CC BY
396
Н . В . Т И М О Ф Е Е В А
XVIII век в романе Патрика Зюскинда «Парфюмер»
Первый успех на театральной сцене Патрику Зюскинду пришел с написанием "Контрабаса". Пять лет спустя (1985) с "Парфюмером" к Зюскинду приходит мировой успех, грандиозный успех. Книга была переведена на 42 языка, даже латынь. Роман действительно захватывает с первой страницы и прочитавший его еще долго будет принюхиваться к окружающему миру. Для создания своего творения писатель объехал места действия романа, вник во все секреты парфюмерного дела в фирме "Фрагонар", а также изучил большое количество литературных и культурологических источников, которые затем использовал в "Парфюмере". Роман силен не интригой. И даже не неординарностью своего героя -Жана Батиста Гренуя. Скорее необычность изображения запаха. Весь «Парфюмер» представляет собой собрание обонятельных образов: растения, цветы, запахи тела, воспоминания и, разумеется, парфюмерия -все это семантические поля романа.
Время действия романа - Франция ХУШ века. Роман начинается следующими словами: «В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами. О нем и пойдет речь. Его звали Жан-Батист Гренуй, и если это имя, в отличие от имен других отвратительных чудовищ вроде де Сада, Сен-Жюста, Фуше, Бонапарта и т.д., ныне предано забвению, то отнюдь не потому, что Гренуй уступал знаменитым исчадиям тьмы в высокомерии, презрении к людям, аморальности, короче, в безбожии, но потому, что его гениальность и его феноменальное тщеславие ограничивались сферой, не оставляющей следов в истории,- летучим царством запахов» [1,7]. Далее идет ироническое описание эпохи: «В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая для нас современных людей... Воняли крестьяне и священники, подмастерья и жены мастеров, воняло вседворянское сословие, вонял даже сам король, а королева - как старая коза, зимой и летом. Ибо в восемнадцатом столетии еще не была поставлена преграда разлагающей активности бактерий, а потому всякая человеческая деятельность, как созидательная, так и разрушительная, всякое проявление зарождающейся или погибающей жизни сопровожда-
лись вонью. И разумеется, в Париже стояла самая большая вонь...» [1,78]. Описания зловоний французской столицы ХУШ века не только ироничны, но и очень близки описаниям Л.-С. Мерсье в его «Картинах Парижа». Например, в главе «Тлетворный воздух» Мерсье сообщает: «Все дома пропитаны здесь зловонием, и их обитатели от этого постоянно больны. В каждом доме можно найти источник гниения; из множества отхожих ям исходят заразные испарения, а производимая по ночам очистка этих ям распространяет заразу по всему кварталу.» [3,48].
Действие романа перенесено во дни, предшествовавшие величайшей из французских революций. Называются точные даты: рождения и смерти главного героя (1738-1767), 1747 (мадам Гайар, присматривавшая за сиротой, отдала Гренуя в ученики дубильщику), 1799 (год ее смерти), 1756 год (год, когда парфюмер Бальдини, которого Гренуй сделал богатым, купил себе второй дом), 1744 (очень хорошо пахло дровами во дворе у мадам Гайар), 1753 (Гренуй умертвил свою первую девушку). Но вышеперечисленные даты никак не связаны с мировой историей. Зато можно найти нечто, что напоминает «чувство истории». Умерла мадам Гайар нищенкой, хотя она десятилетиями откладывала деньги на ренту, но так зажилась на свете, что революция успела ее разорить. «.Ее зашили в мешок и вместе с другими трупами швырнули на телегу. это было в 1799 году. Но мадам, слава Богу, не предчувствовала своей доли, возвращаясь домой в тот день 1747 года, когда она покинула мальчика Гренуя - и наше повествование. Иначе бы она, вероятно, потеряла веру в справедливость и тем самым единственный ей доступный смысл жизни» [1,29-30]. Середина ХУШ века выбрана не наугад, не по прихоти Патрика Зюскинда. Гренуй - младший современник Вольтера Дидро, Далам-бера, Гримма, Руссо, властителей дум эпохи просвещения, готовивших Великую французскую революцию. Но в этой «истории одного убийцы» первым был назван маркиз де Сад. Миф о неотменимости добродетели рушится, когда Сад подвергает его испытанию страстью, обнаруживающей человеческое естество. Для героев де Сада все подчинено единственной цели - максимальному удовольствию. Если нет в жизни удовольствия, то нет в ней и смысла: «Даже эшафот стал бы для меня троном сладострастия»,- восклицал «божественный маркиз». В сцене казни Гренуй действительно достигает этого: «Гренуй стоял и улыбался. Он, Жан-Батист Гренуй, рожденный без запаха в зловоннейшем месте мира, вышедший из отбросов, грязи и гнили, выросший без любви, выживший без душевной человеческой теплоты из одного упрямства и в силу отвращения, маленький, горбатый, хромой, уродливый, отринутый, физический и нравственный калека - он достиг того, что нравился миру! Почитаем! Обожаем! Он совершил Прометеев подвиг. Ему достаточно кивнуть, и все отрекутся от Бога и будут молиться на него, Великого
Гренуя. В этот миг он пережил величайший триумф своей жизни!» [1,196]. Но как и у де Сада, герой Зюскинда все равно одинок. Нет больше никаких барьеров, но одиночество не исчезает [11].
В отличие от Гренуя главный герой романа Зюскинда «Контрабас», лелеет мечту: «Когда-нибудь поднимусь по иерархической лестнице вверх и однажды с вершины пирамиды взгляну на тех, кто пресмыкается внизу». «Я ремесленник. В душе своей я ремесленник. Не музыкант, -печально резюмирует контрабасист. Но желает он того, что могло бы стать кульминацией его жизни: заполненный зал, фраки и бриллианты, знаменитость за дирижерским пультом, молодая актриса. И вдруг, перекрывая раскаты вагнеровской увертюры, из оркестровой ямы оглушительным воплем доносится: «Сара!!!» Сорванная премьера, скандал в газетах, увольнение. «Блаженство, высшее счастье, мир летит в тартарары...» [2,99]. Гренуй от подобных фантазий фантазий переходит к действиям. Он осуществил свой замысел, не осуществленный, например, Дорианом Греем, который «мечтая создать науку о психологическом влиянии запахов,. приходил к заключению, что всякое душевное настроение человека связано с какими-то восприятиями, и задался целью открыть их истинные соотношения» [7,121].Он осуществил почти то же самое, что дез Эссент в романе Гюисманса «Наоборот». «Дез Эссент брал на язык каплю напитка и, как бы исполняя внутреннюю симфонию, добивался тождества между вкусовым и звуковым ощущением!» [8,41]. Напрашивается параллель и с Гессе. В «Игре в биссер» в поисках вселенской гармонии Кнехт пытается объединить разные ощущения, например, звук и запах: «. аккорды пахли в точности так же, как та молодая бузина, так же горьковато сладко, так же сильно и густо, так же были полны ранней весны» [9,115]. Здесь можно вспомнить об исканиях Бодлера и других французских символистов. Гренуй создает десятки таких запахов, соперничая с самим Богом. Это были причудливые фантазии, он создавал и тут же разрушал их, как ребенок, играющий в кубики, - изобретательно и деструктивно, без различимого творческого принципа [1,65]. С «божественным» маркизом, родившимся через два года после того, как явился на свет под разделочным столом в рыбной лавке Гренуй и где чуть не был удушен собственной матерью, общее то, что даже самые страшные преступления не могут ими осознаваться в системе этических категорий. Но мотивы их преступлений не совпадают [10]. Греную абсолютно чуждо сладострастие, хотя он жаждет любви. Он, убивая, присваивает запах «тех чрезвычайно редких людей, которые внушают любовь». На наш взгляд, символично описание место рождения Гренуя на улице О-Фер близь кладбища Невинных, «где стояла совсем уж адская вонь» [1,8]. Описание этого места несомненно заимствовано Зюс-киндом у Мерсье [1,48]. «Восемьсот лет подряд сюда доставляли покой-
ников из Отель-Дье и ближайших приходов, восемьсот лет подряд сюда на тачках дюжинами свозили трупы и вываливали в длинные ямы, восемьсот лет подряд их укладывали слоями, скелетик к скелетику, в семейные склепы и братские могилы» [1,8]. Интересно, что в романе Золя «Чрево Парижа» описывается Центральный рынок, который был сооружен именно на этом месте. Накануне Великой Французской революции кладбище было наконец закрыто и разорено, а на его месте появился рынок Невинных, «... на смену ему пришел Центральный рынок, чугунный колосс, - новый, такой своеобразный город. Что бы ни говорили дураки - здесь целиком выражена наша эпоха» [5,187]. Эпоха несомненно выражена и в «Парфюмере», кануна Французской революции.
Но нельзя забывать, что главным в романе является феномен запаха. Парфюмер Бадьдини, размышляя о знаменитом своем предшественнике Маурицио Франжипани (он первым создал духи на спирту), сравнивает его открытие «с изобретением письма ассирийцами, с Евклидовой геометрией, с идеями Платона», а философа и математика Блеза Паскаля соответственно именует «Франжипани духа [1,51], Эта пародийная гипербола уничижительна: автор не хочет поднять философов до парфюмеров, а хочет опустить первых до последних. Гегель, используя всеобъемлющую обонятельную метафору для того процесса, благодаря которому Дух распространяется в мире, выразил посредством этого образа большее, чем мог предполагать. Передача чистого знания сравнима с распространением запаха в атмосфере. Это всепроникающее заражение поначалу незаметно, но от него невозможно укрыться. «Государство -это Дух, стоящий в мире, реализующий себя с сознанием. Порочное поведение может исказить его со многих сторон. Одиозная личность, монарх, больной, урод - все же живые люди, поэтому жизнь как утверждающее начало существует, несмотря на дефекты.» [4,283-285]. С точки зрения историзма интересна мысль парфюмера Бальдини, касающаяся его подмастерья Гренуя: «Это совершенно новый экземпляр человеческой природы, он мог возникнуть только в эпоху расхлябанного, распущенного безвременья» [1,72].
«Всякие дидро, и даламберы, и вольтеры, и руссо, и прочие писаки, как бы их ни звали, - среди них есть даже духовные особы и благородные господа! - своего добились: собственное коварное беспокойство, развратную привычку к неудовлетворенности и недовольству всем на свете, короче, безграничный хаос, царящий в их головах, они умудрились распространить на все общество!» [1,51-52]. При этом, Зюскинд подводит к мысли, что не всякий из былых духовных авторитетов выдерживает испытание временем, так что иерархия ценностей, возможно, требует пересмотра.
Все, что связано с запахом, выполняет у Зюскинда конструктивно-
деструктивную роль, ссылаясь на Фрейда и его психологию (Эрос и Та-натос). Читателю внушается мысль, что наш мир пребывает в некоем двусмысленном состоянии. Не исключено, что ради привития читателю этой мысли на первой же странице книги Гренуй введен в круг реально существовавших «гениальных чудовищ» вроде де Сада, Сен-Жюста, Бонапарта и т.д. Вообще, своей интонацией автор придерживается некоего насмешливого «жизнеподобия», часто насмешливо-пародийного. Например, описание лавки Бальдини: «Ассортимент простирался от чистых эссенций, цветочных масел, настоек, вытяжек, секреций, бальзамов, смол и прочих препаратов в сыпучей, жидкой и вязкой форме.» [1,42]. Дело в том, что «сути эпохи» лавка Бальдини не выражает.
Огромный успех романа объяснить довольно трудно. Автор учитывал многообразные интересы читателей. При этом Зюскинд не использовал такие приемы современного романа, как монтаж, ретроспектива, смена перспективы или внутренний монолог. Интересно отметить мно-гожанровость романа: это и путевой роман, и исторический роман, и роман-воспитания, и роман ужасов, и детектив и, в первую очередь, философский роман. Здесь присутствует философски-интеллектуальный антимир, где прежние авторитеты, верования доводятся до абсурда.
Итак, судьба к Греную благосклонна. Купаясь в лучах славы, он вдруг «ужаснулся» ибо понял, что никогда не найдет удовлетворения в любви, а лишь в ненависти к людям и к себе. Он пожелал лишь один -единственный раз быть воспринятым в своей истинной сути. Но ничего из этого не вышло и не могло выйти. Ведь он замаскирован лучшими в мире духами, а под маской у него не было лица, не было ничего кроме тотального отсутствия запаха» [1,197]. И он решает вернуться в Париж, чтобы там умереть: выливает на себя весь флакон любовного зелья и отправляется к кладбищенским бродягам. Он переходит Новый мост на правый берег и идет дальше к рынку и к Кладбищу Невинных ( с описания этих мест и начинается роман), где в самом вонючем месте всего королевства. был произведен на свет Жан-Батист Гренуй. Распаленные неодолимой к нему страстью, те рвут его на части и съедают. При этом они были чрезвычайно горды, что они впервые совершили нечто ради любви. «Каждое общество покоится на преступлении, совершенном сообща»,- считал Фрейд [6]. Это и самоубийственная трагедия, и «победный апофеоз». Здесь опять можно вспомнить де Сада, который надеялся на то, что сотрется из памяти людей, не оставив никаких человеческих следов. Что это неудовлетворенность любовью, тоска по чьей-то ненависти, желание «быть воспринятым в своей истинной сути»? Но автора это сомнение мало тревожит, у него другая поэтика: он не стремится воссоздать действительность, ХУШ век, а лишь намекал на нечто. Для
чего и создал великолепно сделанный роман-гибрид, ироничный и полный жуткого отчаяния.
Литература
1. Зюскинд П. Парфюмер. М., 1992.
2. Зюскинд П. Контрабас. Спб., 2007.
3. Мерсье Л.-С. Картины Парижа. М., 1995.
4. Гегель. Философия права, М., 1990.
5. Золя Э. Собр. соч. в 5 т. Т. 2. М., 2002.
6. Фрейд З. Тотем и Табу: Психология первобытной культуры и религии. СПб., 1997. Гл. 4.
7. Уайльд О. Избранные произведения: В 2 т. Т. 1. М., 1993.
8. Наоборот: Три Символистских романа. М., 1995.
9. Гессе Г. Избранное. М., 1991.
10. Pauvert J.-J. Sade Vivant. Paris, 1986-1989.
11. Klossowski P. Sade mon prochain. Paris, 1947.
