CC BY
24
ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО И ПРОЦЕСС
УДК: 349.2
ББК: 67.405
Ващенко Ю. С.
ЯЗЫК КАК УСЛОВИЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ОРГАНИЗАЦИОННОГО ДОГОВОРА
Vashchenko F.»S.
LANGUAGE AS CONDITION OF CONCLUSION OF ORGANIZATIONAL
TREATY
Ключевые слова: язык, языковая норма, норма права, организационные отношения, организационный договор, упорядоченность (упорядочивание), свобода заключения договора.
Keywords: language, language norm, a norm law, organizational relations, organizational agreement, efficiency (arrangement), freedom of conclusion of treaty.
Аннотация: в предложенной статье рассматривается соотношение языковой нормы с нормой права, т.к. именно язык является тем критерием понимания и осмысления юридического текста, когда стороны вправе разрабатывать условия предварительного договора с последующим заключением и реализацией условий основного договора. В ходе исполнения договора нередки случаи, когда стороны или одна из сторон отказываются исполнять или ненадлежащим образом, не в полном объёме исполняют принятые договорные обязательства, что служит основанием для возникновения негативных последствий (санкций) для недобросовестной стороны, где в качестве обеспечительных мер наступает гражданско-правовая ответственность.
Abstrakt: in this article we discuss the relation of language to the rule of law standards, as it is the language of the criterion of understanding and interpretation of the legal text when the sides worked out the conditions of the preliminary agreement, followed by the conclusion and implementation of the terms of the main contract. During the execution of the contract, there are cases when a party or one of the parties refuse to perform or improperly, can not fully perform the contractual obligations taken. What is the basis for the emergence of negative consequences (sanctions) for the unfair side, where the interim measures coming civil liability.
Та или иная норма права выступает в виде прямых конкретных нормативных предписаний, правил, устанавливающих тот вариант поведения сторон, который содержится в комплексе прав и обязанностей субъектов договорных отношений. Всё это происходит применительно к тем обстоятельствам, в которых стороны вынуждены действовать, так как правовая норма эту возможность устанавливает.
Что касается языковой нормы, то любая законодательная мысль воплощается в языке и фиксируется с его помощью. В языковой форме она существует, передаётся в виде сообщений от субъекта к субъекту, находит в нём своё грамматическое выражение, а затем и синтаксическое оформление. Всё это происходит в рамках тех нор-
мативных предписаний, где формируется желаемая модель поведения сторон, в которой обязаны действовать субъекты договорных правоотношений.
В литературе содержится много вопросов, посвящённых процедуре соглашения и выработке условий договоров с последующей реализацией принятого на себя обязательства, которые нередко порождают определённые проблемы. Эти проблемы проявляются не столько несовпадением «горизонтов понимания» сторонами при возникающих преддоговорных спорах (см.ст.446 ГК), которые при появившихся разногласиях содержат в себе отсылочную норму для обращения в судебный орган с последующим разрешением спора, а сколько в разночтении самого договорного тек-
ста.
Здесь, как нам кажется, проблема лежит далеко не в умении договариваться (хотя это нужно в первую очередь) и предвидеть впоследствии все условия оговоренного исполнения договора (или его неисполнения, что тоже не исключено), включая порядок проведения переговоров, выработке рамочных условий соглашения вплоть до предъявления претензий, а нередко проявляющихся в самом языке, потому что «язык и понимание» тесно связаны друг с другом, поскольку сам язык является главным условием понимания»1.
Причины такого непонимания в юридической литературе давно описаны и исследованы: среди них отсутствие однозначности в подходах и определениях тех или иных терминов, двусмысленности восприятия и осмысления главных условий соглашения, ведущих к неоправданному расширению контекста и избыточности толкования. Довольно часто встречается многословие с отсутствием синтаксической ясности при построении предложений, которые в договорных текстах могут содержать несколько смысловых центров и по своей конструкции бывают очень громоздки, что нередко запутывает контрагентов и провоцирует стороны соотнести слова с иным уровнем понимания, уходя от их смыслового значения.
Для разрешения возникающих проблем и возможностей их преодоления предлагаются различные варианты решения. Так, в литературе много и часто пишут об однозначном восприятии правовой нормы с таким же последующим однозначным толкованием действия конкретного закона. Некая разновидность коллективного единомыслия и решения всех проблем - в толковании. Наше судейское сообщество о таком достижении правового идеала только мечтает. Хотя формирование единообразной судебной практики по однородным делам происходит как раз на стыке многообразия законодательных форм и правил их правоприменения.
Следует отметить, что интерпретация договорных условий связана не столько с
1 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1998. С. 446.
полисемией (многозначностью) слов в языке, присутствием уточняющих синонимов, которые порой несут разную смысловую нагрузку, что также снижает порог восприятия, а сколько в том, что понятийная точность (она же предметная) может не совпадать с текстуальным выражением самого договора. Это относится к вопросу фактической и коммуникативной точности, пониманию написанного сторонами текста с его последующей интерпретацией. Такое нередко случается, когда контрагенты в самом договоре, казалось бы, достигнув соглашения по всем его условиям, не могут обозначить («схватить») свою мысль точным выражением слов2. По факту написанного выходит одно, а в самом тексте читается совсем другое. Также возможна ситуация, когда договаривающиеся стороны, имея неверное представление о действительном положении дел, выразили своё волеизъявление и зафиксировали свою мысль безупречно точно. Только исполнить принятые на себя обязательства по каким-либо причинам в дальнейшем не могут. Встречается и совсем запутанная и крайне редкая ситуация, хотя в договорных отношениях она также может проявляться: это когда стороны не только ошиблись в своём представлении о том, что они подписали, но и мысли свои выразили непонятно и, следовательно, неточно.
Кроме того, понятия (слова, термины) «никогда не дают полного представления о сущности обозначаемой им вещи», поэтому они «не имеют единой интерпретации»3.
О такой терминологической неопределённости, порождающей подобное разночтение, в одной из своих статей пишет М.П. Пронина. Среди них она выделяет «неточное употребление терминов, взятых из других отраслей права, которое сопровождается отступлением от их первоначального смысла; нечёткое разъяснение смысла ключевого термина законодательного акта; введение в закон новых терминов без надлежащего разъяснения их смысла;
2 См. Ващенко Ю.С. О коммуникативной точности законодательного текста в правотворчестве // Российская юстиция. 2006. № 4. С. 58-60.
3 Звегинцев В.А. Язык и общественный опыт // Теоретические проблемы языкознания. - М.: Наука, 1971. С. 294.
использование термина, не соответствующего понятию; рассистематизация норм Общей и Особенной частей Уголовного кодекса путём применения неопределённых терминов; использование иностранных и специальных терминов без определения их значения»1.
Речь также можно вести о таком явлении в нашем языке, как паронимия, когда малоосвоенные иностранные заимствования (как, впрочем, и исконно русские слова, но ещё малоупотребительные в нашем языке) получают новое значение или имеют близкий фонетический оттенок по созвучию. Доходит до смешного - услышал новый термин, имею о нём смутные представления, но при этом вставляю полузнакомые слова, ещё не освоенные в нашем языке, в свою речь и тексты. Лингвисты говорят об этом явлении, как об ослаблении лексико-семантической нормы, которые и приводят к её искажённому смысловому восприятию и, как правило, самой оценки.
В качестве примера возьмём такой «раскрученный» в юридических текстах термин, как менеджер. Он у многих на слуху и объединяет в себе целые группы лиц по профессиональной принадлежности. Само слово manager английское и переводится как «управляющий, заведующий». В нашем понимании и восприятии это начальник «средней руки». Должность, занимаемая им, престижная и весьма успешная. Но обладатели этой должности (профессии) ничем особо не управляют, скажем, «офис-менеджер» - секретарь (секретарша), менеджер по персоналу (русский аналог - системный администратор) - работник кадровой службы, кадровик, даже у продавцов появилось - менеджер по продажам. Сюда же можно отнести и «бренд-менеджера» -специалиста по продвижению на рынок какой-либо марки товара или услуг. Ещё в более узкой своей специализации - это «PR -менеджер», специалист по связям с общественностью и «IT-менеджер», специалист по компьютерным технологиям. Для того
1 Пронина М.П. Юридико-техническая терминологическая неопределённость в уголовной и смежных отраслях: теоретико-прикладной аспект // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. Тольятти. 2015. №2(82). С. 251-258.
чтобы развести действительных управляющих и директоров от рядовых сотрудников, стали употреблять к начальствующему составу название «топ-менеджер». Попробуем подобрать к нему русские аналоги, скажем, - директор дирекции, хотя и по-русски, но звучит как-то нелепо, а вот - главный специалист или председатель правления уже освоились в законодательном языке. Так главного специалиста можно встретить в органах (учреждениях) государственной и муниципальной власти, а председатель правления - единоличный орган управления, который встречается в таких организационно-правовых формах, как потребительский и производственный кооператив (см., например, ст.106 ГК). С учётом единоличного органа управления не только в кооперативах, но и в некоторых иных организационно-правовых формах возникла даже целая теория - «менеджеризм», согласно которой контроль над производством должны осуществлять наёмные управляющие -менеджеры, особенно в сфере производства и предпринимательства2.
В зарубежных правопорядках эти проблемы, касающиеся законодательных и договорных текстов, давно исследованы и продолжают исследоваться. Этому во многом способствует стабильность экономического развития, устоявшееся и проверенное временем законодательство и тот вековой опыт применения данных правил, который стоит на разумных и вполне справедливых началах.
Европейскими и американскими цивилистами даны соответствующие рекомендации по соблюдению и исполнению правил толкования: доктрина ясных и точных условий, присутствие мнения разумного лица, правило о толковании договора против автора неясного условия (contra proferentem rule) и т.д . Сюда также относится практически не применяемый в нашем российском
2 Ващенко Ю.С. Иноязычная юридическая лексика в законодательных текстах: история появления, современные тенденции и пути развития (в печати). См. также Захаренко Е.Н., Комарова Л.Н., Нечаева И.В. Новый словарь иностранных слов. М., 2008. С. 512.
3 Более подробно об этом см. статью Байрам-кулова А.К. Основы учения толкования гражданско-правового договора // Вестник гражданского права. 2013. Т. 13. № 6. С. 5-40.
праве «институт восполнительного толкования договора», когда в контексте соглашения присутствуют подразумеваемые фактические условия. Такое встречается при судебном толковании, когда судебный орган, восполняя пробел, основывает своё решение на явно выраженной воле сторон при существующих условиях договора и при согласии самих контрагентов1. Вплоть до отказа от буквального (литерного) толкования значения, смысла рассматриваемых выражений, которые содержатся в условиях договора, возникающих при различных интерпретациях. В последнем случае нередко формируется неправильная воля участников договорных отношений, которая объектом толкования быть не может, равно как и волеизъявление, внешняя форма её проявления, хотя, по мнению автора названной (и очень хорошей) статьи, - «толкованию здесь подлежит волеизъявление - её эмпирическая форма»2.
При возникающем споре и недостижении соглашения, стороны, как правило, обращаются в судебный орган. При судебном разбирательстве суд должен исследовать факты, обстоятельства, которые сформиро-
1 Байрамкулов А.К. Основы учения о воспол-нительном толковании гражданско-правового договора // Вестник гражданского права. 2014. Т. 14. №2. С. 33, 41.
2 Здесь я позволю себе не согласиться с А.К. Байрамкуловым (см. вышеназванную его статью, опубликованную в Вестнике гр. пр. за 2013. №6 С. 20.), т.к. волеизъявление - это выражение своего желания и встречное согласие на совершение сделки, суд обязан эту волю выявить. Если воля сформирована неправильно, то сделка признаётся недействительной, чем бы ни руководствовались при этом стороны. Например, тот же мотив как побудительная причина сделки, дающей повод к какому-нибудь действию (см., например, п. 3 ст. 178 ГК), но иногда и мотив не является достаточно существенным, чтобы признать эту сделку недействительной. Объектом интерпретации здесь могут быть только факты (обстоятельства), которые оказали существенное влияние на признание самой сделки недействительной. Правда, понимая всю субъективность данного подхода толкования, сам автор предлагает «объективный критерий толкования закона с отсылкой к разумному лицу», которое в устоявшемся сознании обывателя оценкой ложности или истинности обсуждаемых проблем всегда служить тоже не может. Как говорят те же англичане: только голов, столько и умов (many men, many minds). Это как бы к вопросу о средней температуре по больнице.
вали порочную волю, но не сам процесс её формирования. Тем более, что судья не должен окунаться в мир эмоций и переживаний участников судебного процесса, воспроизводить их для себя и ретранслировать затем на других. Но как бы это ни происходило, решение суда всегда будет субъективным: хочет этого судья или нет. После чего реакцией на судейскую «объективность», как правило, следует многоступенчатость обжалования на принятое судебное решение. Судья не медиатор, у него план и не рассмотренные им другие дела, ждущие своего разрешения, вот поэтому в суде рассмотрение дела нередко переносится, откладывается. Идёт дополнительный сбор доказательств, рассматриваются ходатайства и пр. По большому счёту, когда разрешение спора наконец происходит, оно может утратить свою актуальность и вместе с ним своё значение.
Конечно, можно обратиться к п. 3 ст. 450 ГК, который предоставляет право каждому контрагенту на односторонний отказ от исполнения договора, если такой отказ допускается законом и соглашением сторон. А если нет: норма на такой односторонний отказ по желанию какой-либо стороны в законе не предусмотрена, хотя, как показывает судебная практика, она для предпринимателей очень даже нужна, как, впрочем, и для судейского корпуса тоже.
Поэтому тема «организационных отношений» и «организационного договора», включающая в себя вопросы создания предпосылок для упорядочивания взаимоотношений его участников с целью последующего заключения основного соглашения в будущем всегда будет востребована, ибо заключение договора всегда преследует цель по его исполнению.
В литературе выделяют различные виды данного договора: а) предварительный договор (ст. 429 ГК), б) рамочный (собственно организационный) договор, с обозначенными пределами его действия в) а также соглашение о процедуре переговоров. Все они регулируются как общими нормами гражданского законодательства, так и нормами специальных законов, если это проходит на условиях, выдвигаемых сторонами, которые они между собой потом согласовывают.
Одним из обсуждаемых вопросов в литературе применительно к организационным отношениям, выступающих в качестве их базовой основы, являются два главных понятия (термина) - это упорядоченность и упорядочивание. Не претендуя на всю полноту семантического исследования, попробуем проанализировать их смысловое назначение, непосредственно оказывающее влияние на сам договорный процесс с последующей реализацией достигнутых соглашений.
Корневой основой данных терминов является его смысловое значение, как «порядок», которое у Владимира Даля считается многозначным, т.к. его многозначное содержание включает в себя «устройство, образъ расположения, видъ разстановки, способъ разм^щенья». При уточнении семантических границ названного слова оно выводит нас на «правильное устройство» того же «торгового ряда», включающего в речевой оборот такие смыслы, как «у нас новые порядки, законы и правила». Отсюда у В. Даля выводятся такие значения, как «порядчикъ, заводитель или блюститель порядков, устроитель порядков». Далее этот термин дополняется таким выражением, как «заведенный порядок и обыкновенный обычай». Ключевым значением у Даля здесь выступают такие значения, как «по-ряженье, порядъ», действие которых идёт по глаголу, включающего «уговор, условия и сами сделки на работу, саму куплю-продажу с доставкой чего-либо»1.
От этой исторической интерпретации слов обратимся к морфемному анализу внутренней структуры названных терминов, т.к. образующие слово аффиксы (приставки, суффиксы), флексии (окончания) говорят иногда о смысловом назначении слова куда больше, чем оно порой себя обозначает. Несомненно, что и «у/порядоч/енн/ость и у/порядоч/ива/н/ие» включают в себя сам процесс (процессуальность) действия. В первом слове - это упорядоченность, где окачествленность действия завершена и оформлена в «отвлечённое понятие качества и качественного состояния». Об этом говорит суффикс - ость. Что касается суффикса -
1 Вл. Даль Толковый словарь великорусского языка. Т. 3. П. М.: Русский язык, 1982. С. 327-328.
ива,- (это уже в - упорядочивании), то в системе отглагольных имён существительных с данным суффиксом в них «сохраняется оттенок кратности или длительности». Сравните, например, «упорядочивание и упорядочение». Если в первом значении неограниченность течения нацелено на результат и поиск, то во втором значении оно осложнено глагольным суффиксом - ени,-«совершаемый неоднократно», который и приводит к упорядоченности2. При этом, если в первом слове «у/порядоченность» с приставкой -у- «говорит о достижении чего-нибудь» (той же цели), то в слове «у/порядочивание» можно рассуждать и о «направление движения внутри чего-либо»3. Скажем, достижение договорённости по самим условиям соглашения, составляющим структуру (систему) того же договорного обязательства. В структуре мы имеем два плана содержания соглашения: внутреннюю морфологию доминирующего термина (то, из чего он сам состоит) и его внешнее выражение, это его связь с другими словами (в результате согласования, управления и примыкания), за счёт чего и создаётся контекст договорных отношений.
Если говорить о юридическом восприятии этих терминов в организационных отношениях, то они включают в себя как сам переговорный процесс сторон, так и нацеленность на достижение его результатов. При достижении соглашения по всем условиям договора стороны, тем не менее, нередко оставляют за собой право изменить или расторгнуть договор (хотя, зачем тогда его заключать?..). Почему это происходит, здесь однозначного ответа нет. Дело, скорее, в вариативности языковых средств и возможностей самого языка. Как мы убедились на примерах из словаря Владимира Даля, с течением времени слова подвержены исторической изменчивости. С одной стороны, языковая норма должна сохранять речевые традиции, а с другой, приспосабливаясь к актуальным потребностям общества, вынуждена «мимикрировать» и поэтому меняться. Отсюда вести разговор о статич-
2 Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). Изд. 2-е. М., 1972. С. 102-103.
3 Потиха З.А. Строение русского слова. М., 1981. С. 289.
ности языковой нормы не приходится: она изменчива во времени и в результате динамического взаимодействия разных способов языкового выражения, от уровня и условий самого языкового общения контрагентов вынуждена одномоментно приспосабливаться, чтобы удовлетворять потребности и запросы сторон. Более того, следует констатировать тот факт, что словарный запас русского языка весьма ограничен1. И довольно часто при возникающих правоотношениях в гражданском обороте образуются языковые лакуны (отсутствует языковое покрытие), когда не находится русских слов (терминов), отвечающие потребностям конкретной сделки. Как правило, это имеет место во внешнеэкономическом обороте.
В самих договорных отношениях зачастую исследуется дескриптивная (описательная) функция языка, при которой установление нормы осуществляется преимущественно на основе анализа фактического употребления языка самими сторонами. Тогда как основная задача языка в договорах иная - это «контроль за поведением сторон»2 (Е.А. Фарнсуорт), который достигается прескрип-тивными (предписывающими) нормами и правилами, при которых установление нормативного положения должно осуществляться на основе выполнения или невыполнения договорных условий с последующим возложением на недобросовестную сторону юридической ответственности.
Отсюда неопределённость договора как ситуации множественности значений с точки зрения семантики имеет ограничения. При этом нельзя допускать неограниченное количество значений спорного условия, т.к. их количество всегда ограничено, их всего, как правило, два (и как мы уже говорили, они представлены в суде сторонами для последующего своего разрешения)3.
Как это нередко происходит, можно рассмотреть на таком распространённом,
1 В Большом академическом словаре русского языка словарный запас включает в себя 80 тысяч слов, в то время как Большой оксфордский словарь насчитывает более 1 миллиона слов.
2 Farnsworth E.A. "Meaning" in the Low of Contracts // The Yale Low Journal. 1967. Vol. 76. No. 5. P. 942.
3 Burton S.J. Elements of Contract Interpretation. NY, 2009. P. 106. (См. указ раб. Байрамкулова А.К. Вестник гр. пр. 2013. №6. С. 8-9).
очень часто цитируемым филологами, примере, придуманным ещё нашим классиком А.П. Чеховым: «Шёл дождь и два студента». И дождь, и студенты имели место быть. Но кто шёл: дождь или два студента под дождём? А теперь давайте этот пример продолжим следующим сочетанием слов: «...один на прогулку, а другой в галошах». Достигли ли мы той ясности в понимании, к которой обычно наш язык стремится. Что-то я сомневаюсь.
Как мы уже говорили, в тех же условиях договора может присутствовать не только одно, но и более значений, являющихся предметом интерпретации, доказывания и разрешения спора. Отсюда сам язык - это есть та среда, в которой идёт процесс взаимного договаривания собеседников (контрагентов), где происходит достижение взаимопонимания по поводу того, к чему они хотят прийти и окончательно между собой договориться.
Теперь о самом языке переговоров: в русском вакобуляре слов и общения, когда контрагенты допускают языковые погрешности, он деспотичен, анархичен, дезорганизует саму систему правил, объясняющих, как надо, что и ведёт к самому пониманию, но в своём «самопроизводстве» он сам устанавливает эти грамматические правила. При этом мало что объясняет, почему именно это правило нужно понимать только так, а никак иначе. В результате чего нередко (как мы уже говорили выше) образуются языковые лакуны непонимания, которые заполняются исключениями из самих правил. Действует императивный принцип -пиши и говори только так, как написано в самом правиле, а исключения из правила запомни! Что, безусловно, отражается и на языке самой правовой нормы. Скажем, стороны заключили договор, включив в него примерные условия (см. ст. 427 ГК), имеющие прямое отношение к организационным договорам.
В п. 2 ст. 427 ГК говорится о том, что, если в самом договоре не содержится отсылка к таким примерным условиям, то к названным отношениям сторон данные условия можно применять в качестве обычаев делового оборота, если они отвечают указанным требованиям (это уже идёт как
исключение из правил), установленным в ст.5 ГК и п.5 ст.421 ГК.
Отсылка к обычаям также содержатся и в ст. 431 ГК «Толкование договора», где на первом месте стоит буквальное значение содержащихся в нём слов и выражений. При этом неясность устанавливается путём сопоставления с другими его условиями и смыслом договора в целом (а «толкование -это скорее привнесение смысла»1, а не только его поиск). Здесь же принимаются во внимание соответствующие обстоятельства, включающие предшествующие договору переговоры, переписку, сложившуюся практику отношений сторон, с теми же обычаями делового оборота и последующим поведением контрагентов договора. Это непосредственно входит в сердцевину организационных отношений, где исключения и отсылки строятся по типу действия языковой нормы, что, несомненно, отражается на самом юридическом правиле.
Кроме того, согласно мнению проф. С.В. Сарбаша, который долгое время был одним из судей Высшего арбитражного суда РФ, в научной литературе сложилась док-тринальное понимание о «двухступенчатой системе толкования, где приоритет отдаётся буквальному толкованию, а действительная воля выясняется лишь при невозможности буквального и систематического толковании». 2 Что, конечно, не могло не отразиться в судебной правоприменительной практике ст. 431 ГК, когда действительная воля сторон подлежит выяснению судом в случае неясности буквального выражения значения слов в самом тексте договора.3 Хотя общеизвестным фактом является то, что при выяснении семантики слова, смысл которого
1 Мысль принадлежит Полю Рикёру (см. его раб. «Конфликт интерпретаций»). Очерки о герменевтике. М.: Медиум. 1995. С. 16-23.
2 Сарбаш С.В. Некоторые тенденции развития института толкования договора // Государство и право. 1997. №2. С. 42.
3 Постановление Президиума ВАС РФ от
10.06.2014 №2504/14 по делу №А40-79875/2013; Постановление ФАС Московского округа от 14.11.2013 по делу №А40-139068/12-129-1061; Федеральный Арбитражный суд Поволжского округа. Постановление от 25 июля 2012 по делу №А57-6654/2011; Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате РФ от 6 сентября 2002 по делу №217/2001.
не совсем понятен и ясен, его следует рассматривать, как оно употребляется в обыденном своём значении.
Отдельно следует сказать о свободе воли сторон и автономии воли его участников, так как большинство норм организационных договоров (как, впрочем, и остальных) направлено на установление прав и обязанностей договаривающихся сторон. Из свободы волеизъявления как раз и «растут ноги» диспозитивного начала гражданского права, если в самом законе не указано иное. Говорю и пишу об этом в контексте постановления Пленума Высшего арбитражного суда РФ от 14 марта 2014 г., который принял постановление №16 «О свободе договора и её пределах». Нельзя оценивать нормы гражданского права, только исходя из императивного или диспозитивного начала, как это предлагает (предлагал ВАС РФ) и объявлять, в частности, ст. 421 ГК «Свобода договора» императивной. Тем более что в развитых правопорядках такого условного деления норм, как правило, нет. А если суд, установив неясность отдельных условий договора, станет руководствоваться не нормой закона, а тем, что объявил ст. 421 ГК императивной, когда при этом стороны были свободны при заключении своего договора и определении его условий4. Тогда зачем спорящим контрагентам обращаться в суд. Конечно, преодолеть данную фикцию суд может, обратившись к защите слабой стороны, применив принцип толкования договора contra proferentem. Но такое допустимо, если данный договор публичный и подписавший его вынужден был согласиться на несправедливое договорное условие. Эта сфера судебного усмотрения допустима при потребительских отношениях. А как быть с иными участниками договорных соглашений.
Как мы уже говорили, норма языка -это правило с нередким исключением из самого правила. Что, конечно, оказывает своё влияние на правовую норму, устанавливающее правило, в конкретных статьях
4 См. статью Карлова В.П. Отдельные проблемы гражданского права и определения его предмета в контексте современных реалий // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. 2015. №2(82). С. 118-120.
закона, который тоже нередко использует исключения в виде новой редакции или дополнения к закону.
В качестве наглядного примера обратимся ещё раз к ст. 421 ГК, в которой согласно п. 2 названной статьи, стороны могут заключать договор как предусмотренный законом, так и не предусмотренный законом и иными нормативно правовыми актами (далее НПА). Кроме того, п. 3 данной статьи говорит о том, что стороны могут заключать договор, предусматривающий элементы иных НПА (смешанный), далее идёт расширение диспозиции правовой нормы, т.к. в п. 4 написано, что стороны своим соглашением могут исключить её применение либо ставят другое условие, отличное от предыдущего. Если стороны не выработали соответствующего условия, то его можно заменить обычаем делового оборота. Об этом уже говорится в п. 5 данной статьи, которую законодатель вообще выводит за рамки своего действия.
В логике существует закон обратного отношения между содержанием и объёмом понятия: с увеличением содержания поня-
жания понятия, его признаков объём правовой нормы увеличивается. Чем больше законотворец множит исключений из правил, тем уже становится правовое поле действия названной статьи закона. В этом случае можно говорить только об императивном начале действия самой нормы. И тогда, в чём свобода усмотрения и выбора сторонами самих условий договора.
Заканчивая свою статью, хочется сослаться на практику толкования, сложившуюся в английских судах. Там действует «золотое правило» (голден рул), согласно которому «слова договора должны быть истолкованы в их буквальном и обычном смысле, исключая случаи, когда отклонение необходимо для того, чтобы избежать абсурда, противоречия либо непоследователь-ности»1.
Об этом же, в принципе, говорил ещё в прошлом веке наш цивилист Е.В. Вась-ковский, который предлагал при толковании договорных условий полагаться на здравый смысл2.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Байрамкулов, А.К. Основы учения толкования гражданско-правового договора // Вестник гражданского права. - 2013. - Т. 13. №6. - С. 5-40.
2. Байрамкулов, А.К. Основы учения о восполнительном толковании гражданско-правового договора // Вестник гражданского права. - 2014. - Т. 14. №2. - С. 33,41.
3. Васьковский, Е.В. Цивилистическая методология // Учение о толковании и применении гражданских законов. - М., 2002. - С. 136-141.
4. Ващенко, Ю.С. О коммуникативной точности законодательного текста в правотворчестве // Российская юстиция. 2006. №4. С. 58-60.
5. Виноградов, В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове).- Изд. 2-е. - М. 1972.- С. 102-103.
6. Гадамер, Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. - М., 1998. -С. 446.
7. Звегинцев, В.А. Язык и общественный опыт // Теоретические проблемы языкознания. - М.: Наука, 1971. - С. 294.
8. Даль Вл. Толковый словарь великорусского языка. Т.3. П. - М.: Русский язык, 1982. - С. 327-328.
9. Потиха, З.А. Строение русского слова. - М., 1981. - С. 289.
тия (его признаков, в нашем случае условий) уменьшается его объём и, соответственно, наоборот, с уменьшением содер-
1 Lewison K. The interpretaition of Contracts.L., 2011. P. 202.
2 Васьковский Е.В. Цивилистическая методология // Учение о толковании и применении гражданских законов. М. 2002. С. 136-141.
10. Пронина, М.П. Юридико-техническая терминологическая неопределённость в уголовной и смежных отраслях: теоретико-прикладной аспект // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. Тольятти. - 2015. - №2(82). - С. 251-258.
11. Карлов, В.П. Отдельные проблемы гражданского права и определения его предмета в контексте современных реалий // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. -2015. - №2(82). - С. 118-120.
12. Farnsworth, E.A. "Meaning" in the Low of Contracts // The Yale Low Journal.1967. Vol. 76. No. 5. P. 942.
13. Burton, S.J. Elements of Contract Interpretation. NY, 2009. P.106. (См. указ. раб. Бай-рамкулова А.К. Вестник гр. пр. - 2013. - №6. С. 8-9.)
14. Поль, Рикёр Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. - М.: Медиум, 1995. - С. 16-23.
15. Сарбаш, С.В. Некоторые тенденции развития института толкования договора // Государство и право. - 1997. - №2. - С. 42.
16. Постановление Президиума ВАС РФ от 10.06.2014 №2504/14 по делу №А40-79875/2013; Постановление ФАС Московского округа от 14.11.2013 по делу №А40-139068/12-129-1061; Федеральный арбитражный суд Поволжского округа. Постановление от 25 июля 2012 по делу №А57-6654/2011; Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате РФ от 6 сентября 2002 по делу №217/2001 .
17. Постановление Пленума ВАС РФ от 14.03.2014 г. №16. «О свободе договора и её пределах».
18. Lewison K. The interpretaition of Contracts.L., 2011. P. 202.
