CC BY
53
Л.В. Бобровская
ВТОРОЕ КРЫМСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО
(НОЯБРЬ 1918 - АПРЕЛЬ 1919 г.)
Бобровская Людмила Викторовна - сотрудник
Московской консерватории.
О Гражданской войне в России написаны тысячи исторических исследований, диссертаций, книг и статей. Внимание авторов в основном концентрируется на самих военных действиях, на причинах побед и поражений, ибо именно от этого в то время зависело будущее России. Жизнь людей, напрямую не связанная с войной, интересует историков гораздо реже, даже когда дело касается местных городских и земских самоуправлений, когда речь идет об институтах гражданской власти. В Интернете, например, нет ни одной статьи, целиком и полностью посвященной второму крымскому краевому правительству. Хотя упоминается оно в сотнях работ, все ограничивается фамилиями министров, сроками действия этой власти и чрезвычайно кратким, зачастую не точным, изложением ее истории. Более подробный рассказ о работе этого правительства (а иногда и настоящее исследование) можно найти лишь в статьях, посвященных В.Д. Набокову, С.С. Крыму и М.М. Винаверу, бывших его министрами. Но эти люди имели всероссийскую известность еще до Гражданской войны, и, хотя участие в управлении Крымом стало важным этапом в их судьбах, все же для каждого из них это был лишь один из эпизодов богатой событиями жизни.
Поэтому важнейшими источниками для данной темы по-прежнему остаются книги и статьи, вышедшие в 1920-годы, поскольку они были написаны самими участниками событий. Это: книга Д.С. Пасманика «Революционные годы в Крыму» (Париж, 1926), книга М.М. Винавера «Наше правительство» (Париж, 1928) и статья В.А. Оболенского «В период крымского правительства» (журнал «На чужой стороне», Берлин, 1924, № 7.)
В руках автора оказался еще один первоисточник - рукопись Петра Семеновича Бобровского, моего деда, который также был министром второго
крымского правительства. Рукопись, которая так и называется «Второе крымское правительство», уже набранная на компьютере, содержит около 260 тыс. знаков, 83 страницы текста. Она сочетает стремление к объективности изложения с большим эмоциональным накалом, с болью за Россию. Здесь очень много деталей, подробностей, личных наблюдений и впечатлений. Когда Петр Семенович писал ее, то уже был знаком с текстами Пасманика и Оболенского. Поэтому часто, излагая суть того или иного документа, он отсылает читателя к этим изданиям, если документ был в них опубликован. Все эти первоисточники не противоречат, а дополняют друг друга.
В настоящее время рукопись П.С. Бобровского хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ, № фонда 6400, № рукописи 1, РЗИА № 7135). Чтобы читатель понял, каким образом она попала в Центральный архив страны, и почему автор не опубликовал ее в 1920-годы, необходимо кратко изложить его биографию.
Петр Семенович Бобровский закончил юридический факультет Московского университета, вся его взрослая жизнь связана с Крымом. В 40-летнем возрасте он покинул Россию вместе с армией Врангеля в ноябре 1920 г. Моя бабушка с сыном (моим отцом) к нему не приехала. После Югославии, Парижа и Берлина он с новой семьей обосновался в Праге, где 22 года проработал в отделе документов Русского заграничного исторического архива (РЗИА). Петр Семенович передал на хранение в свой архив большое количество рукописей (13 названий, около 1 000 страниц текста). Кроме того, в Праге сохранился его домашний архив, где нашлась рукопись опубликованного им очерка «Крымская эвакуация» (журнал «На чужой стороне», Берлин, 1925 г, № 11, 12). В 2003 г. этот очерк стал доступен в Интернете, широко востребован и цитируется в исторической литературе. Саму рукопись в числе других работ домашнего архива я передала в ГАРФ в 2005 г., предварительно опубликовав эти работы в первом издании своей книги «На чужой стороне» (Johannes A. Wolf Verlag, 2004).
Две единственные публикации Петра Семеновича, которые появились в эмиграции, были озаглавлены лишь инициалами, а не полным именем. (В 1924 г., в № 8 того же журнала был напечатан его небольшой рассказ «Необычайный губернатор».) А позже он и вовсе перестал выступать в печати, так как боялся привлечь внимание к своему имени из-за сына, оставшегося в России. В 1945 г. РЗИА был вывезен в Москву, а через год Петра Семеновича арестовали органы НКВД, и он погиб в июле 1947 г. в Бутырской тюрьме. Пражский архив в Москве был строжайшим образом засекречен и стал доступен только после падения советской власти. В 2001 г. мне стало известно, что большая его часть, в том числе и депозит моего деда, хранится в ГАРФ. Сегодня я располагаю копиями всех его работ с любезным разрешением ди-
рекции на их публикацию. Пять из них, в том числе и «Второе крымское правительство» уже подготовлены к печати и ждут своего издания.
Основываясь на рукописи П.С. Бобровского и других выше названных полузабытых первоисточниках, можно более подробно, чем ранее, представить историю второго крымского правительства.
После октябрьского переворота власть в Крыму, как и во всей стране, менялась постоянно. Однако жизнь там была в эти годы все же более стабильна, более нормальна и естественна по сравнению с остальной Россией, во многом в силу самого географического положения полуострова. Уже с конца
1917 г. в Крым стали съезжаться аристократы и дворяне, ученые и писатели, финансисты и политики, священники, философы и богословы. Все они бежали от большевиков, многие с надеждой на продолжение борьбы. В октябре
1918 г. в Симферополе был торжественно открыт Таврический университет. И здесь стали одновременно преподавать академик геохимик В.И. Вернадский, его сын, историк и славист Г.В. Вернадский (в будущем профессор Русского юридического института в Праге), геолог и путешественник В.А. Обручев (будущий академик), философ, экономист и знаменитый богослов отец Сергий Булгаков (в Симферополе он был профессором кафедры политэкономии), правовед и философ П.И. Новгородцев (в будущем основатель и декан русского юридического факультета в Праге), философ и литературовед Л.И. Шестов. Все они прибыли из разных городов России, большей частью из Петербурга и Москвы. Были, конечно, и местные силы. Среди них выделялся замечательный ученый-почвовед, знаток Крыма, Н.Н. Клепинин. Такому составу профессоров мог бы позавидовать любой столичный университет.
Большевики занимали Крым дважды: с января по апрель 1918 г. и с апреля по июль 1919. Третий, победоносный и окончательный захват ими власти в ноябре 1920 г. вошел в мировую историю невероятными по своим масштабам зверствами, это был поистине кровавый пир. Каждый их приход означал паралич хозяйственной жизни, закрывались банки, магазины, рестораны и кафе, исчезали предметы первой необходимости. Как следствие, начиналась продажа из-под полы, процветала спекуляция, появлялись распределители и привилегии. Сопровождалось все это грабежами и убийствами без суда и следствия. Тем не менее полностью разрушить инфраструктуру крымских городов за несколько месяцев было невозможно. С уходом коммунистов жизнь входила в нормальную колею, возобновлялась торговля, появлялись продукты, а летом 1918 г. даже начались съемки фильма «Хаджи-Мурат».
Когда - между апрелем 1918 и апрелем 1919 г. - Крым был полностью свободен от большевиков, там один за другим появились два гражданских (а не военных!) правительства. Первое из них, созданное в июне 1918 г., опиралось на оккупационную немецкую армию, которая полгода хозяйничала в 212
Крыму после заключения Брестского мира. Немцы поддерживали сепаратистские настроения татар (а их было то время около 40% населения). Первое крымское краевое правительство называлось «татарским» и было образовано без ведома и против желания органов местного самоуправления. Его председателем стал Сулькевич, генерал царской армии, татарин по национальности, не знавший татарского языка. Власть немцев держалась до начала революции в самой Германии. После ухода немецкой армии правительство Сулькевича перестало существовать. 15 ноября 1918 г. оно передало власть второму крымскому правительству, сформированному на съезде Земгора (земских и городских гласных) пяти уездов со следующими лозунгами:
1. Крым - часть великой России, не мыслит себя без России. Отсюда -борьба с любым сепаратизмом.
2. Власть считает себя временной и будет действовать вплоть до возвращения центральной российской власти.
Главой правительства был единогласно избран Соломон Самойлович Крым (1867-1936), караим по национальности, мусульманин по вере, кадет по партийной принадлежности и глубоко образованный русский человек по культуре. Он владел в совершенстве не только русским и татарским, но и французским языками. Личный дворянин и надворный советник, он был депутатом первой и четвертой Государственной думы и членом последнего состава Государственного совета. Именно ему принадлежат идея и разработка законопроекта об открытии Таврического университета. Ученый-агроном по профессии, он был одним из богатейших землевладельцев и одним из лучших в России виноделов. В своем правительстве он исполнял еще функции и министра земледелия. Его не только глубоко уважали, но и любили за врожденный такт и чувство меры. При этом Соломон Самойлович был изобретательным и решительным человеком. Он спас, например, винные погреба Мацесты и от «первых» большевиков, и от немцев, замуровав основные входы и оставив для общего пользования всего два-три подземных зала. Во время эмиграции он умудрился вывезти с собой 60 тыс. ведер лучшего вина, продал его в Париже, на вырученные деньги закупил сельскохозяйственный инвентарь и переслал его в Крым (тогда еще не окончательно советский).
Из местных деятелей во второе правительство вошли кадет Н.Н. Богданов - министр внутренних дел, эсэр С.А. Никонов - министр народного просвещения и плехановец П.С. Бобровский (1880-1947), мой дед - государственный контролер и секретарь, а с 1 декабря - министр труда.
Николай Николаевич Богданов принимал участие в корниловском «ледяном походе», а во Временном правительстве занимал должность комиссара Тавриды. Его первым заместителем работал тогда П.С. Бобровский.
Большую роль и в создании, и в работе правительства играл симферопо-лец, князь Владимир Андреевич Оболенский, председатель Таврического
земства. Не входивший в состав правительства, он тем не менее принимал участие во многих важнейших его заседаниях.
Во втором крымском правительстве стали работать также приехавшие из Петербурга В.Д. Набоков (1869-1922) - заместитель премьера и министр юстиции и М.М. Винавер (1862-1926) - министр внешних сношений. Владимир Дмитриевич Набоков был горячим сторонником власти закона и права, считая, что Россию погубило беззаконие. После Февральской революции Набоков стал управляющим делами Временного правительства. Максим Моисеевич Винавер - известный всероссийский адвокат и общественный деятель. Александр Солженицын посвятил Винаверу целую главу в книге «Март семнадцатого». Марк Шагал считал его своим духовным отцом, утверждая, что без него никогда не стал бы художником. Оба они явились учредителями кадетской партии, были членами первой Государственной думы, подписавшими «Выборгское воззвание».
Соломон Самойлович Крым пытался привлечь в свое правительство татар, но попытки эти были безуспешны. Татарский парламент Курултай находился во власти демагогов, их желанием было отделение Крыма в самостоятельную республику или, в крайнем случае, - признание его автономии. Татары стали непримиримыми врагами и правительства, и особенно его председателя. Были забыты все его былые заслуги, хотя именно татары избирали его в свое время и в Государственную думу, и в Госсовет. Теперь он стал «предателем».
Кроме шести полноправных членов правительства, несших политическую ответственность, в его состав вошли также четыре «деловых» министра, такой ответственности не имевших. Это были управляющий казенной палатой А.П. Бардт (кадет), ставший министром финансов, и А. А. Стевен (беспартийный), получивший должность министра путей сообщения, торговли и промышленности. Несколько позже были учреждены министерства военное (генерал Бутчик) и морское (адмирал Канин).
Первое заседание правительства состоялось 15 ноября 1918 г. Расположилось оно очень скромно в бывшем губернаторском доме Симферополя. Большинство членов кабинета (Крым, Набоков, Богданов, Винавер, Никонов) были не симферопольцами и жили без семей единой коммуной все в том же доме (каждый имел по комнате, а питались все вместе): город был переполнен, и найти там квартиру было совершенно невозможно. Живший в Симферополе Бобровский был их частым гостем, и это постоянное общение зачастую делало ненужными дискуссии на официальных заседаниях, которые проходили ежедневно и были очень плодотворны. С.С. Крым умел сглаживать, примирять, находить необходимые компромиссы.
Вот что пишет о работе правительства в неопубликованных еще воспоминаниях П.С. Бобровский: «О нашей внутренней работе, о наших взаимоот-214
ношениях моя память не сохранила ни одного темного пятна. Люди разных убеждений, разных общественных положений, наконец, совершенно неодинакового калибра, мы работали дружно, без трений, без интриг... Без ложной скромности могу сказать, что мы работали не за страх, а за совесть. Из внешних признаков своей деятельности мы, как-то даже особенно и не сговариваясь, совершенно изгнали всякие признаки какого бы то ни было величия: высокий стиль, высокие оклады, автомобили, обилие секретарей, недоступность приемов. Всеми своими действиями и словами мы всегда подчеркивали временный, деловой, рабочий характер нашей власти»1.
Жалованье каждому министру определили в 20 000 руб. в год. Насколько это было немного можно судить по тому, что в семье моего деда, состоявшей из четырех человек, моя бабушка вынуждена была работать, иначе нельзя было свести концы с концами.
Безопасность Крыма стала первой заботой кабинета министров. Для этого был заключен договор с Деникиным, по которому точно разграничивались права армии и гражданской власти. Военные не должны были вмешиваться в дела правительства, а правительство - в дела военные. Цель у всех была одна и та же: изгнание большевиков. Штаб Добровольческой армии (ДА) расположился в Екатеринодаре. Деникин мог послать в Крым только небольшие отряды в 300-400 человек (со временем их количество немного увеличилось). Их размещение и полное содержание брало на себя правительство. Поражало обилие начальства и многочисленность штабов. Командующим войсками Крыма был назначен барон де Боде, начальником крымской дивизии - генерал Корвин-Крюковский.
Второй военной силой, которую нельзя было игнорировать (их не звали, они пришли сами), стали бывшие союзники, подошедшие к Севастополю на смену немцам (английские, французские, итальянские и греческие войска). В помощь иностранцев в деле борьбы с большевиками горячо верил министр внешних сношений М.М. Винавер, ведший с ними постоянные переговоры. Эту веру мало разделяли другие члены кабинета. Самым большим скептиком был Набоков.
Каждый месяц правительство должно было отчитываться в своей работе избравшему его Земгору. Кроме того нужно было постоянно держать связь с социалистическими партиями (меньшевики и эсэры), в прессе которых часто звучали нападки как на ДА, так и на работу кабинета министров.
Крымское правительство выполняло функции и законодательной, и исполнительной власти. Поэтому еще в ноябре начали готовить проект закона о выборах в сейм (парламент), который уже 12 декабря (!) был принят Земго-
1. П.С. Бобровский. Второе крымское правительство. Рукопись. — ГАРФ, Ф. 6400. Оп. 1 (Русский Заграничный Исторический Архив № 7135), с. 17.
ром. Работа была проделана огромная, выборы должны были стать прямыми, совершенно демократическими. Но дата их постоянно откладывалась из-за противодействия командования ДА, которое видело в притязании на сейм сепаратистские устремления гражданской власти. Подозрения эти были совершенно нелепы, ибо одним из первых действий правительства стала отмена всех подобных законов кабинета Сулькевича. Например, был изменен закон о крымском гражданстве. Татарское правительство установило для этого срок оседлости в десять лет, что не давало никаких прав большому притоку высокообразованных людей из других районов России. Новым сроком оседлости стал всего один год. Было также изменен закон о выборах в местные органы самоуправления в сторону его демократизации.
От коренных социальных реформ (например, от введения восьмичасового рабочего дня) правительство отказалось, но в интересах рабочих было сделано очень много: восстановили фабричную инспекцию, стали работать больничные кассы, и даже начали проводить мероприятия по социальному страхованию. У министра труда П.С. Бобровского были многолетние, крепкие и многочисленные связи с рабочими, он очень хорошо знал их нужды и давно защищал их интересы, ему верили, и главное, он был абсолютно доступен.
В.Д. Набоков, как министр юстиции, возглавил работу по совершенствованию судебной системы. Прежде всего был восстановлен старый русский единоличный суд с институтом присяжных заседателей. Всячески подчеркивалась независимость судов от правительственной власти, и ее удалось достичь - действовало само имя Набокова. Не было создано никаких «особых» статей для уголовных дел большевиков, их судили, как и всех, судом присяжных, что дало повод представителям ДА обвинить правительство в «пособничестве большевикам». В Крыму открыли Судебную палату (раньше она находилась в Одессе) и Высший суд на правах сената (до этого он функционировал в Новочеркасске). Люди отныне могли доводить свои судебные дела до конца в Крыму. Эти благие дела объяснялись многими врагами как стремление правительства к сепаратизму. То, что связь с Одессой и Новочеркасском в это время была совершенно недоступна для рядовых людей, во внимание не принималось.
Финансовое благополучие правительства (в котором министром финансов был А.П. Бардт) не внушало опасений. Никаких крупных реформ налоговой системы, действовавшей еще с царских времен, не предпринималось. Было только одноразовое обложение капиталистов. Действовали косвенные налоги, собирались налоги с населения, достаточно еще богатого в Крыму. Правительство дало пенсии многочисленным нуждающимся в этом людям, съехавшимся из всех концов России - старым чиновникам, больным офицерам или их вдовам. Не было ни скачков цен, ни перебоев с продуктами. По-216
скольку на полуострове возникла острая нехватка мелкой монеты, разменных денег, правительство взяло на себя смелость выпустить денежные знаки достоинством в 5, 10 и 25 руб. Так как стоимость рубля по сравнению с довоенной упала в 25 раз, то это соответствовало 10, 20 коп. и 1 руб. Таким образом, обменный голод был удовлетворен, но эта акция была также истолкована недоброжелателями, как проявление сепаратизма.
Проблема земельных отношений стала заботой С.С. Крыма. Была создана комиссия, которая занималась разработкой закона о ценах на аренду земли. Эта насущная проблема вызывала целые баталии в прессе и на съездах Зем-гора.
Таврический университет был в центре внимания министерства народного просвещения (министр С.А. Никонов). Здесь был открыт аграрный факультет. Разработали также закон о явочном открытии школ, библиотек и клубов.
Все постановления и законы ежедневно обсуждалось полным составом кабинета (иногда отсутствовал М.М. Винавер, часто пропадавший в Севастополе). Первым редактором всех текстов был П.С. Бобровский как секретарь. Избранные постановления публиковались в «Вестнике Крымского краевого правительства», выпуск которого лежал целиком на П.С. Бобровском (он был хорошим журналистом, в 1920 г. - главным редактором газеты «Южные ведомости»). С появлением Высшего суда с правами сената стало издаваться «Собрание Узаконений», где печатались только тексты, носившие характер законов.
В первые полтора месяца существования второго крымского правительства Крым представлял собой диковинную картину. Несмотря на ничтожное количество войска и малочисленную полицию, не было ни стачек, ни демонстраций, ни вооруженных столкновений. Царила ничем не ограниченная политическая свобода: отсутствовала цензура, легально существовали все политические партии, выходили газеты всех направлений (только большевики боялись себя проявлять), существовал явочный порядок всех собраний и союзов, правильно функционировал старый русский суд. Было спокойно и на дорогах - никаких грабежей и насилий. Приезжие называли Крым счастливым полуостровом Утопией, настолько потрясал вид нормальной и спокойной жизни после страшных картин бушевавшей вокруг Гражданской войны.
Однако положение было не столь лучезарно. Все омрачали более чем сложные взаимоотношения с ДА. Поначалу это чувствовало только крымское правительство, но с начала января стало ощущать и население Крыма.
Буквально на третий день после появления на полуострове ДА, генерал Корвин-Круковский направил паническую телеграмму Деникину о том, что Крым переполнен большевиками, что сюда поставляется в большом количестве оружие, что необходимо немедленно объявить военное положение,
арестовать всех подозрительных, забрать большевиков из тюрем и судить всех военным судом. Все это означало немедленную отставку правительства. Сведения были ложными, а в списке «подозрительных» после тщательной проверки не оказалось ни одного большевика. С.С. Крым связался с Деникиным. Status quo сохранился, но тревожные сведения наверняка оставили след в сознании главнокомандующего. Местное военное начальство оказалось весьма инициативным. 27 ноября генерал Корвин-Круковский приказал развесить объявления во всех городах о немедленной мобилизации всех офицеров, военных врачей и чиновников до 40 лет. Опять надо было запрашивать ставку, объясняя, что мобилизацию может проводить только правительство, если оно есть. (Мобилизацию объявляли потом дважды, но успеха она не дала. Пришло ничтожное количество людей, что было прискорбно. Рисковать жизнью не стремились и многочисленные штабные.) Все действия Корвин-Круковского были прямым нарушением договора о невмешательстве военных во внутренние дела правительства. Довольно скоро местные военачальники были отозваны, вместо них прислали генералов Боровского и Пархомо-ва. Эти люди облегчили взаимоотношения с Деникиным, но положение дел обострялось с каждой неделей и уже не по их вине. Военная контрразведка начала необоснованные аресты. Они совершенно не знали местное население и хватали не только невинных, но зачастую и преданных Белому движению людей, преимущественно евреев. Крымскому правительству удавалось освободить подавляющее большинство. Но не всех. Некоторых успели расстрелять. Все же, если с контрразведкой можно было еще разговаривать, поскольку это была какая никакая, но организация, то гораздо более страшным беззаконием стало самоуправство офицеров, которые хватали людей, издевались над ними, а затем расстреливали.
Самым громким из таких дел было убийство московского фабриканта Гужона. Его убили днем несколько человек в масках, на террасе собственного дома, на глазах у семьи. Тщательное расследование доказало, что убийцы были офицерами ДА. Но так как Гужон был подданным Франции, дело всячески затягивали, не желая обострять отношения с французской армией, и никого не арестовали. Этот случай был единственным, когда удалось хотя бы узнать фамилии преступников. Позже, уже в Париже, многие из этих убийц цинично рассказывали о своих «деяниях» на страницах русской прессы, подписываясь полным именем. Но нельзя забывать и о провокациях большевиков, которым зачастую удавалось войти в доверие к офицерам-деникинцам, а иногда и переодеться в их форму. К счастью, во времена второго правительства террористические акты такого рода были единичными и в основном происходили в Ялте. Во многих городах обстановка оставалась спокойной.
Нелепые донесения Корвин-Круковского, контрразведки и многих офицеров все больше действовали на Деникина, отношения между ним и прави-218
тельством постоянно ухудшались. Основные разногласия сводились к вопросу о борьбе с «внутренними» большевиками и о мнимом сепаратизме. Не нравились Деникину и самостоятельные переговоры М.М. Винавера с союзниками, в чем он был отчасти прав. У Деникина тогда не было достаточно сил, чтобы в полном масштабе заниматься еще и гражданскими проблемами Крыма. Но он не доверял правительству, считая, что излишняя мягкость опасна для их общего дела. Деникин постоянно требовал отменить излишнюю демократию: закрыть некоторые враждебные газеты, запретить свободу союзов и собраний. И в марте правительство было вынуждено удовлетворить некоторые из этих требований. Были изданы «исключительные законы», что вызвало бурю негодования всех партий, почти всех газет и многих бывших друзей членов правительства. Трудность заключалась еще и в том, что нельзя было даже намекать на инициативу военного командования, все министры всячески поддерживали ДА, понимая ее роль в борьбе с большевиками и преклоняясь перед героизмом ее боевых офицеров. Все трудности были внутренним делом, все переговоры - строго секретными. Правительство защищало армию даже от справедливых нападок. О разногласиях мало кто догадывался. А ведь по сути дела на полуострове царило двоевластие. И надо скорее удивляться, что целых четыре месяца вообще существовала демократия в самое неподходящее для нее время.
Последний, пятый, месяц - с середины марта и до середины апреля 1919 г. - был труднейшим. Большевики подходили уже к Перекопу и Сивашу. И отношения с Деникиным обострились до предела, когда С.С. Крым, с трудом добившись от местной военной власти разрешения на осмотр укреплений на перешейке, с ужасом выяснил, что никакой защиты там просто нет. (Как это могло произойти, непонятно и сегодня.) Уже через несколько часов инженер Чалов занялся необходимой работой по распоряжению правительства. Конечно, налицо было вмешательство в военные дела, но ведь вопрос стоял о жизни и смерти Крыма. Рапорт Деникину был отправлен одновременно с началом работ, и главнокомандующий ответил совершенно истерическим письмом с приказом ввести военное положение. За правительство вступился генерал Боровский, объяснив своему шефу, что крымская армия слишком малочисленна, чтобы выполнить этот приказ, а работы по укреплению перешейка совершенно необходимы. Уже на следующий день Деникин отменил свой приказ, Чалов продолжал работы, но эта вспышка раздражения говорила о настоящей ненависти, основанной на полном непонимании.
Конец всему положил приход большевиков. Члены правительства уезжали вместе со своими семьями. Никто не знал, что армия закрепилась в Керчи. П.С. Бобровский пишет, что знай он это, уехал бы к армии. Комендантом Севастополя назначили французского полковника Труссона, который заявил С.С. Крыму и М.М. Винаверу, что ни на один французский корабль их он не
допустит. Изысканная европейская вежливость сменилась грубостью настоящего солдафона. Больше всех был потрясен Винавер, он даже слег. Помогли греки, поместившие всех на грязное торговое судно «Трапезунд». Но Труссон буквально орал на премьера и министра финансов, требуя каких-то несуществующих денег, запретив всем отъезд. Когда три члена правительства (среди них - мой дед, как секретарь) находились в севастопольском банке, где при них ломом вскрывали сейфы (ничего конечно не обнаружив), «Трапезунд» ушел в море. Свои семьи они нашли на маленьком, но таком же грязном греческом суденышке «Надежда». Но отчалили только через пять дней, 15 апреля 1919 г., уже под обстрелом Севастополя и Графской пристани.
Только для Крыма, Винавера и Набокова этот отъезд стал началом эмиграции. Богданов с женой и двумя сыновьями пробрался в Сибирь, к Колчаку, остальные министры вместе со своими семьями вернулись на родину в августе того же года. Деникин опять освободил Крым и двигался на север. Он уже объявил себя диктатором, отменив почти все демократические законы краевого правительства. Насколько при этом было несладко простым людям (многократно увеличились самосуды, на дорогах грабили и убивали, в горах хозяйничали «зеленые»), можно догадаться из слов, с которыми обратился к моему деду один из былых ярых противников «исключительных законов»: «Если бы я и мои друзья завтра вдруг узнали, что ваше правительство прибыло в Севастополь, мы бы на руках донесли всех вас в Симферополь».
Литература
1. Бобровский П.С. Второе крымское правительство. Рукопись. ГАРФ. № фонда 6400, № описи 1. (Русский Заграничный Исторический Архив № 7135).
2. Пасманик Д. С. Революционные годы в Крыму. - Париж, 1926.
3. Винавер М.М. Наше правительство. - Париж, 1928.
4. Оболенский В.А. В период крымского правительства // «На чужой стороне». - Берлин, 1924. - № 7.
