CC BY
39
Valerie Curtis. Don't Look, Don't Touch, Don't Eat: The Science behind Revulsion. Chicago: The University of Chicago Press, 2013. 184 p.1
Книга видного британского эпидемиолога и гигиениста — конгломерат научных и публицистических текстов, представляющих новую популярную область «отвращениеведение». Предлагаемая автором теория, согласно которой отвращение — генетически заложенный охранительный механизм, защищающий человека от инфекций и паразитов, не кажется рецензенту убедительной. С точки зрения антропологии, телесные жидкости воспринимаются в культурах народов мира не как опасные и отвратительные, а как сильные, могущественные субстанции, действие которых может быть и вредоносным, и благотворным. Исключенные из рассмотрения в книге телесные жидкости — молоко и слезы — являются такими же источниками инфекций, как кровь или моча, однако имеют ярко выраженную положительную коннотацию. Книга будет интересна любителям этологии и гигиенистики.
Ключевые слова: отвращение, антропология тела, этология, гигиена, эпидемиология, телесные жидкости, поведение человека, эмоции.
Мария Владимировна Станюкович
Музей антропологии и этнографии (Кунсткамера) РАН, Санкт-Петербург
Maria.Stanyukovich@kunstkamera.ru
Выстрел в молоко
Он знал одной лишь думы власть, Одну — но пламенную страсть...
М.Ю. Лермонтов. Мцыри
«А оттого, — говорю, — что это отврат и противность, тьпфу!»
Н.С. Лесков. Воительница
Чтобы получить от книги Валери Кертис пользу и удовольствие, необходимо правильно сформировать ожидания. Автор нам в этом не помощник. В разных разделах она обращается к разным аудиториям: научный дискурс соседствует со стилем ТВ-шоу и языком циркуляров. «Единство действия» в этой смеси научных, научно-популярных, публицистических, дидактических и нормативных текстов достигается за счет постоянной фиксации внимания на теме инфекций и паразитов, которые, по мысли автора, составляют биологическую основу гадливости, отвращения, брезгливости.
Валери Кертис — директор Центра гигиены в Лондонской школе гигиены и тропической медицины, эпидемиолог, гигиенист-практик, организатор опросов и обучающих
1 В печатной версии журнала ошибочно дано описание другого издания этой книги. Редакция приносит свои извинения.
программ в разных странах мира, в интернете и на телевидении. Основная цель ее деятельности — пропаганда гигиены и предупреждение распространения инфекционных заболеваний. Вместе с тем она позиционирует себя как антрополог, представитель социальных наук, выдвигая теорию "Parasite Avoidance Theory of Disgust" (PAT), согласно которой отвращение представляет собой генетически заложенный охранительный механизм, защищающий человека от паразитов. Опытная медийная фигура, В. Кертис активно использует прием шокирования зрителя / слушателя / читателя элементами «телесного низа» словесно и визуально, появляясь в эфире и на фотографиях с макетами фекалий в руках.
Автором книги движут два мотива. Первый — благородно-просветительский, его цель — сократить заболеваемость и смертность в современном мире. Второй — амбициозный академический: стремление утвердить свою теорию «отвращениеведе-ния» ("disgustology") как новое прогрессивное направление в социальных науках. Эпидемиолог и гигиенист, прошедший курс антропологии и работающий в традиционных для этой дисциплины географических ареалах (Буркина-Фасо, Уганда, Индия, Бангладеш, Китай, Вьетнам, Киргизия, Индонезия), видит действительность под своим углом, ее не устраивают объяснения символической антропологии. В рецензируемой книге и в многочисленных интервью автор описывает момент рождения ее теории: список вещей, вызывающих у человека отвращение, она нашла в индексе справочника по тропической медицине, и на нее «как будто сошло озарение — эврика, вдруг обнаружилась связь между всем тем, что вызывает у нас отвращение, и инфекциями»1.
Мы есть то, что мы едим, что мы читаем, а главное — во что мы верим. Если бы круг интересов автора был иным, она, возможно, обнаружила бы другие соответствия. Моя коллега, замечательный американский лингвист и миссионер из Летнего института лингвистики, видит прямую связь между шаманством и жировыми опухолями: по ее многолетним наблюдениям, у практикующих языческие обряды липомы на лице встречаются куда чаще, чем у обращенных в христианство.
Вот что вызывает отвращение (из опросов, проведенных В. Кертис):
В этот список входят личинки, мухи, протухшая еда, люди, которые ведут себя негигиенично — например, бросают грязные носовые платки на пол или не смывают за собой в уборной, но так-
1 См. Valerie Curtis on the Sources of Disgust: <http://www.socialsciencespace.com/2013/10/valerie-curtis-on-the-sources-of-disgust/>. Здесь и далее перевод мой.
же и люди, которые ведут себя безнравственно. Например, мы обнаружили, что в Индии отвратительной считают манеру публично целоваться. Мы провели опрос в международном аэропорту в Афинах и обнаружили, что первое место в списке отвратительного занимают американские политики1.
Если отвлечься от достаточно интересного морального аспекта (политики и американцы набирают здесь самые высокие баллы по шкале отвращения), паттерн вполне выдержан. Телесные жидкости и отбросы, протухшая еда; насекомые, птицы и животные — переносчики болезней; плохая гигиена, прямым или косвенным следствием которой является передача инфекционных болезней <...> Так родилась "Parasite Avoidance Theory of Disgust" (сокращенно PAT) (P. 5).
Книга состоит из введения, шести глав, заключения и приложений.
Глава 1 «Избегание паразитов» ("Evasion of the Body Snatchers", p. 1—17), с хлестким названием в стиле фильмов ужасов2, излагает историю формирования теории («эврика») и содержит краткий обзор работ предшественников: биолога Ч. Дарвина, антрополога М. Дуглас, психоаналитика З. Фрейда, психологов П. Ро-зена и Дж. Хайдта. Последние упомянуты уважительно, как отцы дисгастологии (P. 14), однако и их концепции, с точки зрения автора, грешат ненужной сложностью: «Чтобы объяснить отвращение, не нужно никаких магических народных верований, подавлений по Фрейду, экзистенциальных отрицаний смерти» (P. 16). Концепциям антропологов и психологов противопоставляются исследования «с современных эволюционистских позиций»: отвращение — биологический и поведенческий механизм, обеспечивающий защиту от паразитов. Заметим, что по глубине эта глава значительно уступает более серьезной журнальной публикации [Curtis, Biran 2001], где анализированной литературы со сходными теориями гораздо больше, выводы осторожнее и авторы не позиционируют себя как антропологи.
Наиболее интересны главы 2 «В горячую зону» (P. 19—35) и 3 «Разнообразие отвращения» (P. 37—52). Первая из них
См. Valerie Curtis on the Sources of Disgust: <http://www.socialsciencespace.com/2013/10/valerie-curtis-on-the-sources-of-disgust/>.
В названии обыгрывается название классики жанра хоррор — ленты «Вторжение похитителей тел» ("Invasion of the Body Snatchers", 1956), внесенной в Национальный реестр фильмов, хранящихся в Библиотеке Конгресса США. Это первая экранизация научно-фантастического романа Дж. Финнея «Похитители тел» об инопланетянах, вселяющихся в тела людей и убивающих их. За ней последовали еще несколько, включая современный популярный сериал-ужастик. Название «Похитители тел» ("Body Snatchers") на слуху с 1945 г. благодаря одноименному американскому фильму с Борисом Карлоффом по рассказу Р. Луиса Стивенсона (1884), в русском переводе «Похититель трупов».
построена в основном на анализе / пересказе публикаций биологов (зоологов, орнитологов, энтомологов) и написана в стиле Конрада Лоренца, основоположника этологии как науки и человеческой этологии в частности. (Заметим в скобках, что отсутствие каких-либо ссылок на Лоренца при отчетливом использовании его исследовательской и повествовательной парадигмы вызывает удивление.) Это захватывающе интересное повествование о том, как насекомые, птицы, гады, рыбы и, наконец, млекопитающие заботятся о гигиене своего жилища, с переходом к таким понятиям, как каннибализм, личность, агрессия, иммунная система, жизненный цикл, гендер, эмоциональная память, коллективный разум, групповой отбор.
Выводы, однако, вызывают сомнение. Тонкий, обстоятельный анализ, который мы находим в книгах Лоренца, подкрепленный многолетними наблюдениями и экспериментами, убедительно доказывает, например, амбивалентность агрессии и непосредственную связь этого биологически унаследованного явления с любовью: агрессия и любовь — две стороны одной медали. Интереснейший материал, приведенный В. Кертис, оставляет впечатление искусственно подобранного, не предполагающего возможности другой трактовки. Птица, тщательно освобождающая свое гнездо от экскрементов и уносящая их в клюве подальше, вовсе не обязательно руководствуется гигиеническими соображениями. У нее могут быть и другие цели — освобождение жилого пространства, стремление скрыть местоположение гнезда и пр. Сами по себе рассуждения автора интересны и привлекательны, но на каждый пример читатель немедленно находит массу контрпримеров. На мой взгляд, В. Кертис продемонстрировала, что имеет смысл искать некие биологические предпосылки чувства брезгливости (не она первая), и кажется, что-то в этом есть, но в предложенной автором парадигме это объяснение не работает.
Главы 4 и 5 по манере изложения не соответствуют стилистике научного издания. Это фарсовые попурри на тему гигиенистики и этикета. Глава 4 «Манеры делают человека» с подзаголовком «Об этикете и гигиене» и небольшими парафразами в тексте была опубликована одновременно с рецензируемой книгой в электронном издании «Арена повседневной жизни» ("The Arena of Everyday Life") [Curtis 2013]. Это стратегия популяризатора, просветителя: цель — охват максимальной аудитории.
Глава 6 «Отвращение имеет значение» (P. 81—102) и «Эпилог» (P. 103—110) делят между собой функции заключения.
Один из вопросников по теме отвращения приведен в приложении (P. 113-115).
Непосредственными предшественниками Кертис являются американские психологи, в первую очередь Пол Розен, Джонатан Хайдт и Кларк МакКоли1: они сформулировали взгляд на отвращение как на биологически унаследованную человеком поведенческую адаптацию, призванную предотвратить поглощение патогенных субстанций.
Разницу во взглядах предшественников и самой Кертис можно упрощенно определить как широкую и суженную (паразитоло-гическую) перспективу. По Розену, спектр вызывающего отвращение лежит в сфере противопоставления «природа — культура». Отвращение вызывают телесные выделения, секс, грязь, фекалии, тухлятина — все, что напоминает о животной природе человека. Кертис, сохранив практически тот же набор, убирает «лишнее» культурологическое обоснование и оставляет только биологическое.
Однако новейшие работы психологов свидетельствуют о том, что биологическая сторона — слабое звено этой концепции. См., например, статью Дж. Роттмана «Эволюция, развитие и происхождение отвращения» ("Evolution, Development, and the Emergence of Disgust") [Rottman 2014]. Самый опасный возраст — от трех до пяти лет, когда ребенок переходит от грудного вскармливания к самостоятельности и к обычному питанию. Именно в это время чувство отвращения, если оно действительно врожденное, должно было бы предотвратить поедание ребенком фекалий и прочих источников патогенов. Роттман показывает, что этого не происходит: отвращение формируется позже, после пяти лет, когда критический возраст наивысшей детской смертности уже позади — а значит, эта эмоция не играет адаптивной роли [Ibid.: 417].
При чтении рецензируемой книги постоянно вспоминаются постулаты типа «человек по природе добр». Это не удивительно, учитывая просветительский и дидактический пафос, заложенный в гигиенистике с самого начала развития этой дисциплины (см., например: [Пироговская 2012]).
Каждому блоку доказательств полевой антрополог немедленно находит в своем опыте опровержения. Деятельность Кертис по распространению гигиенических навыков в обществах Европы, Африки и Азии должна была бы подсказать ей, что чем более «окультурены» популяции, чем в более неестественных с точки зрения человеческой эволюции условиях они живут, тем ближе они к тому «инстинктивному» гигиеническому
См.: [Rozin, FaLLon, Augustoni-Ziskind 1985; Rozin et al. 1986; Rozin, Fallon 1987; Haidt et al. 1997; Rozin, Haidt, McCauley 2008; Rozin, Haidt, Fincher 2009] — все цит. по: [Rottman 2014].
поведению, под которое она стремится подвести эволюционную базу1. Представители современных обществ с высоким уровнем жизни поведенчески куда ближе к описанной ею модели, чем их собственные прадедушки, не говоря уже о бедняках третьего мира. Майкл Джексон с его антимикробным арсеналом не представляется мне выразителем инстинктивного, биологически запрограммированного поведения, зато это отличный пример крайнего выражения новейших идей «для лучших потребителей», осуществление которых предполагает использование / привлечение экстраординарных ресурсов и совершенно не предполагает продолжения рода.
Биологическое и социальное
Баланс между социально и биологически обусловленным в поведении человека — вечная тема и одна из интереснейших.
Каждый новый шаг в истории развития человека был связан с увеличением плотности населения и ухудшением эпидемиологической и паразитологической ситуации:
[Р]ассмотрим новые особенности быта и экологической обстановки, возникающие при переходе к земледелию и влекущие за собой важные эпидемиологические последствия. Одна из них — более прочная оседлость, результатом которой, по всей вероятности, было ухудшение санитарных условий. Вблизи долговременных жилищ стали храниться запасы зерна, скапливались отбросы и нечистоты; усилилось загрязнение почвы и водоемов; жилища были заселены грызунами и насекомыми. По мнению специалистов, именно с возникновением земледелия было связано широкое распространение тифа, чумы, холеры и ряда других инфекций [Козинцев 1980: 9].
То же с кишечными паразитами: если у охотников и собирателей, живущих в пустынях, они встречаются редко и чуть чаще — в лесных группах, то среди ранних земледельцев зараженность почти поголовная. Дальнейшее развитие земледелия усугубляет эпидемиологическую ситуацию: высадка рассады повышает риск заболевания малярией по сравнению с более примитивным разбросным способом сева, использование нечистот в качестве удобрения повышает частотность кишечно-желудочных инфекций и т.д. [Козинцев 1980: 18].
1 Более ранние публикации автора, например: [Curtis, Danquah, Aunger 2009], показывают, что общественные кампании по внедрению гигиены (мытья рук, в частности), проводившиеся с большим вложением сил и средств, зачастую проваливались. Как отмечает Дж. Роттман, это само по себе свидетельствует о том, что «отвращение к орально-фекальной контаминации не заложено в эволюции» [Rottman 2014: 424].
Кертис сравнивает отвращение со страхом и реакцией на него — бежать или бороться с чем-то, что может тебя съесть: болезнь страшнее хищника — она ест нас изнутри, а отвращение помогает держаться от нее подальше. «Отвращение — орган, как глаз или ухо; у отвращения есть цель, оно не просто так существует, <...> оно говорит вам, что можно брать в руки, а чего нельзя касаться»1. Если бы человечество действительно обладало «встроенным механизмом» избегания паразитов, работающим через эмоцию отвращения, никакого перехода от охоты и собирательства к земледелию не произошло бы.
Исследовательские задачи в рецензируемой книге подчинены практическим пропагандистским. Возьмем пример телесных жидкостей и выделений, которые возглавляют у Кертис список объектов, вызывающих биологически заложенное в нас отвращение. В их число по всем параметрам должно было бы входить молоко. На символическом уровне оно во многих культурах отождествляется со спермой — «отцовская вода это как материнское молоко» [Counts, Counts 1983], входит в основную триаду дающих жизнь телесных жидкостей наряду со спермой и кровью, они взаимозаменяемы.
Дающая жизнь женщина во время беременности питает своих детей своей собственной кровью; после того, как ребенок появился на свет, мужчина питает его своей дающей жизнь кровью, получаемой для этой цели из пениса [Дуглас 2000: 216—217].
Третья стадия акта зачатия — отец кормит зародыш своей спермой, мать — грудным молоком, которое в утробный период, как полагают, течет внутрь [Бутинов 2004: 72].
Эти соответствия виртуозно проанализированы в классических работах [Douglas 1966; Turner 1966; Тэрнер 1983; Дуглас 2000].
На уровне чувственных реакций молоко также благодатный материал для отвращениеведения. Большинство горожан при потреблении парного молока испытывают отвращение вплоть до рвоты, молоко — сильнейший источник аллергии, с чем связана индустрия производства безлактозного молока и различных заменителей (соевое молоко и пр.), широко известна нетолерантность монголоидов к свежему молоку, вызывающему у них понос.
Для подобных реакций есть серьезные основания. Потребление молока взрослыми особями совершенно неестественно
1 См. "'DisgustoLogist digs deep into the science of revulsion": <http://www.nydaiLynews.com/Life-sty[e/hea[th/disgusto[ogist-digs-deep-science-revulsion-artide-1.1464860>.
с биологической точки зрения, человек — единственное млекопитающее, его практикующее. Оно возникло на позднем этапе одомашнивания животных. Должно было пройти очень много времени, прежде чем возникла идея, что скот может быть источником новой, молочной пищи. В Ифугао, горной филиппинской провинции, где я в основном провожу свою полевую работу, с недавних пор появились козы. Несмотря на глобализацию, наличие молока в магазинах и повседневное употребление кофе из пакетиков "3 т 1" (кофе, молоко и сахар), мысль о том, что козье молоко можно пить, вызывает недоумение и брезгливость — как у нас с вами вызвало бы предложение подоить собаку или кошку.
Самые ранние археологические свидетельства потребления молока человеком относятся к IV тыс. до н.э. — следы молока были обнаружены на внутренней поверхности древнеегипетских сосудов. В начале III тысячелетия молоко регулярно употреблялось в пищу в Южной Месопотамии, о чем известно благодаря эпиграфическим памятникам, в которых есть надпись о должности старшего молочника. В Европе молоко стали употреблять еще позже.
С точки зрения физиологии человека, восприятие взрослым организмом молока — новая физиологическая задача. Среди групп современного населения выражены существенные популяционные различия в частоте неприятия цельного молока. Территориальное распределение популяций с повышенной частотой восприимчивости цельного молока позволяет связать эту изменчивость с давней исторической традицией пить свежее неферментированное молоко [Козловская 2002: 35—36].
Рискну предположить, что сама идея получения съедобной телесной жидкости из животного могла быть навеяна практикой кровопусканий домашнему скоту его владельцами, в свою очередь восходящей к древнейшим практикам потребления в пищу крови диких животных.
На эпидемиологическом уровне риск заражения от этой телесной жидкости по крайней мере не меньше, чем от прочих. Через грудное вскармливание передаются многочисленные болезни: туберкулез (открытая и закрытая формы), ВИЧ, гепатит В и С, все венерические инфекции (сифилис, хламидиоз, микоплазмоз). Некипяченое, непастеризованное молоко домашних животных, которое до недавнего времени составляло значительную часть рациона многих человеческих популяций, является признанным переносчиком разнообразных бактериальных или паразитарных инфекций. Т. Робинсон и ее соавторы, проводившие в 2001—2010 гг. исследования в Миннесоте, одном из немногих штатов США, где разрешено потребление
свежего молока, пришли к выводу, что при его употреблении заболевает минимум 17,3 %, т.е. каждый шестой [Robinson, Scheftel, Smith 2014: 41]. Реальное число заболевших больше, т.к. не все обращались за врачебной помощью; большинство пострадавших пили молоко с собственных ферм или с ферм родственников, т.е. самое лучшее молоко «для своих» — и это в Америке ХХ! в., с ее строжайшими санитарными ветеринарными нормами.
Почему же молоко даже не упоминается в книге? Научная задача входит в противоречие с практической деятельностью Кертис, и плюсы потребления молока перевешивают. С одной стороны, материнское молоко дает ребенку иммунитет от многих болезней. Живя в Англии и работая в Африке и Индии, автор наверняка хорошо знакома с борьбой за реабилитацию грудного вскармливания, инициированной замечательным английским антропологом, специалистом по хадза (пигмеям Африки) Дж. Вудборном1. С другой стороны, на слуху положительный опыт по введению молока домашних животных в детский рацион в Японии. Но ведь это не основание для того, чтобы исключать данную телесную жидкость из научного дискурса о природе отвращения.
Другой пример — слезы. Самый поверхностный поиск в интернете показывает, что они переносят ВИЧ, цитомегаловирус-ную инфекцию, гепатит B и Бог знает еще какие заразы. Отсутствие брезгливости к слезам, которые скорее находятся в спектре чистоты («омытый слезами», «чистый, как слеза»), свидетельствует о том, что постулаты о врожденном отвращении к телесным жидкостям — надуманные, это не биологическое наследие человечества, а порождение культурного противопоставления телесного верха и низа и сегодняшнего ги-гиенизма.
Отдельная интереснейшая тема — слюна. Очистительное, бактерицидное действие слюны, человеческой и животной, известно и народам Севера, дававшим собакам вылизывать посуду, и ребенку, инстинктивно зализывающему ранку, и врачам-бактериологам. Отсылаем читателя к сборнику о жевательных стимулянтах и релаксантах [Бетель, кола, кава, чат 2015], в котором освещено амбивалентное отношение к слюне и плевку и рассматривается место этой жидкости на грани
1 Джон и Лиза Вудборн и их сторонники много лет воюют с компанией "Nestlé", агрессивно продвигающей свои молочные смеси в страны третьего мира. Рекламируя свои товары как лучшее, что может дать хорошая мать своему ребенку, компания лишает новорожденных иммуностимулирующего бесплатного источника питания и способствует дальнейшему обнищанию беднейших слоев населения.
между внутренним и внешним, телесной жидкостью и выделением, между «грязью» и источником жизни, а также связь с символикой, ритуалом, этикетом в культуре народов мира.
Кровь. Антропологу трудно согласиться с идеей врожденного отвращения человека к этой телесной жидкости. Провести параллели с животными невозможно. Табуирование менструальной крови — явление человеческой культуры, оно физиологически не связано с отвращением и не могло быть унаследовано от животных предков, т.к. случка у млекопитающих происходит во время течки. То же с запретами на потребление крови животных в пищу: ни тигр, ни обезьяна не озабочены кошер-ностью и халяльностью. Это очень поздние религиозные нормативы, сведение их к современным медико-гигиеническим воззрениям сомнительно:
[О]дно дело указать на побочные результаты ритуальных действий, и совсем другое — удовлетвориться этими побочными результатами как достаточным объяснением. Даже если какие-то из касающихся еды предписаний Моисея и были полезны с гигиенической точки зрения, не хотелось бы видеть в нем просвещенного администратора из сферы здравоохранения [Дуглас 2000: 58].
В традиционных культурах в пищу идут все части животных, птиц и рыб, включая внутренности и «телесные жидкости». Скотоводы от Африки до Центральной Азии и Сибири практикуют кровопускания у скота — это наиболее экономичный способ получения калорийной белковой пищи без уменьшения поголовья [ёе Оаппе 2004]. Скот предпочитают сохранять для обеспечения своего положения в обществе — как приданое или выкуп за женщин, для создания системы «патрон — клиент». Скот выступает в функции «несъедобного» — денег.
Животных первоначально приручали не столько для того, чтобы создать запас доступного мяса, как обычно считается, сколько для ритуальных жертвоприношений. Содержание диких животных в неволе для этих целей лучше всего известно по медвежьему празднику народов Сибири, однако эта практика была распространена гораздо шире. До наших дней сохранились воспоминания о принесении в жертву диких буйволов у горцев Лусона, Филиппины. Забивать здоровое молодое животное на еду было недопустимым расточительством, все равно как срубать кедр для получения орехов. Кровопускание у скотоводов — столь же обыденное действие, как добывание тубы, сока из соцветий кокосовой пальмы или пальмы бури у филиппинских земледельцев. Если не переусердствовать, процедура ни растению, ни животному не вредит.
«Веселая материя»
Не забудем, что моча (как и кал) — это веселая материя, одновременно снижающая и улегчающая, превращающая страх в смех [Бахтин 1990: 103].
Я сознательно выношу за рамки рецензии скатологию и прочие культурные формы, связанные с телесным низом, т.к.
[с]катологические действия едва ли развились на базе поведения обезьян в природе, поскольку древесный и подвижный образ жизни позволяет относиться к экскрементам индифферентно [Козинцев 2003:127].
Однако важно подчеркнуть, что человекообразные обезьяны, наши ближайшие биологические родственники, по свидетельствам приматологов и физических антропологов, не проявляют чувства брезгливости и не совершают действий, направленных на очищение своей территории от экскрементов.
Использование животных (включая птичьи — гуано) и человеческих экскрементов сопровождает человечество на протяжении тысячелетий со времени перехода к земледелию. Экскременты с полным правом должны быть включены в число «вещей», культурная и социальная жизнь которых важна для человечества.
Большая часть моих примеров относится к Азии только лишь потому, что именно там, в Казахстане, Камбодже и, главное, на Филиппинах, я в основном работала в поле. Однако любой специалист по Европе с легкостью вспомнит аналогичные — их немало, скажем, в работах М.И. Стеблина-Каменского и А.Г. Гуревича.
Молочный скот многие народы — например, известные своей чистоплотностью финны — держали в навозных хлевах (навоз сохранял тепло, зимой не требовалось обогрева). Содержание скота на навозе практикуется и в наши дни [Поселение и жилище финнов]. Из навоза делали бумагу: во Франции XIX в. — из конского, в Африке — из слоновьего. Жители европейских и азиатских степей топили кизяком, т.е. высушенным навозом, и готовили на нем пищу, а исландцы топили костями, которые обмакивали в вонючую ворвань, телесную жидкость мертвых рыб и китов, и дохлыми чайками. Тюркские кочевые народы и южные группы славян (украинцы, южные русские) обмазывали навозом свои хаты, плетни, добавляли навоз в глину, которая шла на пол; саманные постройки Центральной Азии также делались из смеси глины, навоза и соломы; один из древнейших типов жилища, доживший до наших дней, — хозяйственные постройки казахов и телеутов
Кемеровской области — делался из двух рядов плетня, между которыми засыпалась смесь глины и навоза [Турганбаева 2007].
Вовсе не обязательно прибегать к экстравагантным примерам типа практики пития мухоморной мочи [Батьянова 2001]. Человечество использовало мочу во всех сферах: в производстве пищи (изготовление сыров), тканей (компонент краски индиго) и в первую очередь — в гигиене и косметологии. Уринотерапия — детище просвещенной гигиенической Европы ХХ в. В Древнем Риме и в Исландии в период Нового времени моча была субстанцией не нечистой, а очищающей: «[В] старой моче стирали белье и мылись, так как мыло было неизвестно» [Сте-блин-Каменский 1967: 13]. А что же мыло? Кое-где оно изготовлялось из продуктов разложения кишок, но главным образом — из свиного жира (т.е. не просто телесной субстанции, а телесной субстанции трупа).
Кишки повсеместно использовали и до сих пор используют в пищу как оболочки для кровяных или обычных колбас, сосисок или просто съедают вареными или жареными. На Филиппинах жаровни с куриными кишками на шампурах — распространенная городская еда, как и папаитан — кишки водяных буйволов, коз и пр. Прямая кишка входит в число лакомств во многих культурах, от казахской до японской.
Страх перед покойниками универсален, но причины его связаны не с гигиенистикой, а с теми самыми «магическими народными верованиями», которым В. Кертис отказала в значимости в приведенной в начале рецензии цитате. Выделение кладбищ тоже, кажется, связано отнюдь не с отвращением к мертвой плоти и разложению, а с предписаниями сложного общества, урбанизацией и пр. Там, где эти факторы отсутствуют, покойников хоронят буквально у порога (или под ним). Предков держали как можно ближе к себе. Продукты разложения трупа у многих народов, живущих в разных частях земного шара, считались источником плодородия: женщины старались добыть и проглотить их, чтобы иметь детей.
Насекомые и паразиты
Пасторальная картина из поэтического ритуального текста, записанного в начале ХХ в. у ифугао, горцев севера Филиппин: юный бог небесного мира смотрит на двух красавиц, сидящих на берегу реки. Девушки ищут друг у друга вшей. Божество пленяется их красотой и спускается к ним; одна из сестер, гордая красавица, отвергающая всех поклонников, станет матерью его сына [Barton 1955: 48 и след.].
Как и груминг у животных, поиск вшей у людей — занятие, вызывающее исключительно положительные эмоции (покой, блаженство, расслабленность, доверие, безопасность) у миллионов наших современников. Тем же, кто сегодня содрогается от отвращения при одном упоминании вшей, полезно вспомнить, что число поколений, отделяющих их от носителей иного отношения, совершенно ничтожно.
Основная часть истории человечества как вида приходится на период охоты и собирательства. Охотники и собиратели всеядны, в их рацион всегда входят насекомые и личинки. Диета земледельческих групп, в основном питающихся растительной пищей, настолько бедна белками, минералами и витаминами, что без потребления насекомых в пищу болезни типа цинги, пеллагры и квашиоркора были бы эндемичны.
Ил. 1—2. «Поискаться» в голове не зазорно и на празднике. Фото М.В. Станюкович, Северный Лусон, Филиппины, 2013 г.
У людей, живущих в постоянном контакте с насекомыми, никакого отвращения к ним нет. Помимо горстки избранных, человечество и сегодня постоянно соседствует с насекомыми и не боится их. Страх и отвращение предметны: мы боимся тарантула, нам омерзителен клоп. Однако утверждать, что Homo sapiens питает отвращение к насекомым как классу не больше оснований, чем говорить то же о грибах или морепродуктах.
Цикада, страшная и отвратительная, на мой взгляд, муха, как пуля врезающаяся в освещенное окно и издающая леденящий кровь металлический скрежет при падании, опоэтизирована не только в Китае, но и в современной Франции. Сверчок на печи — символ домашнего очага не только у Диккенса (помню, как в экспедиции на Кубе я сунула ногу в туфлю, где заночевал этот символ). Жуки-бронзовки еще недавно были любимым развлечением европейских детей и остаются им в других частях света. В поэтическом языке Юго-Восточной Азии черненые зубы красавицы уподобляются крыльям насекомого: «зубы, черные как крылья шмеля».
Во влажном тропическом климате насекомые кишат повсюду. Дети играют с маленькими паучками, взрослые стравливают больших паучих и делают ставки. Мое шараханье от летающих тараканов и стремление держаться подальше от выползающих ночью на свет медведок неизменно вызывает подшучивание моих друзей-ифугао (тараканы ведь не кусаются, а медведки еще и вкусные), равно как и мое стремление залезть под москитную сетку во время лета лийок — термитов, которые в брачный период заполняют воздух, как хлопья снега в метель. Дети бегают с мисками воды, сбивая в них неумелых летунов, обзаведшихся крыльями на несколько дней, потом их жарят и едят, как попкорн. Едят и муравьев, если посчастливилось найти в лесу или купить на базаре шаровидное гнездо с яйцами и взрослыми муравьями (самых крупных, правда, обычно выпускают, чтобы блюдо не перекислить). Кузнечиков и саранчу все народы мира жарили, парили и заготавливали впрок — это те самые акриды, которыми питались отшельники и святые европейцев. То же с древесными личинками и личинками пчел в сотах — рассказ об этом лакомстве входит в меню каждого уважающего себя путешественника, от героев Жюля Верна до ведущих "Animal Planet".
В Камбодже и Вьетнаме вечером, когда народ идет с работы, везде появляются лотки с огромными блюдами свежезажа-ренных пауков, тараканов, личинок насекомых. Их мгновенно раскупают. Такие же лотки в любое время дня можно найти на остановках междугородних автобусов — это здешний фастфуд.
Ил. 3—5. Лотки с закусками — лягушки, рыбки и насекомые. Фото М.В. Станюкович, пров. Ратанакири, г. Банлунг, Камбоджа, февраль 2015 г.
Нет нужды множить примеры. Отвращение к насекомым в целом наступает только в каменных джунглях у жителей мегаполисов, которых отталкивает и вид ощипанной курицы — они привыкли видеть ее расфасованной по частям.
Несколько общих соображений
Знаменитая гримаса отвращения, об универсальности которой пишет Кертис, — всегда ли она передает именно отвращение? Ч. Дарвин пишет, что наблюдал ее у своего новорожденного сына дважды: когда ему дали холодную воду и, через несколько месяцев, кусочек вишни. Мой сын в детстве очень любил кислые яблоки — и ел их, страшно скривившись. Та же гримаса иногда появляется у взрослых, «тяпнувших» чего-нибудь очень крепкого — к их полному удовольствию. Может быть, в этих случаях выражение лица просто отражает сильное вкусовое ощущение, удар по вкусовым рецепторам? Я не берусь судить, однако при чтении книги у меня не раз возникала мысль, что отвращение не «образцовая эмоция», а континуум разных чувств, включающий вкусовые реакции, неодобрение, страх перед неизвестным или табуированным.
При этом, по-видимому, какие-то компоненты поведения, демонстрирующего отвращение к насекомым, гадам («гадливость») и особенно дурным запахам, определяются врожденной предрасположенностью. Что же касается морального отвращения, то прямая связь его с паразитами и нечистотами кажется мне лишь новомодным способом интерпретации, пришедшим на гребне гигиенизма на смену иным толкованиям, в первую очередь религиозно-философским. Нельзя не согласиться, что дегуманизация «иного» путем называния его насекомым и паразитом («тараканы» тутси и пр.) — классический прием языка ненависти (Р. 99). Однако это частный случай общей нетерпимости, как показано в работе Лоренца «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества»: «Всякий раз, когда встречались между собой люди с противоположными доктринами, — говорит Филип Уайли, — с каждой стороны возникало сильнейшее отвращение, каждая сторона была убеждена, что другая погрязла в заблуждении, язычестве, неверии и варварстве, да и вообще состоит из вломившихся разбойников. После чего неизменно начиналась священная война» [Лоренц 1998: 49].
Заметим в заключение, что книга, посвященная экскрементам, паразитам и прочим субстанциям, вызывающим отвращение и брезгливость, парадоксальным образом производит впечатление стерильной — мир, лишенный объемов, красок, цветов, вкусов и запахов. Этот странный эффект достигается сведе-
нием всего многообразия, физического и интеллектуального, к плоской упрощенной утилитарности, в которой нет места всему тому, что делает жизнь прекрасной, а занятие наукой — интересным. Это отличает ее от близких по тематике работ Конрада Лоренца, Виктора Тернера (в книге тоже не упомянутых) или Мэри Дуглас. Изданная в 1966 г. книга последней «Чистота и опасность» ("Purity and Danger") [Douglas 1966], несомненно, устояла, несмотря на то что свою полемику с ее автором Кертис представляет как борьбу нового прогрессивного начала с замшелой академической окаменелостью1. Скорее уж рецензируемая книга возвращает нас в начало ХХ в., в мир родителей К. Лоренца, которые запретили ему завести собаку, потому что принадлежали «к поколению, которое только что открыло для себя микробов» [Лоренц 2001: 29].
Тем не менее книга будет иметь успех. Грамотная работа с прессой, международный авторитет автора, пикантность темы, доступный язык изложения, наконец, с большим вкусом сделанная обложка (белая с вкраплениями плесени) — все это, несомненно, сыграет свою роль. На книги по этологии существует устойчивый спрос: разделы, «несъедобные» для рецензента, могут быть оценены другими читателями.
Обещанное открытие новой страницы в истории антропологии не произошло. Сравнение рецензируемой книги с более ранними публикациями (например: [Curtis, Biran 2001]) наводит на мысль, что автора сейчас меньше занимает научная сторона вопроса. Образцовый практик, организатор международных программ по гигиенистике, финансируемых Всемирным банком и ЮНИСЕФ, опросов в интернете и телевизионных шоу по «отвращениеведению», В. Кертис уже добилась успеха, популяризировала это направление и стала его лицом для широкой публики, затмив своих предшественников-психологов. Жизнь больше академической науки. Скажем спасибо Валери Кертис, деятельность которой в области практической гигиенистики делает мир чище и безопаснее.
Источники
Поселение и жилище финнов // Этнографический блог о народах и странах мира их истории и культуре. <http://lib7.com/evropa/ 860-poselenie-finnu.html>.
"Disgustologist" Digs Deep into the Science of Revulsion // New York Daily News. 2013, Sept. 23. <http://www.nydailynews.com/life-style/health/disgustologist-digs-deep-science-revulsion-article-1.1464860>.
1 "[I]t was inspiring to see this sparkling figure wrestling with new ideas in her ninetieth decade" (P. 120).
Valerie Curtis on the Sources of Disgust // Social Science Space. 2013, Oct. 2. <http://www.socialsciencespace.com/2013/10/valerie-curtis-on-the-sources-of-disgust/>.
Библиография
Батьянова Е.П. Мухомор в лечебной и обрядовой практике народов Сибири // Шаманизм и иные традиционные верования и практики: Мат-лы междунар. конгресса «Шаманизм и иные традиционные верования и практики». М.: ИЭА РАН, 2001. (Этнологические исследования по шаманству и иным традиционным верованиям и практикам. Т. 5. Ч. 3). С. 69—81.
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М.: Худ. лит., 1990. 543 с.
Бетель, кава, кола, чат: Жевательные стимуляторы в ритуале и мифологии народов мира / Отв. ред. и сост. М.В. Станюкович; ред. А.К. Касаткина. СПб.: МАЭ РАН, 2015. 347 с. (Маклаевский сборник. Вып. 5).
Бутинов Н.А. Общинное, семейное и клановое родство (по материалам Меланезии) // Проблемы этнографии и истории культуры народов Азиатско-Тихоокеанского региона. СПб.: Петербургское востоковедение, 2004. С. 69—88.
Дуглас М. Чистота и опасность: анализ представлений об осквернении и табу / Пер. с англ. Р. Громовой; под ред. С. Баньковской; вст. ст. и комм. С. Баньковской. М.: КАНОН-пресс-Ц; Кучково поле, 2000. (Малая серия «Conditio humana» в серии «Публикации Центра фундаментальной социологии»). 288 с.
Козинцев А.Г. Переход к земледелию и экология человека // Ранние земледельцы: Этнографические очерки / Под ред. Н.А. Бути-нова, А.М. Решетова. Л.: Наука, 1980. С. 6-33.
Козинцев А.Г. Карнавализация и декарнавализация: на грани природы и культуры // Кунсткамера: Этнографические тетради. 2003. Вып. 13. С. 125-129.
Козловская М.В. Пищевые новации производящего хозяйства // Opus: Междисциплинарные исследования в археологии. М.: ИА РАН, 2002. Вып. 1-2. С. 26-45.
Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998. 393 с.
Лоренц К. Человек находит друга. М.: Захаров, 2001. 175 с.
Пироговская М.М. Ветлянская чума 1878-1879 гг.: санитарный дискурс, санитарные практики и (ре)формирование чувствительности // Антропологический форум. 2012. № 17. С. 198229.
Стеблин-Каменский М.И. Культура Исландии. Л.: Наука, 1967. 182 с.
Турганбаева Л.Р. Шошала — юртообразные постройки казахов // Вестник КазГАСА. 2007. № 3-4 (25-26). С. 82-91.
Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: Наука, 1983. 277 с.
Barton R.F. The Mythology of the Ifugaos // Memoirs of the American Folklore Society. 1955. Vol. 46. P. 1-244.
Counts D.A., Counts D.R. Father's Water Equals Mother's Milk: The Conception of Parentage in Kaliai, West New Britain // Mankind. 1983. Vol. 14. No. 1. Special Issue: Concepts of Conception: Procreation Ideologies in Papua New Guinea / Ed. by D. Jorgenson. P. 46—56.
Curtis V., Biran A. Dirt, Disgust, and Disease. Is Hygiene in Our Genes? // Perspectives in Biology and Medicine. 2001. Vol. 44. No. 1. P. 17-31.
Curtis V.A., Danquah L.O., Aunger R.V. Planned, Motivated and Habitual Hygiene Behavior: An Eleven Country Review // Health Education Research. 2009. Vol. 24. P. 655-673.
Curtis V. Manner Mayks Man: On Manners and Hygiene // The Arena of Everyday Life / Ed. by C. Butijn, J. van Ophem, G. Casimir. Wageningen: Wageningen Academic Publishers, 2013. (Mansholt Publication Series. Vol. 12). P. 69-79.
de Garine I. The Trouble with Meat: An Ambiguous Food // Estudios Del Hombre. 2004. No. 19. P. 33-54. <http://148.202.18.157/sitios/ publicacionesite/pperiod/esthom/esthompdf/esthom19/33-54. pdf>.
Haidt J., Rozin P., McCauley C., Imada S. Body, Psyche, and Culture: The Relationship between Disgust and Morality // Psychology and Developing Societies. 1997. Vol. 9. Is. 1. P. 107-131.
Robinson T.J., Scheftel J.M., Smith K..E. Raw Milk Consumption among Patients with Non-Outbreak-related Enteric Infections, Minnesota, USA, 2001-2010 // Emerging Infectious Diseases. 2014. Vol. 20. No. 1. P. 38-44. <http://wwwnc.cdc.gov/eid/pdfs/vol20no1_pdf-version.pdf>.
Rottman J. Evolution, Development, and the Emergence of Disgust // Evolutionary Psychology. 2014. Vol. 12. No. 2. P. 417-433. <http:// evp.sagepub.com/content/12/2/147470491401200209.full. pdf+html>.
Rozin P., Fallon A.E. A Perspective on Disgust // Psychological Review. 1987. Vol. 94. Is. 1. P. 23-41.
Rozin P., Fallon A., Augustoni-Ziskind M.L. The Child's Conception of Food: The Development of Contamination Sensitivity to "Disgusting" Substances // Developmental Psychology. 1985. Vol. 21. Is. 6. P. 1075-1079.
Rozin P., Haidt J., Fincher K. From Oral to Moral // Science. 2009. Vol. 323. No. 5918. P. 1179-1180.
Rozin P., Haidt J., McCauley C.R. Disgust // Handbook of Emotions / Ed. by M. Lewis, J.M. Haviland-Jones, L.F. Barrett. 3rd ed. N.Y.: Guilford, 2008. P. 757-776.
Rozin P., Hammer L., Oster H., Horowitz T., Marmora V. The Child's Conception of Food: Differentiation of Categories of Rejected Substances in the 16 Months to 5 Year Age Range // Appetite. 1986. Vol. 7. Is. 2. P. 141-151.
Turner V.W. Colour Classification in Ndembu Ritual // Ed. by M. Banton. Anthropological Approaches to the Study of Religion. L.: Tavistock Publications, 1966. (ASA Monographs. Vol. 3). P. 47-84.
Мария Станюкович
Disgust and Milk of Kindness: А Review of Valerie Curtis, Don't Look, Don't Touch, Don't Eat: The Science behind Revulsion. Chicago: The University of Chicago Press, 2013, 184 pp.
Maria Stanyukovich
Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera), Russian Academy of Sciences Universitetskaya emb. 3, St Petersburg, Russia Maria.Stanyukovich@kunstkamera.ru
The reviewed book treats disgust as a model emotion that shields humans from "body-snatchers" — parasites and viruses. While understandable from the point of view of virologists and hygienists, Valerie Curtis' arguments are not too convincing for anthropologists. Bodily fluids, which the author treats as universal objects of fear and disgust, are not perceived by traditional cultures as dangerous, but as potent substances, malevolent or benevolent in different situations. While sharing the ability of other bodily fluids to spread infections, milk and tears have exemplary positive connotations in human culture, which gives them no place in the reviewed book.
Keywords: disgust, anthropology of the body, ethology, epidemiology, hygiene, body liquids, human behavior, emotions.
References
Bakhtin M. M., Tvorchestvo Fransua Rable i narodnaya kultura Srednevekovya i Renessansa [The Work of Fran ois Rabelais and Folk Culture of the Middle Ages and Renaissance]. Moscow: Khudozhestvennaya literatura, 1990, 543 pp. (In Russian). Barton R. F., 'The Mythology of the Ifugaos', Memoirs of the American
Folklore Society, 1955, vol. 46, pp. 1-244. Batyanova E. P., 'Mukhomor v lechebnoy i obryadovoy praktike narodov Sibiri' [Amanita Muscaria in Ritual and Medical Practice among Siberian Peoples], Shamanizm i inye traditsionnye verovaniya i praktiki [Shamanism and Other Indigenous Spiritual Beliefs and Practices]. Moscow: IEA RAS, 2001, (Ethnological Studies of Shamanism and Other Indigenous Spiritual Beliefs and Practices, vol. 5, part 3), pp. 69-81. (In Russian). Butinov N. A., 'Obshchinnoe, semeynoe i klanovoe rodstvo (po materialam Melanezii)' [Kinship by Community, by Family, and by Clan (Data from Melanesia)], Problemy etnografii i istorii kultury narodov Aziatsko-Tikhookeanskogo regiona [Issues in Ethnography and a Cultural History of the Peoples of the Asia-Pacific Region]. St Petersburg: Peterburgskoe vostokovedenie, 2004, pp. 69-88. (In Russian).
Counts D. A., Counts D. R., 'Father's Water Equals Mother's Milk: The Conception of Parentage in Kaliai, West New Britain', Jorgenson D. (ed.), Mankind, 1983, vol. 14, no. 1, special issue: Concepts of Conception: Procreation Ideologies in Papua New Guinea, pp. 46—56.
Curtis V., Biran A., 'Dirt, Disgust, and Disease. Is Hygiene in Our Genes?', Perspectives in Biology and Medicine, 2001, vol. 44, no. 1, pp. 17—31.
Curtis V. A., Danquah L. O., Aunger R. V., 'Planned, Motivated and Habitual Hygiene Behavior: An Eleven Country Review', Health Education Research, 2009, vol. 24, pp. 655—73.
Curtis V., 'Manner Mayks Man: On Manners and Hygiene', Butijn C., van Ophem J., Casimir G. (eds.), The Arena of Everyday Life. Wageningen: Wageningen Academic Publishers, 2013, (Mansholt Publication Series, vol. 12), pp. 69—79.
Douglas M., Purity and Danger: An Analysis of the Concepts of Pollution and Taboo. London: Londres; Routledge; Kegan Paul, 1966, 179 pp.
Douglas M., Chistota i opasnost: analiz predstavleniy ob oskvernenii i tabu [Purity and Danger: An Analysis of the Concepts of Pollution and Taboo], R. Gromova (transl.), S. Bankovskaya (ed.). Moscow: KANON-press-C, Kuchkovo pole, 2000, ("Conditio humana" in Publications by The Centre for Fundamental Sociology), 288 pp. (In Russian; Russian translation of: [Douglas 1966]).
de Garine I., 'The Trouble with Meat: An Ambiguous Food', Estudios Del Hombre, 2004, no. 19, pp. 33-54, <http://148.202.18.157/sitios/ publicacionesite/pperiod/esthom/esthompdf/esthom19/33-54. pdf>.
Haidt J., Rozin P., McCauley C., Imada S., 'Body, Psyche, and Culture: The Relationship Between Disgust and Morality', Psychology and Developing Societies, 1997, vol. 9, is. 1, pp. 107-31.
Kozintsev A. G., 'Perekhod k zemledeliyu i ekologiya cheloveka' [Transition to Agriculture and Human Ecology], Butinov N. A., Reshetov A. M. (eds.), Rannie zemledeltsy: Etnograficheskie ocherki [Early Agriculturalists: Ethnographic Studies]. Leningrad: Nauka, 1980, pp. 6-33. (In Russian).
Kozintsev A. G., 'Karnavalizatsiya i dekarnavalizatsiya: na grani prirody i kultury' [Carnivalisation and Decarnivalisation: At the Boundary between Nature and Culture], Kunstkamera: Etnograficheskie tetradi, 2003, vol. 13, pp. 125-29. (In Russian).
Kozlovskaya M. V., 'Pishchevye novatsii proizvodyashchego khozyaystva' [Dietary Innovations of the Producing Economy], Opus: Mezhdistsiplinarnye issledovaniya v arkheologii [Opus: Interdisciplinary Studies in Archaeology]. Moscow: IA RAS, 2002, is. 1-2, pp. 26-45. (In Russian).
Lorenz K., So kam der Mensch auf den Hund. Wien: Borotha-Shoeler, 1950, 234 SS. (In German).
Lorenz K., Die Rückseite des Spiegels: Versuch einer Naturgeschichte menschlichen Erkennens. München: Piper, 1973, 338 SS. (In German).
Pirogovskaya M. M., 'Vetlyanskaya chuma 1878-1879 gg.: sanitarnyy diskurs, sanitarnye praktiki i (re)formirovanie chuvstvitelnosti' [The
Plague at Vetlyanka, 1878-1879: The Discourses and Practices of Hygiene and the History of Emotions], Antropologicheskij Forum, 2012, no. 17, pp. 198-229. (In Russian).
Robinson T. J., Scheftel J. M., Smith K. E., 'Raw Milk Consumption among Patients with Non-Outbreak-related Enteric Infections, Minnesota, USA, 2001-2010', Emerging Infectious Diseases, 2014, vol. 20, no. 1, pp. 38-44, <http://wwwnc.cdc.gov/eid/pdfs/vol20no1_pdf-version.pdf>.
Rottman J., 'Evolution, Development, and the Emergence of Disgust', Evolutionary Psychology, 2014, vol. 12, no. 2, pp. 417-33, <http:// evp.sagepub.com/content/12/2/147470491401200209.full. pdf+html>.
Rozin P., Fallon A. E., 'A Perspective on Disgust', Psychological Review, 1987, vol. 94, is. 1, pp. 23-41.
Rozin P., Fallon A., Augustoni-Ziskind M. L., 'The Child's Conception of Food: The Development of Contamination Sensitivity to "Disgusting" Substances', Developmental Psychology, 1985, vol. 21, is. 6, pp. 1075-79.
Rozin P., Haidt J., Fincher K., 'From Oral to Moral', Science, 2009, vol. 323, no. 5918, pp. 1179-80.
Rozin P., Haidt J., McCauley C. R., 'Disgust', Lewis M., Haviland-Jones J. M., Barrett L. F. (eds.), Handbook of Emotions. 3rd ed. New York: Guilford, 2008, pp. 757-76.
Rozin P., Hammer L., Oster H., Horowitz T., Marmora V., 'The Child's Conception of Food: Differentiation of Categories of Rejected Substances in the 16 Months to 5 Year Age Range', Appetite, 1986, vol. 7, is. 2, pp. 141-51.
Stanyukovich M. V. (ed.), Betel, kava, kola, chat: Zhevatelnye stimulyatory v rituale i mifologii narodov mira [Betel, Kava, Cola, Chat: Chewing Stimulants in the Ritual and Mythology of the World]. St Petersburg: MAE RAS, 2015, 347 pp. (Maclay Publications, is. 5). (In Russian).
Steblin-Kamensky M. I., Kultura Islandii [The Culture of Iceland]. Leningrad: Nauka, 1967, 182 pp. (In Russian).
Turganbaeva L. R., 'Shoshala — yurtoobraznye postroyki kazakhov' [Shoshala — Yurt-type Constructions of the Kazakhs], Vestnik KazGASA, 2007, no. 3-4 (25-26), pp. 82-91. (In Russian).
Turner V. W., 'Colour Classification in Ndembu Ritual', Banton M. (ed.), Anthropological Approaches to the Study of Religion. London: Tavistock Publications, 1966, (ASA Monographs, vol. 3), pp. 47-84.
Turner V., Simvoli ritual [Symbol and Ritual]. Moscow: Nauka, Glavnaya redaktsiya vostochnoy literatury, 1983, 277 pp. (In Russian; contains Russian translation of [Turner 1966]).
