CC BY
107
«Magister Dixit» - научно-педагогический журнал Восточной Сибири
№3 (15). Октябрь 2014 (http://md.islu.ru/)
УДК 81.00 Д18 ББК Ш 141.01.2973
В. П. Даниленко
«Я ПРОЧЕРТИЛ КОНТУРЫ МИРОВОЗЗРЕНИЯ».
ОБ «ОПЫТЕ АВТОБИОГРАФИИ» ГЕРБЕРТА УЭЛЛСА
Статья посвящена анализу «Опыта автобиографии» Г. Уэллса. Его автор видел цель своих мемуаров в том, чтобы прочертить в них конторы своего мировоззрения. Основу этого мировоззрения составляют его культурологические взгляды.
Ключевые слова: Г. Уэллс; «Опыт автобиографии»; мемуары; мировоззрение; духовная культура; религия; наука; искусство; нравственность; политика; язык
V. P. Danilenko
«I5VE DETERMINED THE CONTOURS OF MY WORLD VIEW».
ON «EXPERIMENT IN AUTOBIOGRAPHY» BY HERBERT WELLS
This article is dedicated to the analysis of «Experiment in Autobiography» by Herbert Wells. His author considered the aim of his memoirs to determine his Contours of a World View. His worldview is based upon his culturological views.
Key words: H. Wells; Experiment in autobiography; memoirs; worldview; spiritual culture; religion; science; art; morality; policy; language
Непосредственное отношение к теме, заявленной в заголовке этой статьи, имеет девятая, последняя, глава автобиографической книги Герберта Уэллса (1866-1946), которую он писал в 1933-1934 гг. В воссоздании своего мировоззрения ее автор придавал девятой главе решающее значение: «С тех пор как в моей жизни укрепилась основная идея (о Социалистическом Мировом государстве. -В.П.), жизнь эта (по крайней мере психологически) стала религиозной, я уже служил не себе. Словом, главное здесь - воссоздать такое мировоззрение. Попытаюсь по мере сил это сделать в последней, решающей главе, в каком-то смысле завещании, которую я назову «Идея планируемого мира» [Уэллс, 2007, с. 266].
© Даниленко В.П., 2014
Нельзя, между тем, отрывать последнюю главу анализируемой книги от других ее глав. В самом начале ее автор писал: «Я прочертил контуры мировоззрения, сделал его четче для себя и для других. Я показал, что жизнь, какою мы ее знаем, - это всего лишь разрозненный материал, из которого можно слепить подлинную жизнь» [Уэллс, 2007, с. 14]. Эти слова относятся ко всей его книге в целом.
Контуры какого же мировоззрения Г. Уэллс прочертил в своей автобиографической книге? Универсально-эволюционного.
Универсальный эволюционист видит в современном мире результат его многомиллинного развития. Для Г. Уэллса было принципиально важно не ограничивать свой взгляд на мировую эволюцию ее современной стадией. Он стремился пробиться к ее будущему. Более того, он пытался ее планировать. Вот почему он стал фантастом. Вот почему в планировании мира он видел лейтмотив своей жизни. В начале девятой главы читаем: «Естественно, этот... лейтмотив моей жизни, имеет первостепенное значение и для меня, и для картины моего мира. Тем самым я временами пишу так, словно я, как Атлас, который стоял в витрине у моего отца, держу на плечах весь мир» [Там же. С. 323].
Эволюционный взгляд на мир зародился еще в античности. Его главными провозвестниками в Европе стали Демокрит, Эпикур и Лукреций. Христианские теологи вытравили универсальный эволюционизм из сознания европейцев на полторы тысячи лет. В более или менее систематизированном виде он был воскрешен лишь в первой половине XVIII в. Жульеном де Ламетри. Однако основателем современного этапа в развитии универсального эволюционизма стал Герберт Спенсер (1820-1904) [См. подр.: Даниленко, 2012].
Судьба Г. Уэллса сложилась так, что в становлении его эволюционного ми-ровидения решающую роль сыграл не Г. Спенсер, а Ч. Дарвин. Его любимым учителем в Лондонском университете стал Томас Хаксли - «бульдог Дарвина». От биологического эволюционизма Г. Уэллс шел к эволюционизму универсальному, мировому.
В книге «История цивилизации» [Уэллс, 2011] Г. Уэллс дает представление об эволюции всего мироздания - физиосферы, биосферы, психики и культуры. Но все-таки на первом месте у него всегда была духовная культура. Именно в ней наиболее отчетливо прочерчены контуры его универсально-эволюционного мировоззрения.
Религия: вера ^ безверие. Родители Г. Уэллса - Джозеф и Сара - были весьма набожными людьми. Его отец, в частности, был убежден, что «миром правит Господь Бог, препоручивший свои обязанности королю и знати» [Там же. С. 30]. Еще более бесхитростно верила в Бога мать Г. Уэллса: «Она верила, что Отец Небесный и Спаситель лично и порой с помощью подвернувшегося под руку ангела заботятся о ней; она не сомневалась, что они слышат ее молитвы, была убеждена, что ей надо быть неукоснительно хорошей, заботливой и добродетельной и не позволять Сатане сбивать ее с пути истинного» [Уэллс, 2007, с. 26].
Влияние родителей на маленького Берти (одно из домашних прозвищ Г. Уэллса) в области религии оказалось ничтожным. «Мне, - читаем мы в его мемуарах, - было лет одиннадцать-двенадцать, когда я расстался с верой» [Там же. С. 45].
Поворотным событием в отношении Берти к Богу стали, как ни странно, его сны об аде. Они врезались в его память на всю жизнь. «.. .в моих снах, - вспоминал в своих мемуарах 67-летний Г. Уэллс, - появился Господь в очень нехорошей роли: он разводил огонь под колесом, на котором медленно вращался грешник. Дьявол в этих снах не присутствовал; по простоте душевной я обратился прямо к Создателю. Это видение являлось мне и среди дня. Никогда еще я так не ненавидел Бога. И неожиданно в голове у меня прояснилось: я понял, что Бог - это просто выдумка» [Там же. С. 36].
Свое неприятие христианства, внедрившегося в Римскую империю, Г. Уэллс объяснял его иррациональностью: «Перед нами беспорядочная мешанина старых верований в жертвоприношение, которая служила сердечным утешением для несчастных, запутавшихся в жизни обитателей Римской империи
еще до того, как была предпринята попытка слить эти верования в единое мистическое целое, и поколение за поколением наивных верующих с их немудрящими и искренними молитвами лишь подчеркивают изначальную глупость этой смеси египетских и сирийских мифов. Не верится, что хоть кто-то из миллионов христиан на мгновение мог искренне возблагодарить Спасителя за его жертву. И, по-моему, любовь к Богу в трех лицах тоже не часто встречается уже в силу своей неестественности и иррациональности» [Уэллс, 2007, с. 36-37].
Религию Г. Уэллс воспринимал вовсе не как безобидное заблуждение, а как величайший обман, развращающий человеческое сознание. По поводу причастия, в частности, он писал: «А это их причастие, это удивительное причастие, в котором упорствующие в вере пытаются найти глубокое удовлетворение, что это такое? К чему оно сводится? Можно ли вообразить что-нибудь более невнятное, чем…этот обряд поглощения божеского тела? Можно ли представить себе что-нибудь более развращающее для человеческого сознания?» [Там же. С. 37].
В жизни Г. Уэллса был период некоторого примирения с религией. Он охватывает время, последовавшее за Первой мировой войной. В примирительном духе он писал о Боге в таких сочинениях, как «Душа епископа» (1917), «Джоана и Питер» (1918) и «Неугасимый огонь» (1919). После последнего пришло отрезвление, и он вернулся к былому стойкому атеизму. «После «Неугасимого огня», - писал Г. Уэллс, - Бог исчезает из моих книг…Слог мой незаметно вернулся к стойкому атеизму младых лет, а дух с ним и не расставался» [Там же. С. 341].
О том, каким Г. Уэллсу представлялся Иисус Христос, можно прочитать в его «Истории цивилизации»: «Иисус был учитель, не имевший ни копейки денег, бродивший пешком по пыльной, выжженной солнцем Иудее, живший случайным подаянием, и, тем не менее, Он всегда изображается чистеньким, причесанным, гладеньким, в незапятнанной одежде…Это одно уже возбуждало сомнение в Его реальности и в возможности Его существования у многих людей, которые не в состоянии отличить сути исторического факта от неразумных
прикрас и добавлений, сделанных неразвитыми, но набожными почитателями» [Уэллс, 2011, с. 222].
В 1943 г. Г. Уэллс выступил против Римской католической церкви. Он обвинил ее в том, что она активный пропагандист фашизма: «Мало того, что Рим -источник и центр распространения фашизма, но это также место нахождения римского папы, который, как мы докажем, был открытым союзником нацистско-фашистско-синтоистской оси. Он никогда не поднимал свой голос против этой оси, он никогда не осуждал убийства, жестокость и отвратительную агрессию, которую она развязала против человечества» [Чертанов, 2010, с. 498].
Наука: ложь ^ истина. Истина для Г. Уэллса была высшей духовнокультурной ценностью. Отсюда то хладнокровие и беспристрастность, с которыми он препарировал в своих мемуарах самого себя. Отсюда наукоцентризм его художественного творчества. Отсюда наукоцентризм его мировоззрения.
Среди книг, сыгравших решающую роль в его мировоззрении, Г. Уэллс выделил «Космос» Александра фон Гумбольдта, «Естественную историю» Джорджа Вуда, «Республику» Платона, «Прогресс и бедность» Генри Джорджа и «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь» Чарлза Дарвина.
В эволюционной картине живой природы, созданной Ч. Дарвиным, Г. Уэллс видел высшую эвристическую ценность для построения эволюционной картины мира в целом. Наиболее полно эта картина представлена в его энциклопедической трилогии, включающей «Схему истории» (1919), «Науку жизни» и «Труд, богатство и счастье человечества» (1931). Неслучайно, что центральное место в этой трилогии занимает биология («Наука о жизни»).
К работе над «Наукой жизни» Г. Уэллс привлек внука Томаса Хаксли Джулиана, ставшего в дальнейшем одним из выдающихся авторов синтетической теории эволюции, и своего сына Джипа - преподавателя биологии. Г. Уэллс надеялся, что благодаря этой книге, «человек скорее, чем за годы обучения в университете приблизится к пониманию общих принципов биологии, необходимых для проникновения в тайну жизненных процессов» [Уэллс, 2007, с. 196].
Любовь к биологии Г. Уэллс пронес через всю жизнь. Его первой книгой был учебник по биологии (1893), а в 1944 (ему 78 лет) в Лондонском университете он защитил по биологии докторскую диссертацию. Своею любовью к биологии он был обязан двум ее представителям - Ч. Дарвину и Т. Хаксли. Они стали его научными кумирами. Он писал: «Это были два великана. Они мыслили смело, просто, последовательно и доказательно, они говорили и писали бесстрашно и ясно, они жили достойно и скромно; это наши великие освободители… Они так прочно обосновали и проиллюстрировали теорию органической эволюции, что даже полемисты со стороны Римской Католической Церкви при всей их враждебности вынуждены были умолкнуть и заявить, что Церковь всегда знала о существовании эволюции и месте человека в природе, подобно тому, как она всегда знала о месте Солнечной системы в мировом пространстве… Дарвин и Хаксли для своего времени в своих масштабах принадлежат к той же аристократии духа, что и Платон, Аристотель, Галилей, а в душе человеческой найдется отклик, пусть нерешительный и подавляемый, на твердое слово прав-ды»[Уэллс,2007,с.111].
Опираясь на дарвинизм, Г. Уэллс мечтал о создании «новой истории». «Если бы я принадлежал к стремительно исчезающему классу щедрых мультимиллионеров, - писал он, - я бы создал кафедру аналитической истории. Чем преподносить непереваренные или плохо переваренные факты, которые все еще загромождают историю академическую, мои профессора делали бы систематически и толково именно то, что, пусть и неубедительно, делал …я. С биологической точки зрения, они стали бы экологами человеческого рода; и в самом деле, “экология человечества” 一 подходящее название для новой истории в том виде, как я ее себе представляю…Цель разумного анализа - расчистить путь синтезу. Чем совершеннее становилась бы эта, новая, история, тем ближе были бы они к рациональному планированию мира» [Там же. С. 325].
Создание «новой истории» мира доступно только универсальным эволюционистам. Их и до сих пор единицы. Вот почему вслед за Г. Уэллсом нам ос-
тается только мечтать о времени, когда универсально-эволюционное мировоззрение станет массовым.
Искусство: безобразное ^ красота. Г. Уэллс писал не только фантастические романы («Машина времени» (1895), «Остров доктора Моро» (1896), «Война миров» (1898), «Пища богов» (1904) и др.), но и бытовые («Киппс» (1905), «Анна Вероника», «Тоно-Бенге», «История мистера Полли» (1909-1911) и др.). Однако мировую славу он приобрел в первую очередь как писатель-фантаст.
Фантастика Г. Уэллса наукоцентрична. В художественной форме он, как ученый, экспериментировал в ней с будущим. Далеко не всегда это будущее представлялось ему прекрасным. Какое будущее человечества увидел, например, Путешественник в его «Машине времени»? Он оказался в мире элоев и морлоков. Первые живут на земле, другие - под землей. Первые, казалось бы, достигли блаженства: они ослепительно красивы, они веселы, они наслаждаются беззаботной жизнью, но в их головах чуть ли не звенящая пустота. Они вырожденцы. Они не удосужились освоить даже грамоты. Но самое печальное: перед каждым элоем, как дамоклов меч, висит опасность быть съеденным звероподобными морлоками.
В «Машине времени», таким образом, представлен сценарий будущего, к которому может прийти человечество, если одна его часть с жиру бесится, а другая кое-как сводит концы с концами.
Прекрасным Г. Уэллс стремился изобразить будущее в романе «Люди как боги». Жители Утопии прекрасны не только внешне, но и внутренне. Своею внутренней красотой они обязаны прежде всего науке. Они сумели построить «научное государство». Однако добиться этого ее лучшим представителям пришлось ценой великих жертв. Приоритет науки в своем государстве они отвоевывали в течение пятисот лет. С кем же они воевали? С теми, кто поставил науку на службу коммерции. Они оказались в положении, в каком оказались теперь и мы с вами: «Оставленный в пренебрежении светильник чистой науки тускнел, мигал и грозил совсем погаснуть, оставив Утопию перед началом но-
вой вереницы Темных веков, подобных тем, которые предшествовали эпохе от-крытий...»[Уэллс,1964,с.186].
Борьба за государство, построенное на научных началах, была кровопри-литной, но не напрасной: «В течение почти пятисот лет в Утопии шла сознательная борьба за то, чтобы не допустить возникновения всемирного научного государства, опирающегося на воспитание и образование, или хотя бы задержать его возникновение. Это была борьба алчных, разнузданных, предубежденных и своекорыстных людей против воплощения в жизнь новой идеи коллективного служения. Стоило где-нибудь появиться этой идее, как с ней начиналась борьба: с ней боролись увольнениями, угрозами, бойкотами, кровавыми расправами, с ней боролись ложью и клеветническими обвинениями, с ней боролись судом и тюрьмой, веревкой линчевателей, дегтем и перьями, огнем, дубиной и ружьем, бомбами и пушками. Но служение этой новой идее не прекращалось ни на миг; с непреодолимой силой она овладевала умами и душами людей, в которых нуждалась. Прежде чем в Утопии утвердилось научное государство, во имя его утверждения погибло более миллиона мучеников - а тех, кто просто терпел ради него беды и страдания, сосчитать вообще невозможно. Все новые и новые позиции отвоевывались в системе образования, в социальных законах, в экономике. Точной даты перемены не существует. Просто Утопия в конце концов увидела, что заря сменилась солнечным днем и новый порядок вещей окончательно вытеснил старый...» [Там же. С. 191].
Научное мировоззрение легло в основу этого нового порядка. Утопия стала сциентизированным (наукоцентрическим) государством. Это позволило ее жителям перейти от Века Хаоса к Веку Г армонии во всей культуре. Чтобы сохранить последний, сциентизированным должно быть и школьное образование. Вот как оно выглядело у утопийцев: «Ребенок знакомится с удивительной историей своего мира и человеческого рода: он узнает, как боролся и борется человек, чтобы преодолеть свою изначальную животную узость и эгоизм и добиться полной власти над своей внутренней сущностью, которую он еще только-только начинает прозревать сквозь густое покрывало неведения. Все его же-
лания облагораживаются» [Уэллс, 1964, с. 192]. «Облагораживаются» значит очеловечиваются.
А как быть с неполноценными? «Уже несколько столетий назад утопийская наука научилась управлять наследственностью, и чуть ли не каждый ныне живущий утопиец принадлежит к типу, который в далеком прошлом именовался деятельным и творческим. В Утопии почти нет малоспособных людей, а слабоумные отсутствуют вовсе; лентяи, люди, склонные к апатии или наделенные слабым воображением, постепенно вымерли; меланхолический тип уже давно забыт; злобные и завистливые характеры уже в значительной степени исчезли. В подавляющем большинстве утопийцы энергичны, инициативны, изобрета-тельны,восприимчивыидоброжелательны»[Тамже.С.193].
«Я писал о перспективах человечества», - резюмировал свое творчество в «Опыте автобиографии» Г.Уэллс [Уэллс, 2007, с. 325]. Этих перспектив - две: одна ведет к продолжению культурной эволюции, а другая - к ее уничтожению; одна делает человека все более прекрасным, а другая - все более безобразным.
Нравственность: зло — После прочтения книги М. Чертанова «Гер-
берт Уэллс», изданной в серии ЖЗЛ, остается впечатление, что ее главный герой был неисправимым эгоистом. Покопавшись в интернете, я обнаружил, что М. Чертанов - псевдоним писательницы, которая живет в Чертановском районе Москвы. Ситуация стала проясняться: критические стрелы, которые она направляет в своей книге на Г. Уэллса, связаны главным образом с его отношением к женщинам. Нельзя не согласиться с нею, что его отношения с женщинами выходят за пределы общепринятых норм. Эти нормы он игнорировал.
Г. Уэллс придумал теорию с красивым названием - Призрака Возлюбленной. Эта теория, с одной стороны, держится на извечной тоске мужчины по идеалу олицетворенной женственности, а с другой, она представляет собою не что иное, как апологию свободной любви. Ее суть он охарактеризовал как «ярко выраженный комплекс (секс_уйтльного. - В.Д.) желания» [Там же. С. 452].
О своих «любовных фантазиях и острых приступах желания» Г. Уэллс писал в «Постскриптуме к “Опыту автобиографии”》: «.. .я никогда их не подав-
лял; подавлять что бы то ни было ненавистно моему душевному складу. Я мирюсь с заповедями чрезвычайно неохотно и внутренне постоянно протестую. И обстоятельствамоибылитаковы,чтояжилнеобычайносвободно»[Тамже].
Автор этих слов при чудесной жене, с которой он прожил 35 лет (до ее мучительной смерти от рака в 1927 г. в пятидесятипятилетнем возрасте) и которую он, вне всякого сомнения, очень любил и ценил, «необычайно свободно» мог позволить себе целый калейдоскоп любовных связей и даже прижить на стороне двух внебрачных детей. Но все-таки записывать Г. Уэллса в законченные эгоисты не следует.
Законченный эгоист озабочен по преимуществу только собственной персоной. Ничего подобного не было в жизни Г. Уэллса. Он был прижимист в собственной жизни, но достаточно щедрым по отношению к близким. Как только он стал на ноги, он стал по существу целиком содержать своих родителей, а к ним прибавлялись деньги, которые он регулярно выплачивал своей первой жене Изабелле, а после ее смерти даже и ее мужу. Но особенно много расходов было связано с его многочисленными любовницами.
Щедрость была не единственной добродетелью Г. Уэллса. Достаточно посмотреть на подзаголовок его мемуарной книги, чтобы убедиться в его скромности. Достаточно узнать о его многочисленных болезнях и борьбе с ними, чтобы убедиться в его мужестве. Достаточно взглянуть на собрание его сочинений, чтобы подивиться его фантастическому трудолюбию. Но самой главной его добродетелью была любовь к человечеству - не столько к тому, среди которого он жил, сколько к тому идеальному человечеству, о котором он мечтал. Он писал о своей автобиографии: «Кончу же я тем, как пришел к ясному ощущению своих целей и убеждению, что грядущий мировой порядок реален и достижим, хоть и не для меня, чье время уходит и перед кем возникают тысячи препятствий на пути к мечте. Пусть не для меня, но для тех, кто несет в себе неугасающую мысль и накопленный опыт, великое будущее придет обязательно» [Там же. С. 15]. На приближение этого будущего он и работал, как вол. Ко-
личество написанного им обозреть если не невозможно, то очень и очень затруднительно.
Г. Уэллс придавал нравственному воспитанию фундаментальное значение. Великое будущее у человечества, по его убеждению, невозможно без высокой нравственности его представителей. В своем главном утопическом романе он писал: «В Утопии детей до одиннадцати-двенадцати лет, видимо, воспитывали значительно заботливее, чем на Земле. Со всякого рода душевными травмами, детскими страхами или дурными привычками здесь боролись со всей настойчивостью, как борются с инфекцией или стихийным бедствием; к восьми или девяти годам уже прочно закладывались основы утопийского характера, навыки чистоты, правдивости, искренности, доброжелательности, доверия к окружающим, бесстрашия и сознания своего участия в общевеликом деле всего человечества Утопии» [Уэллс, 1964, с. 335].
В основе нравственного воспитания у утопийцев лежит пять принципов: 1) свободы (уважения к частной жизни), 2) свободы передвижения, 3) неограниченного знания, 4) «свободы, объявляющей ложь самым черным из всех преступлений» (под ложью же утопийцы понимают «неточное изложение фактов или даже умолчание» [Там же. С. 338], 5) свободного спора и критики.
По поводу четвертого принципа читаем: «Ложь - высшее преступление! Как это просто! Как это верно и необходимо! В этой мысли - основное отличие научно организованного всемирного государства от всех ему предшествовавших» [Там же. С. 339].
Политика: несправедливость — справедливость. К социалистическим убеждениям Г. Уэллс пришел еще в молодости и сохранял их до конца жизни. Они стали лейтмотивом его мировоззрения. Вслед за Платоном, Томасом Мором, Робертом Оуэном и др. он увидел главный источник социальной несправедливости в частной собственности на средства производства. Между тем с марксистами он расходился в решении вопроса о путях к ее уничтожению. Он уповал на интеллектуалов. Не пролетариат, с его точки зрения, а образованные люди должны возглавить мировую революцию, которая в конце концов приве-
дет к справедливому мировому государству. «Такие люди, - писал он в параграфе «Мировая революция», - хотят они того или нет, и есть настоящие революционеры» [Уэллс, 2007, с. 379].
Теорию классовой борьбы и диктатуры пролетариата Г. Уэллс решительно не принимал. К. Маркса он неистово критиковал: «Всю свою жизнь я упорно твержу, что он (К. Маркс. - В.Д.) чересчур грубо противопоставлял собственников и неимущих, путая лишения и нищету с более редкими и более значимыми поводами для активного недовольства…Не понимал Маркс и того, как остро существующий порядок вещей может раздражать и мучить людей с достатком и положением. Поэтому в мятежном пролетарии, отпрыске собственного воображения, он видел единственную движущую силу революции и с пагубной решимостью на все человеческие действия ставил клеймо классовой борьбы» [Там же. С. 373].
Г. Уэллс не мог не видеть, что в Советской России его идея планируемого мира стала находить реальное воплощение [Там же. С. 327]. Вот почему так велик был его интерес к ее вождям - В. И. Ленину и И. В. Сталину. С первым он встречался в 1920 г., а со вторым - в 1934.
В. И. Ленина Г. Уэллс ставил выше его «бородатого предшественника» [Там же. С. 399]. «Ленин, по самым скромным меркам, был велик, - писал Г. Уэллс, -…наперекор всем трудностям он сумел придать России импульс созидательного ускорения, которое продолжается и в наши дни…Сохранив в полной мере гибкость ума, он с поразительной быстротой перешел от революции к перестройке общества» [Там же. С. 399-400].
«Я никогда не встречал более искреннего, прямолинейного и честного человека, -писал Г. Уэллс об И. В. Сталине. - Именно благодаря этим качествам, а не чему-то мрачному и таинственному, обладает он такой огромной и неоспоримой властью в России. До нашей встречи я думал, что он, вероятней всего, занимает такое положение потому, что его боятся; теперь же я понимаю, что его не боятся, ему доверяют» [Там же. С. 414].
Г. Уэллс высоко оценивал достижения Советской страны, однако строй, который в ней создавался, он назвал не социализмом, а государственным капитализмом: «Это - не что иное, как государственный капитализм с некоторыми космополитическими традициями» [Уэллс, 2007, с. 415]. Но самое главное, что не устраивало Г.Уэллса в Советской России, отступление ее вождей от идеи о Социалистическом Мировом государстве. Ему казалось, что для ее реализации СССР и США должны объединить свои усилия. Он сказал об этом И. В. Сталину. Тот его осек: «Процесс обобществления в Америке - это не подлинная пролетарская революция; “капиталисты” стремятся спасти свою шкуру, притворяясь, будто отказываются от власти, а на самом деле - прячутся в угол, чтобы потом вернуться» [Там же].
Всю свою жизнь Г. Уэллс верил в возможность построения Социалистического Мирового государства. Все человечество неминуемо придет к нему в результате созидательной мировой революции: «Я не сомневаюсь, что мы действительно приближаемся к созидательной мировой революции. Революционные организации всегда растут, как снежный ком. Легальный заговор под тем или иным названием или дух его под разными обличиями завоюет школы и колледжи, привлечет молодых людей, достойных и умелых, честных и прямых, решительных и непоколебимых. В конце концов он охватит все человечество… Социалистическое Мировое государство стало завтрашним днем, таким же реальным, как сегодняшний. Туда мы идем» [Там же. С. 383-384].
Язык: разобщенность ^ единение. Высшая цель языкового общения -единение (социализация). В «Опыте автобиографии» Г. Уэллс написал очень горькую фразу о возможностях единения человека с другими людьми: «Путь каждогочеловека-этопаломничествоотобщностикодиночеству»[Тамже. С. 211]. А дальше он уточнял: «Мы завязываем дружбу, оказываемся в определенном социальном кругу, в какой-то компании, клубе, движении, обществе, партии, имущественном слое, но все это на время. В конечном итоге, если жизнь наша оказывается достаточно долгой, мы остаемся один на один с сами-
ми собой, приходим к самим себе и предстаем перед лицом вселенной и подступающей смерти» [Уэллс, 2007].
Наибольшее единение возможно, по Г. Уэллсу, по преимуществу в семье. Такое единение ему подарила судьба с женой Кэтрин, которую он звал Джейн. Он привнес в ее жизнь много горечи, но именно она была для него самым близким человеком. Он писал: «Сильнейшее влияние во второй половине моей жизни оказала на меня моя жена, которая служила для меня своеобразной шкалой морали. На протяжении многих лет мне чудилось, что я не совершил в самом деле того или иного поступка, пока ей о нем не рассказал. И даже сегодня, хотя она уже семь лет, как умерла, я вдруг начинаю думать: «Это позабавило бы Джейн». И начинаю в своем воображении писать ей письмо или придумывать для нее «ка-атинку» и только потом вспоминаю, что ее нет» [Там же. С. 211]. А в «Постскриптуме» читаем: «Она так безоговорочно верила в меня, что в конце концов я и сам поверил в себя. Ума не приложу, чем бы я был без нее. Она стала моей опорой. Одарила мою жизнь достоинством и домом. Оберегала мою целостность» [Там же. С. 427].
Г. Уэллс написал свой «Опыт автобиографии» не только для себя, но и для читателей, хотя на единение с ними и не очень рассчитывал. Он все-таки верил, что опыт его жизни кому-нибудь да пригодится. Очень хотелось бы, чтобы это было так. Очень хотелось бы, чтобы и другие люди шли по пути, который удалось пройти ему. Это путь от ограниченных представлений о мире ко все более широким и глубоким представлениям о нем. Это путь к универсальному эволюционизму. Вот как он сам его обрисовал: «Моя автобиография - рассказ о том, как постепенно увеличивалась область моих интересов и как от ограниченности мой ум переходил ко все более широкому образу мысли и, соответственно, все более богатому спектру побудительных мотивов. Я иду от задворок к Космополису; от Атлас-хауса к бремени Атласа» [Там же. С. 228].
Библиографический список:
1. Дашленко, В. П. Эволюция в духовной культуре: свет Прометея [Текст] /
В. П. Даниленко, Л. В. Даниленко. - М.: КРАСАНД, 2012. - 640 с.
2. Чертанов, М. Герберт Уэллс [Текст] / М. Чертанов. - М.: Молодая гвардия, 2010.-511 с.
3. Уэллс, Г. Собр. соч. [Текст]: в 15-ти т. / Г. Уэллс. - М.: Правда, 1964. - Т. 5. - 480 с.
4. Уэллс, Г. Опыт автобиографии: Открытия и заключения одного вполне заурядного ума (начиная с 1866 года) [Текст] / Г. Уэллс. - М.: Ладомир: Наука, 2007. - 718 с.
5. Уэллс, Г. История цивилизации [Текст] / Г. Уэллс. - М.: АСТ: Астрель, 2011. - 473 с.
