CC BY
2ниже аналитический материал наших авторов рассматриваются редакцией в качестве дискуссионного первотолчка.
Взгляд из России на отечественную культуру и особенности ее теоретического осмысления
Недавно российские исследователи, работники высшей школы, специализирующиеся по культурной тематике, получили возможность познакомиться с книгой признанного ученого, члена-корреспондента Российской академии наук А.С. Запесоцкого, выпустившего вторым, переработанным изданием объемный труд «Культура: взгляд из России»1. Автор известен как представитель первого призыва аналитиков советского и постсоветского периода (в частности, из научной среды нашей северной столицы), которые восстанавливали дореволюционную традицию по изучению культуры, развивая ее в ключе современной науки. Более двух десятилетий автор успешно работает на поприще культурологического анализа, являясь одновременно ректором Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов.
Труд А.С. Запесоцкого составлен из его работ о культуре, а также выступлений на научных и общественных мероприятиях, опубликованных с 1997 по 2013 гг. Подобный жанр научных трудов в наше динамичное время получил широкое распространение, что позволяет многим авторам быстро реагировать на интеллектуальный спрос, свидетельствует об остроте научных полемик, но - увы! - далеко не всегда способствует глубине решения и целостности осмысления теоретических проблем. Однако А.С. Запесоцкий благополучно избежал подобных издержек. Тексты не только тщательно отобраны и переработаны автором, но и удачно сгруппированы в тематические блоки, позволяющие, во-первых, раскрыть актуальные проблемы культурологического познания, во-вторых, рассмотреть ключевые характеристики российской куль-
1 Запесоцкий А.С. Культура: взгляд из России. 2-е изд., доп. СПб.: СПбГУП; М.: Наука, 2015. - 848 с.
туры. Мы, в свою очередь, попытаемся осмыслить новые когнитивные подходы, разрабатываемые автором указанной книги применительно к культурологии как междисциплинарной области теоретического познания, а также оценить, насколько эти подходы актуальны для формирования современной методологии социально-гуманитарных наук в целом.
Прежде всего остановимся на понимании фундаментального явления культуры в жизни общества, а также на месте культурологии в системе наук, ее предметной области и специфике получения нового знания. Когда в 19801990-е гг. в пространстве нашего обществоведения стала динамично институализироваться и обретать теоретический статус междисциплинарная область знаний о культуре, в профессиональной среде это вызвало оживленную дискуссию, а также шквал вопросов со стороны представителей классических дисциплин о сущности данного направления. Каковы предмет и объект изучения, если в науке выработано огромное число определений культуры? Не слишком ли размыты границы культурологического анализа? Почему культурологи нередко опираются в своих обобщениях на результаты исследований специалистов конкретных дисциплин? Да и вообще, располагает ли новое направление концептуализацией культуры, а также своей методологией, системой методов и методик ее анализа?
Действительно, не сразу отечественные специалисты в области культурологического знания смогли адекватно выразить на языке современной теории сущность культуры как общечеловеческого феномена, а также соотнести с изменчивыми видами его репрезентации в истории, в разных регионах мира. Вместе с тем сегодня в западной и в отечественной науке благополучно преодолена размытость понимания культуры. Шутка ли - еще в начале ХХ в. существовало несколько сотен ее определений. Ныне ушли в прошлое попытки свести трактовку культуры преимущественно к духовно-моральным видам человеческой активности (искусству, этике, религии и др.), либо к воспитанию новых поколений или к сфере культурной политики по регулированию некоторых видов социальной и духовной практики (общественного досуга, театрального, музейного, библиотечного дела, поддержки культурного наследия и др.). Все указанные области и сегменты деятельности, безусловно, явления культуры, но они далеко не исчерпывают всю
сложность ее строения как в ходе исторической эволюции, так и в контексте нынешней глобальной динамики.
Автор рассматриваемого труда известен как один из исследователей, публиковавший немало теоретических материалов о сущности культуры. В современной науке под культурой понимается сугубо антропный, надбиологический способ жизнедеятельности и самоутверждения человеческих сообществ в окружающем мире. Именно культура позволяет теоретически выделять племена и народы, а также человечество в целом из животного мира, из природной среды (вместе с тем ученые признают неустранимые связи между ними). В этом случае культура любого сообщества всегда заключала в себе некие общечеловеческие признаки - универсалии, позволяющие взаимодействовать разным народам и понимать друг друга (хотя и не полностью) даже тогда, когда они далеко разведены по стадиальным фазам культурной эволюции, территориям, по расовым и психологическим качествам и др.
Вместе с тем данный способ жизнедеятельности, свойственный на земле лишь людям, всегда был в истории весьма изменчивым и дифференцированным; его формы разнились в зависимости от гео-климатического и в целом природного контекста (культура не может развиваться в отрыве от вмещающего ландшафта), варьировались в пределах стадиально-качественной динамики родо-племенных, этно-национальных сообществ, цивилизационных систем и др.
В лоне этнонациональной культуры конкретного сообщества отрабатывались важнейшие способы создания возделанного ландшафта, материально-технической среды, а также развивались многообразные виды социальной деятельности и духовной активности (познание мира и человека, осмысление и ценностное отношение к ним, их преобразование и др.). Культурный способ жизнедеятельности по сей день складывается у каждого народа исторически путем самоорганизации, через сохранение традиций, а также постепенно обновляясь с помощью инноваций. По отношению к сословиям, классам, социальным группам, к конкретным людям культура всегда выполняет социализирующие, идентификационные, развивающие, нормативно-регулирующие и другие функции, консолидируя тем самым ушедшие, живущие и будущие поколения народа, позволяя его различным социальным силам адаптироваться к меняющемуся миру. При этом у
разных поколенческих когорт чувство общей этнокультурной идентичности воспроизводится на протяжений столетий, порой тысячелетий, что свидетельствует о крайней устойчивости народной жизни и прочности этнической культуры.
Сложное теоретическое понимание культуры было выработано и закреплено в науке лишь к середине ХХ в., что потребовало от научной среды, от общества конкретных стран определенного времени, немалых интеллектуальных усилий в осмыслении этого базового феномена человеческого существования. В книге А.С. Запесоцкого отображены некоторые особенности этих процессов в России. Так, автор, прослеживая постепенное усложнение теоретических представлений о культуре в поздней советской и постсоветской науке, говорит о следующих проблемно-содержательных этапах: самый ранний - формирование представления о культуре как обо всем, что создано человеком; затем осмысление оппозиции «культура-природа». Следующий этап - осознание целостности культуры как масштабной и сложно структурированной системы. Далее - постановка комплекса проблем, связанных, во-первых, с дея-тельностным подходом к пониманию культуры, во-вторых, с ее структурно-функциональными, ценностными аспектами, в-третьих, с особой ролью в ней коммуникационных механизмов и обменного информационного фонда, состоящего из образов, знаков, символов (см. с.113).
В связи с научным пониманием культуры особую значимость в книге приобретает вопрос о том, как ее изучать - в целостном виде, а также любую ее стадиально-фазовую, качественную разновидность, будь это первобытная культура или современная китайская культура. Аналитическая специфика понятия «культура» состоит в том, что выделенная этим термином часть реальности представляет собой масштабное, интегрированное и вместе с тем сверхсложное по строению жизненное пространство человечества или конкретного народа. Данное пространство отграничено от того, что не вмещается в его рамки, является чем-то иным. Так, мировая культура отличается, например, от космоса, природы, невидимых или потусторонних планов бытия; культура Возрождения на Западе дифференцируется сравнительно с современной информационной культурой и т.п.
Не было до этого в обществоведении столь масштабного и сложного по строению объекта, связанного с со-
циальными коллективами, нежели культура. Человек, человечество, общество - эти категории и стоящие за ними явления во многом были в западной науке отвлеченными, допуская значительную степень абстрагирования, хотя и с немалым креном в методологический европоцентризм. В то время как за любой исторической или этнической формой культурной жизни всегда стояли самобытные качества, своеобразие и особость, отличающие их от других форм.
Но каким бы масштабным по смыслу и охвату ни было явление культуры, его нельзя считать размытым, безграничным или «чисто теоретической абстракцией», как это утверждали еще в середине 50-х гг. ХХ в. аналитики из США А.Л. Кребер и К. Клакхон в работе «Культура, или Критическое обозрение концепций и определений». Несогласие с подобными трактовками культуры было уже тогда обосновано исследователями, в том числе Л. Уайтом, который убедительно доказывал, что культура обладает множеством признаков и сегментов вполне наблюдаемых, измеряемых, что позволяет говорить о границах тех или иных культурных форм. Вместе с тем невозможно отрицать и обратное: нередко культурные особенности общества или человека составляют труднопостигаемое единство с биоприродной средой; зачастую они приобретают сугубо идеациональный характер. Исследователям порой о них сложно судить, ибо они скрыты или неявно проявляют себя в эмоциональных состояниях или намерениях людей. Да и многие культурные закономерности раскрываются посредством многоступенчатых процедур теоретического обобщения и генерализации, впрочем, свойственных любой научной дисциплине.
Поэтому культурологический анализ неизбежно принимает многоуровневый, разносторонний характер, ибо объект анализа требует масштабности охвата разных субъектов культурной активности, многообразных процессов, явлений, их свойств, а также учета протяженных исторических периодов культурной эволюции и т.п. Культурологи по необходимости освоили умение обобщать и переосмыслять в нужном ключе те выводы, которые на своем материале вырабатывали представители разных социально-гуманитарных, естественнонаучных и технических дисциплин. Главное для них заключалось в том, чтобы такие выводы расширяли или уточняли теоретизированное понимание культуры. Сами антропологи, социологи, языковеды, педагоги, а также химики,
географы, проектировщики технических сооружений далеко не всегда отдавали себе отчет в том, что объекты их анализа и конструирования выступают либо результатом культурной деятельности и вне этих рамок не существуют, либо взаимодействуют с такой деятельностью. Чтобы понять эту закономерность, представителям той или иной дисциплины необходимо было выработать иной, более масштабный, полиморфный, т.е. культуроцентричный фокус рассмотрения своего аналитического предмета, что удается не сразу и не каждому специалисту.
В этой связи рассмотрим пример, приведенный Запесоц-ким в его книге: многим отечественным философам вначале казалось, что появление культурологии избыточно. По их мнению, есть частные науки, исследующие отдельные предметные области культуры, - история, этнография, этнология, филология, лингвистика, антропология, социология и другие; главное же, имеется философия как теоретико-методологическая база изучения культуры и этого достаточно (см. с.12). К настоящему времени ведущие российские философы преодолели такой взгляд на соотношение культурологии и философии. Автор резонно замечает, что они признали разные предметы, а также несовпадающие методы анализа в том и другом случае. Объектно-предметная область культурологии формируется стратегической целью - всесторонним изучением культуры или какой-либо важной ее модификации. У философского анализа в качестве объектно-предметной сущности выступает взаимодействие между человеком и миром. Частным проявлением этой сущности может стать и культура, которая в этом случае будет рассмотрена не через призму культурологического познания, а в ключе философской методологии.
Многомерный характер представлений о культуре начал складываться с периода их зарождения. Уже в XVI11-Х1Х вв. эти представления одновременно формировались при помощи философского анализа, а также исторических, этнографических, антропологических исследований. Позже понимание онтологических качеств культур определенных эпох, конкретных народов углубляли другие дисциплины (искусствознание, религиоведение, психология и др.), исследование культурных текстов (художественных ценностей, священных книг, конфессиональных доктрин и т.п.) в качестве репрезентативных единиц.
В конце ХХ в. в нашей науке оформляется еще одна тенденция, в рамках которой происходит синтез нового знания о культуре с натурфилософскими воззрениями. В отечественной науке, например, проявляется интерес к идеям русского космизма, представлениям В.И. Вернадского о ноосфере, взглядам А.Л. Чижевского о влиянии солнечной активности на социокультурные процессы нашей планеты. В этой связи формируются области анализа, в котором культурологические обобщения переплетаются с философским пониманием динамики земной цивилизации. В изучении связей «культура - общество - человек» оказались задействованы данные биологии, медицины, физиологии, географии, технических наук. Ныне представления о космо-и биоприродном начале увязываются с выводами социального и культурологического плана, что позволяет судить о роли природно-ресурсного, демографического, рекреационного факторов в развитии общества. Таким образом, выводы частных дисциплин, позволявшие понять сущность культуры, концептуализировались в более глубоком ключе теории культуры, которая аккумулировала в себе совокупность общенаучных, социально-гуманитарных методов, а также установки и приемы анализа, свойственные только ей.
С точки зрения картезианско-кантианской эпистемологии, сложившейся в Новое время в западноевропейской науке, рассмотренный выше синкретизм разных типов, направлений и методов познания культуры следует оценить негативно - как невозможность адекватного выделения дисциплинарного предмета анализа, что бесповоротно снимает вопрос о научном статусе культурологии. Но мы переживаем совершенно иную - постнеклассическую фазу развития теоретического познания культуры и общества, когда приходится переосмыслять не только дисциплинарные, институционально-отраслевые аспекты построения науки, но принципиальную ее возможность, если угодно, ее базовый эпистемологический ресурс в понимании кризисного развития человеческого существования в глобальном мире.
В книге А.С. Запесоцкого убедительно очерчен широкий объектно-предметный диапазон культурологии, т.е. те срезы и ракурсы культуры, которые явно рассчитаны на новый, постнеклассический тип анализа: ее онтологию и структуру; процессы позитивной динамики, а также застоя, кризисов, катастроф; ее архитектонику и семантику (как ядра, так и
периферии), базовые архетипы и образы; ментальное, ценностно-нормативное и символическое наполнение пространства культуры; соотношение традиций/инноваций; циви-лизационные измерения; механизмы диалога и полилога культур и др. Весьма перспективное направление автор связывает с рассмотрением единства культурной жизни с различными сферами общественного бытия: с носителями культуры, коллективными субъектами; социальными институтами и практиками; системами экономики, политики, образования, СМИ, «третьего сектора», рекламы и т.д.(см. с.16-17). Добавим, что изучение социальных срезов культуры ныне способствует формированию мощного приклад-
-1
ного вектора использования культурологических знаний .
Строго говоря, ныне не только культуролог, но и представитель любой социально-гуманитарной дисциплины, как правило, не в состоянии ограничиться своими методологическими рамками. При классификации, сравнениях, обобщениях он вынужден выходить на уровень понимания сложных, человекоразмерных систем разного типа, которые интенсивно трансформируются, взаимодействуют друг с другом в разных топиках - в локальном масштабе, в региональных связях или в глобальном мире. Фактически новые требования, предъявляемые к процессам познания, свидетельствуют о смене когнитивных парадигм в обществоведении и гуманитарном анализе. Они детерминированы объективными сдвигами, происходящими во всех видах и сферах человеческой деятельности - в отношениях между обществом и природой, в трансформации иерархических связей между культурами и локальными цивилизациями, в усилении информационных коммуникаций между народами и др. Выходя на этот уровень исследования, аналитик сталкивается с тем, что методологические установки и критерии истины, свойственные классической науке, здесь в чистом виде не работают. Поэтому научная среда зачастую спонтанно продуцирует потребность в современной картине мира, в типе рационализма, соответствующего актуальной и будущей реальности, в методологии, мотивирующей исследователей на поиск истины.
1 См.: Культурология: фундаментальные основания прикладных исследований / Под ред. Быховской И.М. М., 2010.
Вольно или невольно А.С. Запесоцкий поднимает важную проблему, значимую для эпистемологической основы обществоведческих и гуманитарных дисциплин. Обосновывая во многом иной характер культурологического познания, он признает, что изучение культуры сохраняет эвристический потенциал и традиционную специфику социально-гуманитарного знания в виде теоретического ядра. Но одновременно он полагает, что главной особенностью культурологического анализа выступают его возможности не столько суммировать, сколько особым образом аналитически синтезировать результаты иных отраслей науки (включая естественные, технические), реализуя основную цель — воссоздание более сложно структурированной гуманитарно-смысловой реальности в мире в целом или в рамках определенной этно-национальной культуры. Автор считает, что культурологическое направление правомерно рассматривать как метанауку, научную парадигму (см. с. 20).
Объективная потребность в масштабных методологических поворотах и новых способах познания общества, культуры ныне огромна. Низкий аналитико-эвристический потенциал многих социально-гуманитарных исследований как в России, так и в других странах беспокоит многих отечественных исследователей, которые полагают, что методами науки XIX, отчасти даже ХХ вв. невозможно осмыслить сложные мировые процессы, обострившиеся в начале ХХ1 в. Футуролог С.Б. Переслегин, обсуждая нынешний когнитивный транзит от науки традиционной к науке завтрашнего дня, замечает: мы переходим от концепции узкого фронта и специализированного познания к идеологии широкого фронта и системного познания - к метанауке1.
Еще более радикален и вместе с тем конкретен историк А.И. Фурсов. Он подчеркивает, что обществоведение, сформированное в Х1Х - первой половине ХХ в. не просто продолжает страдать упрощенным подходом к изучению сложных мировых проблем, тяготением к вестернизаторской картине мира в анализе общества и культуры, но в целом обслуживает определенные интересы западной политической верхушки и олигархических кругов, исходя из «реалий североатлантического ядра» капиталистического мира. В настоящее время очевидно, что западные исследователи, в
1 См.: Переслегин С.Б. Опасная бритва Оккама. М. - СПб., 2011, с. 207.
последние столетия являвшиеся лидерами развития теоретического знания, испытывают методологическую беспомощность, будучи не в силах осмыслить стремительно меняющийся мир, одновременно пытаясь псевдотеоретическими новациями (наподобие представлений о мультикуль-
турализме, «обществе знаний») скрыть неблестящие ре-
1
зультаты «прогрессивного развития» западных стран .
Но инновационная аналитическая деятельность в этих странах полностью не исчезает; она перемещается из гражданского пространства в закрытые исследовательские коллективы и начинает обслуживать своих работодателей. В этой роли, как правило, выступают органы государственной безопасности, военные ведомства западных стран, наднациональные финансовые или мировые медийные структуры и т.п. В итоге население разных стран и континентов (включая граждан США, Англии, Германии и др.) может оказаться в эпицентре усиливающегося хаоса. В одних странах начинаются обвальные экономические кризисы или в короткий срок к ним прибывают миллионы беженцев из неблагополучных регионов мира. Другие сообщества попадают под жесткий информационный прессинг, под международные санкции. В третьих государствах как по нотам разыгрываются акции протеста, осуществляются сомнительные революции, после чего туда вводится иностранный контингент войск и победители начинают распоряжаться местными ресурсами. Появление подобных форм целенаправленного хаоса, а по существу новых - гибридных - способов ведения войны было бы невозможно без тщательной проработки их социокультурных и психологических аспектов (как теоретических, так и прикладных). Понимание этих аспектов позволяет определенным мировым силам манипулировать гуманитарными проблемами, массовыми эмоциями, трудностями жизни населения в разных странах.
К ситуации, когда отдельные государства используют в своих целях социально-гуманитарную нестабильность в другой стране, нагнетают там политическую конфронтацию и массовые психозы, наше население было не готово -ведь именно так был сокрушен СССР. Но ныне немалая часть российских граждан, включая общественных деятелей, специалистов-исследователей, трезво осознает подоб-
1 См.: Фурсов А.И. Русский интерес. М., 2015, с. 325-326.
ные стратегии зарубежных центров силы, понимая их опасный характер для страны и культуры. Однако российское общество пока не овладело умением нейтрализовать эти стратегии, сводя их эффективность до практического минимума. Поэтому когда А.С. Запесоцкий и другие исследователи говорят о необходимости работы над «новой научной парадигмой», «принципиально иными методологиями» познания, предполагается, что когнитивная основа нашего обществоведения должна заключать в себе разделы, нацеленные на разработку практического инструментария, упреждающего духовные риски, информационные опасности, связанные со стратегией культурного разрушения России.
Вместе с тем познавательные принципы и когитальная прагматика постнеклассической рациональности пока продолжают оставаться достаточно отвлеченными для гуманитарного анализа. Ядром такой рациональности выступают синергетические представления и установки, несущие на себе признаки своего происхождения - естественнонаучного взгляда на мир, зачастую малочувствительные к запросам социально-гуманитарного познания. Например, одна из ведущих аналитических единиц синергетики - категория «хаоса» в древности развивалась в рамках космогонических представлений, а ныне используется в теоретической физике, химии, претендуя на экспансию в другие пространства научной аналитики. Некоторые обществоведы начинают трактовать хаос как позитивный фактор для культурного развития, безотносительно к тому, какие разновидности хаотических процессов разрушают культуру и каковы возможности общества с ними справиться.
При этом игнорируется мнение основателей синергетики, в первую очередь И.Р. Пригожина, указывавших, что си-нергетические установки следует адаптировать к специфике социально-гуманитарного знания. Можно согласиться, что с учетом осуществления такой адаптации многие методологические повороты постнеклассики, а также содержательные стороны синергетической картины мира потенциально приобретают эвристичный характер для культурологических и других социально-гуманитарных исследований. Так, еще недавно доминировавший монистический подход во взглядах на разные социокультурные системы приходил в противоречие с поражающим воображение многообразием исторических и актуальных форм культуры на
нашей планете. Сегодня вместо субстанциализма в науке формируется более гибкий и адекватный современным реалиям полифундаментальный образ разных социально-политических сообществ и репрезентативных единиц мировой культуры. Данный образ-концепт отображает гетерогенную, многомерную реальность крупных социокультурных конгломератов, составные части которых способны к взаимодействию, заимствованию, но которые при этом способны развиваться в режиме самоорганизации и сохранять целостность, самодетерминированность.
Принципы синергизма, когерентности позволяют осуществлять анализ эволюции культурной системы в ключе формирования порядка из хаоса с последующим ее переходом в новое нестационарное состояние и т.п. Отсюда интерес наших аналитиков к синергетическим концептам и познавательным установкам - к качествам неравновесности, необратимости, к точкам бифуркации, к фазам стабильности/турбулентной неустойчивости, к конфликтным и кооперативным связям в культурных системах и между ними.
Огромное значение для отечественных ученых в области социально-гуманитарного познания приобретает также принцип аналитического синкретизма, нацеленный на согласование в когнитивных процессах знаний и ценностей, этического и технологического аспектов, сущего и должного, истины и идеала. Данный принцип позволяет если не преодолеть, то по меньшей мере смягчить прежний позитивистский дуализм» объективизм в изучении природы и вещно-материального мира, с одной стороны, и субъективизм в анализе социокультурного мира, жизненно-витальных и экзистенциально-духовных его срезов - с другой. В ходе изучения общества и культуры традиционное понимание истины тесно соприкасается или увязывается с ценностно-смысловыми и целевыми параметрами человеческой деятельности, с прагматикой общественных замыслов, конкретных преобразований. Все это позволяет сказать, что культурология в силу особенностей своего объекта, полиморфного предметного диапазона, а также интегративных способов познания оказывается на переднем крае методологических поисков широкого социально-гуманитарного профиля, а в определенной мере и ряда естественнонаучных, технических дисциплин.
Вышеизложенные постулаты постнеклассики дают возможность понять, почему трактовка истины в социально-гуманитарных исследованиях релятивизируется (но не приобретая при этом сугубо произвольный, субъективный характер!). Усиление релятивизма в поиске истины обусловлено признанием естественных границ изучаемых значений - как характеристик, величин, так и научных способов их фиксации. Иначе говоря, свойства окружающей человека реальности рассматриваются как весьма вариабельные, изменчивые, ибо обусловлены разными культурными и социальными контекстами, несовпадающими условиями протекания различных процессов. К тому же аппарат науки (описание, аналитические нормы и др.), а также избранная система отсчета еще более усиливают момент неопределенности и относительности в понимании истины в социальном и гуманитарном анализе.
Подчеркнем важность принципа релятивизма примером из нашей истории гуманитарной мысли. Многие русские философы, историки, социальные аналитики XIX - начала ХХ в. весьма критически были настроены к тому, чтобы с позиций западного теоретического мышления и когнитивных ценностей (фундаментализма, экономикоцентризма, прогресса и др.) анализировать российскую культуру или культуры других исторических типов. В этом проявилась их исследовательская интуиция и понимание, что в результате подобного анализа неизбежно появляются серьезные искажения объекта. Поразительна методологическая проницательность Н.Я. Данилевского, тогда же высказавшего мысль, способную занять почетное место в анналах современной эпистемологии: «Прогресс... состоит не в том, чтобы идти всем в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности чело-
1
вечества, во всех направлениях» .
Говоря о развитии постнеклассической рациональности нашего времени, можно констатировать, что ее референ-циальная система, концептуальные каркасы, познавательные смыслы и схемы только начинают отрабатываться в предметных областях социально-гуманитарного знания. Неслучайно авторы, цитированные выше, говорят преиму-
1 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 2003, с. 112.
щественно о «новой парадигме», о «принципиально новых методологиях», но не конкретизируют их. Отечественная исследовательская практика свидетельствует, что разработка современных методологических установок и принципов интенсивно осуществляется в целом ряде областей социально-гуманитарного знания. Помимо культурологов активность в этом направлении проявляют философы,
историки, психологи и др. На этом пути имеются как об-
1
надеживающие результаты, так и серьезные трудности . Например, преодолевается поверхностное, идущее от советского марксизма понимание синергетики как некоторой когнитивной доктрины, принципы которой следует лишь приложить к любому обществу или культуре, чтобы восторжествовала истина в своей неопровержимости.
Со своей стороны, наше обществоведение по разным причинам не в состоянии легко освоить постнеклассическую рациональность. Одна из них связана с тем, что доминирование марксистско-ленинской ортодоксии не прошло бесследно для формирования методологической культуры в социально-гуманитарном познании. Аналитики советского периода в редких случаях могли сформировать у себя вкус к эпистемологическим аспектам исследовательской работы; в науке не поощрялись качества, связанные с честным и упорным продвижением к истине, с нетривиальным мышлением, творческой интуицией. Указанные способности ученых социально-гуманитарного профиля ныне также продолжают оставаться в дефиците. Вместе с тем в данной сфере познания появились новые, не менее опасные издержки. Вместо тотального одобрения аналитических принципов марксизма доминирует безбрежный плюрализм методов, легковесные «доказательства», безапелляционные «истины». Многие исследования неявно исходят из произвольного допущения исторической и нынешней несостоятельности России и ее граждан. В науке пока отсутствует здравая консолидация в понимании отечественной культуры, недостаточно взвешенных суждений о нашей истории, которые позволяли бы преодолеть крайние оценки ее наиболее сложных периодов.
1 Об этом свидетельствуют материалы серии коллективных сборников и монографий, раскрывающих содержательно-познавательные установки синергетики, а также особенности использования ее принципов в современных социогуманитарных науках. К 2011 г. вышло 7 томов под общим заголовком «Синергетическая парадигма».
Невозможно отрицать и того, что конструктивные сдвиги в гуманитарной аналитике также имеют место, что убедительно подтверждает книга А.С. Запесоцкого, а также работа научных групп по осмыслению основ постнеклассической рациональности, обрисованная нами выше. Без подобных сдвигов не могли бы сформироваться научно-прогностические представления о развитии России в XXI в. У основной части российских исследователей эти идеи центрируются вокруг фундаментальных идей сохранения страны, народа, отечественной культуры. Так, говоря о необходимости преодоления обществом кризисного развития, восстановления Россией своих функций субъекта стратегического действия в мире, исследователи связывают реализацию этих целей с рядом проектно-аналитических предпосылок.
Чтобы действовать уверенно и с расчетом на успех, политики, общественные деятели, представители науки должны выработать адекватное понимание того, как реально устроен современный мир, каковы приемы тайного и явного управления глобальными процессами, как участвуют в них разные политические силы, народы и цивилизационные сообщества. При этом главные усилия должны быть направлены на анализ жизненного потенциала нашей культуры, созидательных сил граждан РФ. Отдавая отчет в усиливающейся сложности, онтологической неустойчивости современного мира, мы должны также вполне осознавать когнитивно-семантическое богатство, аккумулированное в российской культуре. Народные архетипы, конструктивные идеалы, базовые религиозно-духовные ценности российских этносов, несхожие на разных стадиях истории цели государственного развития, стратегии и уникальный опыт общественного переустройства - все это составляет наш величайший ресурс для прорыва России в будущее.
Анализу российской культуры в книге А.С. Запесоцкого уделено не меньше, если не больше внимания, нежели теоретико-методологическим аспектам культурологии. Авторскому взгляду на данный предмет свойственны как аналитическая глубина, широта выводов, так и своеобразие познавательной стратегии, оригинальные исследовательские приемы проникновения в культурные особенности России. Одна из причин такого сочетания, на наш взгляд, состоит в том, что автор принадлежит к ленинградской/петербургской научной среде, сохраняющей на этот счет свои традиции.
Авторское своеобразие проявляет себя во многих качествах анализа, среди которых выделим наиболее выразительные. Так, авторской позиции свойственно ненавязчивое, но глубокое понимание исторической роли нашей северной столицы в российской культуре - один из подразделов книги красноречиво назван «Петербург как культурный феномен российской истории». Еще более тонко и вместе с тем определенно проявляется в тексте причастность автора к творческой среде гуманитариев Петербурга, среди которых немало профессионалов с мировым именем. В книге много места уделено культуротворческой роли Д.С. Лихачева, фигура которого предстает на страницах труда в качестве глубокого историка и знатока русской культуры, ведущего отечественного мыслителя-культуролога, российского интеллигента, просветителя и педагога.
Вместе с тем полемика между Д.С. Лихачевым и Л.Н. Гумилевым о характере российской культуры в книге представлена в объективной форме и в предельно корректном виде - без искажения фактов, без сенсаций. По словам За-песоцкого, «Д.С. Лихачев и Л.Н. Гумилев еще при жизни стали знаковыми фигурами для отечественной интеллигенции. Если Л.Н. Гумилев был, по его собственному определению, «последним евразийцем», то образ Д.С. Лихачева сейчас устойчиво ассоциируется с новейшим отечественным «западничеством». В той системе координат, которую предлагает нам нынешнее общественное мнение, сформированное трагическим политическим опытом 90-х гг., Лихачев и Гумилев оказываются, безусловно, «по разные стороны баррикад» .в историко-культурном смысле (см. с. 563).
Но при всей беспристрастности Запесоцкого у читателя складывается стойкое мнение, что самому автору книги полемика двух российских ученых небезразлична - как исследователь он жаждет понять, кто из них ближе к истине. Уже в самые последние годы, осмысляя стратегию российского государства, нацеленную на интеграцию постсоветского пространства и на союз со странами восточной Евразии, Запесоцкий в своей книге делает конструктивные дополнения к «старой дискуссии». Задавая вопрос «Кто прав: Гумилев или Лихачев?», он отвечает: «Сегодня получается, что правы оба вместе. И ни один сам по себе» (с. 581). На наш взгляд, было бы ошибочно видеть в этих словах же -лание объединить разнородное, сочетать несоединяемое.
Перед нами скорее продуманный вывод автора, на основе которого возможен синтез методологических установок постнеклассической рациональности. Особенно примечательно последнее замечание автора: «ни один сам по себе». Этот авторский вывод о российской культуре может быть конкретизирован такими упомянутыми выше принципами, как синергизм, когерентность, которые уместно использовать в изучении совместной жизнедеятельности российских народов, одна часть которых ближе к реалиям западной цивилизации, другая - к цивилизациям Востока.
Потенциальную аудиторию книги А.С. Запесоцкого нам бы не хотелось лишать интеллектуального удовольствия самой познакомиться с авторским анализом прошлого и современного состояния отечественной культуры. Кроме традиционных теоретических ракурсов, фактов и феноменологических процессов, каждый читатель сможет найти в книге немало неожиданного, нетривиального по отношению к предмету рассмотрения. Для нас такими моментами стали следующие. Автор книги, будучи ректором Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, настаивает на рассмотрении профсоюзного движения не только как феномена общественной активности трудовых коллективов, политической и хозяйственной практики, но и как явления нашей культуры. Кого-то такое предложение может удивить своей экстравагантностью. Но в сущности такой подход глубоко закономерен; он поможет в ином ключе осветить разные аспекты деятельности отечественных профсоюзов, в том числе экономические и политические.
Еще один нетривиальный момент: раздел VI «Творцы культуры (портреты)» содержит авторский анализ культуро-творческих потенций 20 широко известных российских деятелей науки, искусства и одного работника адвокатуры(!). Автору книги эти деятели культуры были или остаются лично знакомыми, а исходным материалом для портретов послужили общественные мероприятия и медийные встречи. Не каждый читатель книги согласится с отбором имен, с представленным балансом профессий; некоторые авторские оценки деятельности творческих работников также могут вызвать возражения. Но сам аналитический прием, по нашему мнению, вполне правомерен. Он обогатил исследование, тем самым внеся живые краски в палитру российской культуры.
Подытоживая свои впечатления о книге А.С. Запесоц-кого «Культура: взгляд из России», мы полагаем, что заинтересованный читатель будет признателен автору за то, что его труд позволяет в стратегическом ключе осмыслить широкий диапазон когнитивно-методологических возможностей культурологического и в целом социально-гуманитарного анализа. Немаловажно и то, что книга вносит новые моменты в понимание современной российской культуры. Поэтому она может быть прежде всего востребована разными категориями работников науки, сферы культуры и образования. Вместе с тем материал научного труда так содержательно проработан и организован, что с высокой долей вероятности можно предположить, что книга окажется интересной для широкого круга политиков, работников СМИ, учащихся гуманитарной специализации в высшей школе, а также - отмечаем без всякой иронии - для адвокатов, экономистов, активистов и членов профсоюзного движения,- словом, для всех, кто родился в России, здесь живет, трудится и тем самым созидает российскую культуру зачастую не задумываясь об этом.
Миронов А.В., Аванесова Г.А. Взгляд из России на отечественную культуру и особенности ее теоретического осмысления.
Материал статьи строится на анализе книги А.С. Запесоцкого «Культура: взгляд из России». Развивая изложенную в труде идею о новых возможностях культурологии вырабатывать когнитивный синтез, авторы рассматривают смену парадигм в изучении российской культуры и общества, а также эпистемологические повороты в современном социально-гуманитарном познании в целом.
Ключевые слова: культура, культурология, социально-гуманитарное познание, методология, смена научной парадигмы, эпистемологические повороты в обществоведении, постнеклассическая рациональность в науке.
Mironov A.V., Avanesova G.A. A View from Russia on the domestic culture and the peculiarities of its theoretical comprehension. The material of the article is based on the analysis of the book by A. S. Zapesotsky "Culture: A View from Russia." Developing the idea, set out in the work about new possibilities of cultural science in working out cognitive synthesis, the authors explore a paradigm change in the study of Russian culture and society, as well as epistemological turns in the modern social-humanitarian knowledge in general.
Key words: culture, culturology, social and humanitarian knowledge, change of scientific paradigm, epistemological turns in the social sciences, postnonclassical rationality in science.
