CC BY
16"На путях к свободе" (Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1952; 2-е изд. С послесл. Б.Филиппова. Лондон, 1990; Воспоминания. М., 1998). Книга является продолжением предыдущей, но в ней семейная и личная стороны жизни автора отступают на второй план, на первый выдвигаются исторические события.
Ю.Денике писал: "Читая воспоминания Тырковой, невольно завидуешь и тому, как много она помнит — часто до мельчайших деталей — и тому, как живо и ярко умеет об этом рассказывать". Денике отметил, что в воспоминаниях существует достаточно отчетливая граница между фактографическим описанием событий прошлого и их более поздним осмыслением. Основная тенденция этого осмысления — "покаянная и часто обличительная". Книга, по словам рецензента, "в значительной мере является обвинительным актом против всей литературной и революционной интеллигенции, включая кадетскую партию и самое Тыркову, которая явно писала свои воспоминания с глубоким чувством вины — и коллективной и своей личной" (НЖ. 1952. № 31. С. 317).
Главы мемуаров под общим названием "Подъем и крушение. Воспоминания. Том третий: 1914-1918 гг." должны были составить завершающую часть мемуарной трилогии. Главы, посвященные эпохе войны и революции, были написаны в США, куда Тыркова переехала с семьей сына после войны, и публиковались в Париже в газете "Возрождение" в 1956 (№ 51, 52, 53, 57). Отдельным изданием не выходили.
Ценность мемуаров Тырковой как исторического документа заключается в том, что ей довелось быть свидетелем и участником важнейших событий, определявших ход истории. Она находилась в самом центре политической, культурной и литературной жизни России. В числе ее знакомых известные писатели, философы, ученые, политики, среди них А.А.Ахматова, А.А.Блок, А.Белый, Вяч.Иванов, В.Я.Брюсов, М.А.Волошин, И.А.Бунин, А.И.Куприн, А.М.Ремизов, И.С.Шмелев, Б.Зайцев, З.Гиппиус, Д.С.Мережковский, М.Цветаева, М.И.Ростовцев, С.Булгаков, Н.Бердяев, В.В.Розанов, С.Л.Франк, Б.П.Вышеславцев, Герберт Уэллс, Морис Бэринг, сэр Сэмюэль Хор, Бернард Пэрс и многие другие.
О.А.Казнина ЯНОВСКИЙ Василий Семенович (1906-1989)
"Поля Елисейские: Книга памяти" (Нью-Йорк: Серебряный век, 1983; СПб., 1993; Отрывки: "Воздушные пути". 1967. №
5; "Время и мы". 1979. № 37-38; "Гнозис". 1979. № 5-8). Эпиграфом к своей книге воспоминаний Яновский избрал слова Вольтера: "Об умерших — только правду", противопоставив их известному латинскому изречению: "О мертвых хорошее или ничего". Поэты, прозаики, философы, издатели — все, кто составлял интеллектуальную элиту русской парижской эмиграции, очерчены мемуаристом острым, порой беспощадным и пристрастным пером. Характеризуя старшее поколение писателей, Яновский в основном оперирует критическими, скептическими оценками, дерзко развенчивая устоявшиеся репутации. Особенно преобладают черные краски в рисуемых им портретах З.Н.Гиппиус и Д.С.Мережковского. Последнему он отказывает как в таланте писателя, так и в оригинальности его религиозной философии, для него Мережковский только "гениальный актер, вдохновленный чужим текстом" (с.135), извлекавший из чужой мысли "все возможное и даже невозможное" (с.134). Личность З.Гиппиус вызывает столь же резкое неприятие, но он вынужден отдать должное ее поэтическому таланту. Снисходительно отзывается Яновский о И.А.Бунине, характеризуя его как "эпигона": "Среди эпигонов за рубежом он воистину был самым удачным" (с.143). И тут же он говорит: "эпигон" Бунин "делает" свои вещи, пожалуй, лучше самых великих предтеч" (с.144), имея в виду И.С.Тургенева и Л.Н.Толстого. Перед читателем предстает "демонический" портрет Г.Иванова. Это "человек беспринципный, лишенный основных органов, которыми дурное и хорошее распоряжаются..." (с.127), "ему ничего не стоило врать, шантажировать, предавать" (с.131). Называя Г.Иванова "совершенно аморальным", автор признает, что, "несмотря на его нравственное уродство" (там же), он был "самым умным человеком на Монпарнасе" (с.127). М.А.Алданов в восприятии Яновского "неуверенный в себе, страдающий одышкой, пухлый господин в котелке, всю жизнь занимающийся не своим делом, я разумею его романы-кирпичи типа "Ключ" (с.125). Он подвергает сомнению устоявшуюся среди эмигрантов репутацию Алданова как истинного джентльмена, человека высокой порядочности и доброжелательности, видя в этих его качествах какой-то "налет лжи" (с.156). Но в то же время Яновский считает Алданова "талантливейшим, культурнейшим публицистом" (с.154). Стиль поведения А.М.Ремизова он охарактеризовал как фальшь, притворство, игру: "Алексей Михайлович притворялся чудаком, хромым и горбатым, говорил таким чеканным шепотом, что поневоле душа начинала оглядываться по сторонам в поисках другого, тайного смысла" (с. 13). О К.Д.Бальмонте и И.Северянине говорится как о "развенчанных"
--
знаменитостях, а о последнем: "До чего плоско все, что он писал и говорил" (с.220).
Более равномерно Яновский распределяет свет и тени в характеристиках Г.Адамовича и В.Ходасевича. Адамович — "близкий и чуждый", "которого я любил и порицал, защищал и клеймил много десятилетий" (с.108). "Адамовича в первую очередь надо благодарить за возникновение и развитие особого климата в зарубежной литературе", "парижского тона" литературы, как особого и единого, всем понятного, хотя трудно определимого стиля" (там же), объединившего "вокруг себя лучших молодых людей того времени" (с.109). Главным достоинством Ходасевича как критика Яновский считал его литературное чутье: "Он мог быть мелочным, придирчивым, даже мстительным до безобразия. Но зато как он расцветал, когда натыкался на писателя, достойного похвалы" (с. 117). Сочувственно, хотя с известной долей критичности вспоминаются и другие писатели старшего поколения, помогавшие молодым литературам встать на ноги. Это прежде всего И.И. Фондаминский — организатор литературного объединения "Круг" (1935), ставшего приютом для "незамеченного поколения" молодых поэтов и прозаиков. Отдает Яновский дань уважения и Н.А.Оцупу — создателю журнала "Числа", предоставившему свои страницы прежде всего молодым литераторам, но не идеализирует его. В основном же он осуждал старшее поколение эмигрантских писателей: "Эти люди в целом как поколение на редкость ограниченные, главным образом полагались на свой разум" (с.78), то, чего они не понимали, "не существовало, не должно было существовать в приличной литературе" (там же). Больше теплых красок в портретах сверстников Яновского "монпарнасцев". Крупным планом выписаны портреты Б.Ю.Поплавского и Ю.Фельзена: "Влияние Поплавского в конце двадцатых и в начале тридцатых годов на русском Монпарнасе было огромно" (с.12). Портрет Ю.Фельзена единственный в книге, на который он не положил ни одной темной краски. Он почти ничего не говорит о Фельзене как писателе, характеризуя главным образом его человеческую сущность. По страницам мемуарной книги проходят почти все "монпарнасцы" русского Парижа, причем автор не столько говорит о них как о творческих личностях, сколько о свойствах их натуры и личных обстоятельствах жизни. Так, о поэте Ю.Мандельштаме Яновский пишет, что он "был очень предан литературе и писал с большим рвением главным образом серые стихи" (с.214). Говоря о некрасивости внешнего облика Г.Газданова, он столь же нелестно отзывается о его писательском даровании: "В литературе основным его оружием, кроме внешнего,
словесного блеска, была какая-то назойливая, перманентная ирония: опустошенный и опустошающий скептицизм" (с.198). И далее в таком же роде: "В характере Смоленского было нечто объединявшее его с Ивановым и Злобиным — моральное гнильцо" (с.215). Стихи С.Ю.Прегель он называет "кулинарной" поэзией. М.А.Слонима характеризует как "человека самонадеянного и самоуверенного" (с.238), в котором все "было провинциально и второклассно" (с.239). "Набоков принадлежал к тому весьма распространенному типу художников, которые чувствуют потребность растоптать вокруг себя все живое, чтобы осознать себя гениями" (с.277). В 1930-е Яновский переживал увлечение религиозной философией. В Г.П.Федотове его прежде всего привлекло философское осмысление русской истории. Федотов "был единственный современный религиозный философ", который "признавал ответственность православия за Русскую историю" (с.54). В философе-экзистенциалисте Л.Шестове Яновского привлекали его личностные черты: "Жизнь Шестов прожил длинную, чистую" (с.169), он был "добрейшим, чистейшим и наивнейшим мыслителем" (с. 171). Относясь с пиететом к личности Н.А.Бердяева, он в то же время осуждает основные идеи его философии: проповедь русской "национальной идеи", "мессианизма" русского народа, его лояльность к советской России в годы второй мировой войны и после ее окончания.
В.Андреева в рецензии "Летописец "необыкновенного десятилетия" (РМ. 1984. 7 июня) определила главную тему мемуаров: "Эта книга несет в себе воздух времени, его взлеты, его надежды и, что неизбежно — его иллюзии... Это было время щедрого Богопознания, не сводимого только к социальным задачам, "питавшее и "торжественную, светлую и безнадежную метафизическую ноту русского Парижа".
Л.Г.Голубева
ПРИЛОЖЕНИЕ
СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ ПИСАТЕЛЕЙ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
АДАМОВИЧ Георгий Викторович (1892-1972)
