Вяжущая сила познания (небулярная гипотеза И. Канта) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 001.1

DOI 10.62139/2949-608X-2024-2-3-63-91

Вяжущая сила познания (небулярная гипотеза И. Канта)

Дмитриев Игорь Сергеевич

Санкт-Петербургский филиал Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН,

Санкт-Петербург, Россия

Статья посвящена анализу работы И. Канта 'Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels oder Versuch von der Verfassung und dem mechanischen Ursprünge des ganzen Weltgebäudes: nach Newtonischen Grundsätzen abgehandelt' («Всеобщая естественная история и теория неба, или Опыт об устройстве и механическом происхождении всего мироздания, истолкованных сообразно принципам Ньютона») (1755). Показано, что объяснение происхождения Вселенной, данное в этом трактате хотя и механистично, но в то же время не вмещается в рамки механики, представленной в Principia И. Ньютона. Последний считал, что космогонические вопросы выходят за рамки натурфилософии, ибо происхождение Вселенной - это тайна Бога. Кант расширяет границы натурфилософского умозрения: сам процесс формирования планет и звезд является для него натурфилософской проблемой, решение которой он предлагает в упомянутой книге, тогда как Бог отодвигается в далекую область первопричин, как Создатель, так сказать, исходного материала и начальных условий космогенеза.

Ключевые слова: небулярная гипотеза, Кант, Райт, Бюффон, Ньютон, механика.

The Binding Power of Knowledge (I. Kant's Nebular Hypothesis)

Igor S. Dmitriev

S.I. Vavilov Institute for the History of Science and Technology of the Russian Academy of Sciences, St Petersburg Branch, St. Petersburg, Russia

Kant's work "Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels oder Versuch von der Verfassung und dem mechanischen Ursprünge des ganzen Weltgebäudes: nach Newtonischen Grundsätzen abgehandelt (Universal Natural History and Theory of the Heavens, or an Attempt to Account for the Constitutional and Mechanical Origin of the Universe upon Newtonian Principles)" (1755). It is shown that the explanation of the origin of the Universe given in this treatise, although mechanistic, does not fit the framework of the mechanics of Newton's "Principia". Newton believed that cosmogonic issues are beyond the scope of natural philosophy, for the origin of the Universe is the mystery of God. Kant expands the boundaries of natural philosophical speculation: for him, the very process of formation of planets and stars is a natural philosophical problem whose solution he offers in the above-mentioned book, while God is relegated to the distant realm of prime causes as the Creator, so to speak, of the initial material and initial conditions for cosmogenesis.

Key words: nebular hypothesis, Immanuel Kant, Thomas Wright, Georges Buffon, Isaac Newton, classical mechanics.

В Природе, взятой в целом, все соединено в непрерывной последовательности градаций благодаря вечной гармонии, соединяющей все звенья этой цепи.

И. Кант. Всеобщая естественная история и теория неба

Когда в 1755 г. в Кенигсберге вышла в свет небольшая анонимная работа под названием «Всеобщая естественная история и теория неба, или Опыт об устройстве и механическом происхождении всего мироздания, истолкованных сообразно принципам Ньютона» (Kant, 1755) (далее NTH)1, ее автор, Иммануил Кант, которому шел тогда тридцать первый год, стоял на пороге новой этапа своей карьеры. Проработав девять лет в качестве семейного воспитателя, он собирался вернуться в Кенигсберг-ский университет в качестве приват-доцента, полагая, что его смелая теория происхождения и эволюции Вселенной привлечет внимание и тем самым облегчит ему путь к необременительной профессуре. К сожалению, его издатель, Иоганн Фридрих Петерсон, обанкротился как раз в то время, когда книга вышла из печати. Акции издательства были конфискованы, склад опечатан и в итоге до широкой публики трактат практически не дошел. Даже прусский король Фридрих II Великий не получил дарственного экземпляра посвященного ему труда. Широкую известность это сочинение получило только после двух прижизненных переизданий 1797 и 1798 г. Возможно интерес к NTH был вызван публикацией в 1796 г. двухтомника П.-С. Лапласа «Изложение системы мира». Но, как бы то ни

Выдержки из NTH были приведены магистром И.Ф. Гензихеном (J.F. Gensichen), «вторым инспектором выпускников [Кенигсбергского] университета», в качестве приложения к выполненному Г.М. Зоммером (G. Zommer) первому полному немецкому переводу работы У. Гершеля «О строении небес» (Herschel, 1785; Herschel, 1791, фрагменты из трактата Канта: S. 161-200). Гензихен снабдил публикацию своими комментариями, согласованными с Кантом. Кроме того, основные космогонические идеи NTH были изложены Кантом в седьмом «Рассуждении» под названием «Космогония» (Siebente Betrachtung. Cosmogonie) трактата «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» (Kant, 1763, p. 149-179). В 1754 г. Кант кратко упомянул о предстоящей публикации NTH в десятистраничном документе Untersuchung der Frage, ob die Erde in ihrer Umdrehung um die Achse, wodurch sie die Abwechselung des Tages und der Nacht hervorbringt, einige Veränderung seit den ersten Zeiten ihres Ursprungs erlitten habe und woraus man sich ihrer versichern könne, welche von der Königlichen Akademie der Wissenschaften zu Berlin zum Preise fur das jetztlaufende Jahr aufgegeben worden («Исследование вопроса о том, претерпела ли Земля в своем вращении вокруг оси, благодаря происходит чередование дня и ночи, некоторые изменения с первых времен своего возникновения и на основании чего можно в этом убедиться, которое было представлено Королевской академии наук в Берлине на соискание премии за текущий год»). В нем тематика NTH выражалась следующим образом: Kosmogonie, oder Versuch, den Ursprung des Weltgebäudes, die Bildung der Himmelskörper und die Ursachen ihrer Bewegung aus den allgemeinen Bewegungsgesetzen der Materie der Theorie des Newtons herzuleiten («Космогония, или попытка вывести устройство мира, образование небесных тел и причины их движения из общих законов движения материи в теории Ньютона» (цит. по: (Krafft, 1971, p. 3)).

1

было, NTH стала одной из важнейших работ Канта докритического периода. И хотя ей посвящена весьма обширная литература (см., например, (Brush, 1996; Ferrini, 2022)), а спектр оценок ее варьируется от восторженных похвал («автор усвоил всю математическую и физическую науку своей эпохи» (Hastie, 1900, p. xvii)) до весьма сдержанных и даже критических суждений (трактат представляет собой «преднамеренную и часто путанную спекуляцию, а не научное сочинение» (Kant, 1981, p. 8)), некоторые аспекты истории формирования гипотезы, получившей с легкой руки А. Шопенгауэра исторически и содержательно не вполне оправданное название «космогонической гипотезы Канта - Лапласа» (Schopenhauer, 1946-1950, Bd. VI, p. 145), требуют обсуждения и детализации. В данной статье я коснусь как методологии, на которую опирался Кант, так и содержания его гипотезы.

Подсказки Райта и Бюффона

В качестве отправной точки своих рассуждений о происхождении Солнечной системы и - шире - Вселенной вообще Кант указывает на мысли, высказанные в брошюре каноника из Виндзора Томаса Райта из Дарема (Th. Wright de Durham; 1657-1735) (Wright, 1750)2 (Hoskin, 1970).. Саму работу Райта Кант не читал, но узнал о ней из пространной рецензии, опубликованной в гамбургском журнале Freye Urtheile und Nachrichten zum Aufnehmen der Wissenschaft: und Historie überhaupt («Бесплатные суждения и новости для ознакомления с наукой и историей в целом») (номера 1, 5 и 8 за январь 1751 г.). По признанию Канта, «господин Райт Дарем, с трактатом которого я познакомился в Hamburgische freie Urtheile за 1751 г., впервые навел меня на мысль рассматривать неподвижные звезды не как рассеянную без видимого порядка кучу (nicht als ein ohne sichtbare Ordnung zerstreutes Gewimmel)3 начале основной части трактата, «не как беспорядочную и хаотично рассеянную массу (nicht als ein ungeordnetes und ohne Absicht zerstreutes Gewimmel)» (Kant, 1755, p. 3)., а как систему (als ein System)4 систематическую структуру [Вселенной] в целом (er fand eine systematische Verfassung im Ganzen)» (Kant, 1755, p. 3)., имеющую величайшее сходство с планетной; ибо, как в этой системе планеты находятся очень близко к одной общей плоскости, так и неподвижные звезды расположены максимально близко к определенной плоскости, которую следует представить себе проходящей через все небо; наибольшее скопление звезд около этой плоскости образует ту светлую полосу, которая носит название Млечного пути. Так как этот пояс, светящийся бесчисленными

2 О Райте см. (Hoskin, 1970).

3 Или, как будет сказано в начале основной части трактата, «не как беспорядочную и хаотично рассеянную массу (nicht als ein ungeordnetes und ohne Absicht zerstreutes Gewimmel)» (Kant, 1755, p. 3).

4 Далее, в начале основной части работы, Кант уточняет: «он [Райт] выявил систематическую структуру [Вселенной] в целом (er fand eine systematische Verfassung im Ganzen)» (Kant, 1755, p. 3).

солнцами, имеет точно направление большого круга, то я убедился, что и наше Солнце также должно находиться очень близко к этой общей большой плоскости. Когда я начал исследовать причины этого явления, я счел весьма вероятным, что так называемые неподвижные звезды - это, в сущности, медленно движущиеся планеты высшего порядка» (Kant, 1755, Vorrede, s.p.).

Это признание Канта требует некоторых пояснений. В действительности Кант был обязан не столько Райту, сколько своему неправильному пониманию космологической идеи последнего. В своей великолепно изданной в формате in quarto, но написанной тяжелым неясным языком брошюре Райт ставил себе задачу примирить астрономию с сугубо личным пониманием христианской теологии.

В молодости Райт ездил из города в город, читая публичные лекции на научные темы, и, по всей вероятности, именно для одной из таких лекций в 1734 г. он подготовил огромную схему, своего рода карту Творения (увы, не дошедшую до нас), к которой прилагалась небольшой текст под названием «Теории Вселенной». По мысли Райта, «моральный» центр Вселенной, названный им «Священным Троном», т.е. обитель Бога (Abode of God), является также физическим центром мира. Остальное творение, как в моральном, так и в физическом плане, расположено вокруг Священного Трона, распределяясь между тремя концентрическими сферами. Первая, наиболее близкая к Трону - сфера Филистии, или Небес. Внешняя сфера - это сфера наказания, внешняя тьма Ада, простирающаяся бесконечно далеко во всех направлениях. Между ними находится сферическая оболочка, определяющая границу Области Испытания (Probation), в которой находится Солнце и мириады других звезд, каждая со своими планетами и кометами. Поскольку Священный Трон является гравитационным центром творения, Солнце и другие звезды обязательно вращаются вокруг Трона, так как в противном случае тела, находящиеся в Области Испытания, были бы втянуты гравитационными силами внутрь Области Филистии.

Слушатели Райта должны были понять, что они находятся в Области Испытания и после смерти переместятся либо в Область Филистии, либо наружу, в Область Наказания, где лишь далекий отблеск света будет напоминать им о том, чего они лишились.

Перебирая разные модели Вселенной, Райт, в итоге, остановился на той, в которой наша галактика по виду и структуре напоминает планету Сатурн: Божественный центр имеет вид большой сферы, окруженной приплюснутым кольцом звезд, в число которых входит и наше Солнце (рис. 1).

Райт не был виртуозом пера, его изложение не отличалось ясностью, и потому Кант, прочитав даже не оригинальную работу англичанина, а ее пересказ, не содержавший пояснительных рисунков, и не уловив, что божественная область находится в центре кольцевой структуры, не мог понять, что мешало автору предположить, что звездная область не тор, а диск. Зачем предполагать пустое место в центре кольца? Ведь если

Рис. 1. Один из вариантов модели нашей галактики по Т. Райту

Plate XXVIII. Wright, 1750.

звездная система дискообразна, то земному наблюдателю она будет казаться эллиптической. Кант помнил, что П. Моро де Мопертюи наблюдал туманности (которые он принимал за звездные системы), выглядевшие эллиптическими по своим очертаниям и не имевших в центре никаких разрывов, а значит, они должны быть дискообразными. В итоге Кант пришел к выводу, что Галактика имеет форму диска. (С религиозной точки зрения взгляды Райта были глубоко еретическими, так как он предполагал, что подобных сатурнообразных структур, а значит и областей обитания Бога, бесконечно много.)

Кант был настолько восхищен аналогией между картиной, возникшей в его воображении, и внешним видом Млечного Пути, что удивился, как это не пришло в голову астрономам раньше5. А что было раньше?

Вопрос о происхождении мира имеет длинную историю, уходящую своими корнями к временам апокрифическим. Если же говорить о хронологически близких Канту мыслителях, то я бы упомянул в первую очередь Бюффона. В первом томе «Естественной истории» (1749), который был опубликован в немецком переводе под названием Allgemeine Historie der Natur в 1750 г. и, несомненно, повлиял на выбор Кантом названия его трактата, высказал предположение, что образование Солнечной системы произошло в результате космической катастрофы. «Разве нельзя с некоторой вероятностью представить, что, возможно, на поверхность Солнца упала комета, которая сдвинула это небесное тело с места и отколола от него несколько маленьких частей (ein Komet auf die Obersfläche der Sonne fiel, welcher dieses Gestirn von seiner Stelle trieb, und etliche kleine Theile davon abschlug), сообщив им движение одним ударом и в одну и ту же сторону, и таким образом планеты, которые когда-то были частями Солнца, оторвались от него общею для них силой удара, которую они сохраняют до сих пор?» (Allgemeine Historie der Natur, 1750, p. 79). В этом переводе используется выражение «stoßende Kraft» (в оригинале «force impulsive» (Buffon, 1749, p. 133)). Действие этой силы Бюффон объясняет следующим образом: все планеты притягиваются к Солнцу, но если бы существовала только ньютоновская сила притяжения, то они неизбежно должны

В 1761 г. к этой же идее независимо пришел эльзасский эрудит Иоганн Генрих Ламберт (J.H. Lambert; 1728-1777), известный своими работами по алгебре и астрономии.

были бы падать на него по прямой («en ligne perpendiculaire» (Buffon, 1749, p. 131)), чего, однако, не происходит, поскольку они удаляются от него действием некоторой другой силы («une autre force»), представляющей собою «толчок» («une impultion» в оригинале и «ein Stoß» в переводе (Buffon, 1749, p. 131; Allgemeine Historie der Natur, 1750, p. 78)), которая заставила бы планету двигаться по прямой линии, касательной к траектории ее движения, если бы сила притяжения перестала действовать (Ibid.). Эта сила толчка, по уверению Бюффона, «без сомнения сообщена небесным телам божественной рукой, когда она приводила в движение машину мира» (Ibid.). Высказывания Бюффона наглядно показывают, сколь ошибочно он понимал закон инерции, и то же можно сказать о Канте.

Используя более поздние толкования гипотезы Бюффона, которые дополнили его концепцию некоторыми отсутствующими в оригинале и модернизирующими его деталями, можно с определенной долей условности констатировать, что, по мнению французского ученого, Солнечная система образовалась в результате падения гигантской кометы на Солнце, которое считалось твердым телом и при скользящем столкновении гигантской кометы с Солнцем, последнее должно было приобрести вращение и потерять часть своей массы, которая, расплавившись при ударе, образовала вращающиеся вокруг Солнца тела. При этом все будущие планеты должны приобрести то движение, которое и наблюдается в Солнечной системе: в одном направлении6 и в плоскости, близкой к плоскости солнечного экватора. Последние два обстоятельства Бюффон считал хорошим подтверждением своей гипотезы, добавив к ним еще одно: уменьшение плотности вещества планет по мере удаления их от Солнца . Эти же доводы использовал впоследствии и Кант, возможно, позаимствовав их у Бюффона, но включив их в иной объяснительный контекст, на котором следует остановиться.

о

«Удел рассудка»

Анализ небулярной гипотезы9 Канта будет дан в этом разделе в контексте рассмотрения двух особенностей кантианского Weltanschauung10.

6 Это не совсем так. Большинство планет Солнечной системы действительно вращаются в одном направлении, против часовой стрелки, если смотреть с северного полюса Солнца. Но есть два исключения: Венера и Уран, которые вращаются по часовой стрелке.

7 Разумеется, Бюффон ошибался, что стало ясно уже П.-С. Лапласу. В частности, выброшенное Солнцем вещество неминуемо должно было, описав эллиптическую дугу, упасть обратно на светило. И уж совсем невероятно, что образовавшиеся таким способом планеты стали бы двигаться так, как это наблюдали астрономы.

8 «Gewöhnlichen Schicksale des Verstandes im Nachforschen» (Kant, 1786, p. XIX).

9 Среди звезд, перечисленных Птолемеем в «Альмагесте», есть семь, которые он называет veipeXoeiS-qi; (облакоподобный), от греч. уефеё^ (облако, туманность), по-латыни nebula. Диффузная форма этих звезд отличала их от обычных, выглядевших как светящиеся точки на небе.

Тема эта сама по себе неисчерпаема, но я выделю лишь то, что имеет отношение к тематике данной статьи.

10

1. Кант и в критический, и в докритический период своего творчества отстаивал исключительно механическую трактовку физических явлений: без «принципа механизма природы (Princip des Mechanismus der Natur)», «вообще не может быть науки (keine naturwissenschaft geben kann)» (Kant, 1790, p. 364).

Что могло побудить его к такому подходу? Прежде всего, его философские взгляды. По мысли Канта, природа - это не что иное, как предлагаемая естествознанием конструкция нашего рассудка (ибо мы понимаем мир по модели того, что мы можем построить, связывая средства и цели), творимая трансцендентальным Я, а потому механика, тоже конструирующая свой объект, действует в полном соответствии с тем, что представляет собой природа. Но если природа - это только конструкция трансцендентального Я, то в такой природе нет и не может быть никаких целей11. Если же рассуждать более конкретно (на какую именно конструкцию следует опираться?), то сам Кант считал, что работает в ньютонианской традиции, формирование которой привело к глубокому перевороту в нашем понимании земной и небесной механики. Но Ньютон не воспринимал механику как общую модель для описания и понимания всех явлений природы. К примеру, в ходе изучения оптической рефракции он обнаружил, что солнечный свет, преломленный через призму, образует не круглое, а ромбовидное изображение. Для истолкования этого факта Ньютону пришлось отказаться от приверженности корпускулярному микроредукционизму a la Бойль как единственной форме объяснения (подробно см. (Gaukroger, 2006, p. 379-387, 391-397)). А когда дело дошло до таких процессов, как брожение, рост растений, тяготение, электрическое притяжение, химические реакции и т.п., он вообще отбросил всякие механические объяснения (Dobbs, 1991).

Модель, которой реально воспользовался Кант, берет свое начало (если не считать умозрительных рассуждений Бюффона и некоторых других авторов) не от самого Ньютона, а от последующего развития идей и подходов, изложенных в Principia, особенно от того направления эволюции механики, которое имело место в XVIII столетии. Речь идет о создании так называемой «аналитической механики», наиболее полный вариант которой в первой половине столетия был разработан Л. Эйлером и Д'Аламбером12. Создатели аналитической механики задумывали ее как модель физического объяснения вообще, в надежде, что концептуальный и математический аппарат такой механики можно будет с успехом применять к широкому кругу явлений: электрических, магнитных, оптических, химических и т.д., сводя их к аксиоматически структурированной математизированной теории. Однако, как выяснилось, математическая изощренность аналитической механики не соответствовала ее объяснительному потенциалу, и она оказалась фактически изолированной от основной

11 Вне природы есть «вещь в себе», которая есть цель.

12 Иногда используют термин «рациональная механика», но я воспользуюсь терминологией Лагранжа.

массы физических наук, которые восприняли традицию «экспериментальной натурфилософии» XVII века, и в таких областях, как химия и электричество, занимались в основном осмыслением постоянно растущей совокупности экспериментальных результатов.

Для Канта же априорно-дедуктивная структура и общие установки аналитической механики, математический и отчасти идейный аппарат которой оказался вне сферы его осознания, стала моделью научного объяснения, вследствие чего он связывал эту механику с теорией материи гораздо более непосредственно, чем, скажем, Л. Эйлер13. Не вдаваясь в тонкости предмета и не различая геометризованную механику Ньютона и «новую», основанную на методах математического анализа и не связанную напрямую с matter-theories дисциплину, Кант просто рассматривал все свойства материи (вещества) как механические. Если в механике физические свойства тел традиционно трактовались в терминах действующих на них сил, изменяющих их состояние движения, то в теориях материи свойства тел обсуждались в терминах их материальных носителей-компонентов. Разница принципиальная!

Кант исходил из идеи существования в природе двух сил: притяжения и отталкивания. Последней он придавал тот же фундаментальный статус, что и силе тяготения: обе силы рассматривались им как первичные, исключающие вопросы об их природе. Замечу, что Эйлер, с его картезианским желанием основывать механику на чем-то совершенно ясном и прозрачном, видел ситуацию иначе, для него сила (любая) - понятие туманное и требующее разъяснения. Конечно, можно сказать, что у нас есть интуитивное представление о силе, и потому эта концепция может казаться самоочевидной, но такое представление может оказаться ошибочным, в частности, противоречить ньютоновскому закону инерции, который Эйлер, в отличии от Канта, хорошо понимал. Поэтому такому представлению о силе нельзя доверять. Иное дело - непроницаемость тел (т.е. невозможность двум телам одновременно занимать одну и ту же область пространства). Это та идея, которая, по мнению Эйлера, позволяет в полной мере использовать нашу интуицию. Иными словами, для Эйлера непроницаемость тел служила причиной отталкивающей силы (тело сопротивляется давлению другого тела, отталкивая его в некоторой силой). Для Канта, наоборот, изначально присущая телу отталкивательная сила служит причиной его непроницаемости. Эта сила сосредоточена непосредственно в теле, граница ее действия не фиксирована, и, по крайней мере теоретически, тело может быть сжато до бесконечности (в точку), о чем Кант упоминает в теореме (Lehrsatz) 3 трактата «Метафизические начала естествознания»: «Материя может быть сжата до бесконечности, но в нее никогда не может проникнуть другая материя, как бы велика ни была сила ее давления.

13 Замечу, что Эйлер рассуждал о том, как включить гравитацию и электричество в общую программу механики (когда эта программа будет детально разработана), но у него не возникло никаких конкретных плодотворных идей относительно того, как именно следует двигаться в этом направлении.

Доказательство

Изначальная сила (Eine ursprüngliche Kraft), посредством которой та или иная материя стремится расшириться во все стороны за пределы занимаемого ею пространства, будучи заключена в меньшее пространство, должна становиться большей, а сжатая в бесконечно малое пространство - бесконечной. Но для любой данной силы расширения материи можно найти большую сжимающую силу, теснящую ее в меньшее пространство, и так до бесконечности. Это и требовалось доказать в первой части теоремы. Для проникновения же внутрь материи потребовалось бы сжатие ее в бесконечно малое пространство, стало быть, потребовалась бы бесконечно сжимающая сила, а такая сила невозможна. Следовательно, посредством сжатия в одну материю не может проникнуть никакая другая, и это требовалось доказать во второй части теоремы» (Kant, 1786, p. 144-145).

Кантианское представление о неразрывности материи и силы фактически уподобляет одно другому, открывая, казалось бы, возможность механической интерпретации свойств веществ. Беда, однако, в том, что в той механике, к которой апеллировал Кант, не было ничего, что могло бы поддержать подобное расширение ее предметной области.

В химии, в «науках о жизни», в изучении электрических явлений исследователи опирались исключительно на наблюдения и эксперименты, что совершенно не соответствовало кантианскому априорно-дедуктивному идеалу науки14, поэтому Кант не считал соответствующие дисциплины (многие из которых в его время только начали формироваться и находились, если воспользоваться терминологией Т. Куна, в «предпарадигмаль-ном состоянии») науками. Как отметил С. Гаукроджер, «к середине XVIII в. механика была вытеснена химией в качестве канонической формы теории материи. ...Именно химия давала наиболее полное и надежное представление о том, как поведение тел определяется их составными частями. Но его [Канта] концепция науки исключала такую возможность,

14

Науки о жизни представляли собой особенно сложную проблему, которая была сопряжена с телеологическим взглядом на мир. Предложенная Кантом стратегия устранения телеологии из сферы живого - введение телеологической аргументации в науку Кант связывал «со свойством нашей познавательной способности (der Beschaffenheit unsers Erkenntnisvermögens)» (Kant, 1790, p. 369), а не с самой природой - мало кого убедила. Дело не только в том, что эту стратегию отвергли Фихте, Шеллинг и Гегель. Даже у тех мыслителей, которые относили себя к кантовской традиции, беспокойство вызывало не только существование вещей самих по себе, но сама механистическая концепция природы. Главные представители кантианства в середине XIX в. (до возникновения неокантианских школ) Адольф Тренделенбург и Герман Лотце настаивали на том, что, хотя мир, как утверждал Кант, управляется механическими законами, он также управляется телеологией (Beiser, 2013). Ситуация осложнилась, когда выяснилось (уже после смерти Канта), что материя на самом фундаментальном уровне не содержит никаких жизненных сил. Для Канта и его современников проблема природы жизни могла быть решена только в рамках теории материи. Клеточные теории М. Шлейдена и Т. Шванна (1838-1839), а также Р. Вирхова (1858) не решили вопрос о природе жизни, однако указали, где в биологическом царстве начинается жизнь. Но до появления этой теории дискуссия неизбежно должна была вестись и велась в терминах теории материи, а в этих терминах проблема жизни была совершенно неразрешимой.

поскольку химия, в отличие от механики (как он ее понимал), не являлась априорной дисциплиной» (Gaukroger, 2016, p. 113).

Но этого мало, ситуация была еще более драматичной, поскольку теоретические методы механики не всегда удавалось применить даже в обсуждении, казалось бы, вполне механических проблем. К примеру, одним из важнейших направлений в развитии механики в XVIII столетии стала, как известно, гидродинамика, которая усилиями Д. Бернулли и Л. Эйлера достигла заметных успехов. И тем не менее в этой области в то время не удалось получить результатов, которые могли бы быть полезными судостроителям. Буксировка моделей судов в резервуарах с водой была (и еще долго оставалась) лучшим способом определения влияния формы судна на его движение в жидкости (Ferreiro, 2006).

Указанные обстоятельства ограничивали возможности чисто механического подхода к анализу природных явлений. Насколько это осознавалось Кантом, вопрос открытый.

2. Кант признавал определяющую роль Бога во всех действиях и проявлениях природы. Приведу несколько характерных цитат из NTH:

«Если устройство мира со всем его порядком и красотой есть лишь следствие материи, предоставленной своим собственным универсальным законам, и если слепая механика природных сил (die blinde Mechanik der Naturkräfte) может создать из хаоса столь великолепный продукт и достичь такого совершенства самой себя, то доказательство Божественного Автора (göttlichen Urhebers), вытекающее из зрелища красоты Вселенной, полностью теряет свою силу» (Kant, 1755, Vorrede).

Ключевыми в этом фрагменте являются слова «die blinde Mechanik der Naturkräfte». Механическая философия, казалось бы, лишала природу цели и не позволяла утверждать, что для славы, совершенства и красоты мира необходим божественный архитектор. Но Кант был с этим категорически не согласен. Он прекрасно понимал все подводные камни телеоло-гизации мира и в NTH привел несколько примеров, иллюстрирующих возможность избежать телеологических объяснений в естествознании. Вот один из них, который во времена Канта часто приводили «как одно из самых ярких доказательств благодетельного Провидения» (Ibid.). На острове Ямайка вскоре после девяти часов утра, когда температура воздуха становится некомфортно высокой, с моря поднимается бриз, сила которого увеличивается пропорционально высоте Солнца над горизонтом. Около часа дня, когда жара достигает максимума, бриз становится самым сильным. С заходом Солнца ветерок слабеет и вечером на острове царит такая же тишина, как и при восходе светила. Без этого бриза жизнь на острове была бы невыносимой. Разве это не свидетельствует о вмешательстве высшего разума «в интересах человека»? Кант утверждает, что эти и подобные рассуждения совершенно пусты, ибо морские бризы можно объяснить в терминах теплового равновесия, а такое объяснение никак не связано с удобством островитян.

Кенигсбергский мыслитель ясно осознавал обманчивую легкость, с которой естественным причинам можно придать антропоморфное

значение. «Вся природа, - по мысли Канта, - особенно неорганическая, полна доказательств в пользу того, что материя, сама себя определяющая с помощью механики своих сил, приводит к результатам, отличающимся известной правильностью, и сама собой, без принуждения, удовлетворяет правилам гармоничности. Если же благомыслящий человек, желая спасти благое дело религии, станет оспаривать эту способность всеобщих законов природы, то он сам себя поставит в затруднительное положение и плохой защитой даст неверию повод к торжеству.

...Определяя себя по самым общим своим законам, материя своим естественным поведением или, если угодно, под действием слепой механики приводит к подходящим результатам, которые кажутся замыслом высшей мудрости (die der Entwurf einer höchsten Weisheit zu sein scheinen)» (Ibid.).

Кант полагал, что именно подчиненность материи известным законам, вынуждающая ее с необходимостью «давать прекрасные сочетания (schöne Verbindungen hervorbringen muß)», свидетельствует о ее (материи) подчиненности «некоему в высшей степени мудрому замыслу (einer höchst weisen Absicht unterworfen befindet)», иными словами, материя «необходимо была поставлена в такие гармоничные соотношения некой господствующей над ней первопричиной (über sie herrschende erste Ursache). Этой причиной должен быть Бог уже по одному тому, что природа даже в состоянии хаоса может действовать только правильно и слаженно (regelmäßig und ordentlich verfahren kann)» (Ibid.).

В итоге, «материя, которая кажется просто пассивной и не имеющей формы и устройства, в своем простейшем состоянии имеет тенденцию к тому, чтобы путем естественной эволюции превратиться в более совершенную структуру (einer vollkommenem Verfassung zu bilden)» (Kant, 1755, p. 28), и потому нет оснований приписывать случайности то, что имеет признаки «обдуманного мудрого выбора (eine überlegte kluge Wahl)» (Kant, 1755, Vorrede). Не следует думать, будто Бог использует ту часть природы, которая случайно оказалась у него под рукой, подобно человеку, взявшему попавший ему под руку молоток, лом или палку, чтобы вбить кол. Если для Ньютона Бог - это, прежде всего, Пантократор, Властитель и Управитель Вселенной, то для Канта Всевышний - прежде всего «Гармонизатор» мира.

Кант постоянно варьирует одну и ту же важную для него мысль: «Существенные свойства природы не могут иметь какую-то независимую необходимость (ihre [природы] wesentlichen Eigenschaften keine unabhängige Nothwendigkeit haben können), а должны иметь свое происхождение в едином разуме как основе и источнике всего бытия - разуме, в котором они были замышлены так, чтобы пребывать во всеобщих связях. Все, что находится во взаимной гармонии, должно быть связано друг с другом в одной сущности, от которой оно зависит. Стало быть, имеется сущность всех сущностей, бесконечный разум и самостоятельная мудрость, откуда природа со всеми своими возможностями и свойствами берет свое начало. ...Ее [природы] порождения уже не дело случая, не результат стечения обстоятельств; все проистекает из нее по неизменным законам,

которые потому именно должны порождать одно лишь искусное, что они претворение премудрого замысла, исключающего все беспорядочное» (Kant, 1755, p. 147-148).

Только исходя из этих предпосылок, т.е. допуская, что «Бог вложил в силы природы таинственную способность само собою подняться из хаоса к совершенному устройству мира» (Kant, 1755, Vorrede), можно получить космологию, достойную Бога и свободную от колкостей вольнодумцев.

Кант и Ньютон: пределы совместимости

Кант неоднократно подчеркивал, в том числе и в подзаголовке NTH, сколь многим он обязан И. Ньютону. Действительно, кроме выяснения роли Бога в управлении природными процессами немецкий философ, отвечая реальным и возможным оппонентам, вынужден был обратиться к вопросу о том, способен ли слабый человеческий интеллект познать глубинные тайны и механизмы природы. Однако из текста NTH не видно, что в период написания этого трактата он был сильно озабочен поисками ответа. Кант просто ссылается на пример Principia И. Ньютона: «Из всех задач естествознания ни одна не была разрешена столь правильно и точно, как вопрос об истинном строении Вселенной в целом, о законах движения и внутреннем механизме обращения всех планет - область, в которой Ньютонова философия может дать такие познания, каких мы не встречаем ни в какой иной части философии» (Kant, 1755, Vorrede).

Цель Канта, которая представлялась ему вполне достижимой: завершить работу, начатую Ньютоном, т.е. сделать для физики то, что сэр Исаак сделал для математики. Иными словами, Кант надеялся поднять «физическую часть всеобщей науки» «до того же совершенства, до которого Ньютон поднял математическую ее половину» (Kant, 1755, Vorrede). Однако на деле его космогония по своему характеру в большей мере отвечала Principia Philosophiae Декарта, чем Principia Ньютона.

И это не случайно. Какие бы заявления Кант ни делал, его отношение к идейному наследию английского ученого было весьма неоднозначным. Ньютон в глазах философа представал «великим почитателем атрибутов Бога (große Bewunderer der Eigenschaften Gottes), проявляющихся в совершенстве Его творений, сочетавший глубочайшее понимание слаженности природы с величайшим благоговением перед проявлением божественного всемогущества» (Kant, 1755, p. 120). Такое понимание взглядов Ньютона отвечало общей направленности интеллектуального движения XVIII века, получившего название физико-теология, под влиянием которой Кант находился в период написания NTH. И тем не менее во многих отношениях позиции Канта и Ньютона различаются весьма существенно.

Здесь необходимо сделать важное пояснение. Я не имею намерения сравнивать космогонические идеи Ньютона и Канта. Это неуместно хотя бы потому, что первый не сформулировал никаких физических гипотез относительно происхождения Солнечной системы и Вселенной в целом. Сэр Исаак вообще не касался вопросов космогонии по причине, ясно им

сформулированной в Opticks: «При помощи этих начал (речь идет о «началах движения (Principles of Motion)». - И.Д.) составлены, по-видимому, все вещи из жестких, твердый частиц, указанных выше, различным образом сочетавшихся при первом творении по замыслу разумного агента. Ибо тот, кто создал их, расположил их в порядке. И если он сделал так, то не должно философии искать другое происхождение мира, или полагать, что мир мог возникнуть из хаоса только по законам природы; но, будучи раз созданным, мир может существовать по этим законам многие века» (Newton, 1730, p. 377-378).

Таким образом, согласно Ньютону, Бог сотворил мир по собственному замыслу («Counsel») и то, как это было Им сделано - божественная тайна, которая не может быть предметом натуральной философии. Дело последней - открывать законы уже сотворенного мира.

Позиция Канта совершенно иная: во Вселенной есть явления, которые мы наблюдаем и которые объяснимы, только если мы их сопоставим, предположив некоторый единый механизм происхождения мира. Иными словами, Кант не только понимал (в отличие от своих предшественников) образование Солнечной системы не как катаклизм, а как непрерывный процесс, но и ввел в науку всеохватывающий исторический элемент, поскольку, по его глубокому убеждению, понять мир можно только опираясь на знание (пусть предположительное) механизма его происхождения.

В своей теории «механического происхождения мироздания (mechanischen Erzeugungsart des Weltbaues)» (Kant, 1755, Vorrede) Кант расширяет границы натурфилософского умозрения: сам процесс формирования планет и звезд является для него натурфилософской проблемой, решение которой он предлагает, тогда как Бог отодвигается в далекую область первопричин, как Создатель, так сказать, исходного материала и начальных условий космогенеза. Поэтому вопрос, обсуждаемый в данном разделе этой статьи, сводится к тому, насколько гипотеза «механического происхождения мироздания» Канта совместима с механикой Ньютона и общими взглядами последнего на задачи и возможности натурфилософии?

Как уже было сказано, Кант исходил из того, что в природе действуют две фундаментальные силы (притяжения и отталкивания), и дал им следующие определения: «Сила притяжения есть движущая сила, благодаря которой одна материя может быть причиной приближения к ней других материй (или, что то же самое, благодаря которой она противится отдалению других от нее).

Сила отталкивания есть та, благодаря которой одна материя может быть причиной отдаления других материй от нее (или, что то же самое, благодаря которой она противится приближению других материй к ней). Эту силу мы будем иногда называть также толкающей (treibende), а первую - тянущей (ziehende) силой» (Kant, 1786, p. 34-35). При этом он признает, что «притяжение, существенное для всякой материи, есть непосредственное действие одной материи на другую через пустое пространство (Die aller Materie wesentliche Anziehung ist eine unmittelbare Wirkung derselben auf andere durch den leeren Raum)» (Kant, 1786, p. 60).

В предисловии к NTH Кант ставит себе в заслугу, что «не применял никаких других сил, кроме сил притяжения и отталкивания, при рассмотрении эволюции великого порядка природы: две силы, которые обе одинаково определенны, одинаково просты... Обе заимствованы из натурфилософии Ньютона. Первая - это закон природы, который теперь установлен без сомнения (т.е. закон всемирного тяготения. - И.Д.). Вторая, которая, возможно, не продемонстрирована наукой Ньютона с такой отчетливостью, как первая, принимается здесь только в том ее понимании, которое никто не оспаривает, а именно в связи с тончайшим разряжением материи, как, например, в парах» (Kant, 1755, Vorrede).

Ньютон использует понятие «отталкивательных сил» в 31 вопросе Op-ticks, где упоминает о действии «attractive and repelling Powers» (Newton, 1730, 372). Объяснение основных оптических явлений сводится, но мнению английского ученого, к проявлению молекулярных притягательных и отталкивательных сил. То есть Ньютон допускает действие сил отталкивания только в области «малых движений частиц... тел (almost all the small ones [Motions] of... Particles)» (Ibid.). В свою очередь Кант предложил некий динамический механизм, объясняющий образование и вращение планет в терминах сил притяжения и отталкивания, чего Ньютон в Principia не делал, поскольку не считал космогонические вопросы относящимися к области натурфилософии. (В этом аспекте подзаголовок NTH - Versuch von der Verfassung und dem mechanischen Ursprünge des ganzen Weltgebäudes: nach Newtonischen Grundsätzen abgehandelt - не вполне точен и уместен.)

Первые признаки одобрения Кантом ньютоновской физики появились в эссе 1754 г. об осевом вращении Земли (Kant, 1754). В этом небольшом сочинении он отходит от теории вихрей Лейбница и предлагает гипотезу о тонкой и «бесконечно менее сопротивляющейся» материи, заполняющей небесное пространство - мировом эфире (Kant, 1754, No. 23, p. 2)15. Кант прямо приписывает Ньютону эту гипотезу. Однако Ньютон в третьей книге Principia (Предложение XLI, задача XXI), обсуждая движение кометы 1680 г., выражается более категорично: «Небесные пространства не имеют никакой силы сопротивления (spatia coelestia vi resistendi destitui)» (Newton, 1726, p. 514), и потому небесные тела движутся «без какого-либо заметного сопротивления (sine omni resistentia sensibili)» (Ibid., p. 407).

Впрочем, отношение Ньютона к идее мирового эфира, заполняющего все космическое пространство, со временем менялось. В первом издании Principia (1687) об эфире не упоминалось, но он фигурирует в первом латинском издании Opticks (1706) и во втором издании Principia (1713). Р. Уэстфолл объяснял это так: «[Ньютон] ввел эфир, чтобы дать механическое объяснение силам, которые казались оккультными поколению, воспитанному на механической философии» (Westfall, 1971, p. 395). Но в отличие от плотного материального эфира Декарта или жидкого эфира

15 Имеется в виду, что материя, заполняющая небесное пространство, оказывает много меньшее сопротивление движению тел, чем воздух.

Лейбница, эфир Ньютона должен был быть очень тонким и почти не оказывать сопротивления движению небесных тел. Бертолони Мели цитирует письмо Ньютона к Лейбницу от 17 марта 1693 г., где англичанин защищает пустое пространство и бросает вызов своему оппоненту, требуя, чтобы тот объяснил, как планеты и кометы могут беспрепятственно перемещаться через эфирную жидкость (Bertoloni Meli, 1993, p. 199). Таким образом, когда в 1755 г. Кант упоминал о «желеобразном веществе», рассеянном в первозданном космическом пространстве, его рассуждения отражали все еще продолжающуюся натурфилософскую полемику между сторонниками теории вихрей Лейбница и концепции крайне слабо сопротивляющегося движению тел эфира Ньютона. И все же важнее в контексте тематики данной статьи использование Кантом в его космогонической гипотезе идеи двух мировых сил: Anziehung и Zurückstoßungskraft.

По убеждению философа силы притяжения как таковой было совершенно недостаточно для объяснения происхождения небесных тел. Именно сочетание ньютоновского притяжения и того, что Кант назвал «механическими следствиями общих законов сопротивления (einen mechanischen Erfolg der allgemeinen Gesetze des Widerstandes)» (Kant, 1755, p. 33), объясняло, по его мнению, образование небесных тел из совершающих вихревые движения частиц первоматерии. Другой силой, ответственной за образование космических тел, была сила отталкивания, чья главная роль заключалась в том, чтобы уравновешивать силу притяжения и заставлять тонкую материю кружиться в вихрях.

Если притяжение считалось ответственным за образование все более крупных сгустков материи, которые в конечном итоге привели к появлению планет и звезд, то отталкиванию отводилась решающая роль в объяснении того, как частицы первоматерии, не сливаясь в один большой комок, начали закручиваться в вихри различной плотности. Сила отталкивания вынуждала частицы отклоняться от их прямолинейного движения, обусловленного силой тяготения, и в итоге они совершали круговые движения вокруг центра, постепенно приближаясь к нему. Для понимания сути космогонической гипотезы Канта и нюансов ее обоснования мне придется привести пространную цитату из NTH: «Я полагаю, что все вещества, из которых состоят небесные тела нашей солнечной системы, т.е. все планеты и кометы, были вначале разложены на свои первичные части (im Anfange aller Dinge in ihren elementarischen Grundstoff aufgelöset)16 и заполняли все мировое пространство, в котором ныне обращаются эти уже сложившиеся тела (gebildete Körper). Такое состояние природы, если даже рассматривать его само по себе, без всякого отношения к какой-либо системе, представляется наиболее простым, какое только может последовать за небытием (das Nichts). В то время все было еще бесформенно. Образование обособленных друг от друга небесных тел, расстояние их в зависимости от силы притяжения, их форма, определяемая равновесием

16 То есть изначально существовали лишь первичные частицы.

сгустившейся материи, - все это уже позднейшее состояние (ein späterer Zustand). Непосредственно после сотворения мира природа находилась в первичном состоянии и была совершенно бесформенна. Но уже в существенных свойствах элементов, составляющих этот хаос, можно заметить признаки того совершенства, которым они обладали с самого начала, поскольку их бытие вытекает из вечной идеи божественного разума. ...И более всего способствует упорядочению природы и выходу ее из состояния хаоса наличие различных видов элементов, благодаря чему нарушается покой, который царил бы, если бы рассеянные элементы были во всех отношениях одинаковы, и в точках, где притяжение частиц наиболее сильно, начинает зарождаться хаос (das Chaos in den Punkten der stärker anziehenden Partikeln sich zu bilden anfängt). ...Поэтому вещества с наибольшей плотностью и силой притяжения, которые сами по себе занимают меньше пространства и более редки, оказываются при равномерном распределении в мировом пространстве более рассеянными, чем более легкие виды. <...>

В наполненном указанным образом пространстве всеобщий покой длится только одно мгновение. Элементы, коим присущи силы для приведения друг друга в движение, имеют источник жизни в самих себе. Материя с самого начала стремится к формированию. Рассеянные элементы с большей плотностью благодаря притяжению собирают вокруг себя всю материю с меньшим удельным весом; сами же они вместе с материей, которую они присоединили к себе, собираются в тех точках, где находятся еще более плотные частицы, а эти частицы точно также собираются вокруг еще более плотных и т.д. Мысленно прослеживая это формирование природы на всем пространстве хаоса, можно легко увидеть, что конечным результатом этого взаимодействия было бы образование различных сгустков (Klumpen), которые, завершив свое формирование, вечно находились бы в состоянии покоя и неподвижности благодаря равенству притяжения.

Однако природа имеет в запасе еще другие силы (andere Kräfte), которые проявляются главным образом тогда, когда материя разложена на мельчайшие частицы; благодаря им эти частицы отталкивают друг друга и своим сопротивлением силе притяжения порождают то движение, которое представляет собой как бы долговечную жизнь природы (ein dauerhaftes Leben der Natur). Благодаря этой отталкивающей силе, которая обнаруживается в упругости паров, в истечении сильно пахнущих тел и в летучести всех веществ, содержащих спирт, и которая есть неоспоримое явление природы, элементы, стремящиеся к точкам притяжения, отклоняют друг друга в сторону от прямолинейного движения и вертикальное падение преобразуется в круговые движения (Kreisbewegungen) около центра притяжения. Чтобы ясно представить себе формирование мироздания, мы рассмотрим не всю бесконечную природу в целом, а отдельную систему, какова, например, наша солнечная система. Выяснив ее образование, мы по аналогии решим вопрос о происхождении миров высшего порядка и сможем охватить всю бесконечность творения единой теорией.

Итак, если в очень большом пространстве имеется точка, где притяжение находящихся там элементов действует около себя сильнее, чем в

любом другом месте, то рассеянные во всем окружающем пространстве частицы основного вещества будут падать по направлению к этой точке. В результате этого всеобщего падения прежде всего образуется в этом центре притяжения тело, которое, начавшись, так сказать, с бесконечно малого зародыша, быстро растет. Но, по мере того как увеличивается его масса, оно все с большей силой побуждает окружающие частицы присоединиться к нему. Когда масса этого центрального тела возрастает настолько, что скорость (Geschwindigkeit), с какой оно притягивает к себе частицы с больших расстояний, отклоняется в сторону из-за слабого отталкивания, коим эти частицы мешают друг другу, и превращается в боковые движения (Seitenbewegungen), которые благодаря центробежной силе могут совершаться по кругу около центрального тела, тогда возникают сильные вихри частиц, из которых каждая сама по себе описывает кривые линии, что объясняется совместным действием притягивающей силы и направленной вбок поворотной силы (durch die Zusammensetzung der anziehenden und der seitwärts gelenkten Umwendungskraft); пути этих криволинейных движений пересекают друг друга, чему содействует значительная степень рассеяния частиц в этом пространстве. В тоже время эти различным образом противодействующие друг другу движения, естественно, стремятся к взаимному равновесию, т.е. к такому состоянию, при котором одно движение возможно меньше мешало бы другому. Это происходит, во-первых, потому, что частицы ограничивают движения друг друга до тех пор, пока все они не станут двигаться в одном и том же направлении; во-вторых, потому, что частицы изменяют свое вертикальное движение по направлению к центру притяжения на горизонтальное, т.е. на движение по параллельным кругам вокруг Солнца как их центра, и, стало быть, перестают взаимно пересекаться; при этом благодаря равновесию между центробежной силой и силой притяжения (durch die Gleichheit der Schwungskraft mit der senkenden) они навсегда сохраняют свободное круговое движение на той высоте, на которой они парят. Таким образом, в конце концов только те частицы остаются парящими в пространстве, которые благодаря своему падению приобрели такую скорость, а благодаря сопротивлению других частиц - такое направление, что они могут продолжать свободное круговое движение. В этом состоянии, когда благодаря приобретенным центробежным силам все частицы несутся в одном направлении и по параллельным кругам, совершая свободные круговые движения вокруг центрального тела, прекращаются борьба и соединение элементов, и взаимодействие их становится чрезвычайно слабым. Это естественный результат, к которому всегда приходит материя, охваченная взаимно противодействующими движениями.... Тело в центре притяжения, ставшее, таким образом, главной частью планетного мира благодаря большому количеству материи, которую оно привлекло к себе, и есть Солнце, хотя в это время оно еще не обладает тем пылающим жаром, который возникает на его поверхности после того, как оно окончательно сформировалось» (Kant, 1755, p. 27-32).

Итак, свободные круговые движения первозданных частиц были результатом совместного действия двух «основных сил (wesentliche Kräfte)» (Ibid., p. 29) - притяжения и отталкивания, что породило вихревые движения, игравшие ключевую роль в кантовой космогонии.

Кроме того, Кант, во избежание ложных ассоциаций, подчеркивает, что его механическое объяснение образования вихрей частиц никак не могло соответствовать представлениям Эпикура и Лукреция Кара, с их «совершенно бессмысленными мнениями (unsinnigsten Meinungen)» относительно «самопроизвольного отклонения частиц от прямой линии (Abweichung von dergeradlinigten Bewegung des Falles)» (Kant, 1755, Vorrede). Не было ничего подобного и в теории вихрей Декарта, и в Principia Ньютона. Хотя последний использовал понятия притяжения и отталкивания уже в первом издании Principia, он не предполагал для них той роли, которую Кант отводил им в своей небулярной гипотезе. Кроме того, в отличие от Ньютона, Кант искал для сил, действующих в космосе, динамическое обоснование на микроуровне: силы притяжения и отталкивания в его космогонии являются результатом суммарного действия аналогичных сил между частицами первоматерии. Более того, Кант представил ньютоновское притяжение как силу, присущую материи, тогда как Ньютон, всячески открещивался от обвинений своих оппонентов (от Лейбница до Беркли) в том, что притяжение является «врожденной силой материи (vis insita; innate force)» и, возможно, оккультным качеством.

Так, во втором письме к Р. Бентли (17 января 1692 /1693) сэр Исаак писал: «Иногда вы говорите о тяготении, как о чем-то существенном и внутренне присущем материи (essential and inherent to Matter). Умоляю вас не приписывать этого мне, ибо я отнюдь не претендую на то, чтобы знать причину тяготения» (The Correspondence of Isaac Newton, vol. 3, p. 240). В четвертом письме к Бентли (25 февраля 1692/1693) он детализирует свою позицию: «Невозможно представить, чтобы неодушевленная грубая материя без посредства (Mediation) чего-либо еще нематериального могла бы действовать и оказывать влияние на другую материю без взаимного соприкосновения с ней, как это должно было быть, если тяготение, как полагал Эпикур, сущностно для материи и присуще (inherent) ей. Это одна из причин, по которой я не хотел бы, чтобы вы приписывали мне [идею] врожденного тяготения (innate Gravity). То, что тяготение должно быть врожденным, внутренне присущим материи и сущностным для нее, дабы одно тело могло воздействовать на другое на расстоянии через пустоту, без посредства какого-либо агента, посредством и при участии которого действие и сила [тел] могли бы передаваться от одного [тела] к другому, представляется мне столь вопиющей нелепостью (so great an Absurdity), что, по моему убеждению, ни один человек, способный со знанием дела судить о философских материях, не впадает в нее. Тяготение должно вызываться неким агентом, постоянно действующим по определенным законам (acting constantly according to certain Laws); материален ли этот агент или нематериален, я предоставляю судить читателям» (Ibid., p. 253-254).

Кроме того, Кант полагал, что можно, не отказываясь от представления о мире как результате воплощения божественного замысла, обойтись без идеи Бога, как «агента, постоянно действующего по определенным законам», т.е. обойтись без, по выражению М. Массими, «Бога, занятого поденной работой (work-day God)» (Massimi, 2011, p. 529). Кант понимал ньютоновское притяжение как имманентное тонкой эфирной материи, которая, в свою очередь, рассматривалась как каузальный агент, ответственный за конституирование Вселенной. Он исходил из того, что «пространство, в котором обращаются планеты нашей системы... совершенно пустое (vollkommen leer)17 и лишено всякой материи, которая могла бы оказать одинаковое воздействие на эти небесные тела и вызвать у них сходные движения» (Kant, 1755, p. 24-25). И далее он ссылается на Ньютона, который, в трактовке Канта, «именно на этом основании не счел возможным допустить существование материальной причины, которая поддерживала бы своим действием общность движений во всем пространстве планетного мира. Он утверждал, что рука божья непосредственно установила этот порядок, без применения сил природы (die unmittelbare Hand Gottes habe diese Anordnung ohne die Anwendung der Kräfte der Natur ausgerichtet)» (Ibid., p. 25). Изложение Кантом физико-теологических взглядов Ньютона, конечно, не вполне точное и скорее отражает неоднозначность восприятия мыслей сэра Исаака на континенте, нежели реальные мнения и сомнения английского ученого.

Из признания того, что «при настоящем состоянии пространства, в котором обращаются тела всего планетного мира, нет материальной причины, которая могла бы сообщить им (планетам и другим небесным телам. -И.Д.) движения или направлять их» в силу того, что «это пространство совершенно пусто или по меньшей мере почти что пусто...», Кант делает вывод, что так не могло быть изначально: «Значит, когда-то оно должно было быть иначе устроенным и наполненным материей (also muß er ehemals anders beschaffen und mit genugsam vermögen der Materie erfüllet gewesen seyn), в достаточной мере способной передавать движение всем находящимся в нем небесным телам, согласуя его со своим собственным движением и, следовательно, согласуя между собой все движения». Когда же притяжение «очистило рассматриваемое пространство, собрав всю рассеянную в нем материю в отдельные сгустки (in besondere Klumpen)», планеты должны были отныне продолжать свободно и неизменно свое движение по орбитам в пространстве, уже не сопротивляющемся их движению» (Kant, 1755, p. 25-26). Таким образом, Кант, соглашаясь с Ньютоном в том, что межпланетное пространство «совершенно пусто», настаивает, что в период формирования Вселенной ситуация была иной: космическое

17 Кант делает в сноске следующее пояснение: «Я не исследую здесь вопроса о том, можно ли назвать это пространство пустым в буквальном смысле слова. Ибо здесь достаточно лишь отметить, что вся материя, которая, возможно, находится в этом пространстве, далеко не способна оказать какое-нибудь влияние на движение масс, о которых здесь идет речь».

пространство было заполнено очень слабо сопротивляющейся материей, являвшейся материальной причиной движения формирующихся планет.

Более того, по мысли Канта, в рамках представлений, изложенных в ньютоновских Principia, никакие объяснения образования планет и их движений невозможны, поскольку теория Ньютона описывала уже созданный, устоявшийся, стационарный мир. Кантовское объяснение происхождения Вселенной в конечном счете, разумеется, механистично, но в то же время оно не вмещается в рамки механики, представленной в Principia. На взгляд Канта - и также полагали многие интеллектуалы его времени -Ньютон был не в состоянии объяснить, что привело планеты в движение в самом начале зарождения Вселенной, если, конечно, не прибегать к вмешательству Бога.

Замечу, что свои космогонические взгляды Кант называл «гипотезой» («я предпочитаю излагать свое мнение скорее в форме гипотезы (ich will meine Meinungen lieber in der Gestalt einer Hypothese vortragen)» (Kant, 1755, p. 26)). Возможно, причина тому коренилась в религиозных соображениях: кантианская космогония вступала в противоречие с христианской идеей творения ex nihilo. Неслучайно в предисловии к NTH он детально разъясняет, ссылаясь на пример Декарта, что его взгляды вполне совместимы с требованиями теологии. Но вполне возможно, была и другая причина представления Кантом своих идей об образовании космоса как гипотезы, причина, о которой писала М. Массими: «Называя свою точку зрения "гипотезой", [Кант], возможно, давал понять своим читателям, что он следует почтенной традиции, допускавшей спекулятивные гипотезы в качестве инструментов научного исследования (несмотря на ортодоксальное ньютоновское "hypotheses non fingo"). Иными словами, именно спекулятивный метод ньютоновской "Оптики", образцово представленный в "Вопросах", прекрасно сочетается с динамическим корпускуляризмом кантианской космогонии» (Massimi, 2011, p. 529).

Кант полагал также, что различные элементы первоматерии обладают разной плотностью, при этом скопления более плотных элементов стали центрами зарождения планетарных тел. В итоге, «несмотря на то, что планеты представляют собой смесь весьма различных веществ, их массы, вообще говоря, должны быть тем плотнее, чем ближе они к Солнцу, и тем менее плотными, чем дальше они расположены от Солнца» (Kant, 1755, p. 40).

Свое объяснение «закона» изменения плотности вещества планет Кант противопоставлял ньютонианскому: «Ньютон, определивший путем вычисления плотность некоторых планет, полагал, что причину соотношения между плотностью и расстоянием следует искать в воле Бога и в мотивах конечной Его цели. Ньютон говорил, что ближайшие к Солнцу планеты должны выдерживать больший жар, а более далекие - довольствоваться меньшей степенью тепла (иными словами, планеты, расположенные ближе к центру Солнечной системы, должны быть плотнее, поскольку им приходится выдерживать мощный жар Солнца, и если бы они

имели меньшую плотность, то воспламенились бы подобно кометам. -И.Д.). Это представляется возможным только в том случае, если планеты, близко расположенные к Солнцу, обладают большей плотностью, а более далекие составлены из более легкого вещества. Однако не требуется большого размышления, чтобы убедиться в неудовлетворительности подобного объяснения. Планеты, например, наша Земля, состоят из очень различных видов материи; необходимо лишь, чтобы на поверхности были расположены более легкие и более проницаемые виды ее, которые легче приводятся в движение одинаковым действием Солнца и состав которых находится в определенной зависимости от излучаемого Солнцем тепла. Но отсюда вовсе не следует, что это касается смеси всей остальной материи; ведь на внутренние части планет Солнце не оказывает никакого воздействия» (Ibid., p. 40-41). Как видим, общий характер изменения средней плотности вещества планет у Ньютона и у Канта одинаковый. Но последнего не устраивало ньютонианское объяснение этого изменения. По мнению Канта, Ньютон ошибся, спутав плотность поверхности каждой планеты с плотностью ее внутренней части, на которую солнечное тепло повлиять не может. Для более удовлетворительного объяснения того, почему планеты имеют разную плотность, по мнению Канта, не требовалось вмешательства Бога или какого-либо божественного выбора, достаточно чисто механического представления. Таким образом, Кант отмежевывается не только от теологической позиции Ньютона, но и (в некоторых аспектах) от механики Principia.

И еще об одной стороне кантовской космогонии следует упомянуть. В дополнении к седьмой главе NTH Кант утверждал, что Солнце представляет собой смесь легких и тяжелых частиц, причем доля первых много больше. Это, по его мнению, объясняло, почему Солнце имеет плотность в четыре раза меньшую, чем Земля, и почему оно «пылающее тело, а не масса расплавленной и раскаленной материи, нагретой до высшей степени» (Ibid., p. 132). Действительно, поскольку легкие летучие частицы «наиболее активны в поддержании огня» (Ibid., p. 130), то их повышенное содержание в центральном теле Солнца привело к тому, что оно превратилось в «пылающий шар». Вместе с тем, поскольку легкие частицы считались некоторыми авторитетными исследователями активными началами огня, а «ни один огонь не горит без воздуха» (Ibid., p. 133), Кант пришел к выводу, что внутри Солнца должен находиться воздух. Более того, там должен находиться «упругий воздух (elastischer Luft)», способный «поддерживать самые сильные степени огня», и в то же время «огонь также порождает воздух путем разложения некоторых видов материи», следовательно, «в недрах Солнца есть много веществ, которые, подобно селитре, неистощимы в получении упругого воздуха, и, таким образом, огонь Солнца может продолжаться в течение очень долгих периодов, не страдая в значительной степени от недостатка всегда обновляемого воздуха» (Ibid., p. 135). Таким образом, Кант отождествлял легкие частицы первоматерии (которыми изобилует Солнце) с упругим воздухом,

образующимся при разложении селитры и питающим, в свою очередь, солнечное тепло. Как было показано в статье М. Массими, эти рассуждения опирались на эксперименты и гипотезы, изложенные в Opticks Ньютона, а также в работах С. Хейлса (Hales, 1727) и Г. Бургаве (Boerhaave, 1732) (Massimi, 2011, p. 532-541). Кроме того, в этой же статье было показано, что представления Канта о природе сил отталкивания опирались «на популярную традицию, идущую от Бойля к Ньютону и от Хейлса к Бургаве. ... Кант заимствовал и адаптировал оптический эфир Ньютона и упругий воздух Хейлса и использовал их так, как того не делали ни Ньютон, ни Хейлс. Кантовская идея отталкивания как упругой расширяющей силы глубоко коренится в Opticks Ньютона и в последующей традиции экспериментального ньютонианства, которая процветала как в Англии, так и в Нидерландах.

Эта важная экспериментальная традиция, которая изучала природу огня, задавалась вопросом об упругости воздуха, верила в эфирную жидкость как источник силы отталкивания... и которая была весьма далека от ньютоновской математической физики, которую мы так привыкли ассоциировать с философией естествознания Канта. Это вызывало у его комментаторов такое чувство неловкости, что Льюис Бек в предисловии к английскому переводу эссе [Канта] De igne («Об огне». - И.Д.) счел нужным пояснить, что эта работа является завершением давней традиции, с которой вскоре покончили Пристли, Лавуазье и Румфорд» (Massimi, 2011, p. 542).

18

«Руководствуясь аналогией и разумным правдоподобием»

Как уже отмечалось в литературе, основа умозаключений Канта была «пугающе тонкой (erschreckend dünn)» (Krafft, 1971, p. 4): философ в основном опирался на рассуждения по аналогии, как это ранее делали Лейбниц, отчасти Ньютон и многие другие (Sticker, 1969).

Объясняя (и в известной мере оправдывая) свой стиль рассуждения, Кант писал: «От трактата такого рода вообще нельзя требовать величайшей геометрической строгости и математической непогрешимости (die größte geometrische Schärfe und mathematische Unfehlbarkeit). Когда система основана на аналогии и соответствиях (Uebereinstimmungen) и согласуется с правилами правдоподобия (Regeln der Glaubwürdigkeit) и правильного построения суждений, она достаточно удовлетворяет всем требованиям своего предмета» (Kant, 1755, Vorrede), ибо, как уверяет Кант, «поскольку предположения, в которых аналогия и наблюдение находятся в полном согласии, имеют такую же ценность для поддержки друг друга, как и формальные доказательства, то достоверность (die Gewißheit) таких систем должна считаться установленной» (Kant, 1755, p. 15), что напоминает сильные эпистемологические претензии Декарта. Кант не прописывает упомянутые им «Regeln der Glaubwürdigkeit» сколь-либо детально, но

18 «An dem Leitfaden der Analogie und einer vernüunftigen Glaubwürdikeit» (Kant, 1755, Vorrede).

отмечает, что те его утверждения и выводы, которые относятся к вопросам происхождения Солнечной системы, им вполне удовлетворяют.

В этот период своей жизни Кант, как до него Декарт, полагал, что задача философа сводится к тому, чтобы найти методологические средства, которые не только позволят сделать надежные научные выводы, но и приведут к новым открытиям.

Движущей силой его обращения к методу аналогии стала не только психологическая уверенность в силе этого метода («paene omne quoddici-mus metaphora est»19), а более масштабный метафизический принцип, который использовал Лейбниц, и который был образно сформулирован в строках любимого Кантом А. Поупа:

Is the great chain, that draws all to agree And draws support, upheld by God, or thee?

(Богом или тобою поддерживается та великая цепь, что ведет к согласию и дает опору)20.

Именно этот принцип «великой цепи бытия» или, иначе, «принцип непрерывной шкалы творения (the Principle of the Continuous Scale of Creation) придавал аналогии в глазах Канта почти доказательную силу. Как отмечал Артур О. Лавджой: «Выражение "Великая цепь Бытия" наряду со словом "природа" было священной фразой восемнадцатого века, играя роль, аналогичную роли благословенного слова "эволюция" в конце века девятнадцатого» (Lovejoy, 1960, p. 184). Если Кант в своих рассуждениях по аналогии с легкостью переходил от «возможного» к «вероятному», то только в силу убежденности в непрерывности и плотности градаций сущностей в сотворенной Вселенной, в уверенности, что в природе имеют место «неощутимые градации и... цепи промежуточных сущностей», позволяющие ей действовать «незаметными изменениями, и, проходя через все ступени изменений, связывать дальние свойства с ближними с помощью цепи промежуточных звеньев (vermittelst einer Kette von Zwischengliedern)» (Ibid., p. 52). Принцип непрерывности также допускал сравнение между меньшим и большим, между микро- и макрокосмами. В качестве примера можно привести рассуждения Канта об устройстве планетной системы: «то, чем является Солнце с его планетами в большом масштабе, планета с обширной сферой притяжения представляет собой в меньшем масштабе» (Kant, 1755, p. 62). Языковая конструкция «im grossen... im kleinen» не раз повторяется на страницах NTH.

Кант убежден, что аналогия «сама по себе может поднять существующую теорию механического образования небесных тел выше вероятности гипотезы и довести ее до формальной уверенности (über die

19 «Почти все, что мы говорим - это метафора».

20 Немецкий перевод этих строк (Seht jene grosse Wunderkette, die alle Teile dieser Welt/ Vereinet und zusammenzieht und die das grosse Ganz erhalt) Кант привел в качестве эпиграфа к первой части NTH (Kant, 1755).

Wahrscheinlichkeit der Hypothese, zu einer förmlichen Gewißheit)» (Kant, 1755, p. 50).

Таким образом, Кант, опираясь на разнообразные аналогии, приходит к определенным выводам, которые преподносятся как следствия из основных положений гипотезы, после чего эти выводы сопоставляются с данными наблюдений и/или экспериментов других исследователей и в случае совпадения, философ может радостно заявить: «Если естественные и необходимые следствия теории находят такое счастливое подтверждение в действительных отношениях природы, то можно ли верить, что случайность обусловливает это согласие между теорией и наблюдением?» (Kant, 1755, p. 51). Вообще говоря, можно! И Канту пришлось в этом убедиться на опыте собственной гипотезы (о чем далее).

Разумеется, кенигсбергский философ действовал с излишней поспешностью. По сути, он воспользовался приемом «А почему бы и нет?». Из правомерного утверждения, что аналогия «всегда должна вести нас в тех случаях, когда понимание не может следовать за нитью непогрешимых демонстраций» (Ibid., p. 116), Кант, по-видимому, сделал вывод, что аналогия не может не вести нас к верному выводу. Притяжение управляет Солнечной системой, следовательно, притяжение управляет везде! Предлагая единый механизм возникновения Солнечной системы и Вселенной в целом, он исходил из аналогии, которая, по его словам, «не позволяет нам сомневаться в том, что эти системы образовались и возникли таким же образом, как и та, в которой мы находимся» (Ibid., p. 101). И это срабатывало далеко не всегда.

К примеру, Кант был уверен, что из его гипотезы следует вывод о постепенном увеличении эксцентриситета от планет к кометам (Ibid.), а также постепенном уменьшения средней плотности планет от Меркурия к Сатурну.

И в том, и в другом случае он ошибся. Эксцентриситеты планет в действительности меняются не монотонно (по совр. данным: Меркурий -0,2056, Венера-0,0068, Земля - 0,0167, Марс-0,0934, Юпитер - 0,0485, Сатурн-0,0555; поданным Канта: Венера - 1/126, Земля - 1/58, Юпитер-1/20, Сатурн - 1/17)21. Кант, исходя их того, что величины эксцентриситета комет много больше планетных (скажем, эксцентриситет кометы Галлея равен 0.967), предположил, что за Сатурном есть несколько планет, которые «по непрерывной лестнице (beständige Leiter)» переходят в семейство комет (Ibid., p. 18)22. И угадал! Седьмая планета, Уран, была открыта

21 Кант не указал орбитальные эксцентриситеты для Меркурия и Марса (по данным его времени: 1/5 и 1/11 соответственно), ограничившись лишь упоминанием, что у этих планет «гораздо больший эксцентриситет, чем это допускается их расстоянием от Солнца», и квазиобъяснением этого факта («на долю некоторых планет пришлась при их образовании меньшая масса, что повлекло за собой слабость толчка, необходимого для кругового движения») (Kant, 1755, p. 18).

22 Кант предположил, что Сатурн когда-то был кометой, эксцентриситет которой медленно уменьшался, пока эта комета не стала планетой (Ibid., p. 62).

Гершелем в 1781 г. Но оказалось, что ее орбита, вопреки ожиданиям Канта, имеет меньший эксцентриситет (0.0463), чем орбита Сатурна.

Когда в 1791 г. И.Ф. Гензихен попросил у Канта разрешения опубликовать отрывки из NTH, последний ответил: «... Я прошу вас добавить пояснение примерно такого рода.... Опасение, что несколько публичных и частных запросов, касающихся «Естественной истории и теории небес» Канта 1755 года, могут послужить поводом к появлению нежелательного нового издания, подвигло ее автора предложить мне сделать выписку из этого труда, содержащую самое существенное, с учетом, однако, большого прогресса, который был сделан астрономией со времени его публикации, которую я и помещаю здесь, после его просмотра и одобрения автором» (Kant, 1922, Bd. 12 (2), p. 252)23.

Просьба Канта была исполнена, в опубликованном Гензихеном реферате NTH о монотонно возрастающем изменении эксцентриситетов планет не упоминалось.

Более того, в 1797 г. Кант писал Й.Х. Тифтрунку (J.H. Tieftrunk), планировавшему издать ранние работы философа: «Я согласен с вашим предложением собрать и опубликовать мои небольшие сочинения, однако я бы хотел, чтобы мои работы, вышедшие ранее 1770 года в него бы не вошли...» (Ibid., Bd. 12(3), p. 208).

Кант не дожил до того времени, когда выяснилось, что средние плотности планет, опять-таки вопреки его гипотезе, не убывают монотонно по мере их удаления от Солнца (совр. значения в г/см3: Солнце - 1,41, Меркурий - 5,42, Венера - 5,25, Земля - 5,515, Марс - 3,94, Юпитер - 1,33. Сатурн - 0,69, Уран - 1,29). Между тем этот «закон», как будет показано далее, играл в космологических фантазиях Канта весьма важную роль.

Воодушевленный своим представлением о звездных системах как «членах великой цепи всей природы (Glieder an der grossen Kette der ge-sammten Natur)» (Kant, 1755, p. 103) и добавляя к этому концепцию множественности миров, а также учитывая некоторые божественные атрибуты, Кант делает вывод о бесконечной протяженности физической Вселенной. Поскольку мы должны мыслить творение «как соразмерное силе Бесконечного Существа, оно не должно иметь границ», ведь «было бы нелепо представлять Божество начинающим свои действия с бесконечно малой частью Своей потенции и думать о Его бесконечной силе - хранилище истинно безмерного множества природ и миров - как о бездействующей, как о вечно закрытой в состоянии неосуществления. Не разумнее ли, или, лучше сказать, не необходимо ли представить систему Творения такой, какой она должна быть, чтобы стать свидетелем той силы, которую нельзя измерить никакими стандартами? По этой причине область раскрытия Божественных атрибутов (das Feld der Offenbarung göttlicher Eigenschaften) столь же бесконечна, как и сами эти атрибуты» (Kant, 1755, p. 105-106).

Следовательно, «Творение никогда не бывает ни законченным, ни завершенным. Оно действительно однажды началось, но никогда не

23 Это письмо Канта сохранилось только в английском переводе.

прекратится. Оно всегда занято созданием новых картин природы, новых предметов и новых миров... Ему нужно не что иное, как вечность, чтобы одушевить весь безграничный простор бесконечного протяжения пространства мирами, без числа и без конца» (Kant, 1755, p. 114-115).

Однако Кант не ограничивается приведенными выше суждениями и выдвигает еще более смелую гипотезу. Поскольку законы природы таковы, что жизнь может существовать только при определенных физических условиях, то небесные тела, на которых эти условия еще не сложились, естественно, будут необитаемы. Принцип множественности миров подразумевал, что каждое звено «великой цепи бытия» существует не столько ради всех остальных звеньев, сколько ради себя самого, точнее, ради полноты ряда форм, реализация которых была главной целью Бога при сотворении мира.

Развивая эти мысли, Кант пришел к выводу, что психические функции разумных существ, населяющих планеты Солнечной системы, обусловлены физическими характеристиками самих планет. «Несомненно, что все свои понятия и представления человек черпает из впечатлений, которые Вселенная производит на него через его тело»; даже «способность сравнивать и сочетать» эти впечатления, «которую можно назвать способностью мыслить, полностью зависит от строения материи, с которой его соединил Творец» (Ibid., p. 180). В частности, чем больше расстояние планеты от Солнца, тем меньше она получает солнечного тепла и энергии. Поэтому для того, чтобы на удаленных планетах могли существовать жизнь и разум, материя, из которой там создаются живые существа, должна быть «легче и тоньше» (т.е. обладать малой плотностью), а физиологическая структура организмов, как животных, так и растительных, должна быть более тонко и сложно организована. Следовательно, разум, обитателей Сатурна или Юпитера должен быть проворнее, чем разум землян. Отсюда, заключает Кант, вытекает закон, «степень вероятности которого немногим уступает полной уверенности» (!), согласно которому «совершенство мыслящих натур, быстрота их восприятия, ясность и живость их понятий, дошедших до них через внешние впечатления, их способность комбинировать эти понятия и, наконец, их умение пользоваться ими, словом, вся степень их совершенства, подчиняются определенному правилу, согласно которому эти натуры становятся все совершеннее и совершеннее пропорционально удаленности места их обитания от Солнца» (Ibid., p. 186-187). Но земному человеку не надо по этому поводу сильно расстраиваться, утешает читателей Кант. Да, юпитериане и сатурниане живее умом будут, но обитатели Меркурия и Венеры, если принять во внимание кантовский закон убывания плотности планет, до землян явно не дотягивают, что, конечно, радует. И в самом деле: «Какое изумительное зрелище! С одной стороны, мы видели мыслящие существа, для которых какой-нибудь гренландец или готтентот показался бы Ньютоном, а с другой, существа, которые на Ньютона смотрели бы с таким же удивлением, как мы на обезьяну» (Ibid., p. 187).

И самое любопытное, что Кант, предлагая эти захватывающие дух описания частично дематериализованных интеллигенций далеких планет,

был искренне убежден, что он действует с максимальной осторожностью и трезвостью (Ibid., p. 174). И отчасти он был прав, по крайней мере, если сравнить его живописания с тем, что можно встретить, скажем, на страницах «Бесед о множественности миров» (1686) Б. Фонтенеля и Cosmotheo-ros (1698) Х. Гюйгенса, где авторы со знанием дела детально обсуждали

24

психологию и моральные качества инопланетян .

Тупость человеческого ума, путаница его представлений, крайняя склонность к ошибкам, испорченность нравственной природы человека -все это необходимые следствия зависимости его разума от средней плотности планеты Земля. Кант становится необычайно красноречивым и почти лиричным, когда рассматривает счастливое состояние юпитериан и са-турниан, коим повезло жить на планетах небольшой средней плотности: «каких только успехов в познании не достигнет проницательность этих блаженных существ, населяющих высшие небесные сферы! И сколь замечательно эта ясность познания может отразиться на их нравственном состоянии!» (Ibid., p. 188)25.

Две вещи, изумлявшие Канта - звездное небо над нами и голос категорического императива в нас - оказались тесно связанными в его небулярной гипотезе.

«Я вижу, как... начинает формироваться вещество»

Разумеется, Кант, комбинируя идеи Райта, Бюффона, Декарта, Ньютона, Хейлса, Бургаве и других натурфилософов, кое-что, по-видимому, угадал, чем его работа в историко-научном плане интересна. Главное, что было им угадано (или по крайней мере, хотя бы относительно сопоставимо с тем, что стало известно науке за без малого три столетия после публикации NTH), это идея образования Солнечной системы из пылевой туманности. И все! Остальное - это в основном лихтенберговский нож без ручки, у которого нет лезвия.

За пределами этой главной, в общем-то умозрительной, идеи начинается длинная череда столь же умозрительных суждений, своего рода выборов пути на развилках мысли:

- была ли эта туманность изначально холодной или горячей? Кант выбирает первое допущение;

- по каким причинам в исходном облаке образовались уплотнения, из которых затем сформировались планеты, в результате игры двух сил (притяжения и отталкивания) или по причине остывания исходного вращающегося газового облака? Кант склоняется к первой возможности;

24 Возможно, интерес к интеллектуальным и моральным качествам инопланетян возник у Канта после прочтения Arcana Coelestia (1749-1756) Сведенборга, сочинения, которое он позднее спародировал в своей анонимно изданной брошюре «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизики» (1766).

25 Разумеется, Кант не преминул воспользоваться тем фактом, что период вращения Юпитера равен десяти часам. Это обстоятельство, в его понимании, вполне соответствовало превосходным способностям юпитериан, которые за пять часов светового дня достигают столько же, сколько земляне за двенадцать (Ibid., p. 190).

26 «Jch sehe... den Stoff sichbilden» (Kant, 1755, Vorrede).

- расслоилась ли первоначальная туманность на вращающиеся вокруг Солнца кольца, которые затем стали сгущаться в планетные массы или в самой исходной туманности начали образовываться отдельные сгустки вещества, которые постепенно превращались в планеты? Кант предпочитает вторую гипотезу и т.д. и т.п.

Когда же философ писал: «Я испытываю чувство удовлетворения, убеждаясь, как без помощи произвольных вымыслов (ohne Beyhülfe willkührlicher Erdichtungen) созидается под действием всем известных законов движения благоустроенное целое, столь схожее с той системой мира, которая находится у нас перед глазами, что я не могу не принять его за эту самую систему» (Kant, 1755, Vorrede), он либо лукавил (в том, что касается «без помощи произвольных вымыслов»), либо пребывал в плену иллюзий. Произвольных вымыслов в NTH столько, что это сочинение напоминает пружину с весьма широкой растяжкой.

Для философа в этом нет ничего плохого в силу специфики философского умозрения, и Канта, не желавшего переиздавать свои работы до 1770 г., понять можно. Но в NTH его претензии не были чисто философскими. Если прочитать этот труд, не зная, кто был его автором, то при всех его достоинствах, он не будет выделяться в ряду многих аналогичных по жанру и стилю сочинений XVIII столетия. Но когда выясняется, что оно вышло из-под пера И. Канта... Quod licet Jovi...

References

1. Allgemeine Historie der Natur nach allen ihren besondern Theilen abgehandelt; nebst einer Beschreibung der Naturalienkammer Sr. Majestät des Königes von Frankreich. Georg Christian Grund und Adam Heinrich Holle, 1750.

2. Beiser, Frederick C. Late German idealism: Trendelenburg and Lotze. Oxford University Press, 2013.

3. Bertoloni Meli, Domenico. Equivalence and priority: Newton versus Leibniz. Clarendon Press, 1993.

4. Boerhaave, Hermannus. Elementa Chemiae. Apud Isaacum Severinum, 1732.

5. Brush, Stephen G. Fruitful Encounters: The Origin of the Solar System and of the Moon from Chamberlin to Apollo. Cambridge University Press, 1996.

6. Buffon. Histoire naturelle, générale et particulière: avec la description du cabinet du roy. Tome premier. De l'Imprimerie Royale, 1749.

7. The Correspondence of Isaac Newton. In 7 vols. Cambridge Univ. press, 1959-1977.

8. Dobbs, Betty J.T. The Janus faces of genius: the role of alchemy in Newton's thought. Cambridge Univ. Press, 1991.

9. Ferreiro, Larry D. Ships and Science: The Birth of Naval Architecture in the Scientific Revolution, 1600-1800. The MIT Press, 2006.

10. Ferrini, Cinzia. "A 'Physiogony' of the Heavens: Kant's Early View of Universal Natural History." HOPOS, vol. 12, no. 1, 2022, p. 261-285.

11. Gaukroger, Stephen. The emergence of a scientific culture: science and the shaping of modernity, 1210-1685. Oxford University Press, 2006.

12. Gaukroger, Stephen. "Kant and the nature of matter: Mechanics, chemistry, and the life sciences." Studies in History and Philosophy of Science, vol. 58A, iss. 1, 2016, p. 108-114.

13. Hales, Stephen. Vegetable Staticks: or, an Account of some Statical Experiments on the ,_ Sap in Vegetables. W. & J. Innys, 1727.

14. Hastie, William. Kant's Cosmogony: /As in his essay on the retardation of the rotation of the earth and his Natural history and theory of the heavens. J. Maclehose & Sons, 1900.

15. Herschel, William. "On the Construction of the Heavens." Philosophical Transactions of the Royal Society of London, vol. 75, 1785, p. 213-266.

16. Herschel, William. Ueberden Bau des Himmels. Nicolovius, 1791.

17. Hoskin, Michael. "The cosmology of Thomas Wright of Durham." Journal for the History of Astronomy, vol. 1, no 1, 1970, p. 44-52.

18. Kant, Immanuel. "Untersuchung der Frage, ob die Erde in ihre Umdrehung um die Achse, wodurch sie die Abwechselung des Tages und der Nacht hervorbringt, einige Veraen-derung seit den ersten Zeiten ihres Ursprungs erlitten habe und woraus man sich ihrer versichern koenne, welche von der Koenigl. Akademie der Wissenschaften zu Berlin zum Preise fuer das jetztlaufende Jahr aufgegeben worden." Wochentliche Königsbergische Frag- und AnzeigungsNachrichten, no. 23, 8 Jun., 1754, p. 2-4, no. 24, 15 Jun., p. 4-5.

19. Kant, Immanuel. Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels oder Versuch von der Verfassung und dem mechanischen Ursprunge des ganzen Weltgebäudes: nach Newtonischen Grundsätzen abgehandelt. Petersen, 1755.

20. Kant, Immanuel. Der einzig mögliche Beweisgrund zu einer Demonstration des Daseyns Gottes. Johann Jacob Kanter, 1763.

21. Kant, Immanuel. Metaphysische Anfangsgründe der Naturwissenschaft. Johann Friedrich Hartknoch, 1786.

22. Kant, Immanuel. Kritik der Urtheilskraft. Lagarde und Friederich, 1790.

23. Kant, Immanuel. Gesammelte Schriften. Zweite Abteilung: Briefwechsel (Bd. 1-4). Walter de Gruyter, 1922.

24. Kant, Immanuel. Universal Natural History and Theory of the Heavens. Transl. with in-trod. and notes by Stanley L. Jaki, Scottish University Press, 1981.

25. Krafft, Fritz. "Analogie-Theodizee-Aktualismus. Wissenschsaftshistorische Einführung in Kants Kosmogonie." Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels by Immanuel Kant. Kindler-Verlag, 1971, p. 1-41.

26. Lovejoy, Arthur O. The great chain of being: a study of the history of an idea. Harper, 1960.

27. Massimi, Michela. "Kant's dynamical theory of matter in 1755, and its debt to speculative Newtonian experimentalism." Studies in History and Philosophy of Science, vol. 42A, iss. 4, 2011, p. 525-543.

28. Newton, Isaac. Philosophiae naturalis Principia mathematica. Apud Guil. & Joh. Innys, 1726.

29. Newton, Isaac. Opticks: Or, a Treatise of the Reflections, Refractions, Inflections and Colours of Light. William Innys, 1730.

30. Schopenhauer, Arthur. Parerga und Paralipomena. Teil 2. (1851). Eberhard Brokhaus Verlag, 1947.

31. Sticker, Bernhard. "Naturam cognosci per analogiam. Das Prinzip der Analogie in der Naturforschung bei Leibniz." Akten des internationalen Leibniz-Kongresses Hannover, 14.-19. November 1966. Band 2: Mathematik-Naturwissenschaften. F. Steiner, 1969, p. 176-196.

32. Westfall, Richard S. Force in Newton's Physics. The Science of Dynamics in the Seventeenth century. MacDonald, 1971.

33. Wright, Thomas (de Durham). An Original Theory or New Hypothesis of the Universe, Founded upon the Laws of Nature, And Solving by Mathematical Principles the General Phenomena of the Visible Creation, and Particularly the Via Lactea. H. Chapelle, 1750.

Сведения об авторе:

Дмитриев Игорь Сергеевич, доктор химических наук, профессор, старший научный сотрудник сектора социальных и когнитивных проблем науки Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, Санкт-Петербург, Россия.

E-mail: [email protected]. https://orcid.org/0000-0003-0412-4177

Дата поступления статьи: 30.07.2024 Одобрено: 13.08.2024 Дата публикации: 30.09.2024