CC BY
8«Я пропоВеЗоВал не рознь,
а е&имение...»
(К 150-летию со дня рождения Г. Баруди)
5 февраля 1857 г.1 в д. Малые Ковали Казанского уезда Казанской губернии* в доме своего деда Хабибул-лы родился знаменитый религиозный и общественный деятель педагог Галим-зян Мухаметзянович Галеев (Баруди). В 2007 г. исполнилось 150 лет со дня его рождения.
Баруди — это псевдоним Г. М. Га-леева. И. Рами писал по этому поводу: «.. .первые книги свои Галимзян-хазрат издавал под псевдонимом "Г. Пороховой", но с распространением легкой музыки под названием "Пороховой Фа-тих" перевел свой псевдоним с "Порохового" на арабский лад "Баруди" ("ба-руд" — "порох")»2.
Образование Г. М. Баруди получил в Бухаре в 1875-1881 гг. Вернувшись в Казань в 1881 г., он начал преподавать в медресе М. Сагитова, а уже в октябре 1882 г. был назначен имамом-хатыбом и мугаллимом мечети № 5 Старотатарской слободы3. С 1891 г. по инициативе Г. Баруди в мечети вводится новоме-тодная система обучения. Конфликт и разногласия по поводу методов преподавания между руководителем медресе М. Сагитовым и молодым учителем Г. Баруди привели к расколу учебного заведения. На основе сагитовского медресе возникло ново — Галеевское, известное как «Мухаммадия», где преподавал Г. Баруди.
Помимо преподавательской работы, Г. Баруди составлял учебные програм-
! Ныне Высокогорский район Республики Татарстан.
НА РТ, ф. 2, оп. 2, д. 2263, л. 6.
мы и пособия для новометодных школ, издавал научно-религиозный, литературный журнал на татарском языке под названием «Ад-Дин ва аль-адаб» (Религия и нравственность)4, а также активно участвовал в общественно-политической жизни, за что и попал под негласный надзор жандармерии.
2 мая 1907 г. на базе медресе «Му-хаммадия» был организован съезд учителей татарских школ, куда съехались учителя медресе из разных губерний. Но открытый без разрешения правительства, он уже 21 мая был закрыт, а организаторы, в числе которых был и Г. Баруди, в 1908 г. «за революционную деятельность высланы из гор. Казани в Вологодскую губернию под гласный надзор полиции на два года»5.
В мае 1917 г. на Первом Всероссийском мусульманском съезде, созванном по инициативе Временного центрального бюро российских мусульман, Г. Баруди был избран муфтием Центрального духовного управления мусульман Внутренней России и Сибири (г. Уфа).
Г. Баруди обладал богатейшей библиотекой, которая состояла из древних рукописей и редких книг на арабском, персидском, татарском и турецком языках. Ее сбору он посвятил всю жизнь. В 1920 г. он передал ее Татарской республике. Сегодня его дар хранится в Научной библиотеке им. Лобачевского Казанского университета.
Г. Баруди посвятил всю жизнь служению своему народу. Еще в 1915 г. Дж. Валидиписал: «Габдер-рашид-кази, Г. Баязитов, Риза-кази, Ф. Каримов, Х. Максуди и если к ним присоединить еще Исма-гил-бея и некоторых его учеников, которые вложили огромный вклад в процесс обучения, таких как Галимзян Баруди, ахунд Хайрулла аль-Гусмани, Габдулла и Губайдулла Буби, а также Нигматуллу-хаджи, Ахмеда и Гани Ху-саиновых, то перечислим тех людей, которые подготовили нашу нацию к экзамену 1905 г.»6.
Интересно же знать, как относился сам Г. М. Баруди к своей деятельности. Что двигало им на тернистом пути служения народу. Вниманию читателей мы представляем докладную записку Г. Баруди, написанную, когда (в 1910 г.) он был привлечен по делу панисламистов и пантюркистов братьев Буби* (дело было прекращено 2 декабря 1911 г.7), и хранящуюся в Национальном архиве РТ.
* Братья Буби — Габдулла и Губайдулла Нигматул-лины-Буби. Основоположники знаменитой медресе «Буби» в д. Иж-Бобья Сарапульского уезда Вятской губернии.
НАШ КАЛЕНДАРЬ
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. НА РТ, ф. 98, оп. 1, д. 1079, л. 155-156.
2. Рами И., Даутов Р. Эдаби сузлек. - Казан, 2001. - Б. 38.
3. НА РТ, ф. 2, оп. 2, д. 2263, л. 6.
4. Там же, ф. 420, оп. 1, д. 68, л. 2, 4.
5. Там же, ф. 2, оп. 2, д. 8119, л. 1.
6. Валидов Д. Унъеллык тарихыбыздан бер кисак // Вакыт. - 1915. - 4 март.
7. НА РТ, ф. 199, оп. 1, д. 954, л. 5, 5 об.
Докладная записка Г. Баруди казанскому губернатору М. В. Стрижевскому
Беру на себя смелость обратиться к Вашему превосходительству с настоящей моей запиской в полной надежде на Ваше просвещенное внимание. Цель моей записки — моя реабилитация в глазах Вашего превосходительства, ибо мои убеждения, моя предшествовавшая деятельность, очевидно, были освещены ложным светом и показаны через призму пристрастности и предубеждения, дававших повод видеть во мне человека как бы неблагонамеренного, почти вредного для общественного спокойствия и совместной культурной работы моих единоверцев с русскими. Между тем мое знакомство с историей народностей, мои личные наблюдения во время моих путешествий по Востоку выработали во мне глубокое убеждение, что для той народности, к которой я принадлежу, нет большего счастья, как составлять нераздельную часть великого русского народа, являющегося более благожелательным, чем какой-либо другой народ, хотя бы и связанный с ним узами крови и единой веры, и только в России в единении с русским народом мы, татары-мусульмане, можем достигнуть возможного на сей земле благоденствия, как материального, так и духовного. Держась таких убеждений не за страх, а за совесть, мог ли я, естественно желающий добра своему народу, поступать и действовать, хотя бы помышлением, в ущерб интересам России, не нанося неизмеримо большого вреда своему народу, ибо благо моего народа неразрывно связано с величием этой страны, Богом данной нам родины. В минуты помрачения разума темной народной массы, вследствие дурно понятых или плохо истолкованных распоряжений правительства, я и словом и делом старался, по мере моих слабых сил, к вразумлению этой темной массы. Так, в 1894 году по поводу распоряжения цензурного комитета об изъятии из обращения в школах книг, большею частью в то время рукописных, началось довольно сильное движение и началась было эмиграция в Турцию. Чтобы удержать людей от этого необдуманного поступка и чтобы выяснить высшей власти причины смущения мусульман, видевших в том распоряжении посягательство на свободу своей религии, я в числе других с покойными отцом моим Мохамеджаном Галеевым и муллой Абдулбадиговым был в Петербурге у тогдашнего Министра внутренних дел. Результатом этой поездки и данных нам объяснений было разъяснение со стороны министерства, успокоившее население, и эмиграция прекратилась.
Во время последней всенародной переписи в 1898 г., вследствие наущения темных и неблагонамеренных людей, темная масса хотела воспротивиться этой переписи, представляя ее себе со слов тех же неблагонамеренных людей мерой к обрусению. Моя непрестанная и упорная проповедь, разъясняющая истинный смысл переписи, до того озлобила этих людей, что я, ввиду угрожавшей моей с их стороны личной безопасности, вынужден был на некоторое время удалиться в Саратовскую губернию.
Это обстоятельство могут удостоверить все знающие меня лица в Казани.
В эпоху брожения умов учащейся молодежи 1904-[190]5 гг. я всячески старался противиться вторжению в медресе при 5-ой мечети превратных идей и, заметивши нежелательные элементы, всегда удалял их, и однажды сразу 50 учеников, увлекшихся новыми, модными идеями [были отстранены от занятий].
Эти факты, из числа многих им подобных, моей общественной деятельности достаточно обрисовывают как мою личность и мои убеждения с точки зрения приверженности к порядку, так [и] мою всегдашнюю лояльность.
Теперь перехожу к обзору моей педагогической деятельности, начавшейся с 1882 года. И в этой сфере моей деятельности не находится ни одного факта, который шел бы в разрез с видами правительства и интересами России. Зная по своему личному горькому опыту всю тяжесть и несовершенность существующей системы первоначального обучения в при-
26 февраля 1911 г.
«Я ПРОПОВЕДОВАЛ НЕ РОЗНЬ, А ЕДИНЕНИЕ.»
(К 150-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ Г. БАРУДИ)
ходских школах и средневековой схоластики в медресе, я начал вводить в находящейся в моем заведовании школе при 5-ой соборной мечети г. Казани более современные методы обучения и преподавания. Цель моя была, с одной стороны, при наименьшей затрате времени дать возможность учащимся получить возможно большую сумму знаний, избавив их от того ненужного балласта, которым под видом науки их перегружали наши муллы-рутинеры, с другой — доказать, что при желании еще остается достаточно времени для изучения необходимого для нас, русских мусульман, русского языка, ибо при предъявлении требования его знания наши противники, видевшие в изучении русского языка один из этапов обрусения, постоянно ссылались на сложность и продолжительность изучения мусульманских богословских наук, что не остается времени для изучения русского языка. Взамен беспрограммного обучения, существовавшего во всех медресе, я ввел преподавание в своем медресе по программе и лично составил много учебных руководств, чтобы избавиться от необходимости прибегать к таковым, изданным за границей, и тем избавиться от всевозможных нареканий учебного начальства, относившегося недоверчиво к заграничным учебникам. И в этой сфере моей деятельности красной нитью проходила та идея, которой я, повторяю, держался не за страх, а за совесть, что татары-мусульмане должны стремиться быть всегда искренно преданными России, их родине, ибо вне ее для них немыслимо их земное благоденствие. Я проповедовал не рознь, а единение, и по своему убеждению вел юношество к тому.
Мои труды и старания не были поняты и были истолкованы превратно, и мои стремления разграничить истину от ходячих, установившихся мнений причинили мне одни неприятности и огорчения. Темная, непросвещенная масса, послушная подобным ей непросвещенным муллам, увидала в вводимых мною новшествах чуть ли не ересь и отступничество. Эти приверженцы рутины начали распространять про меня слухи, что я подкуплен миссионерами, что я иду с ними рука об руку в деле обрусения татар, и тому подобные небылицы. Как ни горько было для меня слышать и читать в присылаемых мне и отцу моему анонимных письмах такую ложную оценку моей деятельности, я все это переносил с терпением, жалел этих людей, не знающих, не понимающих, что творят, и пребывал в надежде, что истина все-таки в конце концов восторжествует и что труды мои увенчаются признательностью моих единоверцев и получат должную оценку со стороны властей, хотя я трудился не для славы, не в ожидании похвал, а движимый чувством любви и сострадания к своей меньшей братии, коснеющей в невежестве, предрассудках и суеверии.
Горько же было мое разочарование. Мои идейные противники, испробовавши все находившиеся в их распоряжении средства, чтобы дискредитировать меня и мои дела в глазах единоверцев, и не будучи уже в состоянии остановить и погасить возжегшееся сияние истины, прибегли к последнему средству — доносу.
То, что постигло меня в мае 1908 года, я ожидал всего менее. Не говоря уже о моих личных нравственных страданиях, это событие так поразило моих родителей в преклонные их годы, что дни их сократились. Я далек от мысли роптать на Бога, пославшего мне такое тяжкое испытание. Я перенес его со смирением, но оно оставило, независимо от моей воли, горькое сознание двух вещей. Во-первых, сознание того, как трудно еще доказать правительству всю благонамеренность мусульманского населения, относительно которого существует еще такое досадное предубеждение.
Второе же касается лично меня. Свои 50 лет я провел исключительно за книгами, занимаясь наукой и преподаванием, пренебрегши торговым занятием своего отца; в этом мое призвание; я хотел остаток своих дней до последнего вздоха опять посвятить этому великому делу просвещения своих братьев и тем заслужил милосердие моего Бога в будущей моей жизни; хотелось бы уйти из мира с приятным сознанием исполненного долга перед Всемогущим Богом и людьми.
Такова моя искренняя исповедь, мое раскрытое сердце перед взорами Вашего превосходительства, и я уповаю, что моя надежда не будет тщетна и старческий голос мой не будет гласом вопиющего в пустыне.
Галамджан Мухаммаджан[о]в Галлеев (подпись).
НА РТ, ф. 1, оп. 6, д. 710, л. 7-12.
Публикацию подготовила Рафиля Гимазова, кандидат исторических наук
НАШ КАЛЕНДАРЬ
