«я никому не нужен, и мне никто не нужен». Бездомные Улан-Удэ Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ЛЮДИ

«Я никому не нужен, и мне никто не нужен». Бездомные Улан-Удэ

Дарима Амголонова, Ирина Балдаева

В статье проводится социологический и культурологический анализ явления бездомности в России на примере г. Улан-Удэ. В основу ее легли материалы полевого исследования, проводившегося в течение пяти лет. Бездомные рассматриваются как особая социальная группа, обладающая специфическими чертами жизнедеятельности и мировоззрения. Благодаря использованным методам (наблюдение, опрос, нарративное интервьюирование) удалось определить их примерную численность в Улан-Удэ (на уровне 300 человек), этнический состав (в основном русские, но доля бурят, сама по себе незначительная, увеличивается), основное содержание условно-трудовой деятельности (примитивное собирательство) и его зависимость от ресурсной базы, предоставляемой городским хозяйством. Зафиксированы мировоззренческие и ценностные установки, присущие бездомным гражданам, установлено, что особой и важной формой социализации в этой группе является мифотворчество. По особенностям условно-трудовой деятельности и места обитания выделены четыре подгруппы в их составе («элита» — обитатели городской свалки, наиболее массовая подгруппа бомжующих на улицах, нищие-инвалиды и «кочующие» бездомные). Представлены также данные о коммуникативной практике бездомных как внутри своей среды, так и с представителями иных групп населения.

Бездомность в России имеет тенденцию к росту вследствие отказа от прямого принуждения к труду и перехода к рынку труда, что неминуемо ведет к конкуренции и добровольному или вынужденному отчуждению от социально-экономических отношений тех, кто не рассматривает труд как потребность. Тем не менее, полагают авторы, в силу неоднородности бездомных часть из них может быть ресоциализирована, чему должны служить особые государственные социальные программы.

Феномен бездомности в современной России, особенно в Сибири, еще не нашел достаточного освещения в научных публикациях',

Дарима Дашиевна Амголонова, научный сотрудник отдела культурологии и искусствоведения Института монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения Российской академии наук, Улан-Удэ.

Ирина Борисовна Балдаева, доцент кафедры экономической теории Бурятского государственного университета, Улан-Удэ.

хотя бездомных становится все больше и все более обостряются связанные с ними социальные проблемы. Слабая изученность приводит к тому, что попытки решить эти проблемы носят характер паллиативных мер, сводятся к нечастой поддержке бездомных (раздача талонов на горячее питание, распределение одежды и т. д.), сама же проблема предстает как априорно неразрешимая, поскольку ресоциализация бездомных считается невозможной. Между тем бездомные неоднородны, находятся на разных «ступенях падения», и если одни миновали точку возврата, то другие — пусть даже немногие — способны при позитивном участии со стороны вернуться к нормальной жизни.

И в научных публикациях, и в средствах массовой информации2, и в оценках населения бездомность рассматривается как феномен, являющийся прямым следствием происходящих в России социальных и экономических перемен. Между тем бездомные в России существовали во все периоды ее истории, в том числе и советский. В недавнем прошлом их называли бродягами или «бичами». Феномен бичевания был особо распространен в Сибири, в частности в Бурятии. Более того, некоторые отрасли почти в плановом порядке подразумевали участие «бичей» в общественном производстве. «Бич» расшифровывался в городском фольклоре как «бывший интеллигентный человек». С этим понятием был связан мифологизированный образ свободолюбивого мужчины, не желавшего подчиняться правилам и условностям регламентированной общественной жизни. Передавались слухи о «бичах», бывших научных работниках, инженерах, учителях, которые выбрали свободный образ жизни взамен тяготившего их подчинения дуракам-начальникам, необходимости жить с нелюбимой женой и т. д. Эти якобы свободные люди добровольно уходили в таежную глушь, старательские артели, геологоразведочные партии, на лесоповал. Считалось, что краткий, только в летний период, труд давал им возможность заработать баснословные деньги и безбедно существовать оставшуюся часть года. «Бичи» по слухам всегда имели деньги, отличались независимостью суждений, легко уходили от преследований со стороны милиции. Их романтизированный образ вызывал интерес и даже некоторую зависть. Глагол «бичевать», то есть скитаться, жить на вольных хлебах носил двоякий смысл: он означал неприкаянность = бездомность и одновременно — безграничную свободу действий, то есть имел позитивную коннотацию. В любом случае, считалось, что «бичи» в состоянии вернуться к образу жизни большинства сограждан, но не желают этого.

Кардинальные изменения, наступившие в России с начала 1990-х годов, полностью изменили сложившийся стереотип в понимании бездомности. «Бичи» исчезли, им на смену пришли бомжи — лица без определенного места жительства. Можно установить определенную генетическую связь между «бичами» и бомжами, приняв, однако, во внимание, что бомжи — неизмеримо более широкое общественное явление. Общими между ними являются особое групповое мировоззрение и поведение, имеющие не одинаковые, но сходные проявления и проистекающие из одного и того же отклонения. Мы не ставим перед собой задачу выявления психологических корней такой девиации, отметим лишь ее конкретную и явную характеристику: неспособность/невозможность для индивида регулярно, постоянно заниматься трудом в течение установленного рабочего времени и подчиняться регламентациям (трудовой дисциплине, правилам поведения, таким, например, как трезвость на рабочем месте). Отличий же между «бичами» и бомжами больше, чем сходства. Термины «бомж», «бомжевать», «бомжатник» полностью лишены какого-либо позитивного наполнения, они устойчиво связаны с социальным дном и характеризуют людей, утративших не только жилье, но и человеческий облик, скатившихся ниже низшего предела, откуда нет возврата к нормальной жизни. Для обычного гражданина бомжи — это безликая масса со стадными характеристиками, отдельные представители которой не отличаются друг от друга ни половыми, ни этническими, ни социальными особенностями. Отметим также, что «бичи» советского периода добывали средства к существованию в отдаленных от города местностях, а в городе лишь тратили заработанные деньги. Бомжи, напротив, проживают исключительно в городах, и лишь малая их часть «профессионально» мигрирует (об этом ниже). Что касается места бездомных в обществе, то С. А. Стивенсон удачно, на наш взгляд, определяет его, характеризуя бездомных как девиантов, которым присвоен негативный социальный статус3. Негативная социальная идентичность, подразумевающая стигму, углубляется в связи с изменениями в жизненных ориентациях и стратегиях. Помогая индивиду выжить, они не дают возможности большинству бездомных ресоциализироваться, вернуться к нормальной жизни. Этот процесс, называемый ретритизмом, является особым типом социального приспособления; при нем отвергаются культурные цели и институциональные средства, которые могут быть как легитимными, так и нелегитимными. Стремление уйти от необходимости решать конкурентные задачи приводит к устране-

нию и целей, и средств, что, в конечном итоге, означает исключение индивида из общества.

Рассматривая социально-экономические факторы, влияющие на появление и рост численности бездомных в переходный период на примере нашего города (достаточно типичного для Восточной Сибири), необходимо, на наш взгляд, охарактеризовать общее состояние рынка труда в Улан-Удэ. В советский период существовала явная стратификация по доходам, качеству и престижности труда на промышленных предприятиях. Высокооснащенные оборонные заводы использовали квалифицированную рабочую силу, и, несмотря на закрытие или перепрофилирование таких предприятий, их работники остались востребованными как в Улан-Удэ, так и в других городах. Иные предприятия, преимущественно местного значения, отличались низкой квалификацией работников. К примеру, после закрытия/банкротства стекольного, кирпичного и прочих подобных заводов, уволенные рабочие стали безработными без особых перспектив трудоустройства. Это обусловлено тем, что их трудовая деятельность была связана главным образом с прямым принуждением к труду, с присущим этому виду принуждения глубоким отчуждением труда, низким уровнем удовлетворенности работой, доминированием интереса к выживанию, короче, минимальными (витальными) потребностями4. Это тем более очевидно, если учесть, что на упомянутых предприятиях работало много «химиков» — лиц, отбывших наказание за разные правонарушения, в том числе и за тунеядство. Поскольку прямое принуждение к труду с началом рыночных преобразований исчезло, а доля работников, для которых труд является средством выживания, возросла, то малоквалифицированные кадры оказались перед необходимостью участвовать в конкуренции за рабочее место. При этом те, кто отличался слабой мотивацией к труду, неизменно стремились избежать конкуренции посредством снижения, осознанного или бессознательного, уровня удовлетворения витальных потребностей. Отсутствие иных интересов, связанных с трудовой деятельностью, приводит к отказу от стратегических жизненных целей, результатом чего неизменно становится минимизация трудовой деятельности, ее спорадический, случайный характер. В этом смысле логичной и неизбежной становится цепочка: неквалифицированный работник-пьяница — безработный, не стремящийся к трудоустройству — бездомный. Отметим, что большинство бездомных вынуждены заниматься какой-то условно-трудовой деятельностью, которая для них более предпочтительна, чем принуди-

тельная, по той лишь причине, что последняя требовала дисциплины и не позволяла осуществлять желаемый ритм и режим труда — работать только тогда, когда индивид осознает необходимость заработка. В социально-экономическом смысле современная бездомность — это следствие устранения прямого принуждения к труду и одновременное отсутствие в этом социальном слое и слоях, граничащих с ним, косвенных видов принуждения, включая идеологический («ценностной вакуум», ощущаемый большинством населения, всего сильнее затронул социальные низы, где и прежде нравственные мотивации к труду не носили выраженного характера)5.

Необходимо также отметить особенности урбанизации в Бурятии. Рост населения Улан-Удэ происходил главным образом за счет миграции из сельской местности. При этом качество и уровень жизни в городе выступали как априорная и неконкретная ценность на том основании, что сельские стандарты в Бурятии, в отличие от других регионов страны, всегда были ниже городских. Получение образования и достижение таким путем более высокого статуса горожанина стимулировали значительный отток из деревни. Но в город прибывали и те, кто не ставил перед собой карьерных целей. Проживание в городе не прививало таким бывшим селянам норм урбанизированного существования с его динамичностью, практицизмом и стремлением к имущественному и профессиональному росту. Ментальная стагнация, консерватизм и воспроизводство общинных по своей сути отношений характерны для многих горожан в первом поколении и воспроизводятся у их потомства. Именно для них специфичным является социальное иждивенчество и инфантилизм. Места их проживания в Улан-Удэ — это районы стихийных застроек («нахаловки»), местный аналог бидонвиллей. Учитывая суровую и продолжительную зиму, их обитатели стремились максимально приблизить свое жилье к стандарту дома, но всегда относились к социальному дну. Именно к ним вполне применима в качестве определения поговорка «ни к селу, ни к городу». Их доля в городском населении стало особо выраженной в последнее десятилетие, когда квалифицированные кадры мигрировали в более развитые регионы страны и за рубеж. Городские низы при этом существенно пополнились за счет интенсивного переселения из деревень лиц, которые и ранее не проявляли желания трудиться в общественном и личном хозяйстве. Немаловажным является и тот факт, что в Бурятии отбывают наказание и впоследствии оседают бывшие осужденные из различных регионов России, поскольку

здесь традиционно расположено большое число колоний строгого режима. По нашим сведениям, среди бездомных от 50 до 70% составляют лица, отбывшие наказание. Все вышеуказанные факторы способствуют тому, что социальная база бездомности постоянно расширяется, причем наметившиеся позитивные процессы в экономике не оказывают существенного оздоровляющего влияния. Социальная аномия остается доминантой, вовлекает в свою сферу все большее число представителей низших слоев общества. Такое положение вещей, по-видимому, усугубляется и тем, что в экономическом отношении Бурятия — один из самых депрессивных субъектов РФ.

Исследования бездомности на материалах Улан-Удэ проводятся нами с 1998 года. Использовались качественные методы: наблюдение и проведение нарративных интервью. Кроме того, нами была составлена анкета из 39 вопросов. Респондентами, наряду с бездомными, выступали жители города, которых мы опрашивали с целью выяснить отношение к бездомным и способы взаимодействия между обычными гражданами, с одной стороны, и бомжами, с другой.

Численность и этнический состав

Для Улан-Удэ с его населением менее 400 тыс. жителей бездомность приобрела довольно значительные масштабы. В ходе нашего обследования в 1998 году в городе насчитывалось 203 бездомных. Последующие обследования были проведены в 2001 и 2003 годах и предполагали не сплошной опрос, а выборочный. По данным службы экстренной помощи при городском центре социального обслуживания населения, в 2003 году в Улан-Удэ проживало 677 бездомных, по данным Дома ночного пребывания — 1100 человек, по данным же МВД — всего 167. Мы, со своей стороны, основываясь на многолетних наблюдениях, полагаем, что численность бездомных примерно одинакова и не превышает 300 человек. Она определяется емкостью ресурсной базы выживания, доступной бездомным в Улан-Удэ, — размерами свалки, количеством мусорных бачков и колодцев теплотрасс, объемом благотворительности и т. д. Значительные расхождения в данных социальных служб объясняются рядом причин: один и тот бездомный учитывается ими неоднократно; обслуживают они не только бездомных, но и опустившихся граждан, имеющих жилье; после амнистий в городе оказывается масса людей бездомного статуса, которые вскоре его покидают; в число местных бездомных

включают бездомных мигрантов, пользующихся благоприятным моментом для получения социальной помощи. Данные милиции, напротив, неполные, поскольку в ходе проводимых ею операций «Бомж» многим бездомных удается укрыться в других районах города, где операция не проводится. Численность бездомных в городе варьируется в зависимости от сезона. В холодное время многие из них стремятся найти на зиму возможное пристанище в тюрьме или психиатрической больнице. Информатор О., в частности, рассказала: «Ягуляла с собакой и за гаражами обнаружила труп, вызвала милицию. Милиционеры начали опрашивать окрестных бездомных, и многие из них с готовностью признавались в убийстве, чтобы получить крышу над головой и еду, скоро ведь зима». Летом 2003 года четверо из опрошенных нами бездомных сказали, что провели зиму в «психушке», а весной оттуда убежали.

Некоторый рост численности бездомных в Улан-Удэ связан в первую очередь с несколькими амнистиями осужденных за нетяжкие преступления. В частности, больше стало бездомных женщин, попавших под амнистию, касавшуюся женщин-матерей. Все же, согласно данным нашего последнего обследования, процентное соотношение мужчин и женщин в группе бездомных осталось примерно прежним.

Важным аспектом изучения бездомности является выявление ее этнических компонентов. Большинство бездомных — русские, в 1998 году лишь пять человек назвали себя бурятами, один — якутом. В 2001 году только на городской свалке было уже 10 бурят; в 2003 году в ходе выборочного опроса мы выявили уже 16 бездомных бурят, все без исключения мужчины. Несмотря на рост численности бурят, их доля среди бездомных куда меньше, чем во всем населении города. Причины довольно слабой распространенности бездомности в бурятской среде требуют специального исследования; предварительно можно предположить, что у бурят, даже потерявших жилье, сохранились довольно прочные связи с родственниками, проживающими в сельской местности и не отказывающими им в поддержке в виде какого-либо пристанища.

Бездомные как социальная группа

Подходы современной социологии позволяют выделить бездомных в отдельную социальную группу, поскольку они (бездомные) отвечают следующим критериям6.

1. Осознание индивидом принадлежности к данной социальной группе. Все без исключения бездомные, которых мы опрашивали, так и называют себя бездомными, хотя иногда говорят, что могут претендовать на какое-то жилье. Бездомный Н., 52 года: «У меня есть дом, но после смерти жены ее сын украл мой паспорт с пропиской, поэтому я не могу обратиться в суд для восстановления моих прав»; бездомный Ж., 41 год: «Уменя есть дом в деревне, но я не могу там жить, поскольку нет работы»; бездомный С., 63 года: «Уменя есть женщина в деревне, зовет рыбачить. Скоро поеду к ней, поженимся». Принадлежность к данной социальной группе доказывается полным или почти полным отсутствием социальных связей за ее пределами. Исключением является связь бездомных с обладающими жильем, но безработными алкоголиками, которые предоставляют бомжам свою жилплощадь для совместного распития алкогольных напитков. Различие между ними носит временный характер: многие, если не большинство таких обладателей жилья в течение короткого периода времени становятся бездомными. Определяющей чертой принадлежности к данной группе является деятельность, которую мы назвали условно-трудовой: разбор и сортировка утиля, сбор стеклянной тары и т. д. Кроме того, семейно-брачные отношения бездомных осуществляются исключительно в их среде: даже если бездомные ранее состояли в юридическом браке, он фактически прекратился, когда индивид приобрел статус бездомного. Все бездомные женщины «замужем» за бездомными же мужчинами. Хотя их сексуальные партнеры могут меняться, каждая бездомная женщина имеет постоянного «мужа». У подавляющего большинства бездомных есть родственники в иных социальных группах, однако связи с ними полностью потеряны. По нашим данным, для перехода в статус бездомного недостаточно быть безработным, алкоголиком, тунеядцем и безвольной личностью. Главное условие — отсутствие поддержки родственников: смерть родителей, отказ жены (мужа) терпеть деградировавшего человека в своем доме (изгнание).

Бездомным свойственны и некоторые характерные стереотипы мышления, индуцированные этой социальной группой. Хотя некоторые бездомные оценивают свое нынешнее положение как лучшее по сравнению с предыдущим периодом жизни, в целом они осознают, что социальный статус бездомного очень низок. Субъективные вербальные оценки причин данного статуса в большинстве случаев сходные. Кроме того, бездомные достаточно единодушны во мнении, что «скоро их жизнь переменится к лучшему». Как и когда кон-

кретно это произойдет, чаще всего из их слов непонятно. Говорят о гипотетической возможности найти хорошую работу (например, вернуться на старое рабочее место, когда предприятие снова откроют). Так, бездомный Т., нищий, убежденно сказал: «Я сломал ногу, поэтому не работаю. Когда поправлюсь, уеду к родственникам в Иваново. Остался бы и на авиазаводе здесь, но он стоит, работы нет» (по нашим сведениям, авиазавод, хотя и существенно сократил производство, все же действует, квалифицированные работники, находившиеся ранее в административных отпусках, отозваны на работу). Практически все бездомные надеются на улучшение своего положения, но не предпринимают для этого конкретных действий, а лишь фантазируют, причем их выдумки служат больше их собственному успокоению, чем убеждают окружающих. «Иллюзорная практика» или мифотворчество выполняют для бездомных двоякую функцию: адаптационную и компенсаторную. Направления мифотворчества бездомных являются специфическими для них и тоже подтверждают их статус как особой социальной группы.

2. Постоянно повторяющиеся или морально установленные с точки зрения участников данной группы социальные действия. Бездомный статус сочетается со специфической деятельностью и выраженными особенностями поведения и внешнего вида. Деятельность подразумевает некоторое разнообразие — от сбора утиля до нищенства и воровства, что подтверждает неоднородность бездомных. Однако виды деятельности сочетаются, перемежаются, не носят постоянного характера. Снова отметим, что все бездомные не способны систематически заниматься общественно-полезным трудом в системе социально-признанных коллективов, хотя в прошлом многие из них работали. В Улан-Удэ, как и во многих других городах России, поддержание жизни бездомных посредством сбора и сортировки утиля обусловлено исключительно недостатками организации городской инфраструктуры. Объединяющей характеристикой деятельности бездомных, что бы она ни включала, является ее главная цель — приобретение алкогольных напитков. В этом смысле бездомные, в отличие от «домашних» алкоголиков, получают одобрение других членов своего сообщества. Обоснованием их поведения выступает идеология жертвы социальной системы, общественных отношений. На вопрос: «как Вы считаете, кто виноват в Ваших бедах?» из всех опрошенных (некоторых опрашивали неоднократно, с перерывом до четырех лет) лишь один (!) ответил так: «Дая, наверно, и сам в чем-то виноват, был несерьезный раньше». Остальные обвиняли либо

нынешнюю жизнь, Горбачева, Ельцина, президента республики Бурятии Потапова, правительство, либо жену, недобросовестных покупателей квартиры, руководство предприятия, где раньше трудились. Большинство бездомных на вопрос об их профессии отвечают, что они «мастера на все руки», перечисляют несколько специальностей. Например, бездомный С., нищий, назвал себя сварщиком, слесарем-сантехником, столяром, плотником; бездомная Д. с городской свалки перечислила следующие работы: заведующая клубом, библиотекарь, киномеханик, кочегар. О гипотетической возможности трудоустройства большинство отвечает так: «хочу работать по специальности, где хорошо платят». Д., в частности, рассказала: «В социальной защите мне предложили мыть туалеты. Я ей (сотруднице Центра. — авторы) говорю — сама иди мой туалеты, а у меня есть профессия. Пусть мне дадут возможность работать там, где я хочу». Отсутствие признания способностей, талантов и заслуг — общая черта ответов бездомных на вопрос о причинах нынешнего статуса. Пьянство, как уже говорилось, — одобряемая норма поведения, единственно возможное выражение протеста. На вопрос: «Употребляете ли Вы алкогольные напитки?» — бездомные, как правило, отвечают: «Пью как все», или «Пью не часто». При этом подразумеваются стандарты, принятые в их группе. Многие отвечают вопросом на вопрос: «А где у нас деньги на выпивку?». Однако застать их в относительной трезвости (с похмелья) можно только рано утром, когда они обходят мусорные контейнеры, моют стеклотару, стоят в очереди в приемных пунктах. Еще одной объединяющей характеристикой является отсутствие стремления заработать или иным образом получить деньги для приобретения пищи: ее бездомные либо находят в отходах, либо воруют, либо выпрашивают или получают от социальных служб и благотворительных организаций. Деятельность бездомных определяет их внешний вид и отношение к гигиене: большинство имеют возможность мыться и менять одежду, но не делают этого. Особая «униформа» — знак принадлежности к группе. Пример: когда бездомным выдают чистую и добротную одежду в Доме ночного пребывания (ДНП), они ее снимают и снова надевают свое грязное тряпье, мотивируя тем, что иначе не смогут добыть пропитание.

3. Групповое взаимодействие. Бездомные достаточно тесно взаимодействуют между собой, хотя не всегда лично знакомы. Установление социальных связей может происходить по-разному, бездомные могут объединяться в большие или меньшие, обладающие достаточной

подвижностью группы (одиночек среди них нет), однако все связи осуществляются исключительно между представителями этой группы. Взаимодействие подразумевает, во-первых, совместную деятельность. Например, в микрогруппе из двух мужчин и одной женщины такое разделение обязанностей: мужчины собирают стеклотару, женщина ее моет, затем все вместе сдают ее приемщику (таких троек, по нашим наблюдениям, много). Во-вторых, существует конкуренция за источники дохода и за места ночлега (определенная группа монопольно «владеет правом» на территорию, отстаивая его силой или преимуществом большинства). В-третьих, бездомные проявляют некоторую солидарность перед лицом внешней опасности со стороны правоохранительных органов, агрессивных подростков, наркоманов или других бездомных. Род взаимопомощи среди них состоит и в том, что они быстро оповещают «своих» о распределяемой пище, одежде, талонах на баню, парикмахерскую и медицинское обслуживание, обмениваются информацией о качестве предоставляемых услуг. В частности, Ф., 50 лет, на вопрос, почему он не обращается в ДНП, ответил: «Я там никогда не был и не пойду. Наши говорят, что там хуже, чем в тюрьме, выходить нельзя, курить нельзя, а на ночь запирают».

По поводу взаимоотношения между полами необходимо отметить следующее. Поскольку число бездомных женщин невелико, мужчины проявляют о них некоторую заботу. В разрушенном спортзале, в котором нет ни крыши, ни дверей, уже более двух лет проживают трое мужчин и «жена» одного из них, парализованная женщина. Мужчины кормят и обслуживают ее. Около Свято-Троицкой церкви в канаве все теплое время года проживает группа инвалидов, четверо мужчин и одна женщина, причем полностью неподвижна только женщина. Мужчины обеспечивают ее пищей, подобием одеяла, а во время дождя и в зимний период на руках переносят в колодец теплотрассы.

4. Определение и выделение индивидов в качестве такой социальной группы обществом или другими людьми. Этот критерий подразумевает, что люди, не являющиеся членами данной социальной группы, также должны иметь возможность выделить ее представителей по определенным признакам. Бездомные выделяются в первую очередь внешним видом, хотя их одежда, поведение, запах, исходящий от них, и способы добывания средств существования могут быть присущи и другим людям. Обычные граждане называют бомжами всех тех, кто действительно является бездомным, а также и тех, кто имеет

жилье, но по внешним признакам совпадает с бомжами. Благополучные жители относятся к бездомным с брезгливым равнодушием. Взаимодействие между ними имеет место в следующих случаях: когда необходимо выполнить трудоемкую краткосрочную работу за минимальную оплату (занести или вынести мебель, убрать строительный мусор — в Улан-Удэ это называется «сбегать за бомжами»); когда необходимо выгнать бомжей из подвалов и подъездов; когда в редких случаях бомжам подают милостыню. Регулярно контактируют с бездомными социальные службы, благотворительные и религиозные организации. В целом общество, справедливо полагающее, что бездомные в своих бедах повинны сами, все же слишком мало знает об этих людях. Вместо реальной информации часто циркулируют слухи и те же выдумки, что и в среде бездомных. Высокопоставленный чиновник правительства Республики Бурятии, например, характеризует их так: «Среди них очень много замечательных и умных людей, там есть настоящие философы. Они могут объяснить ситуацию в стране не хуже, а может и лучше, чем мы с вами». Наделение бездомных научным мировоззрением — это, видимо, продолжение романтизированной традиции, когда советских «бичей» считали почти что диссидентами. Много слухов о высоком образовательном уровне и профессиональной квалификации бездомных. Возможно, источником такого мнения явился единичный факт: на городской свалке проживала совершенно спившаяся женщина, юрист по образованию. Будучи достопримечательностью, она продолжает фигурировать в рассказах, причем о ней повествуют и те, кто ее никогда не видел.

Конечно, население вполне осведомлено о наличии в городе бездомных, знает о местах их обитания и социальных источниках бездомности («у меня сосед бомжеватый, скоро квартиру пропьет, будет жить в канализации»). Что касается мнений граждан о решении проблемы бездомности, то они разделились: одни солидарны с мэром города, призывавшим очистить город от бомжей путем высылки «чужих» по месту предыдущего жительства и предоставления какого-то жилья «своим», местным, бездомным (и то, и другое оказалось, конечно, неосуществимым); другие считают, что «их всех надо посадить»; есть и те (их, к счастью, немного), кто считает, что «эти отбросы общества должны быть физически уничтожены, чтобы не мешали нормальным людям жить».

Социальная группа бездомных характеризуется, во-первых, устойчивостью, а во-вторых — динамикой роста. Устойчивость данной группы выражается прежде всего в невозможности для ее пред-

ставителей перейти в другие социальные группы — притом, что «сменяемость» в ней очень высока из-за смертности вследствие переохлаждения, алкогольной интоксикации и насильственной гибели. Но также и в том, что, в отличие от обычных граждан, входящих одновременно в разные социальные группы, бездомные принадлежат исключительно к своей общности, реализуя в ней все возможные для них виды деятельности: трудовую, семейную, культурную. Увеличение численности бездомных, несмотря на их высокую, по сравнению с другими слоями населения, смертность, также является их характерной особенностью, которая практически не коррелирует с экономическими характеристиками общества (ухудшение или улучшение экономической ситуации в России не ведет к увеличению или уменьшению численности бездомных).

Вышеуказанные характеристики позволяют сделать вывод о том, что бездомные — это особая социальная группа, отличительной особенностью которой является слабое социальное взаимодействие с другими группами. Бездомные при этом полностью зависят от общества в целом, поскольку само их физическое выживание невозможно без трудящихся слоев населения, предоставляющих бездомным отходы в виде продуктов питания, металлолома, макулатуры, одежды и т. д. Другие социальные группы тоже зависят от общественного производства и, следовательно, от общества в целом, но они вступают в различные взаимодействия посредством товарно-денежных отношений. Условно-трудовая деятельность бездомных связана, как уже указывалось, со слабостью городской инфраструктуры, является значимой для современных общественных отношений тоже лишь условно, и в экономическом смысле может быть определена как примитивное собирательство. А поскольку в сельской местности пищевые отходы идут на откорм скота, следовательно, в ней нет достаточного количества отходов для поддержания жизни бездомных, еще одна особенность этой социальной группы — существовать исключительно в городе.

Мир бездомных

Несмотря на постоянное пребывание бездомных в людных и оживленных частях города, они явно обособлены от обычных жителей, неохотно и с опаской вступают в контакты с ними, стараются поскорее отойти на безопасное расстояние. Хотя бездомные в Улан-

Удэ встречаются во всех районах города, для каждого из них «своей» является лишь определенная территория, границы которой пересекаются очень редко. На то есть ряд причин: «закрепленность» за каждой бездомной группой особых мест добывания отходов; физическая слабость из-за недостаточного питания и постоянного пьянства; невозможность пользоваться городским транспортом. Общение бездомных происходит на двух уровнях: большая часть вербального общения приходится на долю своих собратьев, меньшая, с очень ограниченным набором тем, — это беседы с приемщиками вторсырья, сотрудниками милиции, социальных служб и благотворительных организаций. Внутреннее общение тоже не подразумевает широты тем, но все же и в качественном, и количественном отношении является существенно важной формой коммуникации. Именно в рамках внутреннего общения формируются и используются некоторые речевые, поведенческие и мифологические стереотипы, на основании которых можно сделать вывод об особенностях мировоззрения бездомных.

Мифотворчество является единственной возможной для бездомных формой культурной деятельности, компенсирующей потерянные социальные связи, стандарты и цели. В нем можно отметить наличие специфического для этой формы общественного сознания синкретизма, то есть сосуществование рационального и иррационального пластов и невыраженность индивидуальности. Этому способствуют примитивный опыт (старый опыт рационального миро-осмысления утрачен) и ограниченная практика, сводящаяся к собирательству почти на рефлекторном уровне. При этом артикулируемое — в большинстве случаев недостоверно, а достоверным материалом может служить имплицитно присутствующие в их рассказах мифологические сюжеты, содержащие ряд универсалий, которые проявляются тем явственнее, чем меньше отвечающий отдает себе отчет в их применении (не лжет сознательно).

Пространство и время. Пространственные мифологемы определяются в рамках всего города, но с выпадением из него непригодных для обитания и деятельности бездомных районов. Фактором иного восприятия города является то, что многие бомжи не являются уроженцами Улан-Удэ. Но и для местных уроженцев знаки и символы города сходным образом изменены. Центром служит, конечно, не административный центр города как для обычных горожан (площадь Советов), а расположенная на окраине города, примерно в 5 км от центра, свалка отходов. Это настоящие, протяженные и

постоянные растущие горы мусора, высотой более 10 м. Проживающие там — не только элита бездомных, но и их организующий центр. Недоступность свалки для большинства бомжей города придает ей дополнительную значимость, а ее обитателям — более высокий статус. Бездомный К., ночующий в теплотрассе в другом районе города, с гордостью и видимым удовольствием рассказывает: «Там, на свалке, живет мой двоюродный брат, он старший, его все слушаются». Бездомный Р. выражает некое общее мнение: «А вы поезжайте на Стеколку (свалка расположена в районе стеклозавода. — авторы). Они там грамотные, все знают, живут богато, чисто. Вам с ними интересно будет». Периферия тоже достаточно структурирована: в рамках «организованного» пространства центром выступает центральный рынок. Значимость его меньше, поскольку это место более доступно, доходы здесь ниже, деятельность бомжей не специализирована, размыта, а сменяемость значительна. Для большинства бомжей, не имеющих доступа к рынку, он тоже приобретает характеристики центра, а его обитатели, соответственно, имеют более высокий статус. На городских рынках бомжи могут заработать деньги при разгрузке и доставке товаров, но конкуренция здесь чрезвычайно высока, так как той же работой желают заниматься и не бездомные граждане, например студенты. Вне периферии лежат неосвоенные бомжами пространства — те районы города, где нет возможности собирать отходы, «выпадают» из их топографии, их «не существует».

Депривация бездомных наиболее ярко проявляется в мифотворчестве, касающемся мифологем времени. Старую, «домашнюю», жизнь бездомные описывают не только неохотно, но и с трудом, не идентифицируя себя с собою «бывшим». Взамен предстает собирательный, лишенный индивидуальных характеристик, образ прошлого, где все было хорошо. Типично мифологическим «временем оно» предстает советская власть и Советский Союз, где царили справедливость и честность, а нынешний бездомный был хорошим семьянином, уважаемым членом общества, обеспеченным жильем, работой и перспективами. Идеализация прошлого имеет и специфические черты, характерные только для данной группы. Например, для обитателей городской свалки временным маркером выступает 30 октября 2000 года, когда по распоряжению городской администрации были разрушены землянки бездомных. Время до этого события стало для бездомных олицетворением былого благополучия и стабильности. Бездомная Д.: «Вы же помните, как у нас было хорошо. В каждой землянке радио и магнитофон, кругом музыка.

И холодильники были, и цветные телевизоры, и баня у всех. Электричество было, мы за него исправно платили, и воду покупали».

Мифологема нового года хотя и не подразумевает обрядовой деятельности (можно, впрочем, предположить, что она хотя бы иногда наличествует: многие бездомные особо отмечают, что выпивают за бурятской Новый год — Сагаалгаан и за Пасху), но выраженно присутствует в рассказах о будущем. Лейтмотивом при этом выступает мифологическое конструирование упорядоченной и не бездомной жизни. Момент наступления нового года связан с будущей осенью, когда большинство обычного населения начинает подготовку к зиме, делая запасы из сельскохозяйственной продукции и даров леса. Бездомная Д. повторяет при каждом опросе (в 1998, 2001 и 2003 году): «Вот август наступит, поедем в Турку (село на Байкале. — авторы). У нас там в лесу спрятан мотоцикл, на нем будем вывозить из тайги грибы и ягоды. Деньги за них платят большие, купим в деревне дом, заживем хорошо». Бездомный А., мужчина 39 лет, проживает на городской свалке: «Мы здесь только до сентября. В прошлом году осенью привезли в город рыбу, да и остались. Пора уже домой ехать. После нереста будем рыбачить, шишкарить (собирать кедровые орехи. — авторы), а за брусникой ходим далеко. А потом — домой, сын из армии вернется, он в Чечне служит. У меня трехкомнатная квартира, жена работает в райисполкоме, небось, уже беспокоится». Его напарник, бездомный К., продолжает: «Здесь мы зарабатываем по 80руб. в день (собирают и обжигают цветной металлический лом. — авторы), а грибы-ягоды сдадим — хватит и на дорогу, и на подарки, и на жизнь еще много останется». Это мифотворчество назвать планами нельзя, поскольку план подразумевает хотя бы попытку выполнения, а у бездомных таких попыток не бывает. Артикулированные образы-воспоминания (совсем не обязательно личные) представляют ценность сами по себе, как бы реализуются в процессе повествования и поэтому не нуждаются в подлинной реализации, в равной степени реальны и нереальны, будущее в них смыкается с прошлым, и так создается личная утопия: все скоро будет хорошо, как раньше, даже еще лучше. Главное же достоинство — дискретность: новогодние планы можно строить постоянно.

Утопия. О будущем фантазируют почти все, но есть и те, кто идеализирует настоящее. Бездомная Д. рассказывает о своей жизни на свалке и сравнивает ее с жизнью в Екатеринбурге: «Ятам чем только не болела! Аллергия, печень, почки, сердце, выглядела очень плохо, была толстой и старой. А здесь я совершенно здорова, забыла про все болезни.

Воздух свежий, питаюсь хорошо. Мы со свалки ничего не едим, все из магазина. Я своей маме звоню, шлю фотографии, чтобы она не беспокоилась обо мне, а увидела, что у меня все хорошо. Посмотрите, у нас посуда чистая, есть баня, воду покупаем, стираем. А водку пьем только по праздникам. Религиозные праздники справляем. В церковь, правда, не ходим, но батюшка к нам приезжает сам, молимся». Мать семейства бездомных из сельской местности (мать, отец, два сына, отбывших заключение, 12-летняя дочь), переехавшего на свалку после закрытия кирпичного завода, показывала свой «дом», представляющий собой оборудованную землянку, и рассказывала: «Раньше мы так хорошо не жили. А сейчас каждый день на столе фрукты, едим досыта. Нам здесь нравится, тепло, есть цветной телевизор. К нам погостить моя свекровь приехала, хотела посмотреть, как мы здесь живем, понравилось, она и осталась, говорит, у нас лучше, чем в деревне». Этот разговор состоялся в 2000 году. Показательно, что именно эта семья за год больше всех деградировала, дойдя буквально до животного состояния, о чем рассказывали нам другие бездомные и мы наблюдали лично.

«Я — жертва». Лейтмотивом всех повествований бездомных выступает представление себя в качестве жертвы вероломства со стороны властей, семьи, бесчестных работодателей и покупателей жилья. Слова бездомного Т., вынесенные в название нашей статьи, характеризуют обиду на общество, с которым бездомные более не желают сотрудничать. При выяснении реальных обстоятельств, приведших бездомного к нынешнему положению, мы получали почти сходные ответы, которые можно сгруппировать следующим образом: а) завод закрыли, остался без работы, из ведомственной квартиры выгнали; б) не мог платить за квартиру, решил поменять на меньшую с доплатой, покупатель обманул, я остался на улице; в) я несколько лет болел (эвфемизм, заменяющий отбывание срока наказания; ни один бездомный не признался в уголовном прошлом), а жена вышла замуж, меня выписала; г) умерла жена (мать, отец), пришлось продать дом, чтобы похоронить. Часто эти причины фигурируют в совокупности, демонстрируя наложение личного/чужого опыта и мифологических сюжетов, создающих образ жертвы. Как уже отмечалось, почти все бездомные называют себя высококвалифицированными специалистами, а свою невостребованность объясняют безобразиями, происходящими в стране. Бездомный А. дает типичный ответ на вопрос, хотел бы он работать на производстве: «Я согласен на любую работу с жильем. Работник я хороший, дисциплинированный, непью-

щий. Сейчас если и выпиваю, так немного, а если бы работал, то вообще бы не пил». На вопрос об употреблении алкоголя все бездомные отвечают примерно одинаково, переводя разговор на других: «Много пьют богачи и начальники, у них деньги есть. А я — только иногда». Мифологический сюжет о трезвом образе жизни подкрепляется рассказами о добропорядочности бездомных. Бездомный К., проживающий в колодце теплотрассы рядом с главным корпусом Технологического университета, возмущенно говорит: «Милиция все время выгоняет. А что я им сделал? Тут кого-то убили, так я в милицию позвонил. Все здесь чищу, студенты мусор бросают, а я убираю. Почему не дают спокойно жить, если я не мешаю. У меня судьба такая, но ведь каждого может коснуться».

Интересно, что на вопрос о наличии родственников бездомные, как правило, отвечают положительно. О взаимоотношениях с ними говорят с обидой. Бездомный инвалид С. рассказал: «Есть братья и сестры, живут в квартире родителей, меня не пускают, а я ведь имею право». Однако для большинства бездомных благополучие родственников — это не только повод для обид, но и средство повышения своего статуса, поэтому особое место в рассказах занимает описание имущественного и социального положения родных. Бездомный Р., проживающий в разрушенном спортзале, рассказывал о своей семье: «Отец — директор школы, а брат — начальник танкового училища в Перми, генерал». На вопрос, поддерживает ли родственные связи, ответил достаточно стандартно: «Мне бы до них доехать, а там куда им деваться, устроят, помогут». Родственники «должны» быть достаточно близкими (брат, сестра, жена, родители) и одновременно — проживать далеко, иначе нельзя поддерживать миф о том, что восстановить связи возможно, нужно лишь «вернуться домой».

Стратификация бездомных

Несмотря на внешнее сходство всех бездомных, их социальной группе присуща более или менее выраженная стратификация. Определяется она местом обитания и способом добывания средств к существованию. Исходя из этих критериев, мы выделили четыре подгруппы.

Первая подгруппа: обитатели городской свалки с относительно стабильным доходом благодаря тому, что постоянно обеспечены продуктами питания из отходов пищевых предприятий, рынков,

общепита и магазинов. Используя специальные приспособления, ее члены сортируют мусор в поисках стеклотары, цветного и черного металлолома, одежды и обуви. Металл в изоляции обжигают, бутылки и банки моют, а затем все это сдают приемщикам здесь же, на свалке. Иногда с ними расплачиваются деньгами, чаще — суррогатной водкой-«катанкой». До 2001 года здесь проживало 56 человек (22% от общего числа бездомных) в 13 землянках, когда-то вырытых и оборудованных военными. После того, как по распоряжению городской администрации землянки были уничтожены, численность местных бездомных уменьшилось и летом 2003 года составляла 45 человек. Отметим, что «чужаков» сюда не пускают, благодаря чему обитатели свалки и имеют относительно стабильные доходы, образуя своего рода «элиту» бездомных. Хотя большинство их бездомных проживают на самой свалке, обогреваясь у костров из мусора, их положение лучше, чем у других бомжей, так как они могут постоянно получать оплату за свой труд (по их словам, до 100 рублей в день). Этой подгруппе свойственна определенная социальная организованность, что выражается в наличии «старшего», отвечающего за своих собратьев перед представителями власти (милиция). Отметим также, что эти бездомные работают практически каждый день по 3—4 часа.

Вторая подгруппа: бомжи, проживающие летом на улице, а в холодное время года — в колодцах теплотрасс, подвалах, на чердаках, в пустующих дачах. Их деятельность заключается в сборе утиля из мусорных контейнеров во дворах, из урн, а также стеклянной тары, валяющейся на улицах. Питание и табак тоже добываются из отходов. Когда удается, они воруют товары на рынках. Проживают группами по два-три человека, за каждой группой закреплена определенная территория. Эта подгруппа наиболее многочисленная — более 200 человек. Обычные граждане взаимодействуют главным образом именно с этой подгруппой, поскольку ее представители стремятся ночевать в подъездах жилых домов, взламывают кладовые, воруют все оставшееся без присмотра, включая домашних кошек и собак. Обход «своих» мусорных контейнеров они совершают, как правило, один раз в день в холодное время года и два — в теплое.

Третья подгруппа. К ней относятся бездомные нищие, преимущественно инвалиды. Места их обитания — возле церквей, рынков, центральных магазинов. Неспособные заниматься даже собирательством, они наиболее уязвимы, и сменяемость их состава самая высокая. Численность — примерно 15 человек. В эту подгруппу попадают те, кто ранее принадлежал ко второй. Государственные службы чаще

всего не успевают оказать им реальной помощи, например, поместить в специальные учреждения;

Четвертая подгруппа. К этой, тоже малочисленной, подгруппе (15—20 человек) мы относим «кочующих» бездомных, собирающих подаяния в электричках. Перемещаясь по территории радиусом до 400 км, они периодически возвращаются в Улан-Удэ, где несколько раз в году получают помощь от социальных служб.

Особо следует отметить бездомных, при каждой возможности проживающих в ДНП. Хотя по правилам пользоваться этой услугой можно лишь три раза в году по 14 дней, 11 бездомных мужчин (на женщин эта услуга не распространяется) стали здесь почти постоянными обитателями. Причина состоит в том, что другие бездомные не стремятся туда попасть из-за довольно строгих правил. Бездомные лица пенсионного возраста посредством обращения в это учреждение могут претендовать на устройство в интернат для престарелых и инвалидов. Однако мы не выделяем обитателей ДНП в отдельную подгруппу, так как большую часть времени они все же проводят на улице.

* *

*

В заключение хотелось бы отметить следующее. Решение социальных проблем должно распространяться и на проблему бездомности. Это необходимо как для спасения жизни самих бездомных, так и для того, чтобы сохранять социальное здоровье и нравственность народа. Дело не только о том, что бездомные — реальная угроза обществу с санитарной и правовой точки зрения; слабые, паллиативные меры в отношении бездомности оборачиваются ее ростом, физическим воспроизводством. Создается впечатление, что государство вычеркнуло этих людей из списков граждан7 и тем самым только укрепило социальную индифферентность «нормальных» горожан. В действительности работа по предоставлению помощи бездомным государственными органами все-таки ведется, в частности в Улан-Удэ действует неоднократно упоминавшийся Дом ночного пребывания, выдается питание в виде сухого пайка. Бездомным помогают общественные фонды и благотворительные организации, представители религиозных общин.

Можно назвать эти меры в равной степени необходимыми и недостаточными. Ведь бездомные — это разные люди, среди них есть те, кому уже не помочь, и те, кто способен побороть себя и при

должной поддержке вернуться к обычной жизни. Реальная помощь должна опираться на хорошее знание самих бездомных, особенностей их психологии и жизненных обстоятельств. И хотя ресоциализация бездомных возможна лишь для немногих, следует этот шанс реализовать. Особенно это касается молодых бомжей, которых становится все больше и которые участвуют и неминуемо будут участвовать в воспроизводстве этой социальной группы. Ведь у всех бездомных женщин есть дети. Для них рождение ребенка — это возможность получить пособие. Но лишь в редких случаях дети остаются с матерями, еще реже — находят приют у родственников. Большинство бездомных женщин либо оставляют детей в роддоме, либо подбрасывают в детские учреждения или в милицию8. Нетрудно понять, что эти дети имеют мало шансов избежать повторения пути родителей. Мы со своей стороны ставим цель привлечь внимание общественности к бездомным и к явлению бездомности в целом.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Помимо статей Сидоренко-Стивенсон С. А., на которые указываем ниже, см.: Завьялов Ф. Н, Спиридонова Е. М. Уровень и образ жизни бомжей. Социологические исследования, 2000. № 3. С. 63-68.

2 За последние годы о бездомных появились следующие публикации в центральной прессе: Григорьев Е. У бомжей «поехали крышки» // Труд, 1998, 28 февраля; Грит-чин Н. Из пленников в маргиналы // Известия, 1997, 1 ноября; Кислов А. Ученый бомж // Известия, 1998, 15 апреля; Коваленко Ю. Миллиарды для французских бомжей // Новые Известия, 1998, 7 марта; Лашко Е. Самые счастливые бомжи живут в Новосибирске // Известия, 1998, 8 апреля; Меликян Э, Рутинян Д. Свалка под «крышей» милиции // Известия, 1998, 30 июня; Овчинникова И. Сколько в России бомжей // Известия, 1996, 5 марта; она же. Выпускника детского дома выбросили на улицу. А в сущности — из жизни // Известия, 1998, 28 апреля; Подграбинек А. Гражданин бомж // Известия, 1998, 10 июля; Столяров Б. Бездомные жертвы государственной опеки // Новые Известия, 1998, 4 февраля; Синявский Б., Недоговорова Л. Партия бомжей претендует на власть // Известия, 1998, 9 января; УховЕ. Бомжеубежище // Труд-7, 1999, 23 апреля; Целмс Г. Мой адрес не дом и не улица // Новые Известия, 1998, 7 мая. О бездомных в Улан-Удэ см.: Бадиев А. Человек из подвала // Правда Бурятии, 1998, 17 июля; Башкуев Г. Преступление и покаяние // Правда Бурятии, 1998, 19 декабря; Березин С. «Бичей» поставили на баланс // Молодежь Бурятии, 1998, 8 апреля; Бурлакова Т. Не бомж, а безработный // Городская газета, 2001, 15 августа; Ешеева О. «Мы — люди, но мы люди без прав» // Бурятия, 1998, 24 февраля; Жимбуева И. Мой адрес: не дом и не улица // Правда Бурятии — Неделя, 2001, 25 мая; Иванова Л. «Искра» для «бомжа» // Правда Бурятии, 1998, 8 декабря; она же. Сны из прошлой жизни // Правда Бурятии, 1999, 13 марта; Салсарова Т. Юрий Бурлаков верит, что жизнь еще повернется к нему светлой своей стороной // Молодежь Бурятии, 1998, 12 февраля;

Самсонова И. Здесь как нигде нужны благотворители // Бурятия, 2003, 21 ноября; Н. Сухаревой. Ночлежный дом как зеркало социальной политики // Пятница, 2000, 15 марта.

3 Стивенсон С. А. О феномене бездомности. Социологические исследования, 1996. № 8. С. 26-34.

4 Подробнее см.: Озерникова Т. Принуждение к труду в переходной экономике. Вопросы экономики, 2003. № 9. С. 100-110.

5 О формах принуждения к труду в современной России см: Там же. С. 105.

6 Социальная группа и критерии принадлежности к ней подробно рассматривались нами в соответствии с подходом Р. Мертона. См.: Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. Социальная структура и аномия. Социологические исследования, 1992. № 3. С. 25.

7 Интерес к бездомным существенно возрастает в ходе выборов в органы власти. Староста бездомных на свалке Н. Петров рассказывал: «Кандидаты в депутаты и их помощники приезжают к нам с водкой, уговаривают получить паспорта, обещают деньги. Здесь же прямо делают фотографии, а на выборы возят на автобусе. Только мы им не верим, водку у них не берем». При всей сомнительности последнего тезиса, в целом информация может считаться достоверной, так как ее подтверждают представители милиции и другие бездомные. Возникает вопрос, даже если бездомным выдали паспорта, как могли рассчитывать на их голоса при отсутствии прописки?

8 Например, на городской свалке проживала «семейная» пара, у которой родился ребенок. Шведская благотворительная организация сняла для них квартиру, оплатила ее вперед. Тем не менее ребенок был сдан родителями в Дом малютки, а сами они вскоре опять оказались на старом месте обитания.