Язык новгородских берестяных грамот канонического содержания Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2016. №2(44)

УДК 811.161.1

ЯЗЫК НОВГОРОДСКИХ БЕРЕСТЯНЫХ ГРАМОТ КАНОНИЧЕСКОГО СОДЕРЖАНИЯ

© Геннадий Николаев

THE LANGUAGE OF THE NOVGOROD BIRCH-BARK DOCUMENTS

OF CANONICAL CONTENT

Gennady Nikolaev

The Novgorod birch-bark documents of canonical content make up a small part of overall charters on birch-bark, which does not diminish their importance for the history of the Russian literary language. They provide a visual example of interaction between the folk-spoken and the Slavic-bookish origins in the history of the Russian literary language as they combine the form of the business genre and the content of a canonical character. This interaction manifests itself in all parts of the language system: phonetic, morphological, lexical and word-formative ones. The research into the above-mentioned interaction is of particular importance in the studies of history of the Russian literary language. The scientific novelty of the research lies in the fact that, unlike the existing views on the unilateral influence of the Slavic-bookish language on the Old Russian, it shows the influence of Russian folk-spoken language forms on the Church Slavonic language of the canonical manuscripts.

The research results demonstrate that substantive word-building, performing a basic text-forming function, is of particular importance to the genre and stylistic characteristics of the ancient texts. The documents of canonical content are characterized by a mismatch of genre and text. This contradiction manifests itself in the language characteristics of these documents, above all, in a certain ratio of bookish and colloquial forms both in the system of derivative substantive words and in the phonetic and morphological correspondences.

Keywords: Novgorod birch-bark documents, canonical content, business style, specificity of the language, phonetics, morphology, word formation.

Новгородские берестяные грамоты канонического содержания составляют небольшую часть от общего числа грамот на бересте, но это не преуменьшает их значения для истории русского письменного языка. Соединяя в себе форму делового жанра и содержание канонического характера, они дают яркий пример взаимодействия народно-разговорного и славяно-книжного начал в истории русского литературного языка. Это взаимодействие проявляется по всем сторонам языковой системы: фонетической, морфологической, лексической и словообразовательной. Исследование указанного взаимодействия относится к разряду актуальных в науке об истории русского литературного языка. Научная новизна исследования состоит в том, что в нем, в отличие от существующих решений об одностороннем воздействии славяно-книжного языка на древнерусский, показано влияние русских народно-разговорных языковых форм на церковнославянский язык канонических грамот.

В результате было установлено, что особое значение для жанрово-стилистической характеристики древнерусских текстов имело субстантивное словообразование, несущее на себе основные текстообразующие функции. Было выявлено также, что грамоты канонического содержания характеризуются противоречием жанра и текста. Это противоречие раскрывается в специфике языка данных грамот, и прежде всего в определенном соотношении книжных и разговорных форм как в системе производных субстантивных слов, так и в сфере фонетических и морфологических соответствий.

Ключевые слова: новгородские берестяные грамоты, каноническое содержание, деловой жанр, специфика языка, фонетика, морфология, словообразование.

Открытие в июне 1951 года новгородских берестяных грамот стало самой большой сенсацией в мире славянской археологии XX века. В руки специалистов попали документы, раскрывающие

неизвестные ранее подробности жизни древних новгородцев. Особое значение эти грамоты имеют для историков языка, так как их язык ближе всего к разговорному языку того времени. Гра-

моты включают частные письма, записки, расписки, счета и т. п., то есть отражают частную бытовую жизнь новгородцев и представляют особый тип деловой письменности. В настоящее время число найденных грамот превышает тысячу экземпляров.

Среди новгородских берестяных грамот есть и грамоты канонического содержания. Их немного, чуть более двух десятков, но они весьма показательны в плане их языковых характеристик. Конечно, наименования реалий, связанных с религией и церковью, встречаются и в светских грамотах. Авторами грамот были русские православные люди, поэтому нередко в письмах, в которых сообщали о своих заботах, желаниях, надеждах, они обращались к богу, богородице, святым. Так, три грамоты содержат только одну фразу: гн помозн рав& свокмУ (№ 203, 329 и 330)1 . Правда, в первой из них указан и молельщик - это мальчик Онфим. Найдено несколько грамот этого маленького новгородца середины

XIII века, в том числе отрывок из псалтыри, грамоты с рисунками и даже берестяная записная книжечка. Итак, в грамоте № 203 написано: гн помозн раву сво~му он^нму.

Часто в грамотах встречаются устойчивые формулы с упоминанием бога: вого дасть (или дан) - № 48, 481, 497, 944 и др.; вога д*Ьл# (бога ради) - № 244, 283, 296, 474, 839, 850 и др.; равъ вжн/ - № 42, 138, 519; воже# вол# - Пск. № 6; в(о)га с# во#ць - № 548, 881 и др. Вот некоторые текстовые примеры: а роже како въз^нду во дасть ловъ (№ 481) - 'а как взойдет рожь, бог даст улов'; да н овамо радосте (№ 497) - 'дай бог вам радость'; посовн ва д'бл/А по сн-рота^ъ (№ 283) - 'помоги, бога ради, сиротам'; а водан н вога д'бл/А .е. грнвьнъ (№ 296) - 'а подай хотя бы и бога ради гривен пять'.

Сочетание раб божий встречается в нескольких грамотах. Все они по содержанию являются завещаниями, в которых данное сочетание являлось обязательной формулой. До нас дошло пять завещательных грамот Наиболее показательным является завещание Михаля (грамота № 42 конца

XIV века): въ нм# оца н сына н св#(т)го д(х)а се азъ (ра)въ вжн мн^аль. (и^ождл жнвота сего пншю рукопсаннк прн сво~мь жнвотк. что мн ковнл(ъ)ке н .в. рувл# в^датнсл вра(т)нн мо~н.. - 'Во имя отца и сына и святого духа. Вот я раб божий Михаль,

1 Текстовые примеры из новгородских берестяных грамот с указанием номера грамоты даются по изданию: Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М.: Языки славянской культуры, 2004.

отходя от сей жизни, пишу завещание при своей жизни. Что касается моих кобылок и двух рублей, то производить расчет братьям моим...' [Зализняк, с. 619]. Завещание составлено в полном соответствии с существующими тогда стандартами. По этому трафарету составлялись завещания даже великих князей Московских (Дмитрия Донского и др.). Все завещания в берестяных грамотах представляют типичный деловой документ. Они состоят из двух частей - начальной церковнославянской формулы и собственно русской части, в которой сообщается, кому и что за-вещается.

Своеобразно используются наименования христианских праздников в тексте грамот: они являются своего рода временными вехами в календаре древних русичей, на которые они ориентируются в своей жизни и трудовой деятельности: а то с# дн/лось седн^ во велнкн днь (№ 154) - 'Это происходило сегодня, на Пасху' [Там же, с. 672]; пошлн во лугу ко нлнну днн (№ 134) - 'пошли в Лугу к Ильину дню' и др. [Там же, с. 600]

Можно и дальше разбирать деловые грамоты на бересте, использующие церковные формулы. Но нам интересны те документы, содержание которых целиком имеет церковный характер. Как уже отмечено, число таких актов составляет два десятка. Это грамоты № 128, 204, 206, 207, 331, 382, 419, 462, 507, 518, 652, 653, 674, 715, 727, 734, 884, 916, 930 и грамота из Торжка № 17. Они выявлены и описаны А. А.Зализняком. Ученый провел исследование их содержательной стороны, фонетико-графических и морфологических черт грамот и составил отдельный словоуказатель к этим грамотам, который включает 240 титульных словоформ. Поскольку словоуказатель представляет сплошную выборку словоформ, то, естественно, в него включены и те словоформы, которые встречаются и в грамотах светского содержания. Совпадает около 90 лексем. В первую очередь это слова, стилистически не окрашенные, служебные (предлоги, союзы и частицы), а также местоимения: а, да, н, нъ, та жь, въ, до, нзъ, ты, нашь, мене и др. Показательно, что меньше всего совпадений мы имеем в сфере субстантивов. Это лишний раз подтверждает, что именно существительные в древнерусском языке несли текстообразующую функцию и были основным языковым средством, оформляющим жанрово-стилистические характеристики древних текстов. Особенно четко это просматривается в производных субстантивах.

Грамоты как документы делового содержания имеют свои языковые средства и законы тек-стопостроения. Грамоты церковного содержания

(берестяные и не берестяные) характеризуются противоречием жанра и текста. В них, можно сказать, наблюдается верховенство текста над жанром.

Это противоречие раскрывается в языке данных грамот. В исследовательской литературе эти грамоты квалифицируются как написанные на церковнославянском языке [Зализняк, с 823]. Мы считаем необходимым рассмотреть язык грамот церковного содержания и вынести свое решение по этому вопросу. Для этого мы должны остановиться на фонетических, морфологических, лексических и словообразовательных характеристиках их языка и сравнить его, где появится необходимость, с языком грамот светского содержания.

То, что среди новгородских берестяных грамот есть грамоты на церковнославянском (или славяно-книжном) языке, факт весьма показательный, говорящий о том, что древние новгородцы владели этим языком (или стилем) и писали на нем с редкими «ошибками». Эти «ошибки» представляют чаще черты живого восточнославянского языка и древненовгородского диалекта этого языка. Сильнее всего влияние живого языка на книжный проявилось в области фонетики.

Яркой фонетической чертой новгородского диалекта является смешение фонем ц и ч, так называемое «цоканье» и «чоканье». Почти все грамоты церковного содержания несут на себе эти следы: цьсть вместо чьсть, цто вместо что (№ 916), ц#ротвореник вместо чаротвоеник (Торж. № 17), личе вместо лице (№ 207), трасавиче вместо тр#савица (№ 715) и др.

Известен целый ряд фонетических отличий книжного и бытового русского языка. В первую очередь речь идет о полногласной и неполногласной лексике. В языке церковных новгородских берестяных грамот употребляются в абсолютном большинстве случаев неполногласные формы: вражда (Торж. № 17), вражий (№ 674), вр'йм/А (№ 652), гласъ (№ 674), плам#нъ (№ 930), срамота (№ 916). И только в одном случае можно говорить о полногласии: это в наименовании святого Волосъ (церковное имя Едлснн) (№ 914). Возможно, это русская реакция на церковнославянскую неполногласную форму. Считается, что на Руси имя этого святого восходит к имени языческого бога Велес (Волос). Ср. употребленную в грамоте № 930 форму прилагательного простовллсыхъ. Кстати, есть все основания полагать, что к этому времени полногласие и неполногласие были не фонетическим, а лексическим явлением (как, например, и в современном русском языке).

Рефлексы сочетаний *dj в церковных грамотах традиционны (стандартны) для книжных текстов - щ и ж: хощеши (№ 652), осуже-ние (Торж. № 17), рожьство (№ 913), стужение (№ 674); редким исключением в этом случае является написание (\>хожд# в завещании Михаля (см. выше); щ отмечается в суффиксах причастий и др.

Поведение редуцированных гласных в церковных грамотах отражало их состояние в языке и других текстах, в частности, в берестяных грамотах светского содержания. Живая разговорная струя проявилась в том, что во всех текстах отражены гласные вставки в сочетаниях согласных. Например: ароханело (№ 715), конодако (№ 727), варъварГЬ, дьмитрью (№ 913), маръ^ы (№ 914), марону (545) и др. В форме м[ь]р[ь]твыхо (№ 727) отражено еще одно живое явление новгородского диалекта, связанное с вставочной гласностью, - «второе полногласие».

И, наконец, рефлексы напряженных редуцированных: часть из них представлена в восточнославянских вариантах, часть - в южнославянских. Примеры: русские варианты - възвиже-нье, овр^занье, крщнье, дьмитрью (№ 913), прекословее, злосердее, пе#несво (Торж. № 17) и др.; ср. в формуле азъ тов'б цолом в'б/с (№ 243, 931); церковнославянские варианты - большинство слов на -ние (непокорение, осужение, р^зоимание - Торж. № 17) и др.

Рефлексы общеславянских групп типа Чъ^ в новгородских берестяных грамотах только восточнославянские, впрочем, как и в других книжных памятниках, язык которых испытал большое влияние со стороны древнерусского языка. Это влияние чаще отмечается именно в фонетике. Ср.: гордосте (Торж. №17), дгк(ржа)ща (№ 930), долговъ (№ 128), злосердее (Торж .№ 17).

Своего рода паритет между русскими и славянскими формами имеется в словах с начальными к / о: кдино (№ 419), ксифо (№ 916) - ов-дотие, олисе# (Смол. 5/7).

Как видим, славяно-книжный язык новгородских берестяных грамот церковного содержания фонетически был очень близок к живым произносительным нормам того времени. А. А. Зализняк писал, что «церковно-литературный текст, проникая в бытовую среду, переписывается по бытовой орфографии» [Зализняк, с. 465].

Морфология была более устойчивой к взаимодействию двух сфер литературно-письменного языка. В основном это касалось склонения мяг-коосновных существительных и прилагательных. Так, в тексте одной грамоты № 715 (XIII в.) встречаются две формы родительного падежа

единственного числа женского рода - русская трасавнче (е на месте к) и церковнославянская св#ты# вогороднч#. Грамота представляет собой заговор от лихорадки: нзвавн рава (во)же# мнхе# трасавнче молнтвамн св#ты# вогороднч#. Встречаются н другие подобные случаи.

Вызывают интерес функциональные особенности местоимения первого лица един. числа. По содержанию церковных текстов его не должно быть много в них. И действительно, в церковных грамотах отмечено только два случая употребления этого местоимения - к сожалению, в кратких фрагментах. Ясно только, что они употреблены в южнославянской форме азъ (№ 884), азо (№ 331). В основном местоимение это встречается в грамотах светского содержания, при этом встречается в трех синонимичных формах: азъ, #зъ и #. Нас более всего интересует употребление церковнославянского местоимения азъ в бытовых текстах. Всего эта форма употреблена 10 раз. В пяти случаях она встречается в устоявшейся формуле завещания: во нм# оца н сна н стого дха се азъ рава вжь# марн# {&ход# сего свкта пншю рукопнсаннк прн свокмъ жнвотк прнказываю (№ 692, нач. XV века). В. М. Марков установил, что в русских текстах форма азъ используется в тех случаях, когда на нее падает логическое ударение [Марков] И в берестяных грамотах можно видеть нечто напоминающее этот вид интонации, особенно в случаях типа азъ товк цоломъ вкю. Ср. также: азъ осподннь коню (№ 305) и т. п. А. Зализняк считает, что в текстах, возможно, было а азъ, а затем произошло графическое стяжение (ср.: везаконнк).

Наибольшее отличие церковных новгородских берестяных грамот от бытовых наблюдается в сфере лексики и словообразования. Это не случайно, так как именно эти стороны языка связаны с содержанием текста и текстообразованием. По содержанию канонические грамоты содержат отрывки из псалтыри, из слова Кирилла Туровского о премудрости, отпусты литургии, записи отрывков из стихир, а также обереги (амулеты, талисманы), поминальные записи, молитвы. Вот одна из молитв: въ вркм# жнвота мокго не оставн мене..не пороучн мене нъ сама.. творьчезнжнтелю нзвавнтелю помнлоун кгда хощешн м# нспытатн.. (№ 652, к. XII - н. XIII вв.).

В этих грамотах собраны все имена существительные с суффиксами -тель, -ство, большинство сложных слов и имен с суффиксом -ние. Бросается в глаза, можно сказать, почти полное

отсутствие в тексте грамот церковного содержания производных субстантивов со значением лица (исключения: знжнтель, нзвавнтель, тво-рець, вогороднца, а также субстантиваты -мертвын, оканын, св#тын). Названия лиц здесь передается непроизводными словами: ангелъ, арханьелъ, вогъ, господь, дква, (но - дквнца), крен, матн, отець, попъ, равъ, сынъ, царь. В этом ярко проявляется специфика текста грамот. Как и в том, что основное количество производных субстантивов обозначают здесь действие и (в меньшей мере) качество. Основными оформителями значения действия служат суффикс -ние (14 слов) и нулевой суффикс (22 слова). Качество оформляют суффиксы -ость, -с(т)во, -ие, -ть (завнсть, ненлвнсть, страсть, честь), -ота.

Показательно соотношение в языке грамот церковного содержания образований нулевой суффиксации и имен с суффиксом -ние. Это соотношение весьма значимо для языка грамот. Скорее всего, именно в нем раскрывается, в частности, то противоречие между жанром и текстом, о котором указывалось выше.

Но это противоречие снимается, если оставить в стороне как не соответствующее реальности мнение о том, что бытовые новгородские берестяные грамоты написаны на русском языке, а церковные - на церковнославянском. Не много ли для древнего новгородца двух языков? В одном из выступлений В. М.Марков сказал примерно следующее: вряд ли кто будет сомневаться, что язык В. В.Маяковского - это современный русский литературный язык. Но вряд ли кто из русских будет что-нибудь писать (письмо или заявление) на этом языке. Это высказывание ученого можно экстраполировать и на языковую ситуацию Древней Руси, когда речь заходит о наличии в ней двуязычия или диглоссии.

Мне хочется завершить статью словами А. А. Гиппиуса, представляющего письменный язык Древней Руси «в виде единого лингво-функционального континуума, простирающегося между двумя полюсами - восточнославянскими диалектами и церковнославянским языком» [Гиппиус, с. 49].

Список литературы

Гиппиус А. А. «Русская Правда» и «Вопрошание Кирика» в Новгородской Кормчей 1282 г. (К характеристике языковой ситуации Древнего Новгорода) // Славяноведение. 1996. № 1. С. 48-62.

Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М.: Языки славянской культуры, 2004. 872 с.

Марков В. М. Об употреблении местоимения азъ в русском литературном языке XV-XVII столетий //

Вопросы синтаксиса русского языка. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1965. С. 288-296.

References

Gippius, A. A. (1966). «Russkaia Pravda» i «Vo-proshanie Kirika» v Novgorodskoi Kormchei 1282 g. (K kharakteristike iazykovoi situatsii Drevnego Novgoroda ["Russkaya Pravda" and "Voproshanie Kirika" in the Novgorod Kormchaya of 1282 (On Characterization of the Linguistic Situation in Ancient Novgorod)]. Slavi-

anovedenie, 1996, No. 1, pp. 48-62 // Slavic studies, 1996, n. 1. - P. 48-62. (In Russian)

Markov, V. M. (1965). Ob upotreblenii mestoimeniia az" v russkom literaturnom iazyke XV-XVII stoletii. [On the Use of the Pronoun aзъ in the Russian Literary Language of the 15th-17th Centuries]. Voprosy sintaksisa russkogo iazyka. Pp. 288-296. Kazan': Izd-vo Kazan. unta. (In Russian)

Zalizniak, A. A. (2004). Drevnenovgorodskii dialect [The Old Novgorod Dialect]. 872 p. Moscow, Iazyki sla-vianskoi kul'tury. (In Russian)

The article was submitted on 12.05.2016 Поступила в редакцию 12.05.2016

Николаев Геннадий Алексеевич,

доктор филологических наук, профессор,

Казанский федеральный университет, 420008, Россия, Казань, Кремлевская, 18 gnikolaevksu@mail.ru

Nikolaev Gennady Alexeevich,

Doctor of Philology, Professor,

Kazan Federal University, 18 Kremlyovskaya Str., Kazan, 420008, Russian Federation. gnikolaevksu@mail. ru