CC BY
46
Книги
Вестник ДВО РАН. 2006. № 2
Выделение лесов высокой природоохранной ценности в Приморском крае. Категории для сохранения биоразнообразия растительного покрова / Аксенов Д.Е., Дубинин М.Ю., Карпачев-ский М.Л., Ликсакова Н.С., Скворцов В.Э., Смирнов Д.Ю., Яницкая Т.О. М.: Изд-во МСоЭС, 2005. 80 с. + 98 карт.
Проблемы сохранения биологического разнообразия уникальных лесов Приморского края следует отнести к весьма актуальным. Общепризнано, что на лесных территориях биоразнообразие на всех уровнях в первую очередь определяется состоянием лесной растительности, выполняющей выдающуюся средообразующую и средостабилизирующую роль; особенно это характерно для своеобразных природных условий Приморского края. Основой потенциала природного биоразнообразия разных уровней являются девственные и малонарушенные леса, в которых максимально сохраняется видовое флористическое и фаунистическое богатство.
Стратегия сохранения биологического разнообразия в Приморском крае предусматривает комплекс мер: 1) сохранение эндемичных и редких видов растений и животных путем придания им статуса особо охраняемых объектов, 2) полное изъятие лесных экосистем из хозяйственного пользования на особо охраняемых природных территориях (ООПТ) и 3) регламентация природопользования на специально не охраняемых территориях, включающая меры по сохранению уникальных и редких видов, растительных сообществ и целых природных комплексов, к которым относятся также участки, выполняющие особо защитную роль (Манько Ю.И., Дон Ку Ли. Проблемы сохранения биоразнообразия в лесах Приморского края // Сибир. экол. журн. 2005. № 4. С. 589-596).
По первому направлению на краевом уровне постановлением губернатора Приморского края утвержден перечень объектов растительного и животного мира, занесенных в краевую Красную книгу (Перечень объектов растительного и животного мира, занесенных в Красную книгу Приморского края: офиц. изд. Владивосток: Апостроф, 2002. 48 с.). Среди особо охраняемых природных территорий в крае следует в первую очередь назвать заповедники, в четырех из которых основу растительного покрова составляют леса. Регламентация пользования лесными ресурсами на федеральном уровне предусматривает разную нагрузку на лесные экосистемы в зависимости от экологических функций, выполняемых ими. Это нашло воплощение в разделении лесов на группы по народнохозяйственному назначению. В Приморском крае леса первой группы, выполняющие преимущественно защитные, водоохранные, санитарно-гигиенические и
оздоровительные функции, занимают 25,6% лесных земель, и в них существенно ограничена хозяйственная деятельность. На леса второй группы, где также предусмотрен щадящий режим лесопользования, приходится 8,5%. Для создания экологического каркаса территории в лесах всех групп предусмотрено выделение особо защитных участков с ограниченным режимом пользования. Эти участки, как правило, не включают в расчет главного пользования, хотя в некоторых категориях допускаются выборочные рубки слабой интенсивности.
По данным инвентаризации, площадь особо защитных участков и лесов с категориями защитности, исключающими промышленную заготовку леса, в приморской части Сихотэ-Алиня установлено превышает 2,2 млн га (19%). (Стратегия сохранения биоразнообразия Сихотэ-Алиня / В.В.Богатов, Д.Микелл, В.А.Ро-зенберг и др. Владивосток, 2000. 135 с.). Существуют ведомственные ограничения на использование ценных и редких пород (бархата амурского, ореха маньчжурского, диморфанта, тиса, пихты цельнолистной, лиственницы ольгинской, сосны могильной, березы Шмидта, дуба зубчатого и некоторых других пород), предписанные «Правилами рубок главного пользования в лесах Дальнего Востока» (М.: Федеральная служба лесного хозяйства России, 2000. 32 с.). Кроме того, в районах развитого пчеловодства не назначаются в рубку все виды липы. С 1990 г. запрещены рубки главного пользования в кедрово-широколиственных лесах.
Таким образом, даже при конспективном обзоре можно сделать заключение о том, что к настоящему времени в Приморском крае сложилась система мер по нормированию природопользования, а также для сохранения биоразнообразия на видовом и экосистем-ном уровнях. Однако эта система далека от совершенства, на что неоднократно обращалось внимание (Девственные леса Дальневосточного экорегиона: критерии выделения и методика картографирования / Дюкарев В.Н., Ермошин В.В., Ефремов Д.Ф. и др. Хабаровск: Хабар. гос. техн. ун-т, 2000. 60 с.; Манько, Дон Ку Ли. Указ. соч.; Стратегия сохранения..., 2000).
В связи со сказанным выше удивляет позиция авторов рецензируемого издания. Они считают, что публикуемые ими результаты «.станут практической основой для работы по сохранению биологического разнообразия лесов Приморского края» (с. 12). Выходит, все то, что делалось до выхода этой публикации, не имело отношения к мерам по сохранению биоразнообразия. Отсутствие в публикации критического анализа состояния природоохранной деятельности в крае, вероятно, должно было бы, по замыслу авторов, подчеркнуть их приоритет в работе по сохранению биоразнообразия в регионе. Это предположение подтверждает отсутствие в публикации ссылок на официальный источник, содержащий перечень растений, занесенных в Красную книгу края, на стратегию сохранения биоразнообразия в Сихотэ-Алине, разработанную коллективом авторов (Стратегия сохранения., 2000),
на комплекс природоохранных мер, намеченных в «Концептуальных основах развития лесного комплекса Приморского края на среднесрочную перспективу» (под ред. Д.Ф.Ефремова. Хабаровск: ДальНИИЛХ, 2003. 257 с.). Ценность рассматриваемой публикации была бы, безусловно, выше при наличии в ней попытки критического обобщения состояния мер, направленных на сохранение биоразнообразия и регламентацию лесопользования в Приморском крае.
Основной задачей рассматриваемого издания, о чем говорится в предисловии, являлась разработка методики выделения лесов высокой природоохранной ценности. В связи с этим совершенно необходимо сделать следующие замечания. По мнению авторов, использование типов леса для целей выделения лесов высокой природоохранной ценности нецелесообразно. С этим трудно согласиться, ибо общепризнано, что лесная типология является естественнонаучной основой для всех исследовательских работ в лесу и научной базой для практической деятельности.
Параметры биоразнообразия во всех лесных формациях имеют существенные различия в зависимости от типов леса, о чем свидетельствуют публикации, посвященные чернопихтово-широколиственным (Васильев Н.Г., Колесников Б.П. Чернопихтово-широколи-ственные леса Южного Приморья. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. 147 с.), кедрово-широколиственным (Колесников Б.П. Кедровые леса Дальнего Востока. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. С. 1-261; Соловьев К.П. Кедрово-широколиственные леса Дальнего Востока и хозяйство в них. Хабаровск, 1958. 367 с.) и другим лесным формациям. Это, собственно, подтверждает и рис. 2, приводимый авторами, на котором видно, что число деревьев и травянистых растений в пределах лесной формации значительно колеблется.
В то же время типологический подход в какой-то мере не чужд и авторам: они говорят о необходимости выделения «ельников бадановых», «ельников замани-ховых»; хотя другие «типы сообществ» ими выделены по другим признакам. Более того, широкое использование авторами лесоустроительных материалов, в которых имеются сведения о типах леса, казалось бы, предполагало строить работу на лесотипологической основе. Например, ранее при анализе лесоустроительных материалов (Стратегия сохранения., 2000) было обращено внимание на необходимость полной охраны для 7 коренных групп типов леса, представленных в приморской части Сихотэ-Алиня. С нашей точки зрения, работа по выделению участков, необходимых для сохранения биоразнообразия, обязательно должна строиться на лесотипологическом (экосистемном) уровне.
Авторы подробно описывают методику выделения лесов высокой природоохранной ценности, которая включала использование материалов - картографических, космических съемок, лесоустройства и собственных полевых исследований (однако объем собственных материалов не показан). При характеристике древостоя и определении флористического состава отдельных участков авторы использовали «пробные площади» размером 20 х 20 м, размер которых совершенно недостаточен для характеристики большинства типов чернопихтово- и кедрово-широколиственных лесов.
Утверждение авторов, что структура и состав ненарушенных сообществ в пределах лесной формации на всей территории Приморья примерно одинаковы, ошибочно. По мере продвижения на север из древостоев постепенно выпадают граб, диморфант, клен ложно-зибольдов, клен маньчжурский и т.д.
Явно ошибочным является и автоматическое исключение авторами из числа наименее трансформированных лесов выделов кедровников с наличием в их составе дуба, а также лесов с формулой состава «10К» (с. 29). Кедровники с дубом и «кедровые боры» являются наиболее ценными коренными лесными сообществами как «кормные леса», эти экосистемы должны иметь высший охранный статус и в плане сохранения биоразнообразия животного мира.
Список редких видов сосудистых растений, приводимых авторами в табл. 6, по сути повторяет перечень видов, внесенных в краевую Красную книгу. Однако предложение авторов о запрете всех видов рубок в местах произрастания ряда редких видов (с. 44) совершенно не обосновано. Какие веские доводы могут быть приведены для запрета рубок ухода в лесах из дуба зубчатого или в древостоях с участием березы Шмидта? Напротив, в расстроенных дубняках из дуба зубчатого совершенно необходимы рубки ухода или санитарные рубки (в зависимости от состояния древостоев). Также желательны лесоводственные мероприятия, направленные на повышение участия в древостоях березы Шмидта и сосны могильной.
Сохранение многих видов в подлеске и кустарнич-ково-травяном ярусе можно обеспечить проведением лесохозяйственных рубок, например, в зимний период. Ряд травянистых видов, в местах произрастания которых, по мнению авторов, следует запретить все виды рубок, не известны широкому кругу лесоводов, поэтому выполнение этой рекомендации в настоящее время сомнительно.
Очень странным выглядит заключение авторов о том, что кедрово-широколиственные леса после пожаров были замещены пихтово-еловыми. Фраза, что есть много указаний о том, что «значительная часть ныне существующих пихтово-еловых лесов обязана своим возникновением крупномасштабным пожарам, имевшим место 120-200 и более лет назад» (с. 16), естественно, не подтверждает факта смены кедровников пихтово-еловыми лесами. Более того, она сугубо не точна по сути: многие авторы отмечали одновозраст-ность пихтово-еловых лесов и наличие древесных углей в почве, но это свидетельствовало прежде всего о динамике бореальных лесов, для которых пожары являются постоянным фактором. В результате пожаров темнохвойные леса сменяются на больших площадях другими лесными формациями, но при наличии источников семян и при сохранении благоприятных для них эдафических параметров пихтово-еловые леса через ряд стадий занимают прежние местообитания. Ни ель аянская, ни пихта белокорая не являются породами-пионерами, их восстановление идет через пионерные группировки березы, осины и нередко лиственницы (Манько Ю.И. Ель аянская. Л.: Наука, 1987. 280 с.). Естественно, что существование пихтово-еловых лесов не является следствием пожаров, это зональное явление. Поэтому «новый взгляд» авторов на генезис
пихтово-еловых лесов свидетельствует об отсутствии у них элементарных представлений об экологии основных лесообразователей. В то же время, по имеющимся данным (Алешинская З.В., Болиховская Н.С., Боли-ховская В.Ф. Миграция высотных поясов растительности Среднего Сихотэ-Алиня в голоцене // Докл. АН СССР. 1980. Т. 254, № 4. С. 949-953), в бореальный период голоцена хвойно-широколиственные леса в центральной части Сихотэ-Алиня под влиянием изменившихся климатических условий сменились пихтово-еловыми лесами и заняли более низкий высотный уровень. В этом случае речь идет о вековых, а не пос-лепожарных сменах.
Ошибочно также мнение авторов о том, что первые послепожарные стадии в темнохвойных лесах характеризуются «.загущенным подростом, состоящим преимущественно из пихты белокорой .очень мощным моховым покровом» (с. 47). На самом деле первые послепожарные стадии в пихтово-еловых лесах представлены кустарничково-травянистыми зарослями, а затем молодняками с господством пионерных пород.
При выделении наименее трансформированных сообществ и сообществ с высоким потенциалом восстановления использованы возрастные придержки для главных пород, моложе которых сообщества не включаются в названные категории. Это, по-видимому, идет от сложившейся практики выделения так называемых старовозрастных лесов. Такой подход не учитывает возрастную динамику девственных лесов, в которых естественная смена приводит к периодическому омоложению древостоя. В этом случае необходимо учитывать текстуру леса, отражающую распределение ненарушенных древостоев по стадиям возрастной динамики. Биоразнообразие лесных сообществ увязывается с их возрастом и в понимании авторов характеризуется прежде всего флористическим составом. Однако флористический и фаунистический потенциал лесных сообществ и в целом их биоразнообразие следует рассматривать на всем протяжении полного цикла возрастной динамики его основных лесообразователей (Манько Ю.И. О девственных лесах на российском Дальнем Востоке // Вестн. ДВО РАН. 2001. № 4. С. 3-10).
Исключение всех лесов из дуба монгольского из числа малонарушенных, видимо, не совсем верно. Напротив, на участки коренных дубняков, о наличии которых пишут многие авторы, следовало бы обратить особое внимание. Удивляет также невключение в число редких сообществ монодоминантных лесов из кедра корейского, встречающихся редко и на небольших площадях, якобы по причине бедного флористического состава. В то же время включение березы Шмидта (и ряда других видов) в число индикаторов высокого биоразнообразия не оправдано, поскольку чаще всего данные сообщества этим не отличаются (Гурьев А.Д. Береза Шмидта. М.: Наука, 1980. 114 с.). Наверное, участие редкого вида еще не показатель высокого биоразнообразия сообщества.
Издание грешит терминологической вольностью. Например, сложившееся понятие «тип растительности» применяется то к лесной формации, то к группе лесных формаций; лесные формации именуются типами сообществ; пионерные породы называются вто-
ричными; все виды лиственниц отнесены к «вторичным» породам, хотя на переувлажненных участках и в своеобразных условиях горных склонов формируются коренные лиственничники; парцеллярная структура сообществ трактуется не так, как это понимал Н.В.Ды-лис, введший это понятие в науку. На наш взгляд, нельзя говорить о том, что лиственничники являются после-пожарными дериватами пихтово-еловых лесов: они являются самостоятельной лесной формацией.
В целом рассматриваемая публикация, на наш взгляд, требовала бы серьезного научного редактирования. При характеристике отдельных редких видов авторы не воспользовались даже имеющимися сведениями. Например, про диморфант написано, что это кустарник (?) или небольшое дерево. На самом деле диморфант достигает толщины 80-90 см и высоты 25-27 м, он никогда не относился к подлесоч-ным породам. Среди выделенных видов-индикаторов пожаров и других крупных нарушений в лесах (приложение 5, табл. 1) далеко не все приведенные растения являются таковыми. Например, дерен канадский -типичный вид темнохвойной тайги (Толмачев А.И. К истории возникновения и развития темнохвойной тайги. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954. 156 с.), рябинник рябинолистный - характерное растение переувлажненных местообитаний, и т.д.
Это далеко не все замечания. Издание, конечно, представляет некоторый научный интерес, но оно содержит такое количество ботанических неточностей и грубых ошибок, что благодарности, высказанные авторами в адрес региональных ботаников и лесоведов, выглядят более чем сомнительным комплиментом.
Вся картографическая информация в книге в связи с вышеперечисленными замечаниями практически некорректна и не может быть воспринята всерьез. Многие показанные на карте контуры (за исключением, возможно, бассейнов рек Бикин и Самарга) охватывают в значительной степени нарушенные, неоднородные лесные массивы, которые, сколько бы они ни «.прорезались слоем связующего пространства» (с. 29), вряд ли можно отнести к лесам особой природоохранной значимости. Попытка доказать на основе этих материалов правомочность сохранения выделенных массивов может иметь обратный эффект. Несомненно, актуальная проблема сбережения оставшихся наиболее ценных лесных экосистем и придания им статуса особо охраняемых природных территорий может быть не воспринята по причине методических дефектов.
Основной целью процедуры выявления особо ценных лесных территорий является формализация с использованием четких критериев. Но такой формализации ценности лесных массивов с целью придания им определенного статуса (категории защитности) на основании представленных в публикации материалов сделать невозможно. Это не позволяет осуществить инвентаризацию малонарушенных лесных территорий и придание им статуса ООПТ через систему лесоустройства, что создало бы условия для сохранения уникальных объектов природы и предупреждения множества конфликтных ситуаций.
На что же в конечном счете ориентирована работа авторов по выделению лесов высокой природоохранной ценности? В значительной мере на консервацию приро-
допользования в местах произрастания редких видов и в лесах высокой природоохранной ценности. В ряде случаев авторы рекомендуют запретить все виды рубок, что, на наш взгляд, лишено какой-либо лесоводственной целесообразности. Выделенные авторами леса высокой природоохранной ценности составляют 2,68 млн га, или около 16% территории Приморского края (хотя долю таких лесов следовало бы исчислять по отношению к площади лесного фонда, тогда эта цифра возрастет до 22,6%). Часть из этой площади (0,46 млн га) уже охраняется на особо охраняемых природных территориях.
Если учесть, что, по данным федерального агентства лесного хозяйства по Приморскому краю, более чем на 40% территории лесного фонда уже имеются существенные ограничения по лесопользованию, то к
практическим итогам проделанной авторами работы следует подойти с большой долей осторожности. По крайней мере, научной общественности, работникам лесоустройства, а также федеральному агентству лесного хозяйства не следует брать на веру предложенную авторами методику выделения лесов высокой природоохранной ценности.
Ю.ИМАНЬКО, доктор биологических наук, В.Н.ДЮКАРЕВ, кандидат сельскохозяйственных наук (Биолого-почвенный институт ДВО РАН, Владивосток)
НУЖНОЕ И СВОЕВРЕМЕННОЕ ИЗДАНИЕ
В результате более чем столетнего изучения позвоночных животных Дальнего Востока России (рыб, земноводных, пресмыкающихся, птиц и млекопитающих) накоплен огромный фактический материал. К сожалению, ориентироваться в нем очень сложно из-за неодинаковой изученности отдельных групп животных и отдельных районов огромного региона. Да и опубликованы эти материалы в разных изданиях, многие из которых стали библиографической редкостью. Позвоночные животные имеют важное значение как для наземных экосистем в целом, так и для человека. Многие из них непосредственно вовлечены в сферу его интересов как объекты промысла, вредители сельского и лесного хозяйства, переносчики опасных заболеваний человека и домашних животных и т.п. Именно поэтому их рассматривают в первую очередь при экологических экспертизах на все планируемые крупные народнохозяйственные объекты.
В отечественной зоологической литературе имеется очень мало справочных изданий типа каталогов, в которых можно было бы получить краткие данные о любом виде животных, пригодные для дальнейшего использования при экологических, зоогеографических и любых других, как общих, так и частных, исследованиях фауны, особенно для широкого круга исследователей по проблеме биологического разнообразия. Многочисленные определители не могут заменить каталога, так как в соответствии с иными задачами они содержат иной набор сведений и имеют иную структуру. Поэтому выпущенная Институтом биологических проблем Севера ДВО РАН книга «Наземные позвоночные Северо-Востока России: каталог-справочник» (А.В.Андреев, Н.Е.Докучаев, А.В.Кречмар, Ф.Б.Чернявский. Магадан: СВНЦ ДВО РАН, 2005. 315 с.) является нужным и своевременным изданием.
Содержание книги в основном традиционно. В ней приведен полный систематический список так-
сонов фауны указанного региона. Для каждого вида даны латинское, русское и англоязычное названия, сведения о полевых признаках, статусе, дальневосточном ареале (дублируется картой), краткие сведения по местообитаниям, особенностям биологии. Из основной библиографии видно, что материалы рецензируемой книги построены на хорошем фундаменте, состоящем из целого ряда академических сводок, большинство из которых принадлежит перу авторов каталога. Это «Птицы Колымского нагорья» (1968), «Птицы Корякского нагорья» (1980), «Млекопитающие крайнего Северо-Востока Сибири» (1984), «Каталог позвоночных животных Камчатки и сопредельных морских акваторий» (1980), «Птицы северных равнин» (1991), «Позвоночные животные Северо-Востока России» (1996) и др.
Последняя из названных работ - фундаментальная сводка по всем позвоночным животным рассматриваемого региона и является не только подведением итога изучения животных на определенном этапе, но служит базовой точкой для дальнейших исследований. В этом отношении рецензируемый каталог ей, конечно, проигрывает (например, в нем отсутствует раздел по пресноводным рыбам). Возможно, авторы это сделали сознательно, оговорив в аннотации, что книга рассчитана на «широкий круг читателей - студентов и учащихся, преподавателей биологии, специалистов в области экологии и охраны природы, нату-ралистов-любителей и охотников». Но досаднее всего, что эта книга, скорее всего, не дойдет до «широкого круга читателей» из-за малого тиража (250 экз.) и высокой цены (хотя ясно, что такое издание, с цветными иллюстрациями, в переплете, не может быть дешевым).
В.А.КОСТЕНКО, доктор биологических наук, В.А.НЕЧАЕВ, доктор биологических наук (Биолого-почвенный институт ДВО РАН, Владивосток)
