CC BY
52
программирования/Р. Дилтс. — СПб.: Питер, 2000. — 320 с.
10. Еременко А. В. Деловая пресса в России: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. — Ростов-на-Дону, 2006. — 16с.
11. Залевская А.А. «Человеческий фактор в языке»: динамика трактовки // Вестник Тверского государственного университета. Серия «Филология». Вып. 2 «Лингвистика и межкультурная коммуникация». — 2005. — № 1 (7). — С. 25-38.
12. Залевская А. А. Проблемы психолингвистики: вопросы теории и истории: Лекции. — Алматы, 2006. — 56 с.
13. Корнилова Т. В., Парамей Г. В. Подходы к изучению когнитивных стилей: двадцать
лет спустя / / Вопросы психологии. — М.: «За рубежом», 1987, № 6. — 140-147.
14. Кубрякова Е. С., Демьянков В. З., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. — М.: Изд-во МГУ, 1996. — 195с.
15. Кубрякова, Е. С. О когнитивной лингвистике и семантике термина «когнитивный» // Вестник ВГУ, Серия лингвистика и межкультурная коммуникация. — 2001. — Вып. 1. — С. 4-10.
16. Минский М. Фреймы для представления знаний. — М.: Энергия, 1979. — 152 с.
17. Bandler R, Grinder J. Reframing. — Moab, Utah: Real People Press, 1982. — 208 p.
УДК 81'276
Л. О. Бутакова
языковое сознание жителей города: возможности психолингвистического описания1
Статья посвящена проблемам реконструкции языкового сознания жителя современного города. В отличие от традиционных исследований языка города предлагается методология психолингвистического типа, в которой категория языкового сознания имеет модельный статус и позволяет описывать значения слов как достояние индивидов, объединенных общностью территории, экономики, культуры.
Ключевые слова: язык города, языковое сознание, значение, теория речевой деятельности, психолингвистическая модель
Понятие «язык города» не является экзотичным для исследователей-лингвистов. Вариативность его границ в разных лингвистических школах не мешает ученым плодотворно описывать сам феномен [Беликов, Крысин 2001: 8-9; Земская, 2004; Колесов 2006; Прокуровская 1996; Сиротинина 1988; Санджи-Горяева 1988; Осипов, Боброва 1994; Осипов 1997; Харламова, 1997: 12-13; Шмелёва, 1997: 38-39; Шкатова 1988; Юнаковская, 1994-2008].
Основные проблемы, существующие в указанной области, — определение границ самого понятия, установление характера социальной
1. Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 09-04-00185а.
дифференциации языка, очерчивание границ между группами, определение зоны социальных взаимодействий, вычленение типов языка в зависимости от типа его носителя, выявление типов «городских культур», разграничение «городской» и «негородской» речи и пр. Такие исследования объединены в рамках активно развивающихся подходов: лингвистического, социолингвистического, лингвокультурологического.
Несмотря на постоянную разработку проблемы со времен Б. А. Ларина «до наших дней», исследователями констатируется нестрогость основного термина и отсутствие общей категории, объединяющей совокупность
языковых систем, присущих разным коллективам носителей. Так, А. А. юнаковская пишет: «К настоящему времени имеющий определенную традицию термин «язык города» точно задает объект исследования, но не является строгим с теоретической точки зрения. Специалисты по социолингвистике отмечают, что в русистике отсутствует общая категория, характеризующая совокупность языковых систем и подсистем национального языка, используемых теми или иными речевыми коллективами (в т. ч. и жителями городов)» [юнаковская 1999: 80].
Лингвокультурологическая направленность подобных исследований выдвинула вперед ценностные и коммуникативные аспекты, заставив обратить пристальное внимание на человека как носителя языка, культуры, духовных ценностей, сохранив все те же проблемы социального разделения типов культур и соответственно — типов их носителей и коммуникантов.
При этом изменения способов описания языка не произошло: системно-структурная и коммуникативно-прагматическая ориентации все так же подталкивают лингвистов к изучению языка-речи по типу социальной принадлежности носителя и наоборот, поскольку важным остается то, что «житель города функционирует в рамках национального коммуникативного поведения, является носителем общерусского языка и носителем своей разновидности, а также знаком с другими функциональными подсистемами и разновидностями русского языка» [юнаковская 1999: 81].
Возможен принципиально иной взгляд на человека и его язык — такой, при котором важнее становится не язык-речь как коммуникативная и культурная функции носителя, а то реальное психологическое содержание, которое стоит за языковыми знаками в сознании индивида. Индивиды могут анализироваться в аспекте выявления общей системы образов сознания (ядро ментального лексикона/ядро языкового сознания), а также в аспекте содержания сознания группового типа (языковое сознание людей, объединенных общностью территории, экономики, культуры). К последним могут относиться исследования языка города, произведенные
с позиций установления т. н. «внутренней семантики» — смыслового наполнения системы языковых единиц, отражающего взаимодействие «тела, мозга и культуры».
Психолингвистические описания могут быть осуществлены с помощью различных категорий, разрабатываемых в парадигме теории речевой деятельности. Если ставить цель выявить, какие познавательные процессы стоят за актуальными для горожанина единицами языка, какие виды знаний могут быть обнаружены, каков характер и уровень эффективности мыслительной деятельности, как в ее результате формируются вторичные образы сознания; в какой степени языковой знак (слово) выступает средством фиксации процессов переработки индивидом «его разностороннего опыта взаимодействия с окружающим миром» для самого себя и для общения с окружающими, то приемлемым инструментом описания может выступить понятие «языковое сознание».
Речь идет только об одном из возможных способов описания, а также об инструментальной категории, получившей широкое распространение и определенную интерпретацию в психолингвистических исследованиях. Данная категория применима к описанию содержания овнешняемой части сознания современного человека с учетом изменения социокультурной ситуации, механизмов перцептивно-когнитивно-аффективной деятельности говорящих, связанных с общностью территории, типа культуры, языка, этнической принадлежности.
В этой модели принципиально важно учитывать чувственную ткань как то, что соединяет воедино все измерения образа сознания и обеспечивает «само их функционирование у живого человека» [Залевская 2005б: 257]. Исследователи подчеркивают принципиальное значение чувственной ткани как особой внутренней «составляющей» образа в качестве представителя человеческого тела в образе сознания. Поскольку именно это позволяет преодолеть ведущую роль логико-рационалистического подхода ко всему, что делает, мыслит и говорит человек, поскольку тело — разум — образы сознания связаны воедино (см. об этом [Залевская 2005а, 2005в: 55]).
Категория языкового сознания, понимаемая как совокупность «образов сознания,
формируемых и овнешняемых при помощи языковых средств — слов, свободных и устойчивых словосочетаний, предложений, текстов и ассоциативных полей» [Тарасов 2000: 26], удобна для лингвистического моделирования знаний говорящих, их перцептивного, когнитивного, аффективного опыта, телесных впечатлений. Он же позволяет реконструировать значения слов как достояния индивида при условии применения последовательности психолингвистических процедур — ассоциативного (свободного и / или направленного прямого) и двух типов семантического (дефиниционного и рецептивного) экспериментов. Другой аспект функциональной динамики языкового сознания, а также диагностики языковой (когнитивной) способности и речевой компетенции оказывается доступным при продуцировании речевых произведений (текстов), в основе которых находятся смысловые доминанты, сориентированные на состав стимульного списка, разработанного для экспериментов.
Предлагаемый вариант исследования регионального языкового сознания сориентирован на реконструкцию доступных для наблюдения лингвиста фрагментов сознания горожан, принадлежащих к послеперестроечному поколению — школьного и студенческого возраста, с помощью применения психолингвистических категорий и методов экспериментального описания.
Сознание интерпретируется с опорой на взгляды А. Н. Леонтьева, Ф. Е. Василюка, А. А. Залевской. Это означает признание того, что сознание человека детерминируется «внешним миром, внутренним миром (мотивами человека, его потребностями, ценностями и т. д.), культурой, в которой он живет и, наконец, языком ...»; «в конкретном живом образе сознания каждая из этих инстанций имеет своего представителя, которые образуют как бы нервные центры, узлы образа. Внешний мир представлен предметным содержанием, мир культуры — значением, представителем языка является слово, а внутреннего мира — личностный смысл. Каждый из узлов образа — пограничная сущность, одной стороной обращенная к объективно существующей реальности (внешнего мира, внутреннего мира, языка и культуры),
а другой — к непосредственной субъективности; все же вместе эти узлы задают объем, в котором пульсирует и переливается живой образ» [Василюк 1993: 9].
Привлечение регионального материала дает возможность конкретного моделирования и решения частных психолингвистических задач, которые не ставятся в масштабных проектах, рассчитанных на среднего носителя языка. Хотелось также уйти от исследований ядра языкового сознания, поскольку определенная ассоциативная практика в этом направлении на данном региональном материале была осуществлена Е. Н. Гуц [Гуц 2005]. Выбор информантов (преимущественно представителей молодого населения города) обусловлен стремлением, с одной стороны, получить сопоставимый материал (по сравнению с РАС), с другой — выявить динамическую систему этических, эстетических, эмотивно-оценочных образов сознания с акцентированием возрастной, гендерной, социальной дифференциации информантов.
На всех этапах экспериментов информантами стали учащиеся школ, гимназий, лицеев, колледжей, техникумов от 10-12 до 17-18 лет, студенты разных вузов города от 18 до 25 лет. Возрастные, гендерные и социальные группы соответствуют принятым в социолингвистике и психолингвистике нормативам: распределение информантов учитывалось по формуле 4:1:1 (число гимназий, лицеев, общеобразовательных школ, колледжей, техникумов; вузов гуманитарного, технического, естественного профиля).
Теоретическую базу исследования составило понимание отношений языка и сознания, при котором слово выступает средством фиксации для самого себя и для общения продуктов различных «процессов переработки индивидом всего разностороннего опыта взаимодействия с окружающим миром» [Залевская 2005б: 258]. При интерпретировании содержания термина «языковое сознание» и последующего моделирования, кроме того, было важно разграничение языка-системы, языка-способности, языка-деятельности; понимание взаимообусловленности тела — разума — образов сознания; подход к речевому произведению (тексту) как процессу и результату речевой деятельности
его продуцента и реципиента. Обращение к речевому произведению (тексту) обусловлено необходимостью описать динамические аспекты языковой (когнитивной) способности, проявляемые в иной сфере речевой деятельности (см. подробнее [Бутакова 2004-2008]).
Прикладную часть исследования образуют два взаимосвязанных направления.
Первое направление сориентировано на анализ результатов ассоциативного и семантического (дефиниционного) экспериментов в свободной и направленной разновидностях, семантического дифференциала с последующей обработкой результатов с помощью методики факторного анализа с использованием пакета SPSS 10.0. Последние процедуры обеспечивают валидность выводов, сделанных на предварительном этапе интроспективным путем. Полученный массив реакций — база для моделирования ассоциативных, семантических, эмотивных полей, выстраивания отношений внутри их состава и сравнительно-сопоставительного анализа.
На этом этапе осуществлялось моделирование структуры ассоциативных полей и психологических значений слов стимульного списка, определялась динамика изменений смыслового состава и соотношений компонентов внутри полей и значений.
В стимульный список ассоциативного и дефиниционного экспериментов вошли существительные и прилагательные, маркирующие базовые этические, эстетические, ценностные концепты. Состав списка не случаен. Акцент сделан преимущественно на общелитературных словах. Список включает 50 лексем: дом, жизнь, красота, любовь, деньги, воля, надежда, прощение, грех, ложь, слава, страсть, разочарование, сострадание, вина, щедрость, верность и т. п. Кроме этого, в нем содержатся 10 слов, использованных в ассоциативных экспериментах одного из участников проекта Е. Н Гуц в 80-2000 гг. и входящих в ядро языкового сознания подростка, — кайф, лох, плохо, зло, друг, секс и т. п. Стимульный список одинаков для всех участников эксперимента.
Этот же стимульный список был применен для семантического шкалирования по методике семантического дифференциала. При его проведении учитывались выводы, сделанные
Е. Ю. Мягковой [Мягкова 2000] для выявления эмотивно-чувственного значения слова. Как и в экспериментах Е. Ю. Мягковой, применение семантического дифференциала было осуществлено нами для установления границ и типа эмотивного сектора семантики слов-наименований базовых ценностных концептов. Шкалы были сориентированы на участие в экспериментах разновозрастных групп информантов и упрощены.
В ходе проведенных экспериментов обозначился ряд тенденций: различен характер реагирования учащихся школ и вузов, а также студентов вузов гуманитарного, технического и естественного профиля; ассоциативные поля информантов-мужчин меньше по объему соответствующих полей информантов-женщин, их эмоциональные секторы отличаются противоположным характером эмоций; типы связей «стимул-реакция» студентов-медиков имеют ряд отличий — в ассоциативном эксперименте явно преобладает предметный сектор; наличествуют цветовые реакции; в дефиницион-ном эксперименте семантические описания отличаются краткостью, низким уровнем рефлексии и абстрагирования.
Эксперименты с участниками школьниками (традиционно для данной категории информантов) отличаются высоким процентом отказов и реакций субъективно-конкретного типа «Я», «Рита» (в одной из анкет мальчика 13 лет появилась как реакция на стимулы «красивый», «любовь», «разочарование», «страсть»), «Петя». У информантов-студентов отказы чрезвычайно редки, как и области ситуативного соотнесения стимулов-реакций.
Показательно в этом отношении АП жизнь.
У мужчин в нем лидируют реакции: жизнь — смерть (16), движение (13), действие (13), растение (12), реальность, счастье, сердце, я, деньги, цель. Заметен рациональный характер реакций, наличие целеполагания и действия, стереотипность ядра поля (лидирует реакция-антоним смерть). Отказов нет.
У женщин: жизнь — счастье (16), счастливая (13), прекрасна (13), любовь (13), дети, ребенок (13), рождение, сладкая, радость, яркая, непредсказуемая, бурная, сложная, борьба, здоровье, долгая, действие, вечность, отсутствие смерти, любовь, боль. Отказов нет.
В этом поле заметную роль играет сектор позитивной оценки. Он составляет ядро АП, широка палитра т. н. телесной эмотивно-сти, связанной с интенсивным акцентированием вкусовой и зрительной модальностей восприятия. Эти наблюдения соотносятся с результатами рецептивного эксперимента, в котором интенсивность эмотивного сектора семантики у женщин колеблется по шкалам от +2,63 до +2, у мужчин от +1,23 до +2,15.
У школьников: жизнь — хорошая, радость (17), смерть (13), судьба (13), мама (13), жизнь (13), человека (12), я (12), дом, дома (12), одна (12), папа, веселая, светлая, нормальная, свобода, счастье, скучно, мученья, сложная, большая, важно, длинная, будущее, трудности, дорогое, солнце, кайф, все, главная вещь, любовь, прекрасна, нечто прекрасное, красота, данное Богом, не вечна, испытание, школа, нечто (отказы 3). У информантов-школьников в ядре, как и на периферии, преобладают позитивные оценочные реакции предикативного типа на фоне стереотипных «смерть», «судьба». Отказов достаточно мало. Интенсивность позитивной оценки подтвердилась результатами рецептивного эксперимента: по всем шкалам были получены высшие индексы нагрузки (+3)
Близкое к нему АП судьба характеризуется у мужчин и женщин симметричностью ядра и периферии, наличием смыслов «фатального отношения к объекту реагирования», минимальным количеством предикативных реакций.
У мужчин судьба — жизнь (14), путь, путь человека, (14), бред, глава «Фаталист» в «Герое нашего времени», бог, рок, правит, суждено, неизбежность.
У женщин судьба — путь, дорога (16), жизнь (12), рок, гадалка, злодейка, будущее, такая, так надо, сюрприз, предсказание, знание, план, Бог, сон, человек. Рецептивный эксперимент показал примерное совпадение эмотивных секторов семантики: нагрузки по шкалам составили и у мужчин, и у женщин от +1,75 до +2,26.
У школьников судьба — жизнь (19), будущее (15) хорошая (13) тема, одна, плохая (12), моя (12), людей, жена, она, линия жизни, мечта, счастья, радость, печаль, не уйти, школа, институт, интернет, везет, нечаянно,
не исправишь, препятствие, глаз, улица, неправда, небеса, голубое, нормальная, нужда, страх, конструктор, действия (отказы 13).
АП судьба у информантов школьного возраста отличается интенсивно очерченным ядром; разнонаправленным составом предметных, эмоциональных оценочных реакций периферии, наличием смыслов, акцентирующих поле «будущее» не так фатально, как у взрослых; большим числом предикативных реакций, значительным количеством отказов. Здесь эмотивный сектор семантики также положителен, но ровен по каждой шкале, проявляя более слабую интенсивность эмоции от +1,09 до +1,7.
В ответах реципиентов-студентов оказались чрезвычайно близки смысловые поля стимулов «любовь», «страсть», «ревность», «секс», «соблазн», «счастье», «кайф». Доминирующее положение в этом списке занимает стимул «любовь», получивший более 500 реакций, представленных 150 различными ассоциациями.
Среди номинативных ассоциатов, как и в дефиниционном эксперименте, самыми частотными были варианты словосочетаний с опорным словом чувство: взаимное чувство, взаимные чувства двух людей, прекрасное чувство, самое прекрасное чувство, приятное чувство, чувства друг к другу, чувство, возникающее к другому полу.
Номинативные ассоциации представлены словами-симилярами (уверенность, счастье, уважение, взаимность, брак, весна, семья, сердце), менее частотные — словами-оппозитами (ненависть, обман, слезы, огорчения, разлука, жертвы).
Предикативные реакции встречаются реже. Причем развертывание стимула осуществляется посредством имен прилагательных и наречий с семантикой интенсивности, оценки, реже — цвета: чистая, сильная, безответная, взаимная, единственная, настоящая, хорошо, красный.
Цветовые ассоциации частотны также в реакциях на такие стимулы, как «соблазн», «страсть», «ревность». Причем все, кто давал цветовые ассоциации, сходятся в том, что цвет любви, страсти и соблазна — красный, ревность окрашивается в сознании студентов либо в зеленый, либо в черный цвета. Если
в оценке цветовых реакций следовать методике Люшера, то любовь, соблазн и страсть соотнесены у респондентов с активностью, агрессивностью, независимостью, сексуальностью, стремлением к постоянному движению, господству. Ревность в этом же интерпретативном поле отличается либо сосредоточенностью, пассивностью и сопротивлением переменам (зеленый цвет), либо находится на границе, за которой прекращается жизнь (черный цвет). Остальные стимулы — «секс», «кайф» и «счастье» — цветовых ассоциаций не вызвали.
По результатам эксперимента, в студенческом сознании со словом любовь связываются все указанные стимулы, кроме кайф, следующим образом: счастье — 26, страсть — 22, ревность — 13, секс — 14. В свою очередь на стимул секс ассоциацию любовь дали 45 человек, что явно свидетельствует об акцентировании «телесной» составляющей концепта любовь в языковом сознании данной категории респондентов, с одной стороны, преобладании возрастной интерпретации — с другой (для более зрелых людей любовь состоит не только из секса), о «мономодальном» интерпретировании любви — с третьей.
Кайф связывается с любовью в сознании студента через стимул секс. Именно секс является достаточно частотной ассоциацией на стимул кайф (9 реакций). Также на слово кайф единожды встречаются ассоциации любовь и страсть, дважды — счастье. Большинство ассоциаций на данный стимул связано с наркотиками (одурманивающее вещество, игла, трава, колёса, наркота, наркотики, допинг, по вене шлёп-шлёп),сферой отдыха (дискотека, прогулка, кальян, оттянуться по полной, оторваться) и личными предпочтениями (Цой, «Чайф»).
Теснее всего между собой связаны смысловые области страсть и секс. 19 реакций секс на стимул страсть и 32 ассоциации страсть на стимул секс. Кроме того, эти два стимула имеют одинаковые высокочастотные реакции огня, пламени и греха. Кроме того, грех ассоциируется и со словом соблазн, тогда как, в свою очередь, на стимул грех лишь несколько человек отреагировало словами секс и страсть. Грех понимается испытуемыми преимущественно как противозаконное
действие, убийство и связывается со смысловыми областями религии, запрета, наказания: церковь, Бог, Коран, запрет, наказание.
В кругу индивидуальных ассоциаций преобладают реакции метафорического (прецедентного и индивидуального) типа: яблоко, змей на соблазн, коробка на ревность.
Частотность индивидуальных ассоциаций не зависит от профессиональной направленности обучения и пола: «Мастер и Маргарита» — ассоциация студентки технологического колледжа (специальность «Реклама») на стимул любовь, Березовый сок — реакция девушки с лечебного факультета на слово кайф, сдал Госэкзамен — на тот же стимул реакция фотохудожника, ням-ням — реакция на слово соблазн девушки-филолога.
В ассоциативных полях информантов-женщин заметны связи смысловых областей кайфа, соблазна, еды, особенно в части фрагмента «сладости» (пирожное, слойки, торт, сладкое, еда, кофе, шоколад). Еда как соблазн явно отражает скрытое стремление к диете и одновременно — эмотивное переживание от испытываемого удовольствия.
Некодифицированные слова практически отсутствуют. Инвективная лексика не представлена вообще, хотя испытуемым не были предъявлены ограничения при выборе слов-ассоциаций. Это свидетельствует либо о ее неактуальности в указанных концептуальных фрагментах, либо о высоком уровне самоконтроля во время проведения экспепримента.
Ассоциативный эксперимент показал, что фактор пола глобальным образом не влияет на характер реакций. Это же в целом подтвердил и рецептивный эксперимент. Разной для мужчин и женщин (по результатам исследования эмоционально-чувственного значения) явилась степень значимости семантики стимула любовь. Для женщин он более значим: по шкале от +3 (очень значим) до —3 (совсем не значим) молодые люди оценили данный концепт на + 1,69, а девушки — на +2,33. По остальным параметрам явных различий не обнаружено. Самой значимой, веселой, светлой и хорошей для испытуемых оказалась семантика счастья (индексы интенсивности колеблются по всем параметрам в районе 2,5). На втором месте секс, который оценивается по параметрам
веселый/грустный, хороший/плохой, значимый/незначимый в промежутке от +2,1 до +2,4. Результаты рецептивного эксперимента дают возможность утверждать, что для молодых мужчин концепт секс является более веселым и значимым, чем любовь, тогда как для женщин эмотивная нагрузка концептов любовь и секс по параметрам веселый / грустный, хороший / плохой, значимый/незначимый примерно одинакова. По параметру светлый/темный и для мужчин, и для женщин семантика стимула любовь связана с более светлым образом сознания.
Семантика ревности по всем характеристикам имеет негативную эмотивную нагрузку, составляющую шкалу от -0,07 до -1,34. Нейтрально воспринимается семантика стимула соблазн. Она не значима ни в одном из представленных аспектов. Слово кайф имеет положительные эмотивные нагрузки во всех аспектах, а параметр веселости в языковом сознании студента приближается к максимуму + 2,22 (из 3).
У школьников по результатам поведенных экспериментов стимул любовь вызывает ассоциации в первую очередь с сердцем и хорошими впечатлениями (14), счастьем (12) и чувством (12). Эмотивная нагрузка по всем шкалам позитивная, причем самый низкий результат +1,58 был получен по шкале веселый /грустный, остальные параметры дали ровную картину + 2,16.
В качестве реакции любовь в АП страсть (19) и соблазн (13) находится на первом месте, в АП секс и ревность (по 14) — на втором после интенсивных оценочных реакций плохая и пошлость (по 17), в АП сердце (14) эта реакция стоит на третьем месте. Наличие в ядерных частях указанных полей данной реакции проявляет существование в языковом сознании школьников смысловых связей любви, страсти, соблазна, секса, ревности и сердца. При этом эмотивная нагрузка оказывается разной.
Интересно, что в АП соблазна, ревности, греха в ядре есть негативные оценочные реакции плохо, плохая, страх, зло. В АП страсть и секс есть оценочные реакции пошлятина и пошлость, причем во втором поле эта реакция лидирует в ядре (17). Вероятно, в этом проявляется влияние подросткового максимализма.
АП секс в реакциях школьников 12-15 лет имеет следующий вид: пошлость (17), любовь (14), приятно, мы еще маленькие для этого, половой акт (12), страсть (11), много, неприлично, ау-ау, респект, извращение, наслаждение, голый, противно, фигня, удовольствие, близость, кайф, взаимоотношения, чувства (отказов 9).
Как видно из состава поля, здесь в ядре и на периферии присутствуют полярные реакции, заметны следы влияния социальных стереотипов, формирующих негативные оценки.
АП ревность содержит в ядре оценочные и номинативные реакции — плохая (17), любовь (14), зло (13), ревность, люди (12), непривычка, мальчик, г. но, недоверие, большая, вина, здорово, зависть, чувство, дурость (11 отказов). Оценочные реакции представлены словами, маркирующими полярные интенсивные смыслы. В свою очередь рецептивный эксперимент выявил ровную картину эмотивной нагрузки по всем шкалам — от -1,04 до -1,4 (параметр хороший/плохой выражен несколько интенсивнее). В сравнении с ревностью страсть в сознании школьников обладает исключительно позитивной эмоциональной силой, совпадающей по всем шкалам (+1,8).
АП поле страсть у школьников — любовь (19), хорошая (13), человек, пошлятина (12), фиг знает, к чему-то, поцелуй, классно, секс, красиво, бурная, к сладостям, горячо, влечение, страстный, удовольствие, в жизне, желание (11 отказов).
Ассоциативный эксперимент показал, что в языковом сознании школьников ядро АП страсть содержит номинативные и оценочные реакции, последние иногда отличаются интенсивностью. Предикативных, локативных, объектных реакций мало.
Смысловые связи с АП еда проявились у школьников в виде единичных реакций девочек и мальчиков в АП соблазн (что-то очень вкусное), кайф (чипсы), страсть (к сладостям), щедрость (конфеты). Таких реакций значительно меньше, чем у взрослых
Основная масса реакций школьников по всем 50-ти АП представлена литературными словами. В отличие от ассоциативных полей студентов у школьников в АП соблазн, секс, ревность, кайф, красивый, зло, умный, лох, хорошо, равнодушие, слава, деньги,
верность, гнев, жизнь есть разговорные, просторечные и жаргонные реакции: халява, круть, г... но, фигня, фиг знает, офигенно, кайф, кайфуем, супер, классно, расслабуха, лафа, наркота. Лидируют среди такого типа реакций кайф и производные с корнем фиг-.
Результаты ассоциативного и рецептивного эксперимента позволили составить представление о смысловом содержании областей, связанных с пространством любви (страсть, ревность, секс, соблазн, счастье, кайф), и эмоциональном восприятии соответствующей семантики в сознании молодежи и школьников. Оказалось, что данные смысловые области в языковом сознании информантов сформированы этически, эстетически, оценочно и ценностно ориентированными смыслами. У школьников подросткового возраста заметно влияние социума, большая категоричность, полярность оценок, низкая рефлексивность в ряде полей.
Кроме того, для молодежи важна семантика телесности, но у студентов и школьников «телесные» смыслы закреплены за разными ассоциативными областями. У студентов, в отличие от школьников, представления о любви, страсти, сексе и ревности тесно связаны между собой, концептуализация соблазна, кайфа и счастья не у всех респондентов пересекается с областью любви. Соблазн у студенток более определенно связан с областью «еда», кайф у студентов и школьников — с областью «наркотики», счастье ассоциируется со смысловыми полями «деньги», «семья». Кайф в языковом сознании школьников имеет более широкие связи, менее четкие смысловые и семантические границы, чем в сознании студентов.
Ассоциативный эксперимент показал, что профессиональные и половые особенности незначительно влияют на характер реакций. Зато фактор возраста оказывает воздействие в виде заполнения смысловых областей социально ориентированными оценочными реакциями при отсутствии реакций, возникших на основе собственного жизненного опыта
В ходе рецептивного эксперимента было установлено, что для девушек степень значимости концепта любовь выше, чем для молодых людей. Установлено, что вся область, связанная с концептом
любви в сознании молодежи, эмоционально воспринимается положительно, за исключением концепта ревность. А концепт соблазн не несет для студентов экспрессивной нагрузки, его значимость в их сознании сведена к минимуму.
Таким образом, очевидно, что рецептивный эксперимент уточняет данные ассоциативного эксперимента. В совокупности результаты этих исследований позволяют составить отчетливую картину ценностных этических фрагментов языкового сознания студентов.
Роль «тела» в формировании семантики абстрактных имен, величина и качество эмо-тивной составляющей оказались исключительно позитивными для одних стимулов (любовь, доверие, дружба, страсть, деньги), преимущественно негативными для других (гнев, вина, преступление, наказание), неожиданно низко позитивной для третьих (правда, ответственность, щедрость). Заметно изменение структуры АП для стимулов, отраженных в РАС. В частности, это касается АП любовь (в ядре оказались страсть, секс, ревность, кроме традиционной реакции счастье; существенно увеличился объем всего поля, изменился характер одиночных реакций, особенно заметны количественные и качественные изменения в смысловых полях реципиентов-девушек). Ощутима область значительного пересечения АП и состава психологических значений слов любовь и ревность. Эти слова в качестве стимулов и реакций часто образуют симметричные пары у респондентов-студентов. У школьников такой отчетливой симметрии не наблюдается. Тенденции формирования АП удовольствие, радость, счастье, кайф, зафиксированные в начале 2000 г. Е. Н. Гуц [Гуц 2005: 136-144], получили дальнейшее развертывание. Все это дает основания для предварительных выводов о фрагментах языкового сознания в части образов сознания, имеющих ценностную, эмотивную, оценочную направленность.
Второе направление описываемых прикладных исследований касается анализа специально созданных речевых произведений (текстов) с целью установления характера соответствующей разновидности речевой деятельности индивидов, определения уровня
108
к юбилею а. а. залевской
развития языковой способности и речевой компетенции. Параллельно с ассоциативными и семантическими экспериментами в тех же коллективах реципиентов проводилось написание сочинений на темы, затрагивающие нравственные, этические, эстетические проблемы, а также касающиеся индивидуальных интерпретаций текстов изучаемой в школе русской классики: «Я и мир вокруг меня», «Не в силе, не в ловкости, не в уме, не в таланте выражается индивидуальность. Но в любви ... (А. И. Куприн)», «Всякого рода беспринципная деятельность в конце концов приводит к банкротству» (Гете), «Из всех страстей зависть — самая отвратительная» (Гельвеций), «Дубровский А. С. Пушкина — положительный или отрицательный герой?», «О ком говорят «ни стыда ни совести»?, «Честь» уходящий феномен?» и т. п. Подробный анализ сочинений «Я и мир вокруг меня» содержится в [Бутакова 2008а: 21-32; 2008б: 3-12; 2009:132-139].
Полученные тексты были проанализированы с помощью методики смыслового анализа, выявлены смысловые, эмотивные доминанты, осуществлено психолингвистическое моделирование смысловых и эмотивных полей, произведен количественный и качественный анализ текстов (установлены общий объем текстов и количество высказываний в текстах, произведена оценка смысловой, структурной сложности текстов, их фрагментов; определена логика развертывания смысловой доминанты; установлены типы коммуникативных моделей текста, способы выражения позиции говорящего, пространственно-временных категорий; выявлены эмотивные доминанты.
Сочинение на заданную тему и реакции в психолингвистических экспериментах, думается, позволяют осуществлять «вход» в одни и те же смысловые области с разных сторон, одновременно — фиксировать стабильные компоненты речевой деятельности индивида (концептуальный, эмотивный, гендерный), реализованные в системе вербальных стереотипов, выявлять типовые когнитивные схемы и области наибольшей/наименьшей рефлексии в составе образов сознания.
Все выводы, содержащиеся в данной статье, являются предварительными, т. к. основаны
на первых сериях экспериментов. Заявленные типы экспериментальных процедур, написание текстов, продолжаются, хотя определенные тенденции видны и на описанном материале.
Список литературы
1. Беликов В. И., Крысин Л. П. Социолингвистика. — М.: РГГУ, 2001. -396 с.
2. Бутакова Л. О. Диагностика состояния языковой способности и речевой компетенции как компонентов языкового сознания индивида: теория vs практика? Филологический ежегодник. Вып. 5-6. Омск: Изд-во Омского ун-та, 2005. — С. 244-255.
3. Бутакова Л. О. Языковая способность, языковая компетенция: способы лингвистической диагностики языкового сознания индивида (статья). Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. Вып. 7. М., 2004. — С. 25-39.
4. Бутакова Л. О. Образ мира, языковая способность, речевая компетенция подростка: универсальные механизмы вербализации субъективного ментального содержания Язык — сознание — культура — социум. Сборник докладов и сообщений международной научной конференции памяти проф. И. Н. Горелова. Саратов: Наука, 2008а. — 670 с. — С. 21-32.
5. Бутакова Л. О. Сочинение «Я и мир вокруг меня» как основа для реконструкции образа мира и языкового сознания школьников // Письменная культура народов России. Материалы Всероссийской научной конференции 19-21 ноября 2008 г./под ред. Б. И. Осипова. Омск: Омск. Гос ун-т, 2008б, 171 с. С. 132-139.
6. Бутакова Л.О. «Я и мир вокруг меня»: образ мира как совокупность структур сознания (на материале сочинений школьников) // Языки и культуры. Материалы 12 региональной научно-практической конференции «Славянские чтения». Омск 2009. Вып. 12. 150 с. С.. — 3-12
7. Василюк. В. Ф. Структура образа // Вопросы психологии. — 1993. — № 5. — С 5-19.
8. Гуц Е. Н. Репрезентация образов сознания подростка некодифицированными языковыми знаками: психолингвистический аспект. Дис. ... доктора филол. наук. — Омск, 2005. — 487 с.
9. Залевская А. А. «Чувствующий мозг» в трактовке А. Дамазио / / Слово и текст: психолингвистический подход. Сб. научн. тр./под общей
ред. А. А. Залевской — Тверь: Тверской гос. ун-т, 2005 в. — Вып. 4. — 176 с. — С. 41-55.
10. Залевская А. А. Корпореальная семантика и интегративный подход к языку / / А. А. Залевская. Слово. Текст. Избранные труды. М.: Гнозис, 2005а. — 543 с. — С. 245-256.
11. Залевская А. А. Языковое сознание и описательная модель языка // А. А. Залевская. Слово. Текст. Избранные труды. М.: Гнозис, 20056. — 543 с. — С. 256-264.
12. Залевская А. А. Значение слова и возможности его описания / / Залевская А. А. Слово. Текст. Избранные труды. — М.: Гнозис, 20056. — 543 с. — С. 215-233.
13. Земская Е. А. Язык как деятельность. Морфема. Слово. Речь. Языки славянской культуры. М., 2004. — 688 с. С. 237-385.
14. Колесов В. В. Язык города Изд. 3, стерео-типн. М.: Едиториал УРСС 2006, 192 с.
15. Мягкова Е. Ю. Эмоционально-чувственный компонент значения слова. — Курск: Изд-во Курского гос. пед. ун-та, 2000-110 с.
16. Осипов Б. И. О термине «народно-разговорная речь города» / / Городская разговорная речь и проблемы её изучения: Межвузовский сборник научных трудов. — Омск, 1997.
17. Осипов Б.И. Предисловие // Словарь современного русского города./Сост. Б. И. Осипов. — М: Русские словари / Астрель / АС Т/Транзиткнига, 2003 г. — 576 с.
18. Осипов Б.И., Боброва Г. А., Имедадзе Н. А. и др. Лексикографическое описание народно-разговорной речи современного города: Теоретический аспект. — Омск, Изд -во Омского гос. ун -та,. — 1994. — 120 с.
19. Прокуровская Н. А. Город в зеркале своего языка. — Ижевск, Изд-во Удм. ун-та, 1996.
20. Санджи-Горяева З. С. Некоторые особенности устной речи г. Элисты / / Разновидности городской устной речи. Наука, 1988. — 260 с.
21. Сиротинина О. Б. Языковой облик города Саратова / / Разновидности городской устной речи. Наука, 1988. — 260 с.
22. Словарь современного русского города./Сост. Б. И. Осипов. — М: Русские сло вари/Астрель/АСТ/Транзиткнига, 2003 г.
— 576 с.
23. Тарасов Е. Ф. Актуальные проблемы анализа языкового сознания // Языковое сознание и образ мира. Сб. статей./Отв. ред. Н. В. Уфимцева. — М.; ИЯ РАН, 2000. — 320 с.
24. Харламова М. А. Истоки городской речи Омска / / Городская разговорная речь и проблемы её изучения Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 1. — Омск, Изд -во Омского гос. ун -та, 1997. — 135 с.
25. Шкатова Л. А. Специфика городского общения / / Живая речь уральского города.
— Свердловск, 1988. — 182 с.
26. Шмелёва Т. В. Заметки о речи новгородцев (в связи с проблемой лингвистического портретирования современного города) // Городская разговорная речь и проблемы её изучения. Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 1. — Омск, Изд -во Омского гос. ун -та, 1997. — 135 с.
27. Юнаковская А. А. Омское городское просторечие (Лексико-фразеологический состав, функционирование). Автореф. дис.... канд. филол. наук. — Барнаул, 1994. — 21 с.
28. Юнаковская А. А. Омское городское просторечие: фразеология. Словарь. — Омск, Изд-во Омского гос. ун-та, 2006. — 140 с.
29. Юнаковская А. А. Разговорная речь носителей массовой городской культуры (на материале города Омска): хрестоматия текстов. — М.: Языки славянских культур, 2007. — 168 с.
30. Юнаковская А. А. Социальная дифференциация языка города (проблемы и перспективы) / / Филологический ежегодник. Вып. 3.
— Омск: Изд-во ОмГУ, 1999, — С. 80-85.
