CC BY
33
А. Ю. Желтов, Е. В. Желтова
ВЫРАЖЕНИЕ КАТЕГОРИИ ПЕРСОНАЛЬНОСТИ В ЛАТЫНИ: контексты оппозиции и нейтрализации как средства создания дополнительных семантических признаков
персональности
В разных языках используются различные формальные средства для выражения прономинального актанта в минимальном высказывании: личные местоимения (русский и английский), субъектные про-номинальные клитики (франзузский), личные глагольные флексии (латынь и другие языки с pro-drop). В статье предложена интерпретация латинских форм персональности в виде семантических признаков, используемых вместо традиционных числовых обозначений (1, 2, 3 лицо). Далее рассматриваются возможности расширения состава семантических признаков персональности, которые могут варьироваться в различных парадигмах и синтагматических контекстах. Также анализируется явление морфемной нейтрализации (парадигматической и синтагматической), которое не только нейтрализует семантические признаки, релевантные для других парадигм и синтагматических контекстов, но и создает новые семантические признаки. Затем на основе идей К. И. Позднякова анализируется явление суб-морфной нейтрализации, при котором маркером дополнительных семантических признаков выступают совпадающие элементы, сег-ментно меньшие, чем морфемы. Таким образом, семантика персональ-ности в латыни оказывается значительно шире, чем ее традиционная интерпретация на основе исключительно «открытой» морфологии.
Ключевые слова: латинский язык, семантические признаки категории персональности, парадигматика, синтагматика, морфемная нейтрализация, субморфная нейтрализация.
1. Введение
Для описания семантических признаков, лежащих в основе прономинальной системы, их традиционное обозначение цифровыми символами (1, 2, 3 лицо) является общеупотребительным, но недостаточно информативным. В этой статье мы попытаемся рассмотреть, какая семантика может лежать в основе парадигмы персональности, или что скрывается за цифровой дефиницией местоимений, а также некоторые формальные средства и техники, которые используются в языке для формирования семантико-прагматической системы координат личных местоимений. В фокусе нашего внимания будут различные
прономинальные парадигмы и синтагматические контексты возникновения семантических признаков персональности, роль процесса морфемной нейтрализации (парадигматической и синтагматической), которая не только нейтрализует семантические признаки, релевантные для других парадигм и синтагматических контекстов, но и создает новые семантические признаки, а также роль субморфного уровня (или субморфной нейтрализации), при которой маркером дополнительных семантических признаков выступают совпадающие элементы, сегментно меньшие, чем морфемы.
Система личных местоимений представляет собой парадигму кумулятивных знаков1, в которой одна морфема участвует в выражении нескольких грамматических категорий. Наиболее универсальными из них являются категории лица и числа, иногда задействованы также категории рода (класса) и падежа, если они релевантны для данного языка. Наличие в языке парадигмы персональности носит универсальный характер - нет ни одного языка, где она не была бы представлена. При этом языки проявляют разнообразие в том, на каком уровне выражается минимально необходимая парадигма персо-нальности: так, в английском языке минимально необходимым выражением персональности для образования законченного высказывания является парадигма субъектных личных местоимений, во французском - парадигма субъектных местоименных клитик, а в латыни - парадигма личных глагольных флексий, поскольку в языках с pro-drop, к которым относится латинский, именно флексии, а не местоимения, являются минимально необходимым для законченного неэмфатического высказывания выражением категории персональности. В качестве такой парадигмы во всех временах активного залога, кроме перфекта, используется следующая:
1 См.: Pozdniakov 2003 о различении кумулятивного и синкретического знака. Кумулятивным называется знак, участвующий в двух или нескольких парадигмах (например, лица и числа). Синкретическим называется знак, выражающий более чем одно значение в составе одной парадигмы (например, одна морфема для датива и локатива). Таким образом, все местоимения оказываются кумулятивными знаками (за исключением редких случаев, когда существует специальный маркер мн. ч. для всех местоимений, например в китайском языке), а местоимения типа английского you и немецкого sie (Sie) не только кумулятивными, но еще и синкретическими знаками.
Sg. 1. -o/-m Pl. 1. -mus
2. -s 2. -tis
3. -t 3. -nt
Далее мы проанализируем эту парадигму, уделяя особое внимание дейктическим и числовым характеристикам местоимений, и попытаемся заменить цифровые индексы и формально-грамматические определения на семантические характерис-тики2. Другими словами, мы попытаемся описать семантику местоимений краткими семантическими определениями, передающими все варианты их значений, своеобразными прономи-
3
нальными семантико-прагматическими примитивами.
2. Семантико-прагматические признаки (СПП)
Семантико-прагматическими признаками личных глагольных флексий в латыни могут быть названы следующие:
Sg. 1. -o/-m - «только говорящий»
2. -s - «только адресат»
3. -t - «нелокутор»
Pl. 1. -mus - «говорящий +»4
2. -tis - «адресат +»
3. -nt - «нелокуторы»
Очевидно, что в других языковых системах набор семантических признаков персональности различен. Во многих языках в 3 лице нелокуторы (анафорические местоимения) подразделяются в соответствии с именной классификацией референтного имени. Можно также отметить встречающиеся случаи распро-
V> U А
странения признаков «мужской» и «женский» на 2 л. -арабский язык (и многие другие афразийские) (Zheltov 2008: 122). В случае сосуществования в языке различных - инклюзивной и эксклюзивной - форм для 1 л. мн. ч. (весьма распро-
2 Подобная система была предложена в 2008: 113-149 для
русского, английского, французского, немецкого, суахили и гбан.
Данная система семантических признаков до некоторой степени коррелирует с системой обозначения персональности, принятой в Сisouw 2003, но в последней не учитываются числовые характеристики.
Р1игаШ maiestatis, а также появляющиеся в поздней латыни формы вежливости во 2 л. мн. числа характеризуются семантико-прагматическими признаками «говорящий включен» и «адресат включен, соответственно.
страненное явление в языках нигер-конго и многих других) их семантические характеристики будут следующими: «оба локу-тора включены» и «говорящий + не-локутор (ы)», соответственно. Если в языке существует особая форма для инклюзивного местоимения 1 л. дв. числа, как в языке дан (южные манде, нигер-конго) (Vydrin 2006), то ее семантический признак -«только оба локутора», а для соответствующего эксклюзивного
v> v> 5
местоимения двойственного числа - «говорящий + нелокутор» .
Возникает вопрос, существуют ли в языках другие средства и техники для выражения семантики персональности помимо «открытого» морфологического уровня исходной парадигмы. Следующие разделы статьи являются попыткой аргументировать положительный ответ на этот вопрос, то есть выявить, описать и систематизировать разнообразные средства и техники для выражения прономинальной семантики.
3. Скрытые способы выражения семантики персональности
3.1. Парадигматический способ
Этот способ наблюдается в русском языке. Если рассмотреть все личные местоимения в дативе, то можно выделить признак «одушевленность», который отсутствует в русской номинативной парадигме, но отмечен в суахили (Zheltov 2008: 123). Формы дательного падежа ему (от он) и ей (от она) могут быть использованы без предлогов только для одушевленных референтов, в то время как соответствующие номинативные формы используются также и для неодушевленных. Можно сказать: «Я вылечил ему (другу) руку», но не *«Я починил ему (столу) ножку». Вместо дательного падежа в этом случае будет употребляться конструкция с предложным или беспредложным родительным «Я починил у него (у стола) ножку / его ножку.» В именительном падеже, таким образом, местоимения «он» и «она» могут быть признаны синкретическими знаками, так как относятся и к одушевленным, и к неодушевленным референтам,
5 Следует отметить, что, хотя для местоимений ед. ч. утверждение «нам неизвестны примеры лексем, выражающих обобщенное значение вида 'произвольный участник речевого акта'» (Р1и^'ап 2000: 254), представляется верным, во мн. и дв. ч. данный признак все же может быть выражен на поверхностно-морфологическом уровне. О других средствах выражения данного признака см. ниже.
различаемым в другом (парадигматическом) контексте. Возможна и несколько иная интерпретация описываемого явления, исходящая из методологии, предложенной в Pozdniakov 2003: считать парадигму дательного падежа парадигматическим контекстом актуализации оппозиции по одушевленности, а парадигму именительного падежа - парадигматическим кон-
v> v> 6
текстом нейтрализации данной оппозиции .
Рассмотрим теперь, работает ли «парадигматический» способ создания дополнительной семантики персональности в латыни. Для этого проанализируем другие парадигмы латинского языка, имеющие отношение к выражению категории персональности. К ним относятся парадигмы личных глагольных флексий активного перфекта, флексий пассивного залога времен системы инфекта, а также парадигмы личных, притяжательных, возвратных и анафорических местоимений 3 лица,
7
которые в латыни выражаются указательными местоимениями .
В парадигме анафорических местоимений проявляются семантические признаки, характерные для подобных местоимений в языках с категорией рода: «нелокутор, немужской», «нелокутор, неженский», «нелокутор, неодушевленный». Поскольку речь здесь идет не о грамматических характеристиках типа «мужской, женский род», а о семантический нагружен-ности соответствующих форм, признаки должны формулироваться именно таким образом: форма м. рода ille может относиться как к одушевленным референтам мужского пола, так и к неодушевленным референтам. Таким образом, именно семантическим, а не грамматическим ее содержанием обусловлен признак «нелокутор, неженский пол». Аналогичным образом местоимение illa может относиться как к одушевленному референту жен. пола, так и к неодушевленному, с соответствующим признаком «нелокутор, немужской». Подобное характерно для русского, немецкого, французского языков, но не для
6 О нейтрализации см. подробнее ниже.
7 Вопрос о включении местоимений 3 лица в парадигму личных является дискуссионным. Э. Бенвенист считал, что понятие «лицо» «принадлежит корреляции «я/ты» и отсутствует в «он» (Benveniste 1976: 251), однако рассмотрение полной парадигмы глагольных флексий как минимально необходимого в языке средства выражения персональности побуждает нас включить в рассмотрение анафорические местоимения 3 лица.
английского, в котором грамматическая и семантическая
характеристика анафорических местоимений he и she отлична,
8
ввиду семантичности категории рода в этом языке.
В отличие от анафорических местоимений русского языка, но аналогично соответствующим местоимениям во французском, латинские анафорические (указательные) местоимения проявляют родовые различия не только в единственном, но и во множественном числе. Таким образом появляются семантические признаки «нелокуторы неженские», «нелокуторы немужские», «нелокуторы неодушевленные».
3.2. Синтагматический способ
Помимо участия в различных парадигмах, показатели пер-сональности могут использовать для выражения дополнительной семантики различные контексты. При парадигматическом способе дополнительные признаки появлялись в «вертикальных» отношениях с элементами той же парадигмы. Здесь же мы имеем дело с новыми признаками, которые выражаются в «горизонтальных» отношениях с членами одной синтагмы. Обычно местоимения, в отличие от имен, не контролируют согласование с элементами именной группы - собственно именная группа с прономинальной вершиной обычно предполагает отсутствие модификаторов. Но можно говорить о предикативном согласовании или индексации местоимений в глаголе (точнее, согласовании с различными типами предикатов). Именно эти процессы и могут использоваться для выражения дополнительной семантики местоимений.
В русском языке употребление местоимений 1 и 2 л. ед. ч. в синтагматическом контексте с глагольными предикатами в прошедшем времени или с именными предикатами (составными частями которых может быть как существительное, так и прилагательное) создает дополнительные признаки «только говорящий, мужской», «только говорящий, женский», «только адресат, не-онорифический, мужской», «только адресат, не-онори-фический, женский». Это сближает набор семантических признаков в русском с аналогичными признаками в арабском и некоторых других афразийских, где в отношении адресата эти
о
О семантической нагруженности категории рода и типологии именных классификаций см.: 7Иекоуа, 2016.
признаки выражены на «открытом» морфологическом уровне в местоименной парадигме номинатива. Ср. «Я пришл-а» = «говорящий-женщина пришла», «Ты - красив-ый» = «Адресат-мужчина красивый». В этих примерах родовые флексии глагола и именного предиката конкретизируют пол референта -говорящего (Zheltov 2008: 125).
Данные признаки реализуются и в латыни, в аналитических формах пассивного залога времен системы перфекта и в именной предикации, причем семантика пола у говорящего и адресата распространяется в соответствующих синтагматических контекстах и на мн. число (примеры 1-4):
(1) Ego (только говорящий, мужской) sum ille Amphitruo, cui est servos Sosia (Plaut. Amphitr. 861)
(2) Ego (только говорящий, женский) sum illius mater, quae haec gestitavit (Plaut. Cist. 745)9
(3) Libera ego (только говорящий, женский) sum nata (Plaut. Curc. 607)
(4) Ego sum defessus reperire, vos (адресат +, мужской10) defessi quaerere (Plaut. Epidic. 720)
Подобные примеры, как нам представляется, могут изменить традиционный взгляд на личные местоимения как индифферентные к роду (Hofmann, Szantyr 1972: 173).
4. Морфемная нейтрализация
Этот раздел посвящен явлению нейтрализации. На самом деле, и в предыдущих разделах уже рассматривались явления, которые попадают под данное определение - разница зачастую обусловлена только терминологией и направлением анализа. Если мы берем в качестве исходного пункта анализа номинативную (т. е. субъектную) парадигму местоимений, то мы можем определить морфему sie в немецком как синкретический знак, занимающий в парадигме сразу 3 различные позиции и, соответственно, имеющий 3 различных значения: 3 ед. жен. + 3 мн. + 2 ед. вежл. Дифференциация данных значений достига-
9 В этом и других примерах пол говорящего маркируется помимо именного предиката еще и относительным местоимением, что позволяет включить в ряд рассматриваемых явлений и более широкий синтаксический контекст, чем простое предложение.
10 В других контектах вместо признака «мужской» может быть признак genus commune.
ется с помощью парадигматического и синтагматического способов. Но если мы начинаем анализ с противоположной стороны - с контекста различения - то форма sie (Sie) должна интерпретироваться как контекст морфемной нейтрализации, в котором признаки «только адресат, вежл.», «нелокутор, не мужской», и «нелокуторы» нейтрализуются в парадигме номинатива. Трактовка данных явлений как контекстов различения и нейтрализации представляется более предпочтительной, чем интерпретация форм типа sie как синкретического знака или омонимии. Контекст нейтрализации взаимодополнителен к контексту различения, и вместе они позволяют достаточно системно описывать все упомянутые выше явления. Кроме того, процесс морфемной нейтрализации может быть противопоставлен процессу субморфной нейтрализации, который будет проанализирован ниже. Подобная интерпретация данных явлений позволяет использовать ряд интересных и важных идей К. И. Позднякова (Pozdniakov 2003). Он предлагает рассматривать процесс нейтрализации как важный, хотя и не единственный способ маркировать наличие оппозиционных (парадигматических) отношений между знаками. Соответственно, контекстуальная нейтрализация оппозиции между двумя элементами используется для маркировки принадлежности этих элементов к одному измерению, одной сфере, что делает возможным в другом контексте (парадигматическом или синтагматическом) выразить различие между ними. Кроме того, как считает К. И. Поздняков, нейтрализация не скрывает значимые признаки, а, наоборот, создает возможность выражения дополнительных признаков. Следует также отметить, что нейтрализация по К. И. Позднякову - это нейтрализация значения, а не формы. Формы il и elle во французской парадигме номинатива различны, но в определенном парадигматическом контексте (парадигме датива - lui) один из семантических признаков (род) нейтрализуется, а другой признак (одушевленность) при этом актуализируются.
Подобным образом в английском языке для местоимения you контексты различения выражают два СПП: «только адресат» и «адресат +», но лишь контекст нейтрализации создает признак «адресат включен». Нейтрализация двух (или более) признаков, выраженных в контексте различения, может создавать некий новый признак, другими средствами не выражен-
ный. Если принять во внимание ограниченный набор форм личных местоимений, именно в этой подсистеме нейтрализация играет заметную роль в создании дополнительных признаков.
Контексты нейтрализации, как и различения, могут быть парадигматическими и синтагматическими.
4.1. Парадигматическая нейтрализация
Парадигматическая нейтрализация реализуется, в частности, во французском языке. Так, формы 3 л. в дативной парадигме, помимо контекста различения для признаков «не-локу-тор, одуш.» (lui) и «не-локутор(ы), неодуш.» (у), также создают контекст нейтрализации отличия по полу: в дативе - общая форма для 3 л. ед.ч. lui, в номинативе формы разных родов il и elle. В местоимении у нейтрализуется противопоставление по числу и роду. Таким образом, данные признаки являются результатом одновременного действия двух процессов: возникновения новой морфологической формы у и морфемной нейтрализации оппозиций по роду и числу.
Пожалуй, самый «радикальный» пример использования нейтрализаций в персональной парадигме демонстрирует папуасский язык дани (Lower Grand Valley Dani) (Foley 1986). В парадигме потенциального будущего одна форма используется для 1 и 2 л. ед. ч., а вторая - для всех остальных местоимений. Таким образом, возникают два новых признака: «только локу-тор»11 и «не только локутор», так что последняя форма может выражать и локутора и нелокутора, единственное и множественное число, может включать или не включать говорящего и адресата.
Что касается латинского языка, в парадигмах возвратного (sui, sibi, se, se) и притяжательно-возвратного (suus, sua, suum) местоимений нейтрализуется оппозиция единственного /множественного числа 3 лица, создавая признак «нелокутор(ы)», как в примерах (5-6):
(5) Cassius constituit, ut ludi absente se (Sg.) fierent suo (Sg.) nomine (Cic. Att. 15, 11, 2)
11 Данная форма демонстрирует редкий случай обозначения локутора в единственном числе без различения говорящего и слушающего.
(6) (Helvetii) persuadent Rauricis et Tulingis et Latovicis, finitimis suis, uti, eodem usi consilio... una cum iis proficiscantur, Boios-que...receptos ad se (Pl.) socios sibi (Pl.) asciscunt (Caes. Gall. 1, 5, 4).
Кроме того, в парадигмах склонения анафорических местоимений 3 л. снимается оппозиция по роду в генетиве и дативе ед. числа и появляется признак «нелокутор», примеры (7-8):
(7) itaque inter se commutant vestem et nomina;
illic vocatur Philocrates, hic Tyndarus:
huius (m) illic, hic illius (m) hodie fert imaginem (Plaut. Capt. 37-39)
(8) maximam hercle habebis praedam: ita ille est, quoi emitur, senex;
sanus non est ex amore illius (sc. puellae) (f) (Plaut. Merc. 442-443)
4.2. Синтагматическая нейтрализация
Случаи синтагматической нейтрализации не столь очевидны, как примеры парадигматической нейтрализации. Формы самих местоимений остаются различными, нейтрализуются модели согласования показателей персональности с различными типами предикатов (как уже отмечалось, это единственная модель согласования, в которой местоимение может выступать как контролер согласования), при этом образуются новые семантические признаки.
К подобным явлениям относится, например, нейтрализация различий между говорящим, адресатом и нелокутором в контексте именной предикации в английском, а в русском (я/ты/он пришел) и немецком (Ich/du/er sagte) еще и в некоторых прошедших временах. При этом актуализуется противопоставление по полу. Например, в русском во фразах «я/ты/он пришел», «я/ты/она пришла», «оно пришло», «мы/вы/они пришли» согласование с глаголом нейтрализует указанные признаки и создает новые признаки «неженский, ед. ч.» и «немужской, ед. ч.», «немужской, неженский, ед. ч.» и «множественное» соответственно.
В латыни синтагматическая нейтрализация противопоставлений внутри категории персональности отсутствует, так как всегда последовательно осуществляется согласование субъекта с предикатом.
5. Субморфная нейтрализация
В центре данного раздела находится понятие субморфа и субморфной нейтрализации. Именно этот раздел является наиболее дискуссионным. В своей статье 2003 года К. И. Позд-
няков, по сути, ввёл эти понятия в наиболее эксплицитном и разработанном виде и описал явления, этими понятиями характеризующиеся (Pozdniakov 2003; 2009). В качестве примера, иллюстрирующего данный феномен, К. И. Поздняков использует проведенный Р. О. Якобсоном анализ русских падежных флексий (Jaœbson 1985: 176-197). В соответствии с этим анализом, дательный, творительный и предложный падежи в русском маркируются особым семантическим признаком «периферий-ность», отличающим их от всех других падежей. В то же время все флексии этих падежей (и только этих) у прилагательных мужского рода имеют общий формальный признак [m] - [-ому], [-ым], [-м]. Таким образом, мы имеем дело со знаком: есть значение - «периферийность», и есть формальный носитель этого значения - [m], и никаким другим способом семантика периферийных падежей не передается. Однако интригующим является тот факт, что носитель данного значения формально (сегментно) меньше, чем морфема, которая, следовательно, утрачивает свой статус «минимального лингвистического знака», что дает возможность введения нового уровня лингвистического описания. К. И. Поздняков называет этот новый уровень «субморфным», а процесс нейтрализации семантических различий дательного, творительного и предложного падежей под общим признаком «периферийности» и при формальной маркировке данной нейтрализации лабиальным носовым сонантом [m] - «субморфной нейтрализацией». Таким образом, он вводит новый уровень языка, который обладает своими средствами для выражения семантики. Ниже мы попытаемся показать, насколько активно этот уровень задействован в формировании семантики персональности.
По мнению К. И. Позднякова, которое он аргументирует примерами из разных языков, субморфные нейтрализации часто находятся в отношении дополнительной дистрибуции с морфемными нейтрализациями.
Данный уровень языка, который обычно выпадает из лингвистических описаний, привлек внимание В. Дресслера, представившего систему латинских местоимений как морфемно-субморфемный континуум в недавно опубликованной статье (Dressler 2016: 55-65). Его подход к данной проблеме несколько отличается от нашего, однако можно отметить и общие точки: так, Дресслер приписывает субморфемный статус элементам /no-, vo-/ в местоименных формах nos / vos и nobis /vobis, а также делает важное замечание о принципиальном различии
между местоимениями 1 и 2 л., с одной стороны, и 3 л. - с
другой: основы первых начинаются с согласных (e.g., me, te, se,
12
nos, vos), а вторых - с гласных (illum, istum, hunc etc.) .
Действительно, субморфная нейтрализация прономиналь-ных форм 1 и 2 лица мн. числа, маркирующая семантический признак «локутор +», распространена очень широко. Например, французские местоимения nous [nu]/ vous [vu], notre [notr]/ votre [votr] и т. д., русские местоимения мы/ вы, нас/ вас и т. д. Подобная субморфная нейтрализация наблюдается и в целом ряде прономинальных парадигм латыни, т. е. не только в формах nos/ vos, но и во всех парадигмах местоимений (nobis/ vobis, nostri/vostri и т. д.). Интересно, что сегментный состав форм данных местоимений в разных языках различен, но неизменной остается необходимость их субморфной подстройки.
Проявляется признак, объединяющий локуторов («только локутор»), и в субморфных нейтрализациях в латинской парадигме ед. числа, но только в формах 2 падежей (аккузатива и аблатива): me/ te (ср. в русском языке меня/ тебя, во французском moi/ toi, в немецком mir/ dir). При этом во мн. числе во всех парадигмах местоимений, кроме номинатива, помимо субморфной нейтрализации 1 и 2 лица, наблюдается и субморфная нейтрализация 2 и 3 лица (tui/ sui, tibi/ sibi, te/ se), маркирующая семантический признак «говорящий исключен», противопоставляющий адресата и нелокуторов говорящему.
Можно увидеть определенную субморфную подстройку и в личных глагольных флексиях, сегментно значительно более коротких: [m] во флексиях 1 лица ед. и мн. числа (-m и -mus) создает признак «локутор включен», [s] во 2 лице ед. и мн. числа (-s и -tis) - «адресат включен», а [t] в 3 лице обоих чисел (-t и -nt) - признак «локутор(ы)».
Интересно, что именно субморфные нейтрализации служат для объединения говорящего и адресата, маркированных общим признаком «локутор». Вероятно, таким образом языки без инклюзивных местоимений в «открытой» морфологии компенсируют отсутствие в ней возможности для противопоставления локуторов и нелокуторов. Этим же целям могут служить и другие - несегментные - субморфные признаки, такие как упо-
12
В 2008: 135 отмечается похожая закономерность для рус-
ских местоимений в номинативе: структура слога СУ ([ja], ты, мы, вы) является маркером признака «локутор включен», а УС (он, она, они) - «локутор исключен».
минаемая в Dressler 2016 структура слога, что релевантно не только для латыни, но и для русского и французского.
6. Заключение
Итак, в результате проведенного анализа «открытых» и «скрытых» способов выражения семантики персональности, к 6 «стандартным» семантическим признакам, проявляемым в исходной парадигме глагольных флексий активного залога, добавляется еще 20 других признаков, то есть 26 в общей сложности.
Анализ личных местоимений показывает, что их семантика не может быть адекватно описана без привлечения различных семантических и формальных измерений, таких как парадигмы и синтагматические контексты, явление морфемной и суб-морфной нейтрализации. Описание семантики местоимений в рамках исключительно поверхностной морфологии теряет важную составляющую их семантико-прагматических функций13.
Субморфный уровень языка представляет собой реальное языковое явление, активно использующееся для выражения такого важного семантического противопоставления, как «локутор/не-локутор». Данная оппозиция представлена в том или ином виде во всех анализируемых языках.
Заслуживает внимания тот факт, что некоторые семантико-прагматические признаки местоимений в одном языке выражаются на морфологическом уровне, а в другом - на субморфном. Важность семантических признаков, не выраженных на поверхностном морфологическом уровне (например, признак «локу-торы»), подтверждается их активным влиянием на морфоно-логические и синтаксические процессы.
Литература
Benveniste, E. 1976: La nature des pronoms. In: Problèmes de linguistique
générale. Paris: Gallimard, 251-257. Qsouw, M. 2003: The Paradigmatic Structure of Person Marking. Oxford, Oxford University Press (= Oxford Studies in Typology and Linguistic Theory).
13 Опыт использования структурных признаков для комплексного анализа прономинальных систем романских языков, но без привлечения скрытых форм выражения их семантики, представлен в Ingram 1978.
Dressler, W. U. 2016: On the morpheme-submorpheme continuum in Latin pronoun families. In: P. Poccetti (ed.). Latinitatis Rationes. Berlin; Boston: W. de Gruyter, 55-65. Foley, W. A. 1986: The Papuan languages of New Guinea. Cambridge:
Cambridge University Press. Hofmann, J., Szantyr, A. 1972: Lateinische Syntax und Stilistik. München, Beck.
Ingram, D. 1978: Typology and Universals of Personal Pronouns. In:
J. H. Greenberg (ed.). Universals of Human Language. V. 3, Word Structure. Stanford University Press, 213-247. Ja^bson, R. O. 1985: [Morphological observations on Slavic declension]. In: Jacobson, R. O. Selected works. Moscow, 176-197. Якобсон, Р. О. Морфологические наблюдения над славянским склонением. В сб.: Якобсон, Р. О. Избранные работы. М., 176-197. Plung'an, V. A. 2000: Obshchaya morfologiya [General Morphology]. Moscow: Editorial URSS.
Плунгян, В. А. 2000: Общая морфология. М., Эдиториал УРСС. Pozdniakov, K. I. 2003: [Micro-morphology or morphology of paradigm]. Yazyk I rechevaya deyatel'nost' [Language and speech] 5, 22-58.
Поздняков, К. И. 2003: Микроморфология или морфология парадигмы? Язык и речевая деятельность 5, 22-58. Pozdniakov, K. 2009: [Nature et fonctions de signes non-morphemiques]. Voprosy Yazykoznanija, 6, 35-64.
Поздняков, К. И. 2009: О природе и функциях внемор-фемных знаков. Вопросы языкознания, 6, 35-64. Vydrin, V. F. 2006: [Personal pronouns in South Mande languages]. Acta Linguistica Petropolitana II (2), 333-419.
Выдрин, В. Ф. 2006: Личные местоимения в южных языках манде. Acta Linguistica Petropolitana II (2), 333-419. Zheltov A. Ju. 2008: Yazyki niger-kongo: strukturno-dinamicheskaya tipo-logiya. [Niger-Congo languages: structural-dynamic typology], St. Petersburg.
Желтов, А. Ю. 2008: Языки нигер-конго: структурно-динамическая типология, СПб. Zheltova, E. V., Zheltov, A. Ju. 2016: [Latin, Ancient Greek and Russian in the context of semantic typology of noun classification]. Indo-yevropeiskoye yazykoznaniye i klassicheskaya filologia [Indo-European linguistics and classical philology] 20, 283-299. Желтова, Е. В., Желтов, А. Ю. 2016: К вопросу об одушевленности в латинском, древнегреческом и русском языках в контексте семантической типологии именной классификации. Индоевропейское языкознание и классическая филология 20, 283-299.
A. Ju. Zheltov, E. V. Zheltova. The category of personality in Latin: contexts of oppositions and neutralizations as means for additional semantic features of personality.
Different languages use various forms for marking pronominal arguments in minimal utterance: personal pronouns (English and Russian),
pronominal clitics (French), personal verbal flections (Latin and other languages with pro-drop). The article offers an interpretation of Latin forms of person as a set of semantic features, which are used instead of traditional symbols (1, 2, 3 person). The authors consider the opportunity of additional semantic features of personality, which can vary in different paradigms and syntagmatic contexts. The authors also analyze the phenomenon of morphemic neutralization (paradigmatic and syntagmatic), which not only neutralizes semantic features relevant to other paradigms and syntagmatic contexts, but can create some new semantic features. Then, on the basis of Konstantin Pozdniakov's ideas, the phenomenon of submorphemic neutralization is analized. In this case, the markers of additional semantic features are represented by the elements segmentally shorter than morphemes. It is this way of expressing personal semantics that creates such feature as "locutor", uniting both speech act participants (speaker and addressee): nos/vos, noster/voster, me/te in Latin, nous/vous, moi/toi in French, my/vy, men'a/teb'a in Russian. If the paradigm of active verbal flections demonstrates only 6 semantic features of personality, the other afore-mentioned techniques add 20 more semantic features. The semantics of personality in Latin, hence, appears to be more various than its traditional interpretation by means of "open" morphology, the other language dimensions being worth taking into consideration.
Keywords: Latin, semantic features of personality, paradigmatics, syntagmatics, morphemic neutralization, submorphemic neutralization.
