ВОЗВРАЩАЯСЬ К НАПЕЧАТАННОМУ
Посвящается светлой памяти Володи Брюшинкина! Он Был, Есть и Будет для меня воплощением Логоса и Софийности...
«Я есмь истина...»
Что может служить «опорой» человеческим рассуждениям? Почему мы задумываемся об истинности и ложности? В чем первоосновы бытия? Не отражение, но творение. Я в мире или мир во мне, мир во вне. За языковыми выражениями стоит не мир, а его модели. Человек, субъект, Я — как границы миров и языков. Преодолеваем границы или творим миры? Творение словом. Назвал — поименовал или познал? Бог не играет в кости (А. Эйнштейн), но играет в прятки.
Ключевые слова: язык, мышление, рассуждения, истина, ложь, мой мир, мир во мне, мир во вне, граница миров, молчание, креативность, откровение, субъект, человек, культура, тринитарность.
Я с огромным наслаждением, буквально на одном дыхании, холистически впитал в себя все явное содержание статьи горячо любимой и почитаемой мною Светланы Григорьевны Тер-Минасовой [1]. Чувство было сродни тому, которое испытал в студенческой юности, прочитав в первый раз Логико-философский трактат Л. Витгенштейна — это чувство вдохновения и прозрения. С прозрением я рассчитался довольно быстро: задумавшись о неявных (скрытых) смыслах утверждений, сформулированных в данной работе. А вот вдохновение потребовало рефлексий, которые и содержатся в этих заметках. Это ни в коем случае не рецензия, не полемический изыск (упаси Бог!), а размышления, которые, возможно, привлекут еще раз внимание читателей журнала к логико-философской проблематике оригинальной (см. коммент. 1) статьи Светланы Григорьевны.
Хочу предварить изложение результатов этих размышлений несколькими цитатами из Введения, принадлежащего перу Б. Рассела, к англоязычному изданию этого трактата Л. Витгенштейна [2].
«То, что должно быть общим у предложения и у факта, не может, утверждает он [Витгенштейн —
© Меськов В.С., 2012
В.С. Меськов
В.М.], в свою очередь, быть сказанным в языке. Это по его выражению, можно только показать, но не сказать, ибо все, что мы можем сказать, так же должно иметь ту же самую структуру.» [2, с. 12].
«Что мир есть мой мир — проявляется в том факте, что границы языка (единственного языка, который я понимаю) указывают границы моего мира.» [2, с. 22]
«Колебание вызывает то, что в конце концов м-р Витгенштейн сказал довольно много о том, что не может быть сказано [точно? — В.М.], позволяя тем самым скептическому читателю предполагать, что существует какая-то лазейка через иерархию языков или какой-нибудь другой взгляд» [2, с. 25].
Хорошо известно, что Витгенштейн явно отрицательно отнесся к этому Введению Рассела, не оппонируя тому, что в нем было написано, а сожалея о том, чего в нем не было, но могло бы быть, в том числе — о его (Витгенштейна) философских и этических воззрениях.
Приведем здесь и сейчас референциальные и релевантные утверждения из Предисловия самого Витгенштейна:
Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие. Следовательно, эта книга — не учебник. Ее цель будет достигнута, если хотя бы одному из тех, кто прочтет ее с пониманием, она доставит удовольствие. Книга излагает философские проблемы и показывает, как я полагаю, что постановка этих проблем основывается на неправильном понимании логики нашего языка. Весь смысл книги можно выразить приблизительно в следующих словах: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать. Следовательно, книга хочет поставить границу мышлению, или скорее не мышлению, а выражению мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть мыслимо). Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет просто бессмыслицей. ... Если эта работа имеет какое-либо значение, то оно заключается в двух положениях. Во-первых, в том, что в ней выражены мысли, и это значение тем больше, чем лучше они выражены. Тем скорее они попадают в самую точку. Я, конечно, сознаю, что использовал далеко не все возможности просто потому, что мои силы слишком малы для этой задачи. Другие могут взяться за нее и сделать это лучше. Напротив, истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной. Следовательно, я держусь того мнения, что поставленные проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то значение этой работы заключается, во-вторых, в том, что она показывает, как мало дает решение этих проблем.
Не вдаваясь в философские детали, Б.Рассел, тем не менее, зафиксировал относительно концепции Л.Витгенштейна некоторый своеобразный парадокс самонеприменимости: в работе довольно много сказано о том, что и о
чем не может быть сказано [в соответствии с требованиями самого Витгенштейна — В.М.], а только показано.
Очень интересно, что русскоязычные переводчики работ Витгенштейна как раз попали в засады и ямы, следуя зигзагам двойного перевода (в терминологии С.Г. Тер-Минасовой), вовлекая нас, читателей, в еще «большую ложь». Об этом (переводах) в философской литературе не стихают довольно острые дискуссии, особенно относительно двух основных переводов для изданий 1958 и 1994 гг.. Интересно напомнить в этой связи рекомендации самого Витгенштейна, советовавшего при переводе его текста на английский «вслушиваться, всматриваться не в слова, но в их действия, работу, применение...».
Начнем с главных прессупозиций (афоризмов) ЛФТ:
1. Мир есть все то, что имеет место.
2. То, что имеет место, что является фактом, — это существование атомарных фактов.
3. Логический образ фактов есть мысль.
4. Мысль есть осмысленное предложение.
5. Предложение есть функция истинности элементарных предложений. (Элементарное предложение — функция истинности самого себя.)
6. Общая форма функции истинности есть: ^, x, N ^)]. Это есть общая форма предложения.
7. О чем невозможно говорить, о том следует молчать.
«Молчания» будут преследовать нас на протяжение всей работы, становясь при поверхностном взгляде как бы смыслообразующим ее ядром... Но нет, с точностью до наоборот — мы не будем молчать, а будем рассуждать и искать способы преодоления «границ молчаний».
Для понимания позиции Витгенштейна, впрочем, как и любых других креативных идей, очень важно овладеть исходными абстракциями и идеализациями и замечательно, если автор сам помогает в этом желающим разобраться:
Смысловое ядро трех терминов (ТМзаеНв, 8асНувгНаи и 8асН^в) уточняют пояснения Витгенштейна к 4.022, 4.023, 4.062, касающиеся природы высказывания или общей формы предложения. Философ растолковывал, что немецкие фразы «Ж1в въ ъ1сН увгНаИ, ц>впп...» или «Жвпп въ ъ1сН ъо увгНаИ..» или «Еъ увгНаНъ1сН ъо ыпй ъо» не следует понимать буквально — в том смысле, что «ПОЛОЖЕНИЕ вещей таково» или «ВЕЩИ связаны так». Фразы эти — ничто иное, как ПРЕДЕЛЬНО ОБЩЕЕ выражение ЛЮБОГО ФАКТА. Витгенштейн подчеркивал, что это просто общая матрица (или форма) предложения, смысл которой передается примерно так: «Происходит то-то» («Положение дел таково», «имеет место то-то», «дело обстоит так», «это так» и др.). Точно перевести это выражение, фигурирующее в разных языках нелегко, тем более если при этом требуется еще и дифференцировать три родственных термина.
Интересуют прежде всего переводы — экспликации этих трех базовых терминов онтологии. Причем онтология понимается как общая логическая картина мира. Праэлементы ее — Объекты. В онтологии фиксируются два представления — мир и действительность. Мир — объекты,
события, факты, тогда как действительность — это предметы, простые ситуации и сложные ситуации. Предметы (в отличие от объектов) являются эмпирическими комплексами. Первый уровень онтологии рассматривается логическим, второй — реалистским. Картины миров — это панно с меняющимися узорами, инструментами создания которых — своеобразными «калейдоскопами» — являются Язык и Деятельность.
ЛФТ:
5. 6. Границы моего языка означают границы моего мира.
5. 61. Логика наполняет мир; границы мира являются также ее границами. Поэтому мы не можем говорить в логике: это и это существует в мире, а то — нет. Ибо это, по-видимому, предполагало бы, что мы исключаем определенные возможности, а этого не может быть, так как для этого логика должна была бы выйти за границы мира: чтобы она могла рассматривать эти границы также с другой стороны. То, чего мы не можем мыслить, того мы мыслить не можем; мы, следовательно, не можем и сказать того, чего мы не можем мыслить.
5. 632. Субъект не принадлежит миру, но он есть граница мира.
5. 633. Где в мире можно заметить метафизический субъект? Вы говорите, что здесь дело обстоит точно так же, как с глазом и полем зрения. Но в действительности вы сами не видите глаза. И не из чего в поле зрения нельзя заключить, что оно видится глазом.
5. 641. Следовательно, действительно имеется смысл, в котором в философии можно не психологически говорить о Я. Я выступает в философии благодаря тому, что «мир есть мой мир». Философское Я есть. не человек, человеческое тело и человеческая душа, о которой говорится в психологии, но метафизический субъект, граница — а не часть мира.
Напомню читателю хорошо известную в истории мысли ситуацию с так называемым «парадоксом Юма». Согласно эмпирической доктрине паниндуктивизма — «Все общие утверждения должны быть эмпирически обоснованными». Проанализируем данное утверждение — оно общее и претендует на формулировку закона. Тогда и оно само должно быть эмпирически обоснованным. Круг замкнулся. Ясно, что само это высказывание эмпирически обосновано быть не может. Следует очень осторожно обращаться с самоприменимостью и кванторным словом «все». Особенность русского языка в том, что мы, как правило, опускаем связки и количественные характеристики в суждениях, а отсутствие оных трактуется как утвердительность и общность, соответственно.
В силу этого «Мысль изреченная есть ложь...» [3, с. 46] трактуется конечно же, как «Всякая мысль...», то есть, как выражение с количественной характеристикой «все...». Тогда ведь мысль Тютчева тоже «изречена», она, в силу этого общего правила, тоже есть «ложь» (как абсолютно точно заметила и акцентировала наше внимание на этом С.Г. Тер-Минасова!). И тогда, не приведи Господи, все, что я написал — тоже ложь. Ну, впрочем,
я-то ладно, а вся великая наука, а все откровения Всевышнего (страшно подумать, а не то, чтобы изрекать...). Типичный пример ситуации семантического парадокса «Лжец».
Давайте вслед за автором статьи попробуем разобраться ...
Предлагаю основные положения Ее (С.Г. Тер-Минасовой) концепции изложить в стиле Витгенштейна, принимая исходные понятия, прессупо-зиции, базисные определения и принципы —
Язык, мышление, человек, культура и реальный мир.
Язык — зеркало окружающего мира.
Язык отражает действительность, за каждым словом стоит предмет или явление реального мира.
Между миром и языком стоит мыслящий человек, носитель языка.
Язык создает свою картину мира.
Между реальностью и языком стоит мышление.
Несомненны тесная взаимосвязь и взаимозависимость языка и мышления и их соотношение с культурой и действительностью.
Слово отражает не сам предмет реальности, а то его видение, которое навязано носителю языка имеющимся в его сознании представлением. Понятием о данном предмете.
Язык отражает действительность не прямо, а через два зигзага: от реального мира к мышлению и от мышления к языку.
Зеркало оказалось кривым: его перекос обусловлен культурой говорящего коллектива, его менталитетом, видением мира или мировоззрением.
Язык, мышление и культура взаимосвязаны настолько тесно, что практически составляют единое целое, состоящее из этих трех компонентов, ни один из которых не может функционировать (а следовательно, и существовать) без двух других. Все вместе они соотносятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отражают и одновременно и ФОРМИРУЮТ его.
Окружающий человека мир представлен в трех формах:
— реальный мир,
— Культурная (или понятийная) КАРТИНА МИРА,
— языковая картина мира.
Реальный мир — это объективная внечеловеческая данность.
Культурная (понятийная) картина мира — это отражение реального мира через призму понятий, .
Языковая картина мира отражает реальность через культурную (понятийную) картину мира.
Язык реализует, вербализует национальную культурную картину мира, хранит ее, передает из поколение в поколение... ЯЗЫК СПОСОБЕН ОПИСАТЬ ВСЕ. ... НЕ ФОТОГРАФИЯ, А КАРТИНА МИРА.
Вторичная картина мира, возникающая при изучении иностранного языка и культуры, это не столько картина, отражаемая языком, сколько картина, создаваемая языком [субъектом в языке — В.М].
Под влиянием вторичной картины мира происходит переформирование личности.
За словами разных языков — разные миры, за словами одного языка — разные миры в зависимости от субъектов.
Слова — это вуаль над реальной жизнью, это некая паутина, занавес. Не забыть заглянуть за вуаль, за занавес слов (см. коммент. 2).
Слова могут быть эквивалентными при условии эквивалентности миров, связанных с ними через значение слов.
Миры очень различны, особенно внутренние. Различны картины, созданные различными языками, различно мировоззрение.
Значения слов могут совпадать в том смысле, что они соотносятся с одним и тем же кусочком реальности, но культурно детерминированные понятия (концепты) того, что стоит за вуалью» — различны по ряду признаков.
Языковые единицы социокультурно обусловлены, отражают и формируют культуру и общественное устройство.
Самые коварные обманы, ловушки и западни языка связаны именно с понятием значения слова.
[КОГНИТИВНЫЙ ПРОВАЛ! [9,10] — В. М.]
Значение слова — это соотношение звукового или графического комплекса с предметом или явлением реальности.
Значение — ниточка, связывающая мир языка с реальным миром.
Тропинка, ведущая из мира языка в реальный мир.
Эта тропинка из Языка в Реальность, и наоборот, ведет не прямо, а через «засаду» из мышления [когнитивный барьер — В. М.].
У каждого языка своя засада.
Разница культур изменяет ход тропинки, подготовляя, таким образом, еще одну яму — западню для пытающихся договориться.
Еще одна яма, еще один зигзаг, еще одна извилина, скрытые не только от «чужих», но и от «своих» — индивидуальные оттенки значения, индивидуальные особенности видения мира.
Значение слова сочетает коллективное (национально и культурно обусловленное (навязанное) языком) представление о реальном мире с индивидуальным. опытом отдельного человека [когнитивный провал субъекта — В. М.]
Даже два «одинаковых» человека не увидят абсолютно одинаковый предмет [всегда абстракции или идеализации. — В. М.].
Тютчев заметил некоторые расхождения между словом и мыслью, между языком и мышлением.
Мысль, изреченная на иностранном языке, есть еще большая ложь, чем на родном. ДРУГОГО, СТОЛЬ ЖЕ МОЩНОГО СПОСОБА — НЕ ЧЕРЕЗ СЛОВО — ВЫРАЗИТЬ МЫСЛЬ У ЧЕЛОВЕКА НЕТ.
Так ли это?
Что же тогда, если не мысль, выражается — (не через слово) в деятельности?
Есть — через деятельность!
Попробуем создать рассужденческую экспликацию когнитивно-этического произведения Тютчева, представленного автором в стихотворной форме. Начнем с первой строфы —
Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.
Чувства и мечты в душевной глубине встают и заходят как звезды в ночи (см. коммент. 3) и не выражаются в мысли, которая сама не представима даже во внутреннем языке. Они (чувства и мечты) безмолвны и ими можно только любоваться. Не выражай в мысли, но любуйся. Любование — это что? Предмет любования — это не мысль, а то, что вызывает определенное состояние души. Мы не нуждаемся здесь ни в мысли, ни в способах ее выражения, в том числе и в языке. Во второй строфе —
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.
Мысль изреченная есть ложь, а не изреченная — истина? Любая или только некоторые? Или мы можем говорить лишь о том, что есть или не есть, ложь или не ложь? Источник ложности не в некотором несоответствии изреченного чему-то в мире, а в несоответствии любого изреченного — мысли. Ведь мысль идеальна (идеальный объект), а любой результат ее материализации, в том числе и в языке, ей априори не адекватен. Как проверить эту адекватность? Только субъект, как мера всего идеального. Но, может быть, дело обстоит так, что именно мысль не соответствует положению дел в мире, но тогда может случиться, что изреченное, которое не соответствует мысли, не соответствующей положению дел в мире, окажется, наоборот, соответствующим положению дел в мире (двойное отрицание). Мысль сотворила изрекаемое. Творец же — Субъект — всегда отчуждает результаты своего творения, а сотворенное Творцом отчуждаемое, в свою очередь, отчуждает Творца, обретая свободу. И свободу воли, наконец. В этом смысле сотворенное подобно творцу, даже если он сотворил свою противоположность. И опять в конце второй строфы в ряду с «любуйся» первой строфы — используется термин «питайся», что явно пере-
кликается с внутренним «кормлением», т. е. деятельностной характеристикой.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи,-Внимай их пенью — и молчи!..
И, наконец, на мой взгляд, квинтессенцией всего произведения является утверждение «есть целый мир в душе твоей» — мир дум, «внимай их пенью — и молчи». Что это за МИР, который разрушается извне — «наружный шум»? Это явно не МИР отраженного! Это мир таинственно-волшебных дум, пению которых автор призывает внимать.
Любуйся — Питайся — Внимай... И тогда не надо слов, чтобы сердце высказало себя, а другой тебя понял. Изречение мысли подобно ее взрыву, а ложь есть указание на то, что этим взрывом источники (мысли) искажаются и, возможно, даже уничтожаются (возмутишь ключи).
Л.Н. Толстой, анализируя данное произведение Тютчева, по существу, заложил основы нового религиозно-философского направления в анализе поэтических произведений в пику традиционным филолого-культуроло-гическим. В «Круге чтения» Толстой поместил это стихотворение, приглашая читателей к размышлениям над несколькими тезисами, являющимися экспликациями неявных пресуппозиций автора: «Чем уединеннее человек, тем слышнее ему всегда зовущий его голос бога». «По одному тому, что хорошее намерение высказано, уже ослаблено желание исполнить его». — «В важных вопросах жизни мы всегда одни, и наша настоящая история почти никогда не может быть понята другими. Лучшая часть этой драмы есть монолог, или, скорее, задушевное рассуждение между богом, нашей совестью и нами. Амиель». «Паскаль говорит: человек должен умирать один. Так же должен и жить человек. В том, что главное в жизни, человек всегда один, т. е. не с людьми, а с богом». «Временное отрешение от всего мирского и созерцание в самом себе своей божественной сущности есть такое же необходимое для жизни питание души, как пища для тела» [4].
К. Бальмонт, продолжая линию анализа Толстого, блестяще реализовал аналогию с пещерой Платона: «Тютчев понял необходимость того великого молчания, из глубины которого, как из очарованной пещеры, озаренной внутренним светом, выходят преображенные прекрасные призраки» [5].
«^ПеПшт!» имеет совершенно особую редакционную и издательскую судьбу — это единственное произведение Тютчева, опубликованное в трех вариациях («Молва» 1833 года и «Современник» 1836 и 1854 годов).
Их оглушит житейский шум,
Разгонят дневные лучи, —
/
Их заглушит наружный шум,
Дневные ослепят лучи:
Молчи, скрывайся и таи
И мысли и мечты свои / И чувства и мечты свои
Пускай в душевной глубине
Встают и кроются оне... / Встают и заходят оне / И всходят и зайдут оне
Как звезды мирные в ночи / Безмолвно, как звезды в ночи / Как звезды ясные в ночи
Мы не будем пытаться искать ответы на возможные стандартные филологические вопросы к текстам. Интересно другое: что же искал певец «Молчи!» — более адекватное выражение своей позиции (см. коммент. 4)? Но любое ее выражение «ложно». Или она (позиция) не есть мысль? Или он все-таки хотел найти путь через границы к ... ИСТИНЕ? Ключ к разгадке этой тайны, на мой взгляд, кроется все-таки в «МИРЕ В ДУШЕ МОЕЙ».
Как ни странно, здесь нам поможет образ СТРЕКОЗЫ. Стрекоза, как известно, живет в двух средах. Причем последовательно в двух принципиально разных качествах. Согласно одонатологии (см. коммент. 5), стрекозы переходят из состояния наяды (существо, живущее в водной среде) в состояние имаго (воздушная среда) через состояние нимфы (фактически — земноводное). Проходя преобразование, наяда/нимфа/имаго преодолевает, по существу, ГРАНИЦУ миров, рассматривая эти границы также и с другой стороны («Тот факт, что мир есть мой мир, проявляется в том, что границы языка (единственного языка, который понимаю я) означают границы моего мира.» — Витгенштейн) или заглядывает за вуаль, за занавес слов («Слова — это вуаль над реальной жизнью, это некая паутина, занавес. ... понять куда, в какую внеязыковую реальность ведут тропинки значений слов.» — С. Тер-Минасова) не вербально, а ФАКТИЧЕСКИ. Для человека эта граница непреодолима в силу наличия физической его составляющей (в терминологии С. Тер-Минасовой). Мой Мир во Мне, а не во Вне.
Тютчев:
В душном воздуха молчанье,
Как предчувствие грозы,
Жарче роз благоуханье,
Звонче голос стрекозы.
Что сообщает этот звонкий голос и кому? Кто его возможно услышит в молчании внешнего для нее мира? Может быть, своим собратьям в водной стихии: что их смерть в ней не страшна, а лишь начало их новой жизни в принципиально ином мире. «Сердцу высказать»! «Другому как понять»?
Вот что пишет О. Э. Мандельштам:
Дайте Тютчеву стрекозу —
Догадайтесь почему,
Веневитинову — розу...
Ну а перстень? Никому. [6]
Да, безусловно, СТРЕКОЗА — это и символ и образ, а может — модель, говоря современным языком.
Обратимся теперь к другому «^НеПшш» — подлинному (и не только литературному) шедевру О. Э. Мандельштама:
Она еще не родилась,
Она и музыка и слово,
И потому всего живого Ненарушаемая связь.
Спокойно дышат моря груди,
Но, как безумный, светел день,
И пены бледная сирень В черно-лазоревом сосуде.
Да обретут мои уста Первоначальную немоту,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись,
И, сердце, сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито! [6]
Первооснова жизни, «Живого ненарушаемая связь», Безумный день светел, первоначальная немота от рождения чиста, Афродита, останься пеной, слово, вернись в музыку.... О чем идет речь? Конечно же, о Душе! Явившись из высшего мира (По Образу Божьему!) и совершенствуясь вместе с человеком (да обретут мои уста не немоту вообще, а именно первоначальную, сердце, слитое с первоосновой жизни — по Подобию), она — ДУША — преодолевает границы между мирами. Мы можем надеяться на ИСТИНУ!
Будем помнить абсолютно смыслоемкое высказывание Владимира Соловьева: «Дело поэзии, как и искусства вообще, — не в том, чтобы «украшать действительность приятными вымыслами живого воображения»,
как говорилось в старинных этикетах, а в том, чтобы воплощать в ощутительных образах тот самый высший смысл жизни, которому философ дает определение в разумных понятиях, который проповедуется моралистом и осуществляется историческим деятелем, как идея добра» [7].
Одним из высших смыслов жизни является постижение дарованного нам Блаженства —
Блажен — кто верует,
Не зная, какая сила в Вере той!
Блажен — кто силу почитает,
Забыв Надежду и Любовь!
Блаженства, — как много Вас на Свете!
Мне не дано Всех испытать,
Но я останусь с Вами в детях!
Познав Блаженство Воспитать.
Это еще один путь преодоления границ между Мирами — По ту сторону принципа удовольствия!
Его (ребенка) жизнь сейчас есть наша жизнь потом, и т. д.
Обратимся наконец к ИСТОКАМ — абсолютно прозрачной концепции Христианства: «.Я есмь путь, истина и жизнь.» (Ин. 14.6) — провозгласил Иисус Христос. Истина есть Слово Божие — компетенция Творения, познание Откровения, источник и причина Спасения.
Решение проблемы нахождения пути к истине в этом контексте не в установлении соответствия или несоответствия между элементами разных миров: кореспондентская концепция истинности. Между ними граница, которая всегда искажает (когнитивный провал) даже Божественный Свет. Тогда есть, по крайней мере, три пути:
— «молчание» — это отказ от преодоления границы между мирами: мир во мне, а не мир во вне — когерентная концепция истинности [9, 10].
— «креативность» — это переход путем создания искомого мира.
— «откровение» — это преодоление отчуждения — абсолютная истинность.
Обратимся еще раз к Витгенштейну: мой мир и мой язык имеют общую границу. Является ли эта граница принадлежащей как миру, так и языку? Принадлежат ли границе атрибуты как мира, так и языка? По Витгенштейну, субъект не принадлежит миру, но он есть граница мира. Он не принадлежит и языку, но есть и его граница. Мы имеем дело с метафизическим субъектом. Отсюда тринитарность в ЛФТ — (метафизический субъект, мой мир, мой язык).
В основе концепции С. Тер-Минасовой лежат три мощных абстракции:
— за каждым словом стоит предмет или явление «реального мира»,
— язык способен описать все,
— другого, столь же мощного способа — не через слово — выразить мысль у человека нет.
«Язык, мышление и культура ... практически составляют единое целое, состоящее из этих трех компонентов, ни один из которых не может функционировать (а следовательно, и существовать) без двух других. Все вместе они соотносятся с реальным миром» Следовательно, имеет место тринитарность — (язык, мышление, реальный мир).
Тройка для представления информационных объектов — элементов Информационной модели мира в соответствии с положениями ПНК ТИМ (см. коммент. 6) — это Трн (субъект, среда, контент) [9, 10, 11]. Именно применение этой методологии позволило нам проделать данный анализ и получить соответствующие результаты.
Подведем некоторые итоги. Душевное и интеллектуальное спасибо Светлане Григорьевне за ее исключительно стимулирующую работу. На мой взгляд, подобно тому как в свое время Л.Н. Толстой, она открыла новый жанр творчества — интеллектуальный целостный креатив на базе науки, культуры (искусства) и религии.
Post Scriptum
В свое время (1991) мною было показано: если в тройке объектов по крайней мере два из них имеют общую границу, то в рассуждениях об этих объектах «проваливается» закон дистрибутивности для & (конъюнкции) и V (дизъюнкции). Система базисной логики для этих рассуждений будет недистрибутивной, а квантовая решетка является ее моделью [8].
Комментарий
1. С. Тер-Минасова «Мысль изреченная есть ложь...» // Ценности и смыслы, №1(17), М., 2012. Да, вот тут-то сразу и начинаются ловушки и засады. «Оригинальная» — т. е. сотворенная автором, однако не только в смысле творчества, но творения, содержащая для меня откровения, про-вокативная — стимулирующая к размышлениям .
2. ВИТГЕНШТЕЙН - Граница
3. Так и просится сравнение со «звездным небом» Канта.
4. Очевидно, что мысль (или откровение/озарение?) о невыразимости внутреннего мира средствами языка так поразила Тютчева (а известно трепетное, сакральное отношение поэтов к слову — с этого, собственно, всякий поэт и начинается), что слова на время потеряли для него всякий смысл — в вариантах чувствуется это отчаяние бессмысленности, ведь отрицая силу слов, он тем самым отрицает себя как поэта... (Примечание А.А. Мамченко)
5. раздел энтомологии, изучающий представителей отряда Стрекоз. Название происходит от латинского термина — Odonata.
6. Постнеклассической тринитарной информационной методологии —
[9, 10, 11]
Литература:
1. Тер-Минасова С.Г. «Мысль изреченная есть ложь.» //Ценности и смыслы, №1(17), М., 2012.
2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., Наука, 1958.
3. Тютчев Ф.И. Лирика, т. I, Изд. «Наука», М., 1966.
4. Толстой Л.Н. Круг чтения. Изд. 3-е. М., 1911.
5. Бальмонт К. Элементарные слова о символической поэзии. В кн.: К. Бальмонт. Горные вершины. Изд. «Гриф», М., 1904.
6. Мандельштам О. Избранное. В 2-х т. — М.: СП Интерпринт, 1991.
7. Соловьёв ВС. Поэзия Ф.И. Тютчева. — Литературная критика. — М.: Современник, 1990.
8. Меськов ВС. Квантовая логика: логико-метатеоретические и логико-методологические проблемы. Диссертация в виде научного доклада. Ротапринт МГЗПИ. 1991.
9. Меськов В.С., Мамченко А.А. Мир информации как тринитарная модель Универсума. Постнеклассическая методология когнитивной деятельности // Журнал «Вопросы философии» №5, 2010.
10. Меськов ВС., Мамченко А.А. Образование для обществ знания: постнеклассическая модель образовательных процессов// Журнал «Ценности и смыслы», №2(5) 2010.
11. Меськов ВС., Мамченко А.А. Образование для обществ знания: когнитивно -компетентностная парадигма образовательных процессов// Журнал «Ценности и смыслы», №3(6) 2010.