CC BY
90
УДК 316
DOI 10.23672/s7123-7197-0648-f
Касьянов Валерий Васильевич
доктор социологических наук, доктор исторических наук, профессор,
заведующий кафедрой истории России, Кубанский государственный университет [email protected]
Беликова Наталья Юрьевна
кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и философии, Кубанский государственный технологический университет belikova 2003@ mail.ru
Гафиатулина Наталья Халиловна
кандидат социологических наук, доцент,
докторант кафедры региональной социологии и моделирования социальных процессов, Институт социологии и регионоведения, Южный федеральный университет [email protected]
Valery V. Kasyanov
Doctor of Social Sciences, Doctor of Historical Sciences, Professor,
Head of Chair of History of Russia, Kuban State University [email protected]
Natalia Yu. Belikova
Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of History and Philosophy, Kuban State Technological University belikova [email protected]
Natalya Kh. Gafiatulina
Candidate of Sociological Sciences,
Associate Professor,
Doctoral Student of the Department
Regional Sociology
and Modeling Social Processes,
Institute of Sociology and Regional Studies,
Southern Federal University
Язык катастрофы: влияние пандемии covid-19 на социально-культурную коммуникацию
Disaster language: impact
of the covid-19 pandemic on social and cultural communication
Аннотация. В данной статье предпринята попытка определитьвлияние пандемии COVID-19 на социально-культурную коммуникацию.В числе новых пандемийных паттернов авторами выделены:воз-никновение эффектаноцебо;трансформация по-требностно-мотивационной и ценностно-нормативной системы, незамедлительно изменившей характер социокультурной коммуникации;изменение ло-куса контроля с внешнего на внутренний - крен в сторону интровертированности личности; социальное отчуждение и сужение круга общения; снижение качества коммуникациив результате внедрения онлайн-общения посредством ИКТ; распространение буллингов, формирование социофобии; социальная стигматизациякак негативный социальный конструкт коммуникации.
Ключевые слова: язык катастрофы, пандемия COVID-19,коронавирус, социально-культурная коммуникация, пандемийные паттерны.
Annotation. This article attempts to determine the impact of the COVID-19 pandemic on social and cultural communication. Among the new pandemic patterns, the authors have identified: the emergence of the nocebo effect; transformation of the need-motivational and value-normative system, which immediately changed the nature of sociocultural communication; change in the locus of control from external to internal -a bias towards the introverted personality; social alienation and narrowing of the circle of contacts; decrease in the quality of communication as a result of the introduction of online communication through ICT; the spread of bullying, the formation of social phobia; social stigmatization as a negative social construct of communication.
Keywords: catastrophe language, COVID-19 pandemic, coronavirus, socio-cultural communication, pandemic patterns.
Пандемия COVID-19 оказала огромное влияние буквально на все сферы социокультурной жизнедеятельности. Как подчеркивает О.Ю. Яценко, информатизация, усиленная таким серьезным глобальным вызовом, как пандемия
коронавируса, показала «возможность амбивалентного использования ресурсов информацион-н о го п ространства: как для извлечения экономической выгоды», так и для изменения «социальных коммуникаций» [1, с. 503]. «Специфика
коммуникации посредством информационных каналов создает заинтересованным социальным группам возможности для смыслового искажения информации и манипулятивного воздействия на аудиторию. Так, наиболее распространенными в СМИ в период пандемии стали «теории заговоров», коронавирусной пандемии, «чипизации через вакцинирование» и др. [2].
«Язык катастрофы» - так можно назвать язык, на котором сейчас все мировое сообщество обсуждает, пишет, говорит о пандемии, с использованием каких слов и образов думает о ней, как «представляет» себе это бедственное событие, а такжеизменяет привычную социальную и культурную коммуникацию в обществе [3].
Сегодня категория «коронавирус» становится глубоко лингвистическим, социальным и психологическим явлением, которое влияет на повседневное общение в социуме, сообщения СМИ, творческую и трудовую деятельность.Пандемия СОУЮ-19 с ее деструктивно катастрофическим пониманием стремительно вошло в сознание российского населения и, видимо, еще надолго останется темой, регулярно возникающей в научной и популярной литературе, отчетах, прогнозах, статистике.
В чем же проявляется катастрофическое влияние пандемии СОУЮ-19 на социально-культурную коммуникацию? Какие новые пандемийные паттерны, отражающиеся на коммуникации, можно выделить?
Прежде всего, стоит отметить, что к числу отрицательных последствий пандемии коронавируса для социально-культурной коммуникации можно отнести т.н. эффект ноцебо(от лат. «посеЬо» - «я поврежу») - эффект, связанный с превалированием деструктивного информативного контекста в социально-культурной коммуникации, вызывающий отрицательную реакцию у населения. Этот термин появился как антитезаизвестному медико-социальному термину «плацебо» в силу захлестнувшей население волны информации и увеличившейся в разы коммуникации по проблемам, связанным с пандемиейСОУЮ-19 (о количестве заболевших, ее стремительномтечении, ее последствиях и пр.).
Этот «язык катастрофы »незамедлительно отразился на состоянии здоровья той части населения, которое болеет,ибо этой части стало тяжелее переносить болезнь [4]. Это связано с тем, что сознание заболевшего человека, по меткому выражению И.А. Кульковой, «рисует страшные картины, а тело эти картины воспроизводит в реальности». При этом, как указывает исследователь, «ряд авторов, теле- и радио-ведущих пытаются запугать население, чтобы они не нарушали режим самоизоляции» и значительно снизили социальные контакты. Т.е. современная пандемия СОУЮ-19 характеризуется высокой степенью информативности и нарушением привычной социально-культурной коммуникации [5].
Проведя анализ социальных сетей и научной литературы, мы готовы обозначить ряд
катастрофических последствий влияния пандемии COVID-19 на социально-культурную коммуникацию и возникновение новых пандемийных паттернов:
Во-первых, произошла резкая трансформация потребностно-мотивационной и ценностно-нормативной системы, незамедлительно изменившей характер социокультурной коммуникации. Как подчеркивает А. Шаронов, в 2020 году «мы дружно скатились вниз по пирамиде Маслоу на базовый уровень - выживание, безопасность и здоровье», «резко упала ценность одежды, дорогих аксессуаров». В этой связи А. Шароновым выделены три пандемийных паттерна [6]:
- резко сократилась дистанция, причем не только социальная, но и статусная (иерархическая). «Это уже не ты приходишь в кабинет к начальнику, а он буквально сидит у тебя дома, Вы фактически равны», т.к. все трудовые функции (от управленцев до исполнителей) объединены рамками определенной общей рабочей платформы (Zoom, Teams) «только фоны могут различаться» (но можно включить любой виртуальный фон);
- произошла метаморфоза с ролью лидера (руководителя) в моменты стресса и социальной неопределенности. «Когда ты не понимаешь, что происходит, сколько это будет длиться, какие у этого будут последствия, то тут уже не помогут старые инструменты - общие слова на собраниях, грамоты или листовки с миссией компании. Нам всем хочется, чтобы с нами поговорили по-человечески и не только о работе, а не воспринимали нас лишь как набор качеств, знаний и компетенций» [6];
- произошло изменение локуса контроля с внешнего («работаю, потому что за мной следят») на внутренний («работаю, потому что интересно, нравится, хочу честно зарабатывать свои деньги»). «Мы стали больше смотреть внутрь себя, чем наружу», «каждый понял что-то свое -про себя, свои приоритеты и окружение».Многие стали меньше общаться с другими людьми, с которыми больше не осталосьповодов, объективных оснований для встреч и общих деловых проектов. «Подобные перемены всегда вызывают удивление: оказывается, тот факт, что мы когда-то сидели в соседних кабинетах или занимались чем-то схожим, не всегда дает душевную близость и общие темы» для коммуникации [6].
Третий пандемийный паттерн, так или иначе, наводит нас на мысль о том, чтопроизошел крен в сторону интровертированности личности. Как известно из теории К.Г. Юнга, экстраверсия и ин-троверсия - это принципиально различные способы психической и социальной адаптации. Так, экстраверт направлен на растрачивание собственной энергии по отношению к окружающей среде и черпает силы из социальных взаимодействий, при этом чувствуя себя «наедине с самим собой» дискомфортно и опустошенно. Что касается интровертов, то их энергетический запас пополняется в уединении, общение для них является утомительным и в процессе социализации они чувствуют прессинг, окружающая среда их
тяготит [7]. Отсюда следует, что и ценностно-нормативная система этих двух типов разительно отличается: «интроверты не стремятся к неизменно позитивному настрою, а скорее наоборот - сильные эмоции им мешают слышать себя. Экстраверты же наоборот, нуждаются в громком успехе и сальных переживаниях, в общественную жизнь они вовлечены гораздо активнее» [8, с. 42]. А поскольку, по наблюдениям психологов, экстравертов в нашем обществе большинство (порядка 75 %) и их поведение принято считать нормой [8, с. 42], для их социально-психологического благополучия катастрофичны условия, продиктованные пандемией, в которых основным требованием является уход на самоизоляцию, переход на удаленный режим работы и ограничение социальных контактов. Мир, ранее приспособленный для экстравертов, теперь трансформировался в пользу 25 % процентов интровертов, которым «нужно ограничиваться в разговоре одной-двумя темами» [8, с. 42].
Во-вторых, отчуждение и отдаление людей друг от друга, причиной которых стало введение карантинных мероприятий, в результате последних существенно сузился круг общения, сократились личные встречи, значительно уменьшилось число конференций в очном формате, где люди вступали в непосредственную социальную коммуникацию, культурно общались и заводили новые контакты и социальные связи [9].
В-третьих, стало все более заметным снижение качества коммуникации: онлайн-общение посредством смартфонов, компьютеров, ноутбуков является эрзацем,оно никак не заменяет полноценной личной коммуникации, включающей в себя перцептивный, аффективный, тактильный уровни межличностного взаимодействия, а также обмен-специфически человеческой энергетикой при физическом контакте. Более того, эксперты прогнозируют тот факт, что люди, извлекшие определенные уроки пандемии, будут реже физически контактировать друг с другом по причине влияния таких стрессоров, как: продолжительность карантина, боязнь заболевания, разочарования и скуки, неадекватной информации, дефицита оптимальной социальной коммуникации [10, 11].
В-четвертых, наметилась тенденция распространения травли (буллингов) как следствие тревоги, формирование социофобии, что, в свою очередь, закономерно ведет к снижению доверия между людьми и увеличению агрессии в обществе, разрушению понимания окружающего мира.Соци-альное дистанцирование стало проверкой способности человека к сотрудничеству и социально-культурной коммуникации [12].
В-пятых, исследователи указывают на стигматизацию как стрессор в посткарантинный период, приводящий к разрушительному влиянию на социальную коммуникацию [10]. Как известно, людям и без того свойственно вешать ярлыки, что позволяет оптимизировать когнитивные усилия и делать выводы шаблонно, «по накатанному пути», но именно этот факт существенно ограничивает в социально-культурной коммуникации в периоды кризисов и неопределенности.
Под стигматизацией в традиционном понимании, идущем от И. Гофмана, подразумевается процесс выделения индивидов на основании отклонений от нормы с целью применения общественных санкций. Посредством термина «стигма» И. Гофман обозначал разрыв между тем, каким человек должен быть, и тем, что он, с точки зрения общественности, представляет собой на деле. Тот, у кого имеется разрыв между двумя да н н ы м и идентичностями, «заклеймен» и отвер-гае м в рамках социально-культурной коммуникации [13].
Исследователи, исходя из анализа официальных новостных источников, публикаций в социальных сетях, данных социологических опросов, пришли к выводу о формировании нового типа социальной стигматизации, связанной с пандемией COVID-19. Так, С.Е. Туркулец с соавторами указывают, что в эпидемиологические глобальные кризисы «процесс стигматизации приобретает особый размах и новые формы. Стигма становится клеймом для всех, кто имеет хоть какое-то отношение к заболеванию: заболевшие, их родные и близкие, врачи и средний медицинский персонал» [14, с. 14]. Зарубежные ученые обращают внимание на то, что пандемия вызывает у простых людей желание стигматизировать и отвергнуть человека/группу [15]. В этой связи стигматизация как негативный социальный конструкт для коммуникации «дает определенные бонусы «здоровой» части общества: возможность самооценки, формирование позитивной социальной идентичности, повышение социального статуса», т.е. появление новой социокультурной модели коммуникации [14, с. 14].
В-шестых, страх заражения, санитарные требования и другие административные ограничения привели к большей самоизоляции людей и к их финансово-экономическим потерям. Как справедливо замечает Е.В. Федосенко, финансово-экономические потеристали проблемой для той части населения, которая, в силу спецификипрофесси-ональной деятельности, не может работать удаленно, и вынуждена прерывать свою профессиональную деятельность и экстренно ее сменять, что связано с «невозможностью больше заниматься любой работой, которая также была и гарантом относительного финансового благополучия. Например, это очень серьезно коснулось сферы туризма» [10, с. 39]. Многие стали довольствоваться собственным ореолом обитания. По словам З. Пополикашвили, «пандемия изменила менталитет туристов» [16], люди стали меньше путешествовать, особенно упал спрос на путешествия в рамках дальнего зарубежья (даже уже при частично открытых границах), что сокращает возможности межкультурного обмена, интеграции и обмена социокультурным опытом.
Исходя из всего, сказанного выше, пандемия является не только эпидемиологическим, но в первую очередь, социально-психологическим кризисом, коллективным горем, языком катастрофы, оказавшим свое губительное влияние на социально-культурную коммуникацию населения.
Таким образом, такого рода глобальные события, как пандемия коронавируса, влияют не только на здоровье населения, экономическую ситуацию, но также на качество социально-культурной коммуникации, порождая новые пандемийные паттерны. Современная реальность позволяет констатировать, что предстоит большая работа по
Литература:
1. Яценко О.Ю. Пандемия как глобальный вызов: социально-экономический и правовой тезаурус / О.Ю. Яценко // Образование и право. 2020. № 4. С. 504-507.
2. Гафиатулина Н.Х. Российское общество в условиях самоизоляции. Социальные эффекты и последствия пандемии СОУЮ-19 : монография / Н.Х. Гафиатулина [и др.]. М., 2020.
3. URL : https://theoryandpractice.ru/posts/17952-yazyk-katastrofy-kak-pandemiya-vliyaet-na-kommu-nikatsiyu
4. Howick J. Coronavirus: could reading about the pandemic cause harm? / J. Howick, G. Ongaro. URL : https://theconversation.com/coronavirus-could-read-ing-about-the-pandemic-cause-harm-135585
5. Кулькова И.А. Влияние пандемии коронавируса на демографические процессы в России / И.А. Кулькова // HumanРrogress. 2020. Т. 6. Вып. 1 URL : http://progress-human.com/images/2020/ Tom6_1/Kulkova
6. URL : https://www.forbes.ru/obshchestvo/42035 1-era-chelovechnosti-kak-pandemiya-i-udalenka-menyayut-otnosheniya-mezhdu
7. Юнг К.Г. Психологические типы / К.Г. Юнг. М., 2001. 736 с.
8. Мартынюк О.Б. Жизнь в ритме интроверта / О.Б. Мартынюк, К.А. Шевченко // Личность, семья и общество: вопросы педагогики и психологии. 2016. № 10(67). С. 40-46.
9. Касьянов В.В. Особенности и проблемы социального поведения в условиях режима самоизоляции российского населения / В.В. Касьянов, Н.Х. Гафиатулина, С.И. Самыгин // Гуманитарий Юга России. 2020. № 2. С. 51-63.
10. Федосенко Е.В. Жизнь после карантина: психология смыслов и коронавирус COVID-19 / Е.В. Федосенко // Материалы XXV Международного симпозиума «Психологические проблемы смысла жизни и акме». 2020. С. 34-47.
11. Belikova N.Yu. Рrofessional and social self-determination of youth under conditions of the modernization of higher education / N.Yu. Belikova [et al.]. Revista Genero e Direito. 2020. Vol. 9. № 4. P. 846859.
12. Голованова Н.А. Проблемы борьбы с буллин-гом: законодательное решение / Н.А. Голованова // Журнал российского права. 2018. № 8. С. 113-123.
повышению качества социально-культурной коммуникации, минимизированию стигматизациии преодолению пандемийных паттернов, сформировавшихся в условиях развития и распространения пандемии СОУЮ-19, а также в посткарантинный период.
Literature:
1. Yatsenko O.Yu. Pandemic as a global challenge: socio-economic and legal thesaurus / O.Yu. Yatsenko // Education and Law. 2020. № 4. Р. 504-507.
2. Gafiatulina N.Kh. Russian society in conditions of self-isolation. Social effects and consequences of the COVID-19 pandemic : monograph / N.Kh. Gafiatulina, V.V. Kasyanov, P.S. Samygin, S.I. Samygin. M., 2020.
3. URL : https://theoryandpractice.ru/posts/17952-yazyk-katastrofy-kak-pandemiya-vliyaet-na-kommu-nikatsiyu
4. Howick J. Coronavirus: could reading about the pandemic cause harm? / J. Howick, G. Ongaro. URL : https://theconversation.com/coronavirus-could-read-ing-about-the-pandemic-cause-harm-135585
5. Kulkova I.A. The impact of the coronavirus pandemic on demographic processes in Russia / I.A. Kulkova // Human Progress. 2020. Vol. 6. Iss. 1. URL : http://progress-human.com/images/2020/ Tom6_1/Kulkova
6. URL : https://www.forbes.ru/obshchestvo/42035 1-era-chelovechnosti-kak-pandemiya-i-udalenka-menyayut-otnosheniya-mezhdu
7. Jung K.G. Psychological types. M., 2001. 736 p.
8. Martynyuk O.B. Life in the rhythm of an introvert / O.B. Martynyuk, K.A. Shevchenko // Personality, family and society: issues of pedagogy and psychology. 2016. № 10(67). Р. 40-46.
9. Kasyanov V.V. Features and problems of social behavior in the conditions of self-isolation of the Russian population / V.V. Kasyanov, N.Kh. Gafiatulina, S.I. Samygin // Humanitarian of the South of Russia. 2020. № 2. Р. 51-63.
10. Fedosenko E.V. Life after quarantine: the psychology of meanings and the coronavirus COVID-19 / E.V. Fedosenko // Materials of the XXV International Symposium «Psychological Problems of the Meaning of Life and Acme». 2020. Р. 34-47.
11. Belikova N.Yu. Рrofessional and social self-determination of youth under conditions of the modernization of higher education / N.Yu. Belikova [et al.]. Revista Género e Direito. 2020. Vol. 9. № 4. P. 846859.
12. Golovanova N.A. Problems of Combating Bullying: Legislative Decision / N.A. Golovanova // Journal of Russian Law. 2018. № 8. Р. 113-123.
13. Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. NY. : Simon & Schuster, Inc, 1963.
14. Туркулец С.Е. Социальная стигматизация в период пандемии / С.Е. Туркулец [и др.] // Социо-динамика. 2020. № 5. С. 11-25.
15. Kayama M. Balancing the stigmatization risks of disability labels against the benefits of special education: Japanese parents perceptions. Children and Youth Services Review / M. Kayama, W. Haight. 2018. Vol. 89. P. 43-53.
16. URL : https://iz.ru/1027256/ekaterina-postnikova/ pandemiia-izmenila-mentalitet-turistov
13. Goffman E. Stigma: Notes on the Management of Spoiled Identity. NY. : Simon & Schuster, Inc, 1963.
14. Turkulets S.E. Social stigmatization during a pandemic / S.E. Turkulets [et al.] // Sociodynamics. 2020. № 5. Р. 11-25.
15. Kayama M. Balancing the stigmatization risks of disability labels against the benefits of special education: Japanese parents perceptions. Children and Youth Services Review / M. Kayama, W. Haight. 2018. Vol. 89. P. 43-53.
16. URL : https://iz.ru/1027256/ekaterina-postnikova/ pandemiia-izmenila-mentalitet-turistov
