CC BY
19УДК 821.161.1 ГРНТИ 17.09
О. В. Капустина
«Вроде-бы-Христос»: образ Христа в парадигме постмодернизма (на материале романов Б. Акунина и Г. Гончаровой)
В статье представлен анализ романов Б. Акунина «Пелагия и красный петух» и Г. Гончаровой «Учиться, влюбиться... убиться?», на страницах которых описываются персонажи, по ряду признаков напоминающие Иисуса Христа. Произведение Г. Гончаровой является романом-фэнтези, в детективе Б. Акунина также присутствуют признаки этого жанра. Авторы, придав своим героям некоторые черты Христа, достаточные для его узнавания, нарисовали образы, далекие от евангельских канонов. Персонаж Б. Акунина приносит в российское общество II половины XIX века либеральные идеи XXI века, а герой Г. Гончаровой на Земле развязывает войну против представителей волшебных рас. Исследуемые произведения органично вписываются в парадигму постмодернизма, допускающую любое авторское мнение, любую, даже самую безудержную, фантазию. Романы позволяют понять, что современный литературный образ Христа далек от высокого нравственного идеала; более того, в зависимости от желания авторов, он может быть наделен заведомо отрицательными качествами.
Ключевые слова: постмодернизм, образ, жанр, фэнтези, детектив, роман, цикл, канон, толерантность.
Olga Kapustina
"As if" Christ: the Image of Christ in the Paradigm of Postmodernism on the Example of the Novels of B. Akunin and G. Goncharova
The article presents an analysis of the novels of B. Akunin "Pelagia and the Red Rooster" and G. Goncharova "Learn, fall in love ... kill yourself?". On the pages of which characters are described on a number of signs resembling Jesus Christ. The work of G. Goncharova is a fantasy novel, in detective B. Akunin there are also signs of this genre. The authors, giving their heroes some features of Christ, sufficient for his recognition, drew images far from the gospel canons. Hero B. Akunin brings to the Russian society of the II half of the XIX century liberal ideas of the XXI century and the hero G. Goncharova on Earth unleashes a war against representatives of the magic races. The researched works organically fit into the postmodernism paradigm, which allows any author's opinion, any fantasy, even the most unrestrained. The novels make it possible to understand that the modern literary image of Christ is far from a high moral ideal; Moreover, depending on the wishes of the authors, he may be endowed with obviously negative qualities.
© Капустина О. В., 2019 © Kapustina O., 2019
Key words: postmodernism, image, genre, fantasy, detective story, novel, cycle, canon, tolerance.
К образу Иисуса Христа так или иначе обращались многие выдающиеся деятели русской культуры XIX - XX веков. Однако понимание этого образа весьма разнится в зависимости от того, через призму какой парадигмы он рассматривается. Для произведений XIX века характерно обращение к Христу как к нравственному идеалу. На рубеже XIX - ХХ веков, как отмечают современные исследователи, «в трудах Д. С. Мережковского, В. А. Розанова, в произведениях В. Брюсова, А. Блока, З. Гиппиус и других философов, поэтов и писателей Серебряного века мы видим уже не бога-истину, а бога-гипотезу» [11]. И совершенно иначе выглядит Христос в произведениях эпохи постмодернизма, в основе которых «лежит осознание относительности всех истин, исчерпанности ресурсов разума, скептицизм, тотальный плюрализм, принципиальная установка на открытость, размывание всех границ и ограничений, отмена всех табу» [16, с. 7]. При этом, как справедливо замечает М. Н. Липовецкий, «в отличие от классицизма или средневековой литературы, постмодернизм оперирует не одним каноническим языком, а многими языками и традициями различных, хронологически и эстетически несовместимых эпох и культур, как бы одновременно сосуществующих в едином духовном пространстве» [13]. Постмодернизм как целостная художественная система и культурная эпоха берет свое начало в конце 60-х - начале 70-х годов ХХ века, хотя сам термин начал употребляться значительно раньше.
Прежде чем обратится к рассмотрению заявленных произведений, нужно вспомнить роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», который является предтечей целого ряда произведений, созданных современными авторами. Конечно, он написан в 1940 г., т.е. вне эпохи постмодерна, однако содержит ряд присущих ей черт. Прежде всего, автор предлагает образ Иешуа Га-Ноцри, который весьма отличается от традиционного евангельского образа Иисуса Христа. Факт признания автором возможности отступления от признанных канонов в романе подтвержден словами Коровьева: «Все зависит от того, с какой точки зрения смотреть на предмет, все... условно и зыбко» [5, c. 97]. Исследователи признают неканоничность булгаковского персонажа, при этом их оценки данного образа двояки. Первые, среди которых Ф. Рубини, восхищаются Га-Ноцри: «он представляет собой всего лишь персонифицированный образ морально-философских представлений всего человечества, его нравственного закона» [17]. Вторые, в том числе Н. К. Бо-нецкая, признают дьявольскую природу встроенного романа: «Именно Во-
ланд инспирировал Мастера - автора романа о Пилате, передав ему свое
118
видение великих событий» [4, с. 103]. Православная церковь в лице протодиакона А. Кураева однозначно отказываются видеть в Га-Ноцри что-либо положительное: «Образ Иешуа <...> не есть икона. Это не тот Лик, в который верит сам Булгаков. Писатель создает образ вроде-бы-Христа, образ довольно заниженный и при этом не вызывающий симпатий у самого Булгакова» [12].
Гений М. А. Булгакова, побуждающий приверженцев его творчества творить в заданном мастером русле, и неоднозначное отношение жителей современной России к действующей православной церкви обусловили появление на страницах современных произведений персонажей, по ряду признаков, напоминающих Иисуса Христа, но абсолютно не вписывающихся в канонические рамки. Отступление от установленных догматов и христианских традиций в художественном произведении проще всего реализовать в жанре фэнтези, основанном на сюжетном допущении иррационального характера [7, стб. 1161]. Более того, именно фэнтези постмодерна предоставляет авторам безграничные возможности для моделирования собственных реальностей и освобождение от каких-либо запретов.
Задача данного небольшого исследования - на примере произведений Б. Акунина (Г. Ш. Чхартишвили) и Г. Д. Гончаровой определить черты появившихся на страницах русского фэнтези подобных литературных героев, каждого из которых условно, вслед за А. Кураевым, можно именовать «вро-де-бы-Христос».
Сначала обратимся к творчеству Б. Акунина - создателя нескольких серий «исторических» детективов. Нас будет интересовать только последний из трех романов законченного цикла «Провинциальный детектив, или Приключения сестры Пелагии». Действие романов о православной монахине происходит в российской глубинке, в Заволжской губернии во II половине XIX века. В первых двух романах «Пелагия и белый бульдог» и «Пелагия и черный монах» (2001) автор рисует картину некоего «зачарованного царства», где «тишь и благолепие» [1, с. 5, 7], созданного трудами владыки Мит-рофания и его единомышленников. Однако этот земной рай начинает постепенно разрушаться из-за вмешательства центральной власти, в частности, из-за действий представителей Святейшего Синода, и в последнем романе «Пелагия и красный петух» (2003) окончательно перестает существовать.
Третий роман цикла - «Пелагия и красный петух» - весьма неоднозначен. Исследователи спорят о его жанровых особенностях. Если, по мнению А. А. Дубаковой, жанр «поначалу как бы сводимый только к детективу, к
третьему роману... усложняется до агиографии» [8, с. 260], то Т. А. Снегирева и А. В. Подчиненов жанровой доминантой романа считают «трагифарс, что обусловлено приобретающим все большую глубину конфликтом истинной веры и веры огосударствленной» [18, с. 78]. А. В. Казачкова полагает, что Б. Акунин «посредством ряда постмодернистских приемов. "обновляет классический детектив", нередко пародируя устоявшиеся штампы и "застывшие" схемы, жанровые в том числе. Прозаик выходит за традиционные рамки детектива, посредством использования элементов готики, исторического романа, уделяя большое внимание историческому колориту, психологическим конфликтам, обыгрывает "женскую" детективную традицию» [10, с. 21]. В итоге исследователь характеризует рассматриваемое произведение как «постмодернистский детективный роман» [10, с. 21]. Можно согласиться с мнением Т. И. Хоруженко о том, что «границы между различными жанрами на поле массовой литературы весьма условны и проницаемы» [19, с. 215]. На наш взгляд, в романе имеются черты жанра фэнтези, о чем свидетельствуют следующие признаки: присутствие среди персонажей некоего лица, способного совершать действия, не объяснимые с точки зрения законов природы, и наличие межвременного портала, связывающего российскую реальность II половины XIX века и Палестину времени распятия Христа.
Среди действующих лиц третьего романа серии о приключениях православной монахини Пелагии, которая, обладая острым умом и наблюдательностью, распутывает детективные загадки, появляется некое лицо, называющее себя Эммануилом («С нами Бог» - Мтф. 1:23»), в народной интерпретации - Мануйла. Этот персонаж за три года до описываемых событий попадает в Россию из Палестины, выйдя из пещеры вместе с красным петухом к деревне Строгановке, что находится у первых отрогов Уральских гор. Он необыкновенный человек: возвращает дар речи немой девочке, читает лица, «как другие читают книги» [2, с. 301], и поэтому может рассказать любому встречному «всю его «жизню», притом в подробностях, о которых мало кому известно» [2, с. 247]. Что нам позволяет соотнести Мануйлу с Христом? Во-первых, он сам это утверждает: «когда я выучился русской грамоте и почел Новый завет, меня как громом ударило... чем дальше я читал, тем яснее становилось: это про меня, это я - Распятый! Я - Распятый» [3, с. 249]. Во-вторых, его узнал обер-прокурор Священного Синода Константин Петрович Победин, которого сам Мануйла называет «прокуратором»: «Это ты? Ты? Сам же себе и ответил: "Ты.". И я понял, что он догадался» [3, с. 262]. В-третьих, как уже было отмечено выше, собеседник «прокуратора» умел совершать действия, вызывающие удивление своею необычностью (творил чу-
деса?). В-четвертых, он рассказывал своим последователям про Святую Землю и «ишто про то, как по правде жить» [2, с. 113].
Здесь нужно сказать о несомненном булгаковском влиянии на автора. Прежде всего, как и во встроенном романе Булгакова, в исследуемом произведении имеет место беседа «Христа» с «прокуратором». Далее, в романе Б. Акунина за новоявленным пророком подобно Левию Матвею неотступно идут последователи-одиночки, оставившие свои прежние занятия. Внешний вид обоих персонажей весьма непрезентабелен: в романе Булгакова Иешуа «был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба» [5, с. 24]. Акунинский Ма-нуйла более колоритен: «вовсе без порток, в одной холстине, поверху бласной веревкой опоясан» [2, с. 111]; или: «Бродяга в грязном балахоне, перепоясанном синей тряпкой. В руках он держал суковатую палку, а на ногах у него были крестьянские лапти, перепачканные засохшей глиной. Кудлатая башка непокрыта, а за спиной на веревке мешок - в стране Пейл такие называют "сидорами"» [2, с. 295]. Да и последователи его глаз не радуют: «Большинство "найденышей" весьма неприглядны на вид. Уродливые, пропитые, с проваленными от сифилиса носами» [2, с. 245]. Оба героя обращают внимание своих собеседников на то, что в канонических евангелиях слова и деяния Христа сохранены для потомков неправильно: «он неверно записывает за мной» [5, с. 27], - говорит Га-Ноцри о Левии Матвее; «многое в этой книге перепутано и пересказано неверно, там полно всяких небылиц» [3, с. 249], -утверждает Эммануил-Мануйла после прочтения Евангелия. Нельзя забывать и о присутствии в романах «темы петуха»: у Акунина красный петух является ключом к переходу между двумя временами, у Булгакова в главе «Слава петуху» птица спасает Римского своим криком от нежити.
Итак, Эммануил-Мануйла неожиданно появляется в XIX веке. Несмотря на то, что первые впечатления о нем различны (сельский староста определяет его как «чистого урода, какие в городах у церквы христорадничают», «нелепым человеком» называет житель нового Содома, «потешным пророком» -девушка-еврейка), все они имеют некую отрицательную составляющую. Простой народ Христа не узнает: «врет - заслушаешься» [3, с. 70]. Тема не-узнанности повторно пришедшего в мир Христа не нова. К ней, например, обращался Саша Черный в стихотворении «Легенда», где пришедшего тоже называли недобро «сумасшедшим бродягой» и «жидовским шпионом» [20, с. 35]. Однако Христос Саши Черного, тихо проходя по военным дорогам, печалился о людях [см. подробнее: 9]. Мануйле глубокая печаль не свойственна, напротив, по его мнению люди «стали лучше, чем раньше» [3, с. 262]. В
романе он «беззаботно смеялся» [2, с. 297], беседуя с членом раввинского совета города Ерушалаима Ароном Шефаревичем, позже - с еврейскими переселенцами. Правда, один раз он все же заплакал из-за невозможности «вернуться к своим» [3, с. 254].
Теперь нужно вспомнить о самом главном антагонисте Мануйлы - обер-прокуроре Святейшего Синода Константине Петровиче Победине, прототипом которого, безусловно, является К. П. Победоносцев. Даже описание внешности главного злодея Б. Акунин дает по известному портрету реального обер-прокурора, написанному А. В. Маковским: «аскетичное лицо, строго сдвинутые брови и несколько оттопыренные уши» [3, с. 177]. Победин приказал умертвить пришельца, боясь допустить безверие и падение нравственности. А вот что писал сам Победоносцев, констатируя наличие в русском обществе этих бед: «Масса людей, недовольных своим положением, недовольных тем или другим состоянием общественным, и ослепленных или диким инстинктом животной природы, или идеалом, созданным фантазией узкой мысли, - отрицая всю существующую, выработанную историей экономию общественных учреждений, отрицая и Церковь, и государство, и семью, и собственность, - стремится к осуществлению дикого своего идеала на земле» [15, с. 279]. И такому человеку Мануйла изложил следующие взгляды: «Про церковь я сказал ему, что ее вовсе не нужно. И попов не нужно. Всякий должен свой путь пройти сам и поводырем может стать любой хороший человек, а иногда даже и плохой, такое тоже бывает. И что это за ремесло такое -поп? Еще неизвестно, сам-то он хороший человек или нет. И почему только мужчины могут быть попами? Разве женщины не добрее и не самоотверженнее мужчин?» [3, с. 261].
Рассуждения о физической любви новоявленного «Христа», которыми он делился с собеседниками уже позднее в Палестине, тоже Константина Петровича в любой его ипостаси (и героя романа, и реального куратора Русской православной церкви) не порадовали бы: «В плотских ласканиях греха нет, и, наоборот, грех против Бога совершают те, кто свою плоть иссушает воздержанием» [3, с. 260]. Говоря о жителях нового Содома, «преловкий субъект» [2, с. 247] Мануйла фактически благословляет их: «Пускай их, если им так радостней. Радость свята, это горе - зло» [3, с. 144]. Да и слова аку-нинского героя о любви как таковой весьма провокационны: «Не стремись любить весь мир, на это мало у кого любви достанет.Не разжижай свою любовь. Лучше люби родных и друзей, зато всей душой, Если совсем мало сил - люби самого себя, но только искренне и верно. Не изменяй себе. То есть не изменяй Богу, потому что Он - твое истинное "я". И если будешь ве-
рен себе, то уже этим спасешься» [3, с. 263-264]. Приятные многим слова Мануйлы можно перевести, как призыв жить, исходя из собственных устремлений, даже если они не очень «хорошие», не распространяя любовь на тех, кто тебе не очень близок или на кого не хватит сил (соседей, земляков.). Таким образом, пусть неухоженный, но ласковый и милый персонаж Б. Акунина проповедует индивидуализм, даже эгоизм и необязательность какой-либо любви, скажем, к Родине, как к большой, так к малой, к ее истории..., если такая любовь противоречит «твоему истинному я» или на нее просто не хватает сил. Интересно, что главная героиня романа, она же православная монахиня, ставшая впоследствии преданной последовательницей акунинского «Христа», еще до встречи с ним походя унижает национального героя России, прославившегося в битве с иноземными захватчиками: «Что хорошего в вашем Пересвете? То есть для княжества Московского и русских он, конечно герой, но Христос-то ведь не за княжество Московское на крест взошел и не за единую только нацию, а за все человечество. У татарина этого, Челибея, которого Пересвет сразил, тоже живая душа была» [2, с. 178].
Самое главное отличие акунинского «вроде-бы-Христа» от канонического, на наш взгляд, заключается в следующем: евангельский Христос ходил по городам и селениям, проповедуя в синагогах, исцеляя болезни и немощи. Толпы народа слушали его речи. В Евангелии от Иоанна прямо сказано: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется, и войдет и выйдет, и пажить найдет» [Ин. 10:9]. Даже само имя Иисус означает «Спаситель»: согласно Евангелию от Матфея: «. и наречешь ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов» [Мтф. 1:21]. Совсем по-другому общение с народом происходит у Мануйлы. Он ходит по миру, беседует со случайными встречными, но по сути - всегда одинок. Его немногочисленные последователи -неприглядные «найденыши» - направлялись в Палестину отдельно от него, а добровольные охранники всегда держались поодаль, так как желающему идти за ним он честно говорил: «И идти со мной тебе тоже не нужно. Со мной ничего не будет, Бог защитит меня от напастей. Меня, но не тех, кто со мной. Поэтому я теперь всюду хожу один» [2, с. 302]. Таким образом, аку-нинский «вроде-бы-Христос» не может быть назван Спасителем, напротив, он опасен для своих попутчиков и собеседников. Автор с удовольствием рассказывает об их чаяниях: девочка Дурка мечтала о путешествии в Святую Землю вослед за «Амануилом», юноша-еврей Шмулик - о спасении человечества и о выгодной женитьбе, переселенка Малке - о процветании коммуны и о любви Магеллана. Однако все эти мечты заканчиваются «костяным хрустом» [2, с. 137], «писком в цыплячьей грудке» [2, с. 318] или «суком в глаз-
нице» [3, с. 81]. Нужно заметить, что своим одиночеством «Христос» Б. Аку-нина опять-таки похож на Иешуа Га-Ноцри, который пришел в Ершалаим «через Сузские ворота. в сопровождении одного Левия Матвея» [5, с. 31].
С целью укрепления людей в вере евангельский Иисус Христос совершает ряд чудесных деяний: «Когда не верите Мне, верьте делам Моим, чтобы узнать и поверить, что Отец во Мне и Я в Нем» [Ин. 10:38]. На своем пути он исцеляет бесноватых и расслабленных, слепых и прокаженных; воскрешает сына вдовы и дочь начальника синагоги. В Евангелии от Марка описан процесс возвращения дара речи глухонемому: «Привели к Нему глухого косноязычного и просили Его возложить на него руку. Иисус, отведя его в сторону от народа, вложил персты Свои в уши ему и, плюнув, коснулся языка его; и, воззрев на небо, вздохнул и сказал ему: "еффафа", то есть: отверзись. И тотчас отверзся у него слух, и разрешились узы его языка, и стал говорить чисто» [Мк. 7:32-35]. Мануйла совершает нечто подобное, «слечив от немотки» Дурку: «повел меня на речку, велел разболочься (раздеться) нагола. Зачал водой на темко (темя) поливать, по плечам оглаживать. Так-то сладко! И наговор приговариват, волшебной.. Я как заору. Словами заорала» [2, с. 123]. Во втором описании настораживают многословность целителя, более свойственная магам и волшебникам из романов фэнтези, и присутствие некой эротической составляющей. Уже вновь возвратившись в Палестину, в беседе с Пелагией акунинский герой признает: «Да, надежда на чудо - глупость. И бессмыслица» [3, с. 258]. При этом он поразил монахиню, «сказав, что не знает, есть Бог или нет» [3, с. 263]. Как в таком контексте рассматривать возвращение Дурке дара речи? Божественная ли природа у содеянного им чуда? Может быть, и прав был лукавый «прокуратор» Константин Петрович Побе-дин, в разговоре с Бердичевским называя Мануйлу Антихристом?
В одиночку путешествуя по России, Мануйла общается с представителями всех классов и сословий, жителями городов и деревень вне зависимости от их возраста и образования (деревенская Дурка, боровский купчина, дворянин Победин.). Рассуждая о праве женщин становиться попами, он демонстрирует гендерную толерантность, оправдывая жителей нового Содома -сексуально-ориентационную, говоря о своей необходимости калекам-мизераблям - физиологическую и маргинальную. О религиозной терпимости акунинского героя можно судить по его следующим словам: «Теперь нужно по-другому. Не оглядываться на грозного Вседержателя, а вслушиваться в собственную душу» [3, с. 261-262].
Конечно, мировая история знает многочисленные антиклерикальные идеи и попытки примирить плотскую любовь и духовность, но та совокуп-
ность суждений, которую высказывает в романе якобы рожденный в Палестине две тысячи лет назад путешественник во времени, вполне соответствует «Декларации принципов толерантности», утвержденной Генеральной конференцией ЮНЕСКО в 1995 году, и может быть соотнесена практически с каждым из двенадцати видов толерантности М. С. Мацковского [см.: 14]. По мнению А. А. Дубаковой, Эммануил-Христос высказывает «радикальные европейские либеральные взгляды» [8, с. 262]. Таким образом, последнее произведение трилогии о Пелагии вряд ли можно считать имеющим черты исторического романа. Скорее всего, мы наблюдаем помещение в исторический антураж XIX века персонажа с либеральными взглядами, характерными для конца XX - начала XXI века. Принцип историзма, предполагающий познание явлений и процессов прошлого в их развитии и в соответствии с порождающими их условиями, автором не реализуется.
Совершенно иной образ «вроде-бы-Христа» можно увидеть в романе Галины Гончаровой «Учиться, влюбиться... убиться?» (2014), первом из цикла «Магический универ». Какое-либо влияние М. А. Булгакова здесь отсутствует. Скорее всего, на трактовку образа повлияли личные негативные впечатления автора от встреч с представителями христианской церкви. Перед нами роман-фэнтези о «попаданке» Юльке, прошедшей через портал в параллельный мир, населенный наряду с людьми магическими существами различных рас. Христос как первопричина неприятностей магического мира упоминается в самом начале романа. То, что речь идет именно о нем, можно понять по времени его деятельности - две тысячи земных лет тому назад и по названию его последователей - преподаватель магической академии именует их «новоявленными христианами».
Характеризуя данного персонажа, рассказчик называет его «гениальным колдуном..., но в то же время сумасшедшим» [6, с. 13], при этом употребляет эпитеты «подонок», «придурок» и «мерзавец» [6, с. 13-14]. Вина данного «Христа», судя по словам представителя магического сообщества, заключались в том, что он запер ворота между двумя мирами и насадил в мире, в который ушел, «чрезвычайно агрессивную и нетерпимую религию» [6, с. 13], лишив его магии и вынудив пойти по технократическому пути развития. При этом «он возненавидел все иные формы жизни. Мы, люди, самая многочисленная раса, но есть еще и другие. Вампиры, оборотни, друиды, эльфы, элва-ры, альвы, гномы, лешие, кикиморы... да всех просто не перечислишь!.. новоявленные христиане. рванулись истреблять всех, кто не успел удрать. Чертей возвели в ранг сил Тьмы! Про колдунов и ведьм рассказывали такое,
что повторять тошно! За несчастными вампирами и оборотнями охотились, как за дикими зверями!» [6, с. 13]
Перечисленные характеристики позволяют поставить этого персонажа в один ряд с самыми жуткими и безжалостными фэнтези-злодеями, такими как Черный властелин Саурон из трилогии Дж. Р. Р. Толкиена «Властелин колец» или темный лорд Волан-Де-Морт из серии романов о Гарри Поттере Дж. К. Ролинг, воплощающими абсолютное зло.
Подводя общие итоги, нужно сказать следующее: авторы, придав своим героям некоторые черты Христа, достаточные для его узнавания, тем не менее, нарисовали образы, далекие от многих евангельских канонов. При этом рассмотренные персонажи прямо противоположны друг другу: «Христос» Б. Акунина абсолютно толерантен, тогда как «Христос» Г. Гончаровой нетерпим к проявлениям какой-либо инаковости, т.е. по своей сути является расистом. Однако и оборванный Христос-не-Спаситель Б. Акунина, и колдун Г. Гончаровой опасны для тех новых обществ, в которые попали, покинув привычные миры. Злодей из женского романа-фэнтези осознанно развязывает войну против представителей волшебных рас; добрый человек из Палестины приносит в русское общество II половины XIX века комплекс идей конца XX - начала XXI веков и между делом провоцирует окончательное разрушение заволжского «зачарованного царства». Погибает прокурор Бер-дичевский, на Пелагию объявлена охота, владыка Митрофаний теряет душевный покой. Вместе с тем, оба абсолютно непохожих образа - и Эммануил-Мануйла, и безымянный колдун, последователей которого именовали христианами, - органично вписываются в парадигму постмодернизма, допускающую любое авторское мнение, любую, даже самую безудержную, фантазию. Таким образом, исследуемые романы позволяют понять, что современный литературный образ Христа далек от высокого нравственного идеала; более того, в зависимости от желания авторов, он может быть наделен различными, в том числе заведомо отрицательными чертами.
Список литературы
1. Акунин Б. Пелагия и белый бульдог. М.: Астрель, 2000. 288 с.
2. Акунин Б. Пелагия и красный петух. М.: АСТ, 2003. Т. 1. 317 с.
3. Акунин Б. Пелагия и красный петух. М.: АСТ, 2003. Т. 2. 266 с.
4. Бонецкая Н. К. Весеннее полнолуние: «Апокрифы» Д. Мережковского и М. Булгакова // Культурология. 2018. № 1. С. 101-122.
5. Булгаков М. Мастер и Маргарита. М.: Художественная литература, 1988. 384 с.
6. Гончарова Г. Д. Магический универ. Кн. первая. «Учиться, влюбиться. убиться?» М.: Эксмо, 2014. 576 с.
7. Гопман В. Л. Фэнтези // Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. М.: Интелвак, 2001. Стлб. 1161-1164.
8. Дубакова А. А. «Европравославие» через призму литературы: «агиографические» детективы Б. Акунина // Ярославский педагогический вестник. 2011. № 1. Т. 1 (Гуманитарные науки). С. 260-263.
9. Жиркова М. А. Две легенды о Христе: Ф. М. Достоевский и Саша Черный // Вестник СПбГУТД. Сер. 2. Искусствоведение. Филологические науки. 2014. № 1. С. 55-60.
10. Казачкова А. В. Жанровая стратегия детективных романов Бориса Акунина 1990 - начала 2000 гг.: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Нижний Новгород, 2015. 23 с.
11. Корнев В. А. Фактор православия в развитии русской культуры // История государства и права. 2011. № 24. Электронный ресурс. Режим доступа: СПС КонсультантПлюс.
12. Кураев А. Мастер и Маргарита: За Христа или против. Электронный ресурс. Режим доступа: https://azbyka.ru/fiction/master-i-margarita-za-xrista-ili-protiv/
13. Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики): Монография / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 1997. 317 с. Электронный ресурс. Режим доступа: https://www.twirpx.com/file/182986/
14. Мамбетова Р. Т. Основные сферы проявления толерантности личности // Среднее профессиональное образование. 2008. № 12. С. 77-79.
15. Победоносцев К. П. Болезни нашего времени // Победоносцев К. П. Величие самодержавной власти. М.: Эксмо, 2014. С. 262-288.
16. Прохорова Т. Г. Постмодернизм в русской прозе: учебное пособие. Казань: Казан. гос. ун-т, 2005. 96 с.
17. Рубини Ф. Дьявол и Христос в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Научно-практический электронный журнал Аллея Науки. 2018. №7(23). Электронный ресурс. Режим доступа: Alley-science.ru // https://elibrary.ru/download/elibrary_35447328_66734444.pdf
18. Снигирева Т. А., Подчиненов А. В. Трилогия Б. Акунина «Провинциальный детективъ»: от водевиля к трагифарсу // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Филологические науки. 2015. № 3. Т. 1. С. 76-81.
19. Хоруженко Т. И. Русское фэнтези на границе с детективом: трансформации жанра // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2018. № 1. С. 209-216.
20. Черный Саша. Собр. соч.: в 5 т. / сост., подгот. текста и коммент. А. С. Иванова. М.: Эллис Лак, 1996. Т. 2: Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы. 1917-1932. 496 с.
References
1. Akunin B. Pelagiya i belyj bul'dog [Pelagia and the White Bulldog]. Moscow: Iz-datel'stvo Astrel' Publ., 2000. 288 p.
2. Akunin B. Pelagiya i krasnyj petuh [Pelagia and Red Rooster]. Moscow: Izdatel'stvo AST Publ., 2003. Vol. 1. М. 317 p.
3. Akunin B. Pelagiya i krasnyj petuh [Pelagia and Red Rooster]. Moscow: Izdatel'stvo AST Publ., 2003. Vol. 2. 266 p.
4. Boneckaya N. K. Vesennee polnolunie: «Apokrify» D. Merezhkovskogo i M. Bulgakova [Spring full moon: "Apocrypha" by D. Merezhkovsky and M. Bulgakov] Kul'turologiya. 2018. № 1. Pp. 101-122.
5. Bulgakov M. Master i Margarita [Master and Margarita]. Moscow: Hudozhestvennaya literatura Publ., 1988. 384 p.
6. Goncharova G. D. Magicheskij univer. Kn. pervaya. «Uchit'sya, vlyubit'sya... ubit'sya?» [Magical University. Book one. "Learn, fall in love ... kill yourself?"]. Moscow: Eks-mo Publ., 2014. 576 p.
7. Gopman V. L. Fentezi [Fantasy] Literaturnaya enciklopediya terminov i ponyatij [Literary Encyclopedia of Terms and Concepts] / pod red. A. N. Nikolyukina. Moscow: Intelvak Publ., 2001. Stlb. 1161-1164.
8. Dubakova A. A. «Evropravoslavie» cherezprizmu literatury: «agiograficheskie» detek-tivy B. Akunina ["European Orthodoxy" through the prism of literature: "hagiographic" detectives B. Akunin] YAroslavskij pedagogicheskij vestnik [Yaroslavl Pedagogical Bulletin]. 2011. № 1. Vol. 1 (Gumanitarnye nauki). Pp. 260-263.
9. ZHirkova M. A. Dve legendy o Hriste: F. M. Dostoevskij i Sasha CHernyj [Two legends of Christ: F. M. Dostoevsky and Sasha Cherny] Vestnik SPbGUTD. Ser. 2. Is-kusstvovedenie. Filologicheskie nauki [Bulletin of SPbGUTD. Ser. 2. Art criticism. Philological sciences]. 2014. № 1. Pp. 55-60.
10. Kazachkova A. V. ZHanrovaya strategiya detektivnyh romanov Borisa Akunina 1990 - nachala 2000 gg. [Genre strategy of detective novels by Boris Akunin 1990 - early 2000]: avtoref. diss. ... kand. filol. nauk. Nizhnij Novgorod, 2015. 23 p.
11. Kornev V. A. Faktor pravoslaviya v razvitii russkoj kul'tury [Orthodoxy factor in the development of Russian culture]. Istoriya gosudarstva iprava [History of State and Law]. 2011. no. 24. Elektronnyj resurs. URL: SPS Konsul'tantPlyus.
12. Kuraev A. Master i Margarita: Za Hrista ili protiv [The Master and Margarita: For Christ or Against]. Elektronnyj resurs. Rezhim dostupa: https://azbyka.ru/fiction/master-i-margarita-za-xrista-ili-protiv/
13. Lipoveckij M. N. Russkij postmodernizm. (Ocherki istoricheskoj poetiki): Monografi-ya [Russian postmodernism. (Essays on Historical Poetics): Monograph] / Ural. gos. ped. un-t. Ekaterinburg, 1997. 317 p. Elektronnyj resurs. Rezhim dostu-pa:https://www.twirpx.com/file/182986/
14. Mambetova R. T. Osnovnye sfery proyavleniya tolerantnosti lichnosti [The main areas of manifestation of personality tolerance]. Srednee professional'noe obrazovanie [Secondary vocational education]. 2008. № 12. Pp. 77-79.
15. Pobedonoscev K. P. Bolezni nashego vremeni [Diseases of our time] Velichie samoderzhavnoj vlasti [The greatness of autocratic power]. Moscow: Eksmo Publ., 2014. Pp. 262-288.
16. Prohorova T. G. Postmodernizm v russkoj proze: Uchebnoe posobie [Postmodernism in Russian Prose: A Study Guide]. Kazan': Kazan. gos. un-t, 2005. 96 p.
17. Rubini F. D'yavol i Hristos v romane M.A. Bulgakova «Master i Margarita» [The Devil and Christ in the novel by M. A. Bulgakov "The Master and Margarita"] Nauchno-prakticheskij elektronnyj zhurnal Alleya Nauki [Scientific and practical electronic journal Science Alley]. 2018. № 7(23). Elektronnyj resurs. Rezhim dostupa: Alley-science.ru. https://elibrary.ru/download/elibrary_35447328_66734444.pdf
128
18. Snigireva T. A., Podchinenov A. V. Trilogiya B. Akunina «Provincial'nyj detektiv"»: ot vodevilya k tragifarsu [Trilogy of B. Akunin "Provincial Detective": from vaudeville to trafifars]. Uchenye zapiski Petrozavodskogo gosudarstvennogo universiteta. Filologicheskie nauki [Scientific notes of Petrozavodsk State University. Philological sciences]. 2015. № 3. Vol. 1. Pp. 76-81.
19. Horuzhenko T. I. Russkoe fentezi na granice s detektivom: transformacii zhanra [Russian fantasy on the border with the detective: transformation of the genre] Vestnik Nizhego-rodskogo universiteta im. N. I. Lobachevskogo [Bulletin of the Nizhny Novgorod University. N. I. Lobachevsky], 2018. № 1. Pp. 209-216.
20. CHernyj Sasha. Sobr, soch,: v 5 t, [Sobr. op. : 5 t.] / sost., podgot. teksta i komment. A. S. Ivanova. Moscow: Ellis Lak Publ., 1996. Vol, 2: Emigrantskij uezd, Stihotvoreniya i poe-my, 1917-1932 [T. 2: Emigrant County. Poems. 1917-1932]. 496 p.
