CC BY
24«Яновец и другие против России»
PERSONA GRATA
Постановление Европейского Суда по правам человека от 16 апреля 2012 года1
Заявителями по настоящему делу выступали проживающие в Польше родственники 12 жертв Катынского расстрела 1940 года2. В 1990 году было инициировано расследование в отношении обстоятельств смерти заявителей, которое было прекращено в 2004 году. Постановление о прекращении уголовного дела было засекречено, и заявители не могли получить никакой информации о расследовании.
Заявители жаловались на то, что российские власти не провели надлежащего расследования обстоятельств Катынского расстрела и допустили по отношению к ним бесчеловечное обращение.
Европейский Суд постановил четырьмя голосами против трех, что он не вправе рассмотреть по существу жалобу о нарушении российскими властями обязательства по проведению эффективного расследования, вытекающего из положений статьи 2 Конвенции (право на жизнь), и что российские власти нарушили требования статьи 38 Конвенции (обязательство сотрудничать с Европейским Судом3).
Европейский Суд также постановил пятью голосами против двух, что в данном деле
российские власти нарушили требования статьи 3 Конвенции (запрещение пыток)4.
Судья Анатолий Ковлер выразил три мнения по настоящему делу: совместное совпадающее мнение (вместе с судьёй Г. Юд-кивской (избранной от Украины)); частично особое мнение, к которому присоединились судьи К. Юнгвирт (избранный от Чехии) и Б. Цупанчич (избранный от Словении); а также совместное особое мнение (с судьёй К. Юнгвиртом)5.
Совместное совпадающее мнение судей А. Ковлера и Г. Юдкивской
Мы, вместе с большинством судей, голосовали за вывод о том, что Европейский Суд не может рассматривать жалобу заявителей на нарушение статьи 2 Конвенции, поскольку у него отсутствует юрисдикция ratione tempo-ris. Тем не менее, мы не можем полностью согласиться с приведёнными в постановлении рассуждениями и с предлагаемым применением в настоящем деле принципов, сформулированных в деле «Шилихи против Словении».
Необходимо сделать предварительное замечание. Как и большинство судей, мы считаем, что Катынский расстрел является в высшей степени ужасным военным преступлением, совершённым советским тоталитар-
1 ECtHR. Janowiec and Others v. Russia. Application Nos. 55508/07 and 29520/09. Judgment of 16 April 2012.
2 Речь идет о Катынском расстреле — внесудебных казнях польских граждан (в основном пленных офицеров польской армии, хотя в настоящем деле среди родственников заявителей были и полицейские, и директор начальной школы), которые были произведены весной 1940 года сотрудниками НКВД СССР Всего было расстреляно более 21 000 польских пленных, которые были преимущественно погребены в Катынском лесу под Смоленском.
3 В связи с непредставлением Европейскому Суду копии постановления о прекращении уголовного дела, вынесенного в 2004 году.
4 Европейский Суд установил нарушение данной статьи только в отношении 10 заявителей, родившихся до 1940 года и имевших, по мнению Европейского Суда, эмоциональную связь с их расстрелянными родственниками.
5 Также совместное особое мнение по настоящему делу выразили судьи Д. Шпильманн (избранный от Люксембурга), М. Виллигер (избранный от Швейцарии) и А. Нюссбергер (избранная от Германии). Перевод текстов мнений приводится по: Права человека. Практика Европейского Суда по правам человека. 2012. № 6. С. 56.
«ЯновЕц и другие против России» • 121
ным режимом, и мы согласны с нашими коллегами — авторами особого мнения в том, что «[э]то, очевидно, одно из тех чудовищных преступлений военного времени, относительно которых составители Конвенции хотели добиться, чтобы они больше никогда не случались в будущем». С другой стороны, мы полагаем, что Европейская конвенция о правах человека, явившаяся результатом кровавой главы в истории Европы XX века, появилась на свет «в рамках процесса восстановления Восточной Европы по окончании Второй мировой войны»6 (курсив наш), а не с намерением вдаваться в подробности этой чёрной главы.
Фактически это самое первое дело, в котором Европейский Суд столкнулся с процессуальными обязательствами, вытекающими из статьи 2 Конвенции, в связи с событием, которое имело место не только до ратификации Конвенции государством-ответчиком, но и ещё до того, как она появилась на свет. Мы с трудом можем понять, каким образом у российских властей могло возникнуть обязательство провести расследование обстоятельств Катынского расстрела после 5 мая 1998 года, когда она ратифицировала Конвенцию, и каким образом можно предположить, что им было известно о последствиях, которые могла повлечь за собой ратификация Конвенции применительно к такому расследованию. Расследование, которое началось в 1990 году, являлось жестом доброй воли со стороны Российской Федерации. Как указано в пункте 141 постановления, внутригосударственное решение возбудить уголовное дело, которое могло быть принято по политическим или по этическим соображениям, необходимо отличать от вытекающего из Конвенции процессуального обязательства провести расследование, и «контролю со стороны Европейского Суда подлежит только последнее из этих обязательств, а не первое». Мы согласны с этим подходом и считаем его играющим главную роль в выводе о том, что жалоба на нарушение статьи 2 Конвенции выходит за рамки юрисдикции Суда ratione temporis.
Действительно, большинство судей пришло к этому выводу по другим соображениям. Применив критерий, сформулированный в деле «Шилихи против Словении», со-
гласно которому для вступления в силу процессуальных обязательств, которые предусматривает статья 2 Конвенции, необходимо существование реальной связи между смертью и вступлением в силу Конвенции в отношении государства-ответчика, и, таким образом, значительная часть процессуальных действий должна иметь место после наступления переломного момента (пункт 132 постановления), Европейский Суд в пункте 138 постановления пришёл к выводу, что «значительная часть расследования по "катын-скому делу" <...> по-видимому, была проведена до ратификации Конвенции», а именно с 1991 года по 1995 год. Из-за этого «не был выполнен критерий, являющийся основанием для вступления в силу процессуального обязательства, которое предусмотрено статьёй 2 Конвенции». Из этого фрагмента логически вытекает, что, ратифицируй Российская Федерация Конвенцию, скажем, на семь лет раньше, в 1991 году, критерий существования «реальной связи» был бы выполнен.
При всём должном уважении мы не согласны с этим подходом. Действительно, «нет оснований проявлять чрезмерный скептицизм по поводу возможности возникновения обязательства проводить расследование обстоятельств незаконного причинения смерти через много лет после события преступления, так как общественный интерес в преследовании и привлечении к ответственности убийц чётко признан, в особенности когда речь идёт о военных преступлениях и преступлениях против человечности» (см. постановление Европейского Суда от 27 ноября 2007 года по делу «Брекнелл против Соединённого Королевства» (жалоба № 32457/04), § 69). Кроме того, установлено, что процессуальное обязательство «имеет силу для государства на протяжении всего периода, в течение которого от властей на разумных основаниях можно ожидать принятия мер с целью выяснения обстоятельств смерти и привлечения виновных к ответственности» (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда от 9 апреля 2009 года по делу «Шилихи против Словении» (жалоба №71463/01), §157) (курсив наш). Таким образом, согласно принятым ООН Принципам эффективного предупреждения и рас-
6 Cm.: GreerS. The European Convention on Human Rights: Achievements, Problems, and Prospects. Cambridge University Press, 2006. P. 365.
следования внезаконных, произвольных и суммарных казней7, «цель расследования заключается в установлении причины, характера и времени наступления смерти, ответственного лица и любой системы или практики, которая могла стать причиной смерти».
Можно ли было на разумных основаниях ожидать от российских властей, что они установят все обстоятельства Катынского расстрела и призовут виновных к ответу через пятьдесят лет после этих событий и через тридцать лет после уничтожения основных доказательств по делу (см. пункт 20), когда большинства виновных и свидетелей уже не осталось в живых? На наш взгляд, ответ на этот вопрос отрицательный, так как любое такого рода расследование было бы изначально неэффективным и на него не следовало бы распространять процессуальные гарантии, предусмотренные статьёй 2 Конвенции. Кроме того, сложно себе представить возможность обнаружения через пятьдесят лет каких-то новых доказательств или информации, «которые могли бы привести к возникновению связи между смертью пленных и ратификацией Конвенции и нового обязательства провести расследование согласно статье 2 Конвенции» (см. пункт 140).
Аналогичный вывод был сделан в решении Европейского Суда от 29 апреля 2010 года по делу «Чакир и другие заявители против Кипра» (Qakir and Others v. Cyprus) (жалоба №7864/06), в котором, применив принципы, сформулированные в деле «Ши-лихи против Словении», к расследованию убийств, произошедших более чем за четырнадцать лет до того, как в отношении Кипра начало действовать право на обращение в Суд с индивидуальной жалобой, Суд отметил, что «просьба предоставить информацию [о результатах расследования] <...>, поступившая более чем через тридцать лет после убийств, не является новым правдоподобным утверждением, доказательством или известием, касающимся установления преступников, а в конечном счёте к их преследованию или наказанию, которое могло бы привести к тому, что у властей снова возникло бы процес-
суальное обязательство провести расследование обстоятельств смерти родственников заявителей, и к тому, чтобы временная юрисдикция Суда стала распространяться на процессуальные обязательства, вытекающие из статьи 2 Конвенции».
Как и наш учёный коллега судья П.Ло-ренсен, мы считаем, что «должна быть явная временная связь между, с одной стороны, материальным событием (смертью, ненадлежащим обращением и т. д.) и процессуальным обязательством провести расследование и, с другой стороны, вступлением в силу Конвенции в отношении государства-ответ-чика»8. Все дела, в которых Суд приходил к выводу, что он вправе рассматривать дело по основаниям ratione temporis с точки зрения процессуальных требований статьи 2 Конвенции, несмотря на то что смерть человека произошла до ратификации Конвенции, имеют, в дополнение к общим чертам, упомянутым в пункте 135, ещё одну существенную особенность, которая отличает их от настоящего дела: расследование обстоятельств смерти людей начиналось незамедлительно и, таким образом, многие доказательства были сохранены для дальнейших следственных действий. В ситуации, когда расследования по факту преступления не проводилось в течение пятидесяти лет, мы не видим никакой возможности выполнить требования, предъявляемые к эффективному расследованию, а именно выяснить обстоятельства смерти и привлечь виновных к ответственности.
Действительно, «Европейский Суд разработал подробные руководящие принципы относительно того, чего следует достичь при проведении эффективного расследования. Они охватывают самые разные элементы — от рамок патолого-анатомического исследования до степени участия семьи потерпевшего»9 (курсив наш); тем не менее, при отсутствии малейшей возможности достичь указанной выше цели эффективности расследования отдельное рассмотрение вопроса об участии заявителей в производстве по делу являлось бы, по-видимому, искусственной фрагментацией процессуальных обязательств государства.
7 Рекомендованы резолюцией Экономического и социального совета ООН от 24 мая 1989 года № 1989/65.
8 См. совпадающее мнение судьи П. Лоренсена по делу «Шилихи против Словении» (курсив наш).
9 См.: Mowbray A. The Development of Positive Obligations under the European Convention on Human Rights by the European Court of Human Rights. Oxford: Hart Publishing, 2004. P. 239.
«Яновец и другие против России» • 123
В той части, в какой жалоба заявителей на нарушение статьи 2 Конвенции касается страданий, которые они испытали в связи с отсутствием у них возможности участвовать в расследовании и отказом предоставить информацию, она была рассмотрена Европейским Судом с точки зрения статьи 3 Конвенции10.
Частично особое мнение судьи А. Ковлера, к которому присоединились судьи К. Юнгвирт и Б. Зупанчич
Мы не можем последовать необычной логике, лежащей в основе методологии, которая была использована в постановлении по настоящему делу для того, чтобы, прежде всего, констатировать нарушение статьи 38 Конвенции, как Европейский Суд поступил, например в деле «Нолан и К. против России» (постановление от 12 февраля 2009 года (жалоба №2512/04)). В настоящем же деле Суд заявляет, что «[с]облюдение этого обязательства является необходимым условием эффективности рассмотрения дела в Европейском Суде, и оно должно выполняться независимо от выводов, которые будут сделаны в ходе рассмотрения дела, и от его конечного результата» (см. пункт 91 постановления). Даже если предположить, что Суд, особенно на начальных этапах рассмотрения дела, был заинтересован в затребовании копии постановления от 21 сентября 2004 года, которым было прекращено уголовное дело о Катынском расстреле, решение Суда о том, что он не вправе рассматривать по существу жалобу на нарушение процессуальных требований статьи 2 Конвенции, значительно снизило первоначальную важность этого интереса, и Суд должен был прийти к выводу, что в связи с этим по делу не возникает отдельного вопроса.
По существу дела мы хотели бы отметить, что в постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу «Штоль против Швейцарии» [Stoll v. Switzerland] ((жалоба №69698/01), §136, Сборник постановлений и решений Европейского Суда по правам человека (ECHR\2007-V) Суд признал
необходимость определённого «свободного усмотрения» по отношению к некоторым конфиденциальным официальным документам государств — членов Совета Европы и необходимость сохранять её. Мы также отмечаем, что российский адвокат заявителей имел возможность знакомиться с документами из материалов уголовного дела № 159, которым был присвоен гриф секретности, в том числе с постановлением от 21 сентября 2004 года, и что приведённые в этом документе доводы были исследованы российскими судами, которые пришли к выводу, что он содержит достаточные основания для вынесения постановления о прекращении уголовного дела № 159. Кроме того, мы напоминаем о заявлении, которое сделал Суд в другом российском деле: «не забывая о своей субсидиарной роли и о широкой свободе собственного усмотрения, которой пользуются государства в вопросах государственной безопасности, Суд признаёт, что каждое государство как гарант безопасности своего народа может производить свою собственную оценку, основываясь на известных ему фактах. Поэтому нужно придавать значительный вес решениям национальных органов власти, в особенности национальных судов, которые находятся в лучшем положении с точки зрения оценки доказательств, касающихся существования угрозы государственной безопасности» (см. постановление Европейского Суда от 26 июля 2011 года по делу «Лиу против России (№ 2)» [Liu v. Russia (Ыо. 2)] (жалоба № 29157/09), § 85).
Мы не хотим строить догадки относительно содержания указанного документа (может быть, в нём указаны имена засланных в тыл противника агентов или тех, кто расстреливал пленных поляков?) Мы просто принимаем к сведению замечание польских властей (пункт 96 постановления), которые подчёркивают, что обязанность предоставить материалы дела, вытекающая из статьи 38 Конвенции, не будет нарушена, если отказу их предоставить дано убедительное объяснение. Это поднимает вопрос об определении обоснованности этого объяснения, ответ на который представляет собой оценочное суждение...
10 Судья А. Ковпер голосовал против вывода о нарушении статьи 3 Конвенции по соображениям, изложенным в совместном особом мнении судьей К. Юнгвирта и А. Ковлера.
