CC BY
92
2. Руднева Е. И. Трудовое политехническое обучение школьников (1918-1920) / под ред. С. М. Шаба-лова: Изд-во Моск. ун-та, 1961.
3. Там же.
4. Общетехнические предметы / Программы средней школы с производственным обучением. М.: Учпедгиз, 1962; Основы производства (для непроизводственных профессий) // Программы средней школы с производственным обучением. М.: Учпедгиз, 1962.
5. Трудовые политехнические практикумы IX-X классы // Программы средней школы. М.: Просвещение, 1979.
6. Богатырев А. Н. Радиоэлектроника, автоматика и элементы ЭВМ: учеб. пособие для 8-9 кл. сред. шк. М.: Просвещение, 1990. 175 с.
7. Трудовые политехнические практикумы IX-X классы. С. 5.
8. Там же. С. 4.
9. Профессиональное обучение, 8-9 классы // Программы средней общеобразовательной школы / Профили: Электронно-вычислительная техника, Электротехника, Радиоэлектроника, Основы автоматики и телемеханики. М.: Просвещение, 1986.
10. Трудовое и профессиональное обучение XXI классы / Программы средней общеобразовательной школы // Академия педагогических наук, НИИ трудовой подготовки и профессиональной ориентации. Ч. 1. М., 1991; То же. Ч. 2.
УДК 37(091)(470.342)
В. Б. Помелов
ВЫДАЮЩИЙСЯ УЧЕНЫЙ-ОРИЕНТАЛИСТ И ПЕДАГОГ В. В. РАДЛОВ И ЕГО
просветительско-пеДагогическая
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ВЯТСКОЙ ГУБЕРНИИ (К 175-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ)
В статье раскрываются основные биографические данные выдающегося российского ученого В. В. Радлова, характеризуется его вклад в развитие отечественной науки. Особое внимание уделяется его деятельности в качестве инспектора школ для нерусского населения в Казанском учебном округе, в который входила и Вятская губерния.
The article considers the main biographical facts of an outstanding Russian scientist V. V. Radlov, his contribution into the development of the native science is characterized. The main attention is given to his activities as an inspector of schools for the non-russian people in the Kazan educational district which included the Vyatka region.
Ключевые слова: лингвист, этнограф и педагог В. В. Радлов, Вятская губерния, школы для нерусского населения, музей антропологии и этнографии.
Key words: lingvist, ethnographer and pedagog V. V. Radlov, Vyatskaya gubernia, schools for the non-russian people, the museuv for antropology and ethnography.
Выдающийся российский востоковед-тюрколог, этнограф, археолог и педагог-просветитель немецкого происхождения Василий Васильевич (урожденный Фридрих-Вильгельм) Радлов родился 5(17) января 1837 г. в Берлине.
Его отец, офицер запаса, участник войны 1813 г., занимал пост городского комиссара полиции. Единственный сын в семье, Ф.-В. Радлов получил хорошее образование. Его гимназические годы совпали со знаменательными для всей Европы революционными событиями 1848 г., которые произвели глубокое впечатление на пытливого мальчика. Впоследствии он вспоминал, как подростками они помогали взрослым, отливали пули, упражнялись в стрельбе из пистолета, заряжая их, за неимением боеприпасов, гвоздями [1].
Особое внимание в германских гимназиях того времени уделялось классическим языкам. Многие учителя были не только глубокими знатоками своего предмета, но и большими энтузиастами, умевшими увлекать своих учеников, внушая им серьезный интерес к латыни и древнегреческому языку, к античным писателям и философам. Для этих скромных педагогов классическая литература была единственным каналом, через который они в годы реакции могли реализовать свои вольнолюбивые
© Помелов В. Б., 2012
взгляды. Профессор кафедры греческой литературы Бенари много времени уделял изучению с гимназистами речей Демосфена, стремился в процессе декламирования воссоздать перед слушателями трагедию грядущего конфликта Афин с Македонией с такой яркостью и убедительностью, словно речь шла о событиях на его собственной родине.
С благодарностью вспоминал Ф.-В. Рад-лов преподавателей немецкой литературы. Он заучивал длинные отрывки из «Фауста» Й.-В. Гете, «Колокола» Ф. Шиллера, «Книги песней» Г. Гейне. Традиционно хорошо поставленное изучение классической и современной литературы в немецких гимназиях привило юному Радлову любовь к филологии, способствовало формированию присущего ему литературного стиля - ясного, сжатого и изящного.
В 1854 г. Ф.-В. Радлов поступил в Берлинский университет на философский факультет. Сначала он занялся усиленным изучением теологии, но вскоре охладел к ней и увлекся философией, преподававшейся в духе Й.-Ф. Гербарта. Однако его призванием на всю жизнь стали филология и педагогика.
На формирование научных интересов Ф.-В. Рад-лова большое влияние оказало то обстоятельство, что годы его учения совпали с усиленным развитием нового направления в филологии - сравнительного языкознания. В Берлинском университете в то время работал ее основатель Франц Бопп и основатель этнопсихологии X. Штейнталь. Два семестра Ф.-В. Радлов провел в г. Галле, слушая в местном университете лекции по индоевропеистике и исторической фонетике одного из основателей сравнительного языкознания Августа Ф. Пот-та. Увлекшись востоковедением, Радлов стал учеником географа К. Риттера, начал брать уроки восточных языков у X. Штейнталя и В. Шотта.
Постепенно формируется направление научных поисков будущего ученого. Под влиянием полиглота-ориенталиста В. Шотта, работы которого, такие, как «Древнейшие известия о монголах и татарах» (1845), «Об истинных киргизах» (1865), «К вопросу об уйгурах» (1874-1875), получили в то время широкую известность в научном мире, Радлов увлекается ориенталистикой, для чего изучает фарси, идиш, арабский, манчжурский, китайский и турецкий языки. Исследование урало-алтайских языков позволило Шотту установить тесные отношения с рядом влиятельных лиц в России, при содействии которых им был создан в Берлине альманах «Архив по научному исследованию России», в котором он печатал свои важнейшие труды.
Эта связь ученого с Россией решающим образом повлияла и на судьбу Ф.-В. Радлова. Под влиянием своего наставника еще на университетской
скамье у молодого Ф.-В. Радлова сложилось твердое решение посвятить себя изучению дальневосточных языков. С целью осуществления этого решения он решил отправиться в Санкт-Петербург.
Незадолго до этого, в 1854 г. в Санкт-Петербурге был открыт Восточный факультет, куда для работы были приглашены видные специалисты (Тан-тави, Казем-бек, Березин, Попов, Хвольсон, Васильев). В российской столице жил известный ученый Бетлингк, работа которого о якутском языке, послужившая одним из оснований для исследования сравнительной грамматики тюркских языков, произвела большое впечатление на студента Ф.-В. Радлова.
Другое важное обстоятельство, способствовавшее переезду молодого германского ученого в Санкт-Петербург состояло в том, что в тот период в России в связи с присоединением обширного Амурского края по инициативе и на средства правительства осуществлялись обширные научные экспедиции на Дальний Восток. В низовьях Амура работала экспедиция Академии наук под руководством академика Л. И. Шренка. Российское географическое общество готовило экспедицию во главе с Ф. Б. Шмидтом. Участие в одной из таких экспедиций было немалым соблазном для молодого лингвиста, который мечтал приложить свои теоретические познания к изучению живых языков и их носителей.
Готовясь к научной карьере в России, Ф.-В. Рад-лов изучил русский язык и к окончанию университета свободно владел им.
20 мая 1858 г. Ф. В. Радлов защитил диссертацию на тему «О влиянии религии на народы Азии» и получил звание доктора философии в Йенском университете. Вскоре после этого он обручился с учительницей Паулиной Августой Фромм и уже в июне того же года с рекомендательным письмом В. Шотта прибыл в Санкт-Петербург. Здесь он занялся изучением истории и языков народов дальневосточного региона, занимаясь в библиотеке Азиатского музея. Некоторое время он зарабатывал на жизнь частными уроками.
Вскоре Радлов нашел высокопоставленного покровителя в лице барона П. К. Мейендорфа, ранее служившего посланником в Берлине. К сожалению, экспедиция Ф. Б. Шмидта не состоялась. Между тем молодого ученого тянуло к практической лингвистической работе. П. К. Мейендорф предложил ему место учителя немецкого и латинского языков в Барнаульском высшем горном училище, которое вскоре должно было быть преобразовано в гимназию. Сама по себе эта служба не сулила ничего заманчивого; так, зарплата составляла всего тысячу рублей в год. Привлекательным в этом предложении было то, что одновременно ему было обещано исходатайствовать Высочайшее повеление о дополнительном ассигновании в течение пяти лет
по 700 рублей в год на летние разъезды по Алтайскому краю. Кроме того, у него открывалась возможность изучать местные диалекты непосредственно в языковой среде.
Ученый принял это предложение. 19 марта 1859 г. он сдал экзамен в Санкт-Петербургском университете на звание учителя немецкого языка в гимназии. 11 мая принял присягу на верность и подданство России и с этого дня стал именовать себя как Василий Васильевич. 14 мая 1859 г. он получил официальное назначение в Барнаул [2]. Пять недель Ф.-В. Радлов и его невеста добирались до тогдашней столицы золотоносных приисков Барнаула, где они поженились и стали родителями пятерых детей. Здесь Радлову оказал содействие обрусевший немец, начальник горного округа Александр Ермолаевич Фрезе, который как раз в это время собирался в поездку для ревизии Кузнецкого округа и, узнав о научных пристрастиях Радлова, предложил ему присоединиться к экспедиции. Так произошло первое знакомство Ф.-В. Радлова с этим краем.
В 1860 г. состоялась первая самостоятельная большая экспедиция В. В. Радлова по Алтаю - к реке Чуй и к российско-китайской границе, в ходе которой он собрал значительное количество образцов фольклора местных народов, изучал отношения русских с дальневосточными народами. Здесь он познакомился с телеутом Чевалковым, которого вывез в Барнаул на зиму и учился у него теле-утскому языку. (Еще раньше он подобным же образом изучал язык калмыков и других алтайских народов.)
Весной 1861 г. вместе с Чевалковым В. В. Радлов совершил путешествие на Телецкое озеро - к телеутам и горным калмыкам Западного Алтая, добрался до сойотов Саянского хребта - племени, тогда еще совершенно не изученного. В 1862 г. В. В. Радлов проводил изыскания в Восточной киргизской степи, на земле кайсак-киргизов, обследовал Илийскую долину, населенную калмыками, манчжурами, киргизами и китайцами, и добрался до озера Иссык-Куль. Научным результатом этого путешествия было не только богатое собрание киргизского фольклорного материала, но и истори-ко-географическое описание этого края, впервые осуществленное в научной литературе.
В. В. Радлов первым начал работу по изучению древних могильников Алтая. В 1863 г. он направился через Томь, Ташлык и Минусинск в восточную часть Алтая, к абаканским татарам и одновременно с лингвистическими исследованиями продолжил археологические изыскания в этом крае бронзовой культуры.
«Немецкое землячество» при российском императорском дворе (академик Бер, фрейлина Эдит фон Раден) помогло Радлову получить государственную субсидию на новый пятилетний срок. 1865
и 1866 гг. он посвятил изучению языка и этнографии западносибирских татар. Затем, в 1868-1869 гг., В. В. Радлов совершил экспедиции в Семиречье. В то время началось завоевание Туркестана, и перед ним открылась возможность проникнуть в эту страну тюркских народов, изучение которых тогда интересовало общество и администрацию Туркестанского края. Знаток туземных языков, Радлов оказался очень полезен как переводчик и как специалист, оказавший помощь в деле разграничения завоеванных Россией территорий с соседними ханствами.
По возвращении в Барнаул В. В. Радлов продолжил свои поездки по краю и полевые исследования. Всего за период пребывания на Алтае он совершил десять ежегодных, с перерывом в 1864 г., поездок к алтайцам, телеутам, шорцам, кумандин-цам, тувинцам, казахам, киргизам, абаканским татарам (хакасам), западносибирским татарам, китайцам. Собранные ученым материалы требовали многократной проверки, систематизации, обработки и опубликования. Уже в период его жизни в Барнауле появлялись его первые статьи и отчеты в «Archiv fuer wissenschaftliche Kunde von Russland», «Peterman's Mitteilungen», «Erman's Archiv», в Бюллетене Академии наук. Начиная с 1866 г. начали появляться его капитальные работы: в издании Академии наук вышел 1-й том его монументального десятитомного труда «Образцы народной литературы тюркских племен» (собрание текстов на тюркских языках с немецким переводом). Название тома - «Поднаречия алтайцев, телеутов, черневых и лебединских татар, шорцев и саянцев). В 1868 г. был издан второй том - «Поднаречия абаканские (сагайское, кобальское, качинское), кызыльское и чулымское», в 1870 г. - третий том -«Наречия киргизов», в 1872 г. - четвертый том -«Наречия барабинцев, тюркских, тобольских и тюменских татар». Полностью издание было завершено в 1907 г.
Эти фундаментальные работы, требовавшие огромного труда не только по переводу, но и по транскрибированию, содержавшие ценный лингвистический и фольклорный материал, сразу сделали имя их автора известным среди широкого круга фольклористов и языковедов. Академик Шифнер в предисловии к 1-му тому отметил двоякое значение этой работы, которая, по его мнению, представляла собой не только лингвистическое исследование, но богатством своего содержания она открывала возможности для сравнительных исследований в области мифологии и фольклора. Предсказание немецкого ученого сбылось. Вскоре после выхода 1-го тома увидела свет монография В. В. Стасова «Происхождение русских былин», в определенной степени основывающаяся на материалах В. В. Радлова, а известный фольклорист А. Веселовский рекомендовал работы В. В. Радло-
ва в качестве «настольных» для всякого исследователя в области фольклора.
Представляют интерес статьи В. В. Радлова «Средняя Заравшанская долина», «Илийская долина в Горной Азии и ее жители», «Торговые сношения России с Западной Монголией и их будущность», различные отчеты о путешествиях, опубликованные в «Известиях Российского Географического Общества». В целом коллеги В. В. Радлова оценивали его труды как своего рода энциклопедию новых данных по тюркской лингвистике, этнографии, географии и археологии Западной Сибири, Алтая и Средней Азии.
Эта огромная работа нашла достойную оценку в научном мире. В 1868 г. Дерптский университет за заслуги Радлова в языкознании (pro maxima intelligentia linguarum orientalium) наградил его званием почетного доктора филологии (honoris causa) [3].
В. В. Радлов занимался археологическими исследованиями на Алтае, в Барабинской и Киргизской степях, в Минусинской котловине, в ряде районов Средней Азии. Раскопки, начатые по инициативе Радлова, положили начало изучению так называемой Пазырыкской культуры. В 1863-1869 гг. при его участии раскопано около 150 курганов, в том числе Большой Катандинский.
На Алтае В. В. Радлов сформировался как тюрколог-универсал: диалектолог, лексикограф, лексиколог, грамматист, фонетист, этнограф, археолог, фольклорист и историк народов Алтая и Западной Сибири.
В 1871 г. В. В. Радлов отправился в Санкт-Петербург. В Казани он встретился с выдающимся просветителем нерусских народов Н. И. Ильминс-ким и попечителем Казанского учебного округа П. Д. Шестаковым. В ходе беседы зашла речь о татарских школах и Радлову было сделано предложение возглавить школы для мусульман, то есть занять должность инспектора татарских, башкирских и киргизских школ. Сами школы еще только предстояло создать.
В. В. Радлов принял предложение и с энтузиазмом принялся воплощать в жизнь намеченную им программу. Ему удалось в кратчайший срок добиться ее утверждения министром просвещения Д. А. Толстым и председателем Государственного Совета Великим князем Константином Николаевичем. Тогда же Радлов побывал в командировке в Европе с целью приобретения учебных пособий для работы в Казани. Воспользовавшись случаем, он посетил в Берлине своих родителей.
Зимой 1872 г. Радлов приступил к исполнению своих обязанностей в Казанском учебном округе. Сталкиваясь со значительными трудностями, он занялся учреждением учительской семинарии, открытием женской школы, принимал участие в написании и редактировании школьных учебников.
Мусульманское население враждебно встретило действия Радлова, расценивая их как угрозу своей религии. Население из фанатизма противилось открытию русских школ для татар и преследовало всякого, кто осмеливался чем-то помочь В. В. Радлову. Например, в Тетюшах на целый город нашелся только один домовладелец, согласившийся выделить под такую школу один этаж своего дома, причем на другом этаже располагался публичный дом. Тем не менее В. В. Радлов был вынужден согласиться с таким неприятным соседством.
Инспектору приходилось немало разъезжать по Казанской и южным уездам Вятской губернии -местам компактного проживания нерусского населения, прежде всего татар, с целью их привлечения к учебе, базировавшейся на светских учебных предметах. Первым делом он открыл учительскую семинарию, причем вначале в Уфе, - для нее уже были утверждены штаты, а затем добился учреждения такого же учебного заведения в Казани. Первыми преподавателями были русские, но постепенно появлялись и национальные кадры: издатель книг на татарском языке, составитель русско-татарских календарей Абдул Каюмов, студент университета, впоследствии инспектор казанской семинарии Ахмеров, ветеринарный врач Терегулов, преподававший естественные науки.
Первые ученики семинарии были великовозрастными выпускниками медресе, сознание которых было забито средневековой схоластикой. Для них требовались особые методы преподавания, с тем чтобы вызвать интерес к «европейским наукам».
В. В. Радлов усиленно пропагандировал метод наглядного обучения, который освоил еще студентом. В силу неопытности остальных педагогов ему пришлось осуществлять руководство преподаванием всех предметов, а по некоторым даже составлять специальные учебники. Например, им был составлен первый учебник татарского языка для русских школ, который активно использовался при обучении татарского населения и в Вятской губернии [4].
Любопытный прием использовал В. В. Радлов для усиления доверия населения к своей деятельности. Понимая, что коренной причиной недоверия со стороны населения к русским школам является его страх перед «совращением» учеников в христианство, он стремился придать учительской школе суровый религиозно-мусульманский характер. Для поступающих был установлен строгий вступительный экзамен в области мусульманского богословия. В самих школах от учеников требовалось строжайшее соблюдение всех обрядностей мусульманства, что, как и рассчитывал В. В. Рад-лов, должно было, в силу естественного протеста учеников против внешнего принуждения, привести к обратным результатам, что и случилось в действительности.
В Казани В. В. Радлов вошел в круг ближайших единомышленников выдающегося лингвиста Ивана Александровича Бодуэна де Куртенэ, проживавшего здесь в тот период. От него В. В. Рад-лов усвоил интерес к общелингвистическим вопросам. В 1881 г. В. В. Радлов на конгрессе ориенталистов сделал доклад на тему «Чередование звуков и его значение для развития речи (на примере языков тюркской группы)».
В эти годы вышли такие работы Радлова, как «Сравнительная грамматика северно-тюркских языков», «Фонетика северно-тюркских языков», «Согласные в северно-тюркских языках». Последняя работа, вышедшая в Казани, - «Из Сибири» включала в себя выдержки из дневниковых записей, статьи по религии, археологии, этнографии народов Западной Сибири. Глава из этой книги под названием «Шаманство и его культ» до сих пор служит важным источником изучения религиозных воззрений российских восточных «инородцев».
Несмотря на то, что в этот период В. В. Радлов постоянно проживал в Казани, он внес значительный вклад в дело просвещения и в Вятской губернии. Последняя, наряду с Астраханской, Казанской, Самарской, Саратовской и Симбирской губерниями, входила в Казанский учебный округ, и служебные обязанности инспектора по национальным школам В. В. Радлова в полной мере распространялись и на Вятскую губернию. Тем более, что в годы деятельности В. В. Радлова численность нерусского населения в Вятской губернии составляла значительную величину. В 1871 г. здесь проживали представители 17 национальностей общей численностью 2394196 человек, из которых 476334 (19,9%) были представителями национальных меньшинств. В этот период удмурты составляли 11-12%, марийцы - 4-5%, татары - 34%, коми-пермяки - 0,3-0,4%, башкиры - 0,3%, бесермяне - 0,2-0,3%, другие народы - 0 до 0,1%. Здесь проживали до 85% всех удмуртов, 20% татар, 40% марийцев [5].
Поэтому, понимая необходимость подготовки национальных учительских кадров для Вятской губернии, В. В. Радлов стремился принимать из Вятской губернии как можно больше учащихся в организованную им в Казани татарскую учительскую школу. Окончив ее, выпускники затем работали в начальных национальных училищах, главным образом в южных уездах Вятской губернии -Малмыжском, Сарапульском и Елабужском, где значительную часть населения составляли «инородцы».
В. В. Радлов был активным сторонником проведения в жизнь миссионерской системы Н. И. Иль-минского, ставившей целью внедрение православия среди нерусского населения России.
При этом достигалась, вопреки желанию консервативных правительственных кругов, задача при-
общения «малых народов» к российской и мировой культуре через освоение русского языка. В. В. Радлов пытался решать эту задачу через увеличение числа школ для нерусских детей, их финансирование и создание соответствующих методических пособий и учебников.
Деятельность В. В. Радлова оставила глубокий след в просвещении Волго-Вятского региона. Она способствовала созданию здесь региональной образовательной среды. Одним из позитивных следствий его работы явилось то, что вскоре после его отъезда из Казани в Вятской губернии было открыто центральное вотское (удмуртское) училище в селе Старый Карлыган, ставшее на длительный период центром подготовки педагогических кадров для этого народа.
В конце 1883 г. и до конца жизни (12 мая 1918 г.) В. В. Радлов жил в Санкт-Петербурге, где работал директором Азиатского музея (1885-1890) и Музея антропологии и этнографии Академии наук (1894-1918). 7 ноября 1884 г. его избрали действительным членом Императорской Академии наук «по части истории и древностей азиатских народов».
Следует отметить, что кандидатом в академики был член-корреспондент Н. И. Ильминский, но он отказался от этой чести и предложил вместо себя кандидатуру Радлова.
В. В. Радлов стал одним из инициаторов создания и председателем Русского комитета по изучению Средней и Восточной Азии (1903-1918). Одновременно он возглавлял правление общества изучения Сибири и улучшения быта ее народов, активно участвовал в работе Императорского Русского географического общества, Общества русских ориенталистов, Императорского общества востоковедения.
16 марта 1894 г., после смерти первого директора Музея антропологии и этнографии Л. И. Шрен-ка, эта должность была предложена В. В. Радлову. До этого он шесть лет возглавлял Азиатский музей и имел немалый организационный опыт. Он привлек к работе в музее и сбору коллекций видных специалистов по этнографии Сибири и Востока (Б. Ф. Адлера, Л. Я. Штернберга, С. М. Широ-когорова и др.). Среди приглашенных Радловым были политически неблагонадежные В. Г. Богораз, В. И. Иохельсон, Д. А. Клеменц, В. Н. Васильев.
Особое внимание директор уделял формированию музейных коллекций по народам, ранее не представленным в музее. Среди дарителей музея были путешественники, в том числе Н. М. Пржевальский, меценаты, коллекционеры. С целью поощрения дарителей Радлов добивался их награждения орденами или повышения в чине. Так, орденами были награждены кяхтские купцы 1-й гильдии А. А. Лушников и Г. М. Осокин. При Радлове начал осуществляться обмен коллекциями и от-
дельными экспонатами с зарубежными этнографическими музеями.
В. В. Радлов активно использовал свой чин тайного советника для упрочения положения музея. Воспользовавшись подготовкой к празднованию 200-летия Санкт-Петербурга, он добился переноса в свой музей из Эрмитажа Галереи Петра I и переименования музея в музей антропологии и этнографии имени Петра Великого, что укрепило авторитет учреждения. 5 марта 1914 г. музей по приглашению Радлова посетил император Николай II. С целью улучшения финансирования музея был создан попечительский совет, в состав которого вошли многие состоятельные особы. Так, на средства члена совета В. Ю. Шотлендера был достроен третий этаж музейного здания. Другой член совета, Б. А Игнатьев, финансировал в 1914 г. научную экспедицию супругов Мерварт в Индию.
В 1902 г. Радлов положил начало библиотеке музея, передав в его фонды личную библиотеку. С 1900 г. музей стал выпускать собственное печатное издание - «Сборник музея антропологии и этнографии». К 1910 г. выставочные площади музея выросли в 4 раза.
В 1886 г. В. В. Радлов совершил поездку в Крым для изучения языка крымских татар, в 1887 г. — в Литву и Волынь для исследования языка караимов. В 1891 г. он руководил Орхонской экспедицией Академии наук, проводившей этнографические и лингвистические исследования в Монголии, в ходе которой были открыты енисейские рунические надписи. Радлову удалось найти ключ к чтению более десяти знаков. В 1893 г. датский ученый В. Томсен объявил об окончательной дешифровке этих знаков. Спустя год Радлов, основываясь на своих и томсеновских разработках, завершил перевод и осуществил публикацию орхонс-ких памятников. В 1895 г., используя помимо своих материалов данные финских экспедиций, он опубликовал 40 енисейских надписей. В 1892-1903 гг. были опубликованы 15 выпусков «Сборника трудов Орхонской экспедиции». В 1898 г. он организовал с той же целью Турфанскую экспедицию в районы Центральной Азии во главе с Д. А. Клеменцом. Большое значение для развития отечественного уйгуроведения имело подготовленное и осуществленное Радловым издание уйгурского текста сутры «Золотой блеск». В этот период им были опубликованы такие значительные работы, как «Древнетюркские надписи Монголии» (1894-1895), «Вводные мысли к описанию морфологии тюркских языков» (1911), «Опыт словаря тюркских наречий» в четырех томах (1882-1909). Ряд его работ был посвящен этногенезу, классификации и истории диалектологии тюркских народов и исследованию отдельных языков (см.: О языке куманов. СПб., 1884) [6].
Своими научными трудами и активной педагогической деятельностью, направленной на преодоление невежества и средневековой схоластики,
«российский сын немецкого народа» заслужил глубокую благодарность. Методические работы В. В. Радлова активно использовались в учебном процессе в школах для нерусских учащихся в губерниях Среднего Поволжья. Его современники -В. А. Богородицкий, Н. И. Ильминский, директора народных училищ Вятской губернии А. А. Красев и А. И. Анастасиев - отмечали большой вклад В. В. Радлова в просвещение «инородческого» населения, а создатель учебно-методических пособий для учащихся нерусских школ И. С. Михеев считал Радлова, наряду с Н. И. Ильминским и И. Я. Яковлевым, виднейшим просветителем народов вышеуказанного региона.
Отечественные ученые-историки педагогики более позднего периода, например В. М. Горохов [7], А. Ф. Эфиров [8] и некоторые другие, также считали В. В. Радлова одним из крупнейших ученых и просветителей своего времени, заложившим основы сравнительного языкознания ряда российских народов и положившим начало их просвещению. Имя В. В. Радлова не забыто.
Его научное наследие изучается современными учеными [9]. С 2002 г. в музее антропологии и этнографии ежегодно проводятся, обычно в декабре, трехдневные «Радловские чтения». Его именем названы улицы в городах Барнаул и Алматы.
Примечания
1. Штернберг Л. Из жизни и деятельности Василия Васильевича Радлова. СПб., 1910. С. 3.
2. Помелоба Е. В. Видный ученый - ориенталист и педагог В. В. Радлов // Провинция: процесс международной интеграции в XXI веке: материалы междунар. науч.-практ. конф. / отв. ред. В. С. Сизов. Киров, 2001. С. 274.
3. Тюркологический сборник. М., 1971. С. 172.
4. Ханбиков Я. И. Основные направления педагогической мысли татарского народа в Х1-ХХ вв.: дис. ... д-ра пед. наук. М., 1968. С. 270.
5. Помелоба Е. В. Просветительская деятельность видного российского ученого В. В. Радлова в Вятской губернии // Интегративный подход к воспитанию гражданственности в системе непрерывного образования: материалы всерос / науч.-практ. конф. / ред. Т. В. Машарова. Киров, 2005.
6. Биобиблиографический словарь отечественных тюркологов. М., 1974. С. 138.
7. Горохов В. М. Реакционная школьная политика царизма в отношении татар в Поволжье. Казань, 1941.
8. Эфиров А. Ф. Нерусские школы Поволжья, Приуралья и Сибири. М., 1948.
9. Демин М. А. Первооткрыватели древностей. Барнаул, 1989; Решетов А. М. Академик В. В. Радлов, востоковед и музеевед (Основные этапы деятельности) // Радловские чтения - 2002. Материалы годичной научной сессии. СПб., 2002. С 95-
101; Артюх А. Е. К вопросу о методике археологических исследований по второй половине XIX века (на примере деятельности В. В. Радлова) // 5-е Бородавкинские чтения. Барнаул, 2005.
УДК 37:93
П. В. Васильев
ПЕРЕСМОТР ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О РОЛИ УЧАЩЕГОСЯ В ШКОЛЬНОМ ПЕДАГОГИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ В РОССИЙСКОЙ ПЕДАГОГИКЕ НАЧАЛА XX в.
В статье рассматриваются изменения, произошедшие в первое десятилетие XX в. во взглядах представителей официально-государственной педагогики на учащегося как на участника педагогического процесса.
In article the changes which have occurred in first decade XX the century in sights of representatives of the officially-state pedagogics on the pupil as on the participant of pedagogical process are considered.
Ключевые слова: школа, учащийся, педагогический процесс, объект и субъект образовательного процесса.
Keyword.S: school, the pupil, pedagogical process, object and the subject of educational process.
К началу XX в. практика русской общеобразовательной школы столкнулась с рядом неразрешенных проблем.
Во-первых, власть по-прежнему ориентировалась в отношении школы на традиции «государственной переделки человека средствами образования», сформировавшиеся еще в XVIII в. в Петровскую и особенно в Екатерининскую эпоху. Реализация данной идеи в школьной практике не способствовала развитию собственной субъектной активности и самостоятельности учащегося и закрепляла его в позиции объекта воспитания и обучения.
Во-вторых, к концу XIX в. усилилась ориентация русской школы на идеи немецкой педагогики. Одним из признанных авторитетов здесь был И. Ф. Гербарт, который рассматривал педагогический процесс в виде трех компонентов: «управления» (внешнего дисциплинирования), обучения (умственного развития) и нравственного воспитания. Наибольшее влияние на школьную практику оказали именно дисциплинарные аспекты гербартиан-ской педагогики, и вплоть до начала XX в. воспитание в педагогической деятельности понималось преимущественно как дисциплинирование. «Должно быть обращено особое внимание на воспитание
© Васильев П. В., 2012
учащейся молодежи, приучение ее к школьной дисциплине», - отмечалось в документах по реформе школы в 1902 г. [1] Другой документ министерства народного просвещения (МНП) (инструкция от 5 августа 1876 г.) устанавливал обязательный надзор за поведением гимназистов не только в школе, но и вне стен школы, причем обязанности по этому надзору лежали на классных наставниках. Эта инструкция, отражавшая следы гербарти-анского влияния, была впоследствии дополнена «рядом подробных правил, регламентирующих поведение учеников в стенах гимназии и за ее пределами и порядок надзора за учениками» [2].
Очевидно, что такое положение дел в практике русской школы в конце XIX в. вряд ли могло способствовать разрешению проблем, связанных с положением учащегося в педагогическом процессе, а именно с формированием его собственной субъектной активности и инициативы. Это определило и характер, и направленность массовой критики в адрес отечественной школы, развернувшейся в это время со стороны как представителей общественно-педагогического движения, так и отдельных представителей официальной педагогики. Неудивительно, что главным объектом этой критики выступал такой недостаток школы, как воспитание в учащихся духа пассивности.
Емкую и разностороннюю характеристику этого недостатка мы находим в отчете попечителя Харьковского учебного округа Б. Соколовского (1909), в котором, в частности, отмечалось: «Давнишние недостатки нашего учения и воспитания заключаются в развитии духа пассивности... Развивается память часто в ущерб самостоятельному мышлению, преобладают пересказы чужих мыслей без умения выяснить даже собственные наблюдения и впечатления.
Школьная дисциплина основывается на дрессировке и таком же безусловно пассивном подчинении. ». Результат - «систематически развиваемые пассивность и подчинение какому-нибудь внешнему влиянию» [3].
Пассивность учащихся, сформировавшаяся за годы школьного обучения, давала о себе знать и в будущем - на этапе высшего образования. Так, в 1902 г. военный министр А. И. Куропаткин сообщал в МНП: «В. отзывах профессоров Императорской Военно-Морской академии и Императорского Московского университета о неудовлетворительности подготовки гимназистов к университетским занятиям встречаются крайне важные указания на недостатки гимназического образования.
У студентов, например, наблюдаются: ... неспособность к самостоятельным занятиям, неумение пользоваться литературным материалом, неумение применять на практике свои теоретические знания, привычка к догматическому изложению и заучиванию, отвращение и нелюбовь к труду.» [4].
