CC BY
101
2. Комендант Освенцима. Автобиографические записки Р. Гесса. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http: //gulag. narod.ru / hoess / (дата обращения 23.01.2012)
3. Hordler S. Before the Holocaust: Concentration Camp Lichtenburg and the Evolution of the Nazi Camp System // Holocaust and Genocide Studies. Spring 2011. - P. 100-126.
4. Lexikon des Holocaust / Hrsg. Benz W. -Munchen: Verlag C.H. Beck oHG, 2002. - 262 s.
5. Munchner Neueste Nachrichten. - 21 Marz 1933.
6. Orth K. Das System der nationalsozialistischen Konzentrationslager. Hamburg: Hamburger Edition, 1999. - 396 s.
7. Orth K. Die Konzentrationslager-SS. Gottingen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 2004. - 396 s.
8. Richardi H.-G Schule der Gewalt. Die Anfange des Konzentrationslagers Dachau 1933-1945. Ein dokumentarischer Bericht. - Munchen: Beck, 1983. -331 s.
УДК 947
Бушуев Иван Алексеевич
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ivan.textwork@yandex.ru
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ЦЕНТРА И ПРОВИНЦИИ В КОНТЕКСТЕ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСОВ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ
В статье проанализированы наиболее важные аспекты взаимодействия центра и провинции в контексте изучения вопросов повседневной жизни. Автор рассматривает различные стороны отношений между столицами и периферией, а также изучает их влияние на основные бытовые процессы, происходящие в обществе.
Ключевые слова: повседневность, столица, периферия, центр, провинция.
Российская провинция - уникальное явление. Противоположность столичного и периферийного пространства - один из базовых принципов организации социума российского государства на всех этапах его развития. Взаимоотношения центра и провинции могут быть рассмотрены с различных аспектов (социальнополитический, экономический и др.), однако нас более интересуют вопросы, связанные непосредственно с культурно-бытовой и повседневной жизнью. Под провинциалом зачастую подразумевается человек, чей культурный уровень довольно-таки низок, а его жизненный уклад и традиционные воззрения не позволяют признать его «современным», в то время как сама провинция архаична, консервативна, подвержена застою.
Изучение истории повседневности - это анализ внутренних мотивов человеческой деятельности, непосредственно влияющих на течение исторического процесса на макроуровне. В данном контексте человек рассматривается не только как объект воздействия, но и как субъект, своей деятельностью созидающий и меняющий окружающую его действительность в рамках того или иного хронологического периода.
Само понятие «повседневность» имеет множество трактовок в рамках различных гуманитарных наук. В словаре синонимов оно определяется как «(житейская или жизненная) проза, проза жизни, житейские мелочи, будни, обыденщина» [1, с. 335]. В данном определении нет даже намека на то, что каждодневный быт всего человечества в целом и отдельного индивида в частности складывается в течение всего исторического процесса. Каждый имеет собственное сознание, потребности и мотива-
цию, ищет пути к обустройству собственной жизни и т.д. Ментальная и психологическая составляющие происходящих вокруг нас событий - априори важнейшие факторы всех текущих процессов. В толковом словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой даётся следующая, довольно такие краткая трактовка термина - «бытовая сторона жизни» [13, с. 250]. А вот прилагательное «повседневный» определяется в двух значениях: «1. Осуществляемый изо дня в день. 2. Бывающий всегда, обычный» [13, с. 250].
Энциклопедический словарь современной западной философии представляет нам следующее определение: «Повседневность - понятие, применяемое в современных социальных науках (истории, социологии, философии, социальной и культурной антропологии) для обозначения целостной социокультурной реальности, рассматриваемой в качестве “естественной” предпосылки всякого человеческого знания и действия» [16, с. 169-170].
С культурной точки зрения, «повседневность» -это «характеристика обыденной рутинной части (большей по времени) жизни человека, которая в силу своей тривиальности, примитивной утилитарности, серой внесобытийности, монотонности остается практически незамеченной самим человеком (и его окружением), протекает автоматически, как правило не фиксируется сознанием [18, с. 339]. Типичность происходящего жизненного цикла зачастую оставляет его за бортом серьёзным научных исследований. Но также вне поля зрения порой остаётся и тот факт, что именно та самая «внесобытийность» влияет на ценностные установки и отношение человека непосредственно к «фундаментальному» и «событийному».
А.С. Ахиезер в собственном словаре социокультурных терминов даёт развёрнутую трактовку данного понятия: «Повседневность - человеческая жизнь, рассмотренная с точки зрения тех функций и ценностей, которые плотно заполняют эмоциональную жизнь личности, включая труд, быт, отдых, передвижения и т. д.» [2, с. 340]. Данное определение важно для нас тем, что ученый видит в повседневности не простую череду типичных событий, которые повторяются изо дня в день, а считает, что «ценности повседневной жизни, их прочность и массовость являются почвой для всемирной истории... <...> Повседневность постоянно воспроизводится как мощный пласт отношений, ценностей, как постоянная система человеческих забот» [2, с. 340]. Текущий быт каждого из нас - это маленькая строчка в огромном фолианте всемирной истории. Содержание отдельно взятой человеческой жизни становится частью гигантской летописи всего течения исторического процесса, как на микро- так и на макроуровне.
Ученые так и не смогли найти консенсус в определении повседневности или повседневной жизни.
По нашему мнению, повседневность (повседневная жизнь) - это соотношение человеческих забот и потребностей с путями и методами их решения или удовлетворения, при учете непосредственных возможностей, обусловленных экономико-географическими, политическими, социальными и культурными факторами.
Повседневная жизнь города (в том числе и провинциального центра) включает в себя следующие категории:
- Социальное пространство и взаимодействие между дифференцированными общественными группами: сословными, этническими, конфессиональными и т.д.
- Конкретные бытовые условия человеческой жизни: материально-вещевые, жилищные и т.д.
- Пути обеспечения материального достатка и способы его реализации: возможности и виды заработка, его размеры, первичные (необходимые) и вторичные расходы.
- Пути приспособления человека к внешним обстоятельствам [14], реакция на происходящие в окружающей действительности события как позитивного, так и деструктивного толка.
- Возможности для культурной реализации личности.
- Реакция на нетипичные для обыденности события.
Понятие о повседневной жизни является некоторым стереотипом типичного жизненного уклада отдельного человека или социальной группы. Содержание повседневности меняется с течением времени, с развитием социальных отношений, с прогрессом в области науки и культуры. События общегосударственного масштаба с одной стороны
влияют на бытовую составляющую, но, с другой стороны, несут в себе её оттенок. Данное взаимовлияние должно учитываться при подробном анализе содержания конкретного хронологического периода.
Политическая жизнь провинции несомненно оказывала влияние на жизнь повседневную, однако в данном контексте не стоит забывать об особом оттенке провинциальной политической жизни. Ю.А. Иванов считает, что на рубеже Х1Х-ХХ вв. понятие о политической жизни провинции было весьма аморфным, однако оно всё же обладало особой спецификой. По его мнению, центральная власть имела особую установку на любую политическую инициативу со стороны периферии, в связи с чем сама жизнь в провинции протекала с учетом приспособления местных реалий к директивным распоряжениям свыше [8, с. 6].
Несомненно, контакт между повседневностью и историей неразрывен. Человек - существо социальное. Создание общественных ячеек (от семей до крупных партий и объединений) подчеркивает стремление человека к упорядочиванию собственного быта, к поиску поддержки в стремлении найти единомышленников. Социальные группы могут как противостоять текущему ходу истории (революционные партии, террористические группы и др.), так и быть с ним едиными (группы, поддерживающие государственную политику, согласные с любыми действиями властей).
О взаимовлиянии и взаимопроникновении повседневности и макроистории говорит нам сам факт возникновения такой научной отрасли как «история повседневности». Данный раздел изучения нельзя назвать в чистом виде историческим. Он находится на стыке таких наук как история, антропология, этнология, этнография, антропология, социология, психология, философия, культурология, лингвистика и др. Изучение истории повседневности предполагает применение междисциплинарного подхода к анализу материала.
По мнению Н.Л. Пушкарёвой, повседневность состоит из малозаметных явлений, окружающих человека повсеместно и ежесекундно. Но, несмотря на кажущуюся простоту данных явлений, процесс реконструкции повседневности представляет сложность для исследователей [14]. Действительно, изучать повседневность достаточно затруднительно, иногда кажется, что это всё равно что «потрогать воздух». Повседневность вокруг нас, она была, есть и будет. Однако в ней столько непримечательных вещей, во всей своей совокупности влияющих на глобальный ход истории, но при этом не зафиксированных в конкретных исторических источниках, что приходится искать и анализировать их опосредованно.
Российская глубинка традиционно рассматривается как вызов новаторской, реформаторской де-
ятельности центра [7, с. 78]. Исходя из этого, мы можем увидеть непосредственную конфронтацию пары «центр -периферия». Выше уже отмечалось, что подобное противостояние существует еще в одном контексте «история - повседневность». Если проводить некую параллель между этими двумя парами, то тогда мы сможем увидеть следующую схему противостояния «центр = история -провинция = повседневность». Данное утверждение вовсе не иллюстрирует того, что в столицах всегда новаторство, а на периферии - серый, унылый, цикличный быт. Однако наиболее распространенное мнение заключается в том, что центр творит историю, а провинция живёт повседневностью, во многом воспроизводя пресловутые образы столицы.
Столица, обладая преимущественным политическим и экономическим положением, стремится навязать периферии свои идеалы. Это происходит по двум основным направлениям: через действия властей и через тенденции повседневной жизни. Несмотря на имеющееся нежелание провинции становиться ухудшенной копией столичных городов и регионов, многие жители так называемой «глуши» через попытки обустроить свою жизнь по более современному и модному, столичному принципу, привносят в жизнь периферии множество видоизмененных, т.е. отличающихся от оригинала, новшеств. Особенно остро данный момент прослеживается во время социальных катаклизмов и потрясений, к числу которых относятся события революционных периодов. Тогда в провинциальные города (в особенности центры) проникают идеи и вещи, которые ранее фактически не имели места. Центр всегда стремится к укреплению собственной власти над провинцией, однако когда традиционный уклад политической, экономической, социально-культурной и повседневной жизни провинции находится под угрозой трансформации, революционеры задействуют все возможные ресурсы периферии.
Вопросы хозяйственного обустройства России всегда имели важнейшее значение в силу фактора огромной территории страны. К началу XX века крестьянское малоземелье и относительно слабая степень индустриализации Российской империи в большей степени влияли на бытовое состояние периферии, нежели центра. Перекачка средств из села в город, доминанта интересов столицы вызывали народное возмущение, которое было грамотно использовано в собственных целях лидерами и членами политических партий радикального толка.
Как пишет В.А. Кудинов, «в силу различного экономического, социального уровня, уровня жизни и духовной сферы, каждая провинция, регион, составная часть общества и государства находится на разной ступени развития. Следовательно, циклы подъёма и спада в разных частях страны различны, полиморфны. В совокупности же они составляют сложнейшую многослойную жизнь чело-
веческого общества» [12]. Несомненно, данная разница в ступенях развития Москвы (Петербурга) и провинциальных городов и населенных пунктов сыграла определенную роль в изменении некоторых аспектов повседневной жизни в начале XX в.
Провинция всегда была прямо противопоставлена столице. Исторически сложилось, что по своей сути жизнь в провинциальном городе представляет собой более скромную модель столичного прототипа. Как замечал Михаил Ульянов: «К счастью, провинция переживает свободу в отличие от центра спокойно, река провинциальной жизни не выходит из берегов» [17, с. 2].
Несмотря на это, повседневная жизнь населения провинциального города имеет свои тенденции и характерные особенности, которые в некоторой мере являются основными отличиями периферии от центра. Как в литературе, так и в быту преимущественно принято отождествлять провинцию с некой консервативностью и, порой, отсталостью.
А.И. Герцен замечал, что провинция просто неспособна воспринять «внешнее, иноземное образование» [4, с. 208] императорской, дворянской России. Герцен напрямую говорил об общинной России «черного народа», под которым он подразумевал провинциальное, преимущественно аграрное население империи. Данная тенденция отнюдь не случайна. Необходимо заметить, что о провинции впервые стали говорить путешественники, которые совершали переезды по различным областям России и сравнивали быт удаленных городов и местечек с уже привычным для них ритмом существования в крупных или столичных населенных пунктах. Т.В. Карелова отмечает: «Нередко провинциальный город показывается через восприятие путешественников - людей, которые впервые оказываются в этих местах» [11]. Учитывая тот факт, что путевые дневники и воспоминания были весьма распространены в XIX веке, можно сделать вывод о том, что провинциальный быт представлял реальный живой интерес для путешественников того времени, среди которых встречались как представители знатных фамилий, так и ученые, писатели. Если отбросить некоторые устоявшиеся предрассудки и штампы, то с большой долей уверенности можно сказать, что изучение повседневной жизни провинциальных городов представляется не менее важным, чем анализ той же проблемы в центральных городах.
Жизнь центра и провинции различается по многим аспектам, и так было не только в начале XX века, данную тенденцию можно наблюдать и в наше время. Однако понятие о провинции и провинциальной жизни, укоренившееся в отечественной художественной и научной литературе, в значительной степени не соответствует ее реальному образу, имеющему место в повседневности. По мнению Е.А. Сайко, обратившей свой исследовательский
взор на социальное и культурное пространство имперской провинции в начале XX века, неоднородность и многообразие видовых форм обеспечивает непосредственный интерес к критике обобщенного образа провинции [15, с. 36]. Этот вывод крайне важен с точки зрения понимания основных культурно-бытовых общественных процессов, происходящих на периферии. Проблема изучения различных аспектов истории российской провинции заключается в том, что помимо так называемых окраин, Российская империя фактически имела две столицы - Москву и Санкт-Петербург. Сложность возникновения различных форм и тенденций общественных отношений в двух главных городах государства, несомненно, влияла на их интеграцию в нестоличные города и губернии.
Провинция воспринимается в некотором роде как консервативный элемент, как та часть территории страны, которая следует новым веянием в последнюю очередь. Периферия - это определенная система, которая развивается, исходя из собственных законов и логики. Полярная противоположность города и деревни, центра и окраины присутствует в каждом аспекте жизни, и данный дуализм является свойством не только отечественного, но и зарубежного пространства. Б.С. Ишкин в одной из своих работ рассматривал динамику взглядов на провинциальный город в отечественной культуре Нового Времени: «Анализ текстов различных субкультур показывает устойчивость представлений
о провинциальном городе как “глухом”, малопривлекательном, удаленном от столицы месте, лишенном возможностей для той жизни, что связывается с большим городом, как “болото”, “могила”, “лужа”, жители которой заняты пьянством, сплетнями, скандалами, лишающими их нормального человеческого облика» [10, с. 318-319]. В данном случае речь идет о полувековом периоде 1860-1910 гг.
Несмотря на явно отрицательный характер большинства оценочных суждений в отношении провинции, стоит признать, что такое понятие как «облик периферии» все же признавалось. Период становления провинциального образа в глазах политической и интеллектуальной элиты страны был длительным, однако XX столетие придало ему ускорение. Но при этом и сам облик стал постепенно проходить определенный процесс ломки. Проникновение столичной культуры и живой отклик жителей провинции на происходящие в начале XX века события стали фактором определенного сближения центра и периферии.
Даже самый мощный центр не сможет жить автономно, без поддержки провинции. Речь идет как о материальных, так и о человеческих ресурсах, которые вырабатываются и даются периферией, но, по большей части, работают на благо столичных регионов и городов. По утверждению
А.М. Белова, взаимоотношения центра и провин-
ции являлись стержневыми в развитии государства и народа на протяжении всей более чем 1000-летней истории российской государственности [3, с. 17]. Эти отношения должны быть выстроены так, чтобы процесс отдачи был взаимным, однако на деле они носят совершенно иной оттенок.
Н.М. Инюшкин выделяет колоссальную роль небольших городов в процессе становления и самоидентификации российской провинции: «Именно формат провинциального города делает его уникальной площадкой, может быть, и не гармонизированного, но пропорционального взаимодействия того, что идет сверху, из Центра, и того, что менее ярко, заметно, но традиционно, исконно - от земли, от народной жизни» [9, с. 23]. Взаимопроникновение новшеств с одной стороны и доминирование устоявшихся традиций с другой достаточно сильно влияют на общий социокультурный облик провинции. Центр более стремится к бурному ритму жизни, следует наиболее модным современным тенденциям, в то время как периферия держится своих корней и с некоторой долей осторожности принимает для себя все новое, и, следовательно, чужеродное.
Итак, рассмотрим основные аспекты взаимоотношений центра и провинции в контексте изучения вопросов повседневной жизни:
- абсолютное большинство модернизационных тенденций идёт сверху вниз, от власти к народу, от столицы - к периферии;
- центр всегда находится в некоем «движении», более развитая инфраструктура, близость к информационным ресурсам, бурный ритм жизни обновляют повседневность столиц гораздо чаще, нежели быт провинции. Крупные города обеспечивают большее количество и рабочих мест, развиваются более бурными темпами, а возможность получения образования для жителей столиц гораздо более доступна;
- столичные области гораздо более тесно контактируют с зарубежными государствами, откуда зачастую приходят новые веяния как в политической и экономической, так и в культурно-бытовой жизни общества. До периферии многие заимствованные тенденции зачастую не доходят вовсе или доходят в крайне видоизмененном виде;
- процесс жизнеобеспечения центра практически невозможен без поддержки натруженных рук жителей провинций. Государственная политика преимущественно нацелена на развитие центральных областей страны, при этом финансовая поддержка данных процессов напрямую зависит от использования средств, добытых в периферийных областях;
- центр стремится к централизации регионов, однако, давая некоторую автономию провинциальным институтам, одновременно усиливает их стремление к самостоятельности [7, с. 78]. Мест-
ные социальные и политические институты являются точками соприкосновения (на уровне подчинения) центра и провинции.
Все вышеуказанные факторы не могут не оказывать влияние на повседневную жизни как столичного, так и провинциального общества. Д.С. Лихачев не преминул заметить, что именно «из русской “провинции” всегда приходило спасение России» [5, с. 2]. Таким образом, продуктивная жизнь центра без помощи и поддержки периферии не представляется возможной. С. Залыгин вполне резонно утверждал: «... Я согласен с тем, что Россия будет возрождаться провинцией. Здесь, в отличие от столичной, все же другая жизнь, здесь люди ближе к природе, спокойней и добрей, и отношения между ними лучше» [6, с. 2].
Библиографический список
1. Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка: Практический справочник: Ок. 11000 синоним. рядов. - М.: Рус. яз. - 2001. - 568 с.
2. Ахиезер С.И. Россия: критика исторического опыта. (Социокультурная динамика России). Т. II. Теория и методология. Словарь. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998.
3. Белов А.М. Центр и провинция в правлении Романовых // Романовские чтения. Центр и провинция в системе российской государственности: материалы конференции, Кострома, 26-27 марта 2009 года / сост. и науч. ред. А.М. Белов, А.В. Новиков. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2009.
4. Герцен А.И. Избранные литературно-критические статьи и заметки. - М., 1984.
5. Доброе слово // Губернский дом. - Кострома. - 1995. - № 6.
6. Залыгин С. Здесь моя история // Губернский дом. - Кострома. - 1995. - № 3.
7. Звоновский В.Б. Российская провинция: массовое сознание и социальные институты // Общественные науки и современность. - 2003. - № 1.
8. Иванов Ю.А. «Уездная идеология». Религиозно-политическая жизнь российской провинции
в 1860-1910-х гг. - Иваново, 2001.
9. Инюшкин Н.М. Провинциальная культура: взгляд изнутри. - Пенза, 2004.
10. Ишкин Б. С. Динамика представлений о провинциальном городе в российской культуре Нового времени // Фундаментальные проблемы культурологии: сб. ст. по материалам конгресса / отв. ред. Д.Л. Спивак. - М.: Новый хронограф: Эйдос. Т. 6: Культурное наследие: От прошлого к будущему. -2009.
11. Карелова Т. В. Провинциальный город на страницах отечественных журналов XIX века // Современные научные исследования и инновации. - Июль, 2011. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://web.snauka. ru/issues/2011/07/1363
12. Кудинов В.А. Российская провинция как объект изучения // Мир истории. - 2000. - № 3. [Электронный ресурс] - Режим доступа: Ы!р:// www.tellur.ru/~historia/archive/03-00/kudinov.htm
13. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М., 1994.
14. Пушкарёва Н.Л. «История повседневности» как направление исторических исследований. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.perspektivy.info/history/istorija_povsednevnost i_kak_napravlenije_istoricheskih_issledovanij_2010-03-16.htm
15. Сайко Е.А. Социокультурный портрет российской провинции Серебряного века // Культур-диалог философии и искусства в эпоху Серебряного века. - М.: Изд-во РАГС, 2004.
16. Современная западная философия. Энциклопедический словарь / под ред. О. Хеффе,
В.С. Малахова, В.П. Филатова при участии Т. А. Дмитриева. Ин-т философии. - М.: Культурная революция, 2009.
17. Ульянов М. Провинция - жизнь в берегах // Губернский дом. - 1995. - № 1.
18. Художественно-эстетическая культура XX века / под ред. В.В. Бычкова. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003.
