ЯЗЫКОЗНАНИЕ
Р. А. Абуталипова
взаимодействие полей аспектуальности и локативности в русском и башкирском языках
Согласно теории функциональной грамматики, совокупность языковых средств, относящихся к разным уровням языковой иерархии и служащих для передачи одного и того же инвариантного значения, составляет функционально-семантические поля (ФСП). Существенной особенностью ФСП является то, что они функционируют в языке не изолировано, а тесно взаимодействуют, интегрируются друг с другом. А. В. Бондарко указывает, что группировки частично пересекающихся, взаимодействующих ФСП являются первичным фактом, онтологической данностью, а отдельные поля — лишь элементы этих группировок1.
В зависимости от наличия или отсутствия целостного грамматического ядра, выделяются два структурных типа ФСП:
Каждое ФСП, в зависимости от наличия или отсутствия целостного грамматического ядра, относится к одному из двух структурных типов: 1) моноцентрические группировки, опирающиеся на грамматическую категорию; 2) полицентрические, базирующиеся на некоторой совокупности различных языковых средств, не образующих единой гомогенной системы форм2.
В русском языке грамматическая категория вида, выражающая отношение действия к его внутреннему временному пределу, занимает центр (ядро) моноцентрического поля аспектуальности, и «представляет собой наиболее специализированное и регулярное грамматическое средство, интегрирующее и консолидирующее другие компоненты данного поля»3.
В башкирском языке оценка ситуаций носит преимущественно интегрированный пространственно-временной характер. При этом грамматических средств, способных консолидировать вокруг себя остальные средства выражения аспектуальных значений, в нем нет. Значит, аспектуальность в башкирском языке — поле полицентрическое.
Такая различная интерпретация происходящего в двух языках объясняется тем, что доминирующие виды конкретизации высказывания в потоке речи в разных языках не всегда совпадают. Отражение в языке этнического видения мира доказано многими учеными на материале разносистемных языков. Так, согласно теории В. фон Гумбольда, «различные языки по своей сути, по своему влиянию на познание и на чувства являются в действительности различными мировидениями»4. А. А. Леонтьев уточняет: «Во многих языках имеется расчлененная система пространственной локализации предметов, действий и отношений. В некоторых языках доминирует локализация во времени, в других актуализируется способ действия, модальность, “числовая доминация”»5.
© Р. А. Абуталипова, 2008
Разные подходы к определению содержания одних и тех же фактов действительности представителей русского и башкирского народов, образ жизни которых, а следовательно, и отражение его в языке, существенно разнятся, наиболее ярко проявляется на двояком восприятии и вербализации ими пространства и времени.
А. Я. Гуревич указывает, что «временные и пространственные понятия человека определены той культурой, к которой он принадлежит»6. Следует добавить, что на концептуализацию мира накладывает отпечаток не только образ жизни народа, складывающийся веками, но и своеобразие социальных ценностей, связанных со способом жизнеобеспечения и формой общественного устройства.
Для земледельца-русского наибольшую ценность представляет время, так как земледелие требует выполнения всех полевых работ в сжатые сроки, что находит отражение и в языке. Например, русское слово годы может сочетаться с глаголами, в семантике которых содержится значение интенсивности действия (годы летят, бегут, мчатся), а для башкирского слова йылдар более характерны сочетания типа йылдар ага, утэ (букв. «годы текут, проходят»). Причем в обоих языках четко прослеживается совмещенная пространственно-временная и количественная оценка ситуации.
Жизнь башкира, издавна связанная с полукочевым скотоводством, также отражается на восприятии им времени: «размеренное и умиротворенное бытие в самом центре природы... обусловили не только своеобразный образ мысли башкирского народа, но и специфику его национальной психологии»7. При таком темпе жизни малые временные отрезки становятся менее значимыми, поэтому восприятие времени подчинено ритмам природы и носит преимущественно циклический характер.
Наиболее приоритетные ценности башкира-кочевника основаны на праве занимать определенное место под солнцем — право на пространство, что является основой успешности кочевой жизни. Ф. А. Шакуроваподразделяет эти ценности на потребность в единении, свободу перемещения по пространству, право на откочевку, способность к передвижению, обладание статусом хозяина8. Актуализация пространственной характеристики действия как доминирующая ценность для его носителя выражается в виде интегрированной пространственно-временной оценки ситуации и отражается в стратегии порождения высказывания. Мы полагаем, что наличие развитой системы интегрированных пространственно-временных значений и, соответственно, средств их обозначения является причиной отсутствия в тюркских языках грамматической категории вида в той «чистой» форме, которая представлена в славянских языках. Поэтому как одну из значительных особенностей ФСП аспектуальности и локативности в башкирском языке мы рассматриваем диффузность их основных сфер, где действие характеризуется как протекающее во времени и в пространстве.
В лингвокогнитологии понятия «пространство» и «врем» рассматриваются как интегрированные концепты. Так, по трактовке Е. С. Кубряковой, «пространство — это среда всего сущего, окружение, в котором все происходит и случается»9. М. Л. Новикова констатирует, что «пространство и время — две основные формы бытия, разрывать и противопоставлять которые нельзя»10. Следовательно, интегрированная пространственновременная характеристика действия актуальна как для русского, так и для башкирского менталитета, что находит своеобразное отражение в языке.
Однако структуры диффузного сегмента полей аспектуальности и локативности в зоне их взаимопроникновения в сферу друг друга в русском и башкирском языках существенно разнятся. Данный языковой феномен мы попытались проиллюстрировать
на примере семантической группы глаголов движения, которые в обоих языках совмещают в себе одновременно два показателя — аспектуальность и локативность, и являются наиболее продуктивными средствами реализации диффузной пространственно-временной характеристики действия. При разграничении аспектуальных значений русисты выделяют глаголы движения в отдельную группу, стоящую обособленно от других компонентов ФСП аспектуальности. А. А. Зализняк и А. Д. Шмелев, например, считают их «особой аспектуальной подсистемой в русском языке»11. Однако исследователи не акцентируют внимание на то, что глаголы движения совмещают в себе как локативную, так и аспекту-альную характеристику действия.
Свое видение явления взаимодействия полей аспектуальности и локативности в русском языке на примере глаголов движения можно представить в виде рис. 1 (ФСП ассоциируются нами с магнитными или электрическими полями, имеющими трехмерную шарообразную структуру, поэтому даем их в «разрезе»). Здесь наглядно видно, что два поля не просто пересекаются, а взаимопроникают в сферу друг друга и образуют диффузный (совмещенный) сегмент аспектуально-локативного типа. В диффузном сегменте такого типа доминирующее положение занимают глаголы движения, поэтому «разместим» их в центре. В русском языке большую часть совмещенного пространственно-временного сегмента занимает грамматическая категория вида, а меньшую — глаголы движения.
Взаимодействие полей аспектуальности и локативности в башкирском языке представляем в виде рис. 2. Здесь большую часть совмещенного пространственно-временного сегмента занимают глаголы движения без грамматической категории вида.
Несмотря на очевидную аналогию, глаголы движения в этих двух разносистемных языках значительно различаются по их семантической наполняемости.
В русском языке глаголы движения совмещают в себе значение как временного предела, так и ориентации в пространстве. Одновременно они могут содержать указание на однонаправленность / ненаправленность движения и его способ. Для уточнения пространственного ориентира при глаголах движения используются преимущественно префиксы. Примеры: а) В тот же день Дубровский отправился в город; на дороге обогнал его Троекуров (А. Пушкин); б) Я ехал на перекладных из Тифлиса (М. Лермонтов); в) Зимой
Рис. 1. Взаимопроникающие в структуру друг друга поля аспектуальности и локативности в русском языке
Рис. 2. Взаимопроникающие в структуру друг друга поля аспектуальности и локативности
в башкирском языке
зайцам нечего было есть, и они перебегали через реку к селению (Д. Мамин-Сибиряк). Во всех примерах выражается однонаправленное движение, одновременно уточняется способ его осуществления: а), б) — на транспорте, в) — пешком.
В башкирском языке семантический потенциал глаголов движения намного шире: они могут уточнить как направление движения, так и конкретизировать ориентацию действия по отношению к субъекту (ам) и объекту (ам) речи. Причем, в башкирском языке он передается супплетивно (см. примеры а), б), г)) или аналитически (примеры в), д), е)). Примеры: а) Улар бвгвн сэтлэуек йыйырга кумж кенз барзылар. Они сегодня (довольно многочисленно) ходили собирать орехи (Г. Хайри). б) Ул арала вй§зн бер з§зм съйты. За это время кто-то вышел из дома (Н. Мусин). в) Умзр а^ын гына уйлана-уйлана вйгз инеп китте. Умар, медленно думая-думая, вошел в дом (Х. Давлетшина). г) Шзмси зсзНе янына килде. Шамси подошел к маме (Г. Хайри). д) .йыу квйзнтзлзпМзгфурз kайтып инде. Пришла Магфура, неся коромыслом воду (Х. Давлетшина). е) Бер ১ан Фролов ах та ух йугереп килеп етте. Через некоторое время, ахая-охая, прибежал (досл. — пришел, бегая) Фролов (Р. Низамов).
Л. М. Васильев и В. Л. Ибрагимова классифицируют глаголы перемещения в русском языке в зависимости от направленности движения к «лицу говорящему»: 1) по направлению к лицу говорящему; 2) по направлению от лица говорящего; 3) направленность, выделяемая контекстом; 4) ненаправленные глаголы12.
При классификации глаголов движения в башкирском языке ученые акцентируют внимание на локализованности движения по отношению к субъекту и объекту и в зависимости от распределения (размещения) его на географической координате (по вертикали и горизонтали). Дж. Г. Киекбаев выделяет: 1) глаголы, обозначающие движение по горизонтали; 2) глаголы, обозначающие движение по вертикали. А от направленности действия по отношению к субъекту речи: а) глаголы приближения и б) глаголы удаления13. М. В. Зай-нуллин еще точнее конкретизирует характер движения. Он вводит подгруппы, дифференцирующие способ и средства передвижения, его направленность, и выделяет глаголы, обозначающие: 1) движение по горизонтали и по вертикали; 2) удаление от говорящего
или приближение к нему; 3) движение, совершаемое на одном месте; 4) ненаправленное движение (движение, направление которого неизвестно); 5) глаголы движения, обозначающие способ или средства передвижения14.
Большинство ученых считают, что в башкирском языке пространственная характеристика действия является одним из значений глагольного вида (или «объема глагола»). Например, И. А. Харисов выделяет начинательный, длительный и законченный виды, объясняя свою точку зрения следующим образом: «Всякое действие, очевидно, мыслилось в образе предмета-объекта или, в крайнем случае, в графическом образе движения поступательного, с его прямолинейностью, включающего в себя две полярные точки: точку начала, отправления и точку конца, завершения. <.. .> Причем понятие законченности, завершенности сводилось к пространственно-конечной точке, в то время как в корне понятия начинательного лежало представление о начальной точке (“голове”) предмета или пункта отправления, дистанции поступательного движения в пространстве»15. Очевидно, что категория вида связывается с понятием пространственного ориентира, но значение пространственной характеристики действия как отдельный вид или видовое значение им не рассматривается.
В составе восемнадцати значений вида, выделенных Н. К. Дмитриевым, три значения относятся к сфере пространственной характеристики действия: действие, направленное от субъекта речи; действие, направленное вниз; действие, направленное назад, обратно16. А. А. Юлдашев первым выделяет в видообразующих формах башкирского языка значение пространственной характеристики: «.. .разные фазы одного и того же действия воспринимаются как два разных действия, правда, семантически близкородственных. Таким значением в видообразующих формах обладают все так называемые внутривидовые модуляции, сводящиеся в основном к уточнению характера протекания действия в пространственном, временном, количественном и других отношениях» (выделено нами. — А. Р.)17.
Подобную трактовку значения категории вида можно показать и на материале других тюркских языков. С. Ковачев, например, считает, что «вид — это категория, выражающая отношение действия не только ко времени, но и пространству»18. Г. Ш. Шарипов пишет: «Видовой конструкцией глагола тюркских языков называются те сочетания, которые обозначают различие в способе реализации (течения, совершения, выполнения) действия или состояния во времени и в пространстве»19.
Следует, однако, уточнить, что результаты исследований ряда ученых (А. Б. Серебренников, А. М. Щербак, Д. М. Насилов, М. З. Закиев и др.) доказывают, что грамматическая категория глагольного вида в той форме, в которой она представлена в славянских языках, тюркским языкам несвойственна.
Мы придерживаемся такой же позиции и считаем, что авторы первых грамматик и лингвистических трудов, по-видимому, подмечали интегрированный пространственновременной характер семантики глагола в тюркских языках, но пытались «подогнать» его в рамки уже в какой-то степени изученной глагольной категории вида русского языка. Однако, оперируя самобытным фактическим материалом тюркских языков, они не могли не заметить явные несоответствия между фактами русского и тюркского языков, и в своих описаниях аналитических глагольных образований с аспектуальными значениями выходили далеко за пределы грамматических категорий глагола.
Таким образом, функционально-семантические поля реализуются в языке в виде сложных структур, взаимопроникающих в сферу друг друга и образующих диффузные сегменты аспектуально-локативного, аспектуально-темпорального, аспектуально-темпорально-локативного и др. типов.
В русском языке при вербализации происходящего доминирующим является характеристика действий с точки зрения отношения к его внутреннему временному пределу, поэтому большую площадь диффузного сегмента полей аспектуальности и локативности в сфере их взаимопроникновения занимет грамматическая категория вида.
В башкирском языке оценка ситуаций носит преимущественно интегрированный пространственно-временной характер, вследствие этого в нем грамматическая категория вида отсутствует. Поэтому доминирующую позицию диффузного сегмента занимают глаголы движения.
I Бондарко А. В. Аспектуальность // Теория функциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованному таксис: 3-е изд. М., 2003. С. 39.
2Бондарко А. В. Функциональная грамматика. Л., 1984. С. 61-62.
3Бондарко А. В. Аспектуальность // Теория функциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованному таксис: 3-е изд. М., 2003. С. 42.
4 Гумбольд В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985. С. 373.
5 Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М., 1997. С. 194.
6 Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 84.
7Рахматуллина З. Я. Башкирский национальный дух // Ватандаш. 2002. № 1. С. 182.
8 Шакурова Ф. А. Социальные ценности в кочевом мире: к постановке проблемы // Ядкяр. 2006. № 3. С. 13-14.
9 Кубрякова Е. С. Язык пространства и пространство языка: К постановке проблемы // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1997. Т. 56. № 3. С. 26.
10 Новикова М. Л. Хронотоп как остраненное единство художественного времени и пространства в языке литературного произведения // Филологические науки. 2003. № 2. С. 60.
II Зализняк А. А., Шмелев А. Д. Введение в русскую аспектологию. М., 2000. С. 87-95.
12 Васильев Л. М., Ибрагимова В. Л. Синонимика глаголов перемещения в русском и башкирском языках // Русский язык в Башкирии. 1968. С. 35-60.
13 КейекбаевЖ. Е Хэ^ерге башкорт теле. 0фе, 1966. 75-76 б.
14 Ззйнуллин М.В. Хэ^ерге башкорт теле: Морфология. 0фе, 2002. 91 б.
15 Харисов А. И. Категория глагольного вида в башкирском языке. Уфа, 1944. С. 22.
16Дмитриев Н. К. Башкорт теленец грамматикаЪы. 0фе, 1950. 209-214 б.
17 Юлдашев А. А. Система словообразования и спряжения глагола в башкирском языке. М., 1958. С. 79-80.
18 Ковачев Ст. К вопросу о категориях времени и вида // Болгарская Русистика. 1977. № 3. С. 52.
19 ШариповГ. Ш. Категория глагольного вида в узбекском литературном языке: Дисс. ... канд. филол. наук. М., 1945. С. 13.