CC BY
935
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (98) 2011
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
удк 130 2 Е. В. КУЗНЕЦОВА
Филиал Международного института экономики и права в г. Набережные Челны
язык
И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ
Тема статьи — роль языка в процессе формирования национальной идентичности. Автор статьи приводит мнения различных представителей философии, социологии, политологии, истории по поводу взаимосвязи между нацией, национальной идентичностью и национальным языком. Автор анализирует, каким образом различные лингвистические явления влияют на национальную идеологию и самоидентичность. Автор приходит к выводу, что необходимо сохранить существующее языковое и культурное многообразие.
Ключевые слова: национальная идеология, национальная самоидентичность, культурный плюрализм, языковое многообразие, языковые мифы, языковая и культурная интеграция.
Темой многих исследований национальной идентичности последних десятилетий было определяющее значение языка в ее формировании. Ряд политологов, культурологов, историков утверждали, что существование национального языка составляет основу национальной идеологии. В то же время другие ученые считали, что национальные языки не были даны изначально, а были созданы народами в результате формирования национальной идеологии и национального самосознания. В качестве примера можно привести формирование языкового пространства Британских островов, которое на протяжении многих веков
представляло собой смешение местных диалектов (германских или кельтских по происхождению). Только в эпоху Возрождения и Нового Времени люди создали письменный вариант (литературный) английского, ирландского, шотландского, валлийского языков. При этом сосуществование в Шотландии двух отдельных языков — гаэльского и шотландского — не способствовало, а препятствовало развитию языкового национализма и национального самосознания. Очевидно, что национальный язык и создание национальной идентичности взаимосвязаны. Если вернуться в историю, то можно вспомнить: вопрос
о том, что такое нация, приобрел свою значимость и актуальность во второй половине XVIII века. Так, Дж. Джозеф считает, что идеи «нации» и «национализма» стали складываться в сложной политической обстановке рубежа XVIII— XIX веков [1, с. 4 — 32], тогда же встает вопрос и о языке. И. Г. Фихте в 1806 г. в своих «Речах к немецкой нации» утверждал, что определяющей особенностью нации служит язык.
Подход к изучению национализма, предложенный Э. Хобсбаумом, утверждает, что национализм тесно связан с социально-экономическими факторами, и он претерпел серьезные изменения в результате «холодной войны». Хобсбаум соглашается, что национальные языки играю важную роль в дискурсе национализма, но при этом никак нельзя отрицать роль других факторов. Хобсбаум определяет стандартный (национальный) язык следующим образом: «Это некая платоновская идея языка, которая скрыто существует за всеми его несовершенными вариантами» [2, с. 173]. Джозеф не вполне соглашается с этой идей, так как язык действительно на стадии своего создания находится в собственности интеллектуалов, но, попадая в сферу образования, он получает широкое распространение.
М. Сильверстейн считает, как и Э. Хобсбаум, что национальные языки и идентичности находятся в сложном диалектическом взаимодействии. Но он строго разграничивает языковую и политическую реальности, для него историческим фокусом национализма является не язык, а политика и экономика, язык же есть, по его мнению, простое отражение реального национализма [3, с. 71].
Мы позволили себе не согласиться с данной точкой зрения, так как известны факты, когда исследования в области языка, языковые мифы способствовали укреплению или ослаблению национализма.
Важным компонентом в сохранении этнокультурной индивидуальности народа является мифотворчество. Мифы сплачивают человеческое сообщество, укрепляет его веру в себя, повышают его жизнеспособность, наконец, формируют его самосознание. Особую категорию составляют языковые мифы. Почти каждый народ считает свой язык красивым, совершенным, полезным» [4, с. 165]
Так, миф японского языка вырос из ощущения исключительного положения Японии в мире, сложившегося из географической изолированности страны от континента и всего мира в целом, также из веры в происхождение императорской династии от богини Солнца. После прихода к власти рода Токугава в XVI веке на протяжении почти двухсот пятидесяти лет проводилась политика закрытости, культурной самоизоляции Японии от других стран, что усилило эти представления. Как следствие, тезис японских исследователей (Н. Мо-цуо, Ш. Ватанабе) о том, что японский язык обладает совершенно уникальным духом. Ш. Ватанабе превозносит иррациональность японского языка, постичь которую иностранцам невозможно» [5, с. 9]. Таким образом, через язык утверждается исключительность японского народа и японской культуры в мире.
Еще один народ, создавший обширную мифологию, — это турки. Этнокультурной гордости турок, прежде всего, должны служить старания ученых обнаружить предполагаемые связи и контакты турецкого языка с древними языками Аравии, Месопотамии, в частности с шумерским языком. В этой ситуации следует упомянуть «солнечную теорию», в которой турецкий язык рассматривается как самый древний и культурный язык мира и как источник, из которого возникли все остальные языки.
В качестве еще одного примера «лингвистиче- |1| ского» шовинизма можно привести миф о славянском языке как прародителе всех других языков мира. Так,
М. Драстих находит свидетельства существования древних славян еще в Атлантиде. А. Горак считает, что славяне заложили основы египетской цивилизации, и язык исконного населения Месопотамии был праславянский.
Как мы видим, все языковые мифы, как правило, переплетаются с историческими мифами и ставят своей целью превознести значимость культуры своего народа, то есть сформировать или усилить этноцентризм. Между тем ни одна этническая общность никогда не могла существовать изолированно от других, практически каждый этнос в той или иной степени всегда был открыт для контактов и восприятия культурных достижений других народов и одновременно был готов делиться собственными культурными достижениями и ценностями. И чем больше культура того или иного народа включала в себя различных этнокультурных элементов, тем богаче она становилась.
Вопрос о взаимосвязи национального языка и национальной идентичности представляется на сегодня наиболее актуальным по ряду причин. Во-первых, необходимо разграничить понятия нация и этнос, так как в настоящее время понятие «государство» отождествляется с понятием «нация», и существующая путаница может быть опасной.
В новое время жители государства отождествлялись с неким сообществом, объединенным языком, культурой, этническим происхождением. Соответственно, как отмечает Хобсбаум, идеалом такого государства считалось этнически, культурно и лингвистически однородное население. Но такое стремление к «этническому очищению» в наши дни нереалистично и опасно, поскольку мощные глобализаци-онно-миграционные, а также политические процессы XX века изменили и политическую карту мира, и лингво-культурную ситуацию коренным образом.
И это второй фактор, детерминирующий важность рассмотрения языка и национальной идентичности.
Наконец, третий заключается в том, что языковая личность многомерна, и в результате существующего мультикультурализма мы вправе утверждать, что в ее основе лежит множественная идентичность, а не однородная, причем это касается и идентичности национальной, и культурной, и этнической, и лингвистической. Известны исторические факты, когда человек, будучи по своим этническим корням евреем, культурно, национально и лингвистически идентифицировал себя как русский (например, Б. Пастернак).
Конфликты по поводу языка в сегодняшнем мире достаточно привычны, и эти конфликты не просто связаны с борьбой за язык, они ведутся при помощи языка. В этом отношении решающее значениие имеют всеобщие или международные аспекты национализма. В данной связи примечателен так называемый спор между примордиалистами и конструктивистами.
Сторонники примордиалистского подхода убеждены, что местная социокультурная реальность отмечена самобытностью, и прежде всего это касается культурной и политической «повседневной» жизни народа. При конструктивистком подходе социальные, политические, экономические и исторические процессы и условия сочетаются определяющим факторами при «конструировании» наций и этнических групп. Почти все представители этого направления полагают, что, вследствие возрастания рациональности и сложности современного общества, социаль-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (98) 2011 ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ные идентичности, основанные на «мифах» культурной самобытности и подлинности, становятся ненужными и неуместными. Рассмотрим ряд пунктов в аргументации примордиалистов и конструктивистов по интересующим нас вопросам.
Характеризуя основную особенность связи между языком и этничностью, примордиалисты рассматривают эту связь обязательной, неоспоримой, закрепляемой преемственностью между поколениями. Сохранение подлинной этнической идентичности, по их мнению, невозможно без традиционно связанного с нею языка. И, как правило, в прошлом немало народов исчезало вместе со своим языком (шумеры). С точки зрения конструктивистов, имеется немало «свидетельств» обратного: утрата связи с языком не приводила к утрате соответствующей этнической идентичности, и наоборот, известно, когда народ исчезал (римляне), а язык продолжал жить: в образовательных институтах, в культурных артефактах и других языках (латинский).
Отношение к корням и традиционным ценностям и нравственным ориентациям у примордиалистов и конструктивистов также различно. Если примордиалисты стремятся к сохранению древних святынь, то конструктивисты отказываются от старых источников.
Примордиалисты также утверждают, что народы, утратившие свой исторический язык и традиционно связанную с ним этнокультуру, испытывают на себе мучительный опыт пребывания «между жизнью и смертью». Вместе с утратой языка они утрачивают свои сложившиеся представления о нравственности, значимости прошлого, настоящего, будущего. Конструктивисты же продолжают предсказывать приход «дивного нового мира единых рынков и тесно связанных мегаценностей, мегакультур и мегаязыков» [6, с. 120]. Конструктивисты почти не сомневаются в том, что Европейский союз неизбежно возьмет курс на сокращение числа действующих языков, то есть они считают естественным процесс сокращения существующего числа языков и этнокультур.
Безусловно, мы живем в эпоху становления нового мирового лингвопорядка, к которому привели и некоторые политические события (распад СССР, Югославии, объединение Германии), создание новых коммуникационных каналов, демографические и миграционные процессы.
В частности, некоторые исследователи (Д. Грэд-дол) утверждают, что в XX веке ни один язык не будет занимать такого главенствующего положения, какое английский язык занимал в XX веке. К середине XXI века доминирующую роль будут играть несколько языков, а именно: китайский, урду, английский, испанский, арабский. При этом следует учесть, что данные языки будут функционировать не только в границах географического пространства, но и в пространстве виртуальном, в котором доминирует английский язык.
В своей работе «Геостратегия интерлингвизма» М. Фетт обращает внимание на то, что с конца XV века развивалась лингвистическая политическая стратегия в тандеме с теорией нации и государства, которая была направлена на использование единственного языка в общественном управлении и образовании на всей территории одного государства или в пределах четко установленных границ. В XX веке эта стратегия больше не может являться адекватным инструментом проведения национальной политики. Национальные экономики интегрируются в мировую экономику, капитал и рабочая сила стали более мобильными, значи-
тельно увеличилась скорость и расширилась единая информационно-коммуникационная сеть. Каждое лингво-культурное сообщество столкнулось с решением непростой для себя проблемы как сохранить собственное этнокультурное своеобразие, язык, культурные традиции и, одновременно, не стать активным участником интеграционно-глобализационных процессов.
Между тем Европейский союз уже сформулировал для каждого индивида универсальную задачу овладения тремя языками. И если эта идея получит распространение, то система национального образования в ряде стран подвергнется серьезным изменениям, произойдут изменения и на политической арене. Очевидно, что необходим язык межнационального общения. На роль такового серьезно претендует английский язык, уже сегодня интегрирующийся в образовательные и общественные структуры. Английский язык проникает в повседневную жизнь, он отличается возрастающей востребованностью в мире высококвалифицированных специалистов, доминирует в информационно-коммуникационной системе. М. Фетт высказывает интересную точку зрения, согласно которой в будущей Европе наиболее вероятным будет сочетание «потребительского» английского с «элитным плюрилингвизмом», когда национальные и региональные языки займут экономические, технические и культурные ниши, принадлежащие до этого английскому языку.
Язык выступает как орган коллективного мышления, коллективной рефлексии. И интеграция важна не только как обобществление социально-духовного опыта, но и как коллективная рефлексия, для осуществления которой на современном этапе необходим единый суперэтнический язык. Причем это не является новым, так как человеческое сообщество еще в начале своего становления не мыслило себя вне планетарного контекста, отсюда библейский миф о Вавилонской башне и смешении языков. Но для эффективности той же коллективной рефлексии важно сохранить все существующие этнические языки как носителей духа каждого из народов. Иначе произойдет культурное нивелирование, результатом которого станет создание универсальной массовой культуры. Следует помнить, что, согласно Гумбольдту, формы всех языков восходят к одной форме, «и весь род человеческий говорит на одном языке, а каждый человек обладает своим собственным языком» [7, с. 184]. Сохранение всех существующих сегодня в мире языков поможет сохранить культурное многообразие, а создание некоего общего языка может стать ключом ко всем интеграционно-глобализационным процессам.
Библиографический список
1. Джозеф, Дж. Язык и национальная идентичность / Дж. Джозеф //Логос ’.Философско-литературныйжурнал. — М., 2005 — №4. - С. 4-32.
2. Хобсбаум, Э. Язык, культура и национальная идентичность / Э. Хобсбаум // Логос : Философско-литературный журнал. — М., 2005. - №4. - С. 173- 183.
3. Сильверстейн, М. Уорфеланство и лингвистическое воображение нации / М. Сильверстейн. — М.: Наука. — С. 71 — 115.
4. Крупа, В. Языковые мифы и их миссия / В. Крупа, С. Онд-рейович // Глобализация — этнизация: этнокультурные и этоно-язычные процессы. Кн. 1. — М.: Наука, 2006. - С. 165.
5. Watanabe, Sh. On the Japanese Language / Sh. Watanabe. — N.. 1974. - 290 p.
6. Фишман, Дж. Сегодняшние споры между приморди-алистами и конструктивистами: Связь между языком и этнич-ностью / Дж. Фишман. — М.: Наука, 2007. — 250 с.
7. Гумбольдт, В. фон. Избранные труды по языкознанию / В. фон Гумбольдт. — М.: Прогресс, 1984. — 450 с.
КУЗНЕЦОВА Евгения Владимировна, кандидат философских наук, доцент (Россия), директор.
Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 11.11.2010г.
© Е. В. Кузнецова
УДК 82.091 Э. И. КОПТЕВА
Омский государственный педагогический университет
«НОВЕЛЛИЗАЦИЯ»
СКАЗОЧНОЙ ФОРМЫ И ПАРОДИЙНОЕ СЛОВО В СБОРНИКЕ М. Д. ЧУЛКОВА «ПЕРЕСМЕШНИК,
ИЛИ СЛАВЕНСКИЕ СКАЗКИ»
В данной статье рассматривается своеобразие пародийных приемов в повестях из сборника М. Д. Чулкова «Пересмешник, или Славенские сказки», в частности, «переворачивание» сюжетной схемы волшебной сказки. Осмысляется также редуцирование сказочного повествования в анекдотической форме текста сборника.
Ключевые слова: пародия, волшебная сказка, анекдот, новелла, авантюрный сюжет, трикстер.
1760— 1770 гг. — переходный этап в развитии русской литературы. Классицистическая жанровая система постепенно разлагается, вместе с тем активизируются художественные поиски авторов. Именно в это время появляются различные пародийные формы: ирои-комическая поэма, «вздорные» оды А. П. Сумарокова, различные сатирические и пародийные тексты в журнальной публицистике, наконец, эксперименты с романными формами Ф. А. Эмина, М. Д. Чулкова и других писателей.
По нашему мнению, в литературном сознании последних десятилетий XVIII в. складывается развернутая система оппозиций: официальное / неофициальное, серьёзное / смешное, гражданское / приватное, высокий сюжет / низкий сюжет и т.д. Феномен литературной игры со словом, приемом, жанром, сюжетом, а в конечном счете, и с читателем раскрывается в целом ряде своеобразных произведений Н. И. Новикова, Ф. А. Эмина, М. Д. Чулкова, И. А. Крылова.
На какую же традицию опирались русские авторы в своих поисках? М. М. Бахтин, размышляя об эволюции форм художественного слова, отмечал: «Не во всякую эпоху возможно прямое авторское слово, не всякая эпоха обладает стилем, ибо стиль предполагает наличие авторитетных точек зрения и авторитетных и отстоявшихся идеологических оценок. В такие эпохи остается или путь стилизации, или обращение к в нелитературным формам повествования, обладающим определенной манерой видеть и изображать мир. Где нет адекватной формы для непосредственного выражения авторских мыслей, приходится прибегать к преломлению их в чужом слове» [ 1, с. 328].
В русской литературе конца XVIII в. авторы неустанно экспериментируют с «чужим» словом, в то
время как высокая книжная традиция диктует обращение к риторическому назидательному однонаправленному слову, живое общение, развивающаяся бытовая культура, воздействие исторически сложившихся форм фольклора привлекают русских писателей своим разнообразием, возможностью выражения национальной «физиономии». Поскольку собственно художественная традиция в этот период находится в своем становлении, в отечественной литературе, по выражению Бахтина, еще не «отстоялись» ни формы, ни сама «среда преломления», в формирующейся русской прозе постепенно приобретает вес «двуголосое слово», то есть ориентирующееся на чужую устную или письменную речь (стилизация, пародия, сказ, диалог).
Как создается подобное слово? Как ощущаются возможности пародии? Мы пытаемся ответить на эти вопросы, опираясь на сборник Чулкова (1740 — 1793), в названии которого уже различается пародийная установка, — «Пересмешник, или Славенские сказки» (1766 — 1768). Автор известен в отечественной традиции не только как оригинальный прозаик, но и как собиратель народных сказок, песен, быличек и преданий, издатель и автор журналов «И то, и сё» (1769), «Парнасский щепетильник» (1770) [2].
Говоря о стадиальности развития европейской литературы, В. Я. Пропп отмечал: «Новая светская литература создавалась на базе национального фольклора, главным образом фольклора повествовательного, и прежде всего сказки» [3, с. 28]. Обращая внимание на переработку сказочных сюжетов в художественных произведениях Нового времени, исследователь характеризовал своеобразие трансформации фольклорной традиции: «<...> писатель, черпа-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (98) 2011
