CC BY
117
Д.М.Зайцев, аспирант, ДВГУ
ЯпонскийисторикВатадабэМасаси о русском путешественнике и ученом ЛНМечникове
Среди русских людей, побывавших в Японии во второй половине XIX в., одной из ярких фигур был Лев Ильич Мечников, известный публицист, революционер и ученый. Этот незаурядный человек опубликовал большое количество работ по истории и культуре Японии — страны, которой он восхищался и в которой видел зарождение нового «свободного» мира. Трудно переоценить литературно-художественную и научнопросветительскую деятельность Л.И. Мечникова. Биограф и почитатель Льва Ильича М. Гродецкий писал, что «общий количественный итог его статей, помещенных лишь в русских журналах, далеко превышает несколько сотен и занимает до тысячи печатных листов»1. Результаты научных изысканий в Японии Мечников изложил в статьях, опубликованных в «L'Extreme Orient» за июнь, июль 1877 г., «Studies on Japon» и во Всемирной географии Элизе Реклю «Земля и люди». На русском языке бьши опубликованы статьи в журнале «Дело»: «Эра просвещения Японии (Мэй-дзи)» и «Эра японского просвещения (Мэй-дзи)», впечатления «субъективного свойства»2 в виде «Воспоминаний о двухлетней службе в Японии», перевод седьмого тома Всемирной истории Элизе Реклю3.
Европейскую известность Мечникову принесли труды—«Японская империя» (1881) и «Цивилизация и великие исторические реки» (1889), однако в течение многих лет они, к сожалению, оставались практически недоступными для читателей и не оцененными должным образом специалистами. Одним из первых, кто начал серьезно изучать научное наследие Мечникова, был известный японский историк, преподаватель Токийского университета Ватанабэ Масаси. В 1982 г. он перевел на японский язык две работы — «Эра просвещения Японии» и «Эра японского просвещения», которые вышли отдельной книгой под названием «Мэйдзи
4
исин глазами русского эмигранта» .
В июне 1874 г. (седьмой год периода Мэйдзи) на только что открытой кафедре русского языка Токийской школы иностранных языков приступил к обязанностям русский преподаватель. Этим преподавателем был Лев Мечников (1838 — 1888), революционер-эмигрант, так называемый народник, специалист в географии и востоковедении. Его поступлению на работу содействовал Кидо Такамицу. Зарплата русского преподавателя составляла 200 иен в месяц, по тем временам она равнялась зарплате чиновника достаточно высокого ранга, хотя преподаватель той же кафедры г-н Трактенберг получал
500 иен. Л.И. Мечников прибыл в Японию по приглашению Сайго Такамори*, чтобы создать в Токио школу западного образца для молодых самураев, выходцев из княжества Сацума.
Предки Мечникова унаследовали фамилию княжеского молдавского рода Спафари (буквально «человек, носящий меч»). Семья эмигрировала в Россию, в Петербурге родился Лев, но из-за его слабого здоровья родители были вынуждены переехать на Украину в Харьков. Позже юноша поступил в университет. За время учебы он стал целеустремленным, независимым человеком, прекрасно разбирался в живописи, закончил школу изобразительных искусств, в совершенстве овладел арабским и турецким языками в школе восточных языков.
После крымской войны русское общество было взбудоражено начавшимися преобразованиями. Мечников активно участвовал в студенческом движении и трижды исключался из университета за «недолжное» поведение.
В 1859 г. Л.И. Мечников в качестве переводчика выехал из России с дипломатической миссией, направленной в Палестину. С этого времени почти 30 лет он скитался по всему миру.
Итальянский период жизни ученого достаточно интересен. Чтобы узнать ближе живопись Италии, Мечников умудрился без паспорта попасть в Венецию. Здесь он присоединился к армии национально-освободительного движения, возглавляемой полководцем Гарибальди, участвовал в осаде г. Наполи в качестве адъютанта одного из его генералов, был тяжело ранен, после чего всю жизнь передвигался с помощью протеза. В это время руку помощи Мечникову протянул автор «Трех мушкетеров» Александр Дюма. Великий писатель даже хотел написать о нем книгу, сделав юношу прототипом героя романа.
Тогда Л. Мечников еще не был известен как революционер-идеолог. Революционную и писательскую деятельность в качестве критика он начал в 1863 г. после встречи во Флоренции с Александром Герценым (1812-1870), идейным вдохновителем народничества. В 1864 г. судьба случайно свела Мечникова с идеологом анархизма Бакуниным, который вернулся в Европу,
* Сайго Такамори (1827-1877) — один из политических деятелей и лидеров антисёгунского движения и реставрации Мэйдзи. Во время революции Мэйдзи 1867-1868 гг. командовал войсками антисёгунской коалиции. В 70-х годах отстаивал интересы значительной части самураев, недовольных падением их роли после революции. Сайго требовал восстановления феодальных привилегий самурайства и настаивал на организации похода на Корею. Однако его предложение о военной экспедиции в Корею было отклонено правительством, считавшим такой шаг преждевременным. В знак протеста Сайго ушёл с поста военного министра (1873). В 1877 г. он возглавил мятеж реакционного самурайства в Сацума, в котором участвовали более 40 тыс. чел. Мятеж был подавлен правительственными войсками, а Сайго Такамори, будучи ранен, покончил жизнь самоубийством. Несмотря на то, что Сайго был объявлен мятежником и лишен всех титулов и званий, он продолжал пользоваться огромным авторитетом и уже в 1891 г. был посмертно прощен. Более того, ему был присвоен один из высоких придворных рангов. Память о Сайго Такамори, выдающемся деятеле Реставрации Мэйдзи, увековечена бронзовой статуей, установленной в токийском парке Уэно.
сбежав из ссылки в Сибири. После встречи с ним Мечников начал распространять идеи анархизма в Италии.
Получив секретный приказ как адъютант о направлении средиземноморского флота Гарибальди на помощь польскому восстанию, он вместе со старым полководцем также участвовал в этой операции. Именно в это время его имя попало в списки русской тайной полиции.
Не менее активен швейцарский период жизни Л.И. Мечникова. В 1864 г. он переехал в Женеву, где собралось много эмигрантов из России, и стал заметной фигурой среди них. Л.И. Мечников пользовался большим доверием Герцена и регулярно печатался на страницах журнала «Колокол». Лев Ильич обладал аналитическим умом, блестящей памятью и энциклопедическими знаниями. А. Герцен отмечал его литературный дар, удивительную способность к глубокому анализу событий, что проявилось и в японоведческих работах ученого.
В 1869 г. для пропаганды идей М. А. Бакунина Мечников отправился в охваченную волнениями Испанию. Япония в то время не входила в поле зрения Л.И. Мечникова, и его ничего с ней не связывало. Однако в далекую островную страну его, несомненно, привлекла начавшаяся революция Мэйдзи. Наверное, для человека, который остро переживал поражение Парижской коммуны и находился в подавленном настроении, революция Мэйдзи стала лучом света и надежды. «Вид целого народа, пробуждающегося от оцепенения и смело идущего навстречу новой жизни, освежает лучше всяких поэтических и роскошно девственных трущоб и пустынь; и я не сомневался, что в тогдашней Японии найду это вдохновляющее и освежающее зрелище»,5 — писал позже Л.И. Мечников.
Одаренный талантом к изучению иностранных языков Л.И. Мечников к моменту своего приезда в Японию уже свободно владел тринадцатью языками, в том числе четырьмя восточными. Самостоятельно изучая японский язык по рекомендации профессора Парижского университета в Сорбонне г-на Л. де Рони (Leon de Rosny), он хотел познакомиться с неким владетельным князем, который в это время приехал в Женеву. Но Мечникову не удалось увидеться с ним. Однако здесь произошла неожиданная встреча, которая во многом предопределила дальнейшую судьбу ученого. В отеле проживал японец, оказавший Льву Ильичу теплый прием. Этим японцем был молодой Ояма Ивао, будущий прославленный маршал. Ояма так описывал встречу в своих дневниках: «Вечером ко мне зашел один русский, который хорошо понимал японский язык. Он попросил разрешения отправиться вместе со мной, и мы поехали в одном экипаже. Обратно мы вернулись часов в 8 вечера. Этот человек хорошо читал по-японски, так как изучал японский язык во Франции. Общение с этим человеком было мне также очень полезно, так как мы договорились постепенно обучать друг друга японскому и французскому языкам»6. После этой встречи в течение почти двух лет Мечников и Ояма обучали друг друга японскому и французскому языкам. Именно от русского революционера Ояма узнал истинное положение дел в Европе, что недоступно было студентам, обучавшимся за рубежом. Однако только этим Л.И. Мечников не приобрел бы себе «билет» в Японию. Дорогу в Страну восходящего солнца ему открыла вторая, опять-таки случайная встреча с участниками миссии Ивакура. «Мое,
чисто случайное, знакомство с японским посольством сгладило очень многие
„7
из затруднений, казавшихся неодолимыми на первый взгляд» , — писал Л. Мечников позднее.
Следует также отметить сложившиеся дружеские отношения с вернувшимися в Японию раньше других членов миссии — заместителем Ивакура Кидо Такамицу и уроженцем княжества Сацума Такасаки Масакадзэ. В своих дневниках они упоминают о Л.И. Мечникове. Вот что писал Такасаки: «17 июня, воскресенье. Посетил одного человека из России, которого мне представил Ояма. Его зовут Мечников. Этот человек, будучи недовольным политикой самодержавия, покинул свою страну. Он вступил в ряды республиканской партии Гарибальди и даже получил звание старшего офицера. В 1860 году он участвовал в войне, был ранен в ногу, после чего остался на всю жизнь хромым. Гарибальди после отставки неоднократно призывал Мечникова осесть в этих местах. Этот человек очень умный и сообразительный, он хорошо владеет английским, французским, немецким, итальянским, испанским и другими языками. Кроме того, поступив в университет в Париже, он изучал японове-дение и немного говорил по-японски. Его произношение было просто прекрасным, и он, действительно, был незаурядным человеком»8.
Ояма, Кидо и Такасаки хорошо были осведомлены о революционных взглядах Л. Мечникова. Именно стараниями двоюродного брата Сайго Така-мори Ояма Сайго Льва Ильича пригласили в Японию. «Признанным вождем и душою колонии сацумцев в Иедо был военный министр Сайго, которого я лично не знал, но который в действительности должен был быть единственным моим начальником и патроном»9, — писал о своем приглашении в Японию Лев Ильич. Япония в то время еще ждала перемен, жадно впитывая все новое и революционное.
Таким образом, в конце мая 1874 г., зная только адрес младшего брата Сайго Такамори Цугумити, Л. Мечников прибыл в Ёкохама. Однако в это время Сайго Такамори после того, как его идея о походе в Корею не нашла должной поддержки (смена правительства в 1873 г.), вернулся в Кагосима, а Цугумити отправился из Нагасаки на Тайвань в качестве верховного главнокомандующего японской армии. Л. Мечникова Кидо Такамицу порекомендовал на должность преподавателя в Токийской школе иностранных языков.
В то время Токийская школа иностранных языков состояла из пяти кафедр: английского, немецкого, французского, русского и китайского языков. Кафедра английского языка в 1874 г. отделилась и была преобразована в Токийскую школу английского языка, окончив которую можно было поступать в Токийский университет. Кафедры немецкого и французского языков готовили дипломатические кадры для МИДа Японии. Кафедры же русского и китайского языков были ориентированы на подготовку кадров в основном для сферы торговли, студентам этих кафедр дорога в высшие учебные заведения была закрыта, несмотря на симпатии «вице-председателя государственного совета Японии Ивакура к России, который после пребывания в Петербурге вернулся домой восторженным поклонником Великого Петра, а все русское пользовалось в целой его партии совершенно особым пристрастием»10.
Учебный план в Токийской школе иностранных языков составлялся с учетом решения конкретных практических задач. В число обязательных предметов входила и бухгалтерия.
До приезда Мечникова вести русскую историю и литературу поручили рекомендованному консульством русскому преподавателю, у которого не было желания к этой работе. Лев Ильич стал преподавать всемирную историю и математику. Несомненно, для Мечникова, который, чтобы попасть в Японию, получил в Женеве квалификацию преподавателя математики и приобрел (за два доллара!) американское гражданство в штате Техас, небрежное отношение к преподаванию было недопустимым.
Работая в Токийской школе иностранных языков, Л. Мечников подготовил учебники по алгебре и геометрии. Их оригиналы, написанные его рукой, до сих пор хранятся в библиотеке университета Хитоцубаси. На лекциях по всемирной истории ученый и педагог, высказывая свою точку зрения, старался научить студентов мыслить самостоятельно и независимо. Он строго не следовал учебному плану и фактически изменил курс своих лекций. Л. И. Мечников видел, что студенты кафедры русского языка были более подготовлены и жаждали общественных перемен. По мнению Л. Мечникова, в то время в представлении японцев Россия была страной, более близкой им по нравам, чем западноевропейские государства или Соединенные Штаты, «... мотивов же для дружеских отношений между двумя соседними государствами существует множество. При всей недавности своего вступления на поприще международных сношений, маленькая Япония уже успела оказать нашей уссурийской окраине несколько ценных услуг. Иной раз она снабжала Владивосток хлебом, которого там решительно не знали где взять, так как финляндские суда, везшие его из Балтийского моря, частью разбивались, частью терпели крушение. Наша военная сибирская эскадра, в случае повреждения одного из ее пароходов, принуждена была посылать его чиниться на японские верфи в Иокосуку, первоначально устроенные французами, но уже давно перешедшие в японские руки. С тех пор, как японские открытые порты очутились переполненными европейскими и американскими товарами, продававшимися там за бесценок, японские купцы неоднократно придумывали отправлять их во Владивосток и этим немало способствовали приданию некоторой комфортабельности тамошней жизни. Операции этого рода не разрослись до сколько-нибудь значительных размеров, потому что потребительская стоимость Владивостока оказалось очень тесно ограниченною. Японцы, однако, очень скоро связали его правильными (в летнее время) пароходными сообщениями со своими открытыми портами, а следовательно, и с целым Светом. Вообще, они рано наметили Сахалин и Уссурийский край как поприще, на котором, рано или поздно, им суждено попытать свою предприимчивость»11.
Все эти и другие соображения заставляли японцев уделять большое внимание изучению русского языка. Так, с самого начала русская школа в Токио насчитывала около полутораста учеников разного возраста, начиная десятилетними мальчиками и кончая совершенно взрослыми самураями.
Известно, что Накаэ Темин**, который в 1875 г. стал директором Токийской школы иностранных языков, выразил протест министерству образования по поводу методов преподавания прикладных наук в школе и через
** Накаэ Темин — выдающийся мыслитель и философ движения за свободу и народные права в Японии.
3 месяца ушел в отставку. Мечников был знаком с близким другом Н. Темин по Парижу Идзука Осаму, поэтому директор и преподаватель часто и много дискутировали по вопросам просвещения в Японии. Н. Темин высоко оценивал Л.И. Мечникова, отмечая, что «даже среди французов трудно найти столь искусного оратора, виртуозно владеющего французским языком. Произношение Мечникова было просто совершенно»12. Кроме того, Накаэ Темин ценил в русском преподавателе высокие научные знания. Популярность Мечникова-сэнсэй среди студентов кафедры русского языка подтверждает также знаменитый географ Элизе Реклю, который был другом Льва Ильича.
Л.И. Мечников страдал острой формой малокровия и через полтора года после приезда в Японию был вынужден покинуть эту страну. Однако и короткий срок его пребывания в должности преподавателя оказал громадное интеллектуальное влияние на японских студентов. Сильный духом человек воспитывает себе подобных. Таким был Мечников с его идеологией народничества.
После того как он покинул Японию, русских преподавателей стали приглашать не по рекомендации консульства, а из числа эмигрантов. Его преемниками стали Андрей Коренко и Николай Грэ. После революции Мэйдзи, когда Япония стремительно переходила от концепции «уйти из Азии, войти в Европу» к формуле «Рокумэйкан»* **, они на своих лекциях открывали японским студентам мир русской литературы, которая, по их мнению, расцвела в атмосфере соперничества России с западноевропейской цивилизацией. Русские преподаватели воспитали многочисленные кадры, понимавшие относительность происходившей в Японии европеизации, которая затрагивала лишь внешние стороны жизни, не касаясь глубинных культурных основ японского общества. Можно без преувеличения сказать, что без интеллектуального климата, царившего в те годы в Токийской школе иностранных языков, не было бы и литературы Хасэгава Футабатэй.
Мы уже говорили, что Мечникова больше всего интересовала революционная Япония. Он воспринимал революцию Мэйдзи как истинно японскую революцию и критически относился к господствовавшему мнению, что Азия отсталый регион, своеобразный «заповедник средневековья». Его поездка в Японию с самого начала была вызвана не столько желанием преподавать в Японии, сколько стремлением понять историю и культуру страны, найти подтверждение правильности своего видения исторических закономерностей. Непосредственные же причины, побудившие ученого отправиться в Японию, по-разному трактуются его биографами. Элизе Реклю, друг и единомышленник Л. Мечникова, пригласивший его по возвращении из Японии на должность секретаря в издании «Новой всемирной географии», полагал, что «бед-
*** Рокумэйкан — дворец в Токио, где в начале периода Мэйдзи японская элита устраивала приемы и балы для иностранцев. Здесь рокумэйкан символизирует начало периода, когда Япония перестала преклоняться перед всем западным, а перешла к выборочному заимствованию только технических достижений западной цивилизации с сохранением традиционных моральных основ японского общества. Концепция "уйти из Азии, войти в Европу" предполагала отказ от всего японского и заимствование западного образа жизни.
ность и нужда эмигрантской жизни побудили Льва Ильича изучить китайский и японский языки, чтобы затем поехать на Дальний Восток и заняться преподаванием языков»13. По мнению исследователей А.К. и О.В. Лишиных, Япония заинтересовала Л. Мечникова после получения приглашения от японского министерства просвещения14.
За время пребывания в Японии Л. Мечников не только собрал богатейшие литературные материалы (в частности «Неофициальная история Японии»), но и как этнолог, обладавший острой наблюдательностью, подробно описал жизнь простого народа. В результате он оставил около 20 работ, имевших отношение к Японии. Среди них переведенная Ватанабэ Масаси «Революция Мэйдзи глазами русского эмигранта» (научная библиотека Коданся), «Революция Мэйдзи — воспоминания» и его монументальный труд на французском языке «Японская империя» (700 страниц).
В настоящее время иностранцы (европейцы и американцы), работающие в Японии, много пишут о концепции «Нихондзинрон»* ***, и как бы сильно авторы не были увлечены Японией, нельзя не заметить что их позиции — западноцентристские. Ватанабэ Масаси считает, что «для исправления перекосов в истории Японии, которая пошла дорогой модернизации через европеизацию, просто необходимо переоценить концепцию «Нихондзинрон» с «не западной» позиции»15. И в этом смысле «русский» взгляд на историю имеет неоценимое значение для Японии. Л.И. Мечников оказал на японскую культуру большое влияние и как революционер, мечтавший о крахе царской России, и как эмигрант, живший в Европе. Ученый обозначил особенности концепции «Нихондзинрон» прежде всего с позиции географа и антрополога, изучив Восток, считал, что Япония, находясь в Азии географически, не является азиатской страной. Совершенно неожиданно и по-новому для того времени Мечников предположил, что Дальний Восток является скорее «Дальним Западом». Ученый говорил, что для правильного понимания японской культуры необходимо перестать смотреть на Японию через призму Китая. Историю Японии он воспринимал как органическую часть всемирно-исторического процесса, подверженную действию общих законов. Широко применяя сравнительно-исторический метод в качестве инструмента анализа, Л. Мечников доказывал принципиальное единство форм, путей и этапов общественного развития японского и европейского народов16.
Впервые в европейском японоведении он сделал вывод, что «интеллектуальная эволюция Страны восходящего солнца совершалась параллельно умственному движению западного мира». Концепция параллельного культурно-исторического развития Японии и Запада не утратила значения для современных исследователей и получила развитие в трудах российского академика
**** «Нихондзинрон» в переводе с японского языка буквально означает «теория
о японцах», посвящена решению вопросов, связанных с проблемой заселения японских островов: откуда взялись японцы и какие именно народы участвовали в формировании японской нации. Кстати, кто именно и когда переселялся на японские острова, неизвестно по сей день, по этому поводу до сих пор продолжают появляться новые теории. Неизвестным остается и происхождение японского языка.
Н.И. Конрада, а за рубежом — К. Кирквуда. В работе «Цивилизация и великие исторические реки» Л.И. Мечников развивает теорию трех уровней мировой истории — цивилизации рек, внутренних морей и озер, а также больших морей.
Важную роль в формировании этой теории сыграло пребывание Л. Мечникова в Японии и наблюдение реалий японской жизни. Особенностью исторического развития этой страны Л. И. Мечников называет дух предприимчивости и идею социального равенства. Национальный характер, считает Мечников, сформировался благодаря морскому климату Японии. Он проводит аналогию между Японией и Великобританией. Таким образом, Мечников намного раньше, чем известный японский историк Байто Тадао в своей работе «Взгляд на историю развития цивилизаций», выдвинул это предположение. Л.И. Мечников утверждает, что революция Мэйдзи «является самой радикальной революцией в истории». «Это полный и радикальный переворот, какой только мы знаем в истории... ни одна отрасль социального и политического быта не осталась нетронутой в этой реформационной ломке»17. Такую оценку можно принимать, но необходимо представить себе, какой видел Японию Мечников, принимавший участие во многих революционных движениях. Он оценивал события не только по первому впечатлению, но тщательно анализировал их суть.
Историки до него считали, что революция Мэйдзи была вызвана внешними факторами — появлением «черных» кораблей. Современное Мечникову европейское и американское японоведение трактовало революцию и преобразования эры Мэйдзи как результат прихода иностранцев и открытия страны. «По показаниям таких авторитетных свидетелей, как Линдау, Гюбнер, Буске и прочих, оказывалось, что наследственный диктатор или сиогун заключил торговые договоры с иностранцами и тем самым нарушил одно из основных законоположений мудрого Гогенсамы*****»18) — писал Л.И. Мечников. Сам он был твердо убежден, что «революция Мэйдзи не имеет никакого отношения к появлению в Японии иностранной эскадры, миссионеров, торговцев и любого другого внешнего вмешательства, а является важнейшим событием, тесно связанным чисто с местными японскими реалиями»19. «Мы вообще были слишком склонны
преувеличивать значение американского и европейского вмешательства в
20
японские дела» , — считал он.
Говоря о сугубо внутренних причинах, вызвавших революцию Мэйдзи, Л. Мечников обращал внимание на то, что японское общество периода Эдо, которое долгое время развивалось в атмосфере изоляции, было полностью готово к переменам. И первые проявления грядущих преобразований он усматривал в бунте Осио Хейхатиро 1837 г. Более того, Мечников считал, что глубинные причины реставрации Мэйдзи следует искать в древней истории Японии со времен периода Нара, и поэтому он серьезно изучал древнюю историю этой страны. Именно в древности ученый находил основы духовной самобытности японцев, которые во все времена уважительно относились к образованию. Методом изучения истории Л. Мечников в совершенстве владел еще до приезда в Японию. Он использовал его в своей работе, посвященной анализу истории России. Метод, которым пользовался Мечников в своих ис-
***** Гогенсама — посмертное имя первого сегуна дома Токугава Токугава Иэясу.
следованиях, Ватанабэ Масаси называет «либеральным взглядом на историю»21. Л.И. Мечников обладал удивительной способностью понимать истинный смысл истории.
Если выпадала свободная минута, Лев Ильич, который из-за хромоты не мог свободно двигаться, садился в повозку рикши и с мольбертом отправлялся в бедняцкие кварталы Токио, чтобы увидеть жизнь простого народа. Он побывал даже в Никко и Киото. Сохранилась редкая фотография Л.И. Мечникова, на которой он похож на самурая (запёчатлён словно во времена своей бытности офицером армии Гарибальди, браво въезжающим верхом на лошади в ворота Токийской школы иностранных языков). Ватанабэ Масаси так пишет о Мечникове: «Даже сейчас, когда я преподаю в Токийском университете, только представив образ Мечникова, грудь мою переполняет радостное волнение. Такое личное глубокое чувство можно назвать ребячеством. Но до сих пор, даже сейчас, когда я пишу критическую биографию последнего периода жизни Л. Мечникова, у меня никак не выходит из головы этот образ»22. Л.И. Мечников любил наблюдать, как трудятся в поте лица ярко раскрашенные татуировками и почти голые рикши и чернорабочие. Ученый и путешественник видел изначально чистый образ народа, который сохранил свои традиционные обычаи.
Его концепция «Нихондзинрон» была пронизана теплым отношением к культуре простого народа. Для Мечникова, который приехал в Японию в 1874 г., когда движение народников в России достигло наивысшего расцвета, это было также своего рода движением «в народ».
Сохранилось письмо, посланное ученым на имя главного редактора журнала «Родина», известного русского писателя-сатирика Салтыкова-Щедрина: «Еще до отъезда из Европы я уже овладел японским языком и свел обширные знакомства с главнейшими из руководителей японского прогрессивного движения, поэтому, немного пожив в той стране, я смог гораздо лучше, чем большинство путешественников из Европы, понять все тонкости японской жизни. Начиная от общественной жизни и кончая бытовыми проблемами, я смог глубоко и полностью войти в японскую
23
жизнь» .
Деятели прогрессивного движения — это уже упомянутые Накаэ Тёмин, Идзука Осаму, государственные мужи революции Мэйдзи Кидо, Ояма и другие члены миссии Ивакура, а также Мурамацу Айдзо, человек возглавивший восстание в местечке Иида в 1884 г., первый ученик Л. Мечникова в Токийской школе иностранных языков, который позже, участвуя в движении «за свободу и народные права», находился под влиянием идей русских народников. В эпоху, когда средства массовой информации только появились, Л.И. Мечников смог разобраться в истинной сути революции Мэйдзи, потому что получал достоверную информацию о происходивших в стране событиях от японской интеллигенции, которая критически относилась к видным политическим деятелям и к самой политике правительства Мэйдзи. Однако, если бы он черпал информацию только из этих источников, правильный анализ политической ситуации в Японии того времени, его понимание и видение революции Мэйдзи были бы неполными.
«Мне посчастливилось в самое короткое время найти необычных провожатых, которые открыли для меня мир народной японской литературы. Про-
стые рабочие и конюхи, весь с головы до ног украшенный яркими трехцветными татуировками бегущий впереди моей лошади мужчина (я сразу же взял свою лошадь под уздцы), подмастерья и слуги, девушки, которых можно увидеть в любом магазине или трактире, — все они для меня без исключения были словно многочисленные тома засаленных руками от чтения книг, которые я жадно читал, когда выпадала хоть одна свободная минутка»24,
— писал Л.И. Мечников. Он был абсолютно прав, заметив, что обычно европейцы и американцы измеряли степень благосостояния страны по уровню жизни простого народа, представителей которого они не считали равными себе. Он сожалел, что большинство иностранцев были спекулянтами, стремившимися к личному обогащению. Из этих деталей он сформулировал концепцию, согласно которой схема «передовой Запад — отсталый Восток» меняла свои составляющие местами. Вернувшись на родину, он написал работу, которая позже вышла в свет под названием «Оборотная сторона цивилизации», критикуя в ней завышенное самомнение европейцев, восхищавшихся выставкой в Париже. Л. Мечников продолжал обличать европейскую цивилизацию.
Однако нельзя сказать, что ученый видел будущее той Японии совершенно оптимистичным. «Станет ли Япония во главе возрождения остального Востока или нет? — на этот вопрос может ответить только время»,25
— считал он. У всех, кто знает дальнейшую историю Японии, не может не вызывать восхищения проницательность Мечникова, который предсказал, что процесс модернизации Японии и все дальнейшее прогрессивное движение может пойти по совершенно другому нежелательному пути. В своем предвидении Мечников основывался на реальных событиях, происходивших в Японии, — становлении усилиями министра внутренних дел Окубо Тосимити централизованного бюрократического аппарата. Введение всеобщей воинской повинности и имевшее глубокие корни у японцев чувство пренебрежения к другим азиатским народам также не могло не насторожить трезвого аналитика, каким был Л.И. Мечников. 1874-1875 гг. — период, когда он находился в Стране восходящего солнца, является поворотным моментом истории Японии, которая с этого времени начала развиваться согласно концепции «Богатое государство — сильная армия».
Роль Л.И. Мечникова в отечественном японоведении не исчерпывается только просветительской деятельностью в Японии и требует дальнейшего глубокого изучения. До сих пор не переизданы его «Воспоминания о двухлетней службе в Японии», опубликованные в газете «Русские ведомости». Этот труд представляет не меньший интерес, чем упомянутые выше работы. Его оригинальные идеи решения основных проблем японской истории сыграли положительную роль в развитии мирового японоведения. Таким образом, нельзя не согласиться с утверждением профессора Ватанабэ Масаси, что роль Мечникова, знакомившего японцев с историей России и формировавшего образ русского народа и русской культуры в общественном мнении Японии в конце XIX в., очень велика. Л.И. Мечников как талантливый человек, пытливый ученый оставил в наследство соотечественникам интересные аналитические исследования о модернизации Японии, которые еще предстоит открыть нашим современникам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Гродецкий. Л.И. Мечников: Биографический очерк // Мечников Л.И. Ци вилизация и великие исторические реки. СПб., 1S99. С. 10.
2 Русские ведомости. 1SS3. №24S.
3 Реклю Э. Всемирная география: Земля и люди. Т. 7. Восточная Азия. Ки тайская империя. Корея и Япония. СПб., 1885. Гл. 7.
4 ^-^3 7, JTGCs 1982. (Мечников.
Революция Мэйдзи глазами русского эмигранта. Токио, 19S2).
5 Мечников Л.И. Япония на переломе: Избранные статьи и очерки. Влади восток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1992. С. 24.
е ЯШИ]* 0 *200 —
»аП'УТ£<ОЙШ&в п S'XAWfta-e. ЖЖ, 1993» 7\Ш,
(Ватанабэ Масаси. Мечников — русский, посетивший Японию: 200 лет российско-японских отношений — история взаимоотношений с соседней Россией. Токио, 1993. С. 71). 7 Мечников Л.И. Япония на переломе. С. 27.
8 ттшт. у-?=э7-в*к&л:п'>тл. 0*200—
т®в'>тк<ош& жж. 1993,72т,
(Ватанабэ Масаси. Мечников — русский, посетивший Японию. С. 72).
9 I Bid; Дело. Шб. № 10. С. 14S, 155.
0 Мечников Л.И. Япония на переломе. С. 71.
1 Там же. С. 71-72.
И ЯЕЯШ^Ц 0*200 —
Ш&ЯІ/7 ЬО&Ш&о ЖЖ. 1993. 77Щ*
(Ватанабэ Масаси. Мечников — русский, посетивший Японию. С. 77).
3 Реклю Э. Л.И. Мечников: Биографический очерк // Мечников Л.И. Циви лизация и великие исторические реки. М., 1924. С. 24-25.
4 Лишины А.К. и О.В. Лев Мечников — революционный публицист и уче ный // Литературное наследство. М., 1977. Т^7. С. 471.
is ЯВДЯЦ, 0*200 —
тша'угажж* і99зе пт.
(Ватанабэ Масаси. Мечников — русский, посетивший Японию. С. 75).
6 Дело. Шб. № 10. С. 1б4; Ш7. № 2. С. 244-245.
1 Мечников Л.И. Япония на переломе. С. 27.
1S Русские ведомости. 1SS3. № 344.
U Ш2ШЧІ. ^-faa7- 0зИС*£р'УТЛ. 0*200 —
ЙВВП'УГ ЖЖ, 1993. 16Щ0
(Ватанабэ Масаси. Мечников — русский, посетивший Японию. С. 7б). 20 Русские ведомости. 1SS3. №344.
21 «21Ш?],, ^-^ая7- B^3fcfcP'>TAe 0*200 —
ЩЩи^Г Я'>Т&ШЯ£=Ш0 ЖЖ» 1993» 765.
(Ватанабэ Масаси. Мечников — русский, посетивший Японию. С. 7б).
22 Там же. С. 76-77.
23 Литературное наследство. Т. 13-14. С. 362.
24
с. 78).25
Мечников ЛИ. Япония на переломе. С. 77.
Dmitri M. Zaitsev
Japanese historian Watanabe Masasi about Russian traveler and scientist L.I. Mechnikov
Among Russian people who had visited Japan in the second part of the 19th century one of the most bright outstanding figures was Lev Mechnikov - famous publicist, revolutionary and scientist. That outstanding man left a plenty of his works about history and culture of Japan, the country he admired and the country where he saw arising of new "free" world. But unfortunately, for a long time his works were almost inaccessible for readers and weren't entirely appreciated by researchers. One of the first who had begun to study scientific heritage left by L. Mechnikov was famous Japanese historian and professor of Tokyo University Watanabe Masasi. The role of this scientist, who introduced Russian history to Japanese and formatted the image of Russians and Russian culture in the public opinion of Japan in the end of 19th century, is very important and it's sure worth to be more deeply researched.
