CC BY
83
УДК 811.Ш.Г42 + 811.161.1'367
М. Н. Кулаковский
Вставные конструкции как средство создания диалогичности художественного текста
В статье рассматриваются особенности использования вставных конструкций как средства создания диалогичности в художественном тексте. Материалом исследования послужили произведения русской художественной ХХ века и тексты современной русской литературы последних десятилетий. В работе определяются наиболее характерные функции вставок для создания диалогичности текста, их связь с различными информативными уровнями (в рамках предложения и текста в целом), роль в общей структуре художественного текста. Подробно рассмотрена роль вставных конструкций для организации коммуникации «автор - читатель», отражающей общую тенденцию к «многоголосию» и внутренней диалогизации текста. Описаны основные аспекты формирования образа автора художественного произведения (который традиционно строится на разграничении автора произведения, повествователя и рассказчика) и его взаимодействия с читателем: передача событийной и оценочной информации, жизненных наблюдений, связанных с внетекстовой действительностью, раскрытие логики персонажа, выражение большей или меньшей уверенности повествователя в объективности передаваемой им информации или оценки, метатекстовые комментарии, актуализация особенностей речи повествователя, отсылка к «предтексту», актуализация детали, моделирование читательской оценки, передача ситуативной или оценочной вариативности, прямое обращение автора (повествователя) к читателю или персонажу, побуждение читателя к действию, ситуативное и логическое моделирование, создание комического эффекта, установление межтекстовых связей (интертекстуальная функция).
Ключевые слова: вставные конструкции, диалогичность текста, художественный текст, пространственно-временная организация текста, субъектно-речевые планы текста, коммуникация с читателем, субъективная авторская модальность, комический эффект, интертекст.
M. N. Kulakovsky
Parenthetic constructions as a means of dialogizing literary text
The article considers the use of parenthetic constructions as a means of dialogizing literary text. The material for the research is Russian fiction of XX century of the last decades. The author determines the most typical functions of parenthesis for dialogizing text, their links with different information levels (in the sentence and the whole text), the role in the overall structure of literary text. The detailed analysis is given of the role of parenthetic constructions in designing "author - reader" communication which reflects the general tendency to "polyphony" and inner text dialogizing. The author describes the main aspects forming the writer's image (which is traditionally based on the differentiation between the writer, the narrator and the storyteller) and his interaction with the reader: conveying event and evaluation information, observations connected with extra-textual reality; revealing the characters' logic; expressing a certain degree of the narrator's certainty in the information and evaluation he conveys; metatext commentaries; actualization of the narrator's speech peculiarities; reference to "pre-text", actualization of detail, modelling readers' evaluation; direct appeal of the author (narrator) to the reader or character; encouraging the reader to act; situation and logical modelling; creating humourous effect; establishing intertextual links (intertextual function).
Key words: parenthetic constructions, dialogizing text, literary text, space-time text organization, person-speech text levels, communication with the reader, author's subjective modality, humourous effect, intertext.
Художественный текст во многом отображает модель определенной коммуникативной ситуации, и для его организации важным является соотношение «автор (повествователь) - адресат (читатель)». Условия данной коммуникации формируют внутреннюю диалогичность текста и в значительной степени определяют особенности
стилевой манеры автора или языка конкретного художественного произведения.
Одной из ярких особенностей прозы XX в. и современной русской художественной прозы является активное использование для организации коммуникации «автор - читатель» вставных конструкций, что связано, вероятно, с проявлением общей тенденции к «многоголосию» и внутрен-
© М. Н. Кулаковский, 2015
ней диалогизации текста. Вставные конструкции последовательно выступают как важное средство формирования образа автора художественного произведения (который традиционно строится на разграничении автора произведения, повествователя и рассказчика). Наиболее характерным является использование вставок данного типа в автобиографических текстах, представляющих повествователя как главного героя или одного из действующих лиц. Такие вставные конструкции могут передавать дополнительную событийную информацию, связанную с автором (повествователем), а также принимать активное участие в раскрытии внутреннего мира повествователя. В этом случае они одновременно могут соотносить различные планы восприятия, а иногда и переключать временной план текста.
(1) Осторожно, чтобы не спугнуть, просовываю голову, за ней, как ненадежного постороннего, впускаю тело. (Самое для меня теперь дивное, что я не только ее не боялась - ее боялась испугать). Сажусь ... (М. Цветаева. Дом у Старого Пимена).
Подобные конструкции в некоторых случаях позволяют актуализировать моделируемую повествователем ситуацию.
(2) Поэтому Лозинские задержались в Москве на несколько месяцев, и приютил их дедов старинный приятель Шервинский, Сергей Васильевич. Тоже переводчик. (Из мечтаний о невозможном: о, попасть бы в то время! Послушать их разговоры! Хотя бы под дверью постоять, прислушиваясь к смеху, к звяканью ложки в стакане, к глухому, любимому кашлю!) (Т. Толстая. Сарайчик).
Вставные конструкции могут передавать авторский комментарий, жизненные наблюдения автора, связанные с внетекстовой реальностью.
(3) Лужина перестали замечать, с ним не говорили, и даже единственный тихоня в классе
(какой бывает в каждом классе, как бывает непременно толстяк, силач, остряк) сторонился его, боясь разделить его презренное положение (В. Набоков. Защита Лужина).
(4) Мгновенно освоился в своем квартале Ма-рэ, избранном и любимом парижской богемой, разузнал, где на рю де Риволи прячется последняя лавочка с нормальными, не туристическими ценами (ибо, как известно, по мере движения к парижской мэрии, а потом к Нотр-Даму или, наоборот, к Лувру стоимость бутылки воды вырастает до стоимости коньяка) (Д. Рубина. Русская канарейка. Голос).
Вставки в этом случае в большей степени оказываются связанными именно с созданием образа реального автора, а не повествователя. Они создают эффект незримого присутствия автора и соотносят образный план произведения с планом реальной жизни.
Образ автора формируется и через различные проявления субъективной авторской модальности во вставных конструкциях. В частности, это может быть связано с выражением большей или меньшей уверенности повествователя в объективности передаваемой им информации или оценки.
(5) Дома без него [Ивана Емельяновича] было легче (быть может, потому, что это был день?), и из каморок выползали к «самой» приживалки (Б. Пильняк. Голый год).
(6) Ни черешня, ни тем более вишня действительно еще не поспели, зато хозяева утешили Катю первой клубникой (или это была земляника?), и та утешилась в три горла (хозяйка дважды ходила в огород за добавкой) (П. Крусанов. Бом-бом, или Искусство бросать жребий).
Такая субъектная оценка позволяет создать эффект остраненности автора, его формальной непричастности к описываемым событиям, внешней объективности происходящего. Автор моделирует ситуацию, предполагая возможный исход событий или их мотивировку.
(7) Так и Писарев: думая о нем, я мысленно видел теперь только его большой портрет, висевший в диванной Васильевского дома, портрет той поры, когда он только что женился (и, верно, надеялся жить бесконечно!) (И. Бунин. Жизнь Арсеньева).
(8) Мне нравится эта история с географией своей счастливой шизоидной необязательностью и категорической непреложностью, в силу которой два трезвых, вменяемых человека, никогда не видевших друг друга (и вряд ли увидят!), теперь обязаны дожить до некоего немыслимого срока, чтобы наконец предаться совместному купанию в водах Атлантического океана (И. Сахновский. Ревнивый бог случайностей).
Косвенным образом автор (повествователь) может проявляться и через раскрытие во вставной конструкции логики персонажа, в этом случае отчетливо наблюдается адресованность данной информации читателю (поскольку и герою, и автору она понятна).
(9) Я весь кинулся в узенький белый прорез ... и какой-то незнакомый мне мужской (с согласной буквы) нумер (Е. Замятин. Мы).
Элемент коммуникации как объяснение информации для читателя может проявляться и при переходе от слухового плана восприятия к зрительному, поскольку вставка в этом случае адресована читателю и помогает ему в восприятии образного мира текста.
(10) И на седьмой день в тот же ночной час -топ-топ-топ-топ - (ровно в четыре скачка брал лестницу) - стук-стук-стук: «Марина Ивановна!» - «Да» (М. Цветаева. Дом у Старого Пимена).
Образ автора (повествователя) эксплицируется в метатекстовых комментариях, указывающих на особенности композиции произведения. Эти комментарии (хотя и достаточно редко) могут оформляться как вставные конструкции.
(11) В апрельскую ночь в княжий дом (пусть застежкой повести будет рассказ о том, как ушли из усадьбы князья) нежданно пришли неизвестно откуда анархисты (Б. Пильняк. Голый год).
Метатекстовый комментарий при этом также является средством коммуникации автора и адресата произведения, поскольку автор в этом случае акцентирует внимание читателя на важных, по его мнению, структурных и композиционных особенностях текста.
Вставная конструкция может содержать и самооценку повествователя, в том числе - оценку характерных особенностей его речи (что воспринимается в тексте как элемент автокоммуникации).
(12) До сих пор мне все в жизни было ясно (недаром же у меня, кажется, некоторое пристрастие к этому самому слову «ясно»). А сегодня... Не понимаю (Е. Замятин. Мы).
(13) В сущности, если посмотреть трезво, физическое упражнение это довольно (современный автор непременно написал бы «достаточно») скучное, абсолютно однообразное и не сулящее даже в конце ничего такого, что было бы присуще именно этому(-й) партнеру(-ше) (А. Кабаков. Старик и ангел).
Объектом актуализации могут быть и графические особенности текста.
(14) А я стою, держась, как за последнюю соломину, за свою придурошную сигарету, и точно знаю, что бог случайностей (напишу его с маленькой буквы) такого не прощает (И. Сахнов-ский. Ревнивый бог случайностей).
Организуя повествовательную структуру текста, автор в некоторых случаях соотносит описываемые события и характеристики с уже известными, он направляет восприятие читателя, заставляя его вспомнить «предтекст» и соотнести факты или героев в разных ситуациях. Такое построение текста требует особой активности читателя, который самостоятельно сопрягает разные пространственные и временные планы произведения и осуществляет их переключение.
(15 )Или мать, глядя на свою сотоварку (ту самую!): «Боюсь, что она будет умирать, как Надя... » (М. Цветаева. Дом у Старого Пимена).
(16) Автор прибегнул к древнему, как мир, приему, а именно - к плагиату. Да-да, к бесстыдному, подчас искусному, но оттого еще более мерзкому плагиату. Чтобы убедиться в этом, достаточно внимательно перечесть главку «Крах» из книги Джорджа Ермо «Als Ob» (цитату из нее мы только что привели выше) (Ю. Буйда. Ермо).
Подобное «внутритекстовое» взаимодействие может иметь и противоположную направленность, отсылая читателя к последующей информации.
(17) Мне следовало охранять не свои человеческие представления о должном, а существующий порядок вещей - вернее, не сам этот порядок, а так называемую связь времен (позже я объясню, что это) (В. Пелевин. Любовь к трем цукербринам).
Определенная информация может специально актуализироваться автором, тем самым он не только обращает внимание читателя, но и передает свое восприятие ситуации.
(18) Выглянув из столовой, вижу, как Сережа, с все еще любезной улыбкой, слегка подается от неуклонно, с бесстрашием Рока надвигающейся на него шубы, в которой (май!) узнаю Д. И. Иловайского (М. Цветаева. Дом у Старого Пимена).
(19) Мать брала его за руку (при всех! при пацанах!). Донесем, сынок? Как думаешь? Справимся? (М. Степнова. Безбожный переулок).
Один из способов такого взаимодействия повествователя с читателем - подчеркивание определенной детали в контексте.
(20) И вот, подсознательное (подчеркиваю это трижды) вымещение на дочерях собственной загубленной жизни (М. Цветаева. Дом у Старого Пимена).
(21) Много позднее я узнал, что в эти самые июльские дни был осужден и вскоре погиб в лаге-
ре генерал Пядышев, командующий группой армий, за то, что начал он самовольно (!) возводить эти самые Лужские укрепления (Д. Гранин. Мой лейтенант).
Подобное акцентирование достаточно ярко проявляет отношение автора к описываемым героям и ситуации, а взаимодействие автора с читателем определяет внутреннюю диалогичность текста.
(22) Она весело (да: весело) кивнула мне; кивнул и тот - высунувшись на секунду из-под своего лбяного навеса (Е. Замятин. Мы).
(23) - Для Средневековья смертность была относительно низкой - процентов двадцать пять, не более... (Не более?!) (Д. Рубина. Русская канарейка. Голос).
Повествователь в данном случае, прогнозируя читательскую реакцию на передаваемую информацию, возвращается к ней во вставке, которая прямо адресуется читателю как ответная реплика диалога.
В некоторых вставных конструкциях автор не только учитывает, но и конкретно описывает предполагаемую читательскую оценку происходящего.
(24) Такие мечты, такие видения были мне чрезвычайно приятны, причем (хоть это и может показаться весьма странным и противоречивым), но именно это-то чувство приятности, возбуждаемое во мне подобными картинами, было мне до крайности неприятно (М. Агеев. Роман с кокаином).
Подобное прогнозирование позволяет автору создать эффект многовариативности восприятия ситуации. Оттолкнувшись от представленной оценки (а вставка в данном случае находится в препозиции по отношению к сопоставляемой информации), повествователь продолжает следовать своей логике (или логике персонажа) и раскрывать ее для читателя.
Следует отметить, что во вставке может быть представлена и моделируемая реплика читателя.
(25) В начале семидесятых в коммуналку генерала Ларионова (как, он жил в коммуналке?!) вселился новый жилец, Н. Ф. Акинфеева (Е. Во-долазкин. Соловьев и Ларионов).
В других случаях вставка может содержать предполагаемый ответ повествователя (учитывающий типичную читательскую реакцию).
(26) Мужа она ненавидела за маленькую зарплату и большой член (да, бывает и такое), детей скорее любила - но проявлялась эта любовь тоже как ненависть, и они ее боялись (В. Пелевин. Любовь к трем цукербринам).
Диалогичность текста может определяться вариативностью представленной информации.
(27) Ральфу в свое время повезло (или не повезло) попасть в Дом накануне выпуска, так что подобного рода высказывания не преследовали его годами, как остальных (М. Петросян. Дом, в котором...).
При этом подобная вариативность часто связана с языковой игрой автора, актуализированной с помощью вставки.
(28) Арсению больше не было холодно, ибо не может же быть холодно пребывающему в чужом теле. Напротив, он явно чувствовал, как (не) его тело наполнилось силой и уверенно двигалось навстречу рассвету (Е. Водолазкин. Лавр).
(29) Ко всеобщей пастернаковской травле подключилась моя иногородняя вторая половина -та, ради (из-за?) которой я уехал на заморозки (М. Елизаров. Мы вышли покурить на 17 лет.).
Вставная конструкция может содержать и прямое обращение автора (повествователя) к читателю.
(30) Огарев плелся по переходу, жуя, как бул-гаковский Бегемот (Помните? «Машину зря гоняет казенную», - наябедничал и кот, жуя гриб), только не гриб, а какое-то жалкое подражание хот-догу (М. Степнова. Безбожный переулок).
При этом наиболее характерны подобные вставки для произведений, в которых повествователь является активным участником событий.
(31) И я понял: если даже все погибнет, мой долг (перед вами, мои неведомые, любимые) -оставить свои записки в законченном виде (Е. Замятин. Мы).
Значительно реже автор (повествователь), обращаясь к читателю, побуждает его к каким-либо действиям.
(32) Вот еще что (кому не лень, иди, посмотри!): каждый день в без пяти семь утра к новой стройке народного дома, как раз к тому месту где была торговля «Ратчин и Сын», приходит каждый день древний старик ... (Б. Пильняк. Голый год).
(33) В русской литературе Фру-Фру - имя лошади Вронского, той лошади, которую он погубил по ошибке, на скачках, неловко опустившись ей с размаху на круп и переломив спину пополам (там дефис хрустнул; где тонко, там и ломается; господи, какой гениальный писатель, почитайте, кто не читал), - это, конечно, предвестие гибели Анны Карениной (Т. Тол-
стая. Му-Му и Фру-Фру: исчезновение Больших Смыслов).
Обращение автора может быть адресовано не только читателю, но и одному из героев произведения. В этом случае в тексте возникает особый тип корреляции: автор - предполагаемый читатель - персонаж.
(34) Но ведь не сию же минуту, - сказал Цин-циннат, удивляясь сам тому, что говорит, - я не совсем еще подготовился... (Цинциннат, ты ли это?) (В. Набоков. Приглашение на казнь).
Автор может предложить читателю самостоятельно смоделировать и представить в деталях определенную ситуацию. Для этого он в одних случаях указывает на изменившиеся условия, адресат же самостоятельно должен дорисовать предполагаемую картину.
(35) Но разве Иванову (находись он в состоянии смешливости) веселые реплики актеров, возбуждающие эту смешливость, были менее интересны и важны, разве он не с такой же настойчивостью, как в драме, к ним бы прислушивался? (М. Агеев. Роман с кокаином).
В других случаях при указании на причину (или условие) автор предлагает читателю самостоятельно раскрыть логические связи и зрительно представить новую ситуацию.
(36) Более длительное путешествие [мыши] - в кухню; оно очень опасно (кошка) (М. Осор-гин. Сивцев Вражек).
Представленные во вставке вопросы (которые связаны с субъектно-речевым планом как повествователя, так и персонажа) также могут служить поводом для ситуативного моделирования.
(37) Подсобка послушно остановила свое противозаконное кружение. Твердое оказалось столом, на котором она сидела (как? когда? почему?), а Машков, красный, почти неузнаваемый, трясущимися руками застегивал пуговицы на ее халатике (М. Степнова. Женщины Лазаря).
Особый тип коммуникации повествователя с читателем возникает при взаимодействии вставных конструкций с интертекстом, когда вставки становятся «местом» соотнесения различных литературных контекстов. С их помощью автор отсылает читателя к определенному эпизоду другого произведения, заставляя вспомнить его и соотнести с данным контекстом.
(37) Мать, статная полнорукая дама, называвшая самое себя бой-бабой или казаком (след смутных и извращенных реминисценций из «Войны и мира»), превосходно играла русскую
хозяйку, имела склонность к теософии и порицала радио, как еврейскую выдумку (В. Набоков. Защита Лужина).
Такое соотнесение усложняет информативную структуру произведения, делая ее более многоплановой и разветвленной.
Достаточно часто подобные вставные конструкции используются для создания комического эффекта, актуализируя речевую игру автора.
(38) Безупречно выполненный приказ как будто вычеркнул из числа живых не только нелепого подростка (экспертиза показала, что невинно убиенный был накачан брагой до миндалин, до детских припухших желез), но и самого Огарева (М. Степнова. Безбожный переулок).
(39) Арсений часами наблюдал за качанием ее вымени и иногда припадал к нему губами. Корова (что в вымени тебе моем?) не имела ничего против, хотя всерьез относилась лишь к утренней и вечерней дойке (Е. Водолазкин. Лавр).
Вставка может отображать не только взаимодействие художественных текстов, но и устанавливать связи с произведениями изобразительного искусства. Автор в этом случае предлагает читателю соотнести два зрительных плана: мир, описываемый им, и образный мир живописного произведения.
(40) Лида... отходила налево, к скалам (прозванным ею айвазовскими), пока купались мальчики (В. Набоков. Подвиг).
В данной вставке не только наблюдается элемент коммуникации автора с читателем (которому в этой ситуации предлагается вспомнить творчество художника, выбрать одну или несколько картин, где изображены скалы, и через это представить описываемую реальность), но и актуализируется взаимодействие различных субъектно-речевых планов (поскольку определение скал как «айвазовских» относится к речевому плану персонажа).
Таким образом, проведенный анализ позволяет сделать вывод, что разнообразие рассмотренных нами средств создания образа автора (повествователя) и моделирования его коммуникации с читателем позволяет говорить о важной конструктивной роли вставных конструкций в плане создания диалогичности художественного текста.
Дата поступления статьи в редакцию: 22.09.2015 Дата принятия статьи к печати: 12.11.2015
