Взгляды Н. А. Бердяева на научную рациональность Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Философия. Культурология

Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия Социальные науки, 2011, №4 (24), с. 141-145 141

УДК 165

ВЗГЛЯДЫ Н.А. БЕРДЯЕВА НА НАУЧНУЮ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ

© 2011 г. Л.П. Сидорова

Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского

Ъа1уа1оуа@уа^ех. ги

Поступила в редакцию 19.10.2011

Исследуются взгляды Н.А. Бердяева на научную рациональность. Особое внимание уделяется рассмотрению идеи рациональности в гуманитарном знании с позиции религиозного экзистенциализма. На примере философии Н.А. Бердяева отражено общее отношение к научной рациональности в России начала ХХ века.

Ключевые слова: рациональность, научная рациональность, кризис науки, религиозная философия, онтологическая гносеология.

Проблема рациональности является одной из центральных в современной философии. Практически все дискуссии, ведущиеся в области теоретического познания, политической и социальной философии, этики, так или иначе выходят на эту проблему. Поэтому рассмотрение статуса рациональности, ее роли и значения, как в науке, так и в философии, на сегодняшний день остается одной из наиболее актуальных тем в литературе, посвященной данной проблематике.

Тема рациональности является основополагающей в ряде работ как западных, так и отечественных философов. Но, несмотря на глубокий интерес к проблеме рациональности, она до сих пор, как и ряд других философских вопросов, остается нерешенной. В гуманитарных науках обозначился особый взгляд на феномен рациональности, здесь он был актуализирован своим, специфическим образом. Уже в первой половине ХХ века в связи с общей ситуацией в науке и культуре многие философы осознавали, что требуется выработка концепции рациональности в гуманитарном знании, которая бы не совпадала с естественно-научной рациональностью. Классическая рациональность не отвечала этим требованиям. Первоосновы научной рациональности требовали философского переосмысления. На Западе тема рациональности стала предметом рассмотрения таких философов, как М. Вебер, Г. Риккерт, Э. Гуссерль, А. Бергсон, М. Хайдеггер и др. Среди отечественных философов необходимо прежде всего отметить таких мыслителей, как Л.И. Шестов, М.М. Бахтин, В.В. Розанов, И.А. Ильин, С.Л. Франк, которые подходили к изучению проблемы рациональности в ос-

новном с критической позиции, что заметно повлияло на актуализацию темы рациональности в российских научных кругах. Но наиболее показательными в этом отношении являются работы самого известного отечественного философа на Западе - Н.А. Бердяева.

Сегодня, когда многие современные философы активно обсуждают проблему рациональности, выдвигая свои собственные идеи в этой области, обращение к творчеству такого мыслителя, как Н.А. Бердяев, представляется нам особенно актуальным. Чтобы понять сегодняшний уровень осмысления проблемы рациональности и ее исследовательской перспективы, нам необходимо обратиться к ее историческому прошлому.

В данной работе мы попытаемся выявить особенности взглядов Н.А. Бердяева на рациональность и доказать, что посредством ее критики философ очерчивает контуры развития идеи рациональности в исторической перспективе. На наш взгляд, через отрицание рациональности Н.А. Бердяев представляет свое оригинальное видение этого феномена.

В процессе выявления особенностей интерпретации идеи рациональности в философии Н.А. Бердяева, предметом нашего обсуждения прежде всего станут проблемы взаимоотношения науки и философии, их оснований, а также вопрос соотношения веры и знания. Нам думается, что рассмотрение этих аспектов проблемы рациональности с позиции экзистенциального религиозного персонализма Н.А. Бердяева позволяет наиболее полно изучить взгляды отечественного философа на научную рациональность.

В начале ХХ века выражением рационального мышления являлась в основном логическая строгость естествознания. Но именно в это время естественно-научное теоретизирование дало первые трещины. На пороге начала нарождавшегося кризиса научного мышления интерес к проблеме рациональности необычайно возрос. На Западе этот кризис в большей степени угрожал позитивистам, которые утверждали превосходство научного, позитивного мышления над религией и философией. Во многом именно поэтому интерпретация Н.А. Бердяевым научной рациональности часто опирается на позитивистское представление о естественно-научном знании [1]. Под влиянием происходящего в науке и культуре в начале ХХ в. Н.А. Бердяев пишет о фундаментальных изменениях в научном восприятии мира: «Внутри самой науки происходит глубокий кризис. Механическое мировоззрение как идеал науки расшатано и надломлено. Сама наука отказывается видеть в природе лишь мертвый механизм. Силы технические перестают считать столь нейтральными и безопасными в их механичности и безжизненности. Природа неприметно начинает оживать для современного человека» [2, с. 390-391].

Н.А. Бердяев отчетливо видел и осознавал, в отличие от позитивистов, нарождающийся кризис новоевропейского естествознания. Наука, пишет Н.А. Бердяев, уже не может сама себя обосновать и утвердить в пределах точного знания, происходит кризис самих оснований науки. Истина механицизма, научного эксперимента, классическая теория познания, оторванность субъекта от объекта, объективность научного знания ставятся Н.А. Бердяевым под сомнение. Наука уже не может опираться на свои прежние идеалы и вынуждена искать иные основания.

Важно подчеркнуть, что изменяется и приобретает другие очертания идея науки, сама же наука вечна и исчезнуть не может, но вынуждена быть смиренной и не должна претендовать на всеобщность. По мнению Н.А. Бердяева, идея науки трансформируется и уже не является высшим этапом развития человеческого духа. «Вера в бога науки пошатнулась... доверие к абсолютной науке, к возможности построить научное мировоззрение, удовлетворяющее природу человека, подорвано» [3, с. 42]. Наука перестает быть основой мировоззрения, и создается необходимость переосмысления ее роли в обществе. В этом и состоит кризис науки, считает Н.А. Бердяев.

Но Н.А. Бердяев замечает, что происходит не только кризис науки, но и кризис всей новоевропейской философии. Сама философская

мысль зашла в тупик. Если раньше философы писали «что-то», то сейчас думают и пишут о «чем-то»: «Наша эпоха, - говорит Н.А. Бердяев, - потому, быть может, так «научна», что наука говорит о чем-то, а не что-то» [3, с. 6]. О «чем-то» пишут, по мнению Н.А. Бердяева, только в так называемые критические эпохи, которые отличают болезненная рефлексия, вечное сомнение в себе, в своих правах на обладание истиной, дряблость веры, слабость избрания, раздвоение и расслабление воли, духовная робость, слабость волевого избрания. Критическую эпоху сопровождает лишь упадок и эпигонство, ничего нового в философской мысли не происходит. Гениальность и пафос философии уже были выражены ранее. Поэтому происходит «не только философский кризис, каких немало было в истории мысли, а кризис философии, т.е. в корне подвергается сомнению возможность и правомерность отвлеченной рационалистической философии» [3, с. 11]. Сущность кризиса заключается в отрицании всей новой и новейшей философией главной цели познания -соединения познающего с бытием. Познание самого бытия оказывается невозможным. В такой философии познающий человек - субъект -и объект познания - бытие - безнадежно разделены. Философия стала научной, она выродилась и утратила черты подлинной философии.

Поскольку Н.А. Бердяев отождествляет философию Нового времени с наукой, кризис философии находит свои корни в кризисе научного миропонимания. Вся новая философия от Р. Декарта до неокантианства, по мнению Н.А. Бердяева, отвлекает знание от самого бытия, отрицает значение для философии религиозного откровения и таинства. Такая философия не является подлинной, подвергается «об-мирщанию» и поэтому «тайны бытия» не могут ей открыться. Наивысшего расцвета такая философия достигает, по мнению Н.А. Бердяева, в творчестве Г.В.Ф. Гегеля. Русский мыслитель хоть и признает величие фигуры Г.В.Ф. Гегеля, но осуждает его за поклонение отвлеченному разуму вместо живого Бога. Именно Г.В.Ф. Гегелем философия была возведена в идол, благодаря чему, утверждает Н.А. Бердяев, философия «пала так низко, как не падала еще никогда в истории человеческого самосознания» [3, с. 10].

Действительно, образ философии Нового времени складывался под влиянием науки. Философия считала своим объектом не бытие, а науку и фактически стала представлять собой теорию научного знания. Изменения в науке в начале ХХ века, требование пересмотра ее фундаментальных основ, кризис наукоуче-

ния, с точки зрения Н.А. Бердяева, приводят к необходимости разделения науки и философии.

Безусловно, отмечает Н.А. Бердяев, наука имеет свою ценность, она помогает человеку ориентироваться в этом мире, это своеобразная «реакция самосохранения» человеческого духа в мире [2]. Но, несмотря на это, она представляет собой всего лишь низшую форму человеческой деятельности, существующую в мире материальной необходимости. Поэтому за наукой и всей критической философией мыслитель оставляет область материального мира, где реализуется оторванность субъекта от объекта, где подлинной философии и религии места нет. Наука открывает лишь законы природы, тогда как религиозная философия открывает тайны бытия. Именно религиозная философия, с точки зрения Н.А. Бердяева, является подлинной и она должна быть отделена от науки жесткой демаркационной чертой.

Философию разрушает рационализм, перешедший из науки, поскольку ни природа реальности, ни сущность свободы и личности не могут быть постигнуты рационалистически. Рационалистическая философия отвергает само бытие, разлагает личность на части, лишает человека изначально данной свободы. Не может быть, считает Н.А. Бердяев, рациональной свободы, рациональной реальности и рациональной личности - они всегда должны носить иррациональный характер, более того, только «христианский гнозис приводит к трансцендентному реализму, к конкретному персонализму, к философии свободы» [3, с. 18].

Касаясь вопроса о соотношении веры и знания, Н.А. Бердяев пишет, что требование рациональной философии о полной замене веры знанием ставит под сомнение утверждение свободы как необходимого элемента бытия. Но никакая философия, - замечает Н.А. Бердяев, -не может дать веры и заменить веру, она может лишь подвести к вере, лишь устранить некоторые препятствия. В связи с этим мыслитель приводит исторический пример взаимоотношения веры и знания. Ориген был гениальным умом и величайшим философом. Он пытался проникнуть в тайну соотношения между Богом Отцом и Сыном, но лишь только усилиями разума. Однако постичь тайну соотношения между этими двумя ипостасями Ориген не сумел, поскольку он решал христологическую проблему «слишком рационалистически». Афанасий Великий, пишет Н.А. Бердяев, не обладал умом Оригена и был почти младенцем по сравнению с ним. Но именно ему удалось открыть тайну природы Христа, и именно за ним пошел весь

христианский мир. Среди гностиков первых веков христианской веры, отмечает Н.А. Бердяев, были могучие умы, не лишенные фантазии и творческого начала. Но их желание подменить веру знанием привело к религиозному бессилию и бесплодию, кроме того, произошло разобщение гностиков с религиозными реалиями, которые не воспринимались ими иррационально. Расширение сферы знания - таков призыв и современных ему философских и даже теологических течений, заключает Бердяев.

Но в то же время, пишет философ, вера не может полностью вытеснить знание из жизни человека. Вопросы таких наук, как химия или физика, не решаются с помощью веры и опоры на Священное Писание вместо выводов науки. Поэтому, делает вывод философ, нельзя утверждать превосходство как знания над верой, так и веры над знанием.

Но есть и третий путь решения вопроса о соотношении знания и веры, который Н.А. Бердяев называет дуалистическим, - признание и за знанием, и за верой определенных прав в ограниченных пропорциях. Этот путь стал господствующем в сознании людей переходного периода. Но, отдавая вере область субъективного и необязательного, сознание современного человека считает знание объективным и необходимым. Основоположником же такого решения спора знания и веры, считает Н.А. Бердяев, был И. Кант. Казалось бы, И. Кант признает веру и ее автономность от знания. Но это лишь кажущаяся автономность, говорит Н.А. Бердяев. И. Кант рационализировал веру, ввел религию в пределы разума и, таким образом, ограничил веру рациональным сознанием. И. Кант, замечает Н.А. Бердяев, являясь истинным рационалистом, оказал отрицательное влияние на протестантизм в плане формирования рационализированного сознания, отказа от традиций соборного сознания и вырождения в религию в «пределах разума».

Ученые и философы, рассуждающие о превосходстве знания над верой, о необходимости и общеобязательности знания, говорят и о его твердости. Но в чем же его твердость? Создано множество теорий, пытающихся найти ответ на этот вопрос. Из всех гносеологических учений, касающихся этой проблемы, Н.А. Бердяев выделяет три главных: эмпиризм, критицизм, рационализм.

Эмпиризм в вопросе обоснования знания полагается всегда на опыт, но опыт этот рационализирован и «ограничен пределами, не самим опытом поставленными». Поэтому эмпирики всегда уверены в том, что может быть дано

в опыте, а что - нет. Они уверены, например, что ничто чудесное не может быть дано в опыте. Отрицая мистическое, тем самым эмпирики отрицают и нерационализированный, первичный опыт, опыт до распадения на субъект и объект. Твердость знания у эмпиризма, утверждает Н.А. Бердяев, есть не что иное, как твердость самого рационализма. Но далее философ отмечает, что в философии начинает зарождаться движение за возрождение первичного опыта и за признание фактического характера мистики. В качестве примера он приводит русского философа Н.О. Лосского и американского психолога и философа У. Джемса, в позиции которых Н.А. Бердяев видит попытку расширения пределов опыта и преодоления эмпирического рационализма. Новые, нерационалистические веяния в философии Н.А. Бердяев видит и в творчестве А. Бергсона. Но, несмотря на это, эмпиризм не в силах обосновать твердость знания, поскольку это направление «неизбежно разлагается на рационализм и мистицизм в зависимости от того, принимает ли ограниченный, вторичный и рационально-конструиро-ванный опыт или неограниченный, первичный и живой опыт» [3, с. 52].

Рассматривая критицизм, Н.А. Бердяев утверждает, что, несмотря на претензии этого учения на преодоление традиционного эмпиризма, оно также представляет собой всего лишь форму рационализма. Аргументируя свою позицию, мыслитель делает акцент на том факте, что критицизм подобно эмпиризму имеет дело с рационализированным сознанием и опытом. В критической философии И. Канта познающий субъект остается сам с собой и из себя все воссоздает. Категориями субъекта создается бытие, познание уже не воспринимается как ценность, тождество субъекта и объекта распадается. Таким образом, рационализм кантовской философии и рационализм критической гносеологии вообще, считает Н.А. Бердяев, состоит в «сознательном отвлечении познания от целостного процесса жизни», что приводит к невозможности обоснования знания в рамках критической философии.

Обращаясь к самому рациональному мышлению, Н.А. Бердяев подчеркивает его выводной, дискурсивный характер. Процесс познания в рационализме представляет собой дурную бесконечность дискурсивного мышления, у которого нет начала и нет конца и которому не даются твердые первоосновы знания. Н.А. Бердяев настаивает на том, что все исходное в знании недоказуемо, а непосредственно дано и должно приниматься на веру. В основе знания

должно лежать что-то более твердое, чем само знание, что-то первичное, на чем строится доказуемость дискурсивного мышления. Н.А. Бердяев считает, что вся твердость знания коренится в вере, вера есть источник знания. В этом случае мыслитель имеет в виду не веру религиозную, а веру, «на которой покоится знание». Но чем они отличаются друг от друга, Н.А. Бердяев не указывает, более того - делает акцент на том, что вся гносеология не может решить этот вопрос и лишь констатирует факт того, что знание всегда опирается на веру. Поэтому, делает вывод Н.А. Бердяев, безосновательно утверждать преимущество знания перед верой.

Представленные три возможности решения вопроса о соотношении знания и веры Н.А. Бердяева не устраивают. Поэтому он предлагает свой вариант решения этой проблемы. Не нужно, считает мыслитель, ограничивать области знания и веры и загонять их в рамки. Напротив, «мы утверждаем беспредельность знания, беспредельность веры и полное отсутствие взаимного их ограничения» [3, с. 59]. Н.А. Бердяев признает, что религиозная истина верховна, а «вера - подвиг отречения от благоразумной рассудочности, после которого постигается смысл всего» [3, с. 60]. Но вместе с тем он признает истину знания и ценность познания как долга человека. Все истины равны, религиозный же гнозис лишь дополняет научную истину до истины полной и цельной, превращает ее «в истину как путь жизни».

Западноевропейская философия, утверждает Н.А. Бердяев, желавшая познать бытие, утратила связь с ним. Бытие стало иллюзорным, субъект разъединился с ним и оказался наедине с самим собой и своим мышлением. Виной этой «болезни человеческого духа», овладевшей познающим субъектом, стал рационализм - «ошибка сознания». Замкнутый на себе и оторванный от объекта субъект, для которого высшая ценность - верховенство и самостоятельность отвлеченного мышления, не несет в себе ничего, кроме пустоты и бессодержательных форм. Вся рациональная философия пытается разгадать «тайны» познания лишь гносеологическим анализом такого субъекта и его категорий. Но для Н.А. Бердяева тайна познания есть тайна бытия. Не понимая этого, нельзя постичь никакой тайны, можно лишь «испытывать болезнь рационалистического бессилия». Такая «болезнь» была присуща философии Р. Декарта, Б. Спинозы, Г. Лейбница, а также рационализму И. Канта, Г.В.Ф. Гегеля и всей критической философии, которой не свойственны никакие онтологические предпосылки.

Н.А. Бердяев же настаивает на том, что философия должна исходить из того, что нам дано первоначально, до опыта, а не из вторичного отвлеченного мышления субъекта. Первоначально нам дано само живое бытие, а не отношение к нему чего-то вторичного, ведь субъект не может существовать до бытия. Этим Н.А. Бердяев не отрицает возможности того, что в самом бытии познание может играть большую роль, более того - в основе бытия может лежать Разум, Логос. Но в Логосе нет разобщенности субъекта и объекта, они тождественны, «знание есть бытие», бытие же не может быть непременно знанием, как предполагал Г.В.Ф. Гегель. Поэтому, заключает Н.А. Бердяев, всякая гносеология должна быть онтологической, она должна в первую очередь исходить из бытия.

Кризис науки и новоевропейской философии, кризис рациональности и научного понимания мира, утверждает Н.А. Бердяев, не может быть преодолен с помощью гносеологической критики. Философии способна помочь только критика религиозная. Выход из кризиса Н.А. Бердяев видит в полном отказе от научного рационального мышления и переходе к мышлению религиозному, мистическому. Философия, утверждает мыслитель, не может быть самодостаточной, она не способна опираться сама на себя. Но и наука не может являться основанием всей философии, поскольку это делает ее несамостоятельной. Философия должна вернуться к своим корням, которые она потеряла из-за опоры на науку и отвлеченный рационализм. Долг ее состоит в обращении к религии, только в религиозном «питании» может найти свои корни философская мудрость.

Таким образом, при анализе основных принципов научного знания Н.А. Бердяев опирается на так называемый «критериальный» подход, стремясь разделить рациональную науку и иррациональную сферу духовной жизни человека. Он ограничивает сферу применения научной рациональности только лишь материальным миром необходимости. Попытка же позитивистов экстраполировать принципы научной ра-

циональности за пределы естествознания Н.А. Бердяевым не принимается и осуждается. Более того, на наш взгляд, Н.А. Бердяев, предчувствуя наступление кризиса новоевропейского естествознания, задолго до неопозитивистов осознал несовершенство и несостоятельность классической рациональности. Он хорошо понимал, что многие ее положения уже не соответствовали требованиям естественно-научного знания, не говоря уже о гуманитарных науках.

Размышляя о революционной ситуации в науке, которая требует философского осмысления проблемы рациональности, Н.А. Бердяев указывает на ограниченность научного подхода и невозможность с его помощью раскрыть смысловое измерение мира и человеческого существования.

Осознание Н.А. Бердяевым неполноты научной картины мира не привело его к созданию альтернативной целостной концепции, но его критическое видение рациональности расширило поле интеллектуальных исследований в данной области. Субъект-объектная парадигма Нового времени, механицизм и безоговорочная вера в объективную истину науки, считает Н.А. Бердяев, должны быть преодолены. Философия не должна быть ограничена узкими рамками идеалов классической рациональности. По Бердяеву, только свободная личность, осознавая тождество субъекта и объекта и опираясь на иррациональные моменты, такие как интуиция и вера, сможет познать тайны бытия. Таким образом, Н.А. Бердяев строит свою онтологическую гносеологию, попутно разрушая иллюзию всесильности науки.

Список литературы

1. Рациональность на перепутье / Под ред. П.П. Гайденко. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1999. Кн. 2. 464 ^

2. Бердяев Н.А. Смысл творчества. М.: АСТ, 2006. 412 ^

3. Бердяев Н.А. Философия свободы. М.: АСТ, 2004. 333 ^

VIEW OF N. A. BERDYAEV TO THE SCIENTIFIC RATIONALITY

L.P. Sidorova

This article is devoted to research the views of N.A. Berdyaev on scientific rationality. Particular attention is paid to the idea of rationality in thehumanities from the perspective of religious existentialism. On the example of the philosophy of N.A. Berdyaev the general attitude to scientific rationality in Russia in the early twentieth century is reflected.

Keywords: rationality, scientific rationality, the crisis of science, religious philosophy, the ontological episte-mology.