CC BY
38
Общество: философия, история, культура. 2021. № 7. С. 27-31. Society: Philosophy, History, Culture. 2021. No. 7. P. 27-31.
Научная статья УДК 111.1
https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.3
Язык и слово как онтологический объект философии М. Хайдеггера
Алексей Георгиевич Чебан1, Роман Владимирович Маслов2, Ян Денисович Гущин3
123Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского, Саратов, Россия 1cheban_ag@bk.ru, https://orcid.org/0000-0002-9096-8001 2Maslovrv@gmail.com, https://orcid.org/0000-0002-4837-0081 3ben_25.97@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-1163-5381
Аннотация. Цель исследования - определить роль и значение языка и слова в онтологической перспективе вопрошания о бытии хайдеггеровской философии, где история бытия и истины оказываются тесно связанными с историей языка, в котором, собственно, и сказывается истина бытия. В статье проводится комплексный анализ различения языка сущего, восходящего к метафизике, связанного с онтологией наличного, и языка бытия, доступного онтогерменевтическому вслушиванию. Авторы приходят к выводу, что субъект-объектная оппозиция и основанная на ней теория истины как соответствия образов субъекта объекту действительности неразрывно связаны друг с другом, обусловливают процессы деонтологизации языка. При субъект-объектной оппозиции бытие уходит как из знака, так и из обозначаемого (вещи): слову «быть» нечего обозначать, потому что нет подлежащего, на которое оно могло бы указать. В субъект-объектной оппозиции бытию достается лишь роль знака без значения, что является основанием для онтогерменевти-ческой критики, стремящейся вновь придать слову и языку онтологическое измерение.
Ключевые слова: онтология, бытие, язык, Хайдеггер, истина бытия, мышление, различие, онтология наличного, субъект-объектная оппозиция
Для цитирования: Чебан А.Г., Маслов Р.М., Гущин Я.Д. Язык и слово как онтологический объект философии М. Хайдеггера // Общество: философия, история, культура 2021. № 7. С. 27-31. https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.3.
Original article
M. Heidegger's philosophy of langue and word as an ontological object
Alexey G. Cheban1, Roman V. Maslov2, Yan D. Gushchin3
123N.G. Chernyshevsky Saratov National Research State University, Saratov, Russia 1cheban_ag@bk.ru, https://orcid.org/0000-0002-9096-8001 2Maslovrv@gmail.com, https://orcid.org/0000-0002-4837-0081 3ben_25.97@mail.ru, https://orcid.org/0000-0002-1163-5381
Abstract. The aim of the study is to identify the role and meaning of langue and word in the ontological perspective of the interrogation of entity in Heideggerian philosophy, where the history of entity and verity are inextricably linked to the history of language, in which, in fact, the verity of being is manifested. A comprehensive analysis of the distinction between the existential language, which ascends to metaphysics and is linked to an existential ontology, and the language of being, which is accessible to onto-hermeneutic listening, is carried out in this paper. The authors come to the conclusion that the subject-object opposition and the theory of truth based on it as the correspondence of the subject's images to the object of reality are inextricably linked with each other and determine the processes of language deontologization. With the subject-object opposition, being leaves both the signifier and the signified (thing): the word "subsist" has nothing to signify, because there is no subject to which it can point. In the subject-object opposition, subsistence is given only the role of sign without meaning, giving rise to an onto-hermeneutic criticism that seeks to give langue and word an ontological aspect again.
Keywords: Ontology, subsistence, langue, Heidegger, verity of being, cogitation, controversy, existential ontology, subject-object opposition
For citation: Cheban A.G., Maslov R.M., Gushchin Y.D. M. Heidegger's philosophy of langue and word as an ontological object // Society: Philosophy, History, Culture 2021. № 7. С. 27-31. https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.3.
Проблема языка занимает важнейшее место в философии М. Хайдеггера. Этот мыслитель, возможно, одним из первых философски обосновал тезис Вильгельма фон Гумбольдта о том, что язык - это не сигнальная система, обозначающая предметы, но деятельность народного духа. Для Хайдеггера была очевидной связь между бытием, истиной и языком. Он исходил из того, что история бытия и история истины есть история языка. Каким бы способом ни появлялась
на свет истина (в форме ли науки, техники или искусства), она всегда является языковым событием. История бытия и его истины - это, в конечном счете, история языка, в котором выражалась истина бытия.
Хайдеггер считает современное понимание языка как средства коммуникации совершенно неверным. Однако такое понимание языка уходит корнями в историю западноевропейской логики. Он полагает, что грамматика индоевропейских языков получила свое теоретическое обоснование в греческой логике. Эта логика основывалась на «онтологии наличного» ("Ontologie des Vorhandenen") [1, с. 26]. «Онтология наличного сущего», будучи фундаментом грамматики, основывалась на выделении лежащей в основе высказывания наличной вещи, которой приписывались различные свойства. То, что Аристотель называл ùnoKsfasvov (дословно: «лежащее в основе», «подлежащее», «das Zugrundeliegende»), которому приписывались au^ßsßpKÖTa («свойства», «признаки»), преобразовалось в грамматике наших языков в различие субъекта и предиката. Субстантивированный глагол «бытие» (das Sein) в грамматике и логике стал обозначть копулу, связку, которая соединяет субъект и предикат («S есть P»). Однако Хайдеггер считает, что бытие нельзя свести ни к вещи, которой могут быть приписаны свойства (тогда бытие уже перестает быть бытием и становится сущим), ни к функции копулы. Но как тогда язык, структура которого основана на отношении субъект - копула - предикат, может выражать бытие, которое ускользает от данных определений? Как мы можем говорить о том, для чего в грамматике языка не предусмотрено никакого места? В книге «Beiträge zur Philosophie» Хайдеггер сам высказал эту проблему: «С помощью обычного языка... истина бытия не сказывается. Может ли она вообще быть непосредственным образом сказана, если всякий язык есть язык сущего? Или можно изобрести какой-то новый язык для бытия? Нет» ("Mit der gewöhnlichen Sprache [...] läßt sich die Wahrheit des Seins nicht sagen. Kann diese überhaupt unmittelbar gesagt werden, wenn alle Sprache doch Sprache des Seienden ist? Oder kann eine neue Sprache für das Seyn erfunden werden? Nein.") [2, s. 78].
«Язык сущего» основан на той самой грамматике, которая укоренена в «онтологии наличного». Согласно Хайдеггеру приближение к «языку бытия» возможно лишь в том случае, если мы начнем понимать язык совершенно иначе или в корне изменим наше отношение нему. В книге «На пути к языку» автор высказывает следующий тезис: «Язык говорит. Человек говорит постольку, поскольку он соответствует языку. Соответствие есть слушание». ("Die Sprache spricht. Der Mensch spricht, insofern er der Sprache entspricht. Das Entsprechen fist Hören") [3, s. 30].
Мысль о том, что «язык говорит», представляет собой радикализацию очевидного опыта: язык есть живая система значений, которая дает возможность человеку, выросшему и существующему в определенном языке, выразить себя в нём тем или иным способом, но при этом никто из отдельных людей данный язык не создает. С другой стороны, не существует никакого языка без говорящего на нём человека. Язык, таким образом, имеет диалогическую структуру взаимной принадлежности. Язык - это не достояние, не имущество человека, но «соответствие». Соответствие в смысле отклика на зов. Если человек является говорящим существом, то он не сам по себе обрел это качество, отличающее его от всех других живых существ, но получил его «от языка», в том смысле, что сам язык «обратился» к нему.
Из этого разъяснения еще не понятно, насколько такая трактовка языка лучше «соответствует» «языку бытия», чем та, которая основана на логике. Если Хайдеггер указывает на то, что «соответствие есть слушание», то возникает вопрос о том, что слышно в этом «соответствии». По Хайдеггеру, мы не воспринимаем в этом слушании языка никаких высказанных звуков, но оказываемся в «некоем месте», из которого к нам обращаются слова. Петер Травны поясняет данную мысль следующим образом: «Если мы, например, пишем какой-то текст, не важно, письмо ли это, стихотворение или академическая работа, то написанное нами не надиктовывается нам каким-либо эмпирически фиксируемым и верифицируемым голосом. Скорее мы ищем формулировки и находим некое место, в котором они нам показывают себя. Эта сфера, из которой до нас доносятся слова и фразы, из которой слова приходят к нам на ум, не является никакой налично данной, наглядной вещью. Она пребывает как бы за горизонтом, и мы не имеем никакой возможности сказать, что это за предмет и как он выглядит» [4, s. 124]. Хайдеггер называет этот источник, который не является никаким источником (так как невозможно установить, где его начало и куда он ведет; это абсолютно неопредмечиваемая вещь), «звоном тиши» ("das Geläut der Stille') [5, s. 29]. Источником «сказания» (Sagen) и соответствующего ему «умения слушать» (Hörenkönnen) является язык как «звон тиши». По мнению Хайдеггера, такое представление о языке позволит выйти за пределы установленного логикой понимания языка.
Различие между языком как «слушанием бытия» и языком как информацией подчеркивается Хайдеггером в знаменитом изречении: «Язык есть дом бытия. В его обители живет человек». Язык, следовательно, не инструмент, которым располагает человек и с помощью которого он овладевает вещами и самим собой, добывая себе информацию. Подлинное мышление приводит к совсем другим результатам, чем информация. В философии Хайдеггера язык трактуется как
«обитель», в которой человек «живет». Мыслитель утверждает, что существует взаимосвязь между нашим способом жить в мире и нашим пониманием языка. Решающим здесь является различие между видением языка как «информации» и как «дома бытия».
Язык наличного сущего, восходящий к метафизической традиции, стал средством общения. С точки зрения мышления бытия этот язык является неподлинным и «дефективным», так как он приводит человека к забвению бытия. Дело в том, что слова такого инструментального языка теряют способность выражать собственный смысл. Иначе говоря, слова утратили имено-вательную силу, которая даровала вещам их бытие и сущность. Поэтому мы должны учиться слушать сам язык бытия, в котором слова тихо и молча высказывают истину бытия [6, с. 133].
Историю бытия Хайдеггер представляет как процесс деонтологизации языка, разрыва его связи с бытием. У греческих философов-досократиков (Гераклит, Анаксимандр, Парменид) язык является самообнаружением бытия («домом бытия»). Досократики называли понятием Aoyoç как бытие, так и язык. Сказанное являлось самой истиной бытия - àAqdsia, понятой как непота-енность (Unverborgenheit) бытия. При таком понимании языка и истины нет раскола на субъект и объект. Истоком такого раскола является отрыв речи от бытия, произошедший, по мнению Хайдеггера, впервые в метафизике Платона и закрепившийся в логике Аристотеля. При таком разрыве язык не является самообнаружением бытия, т. е. не имеет основания в самом себе. Он становится системой знаков, имеющих под собой то или иное основание или имеющих какое-либо значение только при условии указания на какой-либо объект. Вне указания на объект слово, которым владеет субъект, лишь пустой, бессильный знак, в котором ничего не обнаруживается и которое не может ничего дать вещам, кроме его голого обозначения. При субъект-объектной оппозиции бытие уходит как из знака (слова), так и из обозначаемого (вещи): как знаку слову «быть» нечего обозначать, потому что нет лежащего под ним предмета (подлежащего), на которое он мог бы указать. В субъект-объектной оппозиции бытию достается лишь роль копулы - знака без значения, который не добавляет никакого содержания в процессе высказывания (предикации) о подлежащем (субъекте). Язык не имеет и не открывает ничего своего, но только обозначает связями (копулами) своих знаков связи между объектами. Таким образом, возникновение грамматики, субъект-объектная оппозиция и основанная на ней теория истины как соответствия образов субъекта объекту действительности были неразрывно связаны друг с другом и обусловили процесс деонтологизации языка. Кратко хайдеггеровскую оппозицию подлинный - неподлинный язык или язык бытия - язык наличного сущего можно описать так:
- подлинный язык или «праязык» (язык бытия) - язык обнаруживающих вещи слов; обнаруживая в себе бытие, они открывают его именовательную силу (Nennkraft); это слушание «звона тиши»;
- неподлинный язык (язык наличных вещей) - язык указывающих (обозначающих) слов, не имеющих в себе никакой именовательной силы; это средство передачи информации.
Проявление «языка бытия» как «умения слушать» можно увидеть в поэзии, которую нельзя редуцировать к логически исчисляемой информации. В поэзии, по мнению Хайдеггера, слова еще сохранили следы своей «именовательной силы». Под такой поэзией Хайдеггер имеет в виду, прежде всего, творчество Ф. Гёльдерлина, И.П. Гебела, Р. Рильке, Г. Тракля, С. Георге, Г. Бенна.
И.О. Ситникова отмечает, что размышления Хайдеггера об утрате словами именовательной силы перекликаются с поэтическими установками особенно почитаемых философом-экс-прессионистов (Г. Тракля, С. Георге, Г. Бенна), которые также заявляли о необходимости вернуть словам их первоначальную силу [7, с. 68].
Основными способами поиска подлинного смысла слов у Хайдеггера являются интерпретации значения лексем на основе возврата к внутренней форме слова или их переосмысление, авторские этимологические толкования (так называемые «хайдеггеровские этимологии»), а также создание неологизмов с помощью словообразования и словообразовательной игры. Такие стратегии работы со словом получают порой довольно скептическую оценку у филологов, исследующих его творчество. Так П. Кардорф считает, что хайдеггеровские этимологические исследования нельзя оценивать с точки зрения критериев научности, так как философия Хайдеггера является скорее поэтическим мышлением, или поэзией бытия, чем серьёзным научным изысканием [8, с. 67- 68].
Г. Швеппенгейзер более критичен в своих оценках хайдеггеровских интерпретаций семантики лексем. Создание так называемых подлинных значений слова данный исследователь называет произволом, поскольку Хайдеггер, по его мнению, берет одно из значений, в действительности свойственное слову или «подсмотренное в процессе пристального вглядывания в слово», и строит на его основе свое толкование. Поэтому так называемый исконный язык Хайдеггера производен и зависим от повседневного [9, с. 45]. Философ и социолог Т. Адорно также критикует «подлинный» язык Хайдеггера и расценивает его как «жаргон подлинности», которым наряду с Хайдеггером пользовались и другие представители интеллектуальной элиты Германии первой
половины XX в. (большей частью последователи Хайдеггера) с целью завуалировать свои социально-политические притязания или консервативно-идеологические установки [10, с. 15-60].
Многие исследователи (как лингвисты, так и философы) обращают внимание на произвольность Хайдеггера в обращении со словами и в толковании их смысла, но по-разному оценивают этот факт. Однако вопрос о научной точности и верности хайдеггеровских изысканий в области языка, проблема идентификации их подлинности и поиска скрытого идеологического подтекста в его словах не являются предметом нашего рассмотрения в данной статье, посвященной анализу онтологических аспектов понимания языка в хайдеггеровской онтогерменевтике.
Принимая во внимание тот факт, что стратегии философствования Хайдеггера в языковом аспекте находят своё отражение, во-первых, в активной работе со словом, а именно в активном продуцировании новообразований для выражения создаваемых им новых смысловых конструкций, и. во-вторых, в установке на приоритет родного языка, можно предположить, что доминирующий способ производства новых слов и семем следует искать преимущественно в сфере словообразования. Процесс словообразования неразрывно связан с мышлением автора, поэтому, с одной стороны, структурные, стилистические и семантические параметры новообразований должны быть обусловлены содержанием философии Хайдеггера, с другой стороны - само словообразование должно участвовать в процессе философствования и создания смыслов.
Словотворчество для именования незримого, происходящее в ситуации философского мышления - это, безусловно, интересный лингвистический феномен. К сожалению, современный философский дискурс довольно редко становится объектом лингвистического исследования. Можно констатировать наличие относительно устойчивого интереса специалистов в области языкознания лишь к произведениям тех немногих мыслителей, которые обрели славу величайших художественных стилистов. Центром внимания здесь чаще всего оказывается, конечно же, Фридрих Ницше [11, с. 52-53]. Однако и в этом случае лингвистами и филологами изучается именно соответствующий аспект - особенность художественного стиля философа как писателя среди других писателей, в то время как лингвистическая специфика непосредственно самого философского языка практически никогда не обособляется в качестве предмета исследования. Необходимость такого рода исследований определяется тем, что философия образует особую и очень важную нишу в языковой картине мира. Это обусловлено функцией и задачами философского языка: выразить в слове предельно общие смыслы человеческого существования, мира и бытия в целом. Каждый философ пытается создать словарь, в котором выражает себя духом эпохи. Философский текст является своего рода испытанием языковых возможностей для реализации этих задач. В наибольшей степени такая установка проявилась в трудах М. Хайдеггера, который сделал работу со словом главным принципом мышления и методологической основой своих философских изысканий. Многие исследователи философии Хайдеггера отмечают, что его произведения отличаются языковой самобытностью, которая проявляется в активном словотворчестве и в достаточно вольном обращении с языком.
М. Хайдеггер занимает особое место в современной философии, что связано с радикальностью и новизной поставленных им вопросов и задач - с необходимостью деструкции всей метафизической традиции философии и вопрошания бытия, с подготовкой и расчищением пути к новому способу мышления и существования человека в мире [12, с. 46]. Очевидна невыполнимость этих задач вне обнаружения и развертывания незадействованных потенций языка. Хайдег-геровские стратегии работы с языком являются в некоторой степени практической реализацией его собственной философии и, прежде всего, его философии языка.
В некоторых своих работах Хайдеггер называл современную эпоху эпохой «абсолютного субъективизма» или эпохой «опредмечивания». Это значит, что любое сущее рассматривается сегодня только лишь как предмет (средство или сырье), имеющийся в распоряжении у субъекта. Отсюда - утрата целостности мира, раскол на субъект и объект, отсюда - все описанные выше процессы расщепления, дезинтеграции, экономизации, потребительства и технизации. Язык также низводится до уровня простого средства, которым самостоятельный мыслящий субъект пользуется для своих нужд. Разумеется, М. Хайдеггер не отвергает полностью определение языка как средства общения, но говорит о том, что оно является очень ограниченным и справедливо только в отношении онтического, т. е. наличного сущего (эмпирически данных вещей).
Философское мышление занято не онтическим, а онтологическим, т. е. не наличным сущим, но тем началом, которое позволяет тому или иному сущему в качестве такового быть, или -если выразить то же самое кантовским языком - не самими вещами, но условием возможности всяких вещей. Философия - это усмотрение незримого. Поэтому в ситуации философского мышления схема номинации «знаковая система - предметная реальность» оказывается в затруднительном положении. Философская мысль также нуждается в новых словах; при этом она не озадачена необходимостью придумать новые обозначения для предметов, но ищет смысла. Однако смысл - это не предмет, который нужно обозначить словом. Смысл не может быть вне, до или после слова, как и слово не может быть отделенным от своего смысла. Смысл не обозначается
словом, но извлекается из слова, оставаясь в нем, а слово, в свою очередь, выражает смысл. Только принадлежа друг другу, мысль и слово могут быть тем, что они есть.
Список источников:
1. Косыхин В.Г. Время собственное : онтология и темпоральность у М. Хайдеггера и М. Бланшо // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 7 : Философия. Социология и социальные технологии. 2008. № 2 (8). С. 24-28.
2. Heidegger M. Beiträge zur Philosophie (Vom Ereignis). Gesamtausgabe. Bd. 65. Frankfurt a. M., 1989. Bd. 65. 513 s.
3. Heidegger M. Gesamtausgabe. Band 12. Frankfurt a. M., Vittorio Klostermann, 1985. Bd. 12. 262 s.
4. Trawny P. Martin Heidegger. Frankfurt a. M., 2003. 312 s.
5. Heidegger M. Gesamtausgabe. ... S. 29.
6. Малкина С.М. Постметафизические конфигурации онтологии. Саратов, 2015. 268 с.
7. Ситникова И.О. Система языковых средств аргументации и воздействия на адресата в философских трудах М. Хайдеггера : дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2003. 162 с.
8. Cardorff P. Martin Heidegger. Frankfurt a. M. / N.Y., 1991. 225 s.
9. Ситникова И.О. Система языковых средств. С. 45.
10. Адорно Т.В. Жаргон подлинности. О немецкой идеологии. М., 2011. 191 с.
11. Малкина С.М. Деррида и Гадамер : проблемы диалога // Вестник Московского университета. Серия 7 : Философия. 2012. № 3. С. 51-63.
12. Косыхин В.Г. Критический анализ онтологических оснований нигилизма : дис. ... д-ра филос. наук / Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского. Саратов, 2009. 364 с.
Информация об авторах А.Г. Чебан - аспирант философского факультета Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского, Саратов, Россия. https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=637894.
Р.В. Маслов - профессор кафедры философии и методологии науки Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского, Саратов, Россия.
https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=379412.
Я.Д. Гущин - магистрант философского факультета Саратовского национального исследовательского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского, Саратов, Россия. https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1037402.
Information about the authors A.G. Cheban - PhD student, Faculty of Philosophy, Saratov National Research State University named after N.G. Chernyshevsky, Saratov, Russia.
https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=637894.
R.V. Maslov - Professor, Philosophy and Methodology of Science Department, Saratov National Research State University named after N.G. Chernyshevsky, Saratov, Russia. https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=379412.
J.D. Gushchin - Master's degree student, Faculty of Philosophy, Saratov National Research State University named after N.G. Chernyshevsky, Saratov, Russia. https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=1037402.
Поступила в редакцию / Received 07.06.2021; Поступила после рецензирования / Revised 15.06.2021; Принята к публикации / Accepted 08.07.2021.
