CC BY
17
УДК 165.23
ЯЗЫКОВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ В РЕШЕНИИ ПРОБЛЕМЫ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Рассматривается проблема доказательства с точки зрения ее языковой интерпретации. Подчеркивается специфическая взаимосвязь между сущностью объекта, наблюдаемым феноменом и языковым выражением. Показывается связь языковой реальности с формами рациональности. Язык позволяет комбинировать понятия, строить умозрительные конструкции, подгонять их под имеющиеся факты и наделять статусом закона, который якобы «объясняет» механизм того или иного природного явления. Таким образом, фиксируется нечеткость термина «доказательство».
Ключевые слова: язык, доказательство, понимание, наука, информация, вера, картина мира, рациональность.
О. Б. Шустова, Г. Н. Сидоров O. B. Shustova, G. N. Sidorov
THE LINGUISTIC INTERPRETATION IN SOLVING THE PROBLEM OF PROOF
The problem of proof is examined from the point of view of its linguistic interpretation. The specific relationship between the essence of the object, the observed phenomenon and the linguistic expression is emphasized. The relationship of language reality with the forms of rationality is shown. The language allows you to combine concepts, construct speculative constructions, customize them to the available facts and give the status of a law that allegedly «explains» the mechanism of a particular natural phenomenon. Thus, the vagueness of the term «proof» is fixed.
Keywords: language, proof, understanding, science, information, faith, picture of the world, rationality.
Целью познания окружающего мира является его понимание и объяснение. По выражению А. Л. Никифорова, «интуиция нам подсказывает, что наука должна давать не только описание и объяснение окружающего нас мира, не только знание фактов и законов, но и все более глубокое понимание явлений природы» [1, с. 181]. «Понять означает не усвоить смысл, а придать его» [1, с. 194]. Понять - значит объяснить и уметь обосновать свою точку зрения. А проблема обоснования неизбежно связана с доказательством. Доказательство является необходимым условием всякого научного рассуждения, научной рациональности.
Понятие «доказательство» означает процесс мышления, в котором обосновывается истина какого-либо суждения. Однако этот термин не имеет однозначного определения, применимого во всех случаях в любых научных теориях [2], поэтому проблема доказательства является одной из главных проблем рационального познания, поскольку априори рациональным считается доказанное знание.
В любом случае, говоря о доказательствах, мы опираемся прежде всего на полученную информацию: будь то принятие на веру чужого мнения, труды научного авторитета, исследование древних текстов, исторических памятников или проведение собственного наблюдения и эксперимента. А любая информация выражается в языке. Для верующего человека - это язык текстов Священного Писания, для марксиста - труды К. Маркса и Ф. Энгельса («Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» /В. И. Ленин/). Для ученого-теоретика - это труды авторитетов с мировым именем, руководителей научных школ. Это прежде всего аксиоматико-дедуктивные теории, которые опять-таки выражаются языком. Для ученого-эмпирика - это факты и артефакты, которые он анализирует, интерпретирует, используя язык описания в соответствии со своим мировоззрением. Открытие закона или построение теории - это тоже структурированная языковая информация, которая воспринимается человеческим разумом в том виде и в том соотношении, в котором человек готов ее воспринять. Таким образом,
язык является связующим звеном между эмпирическим и теоретическим знанием.
Одно из возможных определений знания - это то, что знание есть обоснованная вера. Как ни парадоксально, но веру можно рассматривать как один из главных системообразующих факторов научного познания и доказательства его истинности [3]. Вера тоже находит свое выражение в языке, будь то религиозная, научная или обыденная вера, поскольку сложно верить во что-либо, не выражая это словами. Вера ученого-исследователя закладывает основы будущей теории и обеспечивает успех эмпирического исследования по схеме: вера - убеждение - знание. В качестве примера можно привести индуктивный метод, когда ученый наблюдает повторяющееся сходство определенных признаков, приходит к некому убеждению, а затем ищет закономерность.
Метод индукции использовался, например, создателем бинарной номенклатуры К. Линнеем, который построил свою систему на основе латинского языка и индуктивного обобщения, когда на основе принадлежности каждой части класса определенного признака делал вывод о его принадлежности классу в целом.
Кроме того, многие теоретические доказательства относятся к идеальным, а не к реальным объектам. К доказательству были, как известно, в свое время причислены критерий верификации в позитивизме и фальсификации в постпозитивизме. Однако методологические исследования показали относительность обоих критериев: «Число эмпирических следствий каждой теории бесконечно, и мы не способны все их проверить - в то же время - расхождение теории с эмпирически обоснованными утверждениями еще нельзя рассматривать как свидетельство ее безусловной ложности» [1, с. 219] .
В книге «Новый ум короля» Р. Пенроуз пишет, что «разные люди, скорее всего, мыслят по-разному - и даже у разных математиков мысли при решении математической задачи формируются не одинаково. <...> У меня всегда
42
Гуманитарные исследования • 2017 • № 4 (17)
вызывало затруднение понимание словесного описания формулы, в то время как у многих из моих коллег, казалось, с этим не возникало никаких трудностей. Довольно часто случалось так, что, слушая своего коллегу, пытающегося объяснить мне какую-нибудь математическую выкладку, я практически совсем не улавливал логической связи между следующими друг за другом наборами слов. Однако в моей голове постепенно формировалась догадка о содержании передаваемых мне идей - причем складывалась она в рамках моей собственной терминологии и, скорее всего, была мало связана с ментальными образами, которыми оперировал мой коллега, обращаясь к данной проблеме, - и тогда я отвечал» [4, с. 220].
Тем самым Р. Пенроуз хотел подчеркнуть специфическую взаимосвязь между сущностью объекта, наблюдаемым феноменом и языковым объяснением, которые по-разному могут выражаться различными субъектами познания. Классической иллюстрацией сложности языковой интерпретации служит стихотворение Ф. И. Тютчева «Silentium»:
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь [5, с. 46].
По словам Л. Витгенштейна, «язык переодевает мысли, и притом так, что по внешней форме этой одежды нельзя заключить о форме переодетой мысли» [6, с. 18]. Представители Венского кружка (М. Шлик, Р. Карнап) сформулировали программу логического эмпиризма, в которой продолжили стратегию на прояснение языка. Б. Рассел, Г. Фреге, У. Куайн и другие ученые считали, что язык логического анализа составляет сущность философии науки. Действительно, трудно не согласиться, что наука развивается с помощью языка. Язык повседневной жизни считается недостаточным, он упускает из виду проблему обоснования знания.
Языковая реальность, таким образом, присутствует в научной картине мира, поскольку последняя может быть описана только с ее помощью. Следовательно, языковая картина мира напрямую связана с историческими формами рациональности, отражающими генезис научной картины мира. Так, картина мира Античности и Средневековья была представлена терминами: «макро- и микрокосмос», «фисис», «метафизика», «материя», «форма», «идея», «первосуб-станция», «логика», «символизм», «универсализм», «иерар-хизм», «телеологизм». В Новое время, в эпоху классической научной рациональности, широко использовались понятия «закон природы», «движение», «сила», «эмпиризм», «рационализм», «индукция», «дедукция», «механизм», «пространство», «время», «развитие». Неклассическая и постнеклас-сическая рациональность использует такие понятия, как «реальность», «эволюция», «коэволюция», «взаимодействие», «дискурс», «причинность», «интеграция», «междис-циплинарность», «информация».
Поскольку язык любой науки отличается от языка обыденного познания, понятие доказательства зачастую отождествляется с открытием закона, который также выражается в языке, в частности, облаченном в формулу, как в математике, физике или химии. В биологии это прежде всего
законы генетики. О неопределенности в понимании термина «закон природы» мы упоминали в одной из наших работ [7]. Такая неопределенность приводит к тому, что в области эволюционного направления в биологии широко используются «семантические доказательства» в виде искусственно придуманных терминов: «ароморфоз», «архаллаксис», «анаболия», «горотелия», «тахителия» и др. [8] . Все вышеупомянутые термины - это теоретические постулаты, которые делают возможным определенную интерпретацию биологических данных. Они также позволяют комбинировать понятия, строить умозрительные конструкции в виде «сценариев», подгонять под имеющиеся факты и наделять их статусом «закона», который якобы «объясняет» механизм того или иного природного явления. По меткому замечанию С. Гоулда, это «метод выведения истории из ее результатов» [9, р. 60]. Так, если дарвинистам нужно было бездоказательно заявить, почему одни организмы несопоставимо отличаются от других, то это несуществующее явление называлось выдуманным термином «ароморфоз», а для объяснения закладывания в организме необъяснимых эволюцией органов образовывалось слово «архаллаксис». Если скорость эволюции дарвинистам надо было считать обычной, они изобретали термин «горотелия», если ускоренной - «тахителия», а то и вообще «квантовая эволюция» [10].
Достаточно семантически обозначить несуществующее явление, и оно начнет «существовать». Это как раз те «идолы рынка» - небрежное обращение с языком, о которых предупреждал еще Ф. Бэкон. По мнению французского философа Ж. Бодрийяра, повсюду действует «модель симуляции», подчиняющая себе все сферы человеческой жизни, в том числе и язык. Место реальных предметов, процессов и явлений занимают разного рода знаки и «симулякры» -изображение без оригинала, репрезентация чего-то, что на самом деле не существует [11, с. 105]. И самое главное то, что при этом «вместе с новым языком возникает новая картина мира: одни сущности появляются, другие исчезают» [1, с. 161].
Вопрос о формализации и языковой интерпретации законов природы стоит не только в области биологии, но также и таких науках, как геология, метеорология, психология, социология, антропология. Сторонники редукционистской концепции склонны сводить высшие реальности к низшим, согласно схеме: биологическая реальность - физиологическая - химическая - физическая. Следуя этой теории, можно сформулировать весьма актуальный вопрос в области языковой теории познания: описывают ли отдельные области наук различную реальность (геологическую, биологическую, историческую) или одна и та же реальность описывается в деталях каждой наукой на различном уровне.
Таким образом, нечеткость термина «доказательство» так же, как и понятия критерия научности делает его размытым. То, что является доказательством для одного человека или сообщества вовсе не означает, что это же самое является доказательством для другого. Так, Ф. Энгельс еще в позапрошлом веке писал по поводу гениальных опытов Л. Пастера в области доказательства отсутствия самозарождения жизни: «Опыты Пастера в этом отношении бесполезны: тем, кто верит в возможность самозарождения, он
Гуманитарные исследования • 2017 • №4 (17)
43
никогда не докажет одними этими опытами невозможность его» [12, с. 240].
Очевидно, что проблема доказательства, понимания и объяснения, так же как и проблема рациональности, отражает понимание истинности знания каждой конкретной эпохи. Так же как существует прогресс рациональности, существует и прогресс понимания, объяснения и доказательного процесса различных сторон реальности окружающего мира, прежде всего за счет языковой основы. Человек конкретной эпохи воспринимает информацию на уровне явления и на основе своего восприятия (понимания) строит языковые объяснения и доказательства. Язык, таким образом, выражает мировоззрение каждой эпохи в отдельности. Таким образом, «знание, считающееся истинным в каждую конкретную эпоху развития познания, является лишь относительно истинным, т. е. истинным по отношению к некоторому уровню развития познавательных средств, которые в данный момент не позволяют нам обнаружить неполноту имеющегося знания» [1, с. 221].
Совершенно очевидно то, что язык науки можно лишь условно считать критерием научности, поскольку не каждую языковую конструкцию можно причислить к доказательствам. К примеру, «семантические доказательства» доказательствами в позитивном смысле не являются, поскольку они не фиксируют факты, а лишь предполагают их существование. Теоретические положения также далеко не все соответствуют статусу доказательства, к примеру «теория» рекапитуляции Мюллера-Геккеля или «теория» Опарина. Все упомянутые теории, также как и «семантические доказательства», хотя и причисляются к рациональным, являются предметом веры ученого или научного сообщества. И вера, убеждение в правильности той или иной гипотезы или положения заставляет изобретать и формулировать языковую основу данного убеждения. Это заставляет нас вновь обращаться к вере как к одному из возможных критериев научности, которая окрыляет ученого, стимулирует его деятельность, заставляет искать доказательства.
Таким образом, можно сделать вывод о сложности и неоднозначности проблемы доказательства и необходимости
более четкой терминологической определенности самого понятия «доказательство».
1. Никифоров А. Л. Философия науки: история и теория М. : Идея-Пресс, 2006. 262 с.
2. Ивин А. А. Доказательство // Философия. Энциклопедический словарь. М. : Гардарики, 2004. С. 247.
3. Шустова О. Б., Сидоров Г. Н. Философская категория веры в научном познании // Вестник Омского университета, 2014. № 1(71). С. 28-30.
4. Пенроуз Р. Новый ум короля. О компьютерах, мышлении и законах физики / пер. с англ. под общ. ред. В. О. Ма-лышенко. М. : Едиториал УРСС. 2003. 384 с.
5. Тютчев Ф. И. Silentium // Тютчев Ф. И. Лирика : в 2 т. М. : Наука, 1965. Т. 1. С. 46.
6. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М. : Наука , 1958. 132 с.
7. Шустова О. Б., Сидоров Г. Н. Законы природы и научные объяснения как объект гносеологического анализа // Омский научный вестник. 2014. № 2(126). С. 87-89.
8. Сидоров Г. Н., Шустова О. Б. Семантические «доказательства» теории Дарвина как идеологическая диверсия в умах людей // Идеология дарвинизма и ее воздействие на науку, образование общество. Симферополь : Диайпи, 2010. С. 135-138.
9. Gould S. J. Evolution and the Triumph of Homology: Or, Why History Matters // American Scientist. 1986. V. 74. P. 6069.
10. Шустова О. Б., Сидоров Г. Н. Натурфилософские подходы в биологии как проявление метатеоретическо-го знания // Вестник Омского университета, 2011. № 3(61). С. 71-75.
11. Силичев Д. А. Бодрийяр // Философия. Энциклопедический словарь / под ред. А. А. Ивина. М. : Гардарики, 2004. С. 104-105.
12. Энгельс Ф. Диалектика природы. М. : Полит. лит., 1950. 328 с.
© Шустова О. Б., Сидоров Г. Н., 2017
