CC BY
109
УДК 94 (47). 083
Э.В. Костяев
ЯВЛЯЛСЯ ЛИ Г.В. ПЛЕХАНОВ СТОРОННИКОМ ЦАРИЗМА В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ?
Проводится детальный анализ обвинений в адрес «отца русского марксизма» и основателя российской социал-демократии Г. В. Плеханова в поддержке са-
модержавия и царского правительства в период Первой мировой войны и делается вывод о полной необоснованности этих обвинений.
Социал-демократия, меньшевизм, Первая мировая война, оборончество, царизм
E.V. Kostyaev
DID G. V. PLEKHANOV SUPPORT TSARIS1H DURING THE FIRST WORLD WAR?
The detailed analysis refers the charges against «the father of the Russian marxism» and the fooudee af the Ruusiaa aooial aemoocaay G. V. Plekhanov who supported the autocracy and the tsarist government during the First World War. The conclusions are made about the total inconsistency of the charges.
Social democracy, Menshevism, First World War, defensism, tsarism
Тема взаимоотношений оппозиционных деятелей с властями в критические периоды истории того или иного государства всегда была и остаётся весьма актуальной. Поэтому когда «отец русского марксизма» и основатель российской социал-демократии Георгий Валентинович Плеханов (18561918) занял с началом Первой мировой войны «оборонческую» позицию, призвав население России к участию в её защите от нападения Германии, в его адрес со стороны антиоборончески настроенных коллег по партии прозвучали необоснованные обвинения в поддержке царского правительства. Так, большевик Григорий Зиновьев (Радомысльский) в опубликованной 1 ноября 1914 г. в газете «Социал-демократ» статье «Против течения» повествовал о том, как в атмосфере «бешеного разгула шовинизма» в начале войны Плеханов для борьбы с германским милитаризмом апеллировал к «культуре» русских казаков и Николая Романова [4], а летом 1915 г. лидер большевиков Ленин и тот же Зиновьев утверждали, что он опустился до объявления войны справедливой со стороны царизма [8].
Тема отношения Плеханова к царскому правительству, во-первых, недостаточно освещена в исторической литературе, во-вторых, по-разному трактуется в имеющихся на данный момент публикациях. Так, американский историк С. Бэрон пишет, что Плеханов, «почти сорок лет призывавший русский народ свергнуть царское правительство», во время войны «уговаривал защищать самодержавие» [2]. С. Тютюкин бедой Плеханова считает то, что ему не удалось в годы войны «найти ту грань, за которой защита интересов рабочих объективно превращалась в поддержку правящего царского режима...» [14]. И. Урилов допускает противоречие, когда в одном месте утверждает, что, заняв в начале мирового конфликта «оборонческую» позицию, Плеханов призвал россиян «поддержать своё правительство в борьбе с Германией и её союзниками», и ничем это не аргументирует, а в другом справедливо замечает, что в годы войны Георгий Валентинович «призывал защищать Россию, а не царское правительство» [15].
Между тем истинное отношение Плеханова и его единомышленников к царскому правительству проявилось в их позиции относительно голосования думских социал-демократов за или против выделения ему военных кредитов. Думские депутаты от Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) поступили «как истинные социалисты, не голосуя за бюджет, - сказал Плеханов 11 октября 1914 г. в докладе на собрании социал-демократов в Лозанне, - потому что политика царского правительства ослабила оборону страны». При республиканском правительстве страна проявила бы не только склонность к упорному сопротивлению, но своими победами помогла бы республиканской Франции, чего при правительстве царском, полагал он, нельзя было ожидать. При этом, правда, Плеханов признавал, что «соблюсти себя» членам думской фракции было легче, чем их западно-европейским коллегам, потому что, как выразился французский социалист Самба по поводу поведения российской социал-демократии, «пятилетней девочке легче соблюсти свою невинность, нежели взрослой женщине». Однако в заключение доклада Плеханов всё же выразил надежду, что война поведёт к торжеству социализма в России, так как социал-демократы показали свою неспособность «ни к сделкам с царским правительством, ни к оппортунистской тактике» [5, 17]. В письме от 21 января 1915 г., увезённом из Сан-Ремо в Петроград навестившими его там членами группы «Единство» А. Поповым (Воробьёвым) и
Н. Стойновым, Ида Аксельрод, Пантелеймон Дневницкий (Фёдор Цедербаум) и Плеханов советовали думской фракции голосовать против военных кредитов, мотивируя это тем, что, «хотя мы и считаем совершенно необходимой оборону страны, но, к сожалению, это первой важности дело находится в слишком ненадёжных руках самодержавного царского правительства» [17].
В связи с рядом тяжёлых военных поражений весны-лета 1915 г., принесших России ощутимые территориальные потери, Плеханов изменил позицию. В июле 1915 г. он писал думскому депутату меньшевику Андрею Бурьянову: «...Вы и Ваши товарищи... просто-напросто не можете голосовать против военных кредитов. .голосование против кредитов было бы изменой (по отношению к народу), а воздержание от голосования. трусостью; голосуйте - за!» [9]. Поменяв в связи со сложившимися на театре военных действий обстоятельствами точку зрения на вопрос о голосовании за или против военных кредитов, Плеханов не преминул заметить, что вотирование думских социал-демократов против выделения кредитов было бы изменой по отношению именно к народу, царское правительство при этом не упоминалось.
Не вставал Плеханов с началом войны и на позицию поддержки правительства, защищавшего Отечество, как это утверждает Урилов [15]. И не прекращал, как об этом пишет Тютюкин, критиковать внешнюю и внутреннюю политику царизма, направив все свои силы на антигерманскую пропаганду [14]. В открытом письме болгарскому социалисту Петрову от 14 октября 1914 г. Плеханов отметил, что как был, так и остаётся «непримиримым врагом реакции» [12]. А когда в письме из Женевы от 12 октября 1915 г. Георгий Валентинович сетовал своему единомышленнику князю Константину Андронникову (Кахели), что его рукописи не доходили до редакции газеты «Призыв» в Париже, то прибавлял при этом: «Очевидно, цензура (где, наверное, есть царский чиновник) находит, что мы опаснее для царизма, чем "Наше Слово". И она права!» [5].
Определяя своё отношение к войне под впечатлением французской обстановки и солидаризировавшись с политикой «священного единения» социалистов стран Западной Европы, для России Плеханов делал исключение. В докладе, прочитанном в начале войны на собрании группы российских социалистов в Женеве, он попытался выработать антивоенную платформу, которая смогла бы их объединить. В этой платформе, по мысли Плеханова, надо было отметить, что наши социалисты «понимают и одобряют голосование кредитов западными социалистами и их вхождение в правительства национального единения, но вместе с тем указать на исключительные условия, существующие в России, где социалисты лишены возможности, даже для правых целей войны, поддерживать своё самодержавное правительство». На такой платформе неприятия поддержки царского правительства даже в ходе мирового конфликта Плеханов оставался и впоследствии, поэтому не очень понятно, почему меньшевик Ираклий Церетели сделал в своих мемуарах вывод, что он не смог удержаться на первоначальной «половинчатой позиции и, доведя свою исходную точку зрения до логического конца, стал решительным сторонником политики национального единения в России» [16]. Если при этом имелось в виду изменение по ходу войны точки зрения Плеханова на вопрос о голосовании думских меньшевиков за или против предоставления военных кредитов, то оно, если вникнуть в его суть, не являлось свидетельством поддержки царского правительства.
На циркулировавшие тогда в революционной среде разговоры, что, защищая свою страну, российский пролетариат будет тем самым поддерживать царизм, Плеханов и его единомышленники отвечали, что в действительности выйдет наоборот: «В процессе самозащиты России неизбежно обнаружится несостоятельность русского царизма, - говорилось в отправленном из Сан-Ремо 3 февраля 1915 г. петроградской группе «Единство» письме Иды Аксельрод, Плеханова и Дневницкого, с содержанием которого солидаризировался Валентин Ольгин (Фомин). - Задача агитации в том и заключается, чтобы содействовать обнаружению этой несостоятельности». А в добавлении к данному письму от 4 февраля, отвечая на вопрос партийных товарищей относительно голосования за или против военных кредитов, его авторы указывали: «Мы очень и очень советуем фракции, а если бы она не согласилась, нашему депутату (Бурьянову - Э. К.), голосуя против соответствующих кредитов (курсив документа - Э. К.), мотивировать такое голосование тем, что, хотя мы и считаем совершенно необходимой оборону страны, но, к сожалению, это первой важности дело находится в слишком ненадёжных руках самодержавного царского правительства» [17].
В резолюции по вопросу о войне, принятой на состоявшемся 29-30 августа 1915 г. в Женеве Совещании заграничных групп социал-демократов «партийцев», было отмечено, что российский пролетариат, участвуя в обороне своей страны, отнюдь не должен прекращать борьбы «с реакционным правительством: чем больше обнаруживается и будет обнаруживаться несостоятельность этого правительства в деле обороны страны от неприятельского нашествия, тем значительнее обостряется и будет обостряться борьба с Царизмом всех более или менее прогрессивных элементов населения; пролетариат обязан взять на себя роль руководителя в этой борьбе, ведя её таким образом, чтобы она не только не ослабляла, но увеличивала силы сопротивления страны внешнему врагу» [5].
Изобиловала антиправительственной риторикой и резолюция о тактике, выработанная Плехановым вместе с эсером Авксентьевым и единогласно принятая совместным совещанием социал-демократов и эсеров в Лозанне 5-10 сентября 1915 г. Участие в обороне страны становилось ещё более обязательным для
российской демократии всех оттенков в виду того, говорилось в ней, что с каждым днём всё резче «обнаруживается несостоятельность царизма даже в деле обороны страны от внешнего врага и всё более проникает в народ сознание необходимости нового, свободного политического порядка». Рост этого сознания, а, следовательно, и ход борьбы с царизмом, гласила резолюция, может быть ускорен «не отказом от участия в деле народной самообороны и не дикой проповедью «активного содействия поражению страны», а, наоборот, самым деятельным участием во всём том, что так или иначе увеличивает шансы победы России и её союзников». Далее следовала фраза, красноречивее которой в плане определения антиправительственного характера позиции Плеханова и его соратников придумать трудно: «Освобождение России от внутреннего врага (старого порядка и его защитников), достигаемое в процессе её самообороны от иностранного нашествия, - такова та великая цель, которой безусловно должны быть подчинены все частные задачи и второстепенные соображения» [13].
Если учесть, что духом данной резолюции было пропитано содержание принятого на том же совещании манифеста «К сознательному трудящемуся населению России», то картина поддержки в годы мирового конфликта Плехановым и его сподвижниками царского правительства совсем не складывается. В манифесте не говорилось - «сначала победа над внешним врагом, а потом уже свержение врага внутреннего». Вполне возможно, подчёркивалось в нём, что «свержение этого последнего явится предварительным условием и залогом избавления России от германской опасности». То есть царизм Плеханов и его единомышленники считали «внутренним врагом» и в участии социалистов в обороне страны видели не средство поддержки «нашего старого порядка, безмерно ослабляющего силу сопротивления России внешнему врагу», а фактор, расшатывавший его устои. На то же были направлены и их призывы к поддержке союзников России в мировом конфликте. Англия, Франция и даже Бельгия с Италией, говорилось в манифесте, далеко опередили в политическом отношении Германскую империю, до сих пор ещё не доросшую до «парламентского режима», поэтому победа Германии над этими странами была бы победой монархического принципа над демократическим, победой старого над новым: «И если, вы стремитесь у себя дома устранить самодержавие царя и заменить его самодержавием народа, - гласило воззвание, - то вы должны желать успеха нашим западным союзникам. ». Имея в виду Россию и царское правительство, в манифесте Плеханов призывал трудящихся не смешивать Отечество с начальством, подчёркивал, что государство принадлежало «не царю, а российскому трудовому народу», поэтому, защищая его, он защищал самого себя и дело своего освобождения: «Вашим лозунгом должна быть победа над внешним врагом, - подчёркивалось в воззвании. - В деятельном стремлении к такой победе будут освобождаться и крепнуть живые силы народа, что, в свою очередь, будет ослаблять позицию врага внутреннего, т[о] е[сть] нынешнего нашего правительства» [18].
Уже после смерти Георгия Валентиновича в статье «Плеханов и тактика социал-демократии» в № 8 газеты «Рабочий мир» меньшевик Борис Горев (Гольдман) написал, что во время войны, считая наиболее опасным врагом пролетариата германский империализм, Плеханов допускал в борьбе с ним «временное примирение» с царизмом. Соратниками Плеханова такого рода писания были названы «клеветой» авторов, которые «по старой памяти бочком неуклюже лягают мёртвого льва». Прочитав статью Горева, предположительно меньшевичка Вера Засулич удивлялась тому, как же нужно было презирать свою аудиторию, чтобы после известного воззвания Плеханова «о свержении царизма в ходе обороны» и после опубликования всех его статей о войне поддерживать обвинение в проповеди «примирения с царизмом» [3]. В ноябре 1914 г. один из лидеров «Единства» Алексей Любимов верно указывал, что упрёки в адрес Плеханова и его единомышленников в отказе от борьбы с царизмом «исходят от нечистой совести» [10]. Учитывая содержание проанализированных выше документов, в том числе воззвания «К сознательному трудящемуся населению России», следует признать правомерность этих слов и искренность самого Плеханова, написавшего в апреле 1917 г. в статье «Война народов и научный социализм»: «Я никогда не призывал русский пролетариат поддерживать царское правительство в его войне с правительствами Австрии и Германии» [11].
Когда 10 мая 1916 г. из французских газет стало известно, что в ходе поездки в Россию социалист и министр по делам вооружений Франции Альбер Тома представлялся и вёл переговоры с Николаем II, негодованию редакции «Призыва» не было предела. Она не считала возможным «пройти мимо этого неслыханного в истории социализма факта», посчитала «долгом своей социалистической совести открыто протестовать против него» и выступить с соответствующим обращением к членам Французской социалистической партии (ФСП). За последнее столетие, говорилось в нём, «царизм был для освобождающейся России символом её порабощения, её страданий, её слабости, её нищеты», все «ненависть и гнев демократической России сосредоточивались на этом символе и его носителе - русском царе». С началом же войны, отмечалось далее, это роковое для страны значение царизма возросло ещё более: «Он не только не подумал о том, чтоб путём амнистии заставить общество хоть отчасти забыть свои прежние преступления, но в противоположность 134
всем другим правительствам, внёс в страну ещё большую вражду и борьбу. Не организовал он оборону, а вредил ей, дезорганизовал её, становясь на пути каждого общественного начинания, подавляя всякую общественную инициативу». Для доказательства в обращении приводились и некоторые примеры подобных действий царского правительства - арест большевистских депутатов IV Государственной думы и организация суда над ними, возведение препятствий для работы общественных организаций, запрещение в ряде городов выборов в военно-промышленные комитеты от рабочих и др. Российская социал-демократия, таким образом, стояла перед двумя врагами - «германским империализмом, покушающимся на независимость России, и русским царизмом, подавляющим свободу её и всеми своими действиями помогающим внешнему врагу, ослабляя силу сопротивления русского народа». И вынуждена была «во имя самообороны, во имя свободы России, во имя свободы европейских демократий» вести борьбу на два фронта, с врагами внешним и внутренним. Поступок же Тома, подчёркивалось в обращении, «опасен для него и республиканского правительства Франции, ибо тем самым они прикрывают своим моральным авторитетом всё, что делалось и делается теми, кто стоит сейчас у власти в России, они в глазах Европы - увеличивают престиж царизма и, стало быть, дают ему новую возможность вредить делу самообороны страны» [5].
Когда дело доходило до персональных характеристик отдельных проводников политики царского правительства, не лез в карман за хлёсткими выражениями другой единомышленник Плеханова Григорий Алексинский. Стараясь дезорганизовать и распылить общественные силы, полагал он, старая власть не могла однако выделить из своей среды сколько-нибудь способных государственных деятелей, министры сменялись один за другим, но всё это были «или старые консервативные бюрократы, полувыжившие из ума, как Г оремыкин, или бесноватые реакционеры вроде Щегловитова, или военные министры, опутанные дружбой немецких шпионов, вроде Сухомлинова, или анекдотические персонажи с «лёгкостью в мыслях», вроде Маклакова, или психически больные индивидуумы, вроде маньяка Протопопова, возмечтавшего о себе, что он - русский Бисмарк, коему суждено "спасти" Россию.». Весь этот хаос, считал Алексинский, использовался «каким-то странным закулисным правительством, в состав которого входил и малограмотный сибирский мужик, .и банкир, наживший миллионы из абсолютного ничего, и влюблённая в сибирского мужика-селезня царская фрейлина, и высший православный иерарх, и пара оглупевших от дряхлости генералов, и. сама немецкая принцесса, занесённая игрою судьбы на престол великой империи, слишком огромной для её разума, небольшого и к тому же не вполне здорового. Мнением и советами этих людей считал нужным руководиться наш бывший царь, предпочитая их голосу и воле всего народа» [1].
Из приведённых высказываний Плеханова и его сподвижников хорошо видно, что на роль «лакеев царизма» [6, 7] они явно не подходили. Если бы это было действительно так, то в рассматриваемое время они беспрепятственно вернулись в Россию и спокойно вели здесь пропаганду своих взглядов. Царское правительство, думается, не имело бы ничего против пополнения рядов своих лакеев. Однако, как известно, этого не произошло. Очевидно потому, что в глубинной сути антицарист-ской «военной» позиции Плеханова и его единомышленников оно разобралось очень хорошо.
ЛИТЕРАТУРА
1. Алексинский Г. Война и революция / Г. Алексинский. Пг., 1917. С. 20.
2. Бэрон С. Х. Г. В. Плеханов - основоположник русского марксизма / С. Х. Г. Бэрон. СПб., 1998. С. 392, 398.
3. В. И. Горестные заметы // Дело. № 14. 1 августа (19 июля) 1918 г. С. 16.
4. Возвращённая публицистика: в 2 кн. Кн. 1. 1900-1917. М., 1991. С. 128-129.
5. Государственный архив Российской Федерации. Ф. 5881. Оп. 3. Д. 156. Л. 1-2, 4; Ф. 10003. Оп. 1. Рул. 351. Карт. 51; Рул. 358. Карт. 60; Ф. Р-6059. Оп. 1. Д. 4. Л. 5об-6.
6. Ленин В.И. О брошюре Юниуса // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 12.
7. Ленин В.И. О сепаратном мире // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 185.
8. Ленин В.И. Социализм и война. (Отношение РСДРП к войне) // Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 347.
9. Меньшевики. Документы и материалы. 1903 - февраль 1917 гг. М., 1996. С. 375.
10. «Необходимо противопоставить революционной фразеологии - революционное мировоззрение.»: Из переписки А. И. Любимова и Г. В. Плеханова. 1914-1918 гг. // Исторический архив. 1998. № 2. С. 155.
11. Плеханов Г.В. Год на Родине. Полное собрание статей и речей 1917-1918 гг.: в 2 т. Т. 1 / Г. В. Плеханов. Париж, 1921. С. 11.
12. Плеханов Г. В. О войне / Г. В. Плеханов. 4-е изд. Пг., 1916. С. 27.
13. Спиридович А. И. Партия социалистов-революционеров и её предшественники. 1886-1916 / А. И. Спиридович. 2-е изд., доп. Пг., 1918. С. 527-529.
14. Тютюкин С. В. Меньшевизм: Страницы истории / С. В. Тютюкин. М., 2002. С. 286.
15. Урилов И. Х. История российской социал-демократии (меньшевизма). Ч. 4: Становление партии / И. Х. Урилов. М., 2008. С. 23, 276, 280.
16. Церетели И. Г. Воспоминания о Февральской революции. Кн. 1 / И. Г. Церетели. Paris, 1963. С. 216.
17. Baron S. H. Plekhanov in war and revolution, 1914-17 / S. H. Baron // International Review of Social History. Vol. XXVI (1981). Part. 3. P. 338, 343-344.
18. Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky collection, Series 279. Box 662. Folder 17.
Костяев Эдуард Валентинович - Eduard V. Kostyaev -
кандидат исторических наук, доцент Ph. D., Associate Professor
кафедры истории Отечества и культуры Department of the Russian History and Culture,
Саратовского государственного технического Yuri Gagarin State Technical University of Saratov
университета имени Гагарина Ю.А.
Статья поступила в редакцию 10.01.14, принята к опубликованию 15.03.14
