CC BY
129
И. С. Ратьковский
ВТОРАЯ ССЫЛКА Ф. Э. ДЗЕРЖИНСКОГО: БУНТ В АЛЕКСАНДРОВСКОМ ЦЕНТРАЛЕ
Возвращение Ф. Э. Дзержинского после первой ссылки в родное Вильно было безрадужным1. За время его тюремного заключения и ссылки, в городе многое изменилось. Позднее в автобиографии он писал: «Возвращаюсь в Вильно. Застаю литовскую социал-демократию ведущей переговоры с ППС об объединении. Я был самым резким врагом национализма и считал величайшим грехом, что в 1898 г., когда я сидел в тюрьме, литовская социал-демократия не вошла в единую Российскую социал-демократическую рабочую партию, о чем и писал из тюрьмы к тогдашнему руководителю литовской социал-демократии д-ру Домашевичу. Когда я приехал в Вильно, старые товарищи были уже в ссылке — руководила студенческая молодежь. Меня к рабочим не пустили, а поспешили сплавить за границу, для чего свели меня с контрабандистами, которые и повезли меня в еврейской "балаголе"2 по Вилкомирскому шоссе к границе. В этой "балаголе" я познакомился с одним паренькомз и тот за десять рублей в одном из местечек достал мне паспорт. Доехал тогда до железнодорожной станции, взял билет и уехал в Варшаву. Где у меня был один адрес бундовца»3.
В Варшаву Дзержинский приезжает в начале сентября 1899 г. С его пребыванием в этом городе связана интересная история. Здесь состоялась его встреча с известным польским философом, социологом и психологом Эдуардом Абрамовским.4 В течение нескольких часов они вели острую дискуссию на темы марксистской философии, детерминированности истории и необходимости социальной революции. Следует отметить, что, согласно воспоминаниям присутствовавшего на дискуссии польского ученого Людвика Кшивицкого5, Дзержинский был в состоянии на равных дискутировать с ученым-философом и даже поставить его в тупик своими аргументами. Очевидно, что его занятия во время ссылки в Нолинске и Кайгород-ском не прошли даром.
Однако, несмотря на отдельные интересные встречи, в Варшаве Дзержинский также оказывается в политической изоляции. В городе активно работали только две революционные организации — ППС и Бунд.
Как писал Дзержинский, «... кроме них были всего единичные личности, которые причисляли себя к социал-демократии, но из-за полной бездеятельности были полностью деморализованы в политическом отношении, т. е. яростно критиковали отдельных ППСовцев, и, кроме этого, ничем больше не занимаясь»6.
В этих условиях Дзержинский видел свою задачу в возрождении социал-демократического движения в Варшаве. Он взялся за эту работу совместно с известным социал-демократом Яном Росолом и его восемнадцатилетним сыном Антеком (Антоном). В Варшаве они создали Рабочий союз социал-демократии, в который вошли преимущественно сапожники, а также отчасти столяры, лакировщики, пекари, металлисты и рабочие других спе-циальностей7. Ими были организованы пять начальных агитационных кружков для подготовки агитаторов, предпринимались попытки организации собственной нелегальной типографии. Однако типографию создать так и не удалось, и недостаток литературы возмещался личной агитацией. В этот период для безопасности Дзержинский берет новый псевдоним — Астрономек (Астроном). Используется им также псевдоним Франек.
«В эту-то зиму к нам и приехал Феликс Дзержинский, — вспоминал А. Вайнштейн. — Не помню кто, кажется, мы все дали ему имя "Франек". Его фигура того времени еще теперь стоит перед моими глазами: высокий, тонкий, светлый, с горящими глазами, в каком-то несколько облезлом пальто <.. .> Удивительное было у него лицо: строгое <.. .> обличавшее громадную волю, иногда озаряемое улыбкой, которая сразу делала его родным и близким. В эту зиму мы с ним часто встречались, он иногда бывал на наших собраниях <...> В Франеке чувствовался настоящий кровный революционер, всеми фибрами своей души живущий интересами революции, не знающий никаких других дел и интересов»8.
В конце декабря Феликс Дзержинский выехал в Вильно для подготовки соглашения об объединении с виленской социал-демократической организацией, где было принято решение, что Варшавский союз напишет проект программы будущей объединенной партии. По возвращении в Варшаву, Росолы и Дзержинский написали эту программу.
В начале января 1900 г. в Минске состоялся съезд Рабочего союза Литвы, в котором участвовал и Ф. Э. Дзержинский. На съезде было принято решение об объединении в ближайшее время Союза с СДКП в одну партию Социал-демократию Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). Феликс Дзержинский вместе с М. Козловским и С. Трусевичем-Залевским вошли в избранный ЦК9. После съезда он вернулся в Варшаву.
Отсутствие партийной литературы вынудило Дзержинского и Росо-лов развернуть «очень широкую устную агитацию». «Не было ни одного дня, что бы я лично не вынужден был быть на собрании, а по праздникам, кроме остальных дел, у меня бывало до пяти собраний. Я должен был сам и писать, и агитировать, и завязывать отношения с интеллигенцией, и гектографировать. Мне угрожал арест, но прекратить свою деятельность я не мог, так как необходимо было удовлетворять запросы рабочих», — вспоминал позднее Феликс Дзержинский10.
Предчувствие ареста не обмануло. 23 января (4 февраля) 1900 г. на улице Каликста, в доме № 7 в воскресное утро во время собрания начального рабочего кружка на квартире сапожника Грациана Малясевича (революционная кличка Верблюд) произошел второй арест Дзержинского. Возможно, арест был связан с провокационной деятельностью одного из рядовых членов ППС11. Вместе с Дзержинским были арестованы и все участники собрания. В этот же день, в ночь с 23 на 24 января (с 4 на 5 февраля), на квартире родителей, последовал арест и Антека Росола12.
Феликс Дзержинский был заключен в X павильон Варшавской цитадели. Однако арест не сломил его. В мартовском письме сестре Альдоне он пишет: «Я чувствую себя довольно хорошо <.. .> Жизнь выработала во мне, можно так сказать, фаталистические чувства. После свершившегося факта я не вздыхаю и не заламываю рук. Отчаяние мне чуждо. <...> Я жил не-
13
долго, но жил...» .
Между тем, во время тюремного заключения Дзержинского в августе 1900 г. в польском городе Отвоцке удалось созвать II съезд СДКП, которая отныне стала называться Социал-демократией Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ). Наметив задачи борьбы (свержение самодержавия, завоевание конституции и демократических свобод, предоставление автономии и самоуправления народам России с перспективой создания их федерации), съезд выдвинул лозунг сближения с РСДРП для объединения сил. В определенной степени, это была заслуга и Дзержинского.
В апреле 1901 г. Дзержинского переводят в Седлецкую тюрьму14. В ее тюремной камере № 17 он находился до конца года. Здесь Дзержинский заболел туберкулезом. Скорее всего, это было результатом того, что в тюрьме он ухаживал за тяжело больным туберкулезом Антоном Росолом, на руках вынося его ежедневно в течение месяца на прогулку и нося его в течение 40 минут на своей спине15. Впоследствии Феликс Дзержинский напишет статью, посвященную памяти своего умершего друга Антона Росола16.
Возможно, результатом этих ежедневных прогулок стали и проблемы с сердцем. Физически заключение очень отразилось на облике Дзержинского. В июле 1901 г. он писал сестре Альдоне из Седлецкой тюрьмы: «Ты хочешь знать, как я выгляжу. Постараюсь описать тебе как можно точнее: я так возмужал, что многие дают мне 26 лет, хотя у меня нет ни усов, ни бороды; выражение моего лица теперь обычно довольно угрюмое и проясняется лишь вол время разговора, но когда я увлекаюсь и начинаю слишком горячо отстаивать свои взгляды, то выражение моих глаз становится таким страшным для моих противников, что некоторые не могут смотреть мне в лицо; черты моего лица огрубели, так что теперь я скорее похож на рабочего, чем на недавнего гимназиста, вообще я подурнел, на лбу у меня уже три глубокие морщины, хожу я, как и раньше, согнувшись, губы часто
17
крепко сжаты, и к тому же я сильно изнервничался.»1'.
Позднее, 8 октября 1901 г., он писал ей: «Здоровье мое так себе — легкие действительно начинают меня немного беспокоить. Настроение переменчиво: одиночество в тюремной камере наложило на меня свой отпечаток. Но силы духа у меня хватит еще на тысячу лет, а то и больше.». Возможно, на здоровье и настроении сказывалось тюремное питание. В этом же письме он писал: «Кормят так, чтобы не умереть с голода, на 7 ^ копеек в день, зато воды сколько угодно и даром — в деревянных бочонках»18. Так или иначе, в начале ноября он успокаивающе сообщал в письме к Альдоне: «Что касается моих легких, то не так уж с ними плохо, как вы думаете. Я даже не кашляю, а что я чувствую тяжесть в груди, то ведь трудно, сидя в тюрьме почти два года, быть совершенно здоровым»19.
В этот же период о находившемся в заключении Феликсе Дзержинском узнала его бывшая возлюбленная по нолинской ссылке Маргарита Николаева20. Пытаясь вновь напомнить о себе, она прислала ему в тюрьму телеграмму, в которой спрашивала о возможности организации свидания в тюрьме. В конце августа - начале сентября 1901 г. Дзержинский ответил на эту телеграмму следующим письмом:
«Дорогая Маргарита Федоровна!
Совсем неожиданно получил я Вашу телеграмму здесь, в Седлецкой тюрьме. И, право, она меня встревожила, так как свиданий мы никаких получить не можем и не должны даже просить, так как это сопряжено теперь с особенными условиями, о которых я Вас впоследствии уведомлю. И мне теперь писать трудно больше, я ожидаю Ваше письмо и тогда подробно о себе отвечу Вам. Но о прошлом я хочу забыть — теперь моя жизнь сложилась так, что я буду или вечный бродяга, или же буду прозябать где-нибудь
в Жиганске или Колымске <...> Теперь я уже 19 месяцев в тюрьме и чувствую себя не особенно прекрасно, но все-таки лучше, чем в Кае. Я отчасти ненавижу свою первую ссылку. Не обижайтесь на меня за такое письмо, но не могу писать.
Ф. Дзержинский.
Р. Б. Отвечу Вам подробно, как получу Ваше письмо»21.
Очевидно, что Дзержинский уже не связывал своей будущей жизни с Маргаритой Николаевой. На это у него было несколько причин, в т. ч. и личная. В этот период его чувства были связаны с другой женщиной. В уже упомянутом письме от 8 октября он писал сестре Альдоне: «Вероятно, вскоре ко мне придет на свидание моя знакомая из Вильно. Как видишь, живу, и люди не забывают обо мне, а поверь, что сидеть в тюрьме, имея золотые горы, но не имея любящих тебя людей, во сто крат хуже, чем сидеть без гроша, но знать, что там, на свободе, о тебе думают.»22. Девушкой из Вильно была Юлия Гольдман, знакомая с Дзержинским еще с юношеских лет. Свидание с Дзержинским она получила, выдав себя за его двоюродную сестру.
20 октября (2 ноября) 1901 г. было подписано постановление о высылке Ф. Э. Дзержинского на пять лет в Восточную Сибирь. Буквально через несколько дней Дзержинский получил новое письмо от Николаевой.
Он, как и обещал, ответил более подробно о себе, но также отстранено, письмом из Седлецкой тюрьмы от 10 ноября 1910 г.: «.Я за это время, которое прошло после последней нашей встречи, решительно изменился и теперь не нахожу в себе того, что некогда было во мне и осталось только воспоминание, которое мучит меня. Я за это время изменился, и случилось со мной то, что почти со всяким часто случается, но о чем писать при моих условиях несколько неудобно. Прошло с тех пор уже почти 3 года, полгода жил полной грудью, и лично о себе мне приходилось мало думать; когда же попал в тюрьму, и более года был абсолютно оторван от внешнего мира, от друзей и знакомых, а потом сразу попал в довольно свободные условия заключения, связи мои с товарищами и внешним миром возобновились, и я получил свидание - тогда я стал жить и живу теперь и личной жизнью, которая никогда хотя не будет полна и удовлетворенная, но все-таки необходима. Мне кажется, Вы поймете меня, и нам, право, лучше вовсе не стоит переписываться, это будет только раздражать Вас и меня. Я теперь на днях тем более еду в Сибирь на 5 лет - и значит, нам не придется встретиться в жизни никогда. Я - бродяга, а с бродягой подружиться - беду нажить.
<...> Прошу Вас, не пишите вовсе ко мне; это было бы слишком неприятно и для Вас, и для меня, и я потому прошу об этом, что Вы пишете, что Ваше отношение ко мне нисколько не изменилось, а нужно, чтобы оно изменилось, и только тогда мы могли бы быть друзьями. Теперь же это невозможно.
А затем будьте здоровы, махните рукой на старое и припомните те мои слова о том, что жить можно только настоящим, а прошлое - это дым.
Еще раз будьте здоровы и прощайте.
Ф. Дзержинский»23.
Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому предстояла новая ссылка.
5 января 1902 г. Дзержинский был отправлен из Седлецкой тюрьмы к месту отбытия наказания, в далекий Вилюйск. Этап был протяженный, и перемещение, как обычно, длительное, порою с продолжительными отсидками в различных пересыльных тюрьмах: всего путь занял больше 2 месяцев. Маршрут пролегал через Варшаву и знаменитую московскую пересыльную тюрьму Бутырки, где ему удалось увидеть посетивших его родных братьев Владислава и Игнатия24. Здесь же он участвовал в манифестации политических заключенных в знак солидарности с отправляемой в Сибирь очередной партией ссыльных. За участие в этой манифестации Феликс Дзержинский был лишен свиданий и переписки с родными сроком один ме-сяц25. Поэтому встреча с братьями оказалась единственной.
Затем последовал путь до Самары, а после нее утомительные 10 суток без остановок и отдыха до Красноярска и Иркутска26. В начале марта он уже был в селе Александровском, что располагалось в 76 километрах северо-западнее Иркутска. Здесь находилась знаменитая Александровская центральная пересыльная тюрьма — Александровский централ27. Этой тюрьме уже тогда была посвящена знаменитая песня «Далеко в стране Иркутской», написанная в конце XIX века:
«Далеко в стране Иркутской, Между скал и крутых гор, Обнесен стеной высокой Чисто выметенный двор. На переднем на фасаде Большая вывеска висит, А на ней орел двухглавый Позолоченный блестит.
По дороге тройка мчалась, Ехал барин молодой, Поравнявшись с подметалой, Крикнул кучеру: «Постой».
«Ты скажи-ка, подметала, Что за дом такой стоит? Кто хозяин тому дому? Как фамилия гласит?»
«Это парень, дом казенный, Александровский централ. А хозяин сему дому Сам Романов Николай. Здесь народ тиранят, мучат И покою не дают. В карцер темный замыкают, На кобылину кладут»28.
Впоследствии текст этой песни будет неоднократно меняться, в сотни вариантов пересказывая судьбы заключенных XX века, но именно этот вариант классический.
Длительные переезды, особенно от Самары, расшатали здоровье Феликса Дзержинского: у него вновь появилась отдышка. «К счастью, — как писал он в письме сестре Алдоне, — наступили теперь теплые, солнечные, весенние дни, и воздух здесь горный и сухой - здоровый для слабых
29
легких»29.
Положение перемещаемых по этапу лиц в Александровском централе, в отличие от отбывающих здесь наказание уголовников, было традиционно вольным: они не работали в тюремных мастерских, свободно перемещались по тюрьме, выходили с конвойным для покупок в сельский магазин, чинили одежду, ходили сразу по приходу в тюрьму в баню, занимались различными своими делами перед отправкой по этапу. Это была практика, как отчасти введенная прежним начальником тюрьмы Александром Петровичем Сипя-гиным и продолженная его преемником бывшим ссыльным поляком И. И. Лятоскевичем,30 так и общая практика для сибирских пересыльных тюрем. Административные ссыльные не приравнивались в тюрьмах к заключенным подследственным или к ссыльнопоселенцам, считаясь «полусвободными». Однако своей степенью «либерализма» Александровский централ действительно выделялся на фоне других тюрем. В конце XIX века
в Александровском централе даже существовал театр из актеров-заключенных, не говоря уже о хорошей библиотеке и других благах. На известного исследователя тюрем рубежа Х1Х-ХХ веков Д. А. Дриля эта тюрьма произвела самое отрадное впечатление. «Начальство тюрьмы, - писал он, - стремится воздействовать на арестантов не с точки зрения наказания, а с точки
31
зрения поощрения»31.
Эти послабления арестантам отмечал и Дзержинский в своих письмах к Альдоне. «Весь день камеры наши открыты, и мы можем гулять по сравнительно большому двору, рядом - отгороженная забором женская тюрьма. У нас есть книги, и мы читаем немного, но больше разговариваем и шутим, подменяя настоящую жизнь пародией на нее - забавой <...> тюрьма меня не очень раздражает, так как стражника я вижу только один раз в день, и
32
весь день я среди товарищей на свежем воздухе»32.
Но в апреле 1902 г. ситуация с положением этапников из числа политических в Александровском централе резко изменилась, практически они были приравнены к отбывающим здесь наказание уголовным заключенным. Возможно, что причина этого крылась в громком апрельском событии, потрясшем Санкт-Петербург и всю Россию — в убийстве 2 (15 апреля) 1902 г. министра внутренних дел России Дмитрия Сергеевича Сипягина эсером Степаном Балмашовым. Отметим, что прежний начальник тюрьмы был хоть и дальним, но все-таки родственником убитого министра. Впрочем, имеются свидетельства, что сами заключенные, в отличие от администрации, узнали об этом событии намного позднее33.
Между тем, в конце апреля, после вскрытия Ангары, в Александровскую тюрьму прибыла еще одна партия политических ссыльных. Теперь в тюрьме, кроме Дзержинского, были И. Г. Церетели34, А. А. Ховрин35, И. А. Будилович36, М. С. Урицкий, М. Д. Сладкопевцев, Н. А. Скрипник37, В. Ф. Ашмарин38, М. И. Швейцер39, Л. И. Зильберберг40, И. С. Урысон41, И. Х. Лалаянц42, М. Б. Вольфсон,43 Г. И. Чулков44 и многие другие революционеры, общим количеством около 50 человек45.
Отметим, что большинство из них были двадцатилетними, полными энергии, юношами. «И мы, и наши тюремщики чувствовали, что должно что-то произойти здесь, за этими высокими палями, что невозможно собрать столько буйной молодежи и запереть эту взволнованную толпу, как стадо мирных животных, в хлеву. Эта страстная толпа должна была опрокинуть рогатки, нарушить порядок», — вспоминал Г. И. Чулков46. Важным моментом, вызывавшим возмущение среди этапников, помимо ухудшения условий заключения, было также затягивание вопроса с отправкой их к месту
отбытия. «Нам не давали точных сведений, куда нас везут. Якутская область, как известно, велика - по площади она равна примерно двум третям Европы, и не малая разница - попасть в Олекминск или в Якутск, или в Верхоянск, или в Колымск. Город от города - на тысячи верст. У нас были самые фантастические представления об условиях тамошней жизни. То распространится по камерам слух, что придется сидеть в темноте - нет в Якутске свечей; то будто бы нет там мыла или еще чего-нибудь. И мы в панике покупаем по пяти кусков мыла или несколько фунтов свечей - мы, которых отправляют туда на несколько лет. Вероятно, мы все тогда были отчасти лишены здравого смысла», — вспоминал Чулков47.
О нервозности состояния говорили и политические споры арестованных об индивидуальном терроре. Споры велись вокруг выстрела рабочего-бундовца Хирша Леккерта48 (1879-1902) в виленского губернатора Виктора Вильгельмовича фон Валя (1840-1915)49. Это была месть за то, что фон Валь приказал высечь в тюрьме арестованных участников первомайской рабочей демонстрации: 22 евреев и 6 поляков. Фон-Вайль был ранен, а Леккерт арестован и по приговору военного трибунала повешен 10 июня 1902 г. «В этих спорах решающее значение имели тогда слова Дзержинского. Он категорически отбрасывал методы эсеровского террора единичных бойцов, и указывал, что единственным путем должен быть путь массового действия рабочего класса.»50.
Между тем с отправкой арестованных продолжали медлить. В этих условиях заключенные, после общего собрания, предъявили начальнику тюрьмы требование — немедленно запросить иркутского генерал-губернатора генерал-лейтенанта А. И. Пантелеева51 о том, куда кого отправляют, чтобы каждый мог запастись всем необходимым в соответствии с местом его ссылки. Также заключенные требовали возвращения прежних порядков пребывания политических ссыльных в Александровской тюрьме. Немедленного ответа от тюремного начальства не последовало, в этих условиях 6 мая 1902 г. начался тюремный бунт. На новой тюремной сходке политзаключенных было принято предложение Дзержинского «выкинуть из пересыльного корпуса тюрьмы всю стражу <...> запереть ворота и не пускать администрацию до полного удовлетворения всех предъявленных требова-
52
ний»52.
Тюремщики были изгнаны (пересыльный корпус тюрьмы находился под охраной не более десяти стражников, часто пожилого возраста), а ворота были забаррикадированы. Над тюрьмою взвился красный флаг с надписью «Свобода». «Пересыльный корпус тюрьмы, огороженный деревянным
частоколом, объявлен был самостоятельной республикой, отвергающей власти и законы Российской империи»53. Комендантом крепости стал Дзержинский. В его ведении было и красное знамя. На сохранившемся у Г. И. Чул-кова фотографическом снимке он держал его древко, стоя на баррикаде54. По ночам заключенные дежурили у баррикады на часах, вооруженные двумя или тремя браунингами против не менее сотни солдат с винтовками, и ждали развития событий55.
Через два дня в Александровское с ротой солдат прибыл из Иркутска вице-губернатор, наделенный чрезвычайными полномочиями. Он, очевидно, намеревался действовать по апробированной недавно схеме. Незадолго до Александровских событий, с 22 апреля 1902 г., при участии Иркутского комитета РСДРП проходила трехдневная забастовка более 200 железнодорожных рабочих на ближайшей к городу станции Иннокентьевской. На станцию был направлен вице-губернатор с ротой солдат, и забастовка была прекращена. Само присутствие войск, с угрозой применить оружие, оказалось действенным.
Между тем, в Александровском иркутский вице-губернатор сразу попал в щекотливое, и даже унизительное положение. Переговоры с тюремным начальством во время осады велись заключенными исключительно через дыру, сделанную в палях, в этих условиях парламентерам приходилось сидеть на корточках. Переговоры с вице-губернаторам заключенные собирались вести таким же образом. «Целые сутки вице-губернатор не соглашался принять столь унизительные условия для предварительной конференции. А мы иначе не соглашались разговаривать. Наконец генерал решился сесть по-турецки»56.
«Явилась "тройка" и вступила в переговоры. Одновременно собралась сходка. Между заседавшей сходкой под председательством Дзержинского и отверстием в заборе, где заседала мирная конференция, велась непрерывная курьерская связь. Республиканские власти держали себя с большим достоинством, как самостоятельная воюющая сторона. Как на всех мирных конференциях, и здесь обсуждался пункт за пунктом. Вице-губернатор оказался уступчивым и согласился в конце концов вернуть тюрьме ее старые вольности без применения каких бы то ни было репрессий к восставшим.»57. 8 мая противостояние сторон закончилось. «Дело кончилось миром. Мы разобрали баррикады, и нам дали списки с указанием, кто куда отправляется»58.
12 мая 1902 г. Дзержинского отправили в Верхоленск с партией заключенных (44 человека). Дорога предполагалась продолжительной, до полутора месяцев, так как до Вилюйска предстояло проехать еще 4 тысячи
верст. Дзержинский надеялся, что ему дадут возможность немного подлечиться в Якутске, так здоровье его вновь ухудшилось59. Также он намеревался использовать свою болезнь для подготовки побега.
Первоначально путь проходил на телегах и пешим порядком. Маршрут пролегал от Александровского централа до Качуга60, пристани Лены, где ссыльные должны были пересесть на паузки61 и далее плыть по течению три тысячи верст до Якутска. К этому времени количество человек в этапе сократилось за счет поселенных вдоль линии железной дороги. Например, Церетели остался недалеко от Иркутска. Первоначально настроение было восторженное: из Александровского ехали с песнями и красным знаменем, которое находилось у Дзержинского. Постепенно настроение ухудшилось. «Была весна, но по утрам в кадке с водою плавали куски льда, и было холодно. Этапные избы были мрачны. Грязь была такая, что, уронив пятачок на пол, мы теряли его безвозвратно: такой слой жидкой грязи лежал на полу избы. Спали все вместе, мужчины и женщины, на общих нарах, не раздеваясь, конечно. Таких тюрем до Качуга, если не ошибаюсь, было пять»62.
Дзержинский часто подсаживался к Чулкову на телегу и, слыша чей-то, казавшийся ему несодержательным, разговор, шептал последнему на ухо свою ироническую поговорку: «Люблю красноречие и буржуазию». Чулков вспоминал: «Дзержинского я запомнил. Он был тогда стройным, худощавым, гибким. Несмотря на революционную непримиримость и решительность, было в нем что-то польско-женственное и, пожалуй, что-то сентиментальное. Он, кажется, сам это чувствовал и стыдился и боялся этого в себе. Он и Сладкопевцев казались мне характернейшими людьми революции, как я ее тогда понимал. В двух моих рассказах, напечатанных задолго до нашей революции, - "На этапах" и "Пустыня" - я зарисовал типы "подвижников" революции. Я имел тогда в виду Сладкопевцева и Дзержинского»63.
На одном из первых этапов жандармы привезли еще одного арестованного. «Это был В. Е. Попов, прославившийся впоследствии своими кор-респонденциями о Спиридоновой, о карательных отрядах и пр., журналист, известный под псевдонимом Владимирова. Он работал тогда как инженер и занимал в Москве видный пост. Он ехал с большим комфортом - с какими-то коврами, самоварами, несессерами, чуть ли не со специальными курортными нарядами, угощал нас ликерами и вообще нарушил своею особою наш арестантский стиль <...> Два жандарма, которые привезли Попова из Иркутска, послужили поводом для нашего третьего бунта. Дело было в том, что у нас готовился побег. Собирались бежать Дзержинский, Сладкопевцев
и Скрыпник. Дзержинский и Сладкопевцев отложили свой побег до Верхо-ленска, а Скрыпник спешил осуществить свой план. Конвойные нисколько этому не мешали; жандармы, напротив, были зорки и опасны. И вот мы предъявили требование об удалении жандармов, которые, мол, напрасно нас раздражают. Не все были посвящены в план побега. Многие настаивали на удалении жандармов от избытка бунтарских чувств и настроений. Тогда выяснилось, что из Иркутска пришла бумага к нашему конвойному офицеру, на этот раз вовсе не двусмысленная, в коей рекомендовалось расстрелять партию, ежели она будет вести себя по-прежнему, то есть не считаясь ни с какими правилами сибирских этапов. Очевидно, у начальства лопнуло, наконец, терпение, и оно решило не церемониться со строптивыми арестантами. На одном из этапов была сходка, где мы решали вопрос о том, настаивать или нет на требовании нашем. В избе было мрачно, тускло горела коптящая лампочка. Настроение было подавленное. Все чувствовали, что дело идет на сей раз о жизни и смерти. Решено было, однако, не сдаваться и не уступать. Офицер терпеливо ждал конца сходки. Мы сообщили ему наше решение, поразившее его, по-видимому. Мы не знали, что будет. Солдаты стояли вокруг с винтовками и, кажется, тоже чувствовали, что дело принимает серьезный оборот. Тогда добродушный офицер, подумав, приказал жандармам следовать на каком-то почтенном расстоянии, чуть ли не десяти верст, что никак не могло помешать побегу. На это мы, разумеется, согласились. И Скрыпник благополучно бежал. Две ночи мы клали чучело на нары, и конвойные, пересчитывая арестантов, не замечали побега. А когда побег выяснился наконец, офицер наш запил горькую и на паузках уже ехал всю дорогу мертвецки пьяный. Моя жена догнала меня на пароходе, и я должен был получить разрешение на присоединение ее к партии, и вот страж наш долго не мог понять моего заявления, а когда сообразил, в чем дело, защелкал шпорами, не будучи в силах подняться с постели, выражая, очевидно, свое почтение к даме и согласие на присоединение ее к партии. Я по крайней мере так это понял, и жена моя села на паузок. Хороший был человек офицер. Его судили военным судом, но мы своими показаниями выручили его как-то, и он не пропал: служил впоследствии благополучно на железной дороге.
Где-то недалеко от Качуга встретила нас колония политических. Бронштейн-Троцкий опередил товарищей. Его я увидел первого. Он шел один, махая фуражкой и крича приветствия...»64. Л. Д. Троцкий, тогда еще
не носивший своего известного партийного псевдонима, встретивший партию ссыльных с Дзержинским на пересылке в Качуге в 1902 г., также оставил воспоминание об этом событии: «Весной, когда по Лене прошел лед, Дзержинский перед посадкой на паузок в Качуге, вечером у костра читал на память свою поэму на польском языке. Большинство слушателей не понимало поэмы. Но насквозь понятно было в свете костра одухотворенное лицо юноши, в котором не было ничего расплывчатого, незавершенного, бесформенного. Человек из одного куска, одухотворенный одной идеей, одной страстью, одной целью»65.
«Конвойный офицер на ночь передал охрану партии местной полиции, и наш отряд был окружен стражниками-бурятами, которые с зловонными трубками во рту сидели у костров, поджав под себя ноги, как будды, ко всему презрительно равнодушные.
Дрожали золотые ресницы звезд, и казалось, что небо смотрит на табор наш миллионами зорких глаз. На рассвете застучали топоры. Это достраивали паузки, на которых предстояло нам плыть по великой реке три тысячи верст.
Не все из нашей партии дошли до Качуга. Многих поселили по линии железной дороги. На паузок сели политические, которых отправляли в Якутскую область, - человек сорок, если не ошибаюсь. Среди нас были: Сладкопевцев, Дзержинский, Урицкий, Сыромятников, Ховрин, Игорь Будилович, Бибергаль, Швейцер, Касаткин, Сбитников, Столыпин, Попов и др.»66.
На корабельной палубе было утверждено красное знамя, за которое отвечал Дзержинский и Сладкопевцев. В Верхноленске они высадились 22 мая и остались там, сказавшись больными, оставив красное знамя на паузке в распоряжении Ховрина. Следует отметить, что Дзержинский не симулировал болезнь, дорога его сильно изнурила, хотя он и писал сестре Альдоне из Верхоленска про места своего пребывания, что «.климат здесь довольно хороший. Вообще Сибирь влияет на легкие неплохо»67.
12(25) июня 1902 г. по пути следования к месту ссылки в город Ви-люйск Якутской области состоялся второй побег Феликса Дзержинского. Он бежал вместе с эсером Михаилом Дмитриевичем Сладкопевцевым68, членом террористического крыла в эсеровской партии. Позднее об этом побеге Дзержинский напишет рассказ, который высоко оценит с художественной точки зрения М. Горький.
Согласно Дзержинскому, он и Сладкопевцев, погасив огонь в избе, после полуночи вылезли через окно во двор. На берегу реки они в полной темноте нашли лодку: им предстояло проплыть до 9 часов утра не меньше 15 миль по Лене. Около 6 часов утра их лодка налетела на сук, торчавший из воды. Дзержинский оказался в быстрине, пальто стало вмиг тяжелым; он ухватился за ветку, но она сломалась. Собрав последние силы, Дзержинский выпрыгнул из быстрины и ухватился за второй сук, но и она сломалась. Сладкопевцев, каким-то чудом выброшенный на камни, ухватил Дзержинского за воротник пальто, когда тот уже тонул, и поднял его к дереву. Едва не утонув, беглецы оказались на речном острове. Утром за 5 рублей крестьяне перевезли их на берег. Дзержинский и Сладкопевцев представились потерпевшими крушение купцами, ехавшими в Якутск за мамонтовой костью. На телеге они доехали 10 верст до села, а затем на перекладных до следующего населенного пункта. Их история также следовала с ними. В одной из деревень их пытались остановить, но Дзержинский накричал на старосту, «посмевшего» задержать «честных купцов», грозя всяческими бедами. Затем он присел писать жалобу генерал-губернатору, комментируя каждое написанное слово, в конце призвав крестьян поставить подписи как свидетелей чинимых препятствий. В результате мужики разбежались, а староста пошел на попятную, выделив сразу же лошадей для «господ купцов». Это было последнее испытание для беглецов. Через несколько дней они уже сели в поезд, и вскоре Дзержинский уже был в Литве. Весь путь продолжался 17 дней, в отличие от четырех месяцев поездки в ссылку69.
1 О первой ссылке Ф. Э. Дзержинского см.: Ратьковский И. С. Первая ссылка Феликса Дзержинского // Россия в XX веке: человек и власть. Сб. статей / Отв. ред. М. В. Ходяков. (Труды исторического факультета СПбГУ. Т. 14). СПб., 2013. С. 53-72.
2 Балагол — еврейский тарантас, на котором чаще всего перевозили домашнюю утварь, мебель.
3 Феликс Дзержинский. Дневник заключенного. Письма. М., 1984. С. 4.
4 Абрамовский Эдуард (1868-1918). В конце 1880-х гг. принимал участие в работе организации «Пролетариат», примыкал к марксизму. С 1892 по 1898 гг. находился в эмиграции в Германии и Франции, где был членом правления Заграничного союза польских социалистов и постепенно перешел на позиции идеализма в философии и анархизма в политике. По возвращении на родину организовал «кружки самосовершенствования», работал в Союзе товариществ обществ взаимопомощи, основал кооперативную секцию,
преобразованную затем в Товарищество кооператоров. Профессор психологии Варшавского университета с 1915 г.
5 Кшивицкий (Крживицкий) Людвиг (1859—1941), польский ученый-энциклопедист (антрополог, социолог, экономист), один из переводчиков «Капитала» К. Маркса на польский язык.
6 Заметки о партийной работе в Варшаве в 1899 году // Дзержинский Ф. Э. Избранные произведения. 3-е изд., перераб. и доп. М., 1977. Т. 1. С. 37.
7 Там же. С. 37--38.
8 Пролетарская революция. 1926. № 9 (56). С. 74.
9 Образование СДКПиЛ произойдет в августе 1900 г.
10 Заметки о партийной работе в Варшаве в 1899 году. С. 37.
11 Там же. С. 39.
12 Там же. С. 43.
13 Феликс Дзержинский. Дневник и письма. М., 1956. С. 97.
14 Город Седелец находится на востоке Польши, в 90 километрах от Варшавы.
15 Хацкевич А. Ф. Солдат великих боев. Жизнь и деятельность Ф. Э. Дзержинского. 4-е изд., доп. М., 1982. С. 51.
16 Антон Росол (воспоминания) // Дзержинский Ф.Э. Избранные произведения. 3-е изд., перераб. и доп. М., 1977. Т. 1. С. 40--44.
17 Феликс Дзержинский. Дневник заключенного. Письма. С. 19-20.
18 Там же. С. 22.
19 Там же. С. 24.
20 См.: Ратьковский И. С. Первая ссылка Феликса Дзержинского. С. 53-72.
21 Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю.»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой / Подг. текста, сост. и вступ. ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. С. 211--212.
22 Феликс Дзержинский. Дневник заключенного. Письма. С. 22.
23 Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю». С. 213-214.
24 Феликс Дзержинский. Дневник и письма. С. 113.
25 Хацкевич А. Ф. Солдат великих боев. С. 53.
26 Феликс Дзержинский. Дневник и письма. С. 36.
27 Центральная каторжная тюрьма в селе Александровском Иркутской губернии, построена в 1873 г. Более подробно ее историю см.: Кудрявцев Ф. А. Александровский централ: из истории сибирской ссылки. Иркутск, 1936; Быкова Н. Н. История Александровского централа (1900 — февраль 1917 г.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Иркутск, 1998.
28 Элиасов Л. Е. Народная революционная поэзия Восточной Сибири эпохи Гражданской войны. Улан-Удэ, 1957. С. 117.
29 Феликс Дзержинский. Дневник и письма. С. 36.
30 Сипягин А. П. Несколько слов о настоящем и будущем уголовной ссылки и тюрьмы. Иркутск, 1898; Лятоскевич И. Александровская каторжная тюрьма // Тюремный вестник. 1901. № 8. С. 390-406.
31 Дриль Д. А. Ссылка и каторга в России: Из личных наблюдений во время поездки в Приамурский край и Сибирь. СПб., 1898. С. 32.
32 Феликс Дзержинский. Дневник и письма. С. 35-36.
33 ЗубовН. Ф. Э. Дзержинский. Биография. 3-е изд., доп. М., 1971. С. 45.
34 Церетели Ираклий Георгиевич (1881-1959), московский студент, впоследствии один из лидеров меньшевизма.
35 Xоврин Александр Алексеевич (1874-1933), московский студент, в будущем видный эсер.
36 Будилович Игорь Александрович, московский студент, эсер. Учитель Церетели. Более подробно о нем см.: Курусканова Н. П. И. А. Будилович: судьба студента московского университета начала XX века // Известия Иркутского государственного университета. Серия: Политология. Религиоведение. 2011. № 1. С. 150-154.
37 Скрипник Николай Алексеевич (1872-1933), известный революционер, советский государственный деятель. Всего арестовывался 15 раз, 7 раз ссылался. В сумме был осужден на срок 34 года и один раз приговорен к смертной казни, 6 раз бежал. В дальнейшем соратник Дзержинского по ВЧК.
38 Ахрамович (псевд. Ашмарин) Витольд Францевич (1882-1930), российский поэт и переводчик, революционный деятель. До 1917 г. занимался литературной деятельностью. После Октябрьской революции работает в редакции газет «Известия ВЦИК», минской «Звязда» и т. д. С 1918 г. Ахрамович на государственной службе - в Белоруссии он секретарь ревкома, работник ЧК.
39 Швейцер Максимилиан Ильич (1881-1905). Под фамилией Артура Генри Мюр Мак-Куллоха погиб в ночь с 25 на 26 февраля 1905 г. в гостинице «Бристоль» в С.-Петербурге во время зарядки бомбы для покушения на великого князя Владимира Александровича.
40 Зильберберг Лев Иванович (1880-1907), студент Московского университета, в будущем видный эсер-террорист. Принимал непосредственное участие в ряде террористических актов, совершенных «Боевой организацией». 21 декабря 1906 г. руководил убийством петербургского градоначальника Владимира фон дер Лауница. Участвовал в подготовке покушения на киевского генерал-губернатора Н. Клейгельса, организовал побег Б.В. Савинкова из тюрьмы в июле 1906 г. В февраля 1907 г. вместе с В. Сулятицким арестован по обвинению в организации убийства фон дер Лауница. По приговору военно-полевого суда повешен 16 июля 1907 г. в Петропавловской крепости.
41 Урысон Исаак Савельевич (1877-1938), член Бунда, в будущем известный московский юрист, редактор дореволюционного журнала «Вестник права», неоднократно репресси-
рованный до революции, а затем и при советской власти. Студент Московского университета, оставил воспоминания, опубликованные в журнале «Енисей» (1972. № 2). 42Лалаянц Исаак Христофорович (1870-1833), в 1902 г. бежал за границу. Автор воспоминаний «У истоков большевизма» (1930-1931).
43 Вольфсон Мирон Борисович (1880-1932), 4 июня 1902 г. прибыл в Олекминск Якутской губернии, откуда потом за короткое время совершил три побега: 27 декабря 1902 г. скрылся по Иркутскому тракту в день освобождения сосланных студентов (его вывезли в возке Зильберберги). Настигнут 28-го в Нохтуйске. 13 (17?) февраля 1903 г. бежал вместе с М. Каммермахером; задержан 19 (21?) февраля в 180 верстах от с. Мачи. 7 апреля 1903 г. снова скрылся, также с Каммермахером; задержан 21 июня на приисках Витим-ской системы.
44 Чулков Г. Годы странствий / Вступ. ст., сост., подгот. текста, коммент. М. В. Михайловой. М., 1999.
45 Там же. С. 44.
46 Там же.
47 Там же. С. 44-45; Сергеев А. Восстание в Александровском централе: [Со слов И. С. Урысона] // Огонек. 1926. № 33. С. 10.
48 В 1900 г. Леккерт возглавил нападение около 500 евреев-рабочих на полицейский участок в пригороде Вильны и освободил арестованных товарищей.
49 С 1863 г. - штабс-ротмистр, адъютант главнокомандующего Варшавским военным округом генерал-адъютанта гр. Ф. Ф. Берга (по 1873 г.). Участвовал в разгроме польского восстания 1863-1864 гг., получив ордена св. Анны III степени с мечами и бантом, св. Станислава II степени с мечами и чин ротмистра. В одной из стычек был легко ранен. В 1902 г. новый министр внутренних дел В. К. Плеве назначил Валя товарищем министра внутренних дел и командиром отдельного корпуса жандармов. В 1904 г. был назначен членом Государственного совета. После убийства Плеве вышел в отставку и активной политической роли больше не играл.
50 Скрыпник Н. Памяти старого друга // Рыцарь революции. Воспоминания современников о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. М., 1967. С. 56; Правда. 1926. 22 июля.
51 Пантелеев Александр Ильич (1838-1919), иркутский военный генерал-губернатор (20.04.1900-13.05.1903). Умер от голода в Петрограде.
52 Енисей. 1972. № 2. С. 59.
53 Там же. С. 59.
54 Чулков Г. И. Годы странствий. С.45.
55 Там же. С. 45.
56 Там же. С. 45-46.
57 Енисей. 1972. № 2. С. 59.
58 Чулков Г. И. Годы странствий. С. 46.
59 Феликс Дзержинский. Дневники и письма. С. 37.
60 Качуг - сибирское село в Иркутской губернии, расположенное на обоих берегах реки Лены.
61 Паузок - медленная баржа, на которой вплотную до борта построен дощатый сарай, с плоскою крышею. Корабельную снасть составляют два огромных весла, рассчитанных на шесть гребцов и одно кормовое.
62 Чулков Г. И. Годы странствий. С. 46.
63 Там же. С. 46-47.
64 Там же. С. 47-48.
65 Троцкий Л. Ф. Дзержинский // Луначарский А., Радек К., Троцкий Л. Силуэты: политические портреты. М.: Политиздат, 1991. С. 292-293. Лев Бронштейн (Троцкий), отбывавший ссылку в Верхоленске, 21 августа 1902 г. бежал из ссылки, в Иркутске получив фальшивый паспорт на имя Троцкого. См.: Иванов А. А. Первая ссылка Троцкого // Клио. 2013. № 9. С. 120-127.
66 Чулков Г. И. Годы странствий. С. 49.
67 Феликс Дзержинский. Дневники и письма. С. 38.
68 М. Д. Сладкопевцев умер в 1913 г. в эмиграции во Франции.
69Дзержинский Ф. Э. Побег // Феликс Дзержинский. Дневники и письма. М., 1984. С. 3948.
Информация о статье:
Автор: Ратьковский Илья Сергеевич, кандидат исторических наук, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия, il-67@yandex.ru Название: Вторая ссылка Ф. Э. Дзержинского: бунт в Александровском централе Аннотация: Статья посвящена одному из ранних периодов жизни Ф. Э. Дзержинского: 1899-1902 гг. В статье анализируется революционная деятельность Дзержинского после первой ссылки и обстоятельства его ареста в 1900 г. Наиболее подробно изложены обстоятельства второй ссылки Ф. Э. Дзержинского и восстания в Александровском централе.
Ключевые слова: Ф. Э. Дзержинский, история российской ссылки, история революционного движения в России.
Литература, использованная в статье:
1. Быкова Н. Н. История Александровского централа (1900 - февраль 1917 г.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Иркутск, 1998. 30 с.
2. Дзержинский Ф. Э. Заметки о партийной работе в Варшаве в 1899 году // Дзержинский Ф. Э. Избранные произведения.2-е изд., перераб. и доп. М., 1967. Т. 1. С. 26-28.
3. Дзержинский Ф. Э. Антон Росол (воспоминания) // Ф. Э. Дзержинский. Избранные произведения. 2-е изд., перераб. и доп. М., 1967. Т. 1. С. 29-33.
4. Дзержинский Ф. Э. «Я вас люблю.»: Письма Феликса Дзержинского Маргарите Николаевой / Подг. текста, сост. и вступ. ст. А. А. Плеханова и А. М. Плеханова. М., 2007. 224 с.
5. Дриль Д. А. Ссылка и каторга в России: Из личных наблюдений во время поездки в Приамурский край и Сибирь. СПб., 1898.
6. Зубов Н. Ф. Э. Дзержинский. Биография. 3-е изд., доп. М., 1971. 423 с.
7. Иванов А. А. Первая ссылка Троцкого // Клио. 2013. № 9. С. 120-127.
8. Кудрявцев Ф. А. Александровский централ: из истории сибирской ссылки. Иркутск, 1936. 97 с.
9. КурускановаН. П. И. А. Будилович: судьба студента московского университета начала XX века // Известия Иркутского государственного университета. Серия: Политология. Религиоведение. 2011. № 1. С. 150-154.
10. Лятоскевич И. Александровская каторжная тюрьма // Тюремный вестник. 1901. № 8. С. 390-406.
11. Пролетарская революция. 1926. № 9 (56).
12. Ратьковский И. С. Первая ссылка Феликса Дзержинского // Россия в XX веке: человек и власть. Сб. статей / Отв. ред. М. В. Xодяков. (Труды исторического факультета СПбГУ. Т. 14). СПб., 2013. С. 53-72.
13. Сергеев А. Восстание в Александровском централе: [Со слов И. С. Урысона] // Огонек. 1926. № 33. С. 10.
14. Сипягин А. П. Несколько слов о настоящем и будущем уголовной ссылки и тюрьмы. Иркутск, 1898. 79 с.
15. Скрыпник Н. Памяти старого друга // Рыцарь революции. Воспоминания современников о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. М., 1967. С. 56-57.
16. Троцкий Л. Ф. Дзержинский // Луначарский А., Радек К., Троцкий Л. Силуэты: политические портреты. М., 1991. С. 292-293.
17. Феликс Дзержинский. Дневник заключенного. Письма. М., 1984. 288 с.
18. Феликс Дзержинский. Дневник и письма. М., 1956. 192 с.
19. Хацкевич А. Ф. Солдат великих боев. Жизнь и деятельность Ф. Э. Дзержинского. 4-е изд., доп. М., 1982. 495 с.
20. Чулков Г. Годы странствий / Вступ. ст., сост., подгот. текста, коммент. М. В. Михайловой. М., 1999. 864 с.
21. Элиасов Л. Е. Народная революционная поэзия Восточной Сибири эпохи Гражданской войны. Улан-Удэ, 1957. 278 с.
H. C. PambKoecKnu
Information about the article:
Author: Ratkovsky I. S. — Ph.D. in History, Associate Professor, Saint-Petersburg State University, Saint-Petersburg, Russia; il-67@yandex.ru Title: Second exile of Felix Dzerginskiy: revolt in Alexandrovkaya prison. Summary: The article covers one of the early periods of Dzerginskiy life: 1899-1902. The article gives the analysis of revolutionary activities of Dzerginskiy after the first exile and conditions of his arrest in 1900. Conditions of the second exile of Dzerginskiy and revolt in Ale-xandrovskaya prison are best documented in the article.
Keywords: Felix Dzerzhinsky, history of Russian exile, history of Russian revolutionary movement.
References:
1. Bykova N. N. Istorija Aleksandrovskogo centrala (1900 - fevral' 1917 gg.) [History of Alexander Central (1900 - February 1917)]. Avtoref. dis. kand. ist. nauk. Irkutsk, 1998. 30 p.
2. Trockij L. F. Dzerzhinskij // A. Lunacharskij, K. Radek, L. Trockij. Silujety: politicheskie portrety. [A. Lunacharsky, K. Radek, L. Trotsky. Silhouettes: political portraits]. Moscow, 1991. P.292-293.
3. F. E. Dzerzhinskiy. Izbrannyie proizvedeniya T. 1 [Selected Works. Vol. 1]. Moscow, 1967. Dzerzhinskiy F. E. «Ya vas lyublyu...»: Pisma Feliksa Dzerzhinskogo Margarite Nikolaevoy. [ 'I love you...' Letters from Felix Dzerzhinsky to Margarita Nikolayeva]. Moscow, 2007. 224 p.
4. Dril D. A. Ssyilka i katorga v Rossii: Iz lichnyih nablyudeniy vo vremya poezdki v Priamur-skiy kray i Sibir [Exile and hard labor in Russia: From personal observations during a trip to the Amur Region and Siberia]. St. Petersburg, 1898.
5. Ivanov A. A. Pervaja ssylka Trockogo [The first link of Trotsky], in Klio. 2013. № 9. P. 120127.
6. Kudrjavcev F. A. Aleksandrovskij central: iz istorii sibirskoj ssylki [Alexander Central: from the history of Siberian exile]. Irkutsk, 1936. 97 p.
7. Kuruskanova N. P. I. A. Budilovich: sud'ba studenta moskovskogo universiteta nachala XX veka [I. A. Budilovich: the fate of a student of the Moscow University of the early XX century], in Izvestija Irkutskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Politologija. Religiovedenie. 2011. № 1. P. 150-154.
8. Ljatoskevich I. Aleksandrovskaja katorzhnaja tjur'ma [Alexander Penitentiary], in Tjuremnyj vestnik. 1901. № 8. P. 390-406.
9. Zubov N. F. E. Dzerzhinskiy. Biografiya [F. E. Dzerzhinsky. Biography]. Moscow, 1971. 423 p.
10. Ratkovskiy I. S. Pervaya ssyilka Feliksa Dzerzhinskogo [The first exile of Felix Dzerzhin-sky], in Rossiya v XX veke: chelovek i vlast. Sb. statey / Otv. red. M. V. Hodyakov [M. V. Khodjakov (ed.) Russia in the twentieth century: people and power]. St. Petersburg, 2013. P. 53-72.
11. Sergeev A. Vosstanie v Aleksandrovskom centrale: [So slov I. S. Urysona] [The uprising in the Alexander Centrale], in Ogonek. 1926. № 33. P. 10.
12. Sipyagin A. P. Neskolko slov o nastoyaschem i buduschem ugolovnoy ssyilki i tyurmyi [A few words about the present and future of criminal exiles and prisons]. Irkutsk, 1898. 79 p.
13. Skrypnik N. Pamjati starogo druga [In memory of an old friend], in Rycar' revoljucii. Vospominanija sovremennikov o Felikse Jedmundoviche Dzerzhinskom. Moskow, 1967. P. 5657.
14. Feliks Dzerzhinskiy. Dnevnik zaklyuchennogo. Pisma [Diary of a prisoner. Letters]. Moscow, 1984. 288 p.
15. Feliks Dzerzhinskiy. Dnevnik ipisma [Diaries and letters]. Moscow, 1956. 192 p.
16. Hatskevich A. F. Soldat velikih boev. Zhizn i deyatelnost F. E. Dzerzhinskogo [Soldier of the Great Battles. Life and work ofF.E. Dzerzhinsky]. Moscow, 1982. 495 p.
17. Chulkov G. Godyi stranstviy [Years of Pilgrimage]. Moscow, 1999. 864 p.
18. Eliasov L. E. Narodnaya revolyutsionnayapoeziya Vostochnoy Sibiri epohi grazhdanskoy voynyi [Revolutionary People's Poetry in Eastern Siberia during the Civil War]. Ulan-Ude, 1957. 278 p.
