CC BY
2PHILOLOGICAL SCIENCES
ЯЗЫК И СТРУКТУРА ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА «БАРЫШНЯ-КРЕСТЬЯНКА»: ФОЛЬКЛОРНАЯ ТРАДИЦИЯ И МИФОПОЭТИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ
Птицына Е.А.,
Волгоградский государственный технический университет, доцент кафедры русского языка, кандидат филологических наук
Хрипунова Е.В.
Волгоградский государственный технический университет, доцент кафедры русского языка, кандидат филологических наук
LANGUAGE AND STRUCTURE OF A STORY OF A.S.PUSHKIN "YOUNG LADY - PEASANT": FOLKLORE TRADITION AND MYTHICAL AND POETIC DICTIONARY
Ptitsyna E.A.,
Volgograd State Technical University The senior lecturer of faculty of Russian, Cand.Phil.Sci
Khripunova E. V. Volgograd State Technical University The senior lecturer of faculty of Russian, Cand.Phil.Sci
Аннотация
В статье рассматриваются мифопоэтические и христианские мотивы, оказавшие влияние на сюжет и образы персонажей повести А. С. Пушкина «Барышня-крестьянка». Проводится сравнительный анализ структуры основной сюжетной линии с традиционным русским свадебным обрядом.
Abstract
In article are considered mythical and poetic, the Christian motives influencing a plot and images of characters of a story of A.S.Pushkin "Young lady - peasant". The comparative analysis of structure of the basic subject line with a traditional Russian wedding ceremony is carried out.
Ключевые слова: А. С. Пушкин, повесть «Барышня-крестьянка», мифопоэтические концепты, фольклорные традиции, свадебный обряд.
Keywords: A. S. Pushkin, the story "Young lady - peasant", mythical and poetic kontsepts, folklore traditions, a wedding ceremony.
«Барышня-крестьянка» является заключительной «Повестью Белкина». Это единственное произведение цикла, где герои по -настоящему счастливы. И этот финал объясним: они искренне любят друг друга, выполняют, хотя и несколько опережая события, волю отцов, соблюдают необходимые обряды. Но вот что пишет о повести Г. П. Макогоненко: «...ошибаются те, кто объявляет повесть идиллией, - идиллия взрывается иронией. Счастливую развязку - автор идет навстречу вкусам читателя - принес случай! Но случай этот выбирает Пушкин» (3, с. 145-146).
К такому выводу пушкиниста толкает курьез с «куцой кобылкой», выехав на которой Муромский неожиданно сталкивается со своим недругом Берестовым. На их беду выскочил заяц. Берестов, по натуре охотник, спустил собак и поскакал за ними сам, а лошадь Муромского, испугавшись, сбросила седока. Берестов вынужден был оказать помощь пострадавшему и пригласить его к себе. «Таким образом, - серьезно замечает Белкин, - вражда старинная и глубоко укоренившаяся, казалось, готова была прекратиться от пугливости куцой кобылки» (7, VIII, I: с. 118). «Своим счастьем молодые Берестовы оказались обязанными «куцой кобылке» (3, с. 145-146), - иронически резюмирует известный пушкинист.
На наш взгляд, резюме требует оговорок. Если Пушкин и иронизирует, то не над героями, а над читателями. Но, даже иронизируя, он остается скрупулезным автором, выверяющим каждое слово в своих произведениях: именно кобылке, а не зайцу обязаны счастьем герои повести. Здесь необходимо уточнить, что мифопоэтический концепт конь обладает функцией вестника судьбы и оберега семейного счастья.
Второй упомянутый в повести мифопоэтический концепт заяц. Некоторые исследователи творчества А. С. Пушкина, например Е. П. Панова, связывают счастливую развязку повести с этим животным, уточняя, что именно заяц в фольклоре нередко связан со свадебной символикой. Однако он все же обладает двойственной природой и наделяется как эротическими, так и демоническими свойствами, считается «животным нечистым, созданным чертом» (10, с. 191). В русских народных приметах заяц является скорбным вестником: «Заяц по селенью бегает - к пожару», «Заяц дорогу перебежит -к несчастью». С последней приметой связана легенда об отмене выезда Пушкина из Михайловского накануне декабристского бунта из-за трижды перебежавшего дорогу зайца (2, I: с. 645).
Разумеется, мы не будем обсуждать вопрос о
бытовом суеверии поэта, но вышеупомянутая легенда показательна в отношении того, с каким именно мифопоэтическим трактованием концепта заяц был знаком поэт.
Необходимо отметить, что мифопоэтические концепты конь и заяц - животные, представители среднего мира в фольклоре. В народном истолковании заяц - посланник темных сил, мешающих человеку, и конь - орудие доброй судьбы, составляют образно-смысловую оппозиционную пару. Однако бинарностью ситуация не исчерпывается. Далее мы увидим, что далеко не последнюю роль в повести сыграют такие второстепенные персонажи как кузнец и пастух. Представляясь Берестову, переодетая Лиза называется дочерью кузнеца. А пастух плетет лапти для крестьянского облачения Лизы. В ми-фопоэтических представлениях кузнец и пастух непосредственно связаны с магией, а также нередко упоминаются в свадебном фольклоре. Рассмотрим эти концепты подробнее.
Если мифологизированному коню не под силу преодолеть какие-либо препятствия, ему на помощь приходит кузнец, который, в силу профессиональной связи со стихиями огня и металла, заслужил в народе стойкую репутацию вершителя судеб. Примером вышеприведенного утверждения может стать свадебная песня, записанная Пушкиным. Она исполняется, когда идут за невестой. В одном из вариантов песни коней, которые привезут невесту к венцу, необходимо подковать. В итоге именно благодаря помощи кузнеца, свадебный поезд имеет возможность добраться до дома невесты и сыграть долгожданную свадьбу: Как у нашего князя Невеселые кони стоят. Они чуют путь-дороженьку По невесту ехати. «Ах вы девушки, подруженьки! Укатайте гору крутую, Чтобы моему разлучнику Ни взойтить бы, ни взъехати!» - Не печалься, княгиня душа! Поведем мы коней в кузницу, Подкуем коней подковами, Подковами-то булатными (5, с. 59-60). Акцент на мифопоэтических истоках концепта кузнец объясняет, почему Лиза Муромская, девушка-дворянка, для своего «второго» облика назвалась дочерью кузнеца, а не шорника, плотника или печника. Разумеется, выбор Пушкина не был случайным.
Д. Н. Медриш проводит сопоставительный анализ отрывка повести, где описывается первая встреча Лизы Муромской и Алексея Берестова, и популярной в конце XVIII - начале XIX века песни «Вечор поздно из лесочку». На основе проведенного сопоставления ученый объясняет и происхождение профессии «отца» Лизы-Акулины. Напоминая, что автором песни «Вечор поздно из лесочку ...» считается Параша Ковалева-Жемчугова - крепостная крестьянка, талантливая актриса, ставшая женою графа Шереметева, Д. Н. Медриш делает
вывод о том, что Лиза Муромская назвалась дочерью кузнеца еще и оттого, что Ковалева - значит «Кузнецова дочь» (4, с. 82-95).
Полностью соглашаясь с исследователем, позволим себе небольшое дополнение: в древнерусской «Повести временных лет» с греческим богом-кузнецом Гефестом отождествлен славянский бог Сварог. Гефест-Сварог ввел обычай единобрачия (моногамии). Это нововведение бога-кузнеца получило отражение в народной традиции, в том числе в восточнославянском фольклоре: в свадебных песнях кузнец кует свадьбу; во время святочных гаданий подблюдные песни о кузнеце предвещали богатство и замужество, т. к. он же кует свадебный венец, обручальный перстень и т. д. (10, с. 234). Идет кузнец из кузницы, - Кузнец, кузнец, ты мне скуй венец, Из обрезочков золотой перстень, Из остаточков мне булавочек, Мне булавочки - наряжатися, Золотым венцом мне венчатися. Кому же мы спели, тому добро, Кому вынется, тому сбудется (9, с. 108).
Широко известна и поговорка: «Всяк своего счастья кузнец» (9, с. 353). Следовательно, чтобы «выковать» себе счастье, необходимо выполнить определенные действия, совершить обряды, которые нашли отражение в сказках - в частности, в акте переодевания.
«Переодеть в словаре сказки (и шире, в ми-фопоэтическом словаре) означает обратить, превратить. Достаточно герою переодеться, и его никто не узнаёт; точнее, его принимают за другого» (11, с. 225). В сказочных текстах мы встречаем множество подобных примеров: Иван-царевич обменивается платьем с пастухом («Усоньша-бога-тырша»), ведьма надевает платье молодой княгини («Белая уточка») и т. п. «Ведьма тотчас нарядилась в её платье, убралась, намалевалась и села ждать князя. Только щенок вякнул, колокольчик звякнул - она уж бежит навстречу; бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал её» (8, с. 196). Есть мотив неузнавания переодетого персонажа и у Пушкина в «Сказке о мертвой царевне ...».
Но только ли в сказке? Вспомним, как молодой Берестов, встретив Акулину, даже не заподозрил, что перед ним дворянка. А потом не сумел разглядеть любимую Акулину в увешанной бриллиантами дочери помещика Муромского: «Алексей не мог узнать свою Акулину в этой смешной и блестящей барышне» (7, VIII, I: с. 120).
В сказках подобному превращению героя, изменению и свершению предрешенной ему свыше судьбы часто помогает пастух. В мифопоэтической традиции концепт пастух имеет функции охранителя, защитника, кормильца, путеводителя и т. д. «Встреча с пастухом всегда означает поворот сюжета: после неё и начинаются главные приключения и подвиги . пастух нередко становится скрытым протагонистом и «двигателем» сюжета - в
частности и потому, что обладает особыми магическими свойствами и знаниями» (11, с. 218).
Пушкинский пастух Трофим, конечно, не играет столь важной роли в повествовании, но без его помощи, без сплетенных им лаптей, у Лизы вряд ли состоялась бы встреча с Алексеем. Вероятнее всего, она или не дошла бы до леса босиком, или надела бы свои туфельки, по которым Берестов легко опознал бы в ней «барышню». Пастух, как видим, вовремя пришел на помощь.
Обратим также внимание на отрывок рукописи «Барышни-крестьянки», от которого Пушкин впоследствии отказался: «Настя сняла мерку с Лизиной ноги, сбегала в поле к Трофиму пастуху. - Дедушка, - сказала она ему, - сможешь ли ты сплесть мне пару лаптей по этой мерке. - Изволь, - отвечал старик, - сплету тебе так, что любо-дорого. Да кому ж, матушка, понадобились детские лапти? -Не твое дело, - отвечала Настя, - не замешкай только работою. - Пастух обещал принести их к завтрашнему утру» (7, VIII, II: с. 671). Общеизвестно, что Пушкин тщательно взвешивал каждое слово в своих произведениях. Так не потому ли вычеркнул он вышеприведенный диалог, что был хорошо знаком со сказочной традицией? Согласно этой традиции пастух обладает особыми свойствами и знаниями. Обычно он удален от людей, находится на границе между миром природы и человека, осуществляет медиацию между данными мирами и, возможно поэтому, всегда знает происходящее. Сказочный пастух не задает вопросов герою, чаще дает советы, указывает путь, дарит чу-
окончательном варианте повести пастух Трофим без лишних слов сплел к утру маленькие пестрые лапти, которые удачно завершили новый облик Лизы-Акулины.
Изготовив лапти за одну ночь, пастух прибегает к приему компрессии времени - главному магическому действию, сопровождающему изготовление обыденных предметов (полотна, рубахи, храма и т. д.) в предельно сжатый срок - один день или одну ночь. Прием этот известен по многим сказкам: «Царевна-лягушка», «Федот-стрелец», «Волшебное кольцо», «Морской царь и Василиса Премудрая» и т. д. То же самое у Пушкина: Лиза «на другой же день приступила ... к исполнению своего плана, послала купить на базаре толстого полотна, синей китайки и медных пуговок, с помощью Насти скроила себе рубашку и сарафан, засадила за шитье всю девичью, и к вечеру все было готово» (7, VIII, I: с. 113).
Итак, согласно сказочной традиции, у Пушкина не был забыт пастух, вещи изготовлены в один день и в одну ночь; в итоге «превращение», ведущее героиню к счастливой развязке, состоялось. Необходимо также отметить, что узнавание женихом суженой тоже произошло в соответствии с канонами сказки, где данный акт обычно предшествует свадьбе. Так и Акулину в Лизе Алексей сумел разглядеть только тогда, когда решил жениться на ней. А главное - молодые герои повести, хоть и опережая события, все же шли навстречу воле родителей, поэтому ни судьба, ни Провидение не создали им препятствий для брака. Анализируя же конкретные действия персонажей, нельзя не заме-
десных помощников, помогая исполнению предна- тить, что их поступки практически воспроизводят
чертаний судьбы. Вероятно, поэтому в элементы фольклорного свадебного обряда.
фольклорная традиция «Барышня-крестьянка»
o сватовство
Жених и невеста на сватовстве не присутствуют, будучи знакомыми по летним гуляньям. Зато необходимо было присутствие родных. Причем в соответствии с народным этикетом - приход сватов - неожиданность (1, с. 13). Встреча в роще Алексея и Лизы-Акулины. Неожиданное примирение Муромского и Берестова.
сговорки (в доме невесты)
Невесту сажают в передний угол, ее лица не должно быть видно (1, с. 14). Набеленное лицо Лизы.
смотрины, рукоби тье (в доме жениха)
Невеста остается дома, но просит невестку разузнать все о женихе: ...Разлюбезная голубушка, Я о чем тебя просить буду: Поприметь, моя сударушка, Ты злодейку чужу сторону И злодеев всех чужих людей И дородна добра молодца... После возвращения родных невеста расспрашивает: Что заприметила ты, голубушка?.. Невестка отвечает: Ты родимая моя золовушка! Я скажу-то всю правду-истину, Ничево-то не утаючи, Никаво не опасаючи: Я приметила чужих людей (беседа Лизы и Насти) - Постарайся, Настя, увидеть Алексея Берестова, да расскажи мне хорошенько, каков он собою и что он за человек. Настя обещалась, а Лиза с нетерпением ожидала целый день ее возвращения. Вечером Настя явилась. - Ну, Лизавета Григорьевна, - сказала она, входя в комнату, - видела молодого Берестова; нагляделась довольно; целый день были вместе. - Как это? Расскажи по порядку... Правда ли, что он так хорош собой? - Удивительно хорош, красавец, можно сказать. Стройный, высокий, румянец во всю щеку... - Это удивительно! А что в доме про него слышно? - Барин, сказывают, прекрасный: такой добрый, такой веселый...(7, VIII, I: с. 114-120).
И дородна добра молодца. Что они-то все чужи-люди: Люди добрые, смиренные, Роду честнова, богатова. А дородный добрый молодец Будто яхонтец катается, Ходит полом - улыбается, Будто лебедь - лицо белое,
Очи ясны, как у сокола... (1, с.95-96).__
А вот как преломляются в повести мотивы еще одной свадебной песни, записанной Пушкиным:
Трубчистая коса Вдоль по улице шла, Жемчужная пчелочка За нею гонялася,
За нею гонялася, За косу хваталася:
- Коса ты, косынька! Ужели ты моя?
- Я тогда буду твоя, Как в божию церковь вступлю, Золотой венец приму! (5, с.60-61).
Привыкнув не церемониться с хорошенькими поселянками, он было хотел обнять её; но Лиза отпрыгнула от него и приняла вдруг на себя такой строгий и холодный вид, что хотя это и рассмешило Алексея, но удержало его от дальнейших покушений. «Если вы хотите, чтобы мы были вперед приятелями, - сказала она с важностию, - то не извольте забываться» (7, VIII, I: с. 114).
Подводя итоги вышесказанному, отметим, что в повести «Барышня-крестьянка» фольклорные мотивы лежат на поверхности, а более глубокий анализ позволяет обнаружить связь произведения с ми-фопоэтическим мировоззрением. Однако, учитывая, что основное различие между мифологическим и христианским мышлением заключается в отсутствии свободы выбора в первом случае и реализации этой свободы во втором, можно открыть новый пласт прочтения текста. Мы видим, что Лиза, занимая активную позицию в развитии отношений с Алексеем, сама выбирает свое будущее, подтверждая право человека на свободный выбор в соответствии с христианской системой ценностей. В итоге мы приходим к выводу о тесном переплетении в повести фольклорно-архетипических образов с христианскими мотивами, что находит отражение и в языке произведения, включающего мифопоэти-ческие концепты, преломленные в христианской традиции.
Список литературы
1.Еркоева Т. Русская свадьба. - М. : Яуза, 1998. -224 с.
2.Жизнь Пушкина: Переписка; Воспоминания; Дневники. В 2 томах / Сост., вступительные очерки и прим. В. В. Кунина. М. : Правда, 1988.
3.Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы (1830-1933). - Л. : Худ. лит., 1974. -376с.
4.Медриш Д. Н. В сотворчестве с народом: Народная традиция в творчестве А. С. Пушкина : Теоретическое исследование. - Волгоград : Перемена, 2003. - 136 с.
5. Миллер Вс. Пушкин как поэт-этнограф. С приложением неизданных народных песен, записанных А.С. Пушкиным. - М. : Т-во А. А. Левенсона, 1886. -64 с.
6.Панова Е. П. Фольклорные традиции в прозе А.С. Пушкина : дис. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2000. - 218 с.
7. Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 17 т. - М. : Л. : Изд-во АН СССР. 1937-1959. Репринт. изд. - М. : Воскресенье, 1995-1996.
8. Русские народные сказки / Сост. Ю. Г. Круг-лов. - М. : Просвещение, 1983. - 320 с.
9. Русский фольклор / Сост. и примеч. В. Аникина. - М. : Худ. лит., 1985. - 367 с.
10. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. - М. : Эллис Лак, 1995. - С.416 с.
11. Цивьян Т. В. Движение и Путь в балканской модели мира. Исследования по структуре текста. - М. : Издательство «Индрик», 1999. - 398 с.
