CC BY
60
Я. Тазбир*
«ТАРАС БУЛЬБА» - НАКОНЕЦ ПО-ПОЛЬСКИ
«Тарас Бульба» переведен чуть ли не на все европейские, а также на основные восточные языки. В одной лишь Италии с 1954 г. вышло 25 изданий повести, а в 1996 г. ее издали в виде комикса как приложение к детскому журналу «Джорналино» (с.38). Совершенно иной оказалась судьба «Тараса Бульбы» в Польше.
Первым польским откликом на эту повесть была статья о Гоголе польского консервативного критика и прозаика Михала Грабов-ского в петербургском «Современнике» (перевод с польского, январь 1846 г.; затем статья была опубликована в Вильно по-польски). Гра-бовский восторгался «Шинелью», хвалил «Нос» и «Старосветских помещиков», но «Тараса Бульбу» отверг как «повесть очень слабую», «из числа таких плодов, которые не отнесешь ни к поэзии, ни к истории» (с.33). Грабовский упрекал Гоголя в полном отсутствии правдоподобия даже в деталях, очевидном в сцене казни козаков1 или знакомства Андрия с дочерью воеводы. «Родовитая барышня кокетничает с отроком, который пробирается к ней через печную трубу», — такого рода поведение, согласно Грабовскому, пристало скорее читательнице романов Жорж Санд, чем высокородной польке (с.34).
Это мнение прочно утвердилось в польской литературной критике. 50-летний юбилей со дня смерти Гоголя, официально праздно-
* Новая Польша. — Варшава, 2002. — № 5. — С.33— 40. Автор статьи Януш Тазбир — известный польский историк-медиевист.
1 Автор всюду вслед за Гоголем использует написание «козаки».
вавшийся в 1902 г. во всех гимназиях империи, польская учащаяся молодежь бойкотировала (с.35). В 1922 г. известный славист и историк культуры Александр Брюкнер отмечал, что «Тарас Бульба» «до сих пор пользуется [в России] самой незаслуженной славой», между тем как это всего лишь «фарс, выдуманный пошлейшим образом, да и невероятный» (с.35).
Предок Гоголя Остап, могилевский полковник, получил дворянство в 1676 г. на коронационном сейме в Варшаве, участником которого он был. Остап воевал на стороне Речи Посполитой, затем под русскими знаменами; было время, когда он вступил в союз с татарами, а потом завязал тайные сношения с Турцией. В этом отношении он «был прямой противоположностью козакам, выведенным в «Тарасе Бульбе» (с.39). Многие описания «польских зверств» Гоголь почерпнул из «Истории русов», которую приписывали тогда перу православного архиепископа Георгия Конисского (1717—1795). Гоголь, скорее всего, располагал не книжным изданием «Истории русов», а ее списком, которые во множестве ходили на Украине. Сочинение это, в сущности, было подделкой, на что обратили внимание уже современные Гоголю критики, в том числе известный украинский писатель и историк Пантелеймон Кулиш. «Там отыскал он [Гоголь] эти россказни, от которых кровь в жилах стынет, — о медных быках, в которых шляхта живьем сжигала козаков, или о католических священниках, запрягавших в свои таратайки украинских женщин» (с.34). «И уж совершенно невероятная выдумка, повторявшаяся по крайней мере с середины XVIII века, — приводимое Гоголем известие о том, будто евреи получали от “польских панов” в аренду православные храмы, а за ключи от них требовали щедро платить» (с.38).
Первый — и на протяжении полутора веков единственный — перевод «Тараса Бульбы» на польский язык был опубликован в 1850 г. во Львове, входившем тогда в состав Австрийской империи. Он принадлежал перу Петра Гловацкого, народного учителя из Галиции. «Ни в одной польской библиотеке отыскать это издание не удалось» (с.33). В независимой Польше цензура запретила печатать новый перевод «Тараса Бульбы» — тираж повести был конфискован в ноябре 1936 г. прежде, чем он появился в книжных магазинах. Тогда же цензура порезала «Гайдамаков» Т. Шевченко — были изъяты восхваления Уман-ской резни 1768 г., а из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова была
исключена глава о ксендзах, которые «охмурили Козлевича» (с.35— 36). Любопытно, однако, что именно в довоенной Польше вышли первые и, по-видимому, по сей день единственные переводы «Тараса Бульбы» на украинский, белорусский и идиш (с.38).
Энциклопедии, выходившие в ПНР, предпочитали не упоминать о «Тарасе Бульбе», и даже вышедшая уже в 1995 г. «Всеобщая новая энциклопедия» осталась верна этой традиции (с.36). Отсутствие польского перевода «Тараса Бульбы» выглядело особенно странно на фоне той популярности, которой эта повесть стала пользоваться в Советском Союзе начиная с 1930-х годов, а особенно — с 1954 г., после празднования 300-летия «воссоединения Украины с Россией», когда повесть Гоголя снова, после долгого перерыва, была включена в школьную программу. Правда, в библиографии переводов Гоголя значится польский перевод, будто бы опубликованный в томе избранных сочинений Гоголя (Варшава, 1964), но это ошибка: в последний момент варшавская цензура изъяла из этого сборника «Тараса Бульбу» в переводе Марии Лесьневской; машинопись перевода пропала после смерти переводчицы (с.38).
Запрет на публикацию «Тараса Бульбы» отражал главный принцип, определявший всю цензурную политику ПНР: не издавать сочинения, наносившие ущерб «чековым традициям польско-российской дружбы». Поэтому не был разрешен и перевод «Юрия Милославского» М. Загоскина, а из многотомных «Дневников» Стефана Жеромского изымались все отрицательные оценки России, русских и русской культуры. В этом отношении цензура ПНР следовала традициям царской цензуры, которая, к примеру, не позволяла переводить на польский язык цикл юмористических повестей Лейкина («Наши за границей» и примыкающие к ней) из опасения, что это утвердит поляков во мнении о темноте и варварстве русских. «Забота о добром имени русских простиралась так далеко, что в 1884 г. ...было велено изъять из варшавских библиотек... все книги Лейкина» (с.38). И в ПНР ни одна из книг этого автора, так часто издававшегося в межвоенные годы, тоже не печаталась.
Автор напоминает, что третья часть поэмы Мицкевича «Дзяды» до 1952 г. не переводилась на русский, а роман «Огнем и мечом» Х. Сенкевича никогда не переводился на украинский язык (с.39). Между тем еще Александр Брюкнер подметил некоторое сходство
«Трилогии» Сенкевича с повестью Гоголя. Козак Богун и татарин Азья, подобно гоголевскому Андрию, влюблены в полячку, «по ней сохнут, за нее гибнут» (цит. по: с.39). «Тарасу Бульбе» Сенкевич обязан и образом степи в повествовании о походе Скшетуского на Сечь. Сам Сенкевич признавался, что «Огнем и мечом» он рассматривает как поправку к тому образу козачества, который создал Гоголь в «Тарасе Бульбе» (с.39).
«У Гоголя русское национальное самосознание всегда боролось с украинским» (с.40). Украинские националисты не могли простить ему этой «измены». В конце мая — начале июня 1943 г. в оккупированном немцами Львове они устроили «суд над Гоголем». Было заявлено, что «Тарас Бульба» есть злостный памфлет на Украину, а его автор — «подлый ренегат», «паук, который высосал кровь из своей Украины для москалей» (с.40). Это, однако, не помешало одному из отрядов Украинской повстанческой армии (УПА) назвать себя буль-бовцами, а их командир Максим Боровец, отличавшийся особой жестокостью к полякам, взял себе псевдоним Тарас Бульба.
«Тарас Бульба» в известной мере влияет на формирование у читателя — как русского, так и зарубежного — образа жестокого поляка-шляхтича, безжалостно преследующего благородных и рыцарственных козаков. «А предисловия и комментарии, сопровождающие многие переводы повести, именно в этом духе читателя и настраивают» (с.38). И все же нет особого смысла вступать в полемику с историософскими рассуждениями Гоголя или указывать на его исторические промахи. «Давайте читать повесть Гоголя как своего рода сказку, в которой злая фея одарила поляков ролью злодеев. Теперь это возможно потому, что издательство “Чительник” выпустило “Тараса Бульбу” в превосходном переводе Александра Земного» (с.40).
К. В. Душенко
