CC BY
43
Т.А. Трипольская
УДК 81'371
ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ К.И. ЧУКОВСКОГО:
МОДЕЛИРОВАНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНО-ОЦЕНОЧНОЙ КАРТИНЫ МИРА
Обращение к эмоционально-оценочной деятельности человека позволяет реконструировать многомерную модель языковой личности, включающую основные параметры эмоциональных состояний человека, которые детерминируют его оценочную деятельность. За эмотивно-оценочным словом стоит сложный механизм интеллектуального и эмоционального освоения мира, а в иерархической системе гетерогенного лексического значения слова отражается система оценок, предпочтений и желаний говорящих. Объектом лингвистического описания в статье является К.И. Чуковский как языковая личность, воплощенная в дневниковом дискурсе. Делается вывод о том, что в лексической организации дневникового текста ярко проявляются черты языковой личности, квалифицирующей мир с определенной долей строгости и категоричности, с привлечением всего многообразия оттенков ценностной шкалы, с пониманием того, что реальный объект оценки и эмоционального отношения сложен, многогранен и представляется как сложная комбинация эмотивно-оценочных смыслов, характеризующая тезаурус автора дневника. Т. е. субъект оценки и эмоционального состояния отличается высокой степенью когнитивности, вычленяет в объекте оценки множество оснований для эмотивно-оценочного реагирования. Кроме того, автора дневника характеризует высокая степень эмоциональности, которая, регулярно вербализуясь в эмотивно-оценочном дискурсе, в существенной мере определяет аксиологическую деятельность языковой личности.
Ключевые слова: языковая личность, Корней Чуковский, эмотивно-оценочный дискурс, дневниковый жанр, тезаурус языковой личности, концепт.
Tatyana A. Tripolskaya
LANGUAGE PERSONALITY OF KORNEY CHUKOVSKY: THE EMOTIVE-EVALUATIVE WORLDVIEW MODELING
Referring to the emotional-evaluative human activity allows to reconstruct the multidimensional model of language personality which includes the basic parameters of human emotional state and determines the evaluation activity. The emotive-evaluative word is connected with a complex mechanism of intellectual and emotional exploration of the world and the rating system, preferences and desires of a speaker are reflected in the hierarchical system of heterogeneous lexical meaning of a word. The object of linguistic description in the article is K.I. Chukovsky language personality realized in the diary discourse. It is concluded that in the diary text lexical organization the features of language personality are apparent qualifying the world with a certain degree of rigor and explicitness, involving all the diverse shades of value scales, with the understanding that the real object of evaluation and emotional relationship is complex, multifaceted and is represented as a complex combination of emotive-evaluative meanings characterizing the diary's author thesaurus. I.e. the subject of evaluation and emotional state has a high degree of cognitivity, extracts plenty of grounds for emotive-evaluative reaction in the assessment. Besides, the author of the diary is characterized by the high degree of emotionality which is regularly verbalized in emotive-evaluative discourse and significantly determines the language personality axiological activity.
Keywords: language personality, Korney Chukovsky, emotive-evaluative discourse, the diary genre, thesaurus of language personality, concept.
современной лингвистике осмыслены разные ипостаси существования языковой личности (далее - ЯЛ): «как индивидуума <...> со своим характером, интересами, социальными и психологическими предпочтениями и установками; как типового представителя данной языковой общности <...> и как представителя рода человеческого, неотъемлемым свойством которого является использование <.> естественного языка» [Караулов 1997: 671].
Особенность настоящего этапа в изучении ЯЛ состоит в построении многообразных типологий, которые создаются в основном с опорой на предшествующие работы психологов и социологов и, к сожалению, иногда без серьезного анализа языкового материала. Выделение конфликтной и неконфликтной, экстравертной и интровертной языковых личностей, типов героев и злодеев и т. д. не вызывает возражений, но требует детального лингвистического обоснования. Обзор существующих классификаций, представленный в книге В.И. Карасика (см. [Карасик 2004]), подтверждает необходимость продолжать как аспектные, так и комплексные исследования ЯЛ, призванные подтвердить, дополнить, уточнить или опровергнуть те или иные классификационные схемы.
Мысль об интеллектуальной и эмоциональной составляющих человеческого сознания в их взаимодействии является весьма существенной для концепции языковой личности (см. [Караулов 1987]). Обращение к эмоционально-оценочной деятельности человека (к эмотивно-оценочному дискурсу - [Трипольская 1999]) представляется плодотворным, позволяющим реконструировать многомерную модель ЯЛ, включающую основные параметры эмоциональных состояний человека, которые детерминируют его оценочную деятельность.
В дискурсе, организованном с помощью эмотивно-оценочной лексики, проявляется когнитивный уровень (система ценностей) социума и конкретного человека, а также особенности категоризации эмоций, связанных с оценочной парадигмой в языковой картине мира. За эмотивно-оценочным словом стоит сложный механизм интеллектуального и эмоционального освоения мира, а в иерархической системе гетерогенного лексического значения слова отражается система оценок, предпочтений и желаний говорящих. Кроме того, эмотивно-оценочная лексика - это альтернативная зона словаря, зона языкового выбора. Выбрав эмотивно-оценочное слово (если выбор действительно осуществлен, а не представлено безвариантное употребление фамильярно-просторечной лексики), говорящий имплицитно (а иногда и эксплицитно) сообщает о себе как о ЯЛ, способной к рефлексии над языковым знаком и речевой стратегией. Ср.: «Акт предпочтения одного языкового средства другому - так же, как и степень его осознанности, - это и есть сам говорящий, "образ автора" данного высказывания» [Винокур 1993: 19].
Объектом лингвистического описания является К.И. Чуковский (далее - К. Ч.) как ЯЛ, воплощенная в дневниковом дискурсе. Тексты дневников опубликованы в журналах «Знамя» и «Новый мир». Дневники охватывают более шестидесяти лет (с 1901 по 1929 и с 1932 по 1968 гг.).
Этот текст отвечает всем «требованиям» дневникового стиля (жанра): структура текста, разный уровень распространенности или сжатости изложения, переключение языковых регистров, тематический перебив, отсутствие (может быть, мнимое) конкретного или гипотетического адресата: «До сих пор я писал дневник для себя, т. е. для того неведомого мне К. Чук., каким я буду в более поздние годы. Теперь более поздних лет
для меня нет. Для кого же я пишу? Для потомства? Если бы я писал для потомства, я писал бы иначе, наряднее, писал бы о другом, и не ставил бы порою 2-х слов вместо 25 или 30, - как поступил бы, если бы не мнил себя единственным будущим читателем».
Во всем дневниковом дискурсе (тексте, за которым «встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, - в конечном итоге - особый мир» [Степанов 1995: 44]) мы вычленяем его эмотивно-оценочный аспект с учетом того, что дискурс, ведущей лексической характеристикой которого является эмотивно-оценочная лексика, имеет сложный интенциональный рисунок.
Эмотивно-оценочный дискурс К. Ч. рассматривается как инструмент для моделирования когнитивного уровня в структуре ЯЛ.
Качественные и количественные характеристики эмотивно-оценочного словаря К.И. Чуковского
Условно текст дневника разбит нами на две части: с 32 по 54 и с 54 по 69 год. Сделано это было по техническим причинам - для удобства обработки, в том числе и статистической, лексического материала. Однако оказалось, что эмотивно-оценочный дискурс, представленный в этих частях текста дневника, существенно отличается качественно и количественно.
Первая часть дневников содержит около 130 эмотивно-оценочных слов и около 150 их употреблений. Кроме того, около 60 оценочных высказываний построены с помощью рациональных оценок (включая и смешанные ряды, представленные эмотивны-ми и рациональными оценочными единицами). Мы отдаем себе отчет в том, что граница между словарем эмотивных и рациональных оценок зыбка, подвижна и проницаема, поэтому цифровые данные не являются абсолютными.
Во второй части дневника, имеющей примерно такой же объем, что и первая, употреблено около 250 эмотивных оценок, и более 115 высказываний содержат разные типы оценочных слов. Указанное количество эмотивно-оценочных слов представлено 290 словоупотреблениями.
Каждая часть дневника содержит приблизительно 21000 словоупотреблений. Таким образом, во второй части эмотивно-оценочная лексика составляет около 1,4 %, а в первой - 0,7 %. Кроме того, во второй части почти вдвое увеличивается и количество оценочных речевых актов, построенных с помощью рациональных оценочных единиц. Дискурс языковой личности второй части дневникового текста существенно более насыщен указанной лексикой и содержит, по грубым оценкам, втрое большее количество прямых и косвенных оценочных актов.
В целом процент анализируемой лексики невелик, однако создается впечатление высокой степени насыщенности дискурса эмотивно-оценочной лексикой и высокой степени его эмоциогенности (В.И. Шаховский). Основную причину этого мы видим во взаимодействии эмотивно-оценочного слова с «соседями» по текстовому пространству: являясь смысловой и эмоциональной доминантой фрагмента дискурса, слово организует эмотивно заряженный текст, в котором коннотативные смыслы иррадиируют в другие лексические элементы текстовой парадигмы, то есть происходит приращение, наведение коннотативного содержания. Эмотивно-оценочный и - шире - прагматический заряд исследуемой лексики так значителен, что, становясь доминантой высказывания (часто и формально эмотивно-оценочное слово занимает позицию предиката), лексическая единица распространяет этот заряд на близлежащий контекст, делая его экспрессивным.
Эмотивно-оценочный словарь ЯЛ оказался весьма невелик (около 400 единиц). Для сравнения напомним, что только эмотивно-оценочных существительных со значением лица в БАС около 1000, а прилагательных - около 960.
Достаточно неожиданно распределение эмотивно-оценочной лексики ЯЛ по частям речи: примерно 150 существительных, в основном со значением лица (бездарь, опричники, гепеушничество, палач, полицейщина, жандарм, хунвейбины, микробы, негодяйство, пройдошливость и др.), около 140 прилагательных (трусливенький, рабьи, иезуитский, гнусный, дивный, чудный, гениальный, потрясающий, прелестный, изящный и др.), около 20 наречий (убого, тускло, элементарно и др.) и примерно 40 глаголов (шельмовать, улюлюкать, травить, топтать, нападать, жучить, вышибить, лопотать, пискнуть, шаманствовать и др.). Кроме этого, есть фразеологический материал с эмотивно-оценочным содержанием (облить помоями, бить по зубам).
Представляется, что это вполне значимые цифры. Предпочтение отдано именам, которые в высказываниях выполняют функцию предиката. Они характеризуют объект, выявляя основание оценки и делая оценочное высказывание более категоричным: эмоциональные оценки непосредственно приписываются объекту, а не передаются опосредованно через характеристику, например, его действий. Глагол относит эмотивно-оценочную характеристику к определенному временному промежутку, существительное же передает эмотивно-оценочную информацию об объекте как постоянно ему присущую. Более того, чтобы «заслужить» характеристику нытик, дурак, рохля, Держиморда и др., объект должен проявлять качества характера или поведенческие признаки постоянно или с высокой степенью интенсивности. Доказательством этого могут служить словарные дефиниции эмотивно-оценочных существительных в толковых словарях: практически все они содержат сему 'очень' и ее модификации.
Дневник К. Ч. часто содержит не описание тех или иных действий, событий, фактов, вызывающих эмотивно-оценочную реакцию, но описание человека - носителя определенных черт характера или же описание результатов его деятельности, в подавляющем большинстве случаев творческой.
Выявленный фрагмент словаря автора дневника с точки зрения воплощения эмотивно-оценочной семантики коррелирует с устройством эмотивно-оценочной подсистемы языка: в нем наблюдается примерно такое же преобладание негативных эмотивно-оценочных смыслов над позитивными. Кроме того, если негативная эмотивно-оценочная лексика как подсистема словаря отличается детализацией, смысловым варьированием, избыточностью, а позитивные оценочные единицы характеризуются однообразием, общеоценочными значениями и отсутствием детальной интерпретации действительности, то и в лексиконе автора дневника это ярко выраженное противопоставление имеет свое воплощение. Однако эта языковая универсалия, проявляясь в лексиконе ЯЛ, приобретает и специфические черты.
Во-первых, области позитивного и негативного словарей пребывают в состоянии яркого контраста: практически нет лексики, выражающей «умеренные» эмотивно-оценочные значения, - только категорично отрицательные или восторженно-положительные.
Во-вторых, не менее ярким является стилистический контраст: негативная лексика представлена сугубо разговорно-фамильярными эмотивными оценками (негодяйство, дрянь, подонки, пискнуть, свинья, червяк, тупица, дурак, идиот и др.) и книжными (опричники, Держиморда, вельможа, раппы, клинические речи, дремучий, вирши,
беспросветно бездарный, полуфотографы, середняки-художники), а позитивные смыслы передаются книжной, эстетически маркированной лексикой (прелестный, поэтический, превосходный, гениальный, изумительный, волшебный, чудесный, феноменальное чудо изящества), призванной в языке передавать эмотивную эстетическую оценку. Ср.: чудесные тональности, прелестный голос; Маршак был прелестен, речь блестяща, впечатление чарующее; В Евпатории познакомился с Ойстрахом - студентообразный скрипач, милый, изящный, скромный; изумительное передразнивание; прелестно картавит; гениальный рассказчик анекдотов; книга превосходная; чудесный венок; изящная статья; дивная речь; чудесный Твардовский; бесконечно милый человек; лучезарный москвич.
Практически все позитивные лексические единицы относятся к высокому стилю, с их помощью выражаются в основном эстетические оценки. У К. Ч. же сфера приложения этих лексем существенно расширяется. С их помощью выражаются разные виды оценок: этические (чудный человек, изумительная женщина, прелестный друг - «добрые, отзывчивые, интеллигентные люди»), интеллектуальные, оценка интеллекта, таланта (Маршак был прелестен, прелестный голос, чудесный Твардовский, изящная статья, чудесное изображение лагерной жизни) и, конечно, эстетические (чудесные тональности, дивные строки).
Однако эстетический компонент («память» об основной функции в лексической системе языка) в качестве ядерного, определяющего вид эмотивной оценки, или периферийного, сопутствующего, часто присутствует в акте эмоциональной квалификации события.
«Любимые» прилагательные чудесный (самое частотное), изумительный, прелестный, чарующий в дискурсе ЯЛ становятся универсальными средствами положительной оценки. Если говорить о системе предпочтений автора дневника, следует отметить такие особенности: во-первых, значимой является эмотивная насыщенность этих прилагательных и наречий. Ср.: изумительный - необыкновенный, восхитительный, приводящий в изумление; восхитительный - приводящий в восхищение, очаровательный, замечательный; чарующий - производящий неотразимое впечатление, пленяющий; чудесный - чудный, очень хороший; чудный - удивительный по прелести и красоте; прелестный - полный прелести, очаровательный, обаятельный, привлекательный (см. [МАС; ТСОШ]). Во всех толкованиях отражены компоненты 'приятное чувство' (восхищение, изумление, удивление) и 'эстетическая оценка' (красота, прелесть, очарование). Лексика этой группы совмещает в своей семантике информацию о положительных эмоциях и оценках.
Во-вторых, если говорить о языковом вкусе автора дневника, то можно предположить, что именно эта лексика не дает эмотивно-оценочному дискурсу погрузиться в бытовую разговорность, позволяет избежать некоторой заземленности, создать солидный противовес разговорной, сниженной стихии отрицательной эмотивной оценки. Выбор этого, не самого типичного способа позитивного эмотивно-оценочного реагирования говорит о языковом вкусе и блестящем владении ЯЛ литературным языком и языком художественной литературы.
О том, что позитивная эмотивно-оценочная лексика занимает особое место в эмотивно-оценочном лексиконе ЯЛ, говорят следующие факты: эстетически маркированные эмотивные оценки появляются в ситуациях, совершенно не соответствующих образно-эстетической модальности слов типа дивный, чудный, прелестный, чудесный и
др. Таковым является описание в дневнике похорон жены, смерть которой автор очень тяжело переживает. Ср.: Дивный венок; прекрасное место для могилы; чудную речь сказала Т. Габбе; прелестные цветы; чудесные слова; прекрасные люди, замечательные деревья на кладбище, дивные сосны.
Положительная оценка указанных реалий очевидна, однако выбор слова является явно нетипичным, авторским. Обычно всё, что связано с трагическими, мучительными событиями, мы не склонны квалифицировать словами с ярко выраженным положительным эмотивным зарядом. Будучи очень хорошими (красивыми, проникновенными, подходящими), венки, цветы, речи, место для могилы не соотносятся в нашем сознании с прелестным, чудным, дивным. Следовательно, в этих словах происходит ситуативное погашение сильных эмотивных коннотаций, которые не соответствуют эмоциональному состоянию пишущего, и они становятся лишь знаком позитивной оценки. Такое приспособление слова к нетипичной коммуникативной ситуации, к своим интенциям говорит о высокой степени освоения и «присвоения» слова ЯЛ.
Основные концепты в тезаурусе ЯЛ
Анализируя тематический словарь, можно выявить наиболее актуальные понятийные области исследуемой личности. Ориентиром в анализе эмотивно-оценочного дискурса, который является источником информации об устройстве и функционировании когнитивного уровня языкового сознания, является не только солидное количество тематически связанных лексических единиц в лексиконе говорящего и высокий уровень встречаемости их в дискурсе, но и устройство данного фрагмента лексикона. Под этим понимаются качественные параметры: уровень детализации в эмоционально-оценочном освоении мира, соотношение коннотативных смыслов, относящихся к полюсным областям оценочной шкалы, взаимодействие смысловых единиц разных понятийных областей и др.
1. «Интеллектуальные» концепты
Ядерное положение в эмотивно-оценочном лексиконе данной ЯЛ занимает лексика, так или иначе связанная с тремя взаимодействующими и взаимосвязанными, как будет показано далее, понятиями, относящимися к интеллектуальной деятельности человека: высокий интеллект, образованность и одаренность (талант), с одной стороны, и глупость, безграмотность и бездарность - с другой. Именно эта сфера ментальной и творческой деятельности оказывается для автора дневника наиболее значимой.
Такое положение дел частично согласуется с позицией этих концептов в эмотивно-оценочной картине мира социума: по данным разных типов словарей фрагменты «Глупый» и «Умный» в семантическом поле «Характеристика качеств личности» занимают весьма существенное место. Столь же объемной в лексической системе языка является и группа «Человек ленивый». Однако у К. Ч. практически нет ни одной единицы этой лексической парадигмы. Отмеченный факт еще не говорит о том, что отражаемые этой лексикой понятия и связанные с ними эмотивно-оценочные смыслы не актуальны для исследуемой ЯЛ. Данные смыслы «прирастают» к эмотивно-оценочной лексике с семантикой, например, 'безграмотный, бескультурный' и др. Такое перераспределение языковых ресурсов в лексиконе говорящего свидетельствует о степени спаянности отражаемых в слове качеств человека - безграмотности или, говоря языком К. Ч., «незнай-ства», бескультурья и лености ума. Для К. Ч. глупость, порождаемая не-работой ума, всегда оценивается резко отрицательно (никакого снисхождения!), тогда как концепт «Глупость» погружен в весьма неоднородный эмотивно-оценочный контекст в тезаурусе русской ЯЛ (см. [Трипольская 1999]).Показателем особой актуальности понятия
для говорящих являются большое количество лексических единиц и их частотность в дискурсе. Еще более существенным признаком освоенности данного понятийного пространства является фактор личностного осмысления этих концептуальных областей, то есть наличие специфических черт индивидуальной эмотивно-оценочной картины мира.
Обратимся к Русскому ассоциативному словарю (РАС) и Русскому семантическому словарю (РСС), чтобы определить, насколько актуальны указанные смысловые связи для русской эмотивно-оценочной картины мира.
Анализ словарных статей РАС, связанных с характеристикой интеллекта и культурного уровня, а также уровня одаренности человека, позволил сделать следующие выводы: на периферии ассоциативного ряда к стимулам глупый и безмозглый появляются одиночные реакции типа недумающий, бездарь, а стимул талант порождает также одиночные реакции глупость, ум, умный, серый. Эти данные согласуются с информацией РСС: семантические множители дескриптора глупость представлены в значениях слов невежество, провинциальный, наивный, простой; дескриптор некультурность имеет общие семантические элементы со словами темный, провинциальный, отсталый, невежество.
Словари фиксируют непрямую, может быть, не всегда очевидную связь между этими концептами в коллективном языковом сознании современников. Подчеркнем еще раз, что это неосновные и нечастотные реакции, выдаваемые информантами на соответствующие слова-стимулы. В лексиконе же К. Ч., который актуализируется в эмотивно-оценочном дискурсе, эти связи множественны, очевидны и актуальны, их причинно-следственный характер часто эксплицируется автором дневника. Низкий интеллект и низкий уровень культуры в подавляющем большинстве ситуаций сопутствует и низкой степени одаренности, неталантливости, бездарности, видимо, той, которую понять и принять у человека не хватает не только мужества, но и ума. Чтобы подтвердить это положение, обратимся к дискурсу автора дневника:
Умер Еголин - законченный негодяй, подхалим и - при этом бездарный дурак. Находясь на руководящей работе в ЦК, он, пользуясь своим служебным положением, пролез в редакторы Чехова, Ушинского и Некрасова - и эта синекура давала ему огромные деньги, - редактируя Чехова, он заработал на его сочинениях больше, чем заработал на них Чехов. Он преследовал меня с упорством идиота. Он сопровождал Жданова во время его позорного похода против Ахматовой и Зощенко - и выступал в Питере в роли младшего палача - и всё это я понял не сразу, мне даже мерещилось в нем что-то добродушное, только два года назад я постиг, что он беспросветная сволочь. Его «работы» о Некрасове были бы подлы, если бы не были так пошлы и глупы <...>. Дело в том, что он бездарен, невежествен, хамоват, туп, вульгарно-мелочен <...>. Совершенный позор (об аудитории художников. - Т. Т.): собралось человек до двухсот - невежественных до последней стадии и плохо рисующих... основная масса середняков-художников в сущности бездарные мазилки - без божества, без вдохновения.1
Для К. Ч. настолько очевидна связь таланта, широкой образованности, настоящей культуры и интеллекта, что, столкнувшись с чем-то противоположным, он тщательно анализирует этот факт, который, будучи исключением в его жизненном опыте, не ведет к пересмотру основных ценностных ориентиров:
1 Орфография и пунктуация автора дневника.
Очень талантлив... Трудолюбив, талантлив, упорен, бескорыстен. Но феноменально далек от общечеловеческой культуры. Он певец - и я верю - хороший.
Но недаром Шаляпин смолоду водился с Львом Толстым, с Чеховым, с Горьким <... > недаром Собинов был одним из начитанейших людей своего времени. Недаром Лядов мог цитировать в разговоре Щедрина и Достоевского - а Игорь Ал., не получив общегуманитарного образования, может цитировать лишь вонючую пошлятину современных казенных стихокропателей. Мне странно видеть молодого человека, который не знает ни Заболоцкого, ни Мандельштама, ни Ахматовой, ни Солженицына... Он пробует писать, и конечно, в его писаниях сказывается его богатая натура, но вкуса никакого, литературности никакой, шаблонные приемы, банальные эпитеты...
В лексиконе эмотивных оценок интеллекта или его отсутствия К. Ч. отдано предпочтение следующим характеристикам глупости: идиот (самая частотная единица), дурак, идиотизм, идиотский, тупой, тупоголовый, туп, тупоумец, тупоумный, тупица, глупый, глупость, глупец. К этим лексическим единицам примыкают частотные устойчивые словосочетания языкового и индивидуально-авторского характера: патентованный дурак, последний идиот, беспросветный дурак, беспросветный идиот.
Далее в лексиконе выделяется группа слов, в семантике которых сема 'глупость' занимает не ядерную позицию: замолол, беспросветный, убогий, плоский, самоделковый, домотканый и др., сочетаясь со смысловыми элементами 'низкий уровень культуры', 'безграмотность'. Благодаря этим компонентам авторских эмотивных оценок, связываются в единую подсистему указанные понятийные области.
Ядро смежного понятийного поля представлено эмотивно-оценочными и рационально-оценочными единицами: неграмотность, некультурность, безграмот-щина, дремучий, темный, убогий, самоделковый, кустарный, самоделка, раппы, раппов-щина и др.
Семантический компонент 'низкий уровень грамотности, культуры' в семной иерархии лексических значений занимает разное положение: ядерное (безграмотный, бескультурье, дремучий, темный и др.) и периферийное (имплицитные, производные семы в словах раппы, домотканый, самоделковый, кустарный). В них, кроме указанных, сильными являются семы 'неталантливый, неоригинальный, примитивный, пошлый'.
Обратимся к дневниковому дискурсу, в котором проявляются личностные семантические модификации эмотивно-оценочной лексики. Ср.:
Клинические речи, книги - безнадежно глупые, бездарные (дневник).
Беспросветный (с существительными дурак, бездарь, подлец, негодяй, книга, работа и др.) - о качестве (глупость, бездарность, безграмотность), проявляемом в высшей степени (дневник).
Убогий - недостаточный, несовершенный, чересчур простой, бедный содержанием, бесцветный, неинтересный, невыразительный; бездарный, лишенный ума, таланта (дневник).
В семантике этих слов очевидна и актуальна каузальная связь понятий глупости, неграмотности и низкого уровня культуры. Этим определяется и отрицательное эмотивно-оценочное отношение говорящего человека к проявлениям указанных признаков оцениваемого объекта.
2. Концепт «талант»
Как уже отмечалось выше, отсутствие таланта, одаренности - это существенное основание для негативной оценки К. Ч. Неталантливость может вызывать у говорящих целый спектр разнообразных эмоций и оценочных суждений. Так, будучи характеристи-
кой абстрактного человека, неодаренность едва ли спровоцируют резкую негативную реакцию. Иная аксиологическая ситуация складывается, когда речь идет о неталантливом авторе и о бездарном произведении, которое представлено на суд читателей или зрителей. Оценка отсутствия дарования в этом случае совсем иная - по гамбургскому счету.
У К. Ч. с явлением бездарности связаны эмоции гнева, раздражения, досады, реже - тоски и безнадежности. Эмоционально-оценочная реакция К. Ч. понятна: бездарность, управляющая литературой, распоряжающаяся жизнью писателя, диктующая, что и как писать, не может не вызывать подобного отношения.
Многие лексические единицы этой тематической группы нуждаются в специальном комментарии. Не все из используемых слов зафиксированы словарями, а многие лексемы получили дальнейшее семантическое развитие в дневниковом дискурсе. Сравним наиболее актуальные из них с семантизацией в толковых словарях (далее представлены либо словарное толкование и авторское преломление семантики слова в дневнике, либо только семантизация слова в словаре, если его употребление соответствует словарной интерпретации).
Домотканый - невысокого художественного уровня, не относящийся к лучшим образцам культуры; неодаренный, примитивный, малообразованный, не находящийся в контексте мировой культуры (дневник).
Домотканый. Вытканный домашним, кустарным способом (МАС).
Дремучий. 2. Перен. Совершенный, полный (о носителе каких-либо отрицательных качеств), невежда (МАС).
Кустарный. Перен. Несовершенный, примитивный (МАС).
Элементарный - не обладающий глубиной постижения сути вещей, что характерно для серьезного художника (дневник).
Элементарный. 2. Нетрудный, несложный, простейший // ограниченный, упрощенный // Само собой разумеющийся, понятный всякому без разъяснений (МАС).
Рапповщина, раппы - невежество, необразованность, нетворческий характер деятельности, неталантливость (дневник).
Кропанье - медленный, рутинный, нетворческий труд; жалкий, неталантливый результат (дневник).
Пепельно-скучный - серый, неинтересный, неоригинальный, такой, в котором нет проблесков таланта или оригинальности (дневник).
Пепельный. Сероватый, похожий цветом на пепел (МАС).
Передвижники (захиревшие передвижники) - энтузиасты, подменяющие энергией и старанием талант и оригинальность; вульгарно понимающие реализм в искусстве (дневник).
Передвижник. Передовой, демократически настроенный художник-реалист второй половины 19 века (МАС).
Середняк, художник-середняк, середняк-художник - серый, неоригинальный, малообразованный, малоодаренный художник (дневник).
Середняк. 1. Человек средних способностей, ничем не выдающийся (МАС).
Пискнуть - внести ничтожную лепту в развитие того или иного вида искусства; создать вещь очень слабую и малоталантливую (дневник).
Пискнуть. 1. Издавать писк; 2. Говорить или петь тонким, писклявым голосом (МАС).
Семантические переосмысления, которым подвергается эмотивно-оценочная лексика в лексиконе ЯЛ, отличаются разной степенью сложности.
Прокомментируем механизмы появления семантических модификаций эмотивно-оценочного слова в словаре К. Ч. Так, прилагательное и наречие элементарный, элементарно в дискурсе ЯЛ как бы совмещает оба языковых значения 'само собой разумеющийся' и 'нетрудный, несложный, понятный всякому без разъяснений' (МАС). В результате такого взаимодействия разных значений формируется эмотивная оценка 'простейший, упрощенный до вульгарности, не обладающий глубиной постижения предмета, что свойственно серьезному искусству'.
Раппы, рапповщина - с понятием этой пролетарской организации автор связывает следующие качества: невежество, неграмотность, бездарность, а также категоричность и агрессивность.
Представляют интерес лексемы самоделковый и домотканый. Последнее представлено в словаре со значением 'вытканный домашним, кустарным способом', а ступенчатый дефиниционный анализ приводит к значению 'несовершенный, примитивный' (см. кустарный). Лексемы самоделка и самодельщина семантизированы следующим образом: 'самодельная вещь' и 'плохо сделанная, неискусная самодельная вещь' (МАС). Семантика этих слов трансформируется в лексиконе К. Ч.: прилагательные самоделковый и домотканый имеют значение 'примитивный, упрощенный, сделанный неталантливо - применительно к результатам писательского, научного или другого творческого труда'. Это оценка примитива, плод деятельности неразвитого, необразованного ума, малоинтеллектуальная продукция. Подобные семантические процессы характерны для следующих выражений: обыватель густопсовый, дремучие глаза, художники-середняки и др. Актуальный смысл 'бездарный' наблюдается и в эмотивных оценках пискнуть в журнале, косноязычные статьи, никудышние книжонки и т. п.
Сравнительно небольшой круг эмотивно-оценочных единиц литературного языка существенно восполняется авторскими словами. В функциональном плане они оказываются наиболее значимыми в силу совмещенности указанных смыслов, которая отражает взаимосвязь понятий, актуальную для говорящего.
Противоположный оценочный полюс представлен также весьма своеобразно: в лексиконе нет слов одаренный, одаренность, дарование, даровитый, способности применительно к творческой личности (исключение составляют люди науки). К.Ч. в этой области не признает полумер, в его эмотивно-оценочной парадигме актуализируются только полюсные области. Ср.: талант, гений, мастерище, гениальный; потрясающий, чудный, изумительный, поразительный (талант) и др. - на одном полюсе, и всё перечисленное выше, связанное с семантикой 'бездарный', - на другом:
Вчера Маршак был прелестен... Стали читать его переводы Бернса - превосходные, на высочайшем уровнеа...п Больше всего в этой олимпиаде понравилось мне
- «Сурок» Бетховена, исполненный какой-то тоненькой испуганной девочкой - феноменальное чудо изящества, прелестный поэтический голос, чудесные тональности,
- жаль только, что она так сильно оробела вначале; ослепительный талант; центральный человек литературы.
Если характеризовать лексикон ЯЛ, то, безусловно, наличие своего, окказионального слова является яркой чертой личностного словаря, однако, как видим, переструктурирование, модификация лексических значений, выдвижение компонентов глубокой периферии на место основных, ведущих сем является не менее важной характеристикой говорящего. Эти процессы не так очевидны и требуют целенаправленного анализа, однако именно этот путь исследования лексикона позволяет выявить специфические черты понятийной системы ЯЛ, описать особенности основных концептов и их связей в тезаурусе.
Характерная черта вербализации этого сложного понятийного участка говорящего субъекта - актуализация каузальных связей между указанными свойствами человеческой природы, которая отражается не только в частотной со-встречаемости указанных лексических единиц в речи, но и в организации значений основных лексем: переплетении и взаимодействии в нем семантических компонентов 'неумный (неразвитость ума)', 'темный, дремучий (бескультурный)', 'элементарный (нетворческий)', 'бездарный'.
3. Морально-нравственные концепты
Следующий значимый по количеству лексических единиц, их частотности и значимости в эмотивно-оценочном дискурсе фрагмент лексикона - это нравственно-этические характеристики людей, поступков, художественных произведений, социальных реалий.
Для автора дневника актуальным является не очень широкий круг лексических единиц, передающих эмотивную оценку морально-этических качеств. Из словаря личностных характеристик говорящий выбирает для вербализации своих интенций лишь небольшой фрагмент, однако этот выбор очень существен для описания личности в целом. Объектом оценки становится:
1) всяческое насилие над личностью и государственный аппарат подавления человека (накинуться, травить, Держиморда, черносотенцы, гепеушничество, вельможа, палач, полицейщина, опричники, изверги, обольют помоями, шельмовать, бандитские, фашисты, жандарм, топтать ногами, жучили, фанатик, изуверство, хунвейбины, хунвейбинство, недочеловеки, Бенкендорфы и Дубельты, несмолкаемый лай, «чуковщи-на», вышибить, бить по зубам, колотить, улюлюкать, топтать, бить ногами, травля, наскок, разгул, расправа и др.);
2) трусость и рабство, порожденные насилием (подхалим, подхалимляне, пресмыкаться, муравьи, микробы, холуй, трусливенькие статьи, заячьи труслив, рабьи, пискнуть и др.);
3) хамство и наглость (наглый, наглец, хамоват, хам, хамский, хамски, нахал, нахальничать, нахальный и др.);
4) «ловкачество», приспособленчество, отсутствие человеческого достоинства (пройдошливость, ловкач, прощелыга, интриган, двурушник, проныра, пролезть, подхалим, подхалимляне, мошенничать, лукавец, иезуитский, шулер, ловкачество и др.);
5) подлость и благородство (подлец, подонок, мерзавец, негодяй, бесчестный, негодяйство и чудный человек, изумительный, феноменальный, прелестный друг).
Ведущую позицию в этой лексической области занимают эмотивно-оценочные слова с семантикой подавления, травли и уничтожения инакомыслящих, а также лексемы, обозначающие возникающие в ответ раболепие и трусость.
Если обратиться к анализу функционирования «языка» морально-нравственных понятий, нельзя не отметить следующую особенность: характеристики глупости, безграмотности, бездарности очень часто соединяются в синтагматическом ряду со словами, являющимися оценками самых разных человеческих пороков: карьеризма, ловкачества, хамства, лживости, подлости и др. Они организуют синтагматический ряд однородных характеристик, взаимосвязанных друг с другом. Ср.:
Малограмотная сволочь; бездарный мерзавец; тупой подонок; темный, оголтелый, обездушенный; бездарный дурак; бездарный карьерист; тупоголовая подлая литература; распухшая бездарность; фальшивый и плоский; бездарен, невежествен, туп, хамоват, вульгарно-мелочен; гниль, бездарность, карьеризм; бездарные подонки, черносотенцы и др.
В психологии принято рассматривать личность как систему взаимосвязанных и взаимодействующих признаков. Подтверждение этой гипотезе психологи искали и в словаре, где существительные-характеристики лица обычно являются многослойными семантическими единицами, а иногда и полисемантичными словами [Логика и методология... 1976]. Это дает основание для вывода о связи и, главное, прогнозируемости в психологической структуре личности тех или иных качеств.
Наблюдения над словарем и дискурсом позволяют реконструировать актуальные связи между различными признаками в структуре личности. Так, в картине мира К. Ч. прослеживается явная доминантная зависимость следующих признаков и свойств: от необразованности, некомпетентности, неразвитости интеллекта и бездарности берут свое начало многие отрицательные свойства характера и поведения. Приведём примеры из текста дневника:
Вечером доклад Сольца о чистке партии... Фадеев председатель, Кирпотин, Шабад, Лядова, Гайдар и много безличностей. Речь его была не слишком блестяща, покуда говорил он один, но когда его стали расспрашивать о чистке - т. е. о практике этого дела, он так и сыпал бисером, и все собравшиеся гоготали. Гоготали нивно, п. ч. основная масса состояла из очень простодушных людей, вроде тех, что заполняют галерку. Дремучие глаза, мясистые деревенские щеки. «Интеллигентных» лиц почти нет. Ни за что не скажешь, что писатели.
В этом текстовом фрагменте особо интересным является употребление имен, лишь косвенно связанных с семантикой отрицательной эмотивной оценки - простодушные, наивно, мясистые деревенские щеки. Попадая в эмотивно-оценочный контекст, в котором доминирует негативная оценочная семантика (гоготали, безличности, сыпал бисером, дремучий), эти лексические единицы «втягиваются» в процесс негативного эмоционального оценивания, актуализируя следующие смыслы: 'не отягченные раздумьями, мало знающие, не стремящиеся осмыслить действительность, темные, дремучие'.
Всё это наводит на мысль, что оцениваемые субъекты очень далеки не только от искусства, но и от интеллектуальной деятельности вообще (ни за что не скажешь, что писатели). Кроме того, на сформулированные смыслы накладывается и еще один оценочный слой - «сегодня наивно гогочут - завтра с энтузиазмом поддержат убийц».
Мед. «сестра» это типичная низовая интеллигенция, сплошной массовый продукт - все они знают историю партии, но не знают истории своей страны, знают Суркова, но не знают Тютчева - словом, не просто дикари, а недочеловеки. Сколько ни говори о будущем поколении, но это поколение будет оголтелым, обездушенным, темным. Был у меня «медбрат» - такой же обокраденный. И у меня такое чувство, что в сущности писать не для кого.
Метафора дикари актуализирует в данном контексте семантику 'наивный, простодушный, ничего не знающий', и это, с точки зрения автора, даже извинительно. Другое дело - недочеловеки в его дискурсе. Это характеристика сознания, «забитого» так называемой полезной социокультурной информацией, которая не ведет ни к развитию интеллекта, ни к приобщению к большому искусству, ни к формированию души. В этом фрагменте вновь в эксплицитном виде представлена причинно-следственная связь: от темноты и «обездушенности» - к оголтелости, черносотенству, к агрессивности и напору. Ср. также: «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные» (А. и Б. Стругацкие).
Нельзя сказать, что это уникальное видение мира и понимание человеческой природы: и в коллективных ценностных представлениях имеется мнение (правда, не самое типичное) о том, что безграмотность и серость, «темнота и дремучесть», словами К. Ч., порождают неадекватно высокую самооценку, агрессивность и стремление к власти над теми, кто превосходит данного субъекта в чем-либо.
Подтверждение этому находим в РАС: слово-стимул безмозглый провоцирует ряд одиночных реакций, чрезвычайно интересных с точки зрения обсуждаемых проблем -бездарь, воинствующая тупость, негодяй, свинья, трус, червяк. Таким образом, наравне с реакциями, отражающими жалость и сочувствие к носителю низкого интеллекта, в сознании говорящего коллектива человеческая глупость, безграмотность, тупость так или иначе ассоциируются с целым набором отрицательных свойств характера и поведенческих признаков. Однако эмотивно-оценочная картина мира К. Ч., утверждающая примат традиционных общечеловеческих ценностей над ценностями тоталитарного сознания, безусловно, является самобытной и отражает психологические и языковые особенности интеллигентного человека, талантливого писателя и литературоведа, а также специфику мира литературы и политической обстановки в стране.
В лексической организации дневникового текста ярко проявляются черты ЯЛ, квалифицирующей мир с определенной долей строгости и категоричности, с привлечением всего многообразия оттенков ценностной шкалы, с пониманием того, что реальный объект оценки и эмоционального отношения сложен, многогранен и представляется как сложная комбинация эмотивно-оценочных смыслов, характеризующая тезаурус автора дневника. Иными словами, субъект оценки и эмоционального состояния отличается высокой степенью когнитивности, вычленяет в объекте оценки множество оснований для эмотивно-оценочного реагирования. Кроме того, автора дневника характеризует высокая степень эмоциональности, которая, регулярно вербализуясь в эмотивно-оценочном дискурсе, в существенной мере определяет аксиологическую деятельность ЯЛ.
Литература
Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. - М.: Наука, 1993. - 172 с.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. 2-е изд. - М.: Гнозис, 2004. - 389 с.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М.: Наука, 1987. - 263 с.
КарауловЮ.Н., СорокинЮ.А., ТарасовЕ.Ф., УфимцеваН.В., ЧеркасоваГ.А. Русский ассоциативный словарь. Часть 1. - М.: Помовский и партнеры, 1994. - 224 с.
Караулов Ю.Н. Языковая личность // Русский язык: энциклопедия / Под ред. Ю.Н. Караулова. - М.: Больш. рос. энцикл.: Дрофа, 1997. - С. 671.
Логика и методология системных исследований: Монография. - Киев-Одесса: Вища школа, 1977. - 256 с.
Афанасьев В.А., Караулов Ю.Н., Михалёв Н.В., Молчанов В.И. Русский семантический словарь. Опыт автоматического построения тезауруса: от понятия к слову / Под ред. С.Г. Бархударова. - М.: Наука, 1982. - 568 с.
Степанов Ю. С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности. // Язык и наука конца ХХ века: Сб. ст. Ин-т языкознания РАН / Под ред. Ю.С. Степанова. - М.: Наука, 1995. - С. 35-73.
Трипольская Т.А. Эмотивно-оценочный дискурс: когнитивный и прагматический аспекты. - Новосибирск: НГПУ 1999. - 170 с.
