несколько; истина может быть только одна, независимо от того, насколько выгодна или невыгодна эта истина» [8, с. 31-34]. Представляется, что данное утверждение справедливо и для сферы частного права.
Определенный интерес эпистемология истинности в сфере юриспруденции вызывает в телеологическом аспекте, который связан с прогностической функцией правоведения. Гипотезы о будущем общественных отношений, истинность которых затем проверяется практикой, позволяют обеспечить научно обоснованное прогнозирование, планировать подготовку действующего законодательства, определять, когда и какие правовые нормы принимать, отменять и изменять, добиваясь максимальной эффективности их применения.
Вместе с этим истинность в праве является многоуровневым феноменом, не сводимым лишь к эпистемологической категории. Когни-тивизм в понимании истинности, редуцирующий либо нивелирующий некогнитивные (например, эмоциональные) компоненты к когнитивным, не является единственно верным и должен быть сопряжен с экспликацией многоуровневой структуры содержания категории «истинность» в юриспруденции. При этом необходимо учитывать то, что одной из главных функций языка, наряду с когнитивной, является коммуникативная, которая обеспечивает установление взаимопонимания между людьми. Кроме того, коммуникация исключает ситуацию профессионального вакуума, чем способствует эманации индивидуальной автономии в правовой сфере.
Юридическая коммуникация носит институциональный и строго процедурный характер, имеет интеллектуальный, эстетический, нравственный аспекты. В качестве коммуникантов в большинстве случаев выступают профессиональные юристы, что предполагает соответствующий уровень коммуникативной компетенции [9, с. 3-7].
В комплексе факторов, определяющих характер профессионального общения, термино-
логические детерминанты преобладают в ситуации, когда значение термина определяет (способствует или противодействует) развитие коммуникации в юридической сфере [10, с. 80-86]. Юридический дискурс обретает динамическую связь с соответствующей терминологией.
В процессе профессиональной коммуникации, как правило, происходит обоснование истинности или ложности суждения при помощи фактов, имеющих доказательственное значение [11, с. 40-48], что актуализирует необходимость определения отличия истинности от обоснованности. По мнению некоторых авторов, обоснованность понимается как объективная истинность выводов суда о фактических обстоятельствах дела [12, с. 8], другие же видят предполагаемую истинность судебного решения в условиях отсутствия обоснованности, когда суд не имеет возможности для полного и всестороннего исследования материалов дела, например, при постановлении приговора в отношении подсудимого в особом порядке (ст. 316 УПК РФ) [13, с. 7].
Представляется, что между истинностью и обоснованностью в юриспруденции существует тесная связь, обусловленная тем, что знания и убедительные предположения разумного человека выступают как идеальная матрица для проверки истинности. Также как ценности не существуют вне ситуации (реального или потенциального) оценивания, так и истинность невозможна вне описания реальности, связанного с достижением обоснованности.
В любом случае философско-правовое осмысление категорий «истинность» и «обоснованность» связано с необходимостью интерпретационного восприятия семантики лексем и увеличением числа параметров, по которым может проводиться их толкование для обеспечения движения от истинности результата к ясности ее определения как важной для юриспруденции категории. Одной из целей такой деятельности является достижение конвенцио-нальности в понимании специального терминологического аппарата в процессе профессиональной юридической коммуникации.
Семантическая вариативность как свойство юридической терминологии - явление, выступающее объектом в процессе познания правовой действительности, в структуре которого отчетливо обнаруживаются два эта-
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВЫХ ИССЛЕДС
па. Первый - от имперического изучения явления до образования отвлеченного понятия о нем, то есть целостное восприятие вариативных свойств юридического термина через абстрагирование и обобщение приводит к достижению отвлеченного знания о них. На втором этапе абстрактные конструкции позволяют представить интерпретационные особенности конкретного юридического термина. Таким образом, обеспечение единства человеческого знания происходит на научной логической основе. «Поскольку и искусство, и право, и мораль имеют дело со знанием, то они должны сообразовываться с той единой логикой, которая вскрывает законы и формы движения мышления, то есть логикой научного знания» [14, с. 204]. В связи с этим А. Ф. Лосев, обращаясь к классическому римскому праву, отмечал, что оно «превратило живые человеческие отношения в голое вычисление, в алгебру; и чтобы создать эту рационалистическую громаду, нужны были века пластического, то есть схематического, ощущения социальной жизни. Только всенародный опыт социальности так рассудочно и с такой беспощадной, свирепой, с такой нечеловеческой логикой мог воспроизвести живое общение личностей в виде схем, в виде самоочевидных выводов, в образе математически точно решаемых ал-
гебраических уравнений, в виде римской юриспруденции» [15, с. 14-15].
Особым обстоятельством здесь является возрастание использования информационных технологий и автоматизации при обработке информации.
Перспективным при решении задач коммуникативно-эпистемологического обоснования истинности в юриспруденции представляется использование метода моделирования. Отдельные свойства реального процесса и модели сравниваются в определенной последовательности. Вначале проверяется истинность входов (входных потоков юридической информации), далее - истинность реализуемых целей и функций, затем - истинность структуры и параметров процесса и в заключение - истинность достигаемых показателей. Следует отметить, что оценка истинности положений, составляющих основу модели, является субъективной (как правило, доказательную часть выполняет исследователь, оценку осуществляет пользователь модели). Применение метода моделирования может помочь в поиске адекватного решения проблемы коммуникативно-эпистемологического обоснования истинности в юриспруденции, а также рассмотреть возможности его использования в компьютерных информационных технологиях.
Литература
1. Савельев И. А. Проблема истинности морального суждения: дис. ... канд. филос. наук. Магнитогорск, 2006.
2. Левин Г. Д. Абстрактное и общее с логической точки зрения // Философские науки. 1976. № 1.
3. Колшанский Г. В. Коммуникативная функция и структура языка. Изд. 2-е, стереот. М., 2005.
4. Петров А. В. Мотивированность как гарантия законности и обоснованности // Законность. 2014. № 2.
5. Владыкина Т. А. Прения сторон в суде присяжных // Российский судья. 2015. № 11.
6. Воробьев Е. Г. Заявительный порядок в перерасчетах военных пенсий: судебный детектив о правовых последствиях нелегитимности свершившегося правосудия // Право в Вооруженных Силах. 2015. № 10.
Bibliography
1. Savelyev I. A. The problem of the truth of moral judgments: dis. ... PhD in philosophy. Magnitogorsk, 2006.
2. Levin G. D. Abstract and general from a logical point of view // Questions of philosophy. 1976. № 1.
3. Kolshansky G. V. Communicative function and language structure. Ed. 2nd, stereotl. Moscow, 2005.
4. Petrov A. V. Motivation as a guarantee of the legality and validity // Validity. 2014. № 2.
5. Vladykina T. A. Pleadings before a jury // Russian judge. 2015. № 11.
6. Vorobiev E. G. Declaratory order in the recalculation of military pensions: forensic detective on the legal consequences of illegitimacy accomplished justice // Law in the Armed Forces. 2015. № 10.
7. Vaskovsky E. V. Textbook of civil procedure. Moscow, 1917.
7. Васьковский Е. В. Учебник гражданского процесса. М., 1917.
8. Россинский С. Б. Несколько слов о цели доказывания в состязательном уголовном судопроизводстве // Российская юстиция. 2015. № 10.
9. Дубровская Т. В. Коммуникативная компетентность судей: кооперативные и некооперативные стратегии // Арбитражный и гражданский процесс. 2014. № 8.
1 0. Агамагомедова С. А. Оптимизация таможенных операций в проекте таможенного кодекса Евразийского экономического союза // Вестник Российской таможенной академии. 2015. № 4.
11. Юдинцева Л. А. Аудиторские доказательства как объективная основа мнения аудитора // Международный бухгалтерский учет. 2015. № 9.
12. Щеглов В. Н. Законность и обоснованность судебного решения: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Томск, 1955.
13. Касаткин А. Содружество права и морали // ЭЖ-Юрист. 2016. № 3.
14. Копнин П. В. Логические основы наук. Киев, 1968.
15. Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика. М., 1979.
8. Rossinsky B. S. Few words about the purpose of proof in adversarial criminal proceedings // Russian justice. 2015. № 10.
9. Dubrovskaya T. V. communicative competence of judges: cooperative and non-cooperative strategies // Arbitration and civil process. 2014. № 8.
10. Agamagomedova S. A. Optimization of customs operations in the Customs code of the Eurasian economic Union // Bulletin of the Russian customs academy. 2015. № 4.
11. Udintseva L. A. The audit evidence as an objective basis for the auditor's opinion // International accounting. 2015. № 9.
12. Shcheglov V. N. The legality and validity of judicial decisions: abstract dis. ... PhD in law. Omsk, 1955.
13. Kasatkin A. Commonwealth law and morality // Ezh-Lawyer. 2016. № 3.
14. Kopnin P. V. The logical foundations of sciences. Kiev, 1968.
15. Losev A. F. Hellenistic-Roman aesthetics. Moscow, 1979.
