CC BY
17
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 6 (297). История. Вып. 54. С. 96-102.
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ИСЛАМА И ПРАВОСЛАВИЯ В КОНТЕКСТЕ КОЛОНИЗАЦИОННЫХ ПРОЦЕССОВ В УРАЛО-ПОВОЛЖЬЕ (ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙДИСКУРС)
Исследование выполнено при финансовой поддержке гранта Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг., направление научных исследований «Поддержка развития внутрироссийской мобильности научных и научно-педагогических кадров путем выполнения научных исследований молодыми учеными и преподавателями
в научно-образовательных центрах в области исторических наук, в том числе истории политики, фальсификации истории и способов противодействия фальсификации истории в науке и образовании» по теме НИР: «Динамика народонаселения Южного Урала
с древности до конца XIX в.»
Представлен историографический обзор по проблеме конфессионального взаимодействия в Урало-Поволжье в контексте колонизационных процессов. Рассмотрены теоретические понятия 'колонизация' и 'освоение', взаимодействие ислама и православия как образующих императивов системы культурного бытования, отражающихся в государственном устройстве, представлении о власти, мировоззрении и материальной культуре.
Ключевые слова: исламизация, христианизация, историография колонизационных процессов, Урало-Поволжье.
Начиная историографический обзор данной темы, следует изначально отметить, что, несмотря на наличие целого ряда исследований по общим и частным вопросам ислама и христианства в Урало-Поволжье, нет специальных работ, посвященных конкретным проблемам исторической эволюции данных религии во взаимодействии (то есть существует необходимость в специальном системно-комплексном изучении). Тема взаимодействия ислама и православия как религий, формирующих в первую очередь идентичность «надэтнического» уровня, очевидно, может быть рассмотрена в ключе колонизационных и миграционных процессов, происходивших в Урало-Поволжье в период средневековья. В данном случае это позволит несколько дистанцироваться от данных конкретных археологических памятников и посмотреть на проблему панорамно, т. е. рассмотреть ислам и православие как этнокультурные факторы для населения Урало-Поволжского региона в период русской колонизации. Вероятно, это позволит увидеть историческую динамику этих сложных процессов в макромасштабе, подразумевающих системное взаимодействие (в данном ключе, ислам и православие - это атрибутивные «информационные фильтры» Московского государства и пост-
золотордынских государств). Достаточно важным было бы проанализировать данную историко-археологическую проблематику в историографическом ключе, осмысляя уже накопленный материал и формулируя новые перспективы для исследования.
Становление единого централизованного государства в России и его последующее расширение на восток в ХУ1-ХУП вв., столкновение с постзолотордыскими татарскими исламскими государствами (Казанское ханство, Астраханское ханство Тюменское ханство, Мангытский юрт и т. д.) неминуемо должно было изменить этнополитическую карту региона, способствовать включению новых народов в его состав в качестве подданных. Сдерживание Золотой Ордой и её «наследниками» территориальной колонизации русского населения, колонизационных процессов, вероятно, способствовало также более широкому распространению среди народов Урало-Поволжья ислама как фактора для оформления собственной государственности и самоидентификации себя как исламского государства, находящегося в периферийной зоне исламской цивилизации (отсутствие иных традиций монотеистических религий в данном регионе). Изменение соотношения сил между Московской Русью и постордынскими ис-
ламскими государствами расширило расселение этнической популяции русских, устанавливающих новые принципы существования для автохтонного населения, предопределило последующее распространение христианской православной культуры и «встречу» монотеистических религий. В данной статье не предполагается исчерпывающего обзора всей историко-археологической научной литературы, посвящённой истории ислама и православия в Урало-Поволжье, в данном случае рассматриваются лишь те аспекты, которые касаются религиозного дискурса данной научной проблемы.
Колонизация как контекст. Исследователи колонизационных процессов неоднократно обращали внимание на многозначность понятия 'колонизация'. В частности, в диссертационном исследовании В. В. Менщиков приводит, по его мнению, одну из самых распространённых в научной литературе точек зрения: «...под ним в явной или в скрытой форме подразумевается совокупность процессов заселения и хозяйственного освоения представителями не автохтонного (пришлого) для колонизируемой территории населения»1. Ссылаясь на работы П. Ю. Черносви-това и А. И. Алексеева, В. В. Менщиков обращает внимание исследователей и на иные варианты понимания процесса колонизации: «"колонизация" - это процесс, при котором ресурсы территории (колонии) используются для снабжения метрополии. А "освоение территории" - это процесс, при котором приходящее на некую территорию население строит на ней автономную и в целом самодостаточную систему хозяйствования, направленную на удовлетворение потребностей данного населения. Сходное определение предлагает А. И. Алексеев, под которым он подразумевает открытие территории, ее исследование, заселение, формирование границ, хозяйственное использование»2.
В. Н. Шумилов рассматривает колонизационные процессы не столько как процессы территориального приращения, сколько как взаимодействие и последующее определение политики правящих кругов по отношению к нерусским народам на примере Осинского Прикамья в ХУИ-Х1Х вв.3
Очевидно, что от содержания понятия 'колонизация' изменяется и исследовательский ракурс: от процесса заселения к автономной самодостаточной системе. Заслуживающей
внимания представляется и точка зрения В. В. Пестерева, который несколько по-иному подходит к интерпретации колонизации. Во-первых, колонизация как процесс подразумевает «проблему ответа на вопрос о сущности структурной дифференциации колонизирующего общества на колонию и метрополию», а во-вторых, поднимает вопрос «. о факторах сохранения их тождества и возникновения различий»4. В. В. Пестерев считает, что своеобразным «.отражением сущности колонизационных процессов может стать взаимодействие», в рамках которого выделяются два взаимосвязанных субъекта: социум и среда5. Особое значение в понимании колонизации как процесса приобретает информационная интерпретация, т. е. колонизация - это процесс перемещения информации в социо-куль-турном пространстве, имеющий дальнейшее отражение и в культурном объёме колонизирующего и колонизируемого. Вероятно, что если подразумевать под исламом и православием определённые «объёмы» информации, то перед нами весьма интересный и перспективный ракурс рассмотрения привычных тем религиозного взаимодействия в эпоху средневековья (например, какой «объём» передаётся колонизируемому населению посредством христианизации или исламизации?; «новокрещены» - новая социальная категория или формальность подданства?). Информация, согласно В. В. Пестереву, в процессе колонизации воплощается «как в материально-вещественных атрибутах социума, так и в его особом семиотическом (знаковом) пространстве, позволяющем не только сохранять (дублировать) структурную информацию, но и оперировать ею»6. В качестве примера можно привести проблему исламского искусства Золотой Орды, где, по мнению Г. Ф. Валеевой-Сулеймановой, ислам становится «идеологической и духовной основой», воплощаемой в «собственном художественном языке», выработке «общеимперского золотоордынского стиля»7. М. П. Чёрная обратила в частности внимание на то, что в «археологическом отражении доминирующим, определяющим качеством колонизационного процесса является его созидательный характер»8.
Глубокое теоретическое осмысление колонизации и сопутствующих ей процессов содержится в работе В. Н. Романова, рассматривающего вопросы этногенеза народов Поволжья и Приуралья, миграционные про-
цессы как фактор становления этнических культур9. В целом следует отметить, что, несмотря на разные методологические подходы и аспекты изучения колонизационных процессов, внимание религиозному взаимодействию в контексте колонизации уделяется второстепенное, сопутствующее значение, уступающее хозяйственным и политическим приоритетам10. Согласно В. В. Пестереву, процесс «освоения» подразумевает некую опасность, возникающую в процессе восприятия новой информации, причём важно «не какую информацию он (субъект) получил, а от какой информации ему удалось уклонить-ся»11. В данном ключе весьма интересной представляется проблема усвоения основ ислама тюркскими кочевыми обществами, христианизация и включение народов Урало-Поволжья в состав Московского государства. Очевидно, что в изучении таких процессов, как христианизация или исламизация, тщательнейшему анализу должны подвергаться не «формальные» стороны, а «информационные фильтры», способствующие или воспрещающие передачу и усвоение объёма информации. Тогда, продолжая логику В. В. Песте-рева, «... под колонизацией понимается процесс максимального преобразования объекта освоения, превращая его в субъект»12. Следовательно, колонизация - это, прежде всего, не столько процесс переселения, сколько степень «передаваемого» объёма информации колонизирующим, а также «усвоенного» колонизируемым. Добавим также объём информации, от которого удалось уклониться (например, «формальное» принятие ислама и сохранение языческих кочевых традиции; сохранение языческих ритуалов и ношение нательного креста одновременно).
Ислам в контексте колонизационных процессов. Вероятно, что ислам как религиозная система в Золотой Орде преодолел ряд трансформаций, пройдя последовательно несколько этапов от религии «извне» к «социальной идеологии»13, устанавливающей новый нормативный порядок в повседневности, политической деятельности, искусстве и ритуальной практике. Потребность в исламе как государственной религии, как отмечает Д. В. Васильев, обусловлена запасом социальной «энергии» ислама в условиях оформления государства: «.мусульмане в ХШ-Х1У вв. выступали однозначно на стороне центральной ханской администрации,
той силы, которая стремилась к упорядочению государственной системы, установлению прямого порядка престолонаследия, к централизации государства»14. В условиях становления государственности Д. В. Васильев упоминает о политическом противостоянии ханов Сартака и Берке, поддерживаемых партиями христиан восточной традиции - не-сториан, и мусульман соответственно. Точка зрения исследователя согласуется с мнением Н. М. Малова, А. Б. Малышева, А. И. Раку-шина, ранее уже отмечавших, что за указанными партиями скрывались, прежде всего, внешнеполитические направления в развитии «Улуса Джучи»15. Интересную оценку хану Берке предлагает А. Н. Иванов, заметивший, что: «Берке стал первым Чингизидом, кто общность религиозных убеждений поставил выше общности национальной», - восприняв исламскую культуру от матери (Султан - Ха-тун)16. По сути, преобладание ислама повлияло на облик Золотой Орды как государства, а, следовательно, и на протекавшие несколько позднее колонизационные процессы в Урало-Поволжье.
Так, в частности, после разрушения Золотой Орды и становления постордынских государств ислам становится одним из важнейших факторов самоидентификации, дополняя этническую и родовую самоидентификацию. В частности, Ю. М. Кобищанов поднимает вопрос о том, а была ли Золотая Орда исламским государством? Исследователь приводит достаточно распространённую в исторической литературе позицию, согласно которой до правления хана Едигея «.мусульмане чередовались с немусульманами или такими синкретитами, как Тохтамыш. Огланы стали мусульманами лишь с правления Узбека», а многочисленная элита подчинённых территорий либо исповедовало христианство или по-прежнему следовало привычным политеистическим религиям17.
Следует отметить, что тема христианства в Золотой Орде (несторианство и монофизитство, православие и католицизм) получила развитие в диссертационной работе А. Б. Малышева, исследовавшего роль религиозного фактора в условиях полиэтничного и поликонфессионального общества и государства, а также динамику изменений в отношении христианских вероучений18. Ю. В. Сочнев проанализировал существование христианского населения
в Золотой Орде, уделяя особое внимание Сарайской епископии как проводника православного вероучения. Сохранение христианской культуры после 1312 г. и утверждения ислама в качестве государственной религии, считает Ю. В. Сочнев, может свидетельствовать о длительной исламизации Улуса Джучи19. Исследователь обратил должное внимание и на тот факт, что христианство было представлено не только на уровне военно-политической элиты и ханского двора, выполняя там дипломатические задачи, но и на уровне рядового населения. На основе проанализированных письменных данных Ю. В. Сочнев считает, что «.они испытывали воздействие православной религии в ходе ежедневного общения с многочисленными
русскими пленниками, среди которых могли
20
находиться священники и монахи»20.
Христианизация в контексте колонизационных процессов. Необходимо отметить, что тщательный анализ дореволюционной историографии по аспектам христианизации народов Среднего Поволжья представлен в работе А. В. Зайцева, и чтобы в данном случае не повторять основных выводов данного исследования, остановимся более подробно на понятии 'христианизация' в указанном контексте. Под христианизацией исследователь предлагает понимать как «процесс распространения христианства в форме православия среди нерусских народов Российского государства, так и политику правительства и Русской православной церкви по насаждению христианской религии в среде неправославного населения»21. Процессы христианизации включают в себя: религиозное просвещение местного нехристианского населения, монастырскую колонизацию, а также церковное строительство. Определяя успехи в деле христианского просвещения, А. В. Зайцев отмечает, что язычество проигрывало вследствие своей аморфности, а вот ислам смог противопоставить: 1) оформленность религиозного учения; 2) структурированность системы служителей культа; 3) высокий уровень образования исламского духовенства; 4) наличие государственности (исламское государство у постордынских наследников); 5) высокий уровень этнического самосознания22.
В истории Пермского Предуралья период XV столетия имеет особое значение в духовной жизни местного населения и связан,
прежде всего, с началом христианизации и миссионерской деятельности в Прикамье. Согласно общепринятым в историографии вопроса оценкам (В. А. Оборин, Г. Н. Ча-гин)23, процесс христианского просвещения логически завершает первый этап включения Пермских земель в орбиту влияния единого русского государства с центром в Москве. Во время же второго этапа Москва окончательно подтверждает на то легитимное право, устранив государственные образования казанских и сибирских татар (посредством в частности военных экспедиций Ермака, походов московского войска).
Следует отметить, что «письменный» период христианизации Прикамья представлен достаточно полно, но время, предшествующее этим событиям, остаётся в литературе не всегда освещённым, тем самым усложняя понимание генезиса и предпосылок становления христианства в Прикамье до активной монастырской колонизации. Особую роль в данном случае приобретают археологические данные, свидетельствующие о раннем проникновении христианства на север Руси (Белозерье), территории Пермской земли, а также Волжской Болгарии (В. А. Оборин, М. Д. Полубояринова, С. Д. Захаров, Л. Д. Макаров, Н. А. Макаров)24.
В Х-ХШ вв. значительно расширились внешнеполитические связи, предопределившие колонизационные процессы в указанных территориях, а также их последующую христианизацию. Как отмечают исследователи Е. И. Горюнова, И. В. Дубов, в этот период отчетливо прослеживаются (по археологическим материалам) связи Прикамья с Вол-го-Окским междуречьем, имевшие как прямой, так и опосредованный характер - через Волжскую Болгарию25. Одним из важнейших в данном случае является вопрос о путях проникновения христианского населения на территорию Волго-Камья, его размещение, торговые и культурные контакты. Изучение этих вопросов в новом формате значительно дополнит религиозную картину Волго-Камских земель. Необходимо отметить, что и колонизационные и христианизационные процессы реализуются по нескольким направлениям и имеют свои центры. В данном случае следует выделить два основных направления: северное (Белозерье, Новгород) и северо-восточное (Владимиро-Суздальское княжество). В начале XIII в. на Северо-Востоке процесс
колонизации идёт по двум путям: через княжескую администрацию, через духовенство и миссионеров.
В УП-Х1 вв. христианское влияние распространялось через Хазарию, Волжскую Болгарию и Киевскую Русь. Наиболее значительное влияние на этот процесс в XII-XVI вв. оказала Северо-Восточная Русь, Московское государство. Определённую роль в распространении христианства в регионе сыграли Сарайская епископия Золотой Орды и православное население Казанского ханства, также неоднократно совершавших миссионерские экспедиции26.
Раннее проникновение христианства в регион носило «очаговый» характер. Суть его состоит в том, что на новых землях СевероВосточной Руси (Пермских, Сурских) формировались очаги христианизации: скиты, монастыри и церкви. Крупнейшими центрами миссионерской деятельности христиан были такие города, как Ростов, Суздаль, Владимир, Нижний Новгород, Городец, Курмыш, Ва-сильсурск и другие.
Особое влияние православное христианство начинает оказывать на народы Поволжья ещё со времени своего политического утверждения в Северо-Восточной Руси, а также включения этих территорий в процессы колонизации. По мнению исследователей, колонизационные и христианизационные волны движутся в нескольких направлениях, постепенно охватывая весь Волжско-Камский край. В частности, в XП-XШ вв. христианство значительно продвинулось на север, распространилось до границ Северной Двины и верховьев Камы, где проживали финно-угорские и другие этнические группы.
Для того чтобы объяснить первоначальное проникновение русского населения в Волго-Камье и территории Белозерья, необходимо выделить ряд причин, способствовавших активации этого процесса. Во-первых, согласно летописным данным ещё в XI в. происходит проникновение отрядов новгородцев, совершавших свои экспедиции на пермь, печору, югру и включивших эти племена в торго-во-даннические отношения27. Получая здесь огромное количество мехов и серебра, новгородцы стремились как можно сильнее освоить этот регион и установить здесь торговую монополию. Во-вторых, помимо сбора дани, во второй половине XII в. совершаются экспедиции новгородцев, дружин владимиро-
суздальских князей, стремившихся ограничить булгарскую колонизацию Поволжья и Прикамья, поставив под контроль волго-кам-ский торговый путь, следовательно, христианизация этих территорий была уже определена в XII столетии. В-третьих, начинаются миграционные процессы населения центральных районов страны, которые соответственно привнесли новую культуру, безусловно, носившую христианский характер. По мнению В. А. Оборина, это подтверждается наличием ранней русской керамики на родановских поселениях, расположенных на севере Прикамья в слоях, датированных XШ-XIV вв. Это свидетельствует о совместном длительном проживании групп русского и нерусского населения на одних поселениях28. Как отмечает Н. А. Макаров, в этом плане существует определённая проблема с памятниками Бело-зёрья, связанных с колонизационной волной X-XШ вв., поскольку они не имеют универсального маркирующего принципа29.
Согласно данным, представленным М. Д. Полубояриновой, христианские находки в Волжской Болгарии представлены крестами, иконками, медальонами оплечий, изготовленными из камня, сланца, металла (бронза) и датируемыми XИ-XVI вв. (раскопки на Ага-Базаре, Алексеевское VI селище, Билярское городище, Богородицкое селище, Тееевское селище). Из датировок находок следует, что христианство в Волжской Болгарии имело достаточно длительную историю, отразившуюся в материальной культуре30.
По мнению Н. А. Макарова, появление крестов и образков в нефедьевских погребениях Белозерья отражает формальное принятие христианства населением этого микрорегиона на рубеже XI-XII вв. Длительное влияние русского населения, ещё до принятия крещения, существенно отразилось на погребальном обряде, результатом которого стал переход жителей Белозерья в начале XI в. к практике обряда ингумации, а в дальнейшем и «отказ от наиболее жестоких и несовместимых с христианской этикой обычаев (подобных ритуальным убийствам женщин, описанным в летописном рассказе 1071 г. о восстании волхвов)»31.
Как следует из позиции Н. А. Макарова, к признакам трансформации языческого погребального обряда в христианский могут быть отнесены: малоинвентарные и безин-вентарные погребения, западная ориентация
погребения. Существенная проблема, однако, состоит в том, что с приближением к канону ортодоксального погребального обряда в погребениях некрополей исчезают такие религиозные маркеры, как кресты, являющиеся важным христианским атрибутом (в Шуйги-
не)32.
Таким образом, христианство в районах Волго-Камья принимает форму формализованного «религиозного блока», который сохраняет свою сущностную политеистическую основу вплоть до начала монастырской колонизации (сочетание языческих и христианских предметов в погребениях, отсутствие погребений ортодоксального типа). Следует отметить, что несмотря на уменьшение сопроводительного инвентаря в погребениях, как это было в Белоозере, большинство памятников сохраняют тяготение к язычеству. Расположение крестов и других культовых предметов в погребениях говорит о том, что на начальной стадии проникновения христианство рассматривалось лишь на уровне атрибута-амулета, где ещё нет сущностно осмысленной религиозной деятельности. И лишь с началом монастырской колонизации и активной миссионерской деятельности происходит переосмысление религиозно-культовой атрибутики.
Подведём некоторые итоги. В данной статье рассматривались лишь отдельные вопросы, связанные с исламизацией и христианизацией народов Урало-Поволжья в эпоху средневековья. Урало-Поволжье - это исторический регион, впитавший традиции нескольких мировых религий, взаимодействовавших между собой и политеистическими представлениями коренных народов. Актуальность получает рассмотрение колонизационного взаимодействия в контексте информационного подхода, что, вероятно, позволит пересмотреть некоторые привычные для историографии оценки относительно «новых» факторов влияния для региона. Информационный подход предполагает следующие процессы: кодирование, выделение признаков, фильтрация, распознавание, осмысливание, выработка решения, формирование ответного действия. Данный подход в значительной степени отличается от рассмотрения колонизации и освоения как в основном хозяйственных процессов, что было характерным для исследований XX в.
Примечания
1 Менщиков, В. В. Русская колонизация Зауралья в XVП-XVШ вв. : общее и особенное в региональном развитии : автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Курган, 2004. С. 4.
2 Там же. С. 4; Черносвитов, П. Ю. Русская колонизация Севера : становление и разрушение «генофондов культуры» // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVИ-XIX вв. (историко-археологические исследования). Владивосток, 1994. Т. 1; Алексеев, А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки (до конца XIX в.). М., 1982. С. 3.
3 Шумилов, В. Н. Русская колонизация башкирских земель Осинского Прикамья в XVII-XIX вв. Уфа, 2002.
4 Пестерев, В. В. К теории колонизационных процессов : общество и его информационно-семиотический контекст // Многокультурное измерение исторического образования : теория и практика : Пятые всерос. ист.-пед. чтения. Екатеринбург : УрГПУ, 2001. С. 56.
5 Там же. С. 56.
6 Там же. С. 56-57.
7 Валеева-Сулейманова, Г. Ф. Искусство Золотой Орды как части исламской цивилизации // Золотоордынская цивилизация : сб. ст. Казань, 2009. Вып. II. С. 18-19.
8 Чёрная, М. П. Русский город Сибири конца XVI-XVШ вв. в археолого-исторической ретроспективе : автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Томск, 2007. С. 8.
9 Романов, В. Н. Взаимодействие культурных систем в этническом пространстве среднего Поволжья. Ульяновск : УлГУ, 2003. С. 6-99.
10 Оборин, В. А. Заселение и освоение Урала в конце XI - начале XVII в. Иркутск, 1990; Преображенский, А. А. Очерки колонизации Западного Урала в XVII - начале XVIII в. М., 1956; Кафенгауз, Б. Б. Из истории колонизации Урала в XVII столетии // II Докл. и сообщ. ист. фак. МГУ. М., 1948. Вып. 7. С. 33-36; Чагин, Г. Н. Этнокультурная история Среднего Урала в конце XV - первой половине XIX в. Пермь, 1995; Агафонова, Н. Н. Заселение и хозяйственное освоение Среднего Прикамья русскими во второй половине XVI - первой половине XIX в. : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Екатеринбург, 1997. С. 11-22.
11 Пестерев, В. В. Организация населения в колонизируемом пространстве : (Очерки
истории колонизации Зауралья конца XVI -середины XVIII в.). Курган, 2005. С. 14.
12 Там же. С. 15.
13 Васильев, Д. В. Об истории и социальной роли ислама в Золотой Орде // Традиционная народная культура и этнические процессы в многонациональных регионах Юга России : материалы Всерос. науч.-практ. конф. 8-9 июля 2006 г. Астрахань : Изд-во АИПКП, 2006. С. 36.
14 Там же. С. 37.
15 Малов, Н. М. Религия в Золотой Орде / Н. М. Малов, А. Б. Малышев, А. И. Ракушин. Саратов, 1998. С. 83.
16 Иванов, А. Н. К вопросу о причинах принятия ислама золотоордынским ханом Берке // Золотоордынская цивилизация : сб. ст. Вып. II. Казань, 2009. С. 107.
17 Кобищанов, Ю. М. Почему распалась Золотая Орда и была ли она исламским государством? // Очерки истории распространения исламской цивилизации : в 2 т. Т. 2. Эпоха великих мусульманских империй и Каирского Аббасидского Халифата (середина XIII - середина XVI в.). М., 2002. С. 128.
18 Малышев, А. Б. Христианство в истории Золотой Орды : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратов, 2000.
19 Сочнев, Ю. В. Православие как фактор развития религиозной ситуации в Золотой Орде // ТехШт Historiae: Исследования по теоретическим и эмпирическим проблемам Всеобщей истории. Н. Новгород : НГПУ, 2008. Вып. 3. С. 165.
20 Там же. С. 151.
21 Зайцев, А. В. Дореволюционная российская историография христианизации народов Среднего Поволжья. Чебоксары, 2009. С. 3-4.
22 Там же. С. 4.
23 Оборин, В. А. Заселение и освоение Урала.; Чагин, Г. Н. Этнокультурная история.
24 Оборин, В. А. Заселение и освоение Урала. С. 62; Полубояринова, М. Д. Русь и Волжская Болгария в X-XV вв. М., 1993. С. 14; Захаров, С. Д. Древнерусский город Белоозеро. М., 2004. С. 161; Макаров, Л. Д. Древнерусское население Прикамья в XXV вв. Ижевск, 2001. С. 11; Макаров, Н. А. Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII вв. М., 1997. С. 151-155.
25 Горюнова, Е. И. Этническая история Вол-го-Окского междуречья // Материалы и исследования по археологии СССР. 1961. № 94. С. 130-138; Дубов, И. В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 112.
26 Кудряшов, Г. Е. Проникновение христианства к народам Волжско-Камского края / Г. Е. Кудряшов, Л. Г. Шатунова // История христианизации народов Среднего Поволжья. Чебоксары, 1988. С. 7-12.
27 Оборин, В. А. Заселение и освоение Урала. С. 62.
28 Оборин, В. А. Использование русским населением в XV-XVII вв. поселений нерусского населения на Урале // Древности Волго-Камья. Казань, 1977. С. 119.
29 Макаров, Н. А. Население русского Севера в XI-XIII вв. М., 1990. С. 111.
30 Полубояринова, М. Д. Русь и Волжская Болгария. С. 14.
31 Макаров, Н. А. Население русского Севера. С. 151-155.
32 Там же С. 151-155.
