CC BY
88
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Научная статья
УДК 316.62:159.9.072.43 https://doi.Org/10.21702/rpj.2021.2.6
Взаимосвязь склонности к киберагрессии, агрессивности и эмпатии в подростковом возрасте
Светлана С. Антипина1 , Анастасия В. Микляева2
11 2 Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация * [email protected]
Аннотация
Введение. Исследование направлено на изучение взаимосвязей между склонностью к различным формам киберагрессии, агрессивностью и эмпатией в подростковом возрасте. Киберагрессия понимается как преднамеренное нанесение вреда другим пользователям Интернета; формы киберагрессии выделяются на основании типологической модели киберагрессии, предложенной К. Рунионсом, которая впервые применена для анализа он-лайн-поведения российских подростков.
Методы. В исследовании приняли участие 196 подростков в возрасте 12-15 лет. Сбор эмпирических данных осуществлялся с помощью опросника «Типология киберагрессии», адаптированного для русскоязычной выборки в нашем исследовании, а также опросника уровня агрессивности Басса - Перри в адаптации С. Н. Ениколопова и шкалы эмоционального отклика А. Меграбяна в модификации Н. Эпштейна.
Результаты. Результаты исследования не позволили зафиксировать взаимосвязей между склонностью к киберагрессии, агрессивностью и эмпатией, которые были бы универсальными на протяжении всего подросткового возраста. Статистически значимые корреляционные связи склонности к киберагрессии с агрессивностью начинают фиксироваться только с 14-летнего, с эмпатией - с 15-летнего возраста. Агрессивность не является значимым предиктором киберагрессии подростков, эмпатия детерминирует склонность к киберагрессии (с отрицательным знаком) только среди 15-летних подростков.
Обсуждение результатов. Формулируется предположение о различном психологическом смысле киберагрессии на разных этапах подросткового возраста: киберагрессия как форма «социальных проб», не отражающая личностные особенности подростков, в начале подросткового возраста, и киберагрессия как форма проявления устойчивых личностных черт (прежде всего, дефицита эмпатии) в старшем подростковом возрасте. Заключение. На основании полученных результатов сделан вывод о необходимости дифференцированного подхода к профилактике и коррекции киберагресссии подростков с учетом ее психологического смысла на разных этапах подросткового возраста.
94
© Антипина С. С., Микляева А. В., 2021
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Ключевые слова
киберагрессия, подростки, агрессивность, физическая агрессия, вербальная агрессия, эмпатия, мотивы киберагрессии, предикторы киберагрессии, возрастная динамика, тендерные различия
Основные положения
> взаимосвязи между показателями склонности к киберагрессии, агрессивности и эмпатии различаются в зависимости от возраста подростков;
> в выборках 12- и 13-летних подростков взаимосвязей между показателями склонности к киберагрессии, агрессивности и эмпатии не зафиксировано;
> в выборке 14-летних подростков склонность к киберагрессии положительно коррелирует с показателем вербальной агрессивности, в выборке 15-летних - с вербальной агрессивностью и суммарным показателем агрессивности, а также отрицательные - с эмпатией;
> эмпатия является отрицательным предиктором склонности к киберагрессии только в выборке 15-летних подростков, агрессивность не продемонстрировала значимого вклада в киберагрессию подростков независимо от возраста.
Благодарности
Работа выполнена в рамках государственного задания при финансовой поддержке Минпросвещения России (проект № FSZN-2020-0027).
Для цитирования
Антипина, С. С. и Микляева, А. В. (2021). Взаимосвязь склонности к киберагрессии, агрессивности и эмпатии в подростковом возрасте. Российский психологический журнал, 18(2), 94-108. огд/10.21702/гр].2021.2.6
Введение
В современном обществе фиксируется стремительное развитие интернет-коммуникаций, которые сегодня затрагивают все сферы жизнедеятельности человека. Интернет давно перестал быть сугубо информационным пространством, превратившись в пространство онлайн-взаимодействия. Одна из ведущих российских компаний, работающих в сфере медиа-исследований - TNS Россия - отмечает, что с каждым годом сообщество интернет-пользователей молодеет, и среди тех, кто использует Интернет в коммуникационных целях, сегодня преобладают подростки и молодежь (Москвичев, 2018), которые зачастую воспринимают онлайн-общение как более простое и удобное в сравнении с коммуникацией офлайн. Вместе с тем именно эта категория интернет-пользователей характеризуется существенными рисками, сопряженными с особым интернет-феноменом - феноменом киберагрессии, которые могут проявляться как в различных формах кибервиктимизации подростков и молодых людей (например, троллинг, хейтинг и т. д.), так и в формировании у них склонности к проявлению агрессии в адрес партнеров по интернет-коммуникации. Актуальность проблемы киберагрессии в подростковой и молодежной среде подчеркивается широкой распространенностью данного явления, которую отмечают как российские (Солдатова, Рассказова и Чигарькова, 2020), так и зарубежные исследователи (Gámez-Guadix, Orue, Smith, & Calvete, 2013; Wright et al., 2015).
I | CC BY 4.0 95
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
В частности, согласно отчету Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в возрастной категории 11 лет Россия занимает первое место по киберагрессии, опережая Гренландию, Литву, Болгарию, Украину и Латвию, и третье место по распространенности кибербуллинга среди 13- и 15-летних подростков (Солдатова, Львова и Пермякова, 2018). Более половины российских подростков сталкиваются с различными формами киберагрессии, выступая при этом в разных ролях - свидетеля, жертвы или агрессора (Солдатова, Чигарькова и Львова, 2017).
Киберагрессия представляет собой преднамеренное нанесение вреда другим интернет-пользователям с целью утвердить собственную личную значимость (Gini, Card, & Pozzoli, 2018), которое может реализовываться посредством различных форм онлайн-поведения, таких как отправка унизительных сообщений, публичные оскорбления, распространение компрометирующих данных, повреждение личных фотографий и т. д. (Corcoran, Mc Guckin, & Prentice, 2015). Целью киберагрессора, как правило, является причинение вреда жертве, и психологический смысл его или ее действий заключается в том, чтобы почувствовать собственную силу, отомстить своим обидчикам или продемонстрировать собственное превосходство (Wright, 2017). Очевидно, что обозначенные характеристики киберагрессии в определенной степени согласуются с возрастными задачами развития, актуальными в подростковом возрасте, что повышает риск формирования склонности к киберагрессии именно на этом возрастном этапе.
Другая причина, определяющая высокий риск формирования склонности к киберагрессии в подростковом возрасте, связана с особенностями интернет-пространства, которые определяют принципиальные отличия киберагрессии от агрессии офлайн и связаны с отсутствием пространственных и временных ограничений взаимодействия, расширенной аудиторией, анонимностью киберагрессора, его/ее удаленностью от жертвы и, как следствие, возникновение у агрессора своеобразной «онлайн-расторможенности» (Suler, 2004), сопровождающейся снижением самоконтроля над собственными проявлениями агрессии (Espelage, Low, Polanin, & Brown, 2013) и искажением обратной связи (Бочавер и Хломов, 2014), что может выражаться в нахождении дополнительных поводов для проявления агрессии. К дефициту самоконтроля добавляются трудности контроля поведения подростков в Интернете со стороны взрослых, благодаря чему киберагрессия подростков в значительно меньшей степени регулируется взрослыми, чем офлайн-агрессия (Goldstein, 2015; Солдатова и др., 2020).
Повышенная уязвимость подростков к риску формирования склонности к киберагрессии определяет актуальность поиска факторов защиты, которые могли бы препятствовать закреплению соответствующих моделей поведения. Представляется, что один из путей решения этой задачи связан с определением личностных коррелятов склонности к киберагрессии. Изучение взаимосвязей личностных особенностей подростков с их склонностью к киберагрессии довольно активно ведется на протяжении последних полутора десятилетий, и в число наиболее часто обсуждаемых коррелятов склонности к киберагрессии входят, помимо прочих, агрессивность и эмпатия, зарекомендовавшие себя в качестве надежных предикторов кибербуллинга (Eisenberg, Eggum, & Di Giunta, 2010; Ang, Li, & Seah, 2017), представляющего собой одну из форм проявления киберагрессии (Corcoran et al., 2015), а также данные об устойчивых отрицательных взаимосвязях агрессивности и эмпатии (например, Суворова, Сорокоумова и Фрундина, 2017).
Наиболее очевидные выводы о характере взаимосвязей склонности к киберагрессии, эмпатии и агрессивности заключаются в том, что агрессивность как устойчивая черта личности подростка выступает в качестве предиктора склонности к киберагрессии, тогда как эмпатия, напротив, работает в качестве фактора защиты. Действительно, в современных
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
публикациях представлены эмпирические данные, которые показывают, что киберагрессия связана с высоким уровнем агрессивности (Шаров, 2020), описываются переходы (инверсии) киберагрессии в офлайн-агрессию и обратно (Леньков, 2020), в том числе на модели кибербуллинга как формы киберагрессии. В то же время отмечается, что подростки воспринимают киберагрессию принципиально по-иному, нежели агрессию офлайн, относятся к ней как к значительно менее опасному явлению (Pornari & Wood, 2010), что может выступать фактором, опосредующим проявления агрессивности во взаимодействии в интернет-среде, усиливая связь между агрессией и киберагрессией или существенно трансформируя ее. Также обращают на себя внимание сведения об отсутствии уровневых различий в киберагрессии подростков-девочек и подростков-мальчиков (Álvarez-García, Barreiro-Collazo, & Núñez, 2017), которые вступают в противоречие с традиционными представлениями о различиях в показателях агрессивности (офлайн) между мужчинами и женщинами (например, Ениколопов и Цибульский, 2007). То же можно сказать в отношении отрицательной взаимосвязи между киберагрессией и эмпатией, которая, будучи установленной в одних исследованиях (Rodríguez-Hidalgo, Mero, Solera, Herrera-López, & Calmaestra, 2020), опровергается результатами других, согласно которым эмпатия не является значимым коррелятом киберагрессии (на примере кибербуллинга: Athanasiades, Baldry, Kamariotis, Kostouli, & Psalti, 2016).
Отмеченные противоречия, проявляющиеся при анализе взаимосвязей между склонностью к киберагрессии, агрессивностью и эмпатией, вероятно, обусловлены различиями в способах концептуализации и изменения феномена киберагрессии, в частности, тенденции к отождествлению понятий «киберагрессия» и «кибербуллинг», которые в реальности обозначают разные феномены, различающиеся по степени систематичности и преднамеренности поведения агрессора, а также возможностей жертвы противостоять влиянию агрессора. В отличие от кибербуллинга, который представляет преднамеренные неоднократные акты агрессивного поведения индивидуума или группы, осуществляемые им (ими) в интернет-пространстве в отношении жертвы, которая не имеет ресурсов для того, чтобы остановить это поведение (Smith et al., 2008), феномен киберагрессии включает в себя значительно более широкий диапазон поведенческих реакций. В частности, проявления киберагрессии существенно варьируются с точки зрения мотивов, обеспечивающих побуждение к агрессии в интернет-пространстве.
Так, более десяти лет назад было предложено дифференцировать киберагрессию на реактивную и проактивную в зависимости от того, является ли агрессивное поведение реакцией на провокацию со стороны других интернет-пользователей или же она инициируется самим субъектом. В 2013 г. К. Рунионс предложил типологию киберагрессии, в которой мотивы агрессивного поведения онлайн рассматриваются через два ортогональных измерения: источник побуждения (собственная инициатива или действия партнера по коммуникации, провоцирующие агрессивный ответ) и степень самоконтроля (импульсивная или произвольная киберагрессивная реакция).
С опорой на классификационную сетку, построенную по этим основаниям, выделено четыре основных мотива подростковой киберагрессии: ярость, месть, отдых и вознаграждение (Runions, 2013). Ответная (иными словами, реактивная) киберагрессия может носить импульсивный характер, будучи реакцией на провокации со стороны других пользователей («ярость»), или же осуществляться произвольно, в режиме расчетливых действий, направленных на то, чтобы наказать обидчика, основанных на самоконтроле («месть»). Инициативная (проактивная) киберагрессия также может принимать импульсивные и контролируемые формы: в первом
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
случае она выражается в спонтанных действиях, осуществляемых без внимания к долгосрочным последствиям («отдых»), во втором - в контролируемых действиях, направленных на достижение положительных эффектов в долгосрочной перспективе, например, таких как получение бонусов в отношениях со значимыми людьми. В отличие от ответной киберагрессии, которая детерминирована отрицательными эмоциями киберагрессора, возникшими в результате взаимодействия с партнерами по онлайн-коммуникации, проявления инициативной киберагрессии определяются положительными эмоциями от текущего агрессивного акта (Runions, Bak, & Shaw, 2017).
Авторы описанной выше модели предполагают, что охарактеризованные ими типы мотивов киберагрессии имеют разную психологическую природу, однако эмпирические данные, которые помогли бы содержательно уточнить и верифицировать данную гипотезу, сегодня достаточно фрагментарны, что определило цель нашего исследования, которая заключается в изучении взаимосвязей между склонностью к различным формам киберагрессии подростков и их личностными особенностями, которые гипотетически могут рассматриваться в качестве предикторов киберагрессии - агрессивности и эмпатии. Основной исследовательский вопрос заключался в том, каким образом взаимосвязаны между собой склонность к различным типам киберагрессии, агрессивность и эмпатия в подростковом возрасте. Помимо этого, учитывая результаты наших предыдущих исследований, указывающих на опосредованность личностной детерминированности склонности к киберагрессии факторами возраста и пола (Антипина, Бахвалова и Микляева, 2019; Antipina, Bakhvalova, & Miklyaeva, 2019), нас интересовало, изменяется ли характер взаимосвязей между склонностью к киберагрессии, агрессивностью и эмпатией по мере взросления подростков и различается ли он в выборках подростков мужского и женского пола.
Методы
В исследовании приняли участие 196 подростков в возрасте 12-15 лет (55,1 % девочек, 46,9 % мальчиков), учащиеся школ г. Санкт-Петербурга, в том числе 50 человек в возрасте 12 лет, 58 человек - 13 лет, 44 человека - 14 лет, и 44 человека - 15 лет. Подростки принимали участие в исследовании добровольно во внеурочное время. От каждого подростка, а также от его родителей (законных представителей) были получены информированные согласия на участие в исследовании.
Сбор эмпирических данных осуществлялся с помощью методов анкетирования и тестирования. Анкета включала вопросы, позволяющие получить информацию социально-демографического характера. Тестирование было направлено на оценку склонности к киберагрессии, а также ее потенциальных личностных предикторов - агрессивности и эмпатии. Оценка склонности к киберагрессии осуществлялась с помощью опросника «Типология киберагрессии» (Runions et al., 2017), адаптированного для русскоязычной выборки в нашем исследовании. С помощью опросника оценивается склонность к различным типам киберагрессии: импульсивно-инициативному, импульсивно-ответному, произвольно-инициативному, произвольно-ответному (первые три шкалы включают по 6 пунктов опросника, последняя - 5; общее количество вопросов - 23, оценка каждого пункта осуществляется по 4-балльной шкале). Агрессивность оценивалась с помощью опросника уровня агрессивности Басса - Перри в адаптации С. Н. Ениколопова (версия из 29 вопросов, включающая четыре шкалы: физическая агрессия, гнев, враждебность и вербальная агрессия) (Ениколопов и Цибульский, 2007).
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Оценка эмпатии осуществлялась с помощью шкалы эмоционального отклика А. Меграбяна в модификации Н. Эпштейна (Ильин, 2011).
Статистическая обработка данных была произведена с помощью пакета статистических программ Б1айБ1:ка 10.0 и реализовывалась в два этапа. Первый этап включал расчет описательных статистик (М ± Б) и оценку характера распределения признаков с помощью критерия Шапиро - Уилка. Результаты показали, что с доверительной вероятностью 0,95-0,99 (для разных параметров) распределение данных приближено к нормальному. Учитывая данные о характере распределения признаков, на втором этапе осуществлялась оценка различий между подгруппами, сформированными по возрасту и полу, с помощью однофакторного дисперсионного анализа (Я), а также оценка взаимосвязей между изученными признаками с помощью корреляционного анализа (коэффициент корреляции Пирсона, г), регрессионного анализа (В) и кластерного анализа.
Результаты
Результаты исследования показывают, что между показателями киберагрессии, агрессивности и эмпатии в процессе анализа данных, полученных на совокупной выборке, обнаруживается единственная, притом довольно слабая корреляционная взаимосвязь - между показателями импульсивно-ответной агрессии и вербальной агрессии (г = 0,14 при р = 0,05). При этом показатели различных типов киберагрессии связаны друг с другом тесными положительными связями (0,62 < г < 0,92 при р < 0,001), так же, как и показатели агрессивности (0,15 < г < 0,80 при р < 0,05), в то время как показатель эмпатии положительно коррелирует с показателями гнева и враждебности (0,18 < г < 0,22 при р < 0,01) и при этом отрицательно - с показателем физической агрессии (г = -0,22 при р = 0,01). Также зафиксированы отрицательные взаимосвязи между показателями киберагрессии и возрастом респондентов (-0,23 < г < -0,17 при р < 0,05) (табл. 1). Регрессионный анализ, осуществленный на совокупной выборке, не позволил получить статистически значимую регрессионную модель. На этом основании было сделано предположение о том, что киберагрессия может иметь разную личностную детерминацию, т. е. поддерживаться разными личностными особенностями.
Таблица 1 Описательные статистики и коэффициенты корреляции (по выборке в целом)
Показатели М 2 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Ц 12
1. Возраст 13,37 1,16 -0,17* -0,21** -0,22** -0,23** -0,23** 0,01 0,05 0,04 0,18** 0,04 0,17*
2. Импуль-
сивно-
16,87 5,71 1,00 0,71*** 0,84*** 0,73*** 0 92*** 0,07 0,09 0,04 0,14* 0,09 -0,02
ответная
КА
3. Произ-
вольно-
16,76 4,57 1,00 0,74*** 0,62*** 0,84*** 0,10 0,08 -0,03 0,06 0,07 -0,10
ответная
КА
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Таблица 1
Описательные статистики и коэффициенты корреляции (по выборке в целом)
Показатели М S 2 3 4 5 6 Z 8 9 10 11 12
4. Произ-
вольно- 18,08 6,39 1,00 0,84*** 0,96*** 0,02 0,11 0,05 0,09 0,08 -0,04
иници-
ативная КА
5. Импуль-
сивно-
инициа- 14,44 4,94 1,00 0,89*** 0,05 0,04 0,01 0,04 0,05 -0,10
тивная
КА
6. Кибер-
агрессия 66,26 19,47 1,00 0,06 0,09 0,02 0,09 0,08 -0,07
(сум.)
7. Физи-
ческая 19,22 6,82 1,00 0,32*** 0,22** 0,36*** 0,72*** -0,22**
агрессия
8. Гнев 18,20 5,78 1,00 0,53*** 0,46*** 0,80*** 0,18**
9. Враждебность 18,20 5,61 1,00 0,15* 0,75*** 0,28**
10. Вер-
бальная 13,45 3,51 1,00 0,43*** -0,03
агрессия
11. Агрес-
сивность 55,61 13,57 1,00 0,08
(сум.)
12. Эм- 67,52 11,43 1,00
патия
Примечание: КА - киберагрессия; * - р < 0,05; ** - р < 0,01; *** - р < 0,01.
Для проверки этой гипотезы с помощью кластерного анализа (Ward's method, by cases) респонденты были разделены на группы (табл. 2). Первую группу составили 58 подростков, в числе которых несколько преобладали девочки (65,5 %). Для этой выборки оказалась типичной выраженность киберагрессии в сочетании с высокими значениями
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
по параметрам «гнев», «враждебность» и «эмпатия». Вторую группу составили 76 человек, в которой было относительно больше мальчиков (55,3 %). Для этой группы также оказались характерными высокие показатели киберагрессии в сочетании с высокими баллами по шкале физической агрессии. Третья группа, состоящая из 62 человек (59,7 % девочек и 40,3 % мальчиков), характеризовалась низкими значениями по всем параметрам киберагрессии. Помимо указанных различий, статистически значимой характеристикой по результатам кластеризации оказался и возраст: самой «младшей» выборкой оказалась группа 2, где высокие оценки киберагрессии были сопряжены с выраженностью физической агрессии как компонента агрессивности; самой «взрослой» - группа 3, для которой характерны самые низкие показатели киберагрессии. При этом различия в количестве мальчиков и девочек в каждой из групп не являются статистически значимыми.
Таблица 2
Описательные статистики (М ± 3) для подгрупп, выделенных с помощью кластеризации
Признаки Группа 1 (n = 58) Группа 2 (n = 76) Группа 3 (n = 62) F
Возраст 13,51 ± 1,14 13,18 ± 1,09 13,73 ± 1,28 5,05*
Импульсивно-ответная КА 19,74 ± 3,73 18,67 ± 4,22 8,90 ± 3,40 210,5***
Произвольно-ответная КА 18,72 ± 3,24 17,88 ± 3,48 11,54 ± 4,72 102,6***
Произвольно-
инициативная 21,17 ± 3,79 20,18 ± 4,23 8,71 ± 4,76 249 7***
КА
Импульсивно-
инициативная 15,87 ± 3,66 15,94 ± 3,92 8,71 ± 4,44 108,3 ***
КА
Киберагрессия (сум.) 75,51 ± 11,60 72,66 ± 13,20 37,85 ± 14,60 239 4***
Физическая агрессия 16,06 ± 4,21 21,16 ± 7,19 17,20 ± 5,99 4,47*
Гнев 19,79 ± 4,84 18,24 ± 6,03 15,76 ± 5,34 8,78**
Враждебность 20,49 ± 5,92 17,42 ± 5,29 17,24 ± 5,46 5,57**
Вербальная агрессия 13,23 ± 3,76 13,73 ± 3,63 12,61 ± 2,67 -
Агрессивность (сум.) 53,34 ± 10,21 56,79 ± 14,73 50,20 ± 12,37 -
Эмпатия 76,91 ± 6,65 64,09 ± 9,92 65,83 ± 13,24 7,70**
Примечание: КА - киберагрессия; * - р < 0,05; ** - р < 0,01; *** - р < 0,01.
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Полученные результаты определили целесообразность учета факторов возраста и пола подростков при решении задачи поиска предикторов киберагрессии подростков. Анализ описательных статистик, рассчитанных с учетом возраста и пола респондентов (табл. 3), позволил отметить, что показатели киберагрессии находятся на достаточно высоком уровне в выборках подростков 12-14 лет, существенно снижаясь к 15 годам, причем эта тенденция характерна как для мальчиков, так и для девочек (5,19 < F < 7,81 при р < 0,01). Значения показателей агрессивности и эмпатии на протяжении всего подросткового возраста находятся примерно на одинаковом уровне, при этом показатели эмпатии, с одной стороны, а также гнева и враждебности, с другой стороны, достоверно выше в выборке девочек (6,77 < F < 38,18 при р < 0,01), в то время как показатель физической агрессии существенно выше в выборке мальчиков ^ = 37,86 при р < 0,001).
Таблица 3
Описательные статистики, характеризующие подгруппы подростков с учетом возраста и пола
Признаки Возраст £ Пол £
12 лет 13 лет 14 лет 15 лет Д М
Импульсивно- 17,54 ± 16,95 ± 18,75 ± 14,11 ± 5,19** 17,16 ± 16,51 ±
ответная КА 5,05 5,91 4,08 6,64 5,80 5,62
Произвольно- 17,60 ± 16,69 ± 18,50 ± 14,16 ± 7 81*** 16,50 ± 17,08 ±
ответная КА 3,47 4,51 3,39 5,62 4,71 4,39
Произвольно- 19,62 ± 18,05 ± 20,07 ± 14,36 ± 7 31*** 18,37 ± 17,72 ±
инициативная КА 5,53 6,64 4,11 7,35 6,56 6,19
Импульсивно- 15,60 ± 14,53 ± 15,82 ± 11,61 ± 7 10*** 14,60 ± 14,24 ±
инициативная КА 4,54 5,05 3,24 5,57 5,02 4,86
Киберагрессия 70,36 ± 66,22 ± 73,14 ± 54,25 ± 5,62*** 66,93 ± 65,93 ±
(сум.) 15,43 20,63 11,90 23,35 16,99 19,93
Физическая 18,02 ± 19,90 ± 21,23 ± 17,70 ± 16,68 ± 22,35 ± 37,68***
агрессия 5,99 7,81 6,42 6,26 5,45 7,05
Гнев 17,36 ± 5,62 18,71 ± 5,73 19,57 ± 6,09 17,14 ± 5,51 - 19,29 ± 5,38 16,88 ± 5,99 9,30**
Враждебность 17,72 ± 5,30 19,19 ± 6,22 17,30 ± 5,64 18,34 ± 5,03 - 19,18 ± 5,88 17,00 ± 5,05 6,77**
Вербальная 12,56 ± 13,41 ± 13,89 ± 14,07 ± 13,45 ± 13,44 ±
агрессия 3,68 3,49 3,29 3,46 3,99 2,83
Агрессивность 53,20 ± 57,79 ± 58,05 ± 53,05 ± 55,14 ± 56,19 ±
(сум.) 13,15 14,79 13,18 12,19 12,74 14,58
Эмпатия 64,74 ± 13,08 67,93 ± 10,58 66,57 ± 11,46 71,07 ± 9,74 - 71,69 ± 11,58 62,40 ± 8,93 38,19***
Примечание: КА - киберагрессия; Д - подгруппа девочек; М - подгруппа мальчиков; ** - р < 0,01;
*** -р < 0,01.
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Сопоставление показателей, характеризующих типы агрессии между собой, позволяет констатировать, что в выборке в целом, а также в подгруппах, выделенных по возрасту и полу, несколько преобладает произвольно-инициативный тип киберагрессии, однако эти различия не достигают статистически значимых величин.
Корреляционный анализ, проведенный отдельно для каждой группы, сформированной по основаниям «возраст» и «пол», не позволил выделить специфические взаимосвязи между склонностью к киберагрессии, агрессивностью и эмпатией в выборках мальчиков и девочек, однако зафиксировал увеличение количества взаимосвязей между этими показателями по мере взросления подростков. В выборках 12- и 13-летних респондентов таких взаимосвязей не обнаружено, в то время как в выборке 14-летних обнаружена статистически значимая взаимосвязь между склонностью к киберагрессии и вербальной агрессией (r = 0,31 при р = 0,05), в выборке 15-летних - три взаимосвязи: с вербальной агрессией, суммарным показателем агрессивности и эмпатией (r = 0,32, r = 0,36 и r = -0,30 при р = 0,05 соответственно). При этом регрессионный анализ позволил получить единственную статистически достоверную регрессионную модель, согласно которой предиктором импульсивно-ответной киберагрессии среди подростков в возрасте 15 лет является показатель вербальной агрессии, объясняющий 18,5 % ее дисперсии (табл. 4).
Таблица 4
Результаты регрессионного анализа (выборка подростков 15 лет), R2 = 0,19
Предикторы киберагрессии b* Std. Err. of b* b Std. Err. of b t p
Вербальная агрессия 0,44 0,21 0,84 0,41 2,06 0,05
Обсуждение результатов
Полученные в нашем исследовании результаты не дают оснований рассматривать агрессивность и эмпатию в качестве устойчивых коррелятов или тем более надежных предикторов киберагрессии в подростковом возрасте, что поддерживает сведения об отсутствии прямолинейных связей между склонностью к киберагрессии, агрессивностью и эмпатией, полученные другими авторами (Athanasiades et al., 2016; Pornari & Wood, 2010), а также зафиксированные в наших предыдущих исследованиях (в частности, в отношении взаимосвязей киберагрессии и агрессивности), осуществленных с применением проективных методов анализа личностных особенностей подростков (Антипина и др., 2019). Обнаруженные в нашем исследовании взаимосвязи склонности к киберагрессии, агрессивности и эмпатии, хотя и отражают ожидаемую положительную корреляцию между склонностью к киберагрессии и агрессивностью (прежде всего, вербальной), носят крайне фрагментарный характер и являются довольно слабыми. На наш взгляд, эти результаты свидетельствуют в пользу предположения о том, что киберагрессия, понимаемая как широкий спектр поведенческих реакций в интернет-пространстве, детерминированных качественно различными мотивами, не тождественна проявлениям агрессии в офлайн-среде и имеет вариативные связи с особенностями личности подростков.
С помощью кластерного анализа было установлено, что высокие значения показателей склонности к киберагрессии в некоторых случаях могут быть сопряжены с более высоким
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
уровнем физической агрессии подростков, что свидетельствует о возможности переноса агрессивных тенденций из офлайн-взаимодействия в интернет-пространство, в котором, однако, физическое воздействие на партнера по коммуникации невозможно, в силу чего привычные способы проявления агрессии, вероятно, трансформируются. В то же время в других случаях высокие показатели киберагрессии продемонстрировали сопряженность с высокими показателями эмпатии, сочетающейся с высокими значениями параметров агрессивности «гнев» и «враждебность», что, по всей вероятности, указывает на потенциальную эмоциогенность ситуаций киберагрессии для подростков в сочетании с принципиально иной, в сравнении с офлайн-взаимодействием, трактовкой происходящего и, в частности, оценкой вреда, который наносят его/ее действия жертве агрессии. Исследователями показано, что он-лайн-взаимодействие отличается от офлайн-общения, в частности, недооценкой последствий собственных действий, имеющих нравственную нагрузку (Bouhnik & Mor, 2014). Это, вероятно, позволяет подросткам использовать ресурсы эмпатии для понимания возможных реакций жертвы, однако не способствует отказу от агрессивных действий в ее адрес, поскольку их последствия не кажутся агрессору достаточно серьезными. Необходимо отметить, что, судя по всему, описанные взаимосвязи между склонностью к киберагрессии и эмпатией более характерны для младших подростков, эмпатия которых находится в стадии формирования, тогда как по мере приближения к старшему подростковому возрасту эмпатия приобретает статус отрицательного предиктора склонности к киберагрессии, т. е. становится фактором защиты от проявлений агрессии в интернет-пространстве.
Согласно полученным результатам, взаимосвязь склонности к киберагрессии, агрессивности и эмпатии в подростковом возрасте в большей степени опосредована фактором возраста подростков, нежели фактором пола. В нашем исследовании не было выявлено различий между выраженностью различных типов киберагрессии у девочек и мальчиков, что соответствует данным, представленным другими авторами (Âlvarez-Garda et al., 2017). Также не было обнаружено «полоспецифичных» коррелятов и предикторов склонности к киберагрессии, несмотря на констатацию ожидаемых (в соответствии с имеющимися в литературе данными, например, Ениколопов и Цибульский, 2007; Юсупов, 1995) различий по показателям агрессивности и эмпатии. В то же время зафиксирована возрастная динамика показателей склонности к киберагрессии различных типов, которая заключается в их статистически достоверном снижении к 15-летнему возрасту. Выборки 12-, 13- и 14-летних подростков демонстрируют схожие тенденции, которые заключаются, во-первых, в более широком разбросе показателей, характеризующих склонность к киберагрессии различных типов с некоторым доминированием произвольно-инициативной киберагрессии, и, во-вторых, в практически полном отсутствии значимых корреляций между показателями склонности к киберагрессии, агрессивности и эмпатии, в то время как в выборке 15-летних показатели различных типов киберагрессии практически уравниваются, а также усиливаются их взаимосвязи с особенностями личности.
На основании результатов, характеризующих возрастную динамику склонности к киберагрессии во взаимосвязи с агрессивностью и эмпатией, можно предполагать, что на начальных этапах подросткового возраста киберагрессия не является личностно-детерминированным поведением, а выступает своеобразной формой «социальных проб», в которых подростки «тестируют» различные возможности взаимодействия с другими людьми в интернет-пространстве, представляющемся им более безопасным. В силу этого они склонны недооценивать риски, которые влекут за собой их агрессивные действия, подкрепленные теми или иными мотивами
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
и направленные на причинение вреда партнеру по онлайн-коммуникации. Отметим, что эти предположения в определенной степени согласуются с результатами наших предыдущих исследований, согласно которым киберагрессия на первых этапах подросткового возраста в значительно меньшей степени взаимосвязана с проблемным поведением, чем в выборке старших подростков (Antipina et al., 2019). К старшему подростковому возрасту, однако, ситуация меняется, «социальные пробы» постепенно теряют свою актуальность, и во взаимодействии в интернет-пространстве начинают все в большей степени проявляться устойчивые личностные особенности подростков. Представляется, что переломным моментом становится 15-летний возраст, однако этот вывод нуждается в уточнении с помощью привлечения более старших респондентов, что составляет перспективу нашего исследования.
Заключение
Таким образом, в нашем исследовании было показано, что склонность к киберагрессии, агрессивность и эмпатия не демонстрируют сильных прямолинейных взаимосвязей, которые были бы универсальными на протяжении подросткового возраста. Агрессивность (прежде всего, вербальная агрессия) и эмпатия становятся значимыми коррелятами киберагрессии только в 14- и 15-летнем возрасте соответственно, в то время как на предыдущих этапах подросткового возраста взаимосвязи между склонностью к киберагрессии и личностными особенностями не прослеживаются. При этом независимо от возраста агрессивность не является значимым предиктором склонности к киберагрессии, эмпатия приобретает этот статус только в выборке 15-летних подростков.
Результаты, полученные в нашем исследовании, указывают на необходимость дифференцированного подхода к профилактике и коррекции киберагрессии подростков, учитывающего возрастные особенности проявлений агрессии в интернет-пространстве. На первых этапах подросткового возраста профилактические и коррекционные программы могут строиться вокруг задач, связанных с созданием условий для осознания подростками мотивов своих «социальных проб» в интернет-взаимодействии и их последствий для партнеров по коммуникации и отношений с ними. В старшем подростковом возрасте такая работа предполагает создание условий для развития эмпатии, дефицит которой на данном этапе личностного развития становится значимым предиктором склонности к киберагрессии.
Литература
Антипина, С. С., Бахвалова, Е. В. и Микляева, А. В. (2019). Гендерные различия киберагрессии в подростковом возрасте. Герценовские чтения: психологические исследования в образовании, 2, 65-73. https://doi.org/10.33910/herzenpsyconf-2019-2-7 Бочавер, А. А. и Хломов, К. Д. (2014). Кибербуллинг: травля в пространстве современных технологий. Психология. Журнал Высшей школы экономики, 7 7(3), 178-191. Ениколопов, С. Н. и Цибульский, Н. П. (2007). Психометрический анализ русскоязычной версии опросника диагностики агрессии А. Басса и М. Перри. Психологический журнал, 28(1), 115-124. Ильин, Е. П. (2011). Эмоции и чувства. Санкт-Петербург: Питер.
Леньков, С. Л. (2020). Специфика деструктивной киберагрессии в образовательной среде.
Ярославский педагогический вестник, 4, 107-117. Москвичев, С. А. (2018). Кибербуллинг как одна из форм асоциального поведения в подростково-молодежной среде. В А. Н. Подчерняев и др. (ред.), Проблемы противодействия
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
преступности в современных условиях (с. 132-139). Орёл: Орловский юридический институт Министерства внутренних дел Российской Федерации имени В. В. Лукьянова. Солдатова, Г. У., Львова, Е. Н. и Пермякова, И. Д. (2018). Феномены традиционного буллинга и кибербуллинга: сходства и различия. В Р. В. Ершова (ред.), Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека. Коломна: Государственный социально-гуманитарный университет. Солдатова, Г. У., Рассказова, Е. И. и Чигарькова, С. В. (2020). Виды киберагрессии: опыт подростков и молодежи. Национальный психологический журнал, 2(2), 3-20. Солдатова, Г. У., Чигарькова, С. В. и Львова, Е. Н. (2017). Онлайн-агрессия и подростки: результаты исследования школьников Москвы и Московской области. Эпоха науки, 12, 103-109. Суворова, О. В., Сорокоумова, С. Н. и Фрундина, М. Н. (2017). Личностные детерминанты эмпатии и агрессии современных подростков. Проблемы современного педагогического образования, 56(3), 337-346. Шаров, А. А. (2020). Измерение киберагрессии: разработка русскоязычного аналога опросника CYBA. Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия Акмеология образования. Психология развития, 9(2), 118-125. https://doi.org/10.18500/2304-9790-2020-9-2-118-125 Юсупов, И. М. (1995). Психология эмпатии (теоретические и прикладные аспекты) (докторская диссертация). Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург. Âlvarez-Garda, D., Barreiro-Collazo, A., & Nùnez, J.-C. (2017). Cyberaggression among adolescents: Prevalence and gender differences [Ciberagresion entre adolescentes: Prevalencia y diferencias de género]. Comunicar, 25, 89-97. https://doi.org/10.3916/C50-2017-08 Ang, R. P., Li, X., & Seah, S. L. (2017). The role of normative beliefs about aggression in the relationship between empathy and cyberbullying. Journal of Cross-Cultural Psychology, 48(8), 1138-1152. https://doi.org/10.1177/0022022116678928 Antipina, S., Bakhvalova, E., & Miklyaeva, A. (2019). Cyber-aggression and problematic behavior in adolescence: Is there connection? In D. Alexandrov, A. Boukhanovsky, A. Chugunov, Y. Kabanov, O. Koltsova, I. Musabirov (Eds.), Digital transformation and global society. DTGS2019. Communications in computer and information science (Vol. 1038). Springer, Cham. https://doi.org/10.1007/978-3-030-37858-5 54 Athanasiades, C., Baldry, A. C., Kamariotis, T., Kostouli, M., & Psalti, A. (2016). The "net" of the Internet: Risk factors for cyberbullying among secondary-school students in Greece. European Journal on Criminal Policy and Research, 22, 301-317. https://doi.org/10.1007/s10610-016-9303-4 Bouhnik, D., & Mor, D. (2014). Gender differences in the moral judgment and behavior of Israeli adolescents in the Internet environment. Journal of the Association for Information Science and Technology, 65(3), 551-559. https://doi.org/10.1002/asi.22979 Corcoran, L., Mc Guckin, C., & Prentice, G. (2015). Cyberbullying or cyber aggression?: A review of existing definitions of cyber-based peer-to-peer aggression. Societies, 5(2), 245-255. https://doi.org/10.3390/soc5020245 Eisenberg, N., Eggum, N. D., & Di Giunta, L. (2010). Empathy-related responding: Associations with prosocial behavior, aggression, and intergroup relations. Social Issues and Policy Review, 4(1), 143-180. https://doi.org/10.1111/j.1751-2409.2010.01020.x Espelage, D. L., Low, S., Polanin, J. R., & Brown, E. C. (2013). The impact of a middle school program to reduce aggression, victimization, and sexual violence. Journal of Adolescent Health, 53(2), 180-186. https://doi.org/10.1016/jjadohealth.2013.02.021
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Gámez-Guadix, M., Orue, I., Smith, P. K., & Calvete, E. (2013). Longitudinal and reciprocal relations of cyberbullying with depression, substance use, and problematic Internet use among adolescents. Journal of Adolescent Health, 53(4), 446-452. https://doi.org/10.1016/ijadohealth.2013.03.030 Gini, G., Card, N. A., & Pozzoli, T. (2018). A meta-analysis of the differential relations of traditional and cyber-victimization with internalizing problems. Aggressive Behavior, 44(2), 185-198. https://doi.org/10.1002/ab.21742 Goldstein, S. E. (2015). Parental regulation of online behavior and cyber aggression: Adolescents' experiences and perspectives. Cyberpsychology: Journal of Psychosocial Research on Cyberspace, 9(4), 2. https://doi.org/10.5817/CP2015-4-2 Pornari, C. D., & Wood, J. (2010). Peer and cyber aggression in secondary school students: The role of moral disengagement, hostile attribution bias, and outcome expectancies. Aggressive Behavior, 36(2), 81-94. https://doi.org/10.1002/ab.20336 Rodríguez-Hidalgo, A. J., Mero, O., Solera, E., Herrera-López, M., & Calmaestra, J. (2020). Prevalence and psychosocial predictors of cyberaggression and cybervictimization in adolescents: A Spain-Ecuador transcultural study on cyberbullying. PLoS ONE, 75(11). https://doi.org/10.1371/journal. pone.0241288
Runions, K. C. (2013). Toward a conceptual model of motive and self-control in cyber-aggression: Rage, revenge, reward, and recreation. Journal of Youth and Adolescence, 42, 751-771. https://doi.org/10.1007/s10964-013-9936-2 Runions, K. C., Bak, M., & Shaw, T. (2017). Disentangling functions of online aggression: The CyberAggression Typology Questionnaire (CATQ). Aggressive Behavior, 43(1), 74-84. https://doi. org/10.1002/ab.21663
Smith, P. K., Mahdavi, J., Carvalho, M., Fisher, S., Russell, S., & Tippett, N. (2008). Cyberbullying: Its nature and impact in secondary school pupils. Journal of Child Psychology and Psychiatry, 49(4), 376-385. https://doi.org/10.1111/j.1469-7610.2007.01846.x Suler, J. (2004). The online disinhibition effect. CyberPsychology & Behavior, 7(3), 321-326. https://doi.
org/10.1089/1094931041291295 Wright, M. F. (2017). Adolescents' perceptions of popularity-motivated behaviors, characteristics, and relationships in cyberspace and cyber aggression: The role of gender. Cyberpsychology, Behavior, and Social Networking, 20(6), 355-361. https://doi.org/10.1089/cyber.2016.0693 Wright, M. F., Aoyama, I., Kamble, S. V., Li, Z., Soudi, S., Lei, L., & Shu, C. (2015). Peer attachment and cyber aggression involvement among Chinese, Indian, and Japanese adolescents. Societies, 5(2), 339-353.
Дата получения рукописи: 30.12.2020 Дата окончания рецензирования: 18.03.2021 Дата принятия к публикации: 23.03.2021
Информация об авторах Светлана Степановна Антипина - аспирант Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация; Scopus Author ID: 57222137804, SPIN-код: 1185-7022; e-mail: [email protected]
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Анастасия Владимировна Микляева - доктор психологических наук, доцент, профессор кафедры психологии человека Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, г. Санкт-Петербург, Российская Федерация; Scopus Author ID: 53984860100, ResearcherlD: D-4700-2017, SPIN-код: 9471-8985; e-mail: [email protected]
Заявленный вклад авторов Светлана Степановна Антипина - разработка программы исследования, адаптация опросника «Типология киберагрессии» на русском языке, сбор и обработка эмпирических данных, формулировка выводов по результатам исследования, подготовка текста статьи. Анастасия Владимировна Микляева - научное руководство исследованием, формирование теоретического обзора, подготовка текста статьи, оформление статьи в соответствии с требованиями журнала.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
