CC BY
41
УДК 82.0 (470.41)
ВСЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ТИП И ТИП НАЦИОНАЛЬНЫЙ
Кадырова А.О.
Проблема диалектики общего и национального ставится в статье на примере пьесы Гаяза Исхаки. Внутренний психологический мир татарской девушки, драма неразделенной любви, которую она переживает, естественным образом перетекает у драматурга в драму общечеловеческого звучания.
Ключевые слова: тип, характер, национальный, общечеловеческий.
Kadirova A.O. All-human type and national.
The problem of common and national dialectics is issued in the article by the example of the Gayaz Ischaki play. Inner psychological life of a Tatar girl, drama of undivided love, transform to common to all mankind drama by the playwright.
Key words: type, character, national, common to all mankind.
Единый человеческий характер, поднимающий национально-особенное до общечеловеческого уровня, нарисован в драматургии Гаяза Исхаки. Талантливый писатель, давший образы широкого эпического обобщения, он и в драматургии заявил о себе как смелый новатор. Уже ранняя пьеса автора - «Брачный договор» (1907) - стала доступна широкому кругу читателей. Благодаря участию Горького, перевод ее позднее был напечатан на страницах петербургского журнала «Заветы». И уже в пору полного расцвета своего таланта, он создал пьесу, получившую название «Мугаллима» (1913). Прямой перевод здесь никак не в состоянии охватить того богатства оттенков, которое вызывает в татарском сознании это арабское заимствование. Помимо своего указания на учительскую профессию, оно заключает в себе еще и глубокий пиетет перед миром, который отличается от обычной повседневности - перед светом знаний, образованности и культуры. Стезя свободного творчества, науки, но не школярства, не обучение под внешним давлением, - вот какой круг представлений вызывает понятие «мугаллима», весьма отличающееся от русского варианта - «учительница». И естественно, что героиня, выступающая под этим высоким титлом, и в самом деле должна выделяться достоинствами, которые могут быть отнесены только к высокоразвитой, духовно совершенной личности. Таким образом, уже само название у Исхаки во многом определят и сам тип личности, который он избрал для своего рассмотрения и который, как увидим, делает уверенный шаг в ряд типов общечеловеческого плана.
Женская тема - традиционная для татарской драматургии. И женщина на ее страницах в большинстве своем фигурировала лишь как жертва, она оставалась под давлением неодолимых для нее надлично-внешних, социальных, исторических сил. Бесконечная череда несчастий и проистекающее из этого чувство горечи, боль - вот какую картину рисуют в своих произведениях татарские писатели-драматурги. [Подробнее об этом в нашей работе «Пьесы Исхаки на тему трудовой интеллигенции». - Казань, 2006]. Против этой-то традиции в изображении женщины, против мотива полной предопределенности ее судьбы, которую она воспринимает как свой неизбежный удел, и выступил Исхаки в своей пьесе «Мугаллима». Внешне она вполне укладывается в рамки национальной драматургии женской тематики. Героиня ее - молодая девушка, мугаллима Фатыма. Свою учительскую профессию она воспринимает как свой долг, как истовое служение народу, делу подъема его образованности, культуры. Ее любят ее подопечные - дети, а красота, обаяние, ум, которыми наделила ее природа, вызывают одно лишь восхищение. Но счастье для нее оказалось недостижимым, как и для большинства героинь татарской драматургии, сопоставимых с мугаллимой по печальному итогу своей судьбы. Пьеса завершается грустно щемящей картиной - не встретив ответного чувства, девушка навсегда остается одна. Изменить что либо в своем положении она не может, как не могут это сделать задавленные нуждой и горем героини «социальной»» ветви татарской драматургии.
Но эта общность, о которой мы ведем речь, только внешне-ситуативная. Не ситуация сама по себе - неблагополучие, несчастия, которые претерпевают персонажи, представляет главный интерес, а то, как они ведут себя при этих чрезвычайных обстоятельствах. Вот здесь-то и обнаруживается разница, которая существует между исхаковской героиней и ее предшественницами в татарской литературе. Там - расслабляющая жалость, чувство смирения, упадок перед неодолимостью судьбы, посылающей одни лишь человеческие невзгоды. Здесь же - преодоление их, духовная стойкость, твердость героини пред лицом тех же жизненных испытаний.
Каким образом, однако, оказался возможным этот непривычный для национальной литературы женский характер? В облике героини естественным образом слиты как традиционно-привычные, сугубо национальные черты татарской женщины, так и те, что были продиктованы требованиями новой эпохи. Необычная решительность, твердость в разрешении вставшей перед нею проблемы - вот что в первую очередь бросается в глаза уже при первом взгляде на исхаковскую героиню. И в самом деле - молодая девушка разом решила покончить со своим прошлым, забыть о своей любви, оставшейся без ответа. Она уезжает в совершенно безвестную даль - в Сибирь. Здесь она вливается в среду таких же молодых, деятельных, активных энтузиастов культуры, среди которых особенно выделяется влюбленный в нее молодой Габдулла. Он столь же возвышенно чист, столь же предан делу
народного просвещения, как и сама Фатыма. А успехи, которых он добился на этом поприще, выше всяких похвал. «Он дал мне вторую жизнь, - так оценивает роль Габдуллы один из его учеников. «Подобно стылой сибирской земле были застывшими (до Габдуллы) и наши чувства и мысли», -вторит ему другой. Глубоко привлекательны не одни лишь профессиональные, но и личночеловеческие качества учителя. Он рыцарски предупредителен в отношении к женщине, внимателен к нуждам своих коллег-педагогов, почтителен к родителям. И этот, быть может, самый совершенный среди людей молодой человек любит Фатыму. Любит так же преданно, истово-безоглядно, как его избранница любит другого. Образуется совершенная тупиковость, неразрешимость ситуации, в которой оказались эти, столь привлекательные сами по себе человеческие существа. Изменить себе, забыть свою любовь - они не могут. Но таков выбор, который диктует им сердце, сам склад их натуры, одинаково беспримесно-чистый, последовательный, словно высеченный из цельного куска породы. Очевидно же, что этот выбор, идущий вразрез с требованиями чистой логики, лишь осложняет их жизнь, он несет им все новые и новые испытания. Но само поведение людей, идущих столь трудными дорогами судьбы, их последовательность, твердость в состоянии вызвать один лишь трепетно-уважительный пиетет. Универсальность морально-нравственной проблематики, которую решают герои Исхаки, как вынужден решать ее в своей жизни всякий, отдельно взятый человек, естественно, обусловливает и всеобщность, узнаваемость свойств, которые они при этом проявляют. Легко узнаются они и в переживаниях молодой мугаллимы. Это страдание, боль неразделенного чувства любви, которые однако отнюдь не в состоянии совершенно подавить, парализовать ее волю.
Важнее всего, конечно, сама мотивация столь разнородных оттенков человеческого состояния. И осуществлена она в пьесе с истинным искусством художника- психолога. Уже детали сугубо внешнего плана -родопроисхождение, возраст героини, место действия - несут в пьесе глубоко характерологическую функцию. По сюжету драмы становится известно, что учительская деятельность мугаллимы продолжается вот уже четыре года, самой же ей исполнилось двадцать четыре. Известный жизненный профессиональный опыт, которым она обладает, отчасти объясняет нам и редкостное внутреннее самообладание, о котором мы наверняка можем судить на основе ее поступков. Выясняется также, что у нее нет матери - она скончалась. Отсутствие постоянной женской опеки, часто вовсе не способствующей выработке волевых качеств личности, развило в ней раннюю самостоятельность, вынужденную необходимость полагаться на собственные усилия в достижении поставленной цели. Эти-то обстоятельства далеко не в последнюю очередь и определили ее отчаянный по смелости шаг - оставить свой дом, близких. Писатель, таким образом, нашел весьма убедительный сюжетный ход, объясняющий нам необычный, последовательно выдержанный образ мышления и действий своей героини. Это полная внешняя свобода, которой она пользуется здесь, вдали от дома, освобождение от всяких лично-семейных, родственных и прочих обязательств и предписаний, накладывающих известные ограничения на характер человеческих действий. Но раскрепощение, та же свобода, которую, благодаря своим же усилиям, обрела мугаллима, ведет ее, уже на новом уровне ее сознания, к исконной, народной, национальной сути. Подобная пульсация национального и общечеловеческого начал, слитых в едином облике героини, тонко уловлена в сцене с участием родителей Габдуллы, приехавших, чтобы навестить своего сына. «Здравствуйте, абыстай (обращение к старшей по возрасту женщине), как вы добрались? Не очень утомились в дороге»? С такими же словами приветствия обращается она и к ее мужу. «Вы уж, Хазрет, - говорит она затем, - не обессудьте нас, мы ведь приучены ходить не скрываясь». Согласно мусульманскому обычаю, который она имеет в виду, женщина в обязательном порядке должна скрывать свое лицо от взора мужчины. Но вот, вопреки этому предписанию, приходится ходить «открытой». И своей интонацией, в которой и очевидная дань уважения к чувствам человека, воспитанного в иной традиции, и несомненный расчет на ответный отклик, Фатыма тонко сглаживает мотив невольной вины - «приучены ходить не скрываясь». И действительно, старый Хазрет вынужден если и не целиком согласиться с подобного позицией, то, по крайней мере, признать ее наличие. «Так оно, оказывается, так ...», -многозначительно откликается он на слова своей собеседницы.
Школа народного, этического воспитания, которую проходила мугаллима Фатыма, таким образом, позволяет ей, при всем ее почтении к кодексу национальных традиций, внести в него и существенные поправки, соответственно развивающимся потребностям жизни. Такова редкостная диалектика, пропорции которой безошибочно угадывает в своем поведении благовоспитанная девушка-мугаллима. А писатель, соответственно ситуации, высвечивает то одну, то другую сторону ее многомерного и, однако, единого в своей основе человеческого характера. В своей судьбе, весьма и весьма далекой от однозначно-светлой окраски, она напоминает участь рядовой женщины-татарки, многотерпеливой, страдающей. Но она же у писателя и инициирует жизнь, прямо определяет ее течение, ход. Отсюда и вся степень различий.
В одном случае она лишь внешний объект, принадлежность сложившегося порядка вещей, на движение которого она никоим образом ни в состоянии оказать свое воздействие. В другом - она буквально выламывается, вырывается из его строя, противопоставив ему свою самодвижущуюся,
самосозидающую волю. Там - инерция, историческая пассивность, во власти которой из века в век продолжала оставаться татарская женщина. Здесь - прямой вызов, выход из тенет гнетущей сознание косно-недвижной традиции. Но сама эта акция, оказывается, еще только первоначальный шаг в поисках путей к истинной свободе. Чтобы оставаться на уровне высшей нравственной нормы, которую он избрал в качестве своей установки, человек свободы не может допустить себе ни малейшего послабления, он снова и снова должен прилагать максимум усилий во имя утверждения своего идеала.
Подобную коллизию и демонстрирует нам Исхаки на примере своей мугаллимы, поставленной перед необходимостью выбора между голосом остающегося безответным собственного чувства любви и голосом беззаветно влюбленного в нее Габдуллы. И чем мощнее звучат волны признаний, которыми он буквально обволакивает свою избранницу, тем больше усилий вынуждена она приложить, чтобы выстоять, выдержать этот напор. Подгоняемый силою бушующей в нем страсти, Габдулла снова и снова слагает гимны во славу своей любви. Но и Фатыма, в свою очередь, последовательна, ничто не в состоянии поколебать девиз ее жизни - верность своему, столь же безответному чувству к другому. Образуется своеобразный дуэт, он сложен из двух необычных, одинаково прекрасных, тоскующих голосов любви, тщетно взывающих к ответному чувству. Но, увы - отклика как нет, так и не будет. Фатыма не допускает и мысли о допустимости жертвенно-долгого ожидания, на которое готово влюбленное сердце. «Нет, Габдулла-эфенди, я не в силах взять себе в запас твою драгоценность столь высокой пробы. Я не могу допустить, чтобы Вам, человеку, которого я люблю и уважаю как друга, я вдруг возвратила долг в купюрах фальшивого достоинства. Твоей любви, чистой, словно алмазная грань, я не в состоянии предложить свое истлевшее сердце. Его пепел улетучится при одном лишь дуновении ветра».
Таков строй ее души - необычно цельный, верный своему чувству любви и естественно обязывающий ее нести весь груз вытекающих из него переживаний. И эта работа души, связанная с проблемой нравственного самоопределения, свершаясь в ней непрестанно, изо дня в день, меняет ее, можно сказать, структурно. Оставаясь вполне обычной татарской девушкой-мусульманкой, благодаря напряжению своей внутренней жизни, она напоминает нам лучших героинь европейской сцены, взывающих не к жалости, а к мысли о красоте и величии человеческого духа, не сгибающегося даже под самыми тяжкими ударами судьбы.
