CC BY
47
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 13. ВОСТОКОВЕДЕНИЕ. 2009. № 4
В.В. Орлов
"ВЫБОРНАЯ" МОНАРХИЯ? КЛЯТВА ВЕРНОСТИ (БАЙ'А) И ЛИЧНОСТЬ СУЛТАНА В ИСТОРИИ АЛАУИТСКОГО МАРОККО (XVIII-XIX ВВ.)
В статье представлены различные аспекты историко-культурного значения клятвы верности (бай'а) в неоднозначном и нередко насильственном процессе передачи власти в традиционном Марокко. Концепции и функции верховной власти в понимании марокканцев доколониальной эпохи рассмотрены на основе сведений арабских источников. Уделено внимание разногласиям по роли бай'а в марокканской и западной историографии.
Ключевые слова: традиционная политическая культура, легитимность, престолонаследие, алимы, местные элиты.
The article presents various aspects of the historical and cultural significance of oath of allegiance (bai'a) in the ambivalent and sometimes violent process of tranfser of sultan's power in traditional Alawi Morocco. The concepts and functions of Islamic sovereignty, as perceived by Moroccans of pre-colonial epoch, are analysed on the basis of original Arab sources. Much attention is paid to conflicting views of bai'a in Western and Moroccan historiography.
Key words: traditional political culture, legitimacy, succession to the throne, ulama, local elites.
Традиционная исламская монархия в Дальнем Магрибе исторически сложилась не только как наследственная, но и как "выборная" форма правления. Власть суверенов Марокко из династий Саадидов (XVI в.) и Алауитов (с 30-х гг. XVII в.) легитимировалась не только их статусом шерифов, т.е. происхождением от Пророка и соответствующей баракой - по верованиям магрибинцев, благодетельной силой божественного происхождения, - но и своеобразной "инвеститурой" претендента на престол со стороны различных общественно-политических сил страны: представителей племен и городов; военачальников; ученых-богословов (алимов); шейхов крупнейших суфийских братств и лидеров шерифского сословия. В этом акте, по сути, получала отражение свойственная истории Дальнего Магриба квази-хариджитская концепция выборной власти: над личной харизмой будущего султана возвышалась политическая воля послушного долгу перед Аллахом сообщества мусульман (уммы).
Непосредственное одобрение общиной нового суверена находило выражение в акте бай'а. Само это слово, первоначально обозначавшее в арабском языке деловое соглашение, торговую сделку или договоренность, приобрело в ранней исламской истории значение "клятва"
или "принесение присяги на верность". Прототипом этого акта считается "клятва доброй воли" (бай'ат ар-ридван), данная мусульманами пророку Мухаммаду в марте 628 г. в местечке аль-Худайбийа1; все бай'а, произносимые в исламском мире в дальнейшем, представляли собой символическое воспроизведение этой присяги. В алауитском Марокко принесение бай'а, помимо неоспоримой его роли в легитимации султанской власти, служило показателем популярности тех или иных претендентов на престол в провинциях шерифского государства. Принесение присяги на верность будущему суверену ясно разграничивало территории, готовые подчиняться его власти (билад ал-махзан) и земли вольных племен (билад ас-сиба). При частых в доколониальной истории этой страны династических кризисах претендент, имевший "на своем счету" большее количество бай'а, чувствовал себя более уверенно в своих претензиях, чем его соперники, которым была принесена присяга в меньшем количестве провинций2.
Проблема соотношения между формальной значимостью бай'а и ее реальным политическим наполнением уже длительное время привлекает внимание исследователей. В историографии Марокко были высказаны противоречивые суждения на этот счет. Многие западные специалисты, особенно представители Великобритании и США, придают первостепенное значение формальной стороне присяги; практическое же значение бай'а или принижается, или даже вообще не принимается во внимание, поскольку принесение клятвы верности султану не расценивается как выражение мнения подданных3. Эту позицию наиболее последовательно выразил в своих работах американский магрибист Э. Бёрк. "В Марокко, - писал он, - бай'а сохранялась как некая квазидемократическая ассоциация с периодом правления первых халифов... она не была инструментом народной верховной власти"4.
1 Согласно "Жизнеописанию Пророка" в марте 628 г. Мухаммад со своими спутниками намеревался совершить хаджж, но мекканцы преградили ему путь к родному городу в долине ал-Худайбийа. Обстановка была напряженной и Мухаммад потребовал от мусульман, бывших с ним, принести клятву в том, что ни один из них не отступит перед врагом и, если будет необходимо, погибнет вместе с ним, что предполагало полное подчинение общины его воле. Противостояние при аль-Худайбийи закончилось миром, но лица, принесшие эту клятву, пользовались уважением у остальных мусульман, а дерево, под которым это происходило, стало особенно почитаться. См.: Ибн Хишам. Жизнеописание пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба (первая половина VIII века) / Пер. с араб. Н.А. Гайнуллина. М., 2003. С. 434-435.
2 Agnouche A. Histoire politique du Maroc. Pouvoir - légitimités - institutions. Casablanca, 1987. P. 232.
3 Geertz C. Islam Observed. Religious Development in Morocco and Indonesia. New Haven-L., 1968. P. 77.
4 Burke E. The Moroccan Ulama, 1860-1912: an Introduction // Scholars, Saints and Sufis. Muslim Religious Institutions in the Middle East since 1500/Ed. by N.R. Keddie. Los Angeles-Berkeley-L., 1972. P. 116.
В противоположность британским и американским магрибис-там французские историографы Марокко склонны подчеркивать политическую действенность бай'а и даже расценивать ее в духе мусульманского права как своего рода социальный контракт между правителем и подданными. «Бай'а, - отмечал французский магри-бист Э. Мишо-Беллэр, - в своем точном значении - это заключение договора, с помощью которого мусульманская община делегирует одному из своих членов право "повелевать одобряемое и удерживать от неодобряемого"5, которое ей дано Богом»6. Наряду с верховной властью община делегировала султану право управлять соответственно божественному закону и самому перепоручать чиновникам различные задачи. Сходного мнения придерживался и один из основателей современной французской магрибистики Э. Леви-Провансаль. Имея в виду историческую традицию марокканского государства, он писал: "Султан имеет полноту всех своих светских и духовных прерогатив благодаря согласию подданных... он вступает во власть, как только подданные его провозглашают"7. Убедительные аргументы в пользу восприятия подчинения как "социального контракта" приводит Э. Геллнер, разошедшийся в своих оценках со своими учениками и коллегами - британскими и американскими социоантропологами. Основываясь на том факте, что духовная власть султана получала признание даже на территориях Марокко, не подчинявшихся его светским притязаниям, английский ученый обратил внимание на методы поддержания баланса полномочий между слабым центром и сильной периферией. "В реальной ситуации, - отмечал Геллнер, - чиновники и представители центрального правительства на окраинах империи были не столько назначенцами, сколько местными лидерами, чья власть в их провинции была признана населением de facto, а затем подтверждена и использована султаном и махзеном (султанским правительством. - В.О.)"8.
Среди марокканских историков также нет единства в понимании сущности бай'а и ее роли в жизни страны. Разнообразные их суждения на этот счет коррелируют с их политическими взглядами и идеологическими предпочтениями. Это явление представляется совершенно закономерным, поскольку проблематика султанской (королевской) власти и ее концептуального осмысления актуальна для Марокко и сегодня, да и вопросы легитимности монархической
5 "Вы приказывали одобряемое и удерживали от неодобряемого" (та'муруна би-л-ма'аруф ва танхауна 'ан ал-мункар). - Коран, 3: 106 (110)/Пер. И.Ю. Крач-ковского. М., 1963.
6 Michaux-Bellaire E. La souveraineté et le califat au Maroc // Revue du monde musulman. Vol. 59. P. 1925. P. 119.
7 Levi-ProvençalE. Le Maroc et sa tradition historique // Le Monde. 1953. N 2621. 30 Juin. P. 3.
8 Gellner E. The Struggle for Morocco's Past // The Middle East Journal. Vol. 15. N 1. Washington, 1961. P. 85.
формы правления равно относятся как к теории мусульманского права, так и к политической конъюнктуре9. Здесь прослеживается явная тенденция: историки старшего поколения, участвовавшие в национально-освободительном движении (например, Абд ал-Азиз Бенабдаллах, Мухаммад Лахбаби) последовательно отстаивают тезис о глубинном политическом наполнении бай'а. Они даже видят в ней чуть ли не основное средство контроля общины над властью правителя, что позволяет им утверждать о "первенстве исламских концепций власти над европейскими в освоении демократического строя"10. Марокканские ученые следующего поколения (к примеру, Абд ал-Латиф Агнуш, Дрис бен Али) придерживаются более умеренных взглядов - они склонны рассматривать бай'а скорее как формальный институт, имевший небольшое значение для реальной политической практики11.
Результаты изучения данного вопроса и материалы текстов бай'а XVIII-XIX вв. убеждают в том, что крайние точки зрения относительно значимости бай'а в политической жизни Марокко одинаково неправомерны. На современном уровне наших знаний не всегда возможно установить точные мотивы принесения бай'а тому или иному монарху. Однако очевидно, что при подписании клятвы верности данному претенденту в данной провинции местные элиты руководствовались отнюдь не теоретическими соображениями высшего порядка, а вполне прозаическими факторами обыденной политической жизни: выдвижением требований уступок региону, угрозами физической расправы со стороны претендента и его дружины, оценкой влиятельности претендента в масштабах смежных провинций и т.д.
Подчинение новому суверену не всегда было продиктовано насилием. Политические расчеты и личные отношения местных элит с
9 Согласно официальному протоколу, принятому в независимом Марокко, бай'а ежегодно приносится королю высшими должностными лицами, гражданскими и военными, а также представителями местных властей (мэрий, провинций, сельских коммун) и лидерами политических партий. Brouksi L. Makhzénité et modernité. Révolution tranquille d'un Roi. 2-ème édition. Rabat, 2002. P. 43; см. также: Zartman I.W. The King in Moroccan Constitutional Law // The Muslim World. Vol. 52. Hartford (Conn.), 1962. Part 2-3. P. 187.
10 Lahbabi M. Le gouvernement marocain à l'aube du XX siècle. 2-ème édition. Rabat, 1975. P. 60. В том же духе истолковывался историками-националистами и неудачный для французской администрации Марокко государственный переворот 1953 г., когда провалилась попытка заменить неудобного для Парижа султана Мухаммада ибн Иусуфа на безвольного Мухаммада ибн 'Арафу. «Оказалось невозможным, - писал Мухаммад Лахбаби, - навязать без согласия общины кандидатуру султана, равно как и политическую систему полного суверенитета султана, которая могла быть воплощена только за счет отчуждения марокканского суверенитета. Поэтому очень сложно отрицать реальность верховной власти народа. Понятие "султан Марокко" ... уступило место понятию "султан марокканцев"». Lahbabi M. Le gouvernement marocain... P. 67.
11 Agnouche A. Histoire politique du Maroc. P. 229, 232.
претендентами в немалой степени мотивировали признание нового султана в тех или иных районах страны, в результате чего заключение пактов будущего суверена с провинциями превращалось в сложную цепь сделок с заранее оговоренными условиями сотрудничества.
Однако эти данные ничем не подтверждают роли бай'а как "действенного способа контроля общества над правителем", поскольку условия претенденту выставляла отнюдь не мусульманская община Марокко в целом, а подписавшие текст бай'а племенные вожди, градоначальники, богословы-алимы, лидеры шерифского сословия и т.п. Суть подобных условий выражала как стремление к защите "блага общины" (маслахат ал-умма), так и групповые интересы местных элит.
Анализ доступных текстов бай'а ХУШ-Х1Х вв. показывает, что в этих документах, как правило, содержались условия, выдвинутые представителями городов и местных племен претенденту. Наиболее типичными требованиями к султану в связи с его восшествием на престол была отмена некоторых налогов (особенно тех из них [араб. мукус], что не были освящены авторитетом Корана и сунны), подтверждение административной или налоговой автономии территорий, владельческих прав различных лиц на земли и имущество, всевозможных льгот, а также указов (дахиров) предыдущего султана по местным вопросам12. Для примера возможно процитировать бай'а Рабата султану Мулай Абд ар-Рахману. В длительном вступлении составители бай'а перечисляют достоинства и благодеяния халифата - "оплота против внутренней анархии, злого умысла и коварства внешнего врага". Затем бай'а оправдывает учреждение имамата, "который оживляет религию так же, как душа оживляет тело", и напоминает о завещании Абу Бакра 'Умару, узаконивая таким образом волю предыдущего султана Мулай Сулаймана.
О самом покойном султане упоминается следующее: "он был для нас отцом, и ему мы были как сыновья... тому, кто обладал очень возвышенным чувством своих обязанностей по отношению к тому хранилищу, что поручил ему Аллах, и кто выбрал из своих близких родственников того, кто наиболее способен к управлению, наиболее уравновешенного, наиболее отважного, наиболее благочестивого, наиболее добродетельного, т.е. того, кто превосходит все прочих и отвечает всем необходимым условиям, согласно единодушному
12 При подготовке статьи были рассмотрены тексты бай'а, в основном принесенных в столицах, - Фесе и Марракеше, а также в Рабате и Мекнесе, - султанам Мулай Йазиду (1790 г.). - ан-Насири, Абу-л-Аббас Ахмад ибн Халид. Китаб ал-истикса ли ахбар дуввал ал-Магриб ал-акса (Книга изучения сведений о династиях Дальнего Магриба). Т. 8. Касабланка, 1956. С. 76-80; Мулай Сулайману (1792 г.). - ан-Насири. Китаб ал-истикса. Т. 8. С. 86-90; Мулай Абд ар-Рахману (1822 гг.). - Ибн Зайдан, Мулай Абд ар-Рахман. Итхаф а'лам ан-нас би джамал ахбар хадират Микнас (Ода-рение выдающихся мужей народа полным изложением событий столичного города Мекнеса). Т. 5. Рабат, 1933. С. 9-15.
суждению людей доброй воли, и выбор которого уже утвержден благоприятными божественными знамениями"13.
Текст бай'а завершает обрядовая формула: "Мы, жители Рабата - верхушка (ал-хасса) и простые люди (ал-'амма), - шерифы, факихи, алимы, талибы, вожди войска, артиллеристы и моряки, ремесленники, узнав о решении Феса - столицы страны, - спешим присоединиться к общине. Мы приносим присягу перед Аллахом и Его ангелами слушаться и выполнять приказания имама в рамках того, что законно и согласуется с нашими возможностями. [между нами и претендентом] заключена сделка (сафка): мы ему подчиняемся, как нам повелел Аллах, а он соблюдает наши права, как и права всех его подданных - так, как ему предписал Аллах"14. Рабатцы также предвещают благие перспективы новому правлению, выражая убеждение в том, что жизнь всех марокканцев будет защищена, что путешественники и торговцы смогут перемещаться без опасений, что территория страны будет оберегаться от внешнего врага. Затем следуют подписи двадцати одного знатного лица Рабата и удостоверение подлинности документа двумя свидетелями под присягой.
На фоне этих сведений претензии Мухаммада Лахбаби и некоторых его коллег на всеохватную демократическую сущность бай'а представляются преувеличенными. Эта позиция отражает скорее стремление "деколонизировать историю", чем склонность к объективному истолкованию фактов. Однако и оценка бай'а как чисто формального элемента внутриполитической жизни Марокко также не вызывает доверия, поскольку очевидна ее значимость как регулятора взаимоотношений центра и периферии. Истинное положение дел в этой сфере может быть, на наш взгляд, отражено в компромиссной позиции при обязательном признании концептуальной важности коллективной присяги суверену.
Значимость бай'а для марокканской монархии не исчерпывалась ее ролью теоретического обоснования власти султана. Материалы источников XVIII и XIX вв. показывают, что в этот период коллективная присяга оставалась главным обрядом в целой цепи процедур и церемоний, сопровождавших наследование властных полномочий. Тесная связь традиционных представлений марокканцев о власти с этими церемониями заставляет обратиться к их анализу.
Как правило, после кончины султана великий вазир (вазир ас-садр ал-а'зам) советовался по вопросам престолонаследия с учены-ми-алимами и высшими должностными лицами махзена. Затем он отсылал в подчиненные центральной власти провинции письма, в которых извещал местных кади, каидов и пашей о кончине повелителя правоверных. Обычно в этом письме содержалось предложение всем местным чиновникам созвать собрание населения, находивше-
13 Ибн Зайдан. Итхаф а'лам ан-нас... Т. 5. С. 14.
14 Там же. С. 14-15.
3 ВМУ, востоковедение, № 4
гося под их юрисдикцией, и провозгласить нового султана. Затем во всех подчиненных провинциях происходила сама церемония провозглашения. Местные знатные и влиятельные лица - племенные вожди (каиды), наместники (паши), наставники (шейхи) суфийских братств, предводители (накибы) шерифского сословия, - собирались в крупнейшей мечети своего района, чтобы обсудить условия принесения бай'а. В итоге обсуждения составлялся текст клятвы новому повелителю и делегация местной элиты отправлялась в одну из столиц империи с целью принести присягу лично суверену. Со своей стороны в преддверии своего "избрания" претендент на престол совершал турне по столицам и крупным городам, выразившим желание признать его законным правителем15. В каждом таком городе будущего монарха ожидали представители племен и деревень, а также городского патрициата. По приезде суверена они преподносили ему дары и клялись в верности его делу, а местные 'алимы проводили торжественную церемонию присяги. Лейтмотивом этой церемонии служила уверенность в том, что барака, которая помогла новому султану взойти на трон, позволит ему прекратить анархию, воссоединить страну и принести процветание всей мусульманской общине Дальнего Магриба16. Наиболее торжественной из этих церемоний была бай'а, приносимая суверену в Фесе, где он провозглашался халифом - повелителем правоверных.
Независимо от количества претендентов на трон и специфических различий в ходе церемонии, присущих тем или иным регионам, бай'а предполагала обязательное вовлечение двух сторон: претендента и группы "выборщиков". И та, и другая сторона должна была удовлетворять закрепившимся в традиции требованиям. Сущность требований к претенденту на престол и социальный облик тех, кто заверял своими подписями бай'а, характеризуют форму правления и концепцию власти в Марокко, а поэтому заслуживают отдельного рассмотрения.
Среди претендентов на алауитский престол традиционной эпохи немалые шансы имел в первую очередь заранее назначенный покойным монархом наследный принц. Правящий султан обычно стремился выделить избранника еще при жизни. С этой целью он предпринимал некоторые символические акции. Например, позволял любимым сыновьям жить в своем дворце или разрешал наиболее доверенному из них держать над собой зонт во время публичных церемоний17.
15 ИбнАбдаллах, Абд ал-'Азиз. Ал-му'джам ат-тарихи (Исторический энциклопедический словарь). Рабат-Касабланка, 1969. С. 4.
16 Jamous R. Honneur et baraka: les structures sociales traditionelles dans le Rif. Cambridge-P., 1981. P. 226-227.
17 Высокий, как правило, обшитый бархатом зонт, защищающий от солнца, со средних веков считался в Марокко символом высшей святости и султанской власти. Его носил и удерживал над особой монарха один из высших сановников махзена.
Даже в начале XX в., как отмечали французские наблюдатели, "действительно, чем больше сын жил в близости к покойному султану, тем больше народ готов поверить, что барака его отца перешла к нему"18. Еще более определенно правящий султан высказывался относительно своего преемника в политическом завещании для высших сановников махзена ('ахд). Здесь он обычно письменно подтверждал свое предпочтение тому или иному принцу, обосновывал свое решение и просил алимов, высших должностных лиц и военачальников оказывать будущему монарху всяческое содействие в исполнении его обязанностей19.
Наряду с символической инвеститурой султаны-Алауиты XVIII-XIX вв. стремились наделять избранников реальными политическими правами. Будущие претенденты на престол знакомились с рычагами власти уже в юности. Наиболее перспективные из них ставились во главе крупных войсковых корпусов, командовали экспедициями против непокорных племен и даже выполняли функции халифы султана - своего рода "вице-короля" одного из трех крупнейших регионов Шерифской империи20. Управление провинциями позволяло принцам приобрести государственный опыт и расширяло их кругозор. Каждый из них, подражая султану, имел в столице своего округа миниатюрный махзен и мог распоряжаться местными воинскими контингентами. Для опеки и совета султан нередко назначал сыновьям-губернаторам "личных вазиров" - опытных и доверенных сановников, способных передать свои познания будущему суверену21.
Почти все правители Марокко XVIII-XIX вв. перед восшествием на престол прошли школу провинциального управления. Так, будущий султан Сиди Мухаммад ибн Абдаллах (1757-1790) блестяще зарекомендовал себя на постах наместника в Марракеше и халифы
18 Michaux-Bellaire E., Gaillard H. L'administration au Maroc: le makhzen, etendue et limites de son pouvoir // Bulletin de la Société de géographie d'Alger et de l'Afrique du Nord. Vol. 14. Alger, 1909. № 4. P. 14.
19 В традиционных представлениях значимость этого политического завещания султана была столь велика, что султан Мулай Сулайман в 1822 г. не доверил составление 'ахда секретарям махзена, а лично продиктовал его одной из своих жен. Заботы о доставке документа в Фес взял на себя один из наиболее приближенных к султану сановников - Мухаммад Акансус. - ал-Каттани, Мухаммад ибн Джа'фар. Салват ал-анфас ва мухадасат ал-акйас би ман укбира мин ал-'улама ва-с-сулаха би Фас (Утешение душ и беседа, оценивающая тех алимов и праведников, кто упокоился в Фесе). Т. 2. Фес, 1899. С. 229; ан-Насири. Китаб ал-истикса... Т. 8. С. 165-166.
20 В XVIII-XIX вв. Марокко было разделено на три крупных округа, каждый из которых включал в себя несколько провинций (в европейских источниках они часто именуются "королевствами" [royaumes]). Первый из них занимал территорию севера страны и имел столицей Фес, второй был расположен на юге со столицей в Марракеше; историческая родина семейства Алауитов, - группа присахарских оазисов Тафилалет, - выделялась в отдельный округ. См. об этом, например: Benab-dellah A. Les grands courants de la civilisation du Maghreb. Casablanca, 1958. С. 89.
21 Agnouche A. Histoire politique du Maroc. P. 229-230.
своего отца Мулай Абдаллаха на юге Дальнего Магриба. Правление Мулай Абдаллаха (1727-1757) пришлось на тридцатилетнее междуцарствие, в ходе которого многочисленные потомки султана Мулай Исмаила (1672-1727) сражались между собой за власть. Возможности центрального правительства влиять на ситуацию в стране были сведены почти к нулю. Тем не менее Сиди Мухаммад, назначенный отцом на эти должности в 1744 г. (по другим данным, в 1746 г.), за десять лет своего наместничества смог умиротворить местные племена, поднять из руин южную столицу Марокко, расширить и укрепить порты в южной части атлантического побережья22. Твердая позиция молодого халифы по отношению к племенным усобицам и отдаленность Марракеша от главных полей сражений Тридцатилетней смуты позволили наследнику восстановить мир и процветание на большей части территории южного Марокко. Как свидетельствовал по личным впечатлениям 60-х гг. XVIII в. консул Франции в Марокко Луи де Шенье, частое пребывание в портах и знакомства с иностранными торговцами заметно расширили кругозор молодого принца23. Источники эпохи свидетельствуют также о росте его властных полномочий: например, в письме английскому королю Георгу II от февраля 1756 г. Сиди Мухаммад упоминает Мулай Абдаллаха только как "повелителя Гарба (северо-западных провинций страны. - В.О.)"24. Действительно, судя по описаниям марокканского летописца XVIII - начала XIX в. Абу-л-Касима аз-Заййани, к 17551757 гг. полномочия наместника Юга распространялись почти на всю территорию страны, а экспедиции под его командованием достигали городов северо-запада Марокко - Танжера, Тетуана, Сале и Лараша25. В конце XVIII в. Мулай Иазид (1790-1792) назначил своего брата Мулай Сулаймана на пост наместника в Марракеше26. Во времена же самого Мулай Сулаймана избранный им преемник - его племянник Мулай Абд ар-Рахман - постигал тонкости государственных дел на посту губернатора провинции Эс-Сувейра, а в начале 20-х гг. XIX в. был назначен наместником в северной столице - Фесе27.
22 ан-Насири. Китаб ал-истикса... Т. 7. С. 193; Deverdun G. Marrakech. Dès origines à 1912. T. 1. Rabat, 1959. P. 475.
23 Grillon P. Un Chargé d'Affaires au Maroc. La correspondance du consul Louis Chénier, 1767-1782. T. 1. P., 1970. P. 31
24 Letters from Barbary, 1576-1774. Arabic Documents in the Public Record Office. Transl. and annot. by J.F.P. Hopkins. Oxford, 1982. P. 80.
25 Ezziani Aboulqasem ben Ahmed. Le Maroc de 1631 à 1812. Extrait de l'ouvrage intitulé «Ettordjeman Elmo'arib an douel elmachriq ou 'lmaghrib». Trad. par O. Houdas. P., 1886. P. 126-127.
26 Abun-Nasr J.M. A History of the Maghrib in the Islamic Period. Cambridge, 1987. P. 242; El Mansour M. Moulay Sliman, un sultan malgré lui // Le Mémorial du Maroc. Collection durigeé par L. Essakali. T. 4. Rabat, 1982. P. 177.
27 ан-Насири. Китаб ал-истикса. Т. 9. С. 3; о наследовании Мулай Абд ар-Рах-мана Мулай Сулайману см. также: Dziubinski A. Miçdzy mieczem, glodem i dzuma. Maroko w latach 1727-1830. Wroclaw, 1977. P. 91.
При таком "укоренении" наследника престола на местах решающим моментом при его избрании оставались его связи в махзене, в армии и в среде провинциальных элит. Только располагая солидным кругом знакомств и доверием алауитской семьи, чиновников, военачальников и вождей крупных племен, претендент мог надеяться на успешное провозглашение его султаном. Если же претендентов было несколько, то главным козырем для каждого из них была собственная "группа поддержки" в столицах и на местах. "Власть в этой стране, -писал французский врач на британской службе Уильям Лемприер, составивший описание Марокко в конце XVIII в., - принадлежит принцу, который имеет больше сторонников и сильное влияние в армии; его прерогативы в другом случае становятся ничем"28.
Примечательно, что все три критерия удачливого претендента на марокканский престол, - назначение правящим султаном в качестве наместника, опыт в управлении провинциями и содействие многочисленных сторонников, - были тесно связаны с его личностными качествами. Особенно показательно в этом плане восшествие на престол Сиди Мухаммада ибн Абдаллаха. Его отец Мулай Абдаллах в ходе братоубийственной войны Алауитов за власть с трудом балансировал между чернокожей султанской гвардией (абид), служилыми племенами (гиш) и берберскими племенами Среднего Атласа. Будучи сам назначен султаном Мулай Исмаилом (1672-1727) в качестве наследного принца, Мулай Абдаллах вступил на престол только в 1729 г. и за тридцать лет смуты был четыре раза низложен и пять раз призван на правление, причем различными общественно-политическими силами29. "В эту эпоху междуцарствия, - с горечью писал в XIX в. марокканский хронист Ахмад ибн Халид ан-Насири, - государя как бы и не было, а подданные погрязли в анархии"30.
Единственным регионом в Марокко, где был установлен относительный порядок и даже наблюдалось экономическое оживление, был Юг, находившийся под управлением Сиди Мухаммада. Десятилетнее возрождение южных провинций под руководством молодого, энергичного и уравновешенного правителя возбудило надежды населения других регионов Шерифской империи на скорое установление порядка в стране. "Слава о мудром и благочестивом Сиди Мухаммаде и его успехах, - отмечал историограф династии Абд ар-Рахман ибн Зайдан, - быстро распространилась по стране, разгромленной и уставшей от войн"31. Данные как европейских, так и арабских источников подтверждают высказанное еще в трудах французского историка А. Террасса предположение о том, что в се-
28 Lemprière W. Voyage dans l'Empire de Maroc et le Royaume de Fez, fait pendant les anneés 1790 et 1791. P., 1801. P. 120.
29 Brignon G., Abdelaziz A., Boutaleb B. e. a. Histoire du Maroc. P., 1967. P. 259.
30 aH-Hacupu. Kma6 an-HcrHKca... T. 8. C. 3.
31 H6h 3aùàaH. Hxxa^ a'naM aH-Hac... T. 3. C. 151.
редине XVIII в. Сиди Мухаммад обладал немалой личной харизмой и выглядел в общественном мнении как "посланный Провидением человек"32. Французский дипломат Луи де Шенье, исполнявший обязанности консула в Сале и Танжере в эпоху Сиди Мухаммада, замечал в этой связи, что "Сиди Магомет, еще при жизни Мулая Абдаллаха приучивший население уважать свою власть, наследовал империю безо всякой оппозиции и противодействия"33. Ибн Зайдан в свою очередь отмечает, что "признание его (Сиди Мухаммада. - В.О.) султаном после кончины Мулай Абдаллаха было немедленным и единодушным повсеместно; некоторые же хотели опередить время и избрать его султаном еще при жизни Мулай Абдаллаха"34. После же кончины последнего в 1757 г., как свидетельствует ан-Насири, "разразившиеся смуты еще больше расположили народ Марокко в пользу Сиди Мухаммада"35.
Представляется, что именно всеобщее желание мира и стабильности вызвало полный энтузиазма прием нового монарха в столицах империи и сделало его бай'а, если верить источникам, настоящим голосованием "в умах и сердцах людей"36. Сходные обстоятельства предопределили успех и Мулай Сулаймана во время семилетней смуты 1792-1799 гг., сопровождавшей его восшествие на престол37. Личный фактор также сыграл большую роль в ходе войны, которую вели сыновья Йазида в 1820-1821 гг. против Сулаймана. Внезапная кончина Мулай Ибрахима ибн Йазида, - известного вождя оппозиции, провозглашенного султаном, - смешала планы восставших, а малая
32 Terrasse H. Histoire du Maroc dès origines à l'établissement du protectorat français. T. 2. Casablanca, 1950. P. 292.
33 Chénier L., de. Recherches historiques sur les Maures et histoire de l'Empire de Maroc. T. 3. P., 1787. P. 465-466.
34 Ибн Зайдан. Итхаф а'лам ан-нас... T. 3. P. 151. Речь идет, по всей видимости, об инициативе негритянской гвардии 'абид в 1752 г., когда ее командиры в обстановке всеобщей анархии приняли решение провозгласить султаном Сиди Мухаммада (См.: Жюльен Ш.-А. История Северной Африки. Тунис. Алжир. Марокко / Пер. с франц. М., 1961. Т. 2. С. 288). Однако Сиди Мухаммад сохранял видимость подчинения недейственной центральной власти. Как отмечал Абу-л-Касим аз-Заййани, он отослал командиров 'абид назад, в г. Мекнес, со словами: "Возвращайтесь к моему повелителю (т.е. Мулай Абдаллаху. - В.О.); он ведь также и ваш повелитель, поскольку я - всего лишь один из его подданных" (Ezziani Aboulqasem ben Ahmed. Le Maroc de 1631 à 1812. P. 127).
35 ан-Насири. Китаб ал-истикса... Т. 8. С. 3.
36 Dziubinski A. Miçdzy mieczem, glodem i dzuma... P. 47.
37 Как свидетельствуют арабские источники, личные качества Сулаймана также стали важным его достоинством на взгляд местных элит. "Когда разнеслась весть о смерти Мулай Йазида, - отмечал Ахмад ан-Насири в своих заметках о 1792 г., - то войска абид, удайа и люди Феса договорились о том, чтобы принести ему бай'а, поскольку он был человеком ученым, религиозным, достойным и обладал наилучшими качествами, которые отличали его от других" (ан-Насири. Китаб ал-истикса... Т. 8. С. 87). Сходные данные приводит и Абу-л-Касим аз-Зайани. "Решили признать султаном наидостойнейшего Мулай Сулаймана, - пишет он о тех же событиях, - его предпочли за его набожность, благочестие и разумность" (Ezziani Aboulqasem ben Ahmed. Le Maroc de 1631 à 1812. P. 168-169).
известность его преемника Мулай Са'ида ибн Йазида подорвала мотивацию их мятежа. Многие сторонники сыновей Йазида из числа племенных вождей вновь признали власть Сулаймана, а Мулай Са'ид и его окружение были разгромлены султанским войском у р. Себу 21 апреля 1821 г.38
Высокую значимость личного фактора при избрании нового султана возможно продемонстрировать и на обратных примерах, когда бездарное управление, сопровождавшееся бессмысленными жесто-костями, ослабляло личную харизму правителя и приводило местные элиты к необходимости поддержки других претендентов на власть. К примеру, уже упомянутый султан Мулай Йазид (1790-1792 гг.) на первых порах был провозглашен таковым по всему Марокко - от Те-туана и Танжера до сахарских окраин шерифского государства. Его власть была признана даже обычно непокорными племенами Среднего Атласа39. Йазид начинал правление в отличных условиях: его решительность, энергия, и военные способности сделали его известным политическим деятелем. Благодаря своей авантюрной молодости он был популярен в стране, а также симпатичен как султанскому войску, так и берберской племенной верхушке, видевшей в нем, по выражению А. Дзюбиньского, "странствующего рыцаря, сражавшегося с ненавистным^ей махзеном"40. Личные связи и популярность, которой пользовался Йазид в Марокко и даже в Среднем Магрибе, сильно контрастировали с почти полной безвестностью его братьев.
Однако вскоре безрассудные действия нового султана поколебали его облик в общественном мнении страны. Одним из первых его решений после восшествия на трон был ни на чем не основанный смертный приговор первому министру махзена, назначенному еще Сиди Мухаммадом. "Голова и руки вазира, - свидетельствовал британский путешественник Дж.Э. Джексон, - были прибиты по распоряжению султана к дверям дома испанского консула, поскольку Сиди Мухаммад благоприятствовал Испании"41. Патологическое неприятие Мулай Йазидом христианской Европы нашло свое выражение также в арестах испанских консулов и миссионеров по всему побережью. После того, как Мулай Йазид начал в 1791 г. осаду Сеуты, Испания вступила в открытый конфликт с Марокко и поддержала оружием и деньгами Мулай Хишама ибн Мухаммада, оспорившего власть брата на юге страны42.
38 ан-Насири. Китаб ал-истикса... Т. 8. С. 153.
39 Terrasse H. Histoire du Maroc. T. 2. P. 305-306.
40 Dziubinski A. Miçdzy mieczem, glodem i dzuma... P. 69.
41 Jackson G.A. Algiers: Being a Complete Picture of the Barbary States, their Government, Laws, Religion and Natural Productions. L., 1817. P. 95.
42 Dziubinski A. Miçdzy mieczem, glodem i dzuma. P. 71. Сеута - город и порт на севере Марокко, захваченный в 1415 г. португальцами, а в XVII в. переданный Испании и остающийся испанским по сей день, несмотря на протесты марокканских властей.
На внутриполитической арене Мулай Йазид проводил не менее деструктивный и непоследовательный курс. Беспричинные расправы над видными военачальниками восстановили против него шерифское войско, а массовые еврейские погромы в городах вызвали недовольство купцов-мусульман, понесших большие потери в товарах и деньгах, отданных евреям на хранение. Впрочем, нередко объектами султанского террора становились и мусульманские подданные: так, захватив в 1792 г. Марракеш у Мулай Хишама, Йазид принял суровые меры против не признавших его власть жителей южной столицы - было казнено множество знатных марракешцев, в том числе главный кади и наместник города43. Незаконные поборы с мусульман, а также непредсказуемость и жестокость султана вскоре сделали его фигуру одиозной для большинства марокканцев. В итоге уже в 1792 г. симпатии племенных и городских элит оказались на стороне двух его братьев - Мулай Хишама и Мулай Абд ар-Рахмана, поднявших мятежи против центральной власти.
В свою очередь Мулай Хишам еще быстрее, чем его брат, потерял расположение племенных лидеров и горожан. Введенные им дополнительные налоги (мукус) вызвали неприязнь низших слоев городского общества, а незаконное присвоение средств паши г. Мога-дор отторгли от его дела городскую элиту атлантического побережья, что в конечном счете привело к его низложению восставшими племенами. Бесцветно сошел с политической арены Марокко и Мулай Муслама - третий наряду с Хишамом и Абд ар-Рахманом претендент на престол во время Семилетней смуты. Посредственность его личности не позволила племенам севера Марокко признать, что он наделен баракой в большей мере, чем его соперники.
Обращаясь к роли личности претендента на престол в его "избрании" султаном, нельзя не отметить и заметный в источниках интерес правящих марокканских монархов к достоинствам и недостаткам характера их возможных преемников. Так, судя по арабским летописям, Мулай Сулайман очень ответственно относился к этой задаче. Познакомившись в начале 10-х гг. XIX в. со своим племянником Абд ар-Рахманом ибн Хишамом, султан не придал значения памяти о мятежном характере его отца. Как повествует Ахмад ан-Насири, Сулайман "приблизил его к себе и понял, что Абд ар-Рахман получил хорошее воспитание. Он отправил его со своими сыновьями в хаджж и убедился в его преданности вере, осмотрительности и других достойных качествах"44. Полагая, что Абд ар-Рахман более достоин нести ответственность за управление империей, чем его собственные дети, Сулайман сделал выбор в его пользу. В политическом завещании этого султана, вошедшем в анналы ан-Насири и Акансуса, мы
43 Deverdun G. Marrakech. Dès origines à 1912. T. 1. Rabat, 1959. P. 513.
44 ан-Насири. Китаб ал-истикса. Т. 9. С 3.
читаем настоящий панегирик наследному принцу: "Я утверждаю, и да примет Аллах это искренним перед благородным ликом Своим, что я не нашел среди детей нашего деда Абдаллаха и отца нашего Сиди Мухаммада, да смилуется над ним Аллах, и среди детей его детей лучшего, чем Мулай Абд ар-Рахман ибн Хишам... для этого дела (управления страной. - В.О.) он наилучший - ведь он не пьет вина, не прелюбодействует, не лжет, не предает и не изменяет; он не устраивает кровопролития, а деньги его не отягощены долгами; он постится как по заповеди, так и дополнительно, да и молится как по заповеди, так и сверх того"45.
Рассмотренные в данной статье сведения источников позволяют сделать вывод, что в слабоцентрализованной государственной системе шерифского Марокко политическая лояльность была обращена не к постам или институтам, а к конкретным лицам, действовавшим на политической сцене. Поэтому, в отличие от османской метрополии, в признании претендента народными представителями и придворными кругами в Дальнем Магрибе огромную роль играл личностный фактор. Действительно, на протяжении XVIII-XIX вв. во многих случаях наследования власти в Марокко местные элиты выражали свои интересы с помощью поддержки или противодействия тому или иному претенденту на престол. Временами это явление приобретало, как справедливо замечал британский историк Д. Джонсон, "эндемический характер"46. Невозможность наследственной передачи халифата (имамата) без одобрения общины неминуемо давала простор для смут и разногласий в Марокко по кандидатуре будущего монарха. Каждое такое расхождение мнений могло выдвинуть на политическую сцену еще одного претендента или, в лучшем случае, изменить баланс сил между уже заявленными борцами за трон47.
Кроме того, "выборный" характер патриархальной марокканской монархии сочетался с отсутствием ясно и четко установленного порядка наследования трона в семье Алауитов. Этот недостаток властной концепции был подлинным бичом еще средневековых марокканских династий, поскольку неточность в определении прав
45 Акансус ал-Марракуши, Абу Абдаллах Мухаммад ибн Ахмад. Ал-Джайш ал-'арамрам ал-хумаси фи даулат аулад маулана 'Али ас-Сиджилмаси (Несметное пятичастное войско в династии потомков нашего господина Али из Сиджильмасы). Т. 2. Фес, 1918. С. 215; ан-Насири. Китаб ал-истикса... Т. 8. С. 164-165.
46 Johnson D. The Maghrib // The Cambridge History of Africa. T. 5: c. 1790 -c. 1870 / Ed. by J.E. Flint. Cambridge, 1976. P. 99.
47 В этом отношении показательно мнение Уильяма Лемприера, хорошо ознакомившегося с алауитскими придворными порядками во время служебной командировки в Марракеш и Тарудант. "Можно почувствовать все выгоды наследственной передачи власти, - писал он в 1791 г., - когда подумаешь обо всех бедах этой выборной монархии (la monarchie élective)". - Lemprière W. Voyage dans l'Empire de Maroc. P. 120.
того или иного претендента почти всегда давала место кризису48. Поэтому количество рвущихся к трону братьев, зятьев, дядей и других родственников покойного правителя бывало столь велико, что только война или эпидемия разряжали ситуацию49. Количество и природа бай'а, полученных новым султаном на неподчиненной территории (билад ас-сиба) в XVIII-XIX вв. прямо зависели от степени военного успеха дружин махзена или же их неудачи в столкновениях с мятежными племенами. В реальных исторических условиях картина противоборства претендентов и племен складывалась неоднозначно - иногда было достаточно демонстрации военного превосходства, а в других случаях требовались масштабные боевые действия. Подобное положение дел, при котором "локальные и региональные конфликты кристаллизовались вокруг выбора суверена"50, переменилось только с восстановлением независимости Марокко, когда султан Мухаммад ибн Йусуф (с 1957 г. - король Мухаммад V) законодательно установил непререкаемое право старшего сына монарха на наследование престола. С середины XX в. бай'а в Марокко приобрела формализованный характер, а личностный фактор в марокканской политике уже не влиял, как прежде, на стабильность передачи властных полномочий.
Список литературы
Ибн Хишам. Жизнеописание пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба (первая половина VIII века) / Пер. с араб. Н.А. Гайнуллина. М., 2003. Жюльен Ш. - А. История Северной Африки. Тунис. Алжир. Марокко / Пер. с
франц. Т. 1-2. М., 1961. Коран / Пер. с араб. И.Ю. Крачковского. М., 1963.
Abun-Nasr J.M. A History of the Maghrib in the Islamic Period. Cambridge, 1987. Agnouche A. Histoire politique du Maroc. Pouvoir - legitimités - institutions. Casablanca, 1987.
48 "Наследование престола, - замечал в своих донесениях Луи де Шенье, - не установлено в Марокко ни законом, ни обычаями и зависит от обстоятельств. у мавров принято, чтобы старший сын наследовал корону, поскольку его опыт делает его более пригодным для управления. Однако же на сей счет нет твердого закона, а в Марокко не имеется ни дивана, ни совета, чтобы обсуждать такие дела" (Ché-nier L., de. Recherches historiques sur les Maures. T. 3. P. 506). Ему вторит Уильям Лемприер: "В Марокко не существует никакого порядка наследования верховной власти; император имеет, разумеется, право назначить своего преемника, но эта прерогатива становится ничем, если принц, которого он избрал на правление, не поддержан армией и не опирается на верных друзей". - Lemprière W. Voyage dans l'Empire de Maroc. P. 120.
49 Например, когда в 1799 и 1800 гг. от чумы скончались давние соперники Мулай Сулаймана - Хишам и Абд ар-Рахман - Абу-л-Касим аз-Заййани заметил в своей хронике, что "с помощью этой эпидемии Аллах избавил султана от забот, которые ему причиняли братья" (Ezziani Aboulqasem ben Ahmed. Le Maroc de 1631 à 1812. P. 181), выражая тем самым мнение придворных советников Сулаймана.
50 Valensi L. Le Maghreb avant la prise d'Alger (1790-1830). P., 1969. P. 85.
Benabdellah A. Les grands courants de la civilisation du Maghreb. Casablanca, 1958.
Brignon G., Abdelaziz A., Boutaleb B. et al. Histoire du Maroc. P., 1967. Brouksi L. Makhzénité et modernité. Révolution tranquille d'un Roi. 2-ème édition. Rabat, 2002.
Burke E. The Moroccan Ulama, 1860-1912: an Introduction // Scholars, Saints and Sufis. Muslim Religious Institutions in the Middle East since 1500/ Ed. by N.R. Keddie. Los Angeles; Berkeley; L., 1972. ChénierL., de. Recherches historiques sur les Maures et histoire de l'Empire de
Maroc. T. 1-3. P., 1787. Deverdun G. Marrakech. Dès origines à 1912. T. 1-2. Rabat, 1959-1966. Dziubinski A. Miçdzy mieczem, glodem i dzuma. Maroko w latach 1727-1830. Wroclaw, 1977.
El Mansour M. Moulay Sliman, un sultan malgré lui // Le Mémorial du Maroc.
Collection durigeé par L. Essakali. T. 4. Rabat, 1982. Ezziani Aboulqasem ben Ahmed. Le Maroc de 1631 à 1812. Extrait de l'ouvrage intitulé «Ettordjeman Elmo'arib an douel elmachriq ou 'lmaghrib». Trad. par O. Houdas. P., 1886.
Geertz C. Islam Observed. Religious Development in Morocco and Indonesia. New Haven; L., 1968.
Gellner E. The Struggle for Morocco's Past // The Middle East Journal. Vol. 15.
Washington, 1961. N 1. Grillon P. Un Chargé d'Affaires au Maroc. La correspondance du consul Louis
Chénier, 1767-1782. T. 1-2. P., 1970. Jackson G.A. Algiers: Being a Complete Picture of the Barbary States, their Government, Laws, Religion and Natural Productions. L., 1817. Jamous R. Honneur et baraka: les structures sociales traditionelles dans le Rif.
Cambridge; P., 1981. Johnson D. The Maghrib // The Cambridge History of Africa. T. 5 / Ed. by J.E. Flint. Cambridge, 1976.
LahbabiM. Le gouvernement marocain à l'aube du XX siècle. 2-ème édition. Rabat, 1975.
Lemprière W. Voyage dans l'Empire de Maroc et le Royaume de Fez, fait pendant
les anneés 1790 et 1791. P., 1801. Letters from Barbary, 1576-1774. Arabic Documents in the Public Record Office /
Transl. and annot. by J.F.P. Hopkins. Oxford, 1982. Levi-ProvençalE. Le Maroc et sa tradition historique // Le Monde. P., 1953. N 2621. 30 Juin.
Michaux-Bellaire E., Gaillard H. L'administration au Maroc: le makhzen, etendue et limites de son pouvoir // Bulletin de la Société de géographie d'Alger et de l'Afrique du Nord. Vol. 14. Alger, 1909. Michaux-Bellaire E. La souveraineté et le califat au Maroc // Revue du monde musulman. Vol. 59. P., 1925. Terrasse H. Histoire du Maroc dès origines à l'établissement du protectorat français.
T. 1-2. Casablanca, 1949-1950. Valensi L. Le Maghreb avant la prise d'Alger (1790-1830). P., 1969. Zartman I.W. The King in Moroccan Constitutional Law // The Muslim World. Vol. 52.
Hartford (Conn.), 1962. Part 2-3. Акансус ал-Марракуши, Абу Абдаллах Мухаммад ибн Ахмад. Ал-Джайш ал-'ара-мрам ал-хумаси фи даулат аулад маулана 'Али ас-Сиджилмаси (Несметное
пятичастное войско в [повествовании о] династии потомков нашего господина Али из Сиджильмасы). Т. 2. Фес, 1918. Ибн Абдаллах, Абд ал-'Азиз. Ал-му'джам ат-тарихи (Исторический энциклопедический словарь). Рабат-Касабланка, 1969. Ибн Зайдан, Мулай Абд ар-Рахман. Итхаф а'лам ан-нас би джамал ахбар хадират Микнас (Одарение выдающихся мужей народа полным изложением событий столичного города Мекнеса). Т. 1-5. Рабат, 1929-1933. ал-Каттани, Мухаммад ибн Джа'фар. Салват ал-анфас ва мухадасат ал-акйас би ман укбира мин ал-'улама ва-с-сулаха би Фас (Утешение душ и беседа, оценивающая тех алимов и праведников, кто упокоился в Фесе). Т. 1-3. Фес, 1899.
ан-Насири, Абу-л-Аббас Ахмад ибн Халид. Китаб ал-истикса ли ахбар дуввал ал-Магриб ал-акса (Книга изучения сведений о династиях Дальнего Магриба). Т. 1-9. Касабланка, 1954-1956.
Сведения об авторе: Орлов Владимир Викторович, канд. ист. наук, доц. кафедры истории Ближнего и Среднего Востока, истории Южной Азии ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
