CC BY
110
Н.Г. Кац, А.А. Киличенков
«ВЫЖИТЬ, НЕ УМЕРЕТЬ...»: К ИЗДАНИЮ В США КОЛЛЕКТИВНОЙ МОНОГРАФИИ О ПРОДОВОЛЬСТВЕННОМ СНАБЖЕНИИ В СССР ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
N. Kats, A. Kilichenkov
"To Survive, not to Die...": On a Collective Monograph about Food Supply in the USSR during the Great Patriotic War Published in the USA
70-летие со дня окончания Второй мировой войны стало заметной вехой, как в российской, так и в американской историографии. Ученые обеих стран, используя новые материалы и ранее недоступные исследователям архивные документы, с позиций, привнесенных в историческую науку XXI веком, обратились как к еще недостаточно исследованным, так и ко многим уже рассмотренным, но и требующим уточнения аспектам истории войны.
В России 70-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне ознаменовалось целым фейерверком публикаций и конференций самого разного уровня. В своей совокупности все они стали отражением острейшего интереса российского общества к событиям войны, востребованности нового научного знания. Анализ тематической наполненности конференций, состоявшихся как в столице, так и в региональных научных центрах, выявляет устойчивый интерес исследователей к «невоенной» истории войны. Можно утверждать, что в первые десятилетия наступившего века фокус научного поиска сместился с проблем собственно военно-политических, военно-экономических и военно-технических к вопросам социальной истории и антропологии войны. В итоге проблематика «человек/социум в условиях войны» оказалась в числе явных «историографических фаворитов» нашего времени1.
Примечательно, что спектр исследуемых проблем расширяется за счет вопросов, ранее не вызывавших интереса исследователей, - национальные отношения в процессе эвакуации, военная повседневность детей в тылу2. Наиболее подробно изучаются проблемы антропологии войны на примере блокадного Ленинграда3.
Весьма показательно и то, что позиции академического сообщества в этом отношении остаются более консервативными. Общим и наиболее полным выражением этой тенденции стала публикация фундаментального труда - 12-томной истории «Великая Отечественная война 1941 - 1945 годов» (М., 2011 - 2015), - в полной мере отразившего и состояние, и уровень современной российской
историографии. Лишь в 1-м, обзорном, томе издания из 10-ти глав две посвящены тематике «человек/социум на войне», остальные 11 томов отведены прежней и привычной, давно устоявшейся военно-экономический и военно-политической проблематике.
За пределами России акцент на социальной истории, в том числе и социально-антропологической истории войны, был сделан давно. Открытость российского общества и государства 1990-х гг. дала возможность зарубежным коллегам проводить «полевые исследования» в архивах, приблизила к источникам, сделала практику прямого общения и взаимодействия российских и иностранных историков повседневным явлением. Все это стало фактором формирования новой историографической ситуации к концу 1990-х - началу 2000-х гг.
В новых условиях и российские историки, и их зарубежные коллеги кардинально расширили спектр изучаемых явлений. В полной мере это относится и к истории Великой Отечественной войны.
Среди новых, мало исследованных западными историками проблем истории Второй мировой войны до недавнего времени были и такие, как снабжение продовольствием советской армии и тыла, а также голод в тылу. За исключением публикаций, посвященных блокаде Ленинграда в 1941 - 1944 гг., в западной историографии практически не было обобщающих работ, всесторонне освещающих продовольственное снабжение в СССР в годы войны и роль Советского государства в решении вопросов обеспечения армии и тыла продуктами питания. Сегодня эта брешь в наших знаниях о войне во многом заполнена благодаря опубликованной в 2015 г. издательством Индианского университета коллективной монографии историков США и Англии «Голод и война: Продовольственное снабжение в Советском Союзе в годы Второй мировой войны»4.
Появление этого коллективного труда стало результатом работы в рамках нескольких научно-исследовательских проектов. Важнейшим из них стал проект Американского Совета научных сообществ по совместным исследованиям «Советский тыл: Труд, жизнь и благонадежность в период Второй мировой войны» (2011 - 2012 гг.). Большую роль сыграл и семинар «Продовольствие, голод и смертность: Снабжение фронта и тыла в СССР в период Второй мировой войны», состоявшийся в Университете Карнеги-Меллона (Питт-сбург, США) в апреле 2012 г. Кроме того, существенным вкладом послужили результаты исследований Дональда Филтцера в рамках более крупного проекта «Здоровье, болезни и смертность в советском тылу в годы Второй мировой войны», финансируемого известным английским благотворительным фондом "Wellcome Trust" в течение 2009-2012 гг. Часть материалов была собрана в 2009 г. тем же исследователем благодаря помощи американского Национального фонда поддержки гуманитарных исследований и совместной с профессором Университета Карнеги-Меллона Вэнди Голдман иссле-
довательской стипендии Американского совета научных обществ (АСЬБ), полученной в 2012 г.
Столь существенная поддержка благотворительных фондов и научных сообществ организации и проведения исследований в весьма узкой области свидетельствует о специфической историографической ситуации, в которой в настоящее время ведут свои исследования историки США и Англии.
Об этом же свидетельствует и состав авторов коллективной монографии «Голод и война: Продовольственное снабжение в Советском Союзе в годы Второй мировой войны». Большинство из них - известные американские и английские исследователи социальной истории СССР, исторической антропологии, истории повседневности.
Авторские работы, сведенные в коллективную мнографию, основаны на скрупулезном изучении новых уникальных документов и материалов, обнаруженных исследователями в центральных и региональных архивах Российской Федерации, мемуарной литературы, периодических изданий и, конечно, российской и западной историографии. В этой связи хотелось бы подчеркнуть, что авторы в своих разделах показывают не поверхностное, как иногда бывает в западной историографии, а глубокое знание источников и работ российских коллег. И это придает работе обобщающий характер. К тому же, этот коллективный труд объединил специалистов в области социально-политической, военной истории и в области истории российской медицины. Впечатляет и аппликация статистических методов в подходе к анализу данных о голоде в тылу, продовольственном снабжении на передовой и роли американского ленд-лиза в улучшении продовольственной ситуации в СССР. Все разделы монографии не только тщательно отредактированы, но и содержат взаимные ссылки авторов, что придает изданию целостный характер.
Коллективная монография позволяет лучше понять продовольственную политику Советского государства в военные годы, реакцию на эту политику как на фронте, так и в тылу, а также то, какую цену народы СССР заплатили за победу в Великой Отечественной войне.
Так, автор первого раздела, профессор истории Университета Карнеги-Меллона, известный специалист по истории СССР сталинского периода Венди Голдман, пишет о том, как в начале войны, когда государственная розничная торговля перестала существовать, государство постепенно перевело всю экономику на военные рельсы. Она описывает, как на заводах и фабриках СССР, срочно эвакуированных из районов военных действий и начинавших, часто под открытым небом, выпуск продукции для нужд фронта, рабочие трудились, получая, особенно в 1941-1943 гг., миску жидкого супа или маленький паек, который в калорийном отношении никак не мог покрыть затраты их физического труда5.
Во втором разделе доктор исторических наук, специалист по социальной и повседневной истории периода Великой Отечественной войны Брэндон Шехтер рассказывает о тех, кто был на передовой, о том, что для солдат, ежеминутно видевших лицо смерти, такие слова, как «пища» и «хлеб» приобрели новое содержание. Нередко, перед наступлением, они ели то, что предназначалось для их товарищей, павших в бою и, как вспоминал один участник войны, «мы ели за них»6.
В третьем разделе профессор истории Бостонского университета Алексис Пери повествует о том, как в годы войны жители тыловых городов и блокадного Ленинграда стоя в очередях и при случайных встречах, например в банях, делились мыслями о несправедливости всей системы распределения, гарантировавшей немногим сносное выживание и обрекавшей большинство на мучительный голод7.
В четвертом разделе профессор истории Университета Куинс в Кингстоне (Канада), специалист по социальной истории Великой Отечественной войны Ребекка Манлей описывает страдания больных голодной (алиментарной) дистрофией. Она рассказывает о врачах блокадного Ленинграда, их новаторском понимании этого заболевания и попытках помочь страдающим от него. Она находит параллели между деятельностью ленинградских врачей-блокадников и их коллег, пытавшихся не только помочь, но и в научных целях зафиксировать информацию о больных алиментарной дистрофией в Варшавском гетто8.
В пятом, заключительном, разделе профессор истории Университета Восточного Лондона, специалист по социальной и повседневной истории СССР 1930-х - 1980-х гг. Дональд Филцер освещает проблемы голода и смертность мужчин-рабочих через статистический анализ новых архивных и опубликованных документов и материалов. Такой обобщающий статистический анализ является новым в подходе к исследуемой теме. С другой стороны, он позволил собрать воедино, обобщить основные идеи авторского коллектива9.
Обращает на себя внимание и вступительный раздел монографии, написанный Венди Голдман и Дональдом Филцером, где анализируются планы гитлеровской Германии по порабощению Советского Союза и превращению его в сырьевой придаток Германии. В этой связи интересно отметить, что еще до нападения на СССР нацистские идеологи выдвигали бредовую идею о том, что Германия сможет полностью обеспечить себя продовольствием только в случае завоевания территории СССР10. Они планировали превратить 14 млн советских крестьян в рабов, интегрировать в немецкое общество небольшое число советских граждан, а остальных, около 70 млн человек, депортировать в арктическую зону, где, как предполагалось, они были бы обречены на тяжелый физический труд, голод и, как результат, быстрое вымирание11.
Однако этим хищническим, человеконенавистническим планам
не удалось осуществиться, благодаря, в первую очередь, героизму советских людей и организаторской работе партийных и государственных органов. Касательно же снабжения населения продуктами питания, несмотря на гигантские трудности и шок первых дней войны, уже через неделю после фашистского вторжения на территорию СССР, Советское государство взяло под контроль, там, где это только было возможным, все продовольственные ресурсы, чтобы обеспечить снабжение фронта и тыла. Сложившаяся в первые дни войны система продовольственного снабжения населения была основана на простой идее о том, что те, кто тратил много энергии, должны были получать больше пищи. Единственным исключением из этой нормы были официальные лица, работавшие в оборонной промышленности: для них нормы отпускаемого продовольствия были значительно выше их энергетических затрат12.
Венди Голдман отмечает, что и сегодня многие историки утверждают, что победа над фашизмом является заслугой народа, а не Советского государства. Они также отрицают значение и роль Коммунистической партии в достижении победы. Согласно такой точки зрения, война была выиграна индивидуумами, которые спонтанно объединились с тем, чтобы победить страшного врага. Воодушевленные патриотизмом и национальной гордостью, они боролись не за идеи социализма и сохранение Советской политической системы, а за Отечество, за «Мать-Родину». Так, Вильям Москофф, говоря о продовольственном снабжении населения в годы войны, утверждает, что гражданское население СССР было накормлено не благодаря советской политической системе, а наоборот, вопреки ей13. Полемизируя с ним, Венди Голдман убедительно доказывает, что Советское государство не было абстракцией как таковой, а конкретно проявляло себя через работу партийного аппарата, местных Советов, профсоюзов, Наркомата торговли СССР и многих других наркоматов и организаций.
Материалы, проанализированные и обобщенные в коллективной монографии, свидетельствуют о том, что все эти организации Советского государства сыграли ключевую роль в обеспечении продовольствием и фронта, и тружеников тыла. Невозможно понять, как работала вся система снабжения, как в центре, так и на местах, без анализа и учета организаторской роли Советского государства. Венди Голдман подчеркивает, что было бы ошибочным рассматривать продовольственное снабжение в годы войны с позиции спрятавшегося в бункере обывателя, готового для собственного прокормления грабить все и всех. Правильное толкование всей истории Великой Отечественной войны, включая и вопросы продовольственного обеспечения фронта и тыла, сегодня требует честного и открытого разговора о людях, организованных на борьбу со смертельным врагом под руководством мощного государства, которое, в то же время, старалось, как могло, заботиться о защитниках Родины и охранять их
интересы.
Таким образом, как показывает Венди Голдман, продовольственное снабжение в СССР в годы войны основывалось на государственной стратегии, комбинировавшей снабжение из центра и на местах, обеспечение пищей через рабочие столовые, коллективное и индивидуальное огородничество, карточную систему, а где это было возможным - рынки и т.д. И, как результат, эта слаженная и хорошо управляемая государством система позволила труженикам тыла внести свой весомый вклад в победу над фашизмом.
В то же время, продовольственная политика имела и свои ограничения. Во-первых, в условиях войны враг оккупировал значительную часть европейской территории Советского Союза, включая и зону, наиболее благоприятную для ведения сельского хозяйства. Поэтому сельскохозяйственное производство было, в основном, сосредоточено в Средней Азии и Сибири, при практически полном отсутствии гужевого скота, реквизированного в Красную армию, и каких-либо механизмов и машин. В этих трудных условиях необходимо было накормить миллионы тружеников тыла, многие из которых были эвакуированы вместе с предприятиями, на которых они трудились до войны.
Во-вторых, государство, как ни старалось, часто не могло обеспечить население городов и рабочих поселков продовольствием согласно тем нормам, которые оно само регламентировало.
И, наконец, в-третьих, в 1941-1942 гг. фронт тоже ощущал недостаток продовольствия.
В этой связи Брэндон Шехтер указывает, что Советское государство только в 1943 г. смогло обеспечить нормальное снабжение армии. Он отмечает, что в первые годы войны бойцам на передовой нередко приходилось воевать на пустой желудок. Эта критическая ситуация и заставила государство пересмотреть свою роль и обязательства по обеспечению нормального снабжения на фронте14. При этом, как подчеркивает автор, хотя в годы войны Советское государство и ставило интересы фронтовиков выше интересов гражданского населения, стараясь, в первую очередь накормить солдат, оно никогда не забывало и о тружениках тыла.
Брэндон Шехтер анализирует этимологию слов «паек» и «продовольственная норма»15. Он пишет и об истории пайка в царской армии времен Первой мировой войны, и о пайковом обеспечении бойцов Красной армии на фронтах Гражданской войны. Во всех армиях мира задачей пайка было поддержать нормальное функционирование солдат и, в то же время, быть легким и небольшим в размерах. Вот почему жиры, которые дольше перевариваются организмом и, соответственно, дольше дают ощущение сытости, доминировали в солдатских пайках вместе с углеводами, которые богаты калориями. Количество калорий в пайке обычно зависело от характера исполняемой службы: солдаты в боевой обстановке получали сухой
паек, имевший 3 163 калорий, а летчики - паек в 4 063 калорий (это были нормы предвоенного времени). Официальные источники за сентябрь 1941 г., цитируемые автором, называют цифры для солдат от 2 659 калорий (для тех, кто не был на передовой) и до 3 450 калорий (на линии фронта), а для летчиков - до 4 712 калорий16. Интересно отметить, что Советское государство, особенно в начальный период войны, всячески давало понять тем, кто был на передовой, что оно будет снабжать их продовольствием только в случае, если прекратится отступление. По наблюдению автора, советская пропагандистская риторика подчеркивала и идею о том, что любые провалы в снабжении, особенно на фронте, не являются результатом ошибочной политики партии и государства, а происходят из-за неправильных действий бюрократов на местах.
Раздел, написанный Алексис Пери, базируется на идее о том, что голод и практика распределения продовольствия в блокированном Ленинграде меняли представление ленинградцев не только о самих себе, но и об окружающих их людях и обществе в целом. Основой авторского анализа стали дневники блокадников - 20 уже опубликованных и 100, хранящихся в архивах. Эти исторические документы и явились канвой для анализа эволюции социальных норм и порядка, имевших место в 1941 - 1942 гг. в Ленинграде, сжатом кольцом блокады. В холодную зиму 1941/42 гг. ленинградцы старались как можно реже покидать свои жилища, чтобы сохранить жизненную энергию и какое-то тепло. Тем не менее, не возможно было избежать очередей, как в магазинах, так и в столовых на производстве, чтобы отоварить карточки. Для авторов дневников очереди стали микрокосмом блокадного города и выражением нового социального порядка, установленного военным временем. К тому же, то, о чем писалось в дневниках, отражало как персональный опыт стояния в очередях, так и личностное отношение писавших к социальным иерархиям и ценностям социализма. Продовольствие, как следует из этих мемуаров, стало в годы блокады не только самой большой ценностью, но и источником социальной стратификации17.
Авторы дневников, например, писали о ничтожном количестве еды, которую они получали по своим карточкам, по сравнению с тем, что получали представители высших категорий в снабжении. Они также верили, что происходила какая-то нечестная игра, что ими просто манипулировали, обрекая на голодную смерть. Надо отметить, что в Ленинграде продуктовые нормы были точно такими же, как и по всей стране. Однако в условиях блокады население города получало продовольственный паек в количественном отношении намного меньше, чем где-либо по стране.
Конечно, настроение в очередях контролировалось и бралось на учет органами НКВД. Хорошо известно, что в блокадном городе постоянно происходили аресты. Поиски внутренних врагов были традицией сталинского общества, а в условиях блокады эта пара-
нойя приобрела новые тенденции. Власти старались всячески срыть правду о положении в городе и не допустить распространения слухов и утечки информации о масштабах голода и смертности18.
Проанализированные Алексис Пери дневники блокадников являются прекрасным источником изучения психологии очередей: многое их авторы, боявшиеся высказаться вслух в очередях о том, что они думали о «социальном равенстве» в распределении, были более чем откровенны в своих дневниковых записях, выражая свою ненависть к «избранным», получавшим большие пайки и всегда поставленным в голове очереди19.
Что касается поведения людей, сильное впечатление оставляет описания, оставленные авторами дневников о том, как в первую блокадную зиму люди общались друг с другом, в основном, стоя в очередях за продуктами или же в столовых на предприятиях. Они были молчаливы и избегали каких-либо разговоров, особенно во время приема пищи, старясь медленно ее пережевывать, сосредоточиваясь на том, чтобы растянуть сам процесс еды. Многие отмечали в своих дневниковых записях, как голод деформировал манеры и поведение ленинградцев: страдания от голода вели к грубости, эмоциональной нестабильности и бесчувственности20.
Смерть стала «визитной карточкой» блокадного города. Коллективная монография ссылается на данные, опубликованные в американской и российской историографии, утверждая, что за первые одиннадцать месяцев блокады погибло около 37 % населения города. Однако на фоне массового голода и смерти выделялась и «новая элита». В дополнение к партийным руководителям, получавшим «жирные» пайки из специальных распределителей, авторы дневников с ненавистью писали о работниках булочных и столовых на производствах, которые не стесняясь воровали и даже не чувствовали никакой вины перед теми, кого голод обрекал на смерть. Их пальцы и уши украшали ювелирные изделия из драгоценных металлов, которые они получали от страдающих от голода или умирающих в обмен на хлеб и другие сворованные продукты21.
Подобно тому, как это всегда имело место в ГУЛАГе, в блокадном городе, пишет Алексис Пери, ходовой валютой стал секс. Авторы дневников писали о женщинах, встреченных ими на улицах Ленинграда, которые были полны энергии, имели здоровый цвет лица, коренным образом отличавшийся от бескровных, синюшных лиц всех остальных. Они называли их «паразитками», жившими за счет других. Эти «блокадные жены» были содержанками руководителей распределителей и столовых, они были всегда хорошо одеты и тщательно причесаны, в глаза бросались их яркий маникюр и высокие каблуки. Среди категории «блокадных нуворишей» выделялась группа «аристократок кухни», которые могли оплатить миской супа своим сожителям их «дружбу». Алексис Пери приводит цитату из дневника блокадника Ивана Савинкова: «Прежде всего, и в первую
очередь, такая "аристократка" - это жирная туша, разряженная в шелка, бархат, стильные сапоги и ботинки. В ушах - золотые серьги, на пальцах - столбы золотых колец, и, часы, конечно же, краденые, золотые и обычные, в зависимости от ее "статуса". Когда эта "аристократка" разговаривает с тобой, ей обязательно нужно смотреть на часы, поднимая запястье к глазам и очень долго пялясь на них. Наглая и дерзкая речь ее от того, что она уверена, что купит тебя на ночь за тарелку супа. Разговор ее - исключительно о еде, или же о том, кто, как и сколько крадет»22.
Профессор Алексис Пери с горькой иронией отметила, что в годы блокады романтические отношения среди стоявших в очередях изможденных ленинградцев практически полностью исчезли. Однако секс продолжал играть весьма важную роль в социально-экономической структуре города, особенно для определенной части его населения23.
Одним из важных достоинств коллективной монографии является специальный раздел, посвященный истории медицины. В частности, как указывалось выше, Ребекка Манлей освещает роль медицинской науки в борьбе с голодом. Хорошо известно, как ленинградская поэтесса Вера Инбер детально описала голод в Ленинграде. В это страшное время новым медицинским термином блокады стало слово «дистрофик». Из книги читатели узнают и о том, что муж писательницы, профессор И.Д. Страшун, возглавлял 1-й Ленинградский медицинский институт им академика И.П. Павлова и сделал многое не только для спасения жертв дистрофии, но и для аккумулирования знаний и опыта блокадных врачей в симптоматике и лечении этого тяжелейшего заболевания. Результатом его работы стало опубликование в 1944 г. капитального труда об алиментарной дистрофии.
Отметим, что само слово «дистрофия» впервые было напечатано в изданном в 1937 г. словаре иностранных слов. В медицинской практике XX в. врачам, оказывавшим помощь узникам Варшавского гетто и жителям блокадного Ленинграда, прошлись иметь дело с алиментарной дистрофией - заболеванием, являющимся результатом продолжительного голода. Блокадные врачи создали новую концепцию, рассматривавшую алиментарную дистрофию как одно из страшных заболеваний человеческого организма. В то же время, блокадные врачи, как и их коллеги в Варшавском гетто, сами страдали от голода, а многие, вероятно, и от дистрофии. Вот почему, как считает Ребекка Манлей, к ним весьма применима идея, высказанная американским историком Даной Симмонс, о том, что эти врачи оставили документальные описания, в которых отражен их собственный жизненный опыт страданий от голода24.
Развивая мысли о блокаде, высказанные Лидией Гинзбург, Ребекка Манлей пишет и о том, что в самой системе распределения продовольствия была заложена возможность сносного выживания
для одних и невозможность для других, а это, в свою очередь, делало жителей блокадного города невольными участниками своего рода страшного эксперимента, проводимого над живыми людьми, по изучению влияния голода на человеческий организм25.
Интересны и рассуждения Ребекки Манлей о физиологии и психологии голода. В частности, она ссылается на слова главного врача Ленинградского фронта Е.М. Гольштейна о том, что дефицит протеина является фундаментальным патогенным фактором алиментарной дистрофии. Профессор Е.М. Гольштейн писал о том, что голод выявил и разительную разницу между мужским и женским организмами. Говоря об этиологии и патогенезе алиментарной дистрофии в Ленинграде с декабря 1941 по январь 1942 гг., он подчеркивал, что среди больных доминировали и умирали, в основном, мужчины. На специальной конференции по дистрофии, организованной в Ленинграде в конце 1942 г., на вопрос одного из участников о том, почему смертность от дистрофии была такой высокой среди мужчин, Е.М. Гольштейн, с горечью ответил, что болезнь «просто мстила мужчи-нам»26. Тем не менее, основным фактором выживаемости были жировые отложения, которых больше у женщин, чем у мужчин.
В исследованиях ленинградских медиков об алиментарной дистрофии отмечалось и деформирующее влияние голода на нервную систему и поведение человека. Так, наблюдения за ста больными, страдавшими дистрофией, которые включали не только клинические наблюдения, но и анализ их писем и дневников, выявили, что две трети из них проявляли вялость, угрюмость и безразличие, а остальная треть - раздражительность. В то же время все больные характеризовались эгоцентризмом, и они зачастую совершали действия, которые в довоенной жизни были бы немыслимы для них27.
В написанном Ребеккой Манлей разделе монографии говорится и о попытках лечения больных дистрофией. Так, на одном из совещаний в Ленинградском городском отделе здравоохранения в 1942 г. обсуждалась диета для дистрофиков и рекомендовалось использовать альбумин (сухой яичный белок) и казеин для приготовления различных блюд для больных. В самые страшные дни блокады, зимой 1941/42 гг., ленинградские врачи предложили использовать в пищу заменители, включая казеин и дрожжи, чтобы противостоять разрушительному действию голода на организм человека. И этим они спасли жизни тысячам блокадников.
Рассказывается и об известном педиатре, профессоре А.Ф. Туре. Ему, как известно, принадлежат фраза, ставшая крылатой: «Во время блокады мы страдали многими дефицитами, но у нас не было дефицита совести». Профессор Тур сделал очень многое, чтобы спасти страдавших от дистрофии ленинградских детей. В частности, он предупреждал о смертельной опасности перекармливания истощенных пациентов, особенно детей, и о необходимости использования только терапевтически оправданных легкоперевариваемых блюд28.
Научно-исследовательская работа советских медиков не прекращалась ни на день в блокадном городе. А в 1943 г. ученые ленинградского Всесоюзного института экспериментальной медицины докладывали об изучении алиментарной дистрофии и практическом внедрении его результатов на заседании Президиума Всероссийского медицинского совета в Москве. Именно начиная с 1943 г. термин «дистрофия» стал появляться и на страницах блокадных дневников, описывавших ужасные последствия влияния голода на физическое состояние, ум и психику ленинградцев29.
В 1943 г. случаи голодной (алиментарной) дистрофии, как и смерть из-за нее, стали характерны и начали регистрироваться не только в блокадном городе, но и во многих других городах и населенных пунктах советского тыла. Сам медицинский диагноз «алиментарная дистрофия» стал официально приемлемым. Как сказал один из участников медицинской конференции, проведенной в Москве в 1944 г., «нет такого уголка в Советском Союзе, где бы дистрофические процессы не выявили себя в различных своих прояв-лениях»30. Причем в то время как в Ленинграде дистрофия являлась вопросом жизни и смерти, в тылу вопрос борьбы с дистрофией рассматривался не только как важнейшая медицинская проблема, но и как заболевание, способное снизить производительность труда.
Поэтому не удивительно, что алиментарная дистрофия во время войны также появилась в лексиконе ГУЛАГа. Условия содержания заключенных в лагерях значительно ухудшились, рабочий день удлинился, в то время как поступление продовольствия для питания заключенных резко сократилось. И, как результат, к концу война одна треть всех заключенных умерла от голода и болезней. Согласно официальной статистике, среди 800 000 умерших в лагерях к 1945 г., было много тех, кто погиб из-за алиментарной дистрофии31.
В пятом, заключительном, разделе монографии, написанном Дональдом Филцером, дается уникальный статистический анализ такого мало изученного явления, как высокая смертность в прифронтовых городах и тылу СССР в годы Великой Отечественной войны. До недавнего времени историки, занимавшиеся вопросами демографии военного периода в СССР, не имели возможности изучать смертность по причине голода, в первую очередь потому, что в годы войны, вероятно до 1943 г., существовала негласная директива партийно-государственного руководства, не позволявшая статистическим органам регистрировать такую причину смерти. Поэтому многие умиравшие из-за дистрофии регистрировались под широкой категорией «другие причины смерти». Согласно предположению, высказанному Дональдом Филцером, категория «другие причины смерти» в советской государственной статистике смерти является прямым указанием на то, что под ней пытались, до определенного времени, скрыть реальную причину - голод32.
Так, 1942 г. принес очень высокий уровень детской смертности.
Если в 1941 г. на тысячу родившихся детей пришлось 206 смертей, то в 1942 г. - 345. Статистика смерти в тылу говорит и о том, что настоящий кризис, вызванный голодом, пришелся на 1943 г. и его главными жертвами стали дети и старики. Статистика 1944 г. выглядит несколько иначе: уровень смертности упал, однако процент смертности от голода и связанных с ним болезней резко возрос.
Почему, задается вопросом Дональд Филцер, пиком смертности от голодания был 1943 г., а не 1942 г.? В этой связи он указывает на три главные причины. Во-первых, клинически голодание начинает проявлять себя со временем, когда организм истощается, теряя энергию и запасы протеина. К 1943 г. дисбалансе протеина в организмах людей за 18 месяцев войны достиг патологического уровня и привел к высокой смертности среди взрослого населения тыла СССР.
Во-вторых, в особенно больших масштабах голод имел место на Урале, где, в дополнение к суровому климату, фабрики и заводы в большинстве случаев не отапливали. К тому же, многим рабочим проходились ходить пешком на работу и возвращаться к себе домой, преодолевая большие расстояния. Труд, особенно на предприятиях оборонной промышленности, отличался особой интенсивностью. Иными словами, на физическое состояние рабочих влияло несоответствие между затратами энергии и ее возмещением через потребляемую пищу.
В-третьих, 1943 г. был неурожайным и, как результат, в ноябре 1943 г. нормы снабжения в тылу были значительно сокращены. К тому же, на Урале полностью погиб весь урожай картофеля, одного из важнейших продуктов питания в военные годы33.
В своем анализе смертности от голода Дональд Филцер рассматривает ее не как результат только одного голода, но, как скорее всего, следствие комплекса заболеваний, включающих как алиментарную дистрофию, так и туберкулез. Недостаток протеина в организме человека, как известно, ведет к большому числу заболеваний, а в ряде случаев и к смерти. Вот почему, считает исследователь, при демографическом анализе смертности от голодания должен рассматриваться комплекс заболеваний, связанных с недостаточным питанием.
Конечно, туберкулез, как социальное заболевание, был эндемическим в дореволюционной России. Однако трудно согласиться с мнением автора и статистикой, на которую он ссылается, о том, что в довоенном СССР туберкулез был главной причиной смерти как мужчин, так и женщин в возрасте от 5 до 45 лет. В условиях, когда антибиотики еще не были изобретены, инфекционные заболевания - такие, как туберкулез, энтерит, колит, сыпной тиф и другие, - вероятно, все вместе являлись главной причиной смертности населения. К тому же голод, имевший место в отдельных регионах страны, также был важной причиной. Если смертность от туберкулеза официально регистрировалась и учитывалась статистикой как
в центре, так и на местах, то другие многочисленные инфекционные заболевания, которые вели к смерти, не попадали в статистику. И в целом во многих районах СССР до войны существовал недоучет причин смертности населения. Вот почему представляется спорным называть туберкулез главной причиной смертности в довоенный период34.
Дональд Филцер отмечает также, что смертность от голода была особенно высока среди тех, кто получал паек меньше других. Среди них были рабочие, систематически не выполнявшие высокие нормативы труда и не получавшие по этой причине дополнительное питание; эвакуированные граждане, не имевшие на новом месте огорода; рабочие, набранные в Средней Азии и прибывавшие в места назначения уже очень ослабленными и к тому же с трудом приспосабливавшиеся к суровому климату Урала и к новому для них питанию; рабочие «Трудовой армии» (активно изучается в современной российской историографии35); неработающие иждивенцы; все те, чье здоровье было очень плохим. Таким образом, в 1942 и в 1943 гг. все эти слабые и незащищенные граждане были обречены умереть первыми36.
Анализ статистических данных говорит и о роли ленд-лиза в продовольственном снабжении фронта. Так, в 1942-1943 гг. каждый советский солдат в своем рационе имел 1 162 калории, полученные через ленд-лиз, в 1943-1944 гг. - 2 014 калорий, а в 1944-1945 гг. - 1 622 калории37. Эти цифры говорят и об уровне советско-американского сотрудничества в годы Второй мировой войны, о котором надо помнить всегда.
В заключении хотелось бы пожелать увидеть коллективную монографию американских и английских историков переведенной на русский язык. Верится, что ее издание в России вызовет большой интерес как специалистов-историков, так и для всех тех, кто не равнодушен к истории своего Отечества.
Примечания
1 Рыблова М.А. «Территория детства» в пространстве Великой Отечественной войны (на материалах Сталинградской битвы) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4. История. Регионо-ведение. Международные отношения. 2014. № 4 (28). С. 37-50; Копылов Ф.В. Повседневная жизнь эвакуированного гражданского населения в прифронтовых городах вологодской области и тыловом Урале в годы Великой Отечественной войны: сравнительный анализ // Вестник Череповецкого государственного университета. 2014. № 4 (57). С. 54-57; Чащухин А.В. Эвакуированные или депортированные? Образы чужаков и стратегии повседневности в отчетах партийных руководителей Прикамья // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2015. Вып. 1 (28). С. 228-235; Козлов Н.Д. Повседневная жизнь в советском тылу народа в годы Великой Отечественной войны в отечественной историографии начала XXI в.
// Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2014. Т. 4. №. 2. С. 30-45.
2 Потемкина М.Н. Эвакуация и национальные отношения в советском тылу в годы Великой Отечественной войны (на материалах Урала) // Отечественная история. 2002.№ 3. С. 148-156.
3 Яров С.В. Соблюдение нравственных норм в блокадном Ленинграде: Люди в очередях // История и историческая память. 2011. Вып. 3. С. 79-90; Смирнова Л.В. Карточная система и нормированное снабжение гражданского населения г. Ленинграда и Ленинградской области в годы Великой Отечественной войны // Вестник Томского государственного университета. История. 2014. № 3 (29). С. 63-70.
4 Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War / Ed. by Wendy Z. Goldman and Donald A. Filtzer. Bloomington (IN): Indiana University Press, 2015.
5 Goldman W. Not by Bread Alone: Food, Workers, and the State // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 44-97.
6 Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paёk) in the Red Army // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 98-157.
7 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 158-205.
8Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 206-264.
9 Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 265-335.
10 Filtzer D., Goldman W. The Politics of Food and War // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 9.
11 Filtzer D., Goldman W. The Politics of Food and War // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 11.
12 Filtzer D., Goldman W. The Politics of Food and War // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 17.
13 Goldman W. Not by Bread Alone: Food, Workers, and the State // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 95.
14 Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paёk) in the Red Army // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 100.
15 Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paёk) in the Red Army // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 107.
16 Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paёk) in the Red Army // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 109.
17 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 161.
18 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 204.
19 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 170-174.
20 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 186.
21 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 185.
22 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 188.
23 Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942 // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 187-190.
24 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 219.
25 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 221.
26 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 225.
27 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 227, 228.
28 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 231, 232.
29 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 234, 237, 238.
30 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 245.
31 Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 251.
32 Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 268.
33 Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union dur-
ing the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 274-276.
34 Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 278, 279.
35 Гончаров Г.А. Категориальный состав «трудовой армии» на Урале в годы Великой Отечественной войны // Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 34 (249). С. 60-64.
36 Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 312.
37 Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II // Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 335.
Авторы, аннотация, ключевые слова
Кац Наум Григорьевич - профессор Университета Карнеги-Меллона (Питтсбург, США)
Киличенков Алексей Алексеевич - докт. ист. наук, профессор Российского государственного гуманитарного университета (Москва)
В статье, в контексте современной историографии политической истории России, дается оценка коллективной монографии «Голод и Война: Продовольственное снабжение в Советском Союзе в годы Второй мировой войны» (Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War / Ed. by Wendy Z. Goldman and Donald A. Filtzer. Bloomington (IN): Indiana University Press, 2015. 392 p.). Коллективная монография написана несколькими американскими и английскими историками. Она является одним из первых в западной историографии обобщающих исследований, которое освещает продовольственное снабжение гражданского населения и Красной армии в годы Великой Отечественной войны. Особая ценность монографии состоит в том, что использованные авторами новые документы и материалы, равно как и применение статистических методов в историческом исследовании, помогают лучше обобщить и понять опыт Советского государства в решении многосложной задачи обеспечения армии и тыла продуктами питания в тяжелейших экономических и социальных условиях Великой Отечественной войны.
Вторая мировая война, Великая Отечественная война, продовольственное снабжение, паек, голод, голодная (алиментарная) дистрофия, смертность, Ленинград, блокада Ленинграда, ленд-лиз, историография
References (Articles from Scientific Journals)
1. Chashchukhin A.V. Evakuirovannye ili deportirovannye? Obrazy chuzha-kov i strategii povsednevnosti v otchetakh partiynykh rukovoditeley Prikamya.
VestnikPermskogo universiteta. Seriya: Istoriya, 2015, no. 1 (28), pp. 228-235.
2. Goncharov G.A. Kategorialnyy sostav "trudovoy armii" na Urale v gody Velikoy Otechestvennoy voyny. Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta, 2011. № 34 (249). S. 60-64.
3. Kopylov F.V. Povsednevnaya zhizn evakuirovannogo grazhdanskogo nas-eleniya v prifrontovykh gorodakh vologodskoy oblasti i tylovom Urale v gody Velikoy Otechestvennoy voyny: sravnitelnyy analiz. Vestnik Cherepovetskogo gosudarstvennogo universiteta, 2014, no. 4 (57), pp. 54-57.
4. Kozlov N.D. Povsednevnaya zhizn v sovetskom tylu naroda v gody Velikoy Otechestvennoy voyny v otechestvennoy istoriografii nachala XXI v. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A.S. Pushkina, 2014, vol. 4, no. 2, pp. 30-45.
5. Potemkina M.N. Evakuatsiya i natsionalnye otnosheniya v sovetskom tylu v gody Velikoy Otechestvennoy voyny (na materialakh Urala). Otechest-vennaya istoriya, 2002, no. 3, pp. 148-156.
6. Ryblova M.A. "Territoriya detstva" v prostranstve Velikoy Otechestvennoy voyny (na materialakh Stalingradskoy bitvy). Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 4. Istoriya. Regionovedenie. Mezhdun-arodnye otnosheniya, 2014, no. 4 (28), pp. 37-50.
7. Smirnova L.V. Kartochnaya sistema i normirovannoe snabzhenie grazh-danskogo naseleniya g. Leningrada i Leningradskoy oblasti v gody Velikoy Otechestvennoy voyny. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya, 2014, no. 3 (29), pp. 63-70.
8. Yarov S.V. Soblyudenie nravstvennykh norm v blokadnom Leningrade: Lyudi v ocheredyakh. Istoriya i istoricheskayapamyat, 2011, no. 3, pp. 79-90.
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
9. Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 265-335.
10. Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 268.
11. Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 274-276.
12. Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 278, 279.
13. Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 312.
14. Filtzer D. Starvation Mortality in Soviet Home-Front Industrial Regions during World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 335.
15. Filtzer D., Goldman W. The Politics of Food and War. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 9.
16. Filtzer D., Goldman W. The Politics of Food and War. Hunger and War:
Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 11.
17. Filtzer D., Goldman W. The Politics of Food and War. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 17.
18. Goldman W. Not by Bread Alone: Food, Workers, and the State. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 44-97.
19. Goldman W. Not by Bread Alone: Food, Workers, and the State. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 95.
20. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 206-264.
21. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 219.
22. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 221.
23. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 225.
24. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 227, 228.
25. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 231, 232.
26. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 234, 237, 238.
27. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 245.
28. Manley R. Nutritional Dystrophy: The Science and Semantics of Starvation in World War II. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 251.
29. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 158-205.
30. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 161.
31. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 170-174.
32. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 185.
33. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 186.
34. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 187-190.
35. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 188.
36. Peri A. Queues, Canteens, and the Politics of Locations in Diaries of the Leningrad Blockade, 1941 - 1942. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 204.
37. Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paek) in the Red Army. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 98-157.
38. Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paek) in the Red Army. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 100.
39. Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paek) in the Red Army. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 107.
40. Schechter B. The State's Pot and the Soldier's Spoon: Rations (Paek) in the Red Army. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War. Bloomington (IN), 2015. P. 109.
(Monographs)
41. Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War / Ed. by Wendy Z. Goldman and Donald A. Filtzer. Bloomington (IN), Indiana University Press, 2015, 392 p.
Authors, Abstract, Key words
Naum G. Kats - Professor, Carnegie Mellon University (Pittsburg, PA, USA)
Aleksey A. Kilichenkov - Doctor of History, Professor, Russian State University for the Humanities (Moscow, Russia)
Proceeding from the context of the current political historiography of Russia the article reviews the collective monograph Hunger and War: Food Supply in the Soviet Union during the Second World War, edited by Wendy Z. Goldman and Donald A. Filtzer (Indiana University Press, Bloomington, IN, 2015, 392 p.). The monograph features articles written by American and British historians. It is among the first western historical studies to present the latest consolidated research on the supplying of food to the civilian population and the Red Army during the Great Patriotic War. The particular value of this monograph lies in its authors' use of new documents and materials as well as their application of sta-
tistical methods in historical research. Each of these helps to better understand and conceptualize the experience of the Soviet state in resolving the highly complex task of providing both the army and home front with foodstuffs under the extreme economic and social conditions of the Great Patriotic War.
World War II, Great Patriotic War, food supply, ration, hunger, nutritional (alimentary) dystrophy, mortality, Leningrad, Siege of Leningrad (Leningrad Blockade), Lend-Lease, historiography
