CC BY
192
ЮРИДИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
ВЗАИМОСВЯЗЬ ВИКТИМНОГО ПОВЕДЕНИЯ И АТРИБУТИВНОГО СТИЛЯ ВОСПИТАННИКОВ ШКОЛЫ-ИНТЕРНАТА И ОСУЖДЕННЫХ
© П. В. Левченко © И. Н. Асеева
Левченко
Павел Владимирович студент 5 курса факультет психологии Самарская
гуманитарная академия Р [email protected]
Асеева Инна Николаевна кандидат
психологических наук доцент кафедры обшей и социальной психологии Самарская
гуманитарная академия [email protected]
В статье рассматривается феномен виктимного повеления и атрибутивного стиля мышления как способа объяснения успехов и неулач у специфичных групп испытуемых, а также в процессе эмпирического ис-слелования выявлены особенности взаимосвязи этих характеристик.
Ключевые слова: виктимность, виктимное поведение, атрибутивный стиль, выученная беспомощность.
Виктимным поведением называется такое поведение человека, которое может в результате совершаемых действий спровоцировать преступление. В криминологии принято выделять три вида виктимного поведения: неосторожное, рискованное или объективно опасное для потерпевшего. В литературе часто используется термин «виктимное поведение», что, строго говоря, означает «поведение жертвы». Однако это понятие обычно используется для обозначения неосторожного, асоциального, аморального, провоцирующего и т. д. поведения. Виктимной нередко именуют и саму личность, имея в виду, что в силу своих психологических и социальных характеристик она может стать жертвой преступления [9, с. 30].
В широком смысле виктимология охватывает не только право и криминологию, но и ряд других наук, в том числе психологию и психиатрию. Это социально-психологиче-ская область знания, изучающая различные категории людей — жертв неблагоприятных условий социализации. Предметом социаль-но-психической виктимологии является из-
учение детей и взрослых, оказавшихся в сложных жизненных ситуациях и требующих специальной социальной и психологической помощи. Таким образом, виктимология — это развивающееся комплексное учение о лицах, находящихся в кризисном состоянии (жертвах преступлений, стихийных бедствий, катастроф, различных форм насилия, аддиктивного поведения и т. д.), и мерах помощи таким жертвам [6, с. 67].
К базовым понятиям относятся виктимность и виктимизация. Вик-тимность или виктимогенность — приобретенные человеком физические, психические и социальные черты и признаки, которые могут сделать его предрасположенным к превращению в жертву (преступления, несчастного случая, деструктивного культа и т. д.). Виктимизация — процесс приобретения виктимности [9, с. 15].
В логике социальной психологии такое личностное свойство, как виктимность, достаточно жестко коррелирует с неадекватно заниженной самооценкой, с неспособностью, а порой и нежеланием отстаивать собственную позицию и брать на себя ответственность за принятие решения в проблемных ситуациях, с избыточной готовностью принимать позицию другого как несомненно верную, с неадекватной, а иногда патологической тягой к подчинению, с неоправданным чувством вины и т. п. Одним из наиболее известных и ярких примеров проявления личностной виктимности является так называемый «стокгольмский синдром», который выражается в том, что жертвы на определенном этапе эмоционально начинают переходить на сторону тех, кто заставил их страдать, начинают сочувствовать им, выступать на их стороне, иногда даже против своих спасителей (например, в ситуации захвата заложников и попыток их освободить) [10, с. 45].
Личностная виктимность достаточно часто актуализируется в форме откровенно провокационного (виктимного) поведения потенциальных жертв, при этом часто ни в коей мере не осознающих того факта, что их поведенческая активность, по существу, практически впрямую подталкивает партнера или партнеров по взаимодействию к насилию. Подобное поведение особенно в экстремальных или попросту неординарных ситуациях является стимулом агрессии прежде всего со стороны авторитарных личностей [13, с. 56].
По мнению Д. В. Ольшанского, виктимология сосредоточена почти исключительно на жертвах бытового насилия — прежде всего, сексуального. Однако это — лишь частная сторона вопроса. Масштабные виктимологиче-ские исследования еще впереди. Ясно, что частые террористические акты последних лет активизируют такие исследования, однако они упираются в некоторые объективные трудности. Изучение психологии жертв террора обычно представляет собой сложную задачу. Во-первых, мало кто из жертв остается живым и психически сохранным. Во-вторых, оставшиеся в живых не хотят вспоминать о происшедшем и тем более говорить об этом. Показательные цифры: из более трех тысяч свидетелей и потерпевших в результате террористической акции чеченских боевиков во главе с С. Радуевым против жителей дагестанского г. Кизляр (захват больницы, заложников и т. д.) приехали на судебный процесс над С. Радуевым всего
лишь около шестидесяти, а согласились выступить в суде еще меньше людей. К тому же понятно, что их допросы преследовали юридические, а не психологические цели [10, с. 64].
Согласно научным воззрениям М. Селигмана, современная психология, по сути, стала виктимологией. Человек рассматривается в ней как прин-ципиально-пассивное существо со сниженной личной ответственностью и так называемой выученной беспомощностью, когда он утверждается в мысли, что всегда будет жертвой других людей и обстоятельств [9, с. 40]. М. Селигман и его исследователи полагают, что парадигма современной психологии должна быть изменена: от негативности — к позитивности, от концепции болезни — к концепции здоровья. Объектом исследования и практики должны стать сильные стороны человека, его созидательный потенциал, здоровое функционирование отдельного человека и человеческого сообщества [2, с. 152].
Начиная с 1960-х гг. психотерапевты сосредоточили свое внимание на носящих деструктивный характер когнициях — мыслях, представлениях, объяснениях, атрибуциях людей, имеющих разного рода эмоциональные проблемы и проблемы социальной адаптации. Был предложен ряд терминов для описания такого рода особенностей мышления, имеющего место в различных жизненных ситуациях, — зрелое и примитивное, адаптивное и неадаптивное мышление (А. Бек), мышление рациональное/иррациональное (А. Эллис), конструктивное/неконструктивное (С. Эпштейн). А. Бек выделил когнитивную триаду, т. е. три когнитивных паттерна, характерных для депрессии, — отрицательные представления о себе, негативное восприятие мира в прошлом и настоящем и негативные когниции, связанные с будущим [4, с. 43].
В 1980-х гг. психологи впервые обратились к изучению особенностей когниции, характерных для психологически благополучных и неблагополучных индивидов. В последнее десятилетие в рамках направления позитивной психологии стала интенсивно разрабатываться проблематика позитивного, конструктивного, оптимистического мышления [8, с. 54].
Дж. Капрара и П. Стека рассматривают позитивное мышление как общий латентный конструкт, объединяющий видение, объяснение и оценку прошлого, настоящего и будущего опыта индивида и обладающий большей объяснительной и предсказательной силой, чем его составляющие. Вслед за Д. Гудхарт, а также Дж. Капрарой и П. Стекой мы используем термин «позитивное мышление»и выделяем три его стороны (или составляющие): позитивные представления о себе (самоуважение), позитивную интерпретацию текущего жизненного и прошлого опыта и позитивные ожидания, касающиеся будущего (оптимизм) [4, с. 50]. Если первая составляющая подвергалась изучению начиная с 1950-х гг., то анализ второй и третьей начался значительно позже — с работ М. Селигмана и К. Петерсона, а также Ч. Карвера и М. Шейера [3, с. 44].
Опираясь на работы Б. Вайнера, М. Селигман описал оптимистический и пессимистический атрибутивный стиль (АС), выделив три параметра объяснений успехов и неудач: стабильность, глобальность и локус. Далее
последний параметр перестал применяться, и исследователи пришли к выводу о продуктивности использования параметра воспринимаемой контролируемости причины позитивного или негативного события. Пессимисты верят, что «все плохое носит универсальный и постоянный характер и от них не зависит, тогда как оптимисты считают такие явления временными и локальными, верят, что способны на них повлиять»[13, с. 233]. При оптимистическом атрибутивном стиле, напротив, неудачи воспринимаются как временные или случайные, затрагивающие лишь небольшую часть жизни и подверженные изменению, а успехи — как стабильные, глобальные и зависящие от собственных усилий индивида. Пессимистический атрибутивный стиль является когнитивным фактором риска депрессии; у людей с оптимистическим стилем объяснения лучшее состояние здоровья и более высокая продолжительность жизни, чем у людей с пессимистическим [13, с. 156].
Мартин Селигман с коллегами предпринял ряд исследований, показавших влияние позитивных (оптимистических) объяснений жизненных событий на успешность профессиональной, учебной и спортивной деятельности. Основным механизмом негативного влияния пессимизма на эффективность деятельности предполагалась неготовность пессимиста проявлять настойчивость при решении трудных задач, требующих приложения усилий [2, с. 25]. Роль оптимистического стиля объяснения в успешности в ходе обучения в университете изучалась К. Петерсоном и Л. Баррет в ходе лон-гитюдного исследования. На материале результатов сдачи первой зимней сессии они продемонстрировали, что студенты, показавшие более высокий уровень успеваемости, чем следовало ожидать исходя из показателей теста академических способностей при поступлении и школьных оценок, были склонны к оптимистическому объяснению негативных ситуаций в учебе, т. е. описывали их как вызванные внешними, нестабильными и конкретными причинами. Напротив, студенты, объяснявшие негативные события как вызванные личными («это моя вина»), стабильными и всеохватывающими причинами, получили в ходе первой сессии в среднем более низкие оценки, чем следовало ожидать. Эта зависимость сохранялась, когда контролировался вклад способностей и депрессии. Кроме того, студенты с оптимистическим объяснительным стилем были более склонны ставить перед собой конкретные учебные цели и чаще обращаться за советами к научным консультантам, что также вносило свой вклад в успеваемость. Дальнейшие исследования подтвердили позитивную связь между пессимистическим атрибутивным стилем и низкими результатами в учебной деятельности. Однако в ряде других исследований были получены свидетельства того, что по крайней мере в определенных ситуациях пессимисты не отличаются более низкой успешностью деятельности и даже имеют преимущества перед оптимистами [4, с. 44]. Исследования, посвященные связи оптимизма как ожиданий относительно будущего с успешностью деятельности, немногочисленны, и их результаты также неоднозначны.
Автор теории выученной беспомощности М. Селигман определяет беспомощность как состояние, когда человеку кажется, что внешние события от него не зависят, и он ничего не может сделать, чтобы их
предотвратить или изменить [13, с. 23]. Если это состояние и связанные с ним особенности мотивации и атрибуции переносятся на другие ситуации (т.е. генерализуется), то, значит, налицо выученная беспомощность. Очень непродолжительной истории неконтролируемости окружающего мира достаточно для того, чтобы выученная беспомощность как бы обрела свою собственную жизнь, стала сама управлять поведением человека. На основе проведенных экспериментов М. Селигман сделал вывод о том, что беспомощность вызывают не сами по себе неприятные события, а именно опыт неконтролируемости этих событий. Живое существо становится беспомощным, если оно привыкает к тому, что от его активных действий ничего не зависит, что неприятности происходят сами по себе и на их возникновение влиять никак нельзя. В экспериментах было установлено, что у человека существует принципиально тот же механизм формирования беспомощности, что и у животных, и что беспомощность легко переносится на другие ситуации. Но по сравнению с животными у людей были обнаружены и некоторые особенности, которые подтвердили важность когнитивных процессов в регуляции поведения. В целом ряде исследований было показано, что человек может научиться беспомощности, если просто наблюдает за беспомощностью других [9, с. 66]. Иными словами, демонстрация моделей беспомощности так же существенна, как и собственный опыт неконтролируемости событий. Именно опытом неконтролируемости событий объясняется тот факт, что М. Селигман получил схожие результаты в случае позитивных последствий. Интенсивное поощрение, возникающее вне зависимости от действий испытуемых, точно так же, как и ощущение незащищенности, приводит к потере инициативы и способности к конкурентной борьбе. И ребенок, а потом и взрослый, совершая разные — хорошие и плохие, добрые или злые — действия, знает, что все равно его родители (или его статус) защитят его от неприятностей, оказывается беспомощным в такой же степени, как и тот, кто наталкивается на массивную критику в любом случае, что бы он ни делал. На наш взгляд, именно выученная беспомощность является предпосылками виктимизации личности.
Если первичная виктимизация личности, как правило, происходит в семье, то ее развитие зависит от целого ряда как собственно социальнопсихологических, так и социальных, социально-экономических и иных факторов. В частности, усилению личностной виктимности и дополнительной травматизации могут способствовать жестокое отношение к ребенку в школе со стороны учителей и (или) сверстников, вовлечение его в асоциальные неформальные группировки, уличное насилие [5, с. 17]. Объективно, многие стандартные ситуации в их жизни ставят их в позицию жертв, но воспринимают ли они сами себя как жертву или только манипулируют этим для достижения собственных целей, не всегда ясно. Причинами для этого становятся обычно напряженные отношения в семье, так как родители участвуют в воспитании формально или этим занимаются другие уполномоченные лица. Можно предположить, что период зрелости у них уменьшается, так как множество проблем ложится на них. Но, тем не менее, ситуация двойственна: с одной стороны, воспитанник интерната
при формальном присутствии родителей привык обходиться без них, с другой стороны — учреждение и органы опеки помогают справляться с некоторыми насущными проблемами. Таким образом, можно предположить, что в зависимости от особенностей личности может формироваться как самостоятельность и нацеленность на достижение, так и выученная беспомощность.
Исследование проводилось с целью подтверждения гипотезы о том, что существуют особенности во взаимосвязи виктимности и атрибутивного стиля мышления. Особенности средовых воздействий накладывают определенный отпечаток на личность воспитанников школы-интерната. Предположительно, структура когнитивного объяснения успехов и неудач у воспитанников школы-интерната будет отличаться от структуры атрибутивного стиля у спецконтингента.
Цель — выявление взаимосвязи между виктимным поведением и атрибутивным стилем.
Объект — виктимное поведение
Предмет — взаимосвязь виктимного поведения и атрибутивного стиля.
Гипотеза — существуют особенности в структуре взаимосвязи виктимного поведения и атрибутивного стиля у воспитанников детского дома и осужденных.
Методика исследования
Исследование проводилось на базе школы-интерната № 6, а также ФКУ ИК строгого режима. В исследовании приняли участие ученики вось-мого-одиннадцатов класса школы-интерната № 6 в возрасте от 14 до 17 лет, среди которых 11 девушек и 8 юношей, а также осужденные за преступления, связанные с вымогательством и мошенничеством, находящиеся в исправительной колонии строгого режима, среди которых респонденты в возрасте от 27 до 45 лет.
Выбор двух групп для исследования обусловлен теоретическим предположением о том, что воспитанники школы-интерната находятся в группе риска и, скорее всего, имеют первоначальную криминогенность. Семейные связи явно нарушены, что не может не отражаться на личностных характеристиках воспитанников. Неуклонно растет число неблагополучных семей (педагогически несостоятельных, неполных, конфликтных, криминальных, асоциальных, малообеспеченных), которые, как известно, не выполняют своих воспитательных функций. Как правило, в таких семьях преобладают неблагоприятные социальные и психолого-педагогические условия (эмоционально-конфликтные отношения, жестокое обращение с детьми, самоустраненность от процесса воспитания, педагогическая некомпетентность, асоциальный образ жизни и т. д.) и в целом имеет место факт деструктивных внутрисемейных отношений. Это нарушает процесс прохождения ребенком семейной социализации и приводит к различным нарушениям социального и личностного развития, крайним вариантом которого в подростковом возрасте является девиантная виктимность.
Вторая группа респондентов была составлена из осужденных, находящихся в исправительной колонии строгого режима. Специфическим
условием помимо содержания в учреждении является рецидивизм. Эти люди совершают в силу не до конца ясных мотивов преступления примерно одного типа (в частности, связанные с мошенничеством и вымогательством), что косвенно говорит о некоторой закономерности этих проявлений. Учитывая сложные условия адаптации бывших осужденных, можно предположить, что они склонны винить в причинах своих неудач не себя, а других людей, а также факторы и обстоятельства. Многие из них, как показывает практика психологической работы, верят в то, что возможно коренное изменение жизненного пути, но, к сожалению, случаи рецидивов не снижаются.
Стоит отметить, что с реальными жертвами преступлений исследовательская работа не велась, а были проанализированы только те респонденты, которые имеют криминогенность или предпосылки к ее появлению. Одним из существенных отличий жертв от преступников является отсутствие излишней доверительности. Было отмечено, что воспитанники интерната так же, как и осужденные, проявляют настороженность, используя различные способы избегания опасных, на их взгляд, ситуаций (к примеру, когда о них пытаются выяснить дополнительную информацию).
Методами исследования явились: обзорно-аналитический метод, тестирование, количественно-качественный анализ результатов. Были выбраны следующие методики исследования:
• Опросник для выявления степени к виктимному поведению, который представляет собой перечень утверждений, каждое из которых касается особенностей характера, личности, поведения, отдельных поступков, отношений к людям, взглядов на жизнь. В результате диагностического исследования выявляется степень предрасположенности к виктимному поведению — низкая, средняя, высокая [11, с. 60]. В батарею тестов включен потому, что это новый опросник, диагностирующий виктимность.
• Для исследования оптимизма и атрибутивного стиля испытуемых (способ объяснения самому себе причин происходящих с человеком неудач и успехов) использовалась методика «диагностики оптимизма как способа объяснения успехов и неудач: опросник СТОУН-В (подростковый вариант)», разработанная на основе теории М. Селигмана. Опросник АС представляет собой набор из 24-х жизненных ситуаций. Испытуемому предлагается представить себе каждую ситуацию и сформулировать причину, которая привела к возникновению такой ситуации, записав ее вербальную формулировку. Затем причину ситуации предлагается оценить по двум из трех предлагаемых параметров атрибутивного стиля — постоянства (стабильности), широты (глобальности) и контролируемости (контроля). Данный опросник является достаточно мощным инструментом, позволяющим выделить составляющие атрибутивного стиля и оптимизма. Имеет много преимуществ перед другими инструментами, благодаря своей структуре.
• Дополнительным психодиагностическим инструментом являлся графический тест «Композиция из треугольников», направленный на исследование особенности актуального эмоционального состояния. Выявление эмоционального состояния не является приоритетной задачей исследования, но графический 144
тест представляет собой инструмент экспресс-диагностики, поэтому он оказался в этом качестве полезен. Также был включен опросник «Честность», который в данной батарее тестов применялся как шкала лжи. Он хорошо сочетается с опросниками, в которых не заложена шкала лжи, а также помогает выявить честность и открытость испытуемого.
Структура предлагаемых опросников включает в себя такие параметры, как «стабильность», «глобальность», «контроль», «предрасположенность к виктимному поведению», а также шкалу лжи. Первые три параметра составляют атрибутивный стиль, а также мотивацию достижения успеха и избегания неудач. Параметр «стабильность» — это временная характеристика, позволяющая оценивать причину как имеющую постоянный или временный характер. Параметр «контроль» описывает направленность причинного объяснения: на себя, когда индивид воспринимает произошедшее событие как вызванное внутренними причинами, или на внешний мир, других людей. Под «глобальностью» понимается пространственная характеристика, позволяющая описать универсальность или конкретность причинных объяснений, склонность к чрезмерным обобщениям или, наоборот, конкретному рассмотрению отдельно взятых ситуаций [2, с. 6].
Для статистической обработки данных эмпирического исследования были применены: корреляционный анализ с использованием рангового коэффициента корреляции Спирмена, непараметрический И-критерий Манна-Уитни, описательная статистика.
Анализ и обсуждение результатов исследования
В результате проведенной исследовательской работы мы можем качественно проанализировать полученные результаты по таким параметрам, как «общий оптимизм»и «предрасположенность к виктимному поведению». «Общий оптимизм» является составной характеристикой, включающей в себя такие конструкты, как «стабильность», «глобальность» и «контроль». Каждый из параметров позволяет выявить индивидуальные особенности поведения, взглядов на жизнь, личностных стратегий, которые применяются в сложных ситуациях, а также оптимистический атрибутивный стиль, который позволяет сделать вывод о том, насколько для человека характерна выученная беспомощность. В процессе анализа результатов отмечено, что выраженность этих двух показателей выше у представителей второй группы (заключенные), что видно из представленных рис. 1 и 2.
б 01'. '-1-1 ПП илзпк*
Рис. 1. Общие показатели оптимизма воспитанников школы-интерната и осужденных
----грТ'^1-0--т^ ■ |>п
■ Ж ^п'у ц ■
"|.+^:+ ~оч I-гр-“-осчь-Е Ы|- ■ I I 1-ГГ111 ■Л 11111-Г- “I" . I
и#*Ь -иПьф ГЧ
.:йпи1Чствс1 нсгь т>*ялыи
Рис. 2. Общие показатели предрасположенности к виктимному поведению воспитанников школы-интерната и осужденных
Поскольку значимые корреляционные взаимосвязи между параметрами атрибутивного стиля и предрасположенностью к виктимному поведению у двух групп испытуемых не были обнаружены (при р<0,05), то для доказательства или опровержения гипотезы о наличии статистических различий по изучаемым характеристикам мы применили непараметрический и-критерий Манна-Уитни (табл. 1).
БПИПЬ!
I з 1 т к :: 1: ц и ;; и
Таблица 1
Уровень значимости различий между осужденными и воспитанниками школы-интерната по критерию Манна-Уитни
Параметры Уровень значимости
Стабильность 0,65
Глобальность 0,00
Контроль 0,15
Общий показатель оптимизма 0,06
Предрасположенность к виктимному поведению 0,42
Таким образом, статистически значимые различия между двумя группами обнаружены по параметру «глобальность». Вероятно, способ объяснения той или иной важной ситуации различен у воспитанников интерната и осужденных. Не исключено, что это связано с разностью опыта и средовых условий у респондентов. Воспитанники школы-интерната близки по своим особенностям к учащимся неспециализированных школ, а это значит, что они обладают определенными позитивными перспективами в дальнейшем. Осужденные рецидивисты зачастую лишены такой возможности, так как в их жизненных изменениях наблюдается цикличность. Когда человек подвержен сильному влиянию неотвратимых обстоятельств, он может терять веру в себя и считать, что многое происходит вне зависимости от его усилий. В то же время формируется атрибутивный стиль, человек становится не способным к совершению самостоятельных поступков. Иллюзорность и надуманность суждений не способствуют достижению целей.
На основе проведенной практической работы в исправительной колонии было неоднократно отмечено, что многие осужденные испытывают проблемы в постановке целей и задач, заменяют действия рассуждениями о них. Такие выводы были сделаны по результатам периодически проводимой психологической работы и тестирования в рамках работы с отрядом «карантин» (вновь прибывшие в учреждение) и осужденными, готовящимися к условно-досрочному освобождению. В дальнейшем подобная стратегия у осужденных приводит к повторному попаданию в учреждение.
В табл. 2 приведен дополнительный анализ данных с целью уточнения полученных результатов (описательная статистика).
Таблица 2
Величины описательной статистики
Параметры\ величины среднее медиана мода мини- мум макси- мум стан д. отклоне ние
Стабильность 59,87 60,00 68,00 41,00 79,00 9,34
Г лобальность 55,48 56,00 Multiple 23,00 80,00 15,71
Контроль 72,43 75,00 Multiple 23,00 108,00 16,13
Общий показатель оптимизма 187,80 192,00 Multiple 136,00 248,00 26,74
Предрасположенность к виктимному поведению 11,85 12,00 12,00 7,00 18,00 2,91
По сравнению с предложенными нормами для студентов по опроснику СТОУН-В данные результаты имеют отличия в сторону уменьшения у двух групп испытуемых при сравнении величины средних значений. Максимальные значения выраженности не были зафиксированы, что, скорее всего, говорит о том, что общий уровень оптимизма снижен. Аналогичный результат получен и по параметру «предрасположенность к виктимному поведению». В связи с тем, что респонденты двух групп находятся в специальных условиях, то сниженный уровень оптимизма является предопределенным. Отрыв от родственных связей (частичный или полный) негативно сказывается на состоянии человека. После окончания школы-интерната детей, оставшихся без попечения родителей, в принудительном порядке направляют для дальнейшего обучения к месту закреплённого за ним жилья, которое суд в обязательном порядке закрепляет при его наличии на момент лишения родителей прав, что делает невозможным продажу и иные действия родителей по отношению к недвижимости в отсутствие ребёнка, которого возвращают фактически в ту семью, из которой его забрали в детстве. И помимо всего чаще дети приезжают по месту закрепления либо к развалинам, либо там живут родственники, ведущие аморальный образ жизни. Эта практика показывает, что ребёнок не выносит моральных ценностей из обучения в школе-интернате, возвращаясь в атмосферу безразличия и пустоты в не сложившейся семье [5, с. 43].
Дети-сироты (полные сироты) вправе самостоятельно выбирать дальнейший путь и город обучения внутри страны без ограничений; но ввиду отсутствия опыта у ребёнка и нежелания тратить время и силы для его устройства в других городах, районах и республиках у социальных педагогов, дети по указанию вышеупомянутых социальных педагогов остаются в том же городе, в котором окончили школу-интернат, или по желанию ребёнка направляются для продолжения обучения к месту рождения.
По статистическим данным различных источников, 70% воспитанников школ-интернатов во время обучения или после окончания школы-интерната отбывали срок наказания в местах лишения свободы; дети 50% воспитанников школ-интернатов впоследствии также попадают в школу-интернат по разным причинам [5, с. 64].
При поступлении на дальнейшее обучение в ПТУ детям-сиротам не предоставляется льгот на обучение по желаемой специальности. Этот факт естественно отбивает у воспитанника любое желание продолжать обучаться, по сути 15-17-летний подросток после выпуска из школы-интерната сам себе хозяин и может запросто решить, что обучаться дальше он не будет, перестанет посещать учебное заведение и никто не будет предлагать ему альтернативных выходов, отделы опеки и попечительства во многих регионах России вообще бездействуют. Но зачастую, тогда такие молодые люди попадают на скамью подсудимых [12, с. 145]. Дети-сироты, выпускники школ-интернатов, оставшиеся один на один с неродной стихией и привыкшие жить в коллективе, не приспособлены жить в одиночку, отсюда статистика преступности и суицида. Возможности человека определяются в основном его социальным статусом, местом, занимаемым в социальной структуре. Иначе говоря, источником девиантного поведения служит социальное неравенство, неравенство возможностей, доступных людям, принадлежащим к различным социальным группам (стратам). Поведение несовершеннолетних отличается рядом особенностей: недостаточность жизненного опыта и связанный с этим низкий уровень самокритичности, отсутствие всесторонней оценки жизненных обстоятельств, повышенная эмоциональная возбудимость, импульсивность, двигательная и вербальная активность, внушаемость, подражательность, обостренность чувства независимости, стремление к престижу в референтной группе, негативизм, неуравновешенность возбуждения и торможения.
Рассматривая спецконтингент, в первую очередь необходимо обратить внимание на условия, в которых он находится. Перед исправительными учреждениями стоят чрезвычайно сложные задачи перевоспитания лиц, совершивших преступления, приобщения их к трудовой деятельности и адаптации к нормальному существованию в обществе. Эти задачи не могут быть решены без использования данных различных наук, изучающих личность человека, его взаимоотношения с коллективом, а также роль различных факторов, положительно или отрицательно воздействующих на личность осужденного. Попадая в исправительное учреждение, почти каждый осужденный планирует для себя только освобождение. Перед воспитателями стоит гораздо более сложная задача: планирование нового человека, умение видеть этого нового человека в каждом осужденном и с помощью мер воспитательного воздействия добиваться, чтобы осужденный тоже стремился к перестройке, переделке собственной личности [6, с. 100].
Под влиянием определенных условий жизни у каждого человека образуется устойчивая система реагирования на факторы окружающей среды, складывается динамический стереотип. У преступника (вора, хулигана, грабителя и т. п.) при длительном занятии преступной деятельностью также вырабатываются своеобразные привычки и навыки, и в этом случае порой можно говорить о динамическом преступном стереотипе. Человек привыкает к отсутствию постоянного жилья, перестает систематически трудиться и теряет трудовые навыки, зато приобретает преступные и впоследствии каждую ситуацию рассматривает только с одной точки зрения — можно
ли в данных обстоятельствах безнаказанно совершить преступление? В психологическом аспекте наказание как кара есть фактор отрицательного подкрепления. Карательная функция выражается в причинении осужденному физических и моральных страданий. Мера этих страданий и переживаний определяется судом, и всегда величина ее является индивидуальной [6, с. 54].
Наказание — это прежде всего отрыв от общества и от привычной для каждого человека среды, сознание длительности этого отрыва. Кроме того, это лишение определенных прав и преимуществ, и среди них основным является лишение свободы. Последнее — это ограничение ряда потребностей. Наиболее важным является лишение человека возможности планировать свое поведение. Все это в совокупности оказывает влияние и на изучаемые внутри данного исследования параметры.
Каждая личность уникальна, и говорить о личности как о представителе определенного множества индивидов можно лишь в смысле статистическом, т.е. в плане тех отдельных личностных особенностей, которые наиболее часто встречаются в данной социальной общности.
В отдельном правонарушителе нельзя абсолютизировать какие-то преступные его особенности. В то же время у каждого преступника можно обнаружить то общее, что характерно для всех преступников определенной категории. Только в этом аспекте правомерен термин «личность преступника». Криминальная классификация не может быть осуществлена в отрыве от общепсихологической классификации личностей, ибо не существует каких-либо особых «преступных черт»в психике человека. Еще крупнейший отечественный психолог А. Ф. Лазурский обоснованно подчеркивал, что извращенное развитие человеческой личности связано не с отсутствием или недостаточностью тех или иных психических качеств (ума, воли, эмоций), а большей частью с несоответствием между особенностями психики и теми внешними условиями, в которых происходит развитие человека [8, с. 27].
Поступки человека — это не прямые реакции, ответы на внешнее воздействие. Внешнее воздействие опосредуется внутренними системами и взаимосвязями и в конечном итоге — социальными качествами человека. В генезисе преступного поведения следует различать факторы, предопределившие направленность личности и ее эмоционально-волевые регуляционные особенности. Преступления связаны не только с антисоциальной направленностью личности. Некоторые преступления в значительной мере связаны с дефектами саморегуляции. Поведение является взаимодействием личностных и ситуативных факторов, в него включены опыт личности и ее экстраполяционные механизмы — осознание развития событий, его последствий и отношения к этим последствиям. Предвидя будущее событие, его последствия, мы тем самым «вводим будущее в детерминацию нашего поведения» [14, с. 244]. Принимая решения, выбирая варианты своего поведения, правонарушитель может сознательно пренебрегать объективно существующими возможностями социально адаптированного выхода из данной ситуации, но он может и не видеть этих возможностей, может не предвидеть последствий своего поведения или не придавать им должного
Взаимосвязь виктимного повеления и атрибутивного стиля воспитанников... значения.
Выводы
По результатам исследования статистически значимые различия между двумя группами обнаружены по параметру «глобальность». Вероятно, способ объяснения той или иной важной ситуации различен у воспитанников интерната и осужденных.
Нет особых психических механизмов преступного поведения. Существуют только общие, единые регулятивные механизмы поведения и их ин-дивидуально-типологические особенности, которые, конечно, проявляются и в преступном поведении. Преступное поведение отличается от социально положительного поведения не столько по структуре его регуляции, сколько по содержанию своей направленности.
Под влиянием определенных условий жизни у каждого человека образуется устойчивая система реагирования на факторы окружающей среды, складывается динамический стереотип. У преступника (вора, хулигана, грабителя и т. п.) при длительном занятии преступной деятельностью также вырабатываются своеобразные привычки и навыки, и в этом случае порой можно говорить о динамическом преступном стереотипе. Такая же закономерность, по мнению М. Селигмана, определяет и возникновение феномена «выученной беспомощности». Когнитивный стереотип, лежащий в основе оценки текущей ситуации по трем параметрам, обозначенным в исследовании, в сочетании с условиями существования определяет, по нашему мнению, предрасположенность к виктимному поведению. Эта тенденция, несомненно, требует более пристального внимания и организации дополнительных исследований.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Андронникова, О. О. Виктимное поведение подростков: факторы возникновения и профилактика. — Новосибирск, НГИ, 2005.
2. Гордеева, Т. О. Диагностика оптимизма как стиля объяснения успехов и неудач: Опросник СТОУН / Т. О. Гордеева, Е. Н. Осин, В. Ю. Шевякова. — М. : Смысл, 2009.
3. Гордеева, Т. О. Позитивное мышление как фактор учебных достижений старшеклассников / Т. О. Гордеева, Е. Н. Осин // Вопросы психологии. — 2000. — № 1. — С. 36—44.
4. Гордеева, Т. О. Психология мотивации достижения. — М. : Смысл : Академия, 2006.
5. Гостунская,Я. И. Роль деструктивных внутрисемейных отношений в формировании девиантной виктимности подростков // Гуманизация образования. — 2006. — № 4. — С. 22—26.
6. Еникеев, М. И. Основы общей и юридической психологии. — М. : Юристъ,
1996.
7. Ермолаев,О. Ю. Математическая статистика для психологов. — М.: Флинта,
2003.
8. Лазурский, А. Ф. Классификация личностей. — Л., 1924.
9. Малкина-Пых, И. Г. Психология поведения жертвы (справочник практического психолога). — М. : Эксмо, 2006.
10. Ольшанский, Д. В. Психология терроризма. — СПб. : Питер, 2002.
11. Психология личности. Новые тесты / отв. ред. Л. М. Попов. — Казань : От-
ечество, 2010.
12. Ривман, Д. В. Криминальная виктимология. — СПб. : Питер, 2002.
13. Селигман, М. Новая позитивная психология. — М. : София, 2006.
14. Христенко, В. Е. Психология поведения жертвы. — Ростов н/Д : Феникс,
2005.
