CC BY
0
* The research is carried out with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research and the Russian Yaroslavl Institute of Culture within the framework of scientific project No. 20-511-23002 “Migration of ideas and the formation of national philosophical traditions: dialogues across borders.”
** Исследование выполняется при финансовой поддержке РФФИ и РЯИК в рамках научного проекта № 20-511-23002 «Миграция идей и формирование национальных философских традиций: диалоги поверх границ».
Linguistic and corporeal: non-conventional languages and fictional models of posthuman communication *
Sautkin Alexander Alexandrovich, PhD of Philosophical sciences, Associate Professor, Murmansk Arctic University, Murmansk
The article is devoted to the problem of the relationship between bodily experience and communication systems. It is shown that the idea of the conditioning of means of expression by corporeality can be traced already in the language experiments of Russian futurists, who sought to “disidentify” the ossified conventional language and gain the opportunity to express unformed feelings and experiences. Using the example of fictional models drawn from science fiction literature, the question of the determination of cognitive and linguistic structures by the basic parameters of corporeality is considered. It is postulated that it is impossible to consider means of expression, including language, in isolation from the physical structure, and therefore the difficulty of understanding between hypothetical communicants of different physical natures. At the same time, the possibility of a language based on material media other than sound seems fundamentally possible.
Keywords: non-conventional language; audible speech; corporeality; mind; thinking; transhumanism.
Цитировать: Сауткин А.А. Языковое и телесное: неконвенциональные языки и фикциональные модели постчеловеческой коммуникации // KANT. – 2023. – №4(49). – С. 244-249. EDN: PJCRWG. DOI: 10.24923/2222-243X.2023-49.44
Сауткин Александр Александрович, кандидат философских наук, доцент, Мурманский арктический университет, Мурманск
Статья посвящена проблеме взаимосвязи телесного опыта и коммуникативных систем. Показано, что идея обусловленности средств выражения телесностью прослеживается уже в языковых экспериментах русских футуристов, стремившихся «растождествить» закостеневший конвенциональный язык и обрести возможность высказывания неоформленных чувств и переживаний. На примере фикциональных моделей, почерпнутых в произведениях научно-фантастической литературы, рассмотрен вопрос об обусловленности когнитивных и языковых структур базовыми параметрами телесности. Постулируется невозможность рассматривать средства выражения, включая язык, в отрыве от физического строения, а значит, и проблематичность понимания между гипотетическими коммуникантами разной физической природы. При этом возможность языка, опирающегося на иные материальные носители, нежели звук, представляется принципиально возможной.
Ключевые слова: неконвенциональный язык; звуковая речь; телесность; разум; мышление; трансгуманизм.
5.7.7
Сауткин А.А.
Языковое и телесное: неконвенциональные языки и фикциональные модели постчеловеческой коммуникации **
Попытки разрушения конвенционального языка обнажают важные аспекты связи возможных форм выражения смысла и телесного опыта. Скажем, в некоторых опытах русских футуристов (например, А. В. Туфанова) заумь как «стремление уйти к недумающей природе» [7, 8] в конечном счёте призвана раскрыть первичные комплексы ощущений движения, так что «речезвуки» начинают осмысляться как своего рода телесные жесты.
Отправной точкой настоящей работы являются размышления о различных неконвенциональных речевых практиках, которые демонстрируют ослабление семантики – семантики привычной, общедоступной. Речь идет о таких явлениях, как заумь, а также различные формы спонтанного словотворчества (например, глоссолалия). В этих явлениях мы можем наблюдать попытки выйти за пределы строго схваченного смысла, не менее строго сопряженного с определенной формой. Форма тут, конечно же, звуковая – но она как бы растождествляется во всех этих случаях, мы перестаем в ней опознавать привычные нам комплексы звуков (как-то морфемы, слова, предложение и так далее). Прежде всего, речь идет о словах: растождествлению подвергаются именно слова, хотя очевидно, что это серьезная лингвистическая проблема – определить, что такое слово. Однако мы будем исходить из некоторого стандартного определения слова как основной структурно-семантической единицы языка, чьими базовыми признаками являются цельность, выделимость и свободная воспроизводимость в речи. Понятое таким образом слово, с точки зрения творцов зауми, есть не что иное, как «застывший ярлык на отношениях между вещами» [7, 8], и эти ярлыки уже бессильны передать некий исходный опыт человека.
Важным моментом здесь является указание на то, что заумь призвана выразить некое дословесное, даже еще недооформленное в мысли содержание, которое является предшествующим слову и составляет субстанцию нашей психической жизни, а также жизни мыслительной. Отчасти это напоминает попытки Кандинского выйти за пределы предметности, прорваться к мировой первосубстанции – и об этом говорят многие манифесты русских футуристов.
Так, например, А. Крученых постулировал в «Декларации заумного языка» (1921): «Мысль и речь не успевают за переживанием вдохновенного, поэтому художник волен выражаться не только общим языком (понятия), но и личным (творец индивидуален), и языком, не имеющим определенного значения (не застывшим), заумным» [5].
В.Б. Шкловский в своей статье «О поэзии и заумном языке» подчеркивает, что «в наслаждении ничего не значащим “заумным словом” несомненно важна произносительная сторона речи. Может быть, что даже вообще в произносительной стороне, в своеобразном танце органов речи и заключается бóльшая часть наслаждения, приносимого поэзией» [9, 23].
Далее он рассуждает, с отсылками к различным исследованиям, включая У. Джеймса, о связи тембра речи и мимики в восприятии слушающего, а также о воспроизведении в речи определенных телесных состояний. Шкловский признает наличие фактов, которые свидетельствую о том, что «при восприятии чужой речи или даже вообще при каких бы то ни было речевых представлениях мы беззвучно воспроизводим своими органами речи движения, необходимые для произнесения данного звука. Возможно, что эти движения и находятся в какой-то ещё не исследованной, но тесной связи с эмоциями, вызываемыми звуками речи, в частности, “заумным языком”» [9, 23].
Таким образом мы должны зафиксировать следующий тезис: язык может выражать некую психофизиологическую магму, находящуюся как бы за умом, за мыслью – в этом и суть, то есть, с точки зрения творцов зауми, язык укоренен в некоторых аспектах нашей телесности, что очевидным образом предвосхищает некоторые с позиции теории воплощенного разума. Как писал тот же Крученых, «заумь — первоначальная (исторически и индивидуально) форма поэзии. Сперва – ритмически-музыкальное волнение, пра-звук» [5]. Очевидно, что это ритмическое волнение связано с телесным опытом, которому нужно дать обновленную форму выражения.
Особо подчеркивается это расковывание возможностей нового языка, который, в известном смысле, становится предельно выразительным, то есть приближается скорее к музыке – по ту сторону каких-то конвенциональных единиц значения. Дальше мы можем вообразить в принципе такой способ коммуникации, который представляют собой собственно музыку, тем более что есть реальный пример ориентированного на музыку искусственного языка – сольресоль, созданного в начале XIX века и развивавшегося в течение некоторого времени. Однако в полном смысле сольресоль вряд ли может рассматриваться как чисто музыкальный язык. Достаточно сказать, что один из разработчиков этого искусственного языка - Болеслас Гаевски, составивший его грамматику, опубликованную в 1902 году, постоянно подчеркивал: «Чтобы выучить сольресоль, совершенно необязательно знать музыку» [12].
Иными словами, идея возможности иных «языков», в которых план выражения основан на бес-словесном, чисто музыкальном принципе, появлялась в разных проектах, однако и в случае зауми, и в случае языка сольресоль мы всё же остаемся в пределах выражения смыслов с помощью звуков и членении звукового потока на слова. Как заметил в своё время Умберто Эко, «вербальному языку недоступна полнота выражения (попробуйте описать в словах разницу между запахом вербены и запахом розмарина), и поэтому он вынужден полагаться на помощь прямых указаний, жестов, модуляций тона. И тем не менее из всех семиотических систем именно он обладает самым широким радиусом выразительности: именно поэтому почти все модели совершенного языка основывались на языке вербальном» [9, 33].
Однако любопытным представляется анализ смежной проблемы, связанной с возможными трансформациями человеческого тела и соответствующими изменениями систем коммуникации. Вопрос может быть сформулирован так: возможны ли иные способы коммуникации и организации когнитивных процессов, отличные от человеческих, но представляющие собою полноценные языки, а не сигнальные системы, свойственные животным? Иначе мы можем поставить этот вопрос в следующей форме: могут ли иные материальные носители, кроме звука, быть задействованы в осуществлении мыслительных и коммуникативных функции, то есть играть значимую роль в процессе мышления и процессе коммуникации? Мы имеем в виду запах, цвет, изменение телесной формы и т.д. Разумеется, в распоряжении человека есть экстралингвистические коммуникативные системы, но они являются дополнительными, а не основными. В данном же случае вопрос ставится именно о том, могут ли они играть роль основных средств коммуникации – и организации когнитивных процессов?
Иными словами, мы можем задуматься над тем, что звуковой способ передачи информации и выражения каких-то более глубинных содержаний человеческой субъективности, – он четко коррелирует с определенным телесным опытом, то есть он таков, потому что таково телесное устройство человека. Если в порядке мысленного эксперимента, научной гипотезы или даже в качестве некой литературной фантазии представить, что человеческая телесность начинает изменяться, трансформироваться, то мы необходимым образом должны будем признать, что измениться будет должен и способ коммуникации, что, в принципе, возможны иные способы общения, нежели основанные на звукоречи.
В качестве отправной фикциональной модели мы берём язык вымышленных существ соль-ля-си из повести венгерского писателя Фридьеша Каринти «Путешествие в Фа-ре-ми-до», которая вышла в свет в 1916 году и представляет собою вольное продолжение «Путешествий Гулливера». Эти существа, что важно, имеют неорганическую природу и общаются при помощи того, что в человеческом восприятии выглядит как музыка. Нам представляется важной мысль Ф. Каринти о том, что «мысль и чувства у соль-ля-си не столь разграничены, как в нашей, человеческой практике» [4], а, значит, в пост- и трансгуманистической перспективе следует ставить проблему трансформации привычных семиотических систем, которые вынуждены будут приспосабливаться к прогнозируемым новым формам телесности и телесного опыта.
Разные миры (в смысле, Umwelt) создаются когнитивными системами разного телесного строения, поэтому возникает вопрос: возможно ли их свести друг к другу? В повести Каринти Гулливер обучается языку соль-ля-си, но это очевидно, художественная условность: мы вполне можем представить себе, что у человека нет слуха, и он не может воспроизвести мелодию, не сфальшивив. Следовательно, он не сможет использовать это средство коммуникации. Подчеркнём, что от реального искусственного языка сольресоль язык обитателей планеты Фаремидо отличается как раз тем, что представляет собою музыку как таковую.
Соль-ля-си – это неорганические существа, воспроизводящиеся посредством механической сборки, и им представляется невероятным тот факт, что органика (то есть мозг людей) вообще способна порождать мышление, когнитивные процессы. Сами они, будучи механическими существами, считают органическую жизнь болезнью мира.
Как отмечает венгерский исследователь Бела Мештер, «Каринти расширил реальный потенциал нейтрального посредника между языками до критического отношения к реальности, имеющего моральные последствия; совершенным музыкальным языком романа можно выразить только вещи, имеющие реальное значение. По опыту Гулливера, многие слова и выражения естественных человеческих языков не могут быть переведены на совершенный язык Фаремидо. Их можно интерпретировать просто как препятствия коммуникации, различные примеры канального шума» [13, 227]. Так, в частности, когда Гулливеру показывают больного соль-ля-си, этот последний издает скрежещущие и шипящие звуки, напоминающие человеческую речь, причем в этом искаженном шуме Гулливер смог разобрать два знакомых слова, а именно: «история» и «материализм» [4].
Мы сейчас говорим, конечно же, о фикциональных моделях, которые в значительной степени дистанцируются от собственно научных исследований, но в ряде случаев речь идет не просто о литературном вымысле, а всё же о чем-то, что сродни научной гипотезе.
В качестве примера приведем некоторые идеи из наследия К.Э. Циолковского. Одна из самых известных работ Циолковского называется «Животное космоса» [8]. В этом тексте основоположник космонавтики моделирует возможные изменения человеческой телесности. С одной стороны, он размышляет над тем, что обитатели других миров могут иметь совершенно отличный химический состав, отличный от земной жизни; с другой стороны, он говорит о том, что история жизни на Земле дает основания считать, что эволюционные изменения будут продолжаться, и не исключено, а точнее, даже очень вероятно, что телесное строение человека в будущем существенным образом изменится. Кроме того, он пишет, что если человечество выйдет за пределы Земли, то на него будут влиять многие другие факторы – уже собственно космические, и под влиянием иной гравитации (или невесомости), иных атмосферных и радиационных условий и проч. человеческий организм вполне может видоизмениться существенным образом. Исходя из этого, мы должны предположить, что может меняться, а точнее, должен меняться и субъективный мир человеческих восприятий, а значит, и человеческое мышление.
При этом Циолковский говорит о том, что в перспективе организм может вообще, скажем так, растождествиться до предела, став некой универсальной энергетической формой жизни, то есть для людей будущего необязательными будут привычные формы питания и т.д., то есть лучистая энергия будет основным способом существования таких организмов.
В известном смысле, Циолковский выдвигает гипотезу о возможности существования небелковых форм жизни, и эта идея, эта тенденция получит многообразные воплощения в произведениях научно-фантастической литературы, при том, что проблема коммуникации и проблема особой формы восприятия мира вполне будет осознаваться этими авторами.
Любопытно, что вариации на темы изменения человеческой телесности в произведениях научно-фантастической литературы зачастую развивают идеи Циолковского, но при этом в «слишком человеческом» ключе. Тема трансформированных человеческих тел, пригодных для исследования и освоения иных планет и иных неблагоприятных для человека сред, появляющаяся в ряде знаковых произведений научной фантастики советского периода, включает в себя проблему сохранения человеческого существа, с его специфическими свойствами. Так, один из героев рассказа Павла Амнуэля «Иду по трассе» размышляет над проектом по созданию вариаторов – людей с генно-модифицированной структурой: «Мы научились менять человека так, что он способен выжить в любой среде – на океанском дне, в огне пожара и в холоде космического пространства. Но варьируется лишь оболочка, тело, внешняя форма. Главное – мозг – остается прежним. И вот истинная проблема: что происходит с внутренним миром испытателя, с его человеческой сущностью?» [1].
При этом презюмируется, что человеческие когнитивные процессы, мышление и эмоции вполне могут (и должны) оставаться человеческими, даже при условии изменения телесных параметров. Аналогичную установку мы обнаруживаем в известном рассказе Кира Булычева «О некрасивом биоформе». И хотя там описываются сложные психологические проблемы пребывания человеческого сознания в чуждом теле (теле гигантской черепахи, ската и т.д.), тем не менее, постулируется возможность сохранения человеческих свойств в нечеловеческих биологических формах, которые осмысляются как своего рода оболочка: «Биотрансформация должна быть подобна одежде, защитному скафандру, который мы можем снять, как только в нем пройдет нужда» [2].
Возможно, это объясняется причинами философско-идеологическими: вариаторы и биоформы являются результатом развития технологий будущего коммунистического общества, и изображать отчуждение человеческих существ от их биологического субстрата в мире преодоленного отчуждения (в марксистском смысле) вряд ли было возможно. К этому стоит добавить присущий советской фантастике в целом «гуманистический» пафос, заключающийся в утверждении особого статуса человека во Вселенной и способности людей находить контакт с разумными существами любой физической природы. Так, в повести «Экспедиция в иномир» Сергей Снегов описывает некий универсальный языковой дешифратор: «Все формы речи разумных существ – звуковая, цветовая, кинетическая, электромагнитная, радиоактивная, гравитационная, термическая, компрессионная и другие – быстро раскодировались прибором. Им с успехом пользовались при разговорах с земными пчелами, рыбами с планет Денеба и мыслящими папоротниками на Фомальгауте – человек и его собеседники превосходно понимали друг друга» [6]. Очевидно, что для развития сюжета требуется обеспечить коммуникацию героев с самыми необычными существами, однако этот приём существенно ослабляет философскую компоненту произведения: очевидно, что различный телесный опыт формирует различные когнитивные системы и вряд ли человеку суждено узнать, каково быть мыслящим папоротником с Фомальгаута.
Впрочем, как отмечает Ник Бостром, изобретатель самого термина «постгуманизм» Джулиан Хаксли, брат известного писателя и первый генеральный директор ЮНЕСКО, полагал, что в будущем «человек останется человеком, но превзойдет самого себя, осознав новые возможности своей человеческой природы и новые возможности для нее» [11].
Приведённые примеры демонстрируют настойчивый интерес к трансгуманистической проблематике, которая включает в себя и такие важнейшие вопросы, как: 1) что происходит с когнитивными структурами при изменении телесного строения? 2) возможны ли иные формы речевой коммуникации, нежели звуковая? Возможны ли языки, использующие не звуковые волны, а иные материальные носители? 3) достижимо ли понимание между коммуникаторами, чьи языки не совпадают по своей базовой природе?
Мы полагаем, что эти вопросы являются чрезвычайно перспективными в свете современных исследований связи сознания, языка и мозга, и описанные нами фикциональные модели могут помочь с разметкой проблемных полей будущих философских штудий.
Литература:
1. Амнуэль П. Иду по трассе. [Электронный ресурс]. URL: http://www.lib.ru/AMNUEL/trassa.txt_with-big-pictures.html (дата обращения 09.11.2023)
2. Булычев К. О некрасивом биоформе. [Электронный ресурс]. URL: https://www.rusf.ru/kb/stories/beloe_plate_zolushki/text-01.htm (дата обращения 09.11.2023)
3. Григорьева М.А. "Лось" на полке: нечеловеческие персонажи в литературе. Фигура исчезновения // KANT: Social science & Humanities. – 2023. – №2(14). – С. 15-19. EDN: RACWOX. DOI: 10.24923/2305-8757.2023-14.3
4. Каринти Ф. Путешествие в Фа-Ре-Ми-До // Каринти Ф. Фантазии Фридьеша Каринти. [Электронный ресурс]. URL: https://royallib.com/read/karinti_fridesh/fantazii_fridesha_karinti_puteshestvie_v_fa_re_mi_do_kapillariya.html#0 (дата обращения 09.11.2023)
5. Кручёных А.Е. Декларация заумного языка. [Электронный ресурс]. URL: http://futurism.ru/manifest/1921_zaum.html (дата обращения 09.11.2023)
6. Снегов С. Экспедиция в иномир. [Электронный ресурс]. URL: https://libking.ru/books/sf-/sf/52920-12-sergey-snegov-ekspeditsiya-v-inomir.html#book (дата обращения 09.11.2023)
7. Туфанов А.В. К зауми: Фоническая музыка и функции согласных фонем. – Пг., 1924.
8. Циолковский К.Э. Животное Космоса. [Электронный ресурс]. URL: https://www.tsiolkovsky.org/ru/kosmicheskaya-filosofiya/zhivotnoe-kosmosa/ (дата обращения 09.11.2023)
9. Шкловский В.Б. О поэзии и заумном языке // Поэтика. Сборники по теории поэтического языка. – Пг, 1919. – С. 13-26.
10. Эко У. Поиски совершенного языка в европейской культуре / пер. с итал. и примеч. А. Миролюбовой. – СПб.: «Александрия», 2007.
11. Bostrom N. A History of Transhumanist Thought // Journal of Evolution and Technology. – 2005. – Vol. 14. Issue 1. [Электронный ресурс]. URL: https://jetpress.org/volume14/bostrom.html (дата обращения 09.11.2023)
12. Gajewski B. Grammar of Solresol, or the Universal Language of François Sudre. [Электронный ресурс]. URL: https://mozai.com/writing/not_mine/solresol/#gen (дата обращения 09.11.2023)
13. Mester B. Pessimist Hungarian Utopias in the Interwar Period and after the Second World War // Lords and Boors Westernisers and ‘Narodniks’ / ed. By Béla Mester & Rafał Smoczyński. – Budapest: Institute of Philosophy, Gondolat Publishers, 2020. – Pp. 151-160.
