ВОЗВРАЩЕНИЕ США НА ТИХИЙ ОКЕАН Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

М.В. Братерский, Д.В. Суслов ВОЗВРАЩЕНИЕ США НА ТИХИЙ ОКЕАН1

Аннотация. «Поворот» политики Соединенных Штатов к Азиатско-Тихоокеанскому региону рассматривается авторами как долгосрочный стратегический тренд во внешнеполитическом поведении США. Такой поворот вызван как приоритетными возможностями и угрозами, генерируемыми регионом для Соединенных Штатов, так и необходимостью сделать выбор по причине невозможности поддерживать высокий уровень вовлеченности во всех регионах мира. По мнению авторов, такой поворот американской политики представляет уникальный исторический шанс и для России, так как ввиду ряда важных обстоятельств американо-российские отношения, основанные на приоритетах АТР, могут освободиться от груза противоречий, свойственных отношениям двух стран, строившимся вокруг атлантической проблематики.

Abstract. The «turnaround» of the US policy toward Asia-Pacific is seen by the authors as the long-term strategic trend in the United States' overseas behavior. Such a turnaround is caused by the Asian-Pacific-generated opportunities and threats to the US, as well as the necessity of choice, caused by the impossibility of keeping the highest level of engagement in each and every region of the world. As the authors point out, such a turnaround in the US foreign policy creates a unique historical chance for Russia as well, as given a variety of specific circumstances the US-Russian relations based on the Asian-Pacific priorities could be unburdened of the load of immanent contradictions in the relations built around the Atlantic issues.

1 Данная статья подготовлена при поддержке гранта НИУ ВШЭ НУГ 1405-0042 «Анализ влияния структурных проблем отношений США с Россией, Китаем, Индией и Бразилией на развитие глобального управления».

Ключевые слова: США, АТР, американская стратегия, политика «разворота к Азии».

Keywords: the US, Asia-Pacific, the American strategy, the «turn toward Asia» policy.

Осенью 2011 г. устами своего госсекретаря Х. Клинтон Соединенные Штаты провозгласили новый стратегический императив -возвращение на Тихий океан. В статье, опубликованной во влиятельнейшем «Foreign Policy Magazine», Х. Клинтон писала, что после десятилетия войн на Ближнем Востоке и в Афганистане Америка должна сделать новый выбор с тем, чтобы наиболее эффективно использовать свои усилия и свою энергию и в следующее десятилетие сконцентрироваться на дипломатических, экономических, стратегических и прочих инвестициях в Азиатско-Тихоокеанский регион (1).

Чуть позже, во время визита в Таиланд в ноябре 2012 г., избранный во второй раз президентом Соединенных Штатов Б. Оба-ма подчеркнул, что его выбор Таиланда и Азии для своего первого визита не случаен, так как «США есть и будут тихоокеанской нацией. Будучи самым быстрорастущим регионом мира, Азиатско-Тихоокеанский регион определит контуры безопасности и процветания на век вперед». Поэтому, по словам Б. Обамы, восстановление американской вовлеченности в регион является главным приоритетом его президентства (6).

Еще до исторической речи Обамы в Бангкоке в ноябре 2012 г. Белый дом опубликовал новую Стратегию национальной безопасности США 2010 г. (5), которая предусматривает существенные изменения в американской глобальной стратегии безопасности. Так, в стратегии было заявлено, что «...наряду с тем, что американские вооруженные силы будут продолжать содействовать глобальной безопасности, будет необходимо изменить общий баланс в пользу американского присутствия в Азии и на Тихом океане». Вскоре после этого министр обороны США Л. Панетта заявил о постепенном переводе 60% американского флота в Азию. В качестве символического шага США разместили в австралийском городе Дарвин 2,5 тыс. морских пехотинцев (2).

Таким образом, 2011-2012 гг. стали годами «поворота» или «возвращения» Соединенных Штатов в Азиатско-Тихоокеанский регион (Х. Клинтон охарактеризовала эту политику как «опора» на Азию, Обама - как «перебалансирование» в Азию).

Что легло в основу этой стратегии, каковы ее цели и в каких стратегических условиях она начинает реализовываться?

«Возвращение» США на Тихий океан в контексте глобальной американской стратегии

Провозглашенная в 2011 г. стратегия «поворота» или «фокусирования» США на АТР стала важнейшим компонентом «большой стратегии» администрации Б. Обамы по восстановлению и укреплению американского лидерства в многополярном мире, адаптации США к новым «постгегемонистским» условиям второго десятилетия XXI в.

Адаптация политики США к новым условиям проходит с большими трудностями. Внешнеполитическая элита США медленно и болезненно сознает тот факт, что «момент однополяр-ности» с Соединенными Штатами в центре мировой системы оказался очень недолгим и эпоха неоспоримого первенства и единоличного лидерства проходит, причем эта трансформация носит весьма мучительный характер. У Америки, исторически «перепрыгнувшей» из изоляционизма в гегемонизм, из неучастия в чужих балансах сил и чужих «концертах» к управлению америкоцен-тричным миропорядком, нет опыта сотрудничества и совместного с другими державами управления многополярным миром, нет опыта равноправных отношений с другими центрами силы в рамках совместной работы по поддержанию многополярного международного порядка. Казавшиеся еще вчера неопровержимыми представления о том, как развивается мир, и основанные на них научные школы о международных отношениях и американской внешней политике оказываются ошибочными или дают серьезные сбои. США с большими трудностями нащупывают приемлемый для себя и не вызывающий резкого отторжения большинства других стран modus operandi, а потому их внешняя политика в обозримой перспективе обречена на изменения. Соединенным Штатам придется пробовать на практике применимость все новых идей, и неуспешные инструменты восстановления лидерства будут заменяться новыми, от многих из которых в дальнейшем снова придется отказываться в пользу третьих. Тем более что и мир преподносит все новые сюрпризы, на которые никто не знает, как реагировать (например, «арабская весна»), что заставляет США корректировать свою стратегию на ходу.

На фоне этих неизбежных колебаний американской внешней политики «поворот к АТР» будет оставаться наиболее стабильным направлением внешнеполитической стратегии США, которое будет занимать в ней привилегированное место в течение многих лет

и десятилетий за пределами срока работы администрации Обамы. Следует также заметить, что и фундаментальные причины поворота Соединенных Штатов к Азии начали проявляться задолго до начала деятельности президента Обамы и его администрации. Вашингтон давно понимал, что именно АТР является тем регионом, где сосредоточены одновременно основные вызовы и возможности для Америки и от развития которого напрямую зависят будущее США, их безопасность и экономическое процветание. До недавнего времени руки Соединенных Штатов были связаны инерцией политики предыдущих администраций, их ресурсы были полностью задействованы на Ближнем Востоке и в Афганистане. Сегодня, когда США начинают высвобождать эти ресурсы, они возвращаются на Тихий океан - регион, где исторически зародились их военная мощь и экономическое процветание.

Нынешняя «азиатская стратегия» Соединенных Штатов уже достаточно давно вызревала в недрах американской внешнеполитической элиты, а ее элементы формулировались еще предшественниками Б. Обамы на президентском посту. Предварительными шагами к принятию нынешней глобальной «азиатской стратегии» стали запущенные в середине 2000-х годов администрацией Буша инициативы о передислокации глобального военного и дипломатического присутствия США, предполагавшие понижение численности американских военных контингентов и штатов дипломатических представительств в Европе и их «переброску» в страны Азии и Большого Ближнего Востока. Уже тогда говорилось о том, что именно американское присутствие в АТР будет носить для страны стратегический характер, и данный регион по степени важности ставился республиканской администрацией на уровень Ближнего Востока - несмотря на то, что в последнем США вели тогда две тяжелые войны, и именно модернизация и демократизация Большого Ближнего Востока рассматривалась влиятельными тогда неоконсерваторами как ключ к обеспечению безопасности США и закреплению их глобальной гегемонии на длительный срок.

Именно в ключе подготовки почвы для принятия будущей «азиатской стратегии» нужно рассматривать один из важнейших позитивных внешнеполитических итогов президентства Буша, сближение США с Индией - второй по численности населения страной мира, обладающей ядерным оружием и широким авторитетом среди развивающихся стран, третьей после Китая и Японии державой Азии по совокупной мощи. Снятие с Индии санкций, введенных еще администрацией Б. Клинтона за проведение ею

ядерных испытаний в 1998 г., и выстраивание с ней тесного взаимодействия в сфере атомной энергетики, налаживание крупномасштабной торговли вооружениями и военной техникой, запуск комплексного стратегического диалога, охватывающего многие вопросы региональной и международной безопасности, - все это стало основой, на которой в будущем администрация Обамы приступила к качественному усилению американских позиций в регионе, укреплению старых союзных и партнерских отношений и установлению новых. Индия стала первым после окончания «холодной войны» первостепенным стратегическим партнером Америки в регионе. Дели, конечно, не стали союзником США (для Индии положение подчиненного союзника неприемлемо), но Индия заняла по отношению к Соединенным Штатам позицию дружественно-нейтральной державы, интересы которой во многом совпадают с американскими.

Политика «ребалансирования» США в сторону АТР, несмотря на ее, казалось бы, региональное выражение, имеет немаловажный глобальный аспект и свидетельствует о фундаментальной трансформации стратегии Америки. Суть этой трансформации состоит в том, что политика США по поддержанию глобального лидерства становится все более региональной. «Балансируя» в пользу АТР, США дают понять, что их присутствие в ряде других регионов мира, его характер и объем американских обязательств будут меняться. Происходит, пускай и неявный, отказ США от попыток борьбы за глобальную гегемонию. В качестве опоры глобального лидерства провозглашаются региональное доминирование (точнее, два фокуса доминирования - в АТР и в Евро-Атлантическом регионе) и развитие трудного и противоречивого взаимодействия с Китаем.

В течение двух десятилетий после провозглашения «победы» США в «холодной войне» и наступления эпохи однополярно-сти Вашингтон пытался играть роль глобального шерифа. Весь мир был провозглашен сферой важных или жизненно важных американских интересов, и Америка претендовала на то, чтобы определять повестку дня не только на глобальном, но и на региональных уровнях. Уже ко второму президентскому сроку Б. Клинтона американская внешняя политика носила интервенционистский, односторонний, мессианский и вождистский характер.

При Буше-мл., изначально критиковавшем клинтоновское «распыление», глобальная вовлеченность США приобрела еще больший масштаб. События 11 сентября 2001 г. убедили неокон-

сервативное крыло республиканской администрации, что в условиях транснациональных угроз Америка может обрести безопасность лишь тогда, когда весь мир придет к демократии, и режимы, «враждебные свободе», перестанут существовать. Соответственно, Соединенным Штатам было необходимо быть готовыми бороться с угрозами и упреждать их в любой точке земного шара, а также распространять демократию - опять-таки повсеместно.

Однако итоги внешней политики администрации Буша стали для позиций Америки в мире катастрофическими, и уже к концу 2000-х годов у США налицо были признаки имперского перенапряжения. Совокупность глубочайшего со времен Великой депрессии экономического кризиса, провальных результатов многолетних и изнуряющих войн в Ираке и Афганистане, испорченных отношений с союзниками и резкого роста антиамериканизма в мире убедила новую администрацию Б. Обамы в необходимости коренного пересмотра внешнеполитической стратегии страны. Существенной части внешнеполитической элиты стало ясно, что внешняя политика «на широкую ногу» для США стала обременительной и малоэффективной.

Опубликованная в 2010 г. Стратегия национальной безопасности Б. Обамы содержит четкую смену фокуса с внешнего мира на состояние и развитие самих США. Впервые решение внутренних проблем Соединенных Штатов стало официально рассматриваться как главный фактор успеха их внешнеполитической стратегии.

Дискуссии о том, что Америке стоит отказаться от глобальной вовлеченности и перейти к более избирательному участию в международной жизни, стали вестись с 2011 г. - вначале на неофициальном уровне. В 2011 г. Вашингтонский центр Вудро Вильсона опубликовал доклад «Национальный стратегический нарратив», авторы которого, представившиеся под символическим псевдонимом «Мг. У», указывали на то, что Америке пришло время фундаментально переосмыслить свою стратегию. По их мнению, США необходимо уменьшить географию своего присутствия в мире, особенно военного, отказаться от попыток решать все мировые проблемы и более четко выстраивать иерархию своих интересов, отделяя действительно важные цели от второстепенных.

Данный подход вскоре проявился в практической политике администрации. В 2011 г. главным индикатором изменений стал подход США к кризису в Ливии. Администрация Обамы раскололась на тех, кто настаивал на военном вмешательстве, и тех, кто выступал против. Причем к противникам военного вовлечения

США в ливийские дела относился весь военно-политический блок администрации: тогдашние министр обороны Р. Гейтс, начальник Комитета начальников штабов М. Маллен и советник президента по национальной безопасности Т. Донилон. Их аргументация заключалась в том, что Ливия не входит в круг жизненно важных национальных интересов США, а потому их участие в новой войне в мусульманском мире является излишним распылением сил, к тому же чреватым многими негативными последствиями. И хотя в том споре группировка интервенционистов во главе с госсекретарем Х. Клинтон и послом США в ООН (а теперь советником по национальной безопасности) С. Райс взяла верх, администрация сформировала четкие и отличные от прежних критерии участия США в ливийской операции. Они включали в себя отказ от наземной операции, оккупации страны и длительного государственного строительства после смены режима, передачу при первой возможности основного бремени решения возникающих проблем союзникам, а также легитимность и даже легальность операции. Сирийский кризис, где США, несмотря на всю их активность в течение 2012-2013 гг., так и не решились на воздушно-ракетные удары и заранее исключили возможность наземной операции, также подтверждает тенденцию к отказу от широкого интервенционизма.

Наконец, самым весомым фактором и индикатором «сжимания» глобального присутствия США стал начавшийся в 20112012 гг. процесс устойчивого сокращения американских военных расходов. Такое сокращение рассматривается как важнейшая составляющая выхода США из бюджетного кризиса, сокращения бюджетного дефицита и в целом финансового оздоровления Америки. Военный бюджет США на 2012 г. был меньше предыдущего на 43 млрд долл., бюджет на 2013 г. меньше бюджета на 2012 г. на 30 млрд долл. В реальности из-за так называемого «фискального разрыва» он стал еще меньше. Это неминуемо скажется на географии и масштабе американского присутствия за рубежом.

Доктринальное закрепление постепенного «сжатия» американского глобального присутствия и вовлеченности, а также уменьшение численности вооруженных сил США получили документальное оформление в январе 2012 г. в виде важнейшего программного документа «Стратегическое руководство к оборонной политике» (Strategic defense guidance). Главный тезис документа состоит в том, что в условиях дефицита финансовых средств США следует пересматривать свои обязательства по поддержанию безопасности и порядка в тех или иных регионах мира, концентриро-

ваться на главном, передавая при этом ответственность за второстепенные направления региональным игрокам. Например, от идеи передового базирования переходить к политике содействия усиления военных потенциалов союзников, а также наращивать способности США по проецированию силы. Документ также создавал доктринальные предпосылки для численного сокращения вооруженных сил США: прежде всего, он официально устранил давний ориентир американского военного строительства - быть готовыми вести две крупные региональные войны неядерными средствами одновременно.

Наконец, в преддверии президентских выборов 2012 г. в США прошла еще одна волна «больших дебатов» о том, какой должна быть их глобальная стратегия в новых условиях. Дискуссии были сфокусированы на конкретном вопросе: стоит ли Америке сокращать свое глобальное присутствие, отступать или же стоит по-прежнему пытаться нести ответственность за «мир и порядок во всем мире»? В ходе дискуссий громче прозвучала первая точка зрения. Примечательно, что эти дискуссии шли одновременно с обсуждением идеи «поворота» в АТР. Активизация тихоокеанского направления как бы дополняет более широкую реформу глобальной стратегии Америки и становится неотъемлемой частью общего процесса пересмотра США своей глобальной роли, глобальных обязательств и глобального присутствия в условиях перераспределения сил в мире, «имперского перенапряжения» военных сил США и финансово-экономических трудностей.

Как видно, «поворот в Азию» является обратной стороной процесса сжатия глобального присутствия. На другой его стороне - сокращение численности и географии военного присутствия США в мире и уменьшение их обязательств по поддержанию безопасности в некоторых регионах. Не случайно программная статья Х. Клинтон «Тихоокеанский век Америки» начиналась с того, что десятилетию «излишней» концентрации США на Ближнем Востоке надо положить конец. Разумеется, начавшаяся затем «арабская весна» скорректировала эти планы, но стратегически они остаются неизменны.

Содержательно «поворот в АТР» также тесно и гармонично вплетен в ткань общей коррекции внешней и оборонной политики США. Документ «Стратегическое руководство к оборонной политике» от 2012 г. однозначно свидетельствует о том, что именно АТР стал главным региональным приоритетом американской оборонной политики, а главным игроком, на военное развитие которого США

ориентируются в своей военной политике и военном планировании, является уже не Россия, а Китай. Подъем Азии (прежде всего Китая) и связанные с этим вопросы безопасности называются в документе вторым главным вызовом безопасности для США после международного терроризма, и уже с первых строк в документе говорится о необходимости для США «изменить баланс своего глобального военного присутствия в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона». При этом главным вызовом со стороны «поднимающейся Азии» называется военно-политическое усиление КНР.

Одним из высших приоритетов военной политики США (на третьем месте после борьбы с терроризмом и отражением агрессии) названо обеспечение способности проецировать силу, несмотря на проведение рядом стран политики, нацеленной на лишение США доступа в те или иные регионы, ограничение их способности проецировать силу. При этом открыто заявляется, что речь идет о таких странах, как Китай и Иран.

Изменения приоритетов финансирования тех или иных родов войск, привнесенные администрацией Обамы, также содержательно подогнаны под «поворот» в Азию. Сокращение финансирования сухопутных сил, контингентов по борьбе с повстанческими нерегулярными вооруженными формированиями (по сути - по ведению гражданских войн) и связанных с ними типов вооружений сопровождается наращиванием финансирования всего того, что призвано обеспечить США возможность проецировать силу, наносить точечные военные удары с позиций подавляющего технического превосходства без проведения масштабных наземных интервенций. То есть успешно бороться с попытками Китая ограничить доступ США к жизненно важным для него региональным пространствам. Увеличивается и финансирование программы ПРО США, главным региональным театром которой является именно АТР, а не Европа. Именно в Тихом океане Вашингтон намерен разместить большинство противоракетных кораблей и установок, в то время как планы по созданию европейской ПРО были сокращены в 2013 г.

Стратегические цели американской политики возвращения на Тихий океан

Политика «поворота к АТР» носит долгосрочный характер, так как полностью соответствует магистральным тенденциям развития международных отношений последних полутора десятилетий, связанных с динамичным экономическим ростом азиатских

стран и, как следствие, наращиванием ими военных, дипломатических ресурсов и даже «мягкой» силы: перемещением силы из Атлантики в Тихоокеанский регион, его превращением в главный центр роста мировой экономики и главную арену мировой политики XXI в. Средние темпы роста экономик региона составят более 7% в 2013 г., и предположительно в 2014 г. Восточная Азия продолжит оставаться экономическим локомотивом мировой экономики, генерируя около 40% мирового ВВП (3). С другой стороны, АТР вышел на первое место в плане расходов на оборону, к 2021 г. военные расходы КНР, Индии, Индонезии и других стран региона вырастут на 35% по сравнению с нынешним уровнем и достигнут 501 млрд долл. (США предположительно в это время будут тратить лишь 472 млрд долл.) (7)

Таким образом, АТР продолжит оставаться регионом наибольших экономических возможностей, с одной стороны, и регионом растущей гонки вооружений и потенциальным источником конфликтов и угроз - с другой.

Соответственно, облик данного региона, характер экономических и политических отношений между его ключевыми игроками будут в значительной степени определять международный порядок в мире в целом, а активное участие той или иной страны в тихоокеанских процессах (или ее исключенность из них) станет важным критерием того, занимает ли эта страна центральное положение в международной системе или же находится на периферии мировой политики и мировой экономики.

Понимание того, что именно в АТР сосредоточены как наибольшие возможности для Америки, так и самые масштабные риски для Соединенных Штатов, начало кристаллизоваться в американском внешнеполитическом и деловом истеблишменте с начала 2000-х годов. Среди многочисленных соображений, подтолкнувших Соединенные Штаты к «акценту» на Азию, следует выделить в качестве основных три фактора.

1. АТР является регионом, где находится и развивается наиболее серьезный геополитический соперник США (КНР).

2. АТР является регионом, где наиболее высока вероятность возникновения межгосударственных и внутригосударственных конфликтов.

3. АТР предоставляет наибольшие возможности для торговли и инвестиций Соединенных Штатов, дает им шанс на устойчивый и долгосрочный экономический рост и сохранение своих лидирующих позиций в мировой экономике и финансовой системе.

Взгляд из Вашингтона на перспективы взаимодействия

с Китаем

Американцы хорошо понимают, что в Восточной Азии появился наиболее вероятный соперник США в борьбе за глобальное первенство, игрок, который будет стремиться потеснить геополитические позиции Америки в Восточной Азии и выстроить такую политико-экономическую конфигурацию региона, при которой США оказались бы на его периферии. Китай, без сомнения, будет стремиться сделать АТР «своим» регионом. Соединенные Штаты, разумеется, видят ситуацию по-другому.

Наиболее оптимальным для Вашингтона решением проблемы, предлагаемым, в частности, либерально-интернационалистским подходом к международным отношениям, является интеграция потенциального соперника в ориентированный на Америку международный экономический и в идеале политический порядок. То есть задачей азиатской политики США станет обеспечение такой ситуации, при которой Китай играл бы по благоприятным для США правилам, а как цель-максимум - сам разделял бы интерес в поддержании подобных правил и всячески бы их упрочил. Таким образом, утверждают апологеты данного подхода (Дж. Ай-кенберри, Зб. Бжезинский и др.), экономический рост Китая не сопровождался бы усилением его внешнеполитического экспансионизма и был бы благоприятен для США и управляемого ими международного экономического и политического порядка. Действительно, дальнейшее экономическое процветание КНР во многом зависит от стабильности его торгово-экономических отношений с другими странами Восточной и Юго-Восточной Азии, а также с США, что, в свою очередь, заставляет ее хотя бы отчасти играть по выгодным для Америки правилам в сфере экономики.

В политической же сфере экономическая взаимозависимость Китая и США хотя и ослабляет их геополитическое соперничество, но полностью демпфировать его не может. Китайская внешняя и военная политика в регионе демонстрирует усиление наступа-тельности и ведет к углублению геополитического соперничества КНР с США. Соответственно, в американской внешней и оборонной политике все больше внимания уделяется военно-политическому и геополитическому сдерживанию Китая. В 2012 г. Вашингтон официально признал, что отныне именно КНР и ее военная стратегия является главным детерминантом развития оборонной политики США (9). Именно в АТР Вашингтон намерен создать

главную составляющую своей системы противоракетной обороны. Большинство американских противоракетных кораблей «Иджис» базируются и будут базироваться именно в Тихом океане, а отнюдь не в акватории Атлантики, как опасаются некоторые российские военные эксперты. На западном же побережье США (а не на восточном и не вокруг Вашингтона) развернута единственная на сегодняшний день система стратегической ПРО США.

Другие угрозы в АТР

Наиболее серьезные военные угрозы для национальной безопасности США - за исключением исламистского терроризма -также концентрируются в Азиатско-Тихоокеанском регионе. К ним следует отнести кибертерроризм и кибершпионаж (Китай, в меньшей степени - Россия), гонку ядерных вооружений и распространение ядерного оружия (Китай, Индия, Пакистан, Северная Корея, потенциально Япония), эскалацию военных конфликтов с участием американских союзников и, наконец, усиление общего военного противостояния и гонки вооружений.

В отличие от Евроатлантики Тихоокеанский регион чрезвычайно фрагментирован политически и полон межгосударственных противоречий, конфликтов и споров. В отношениях между большинством стран и ведущих центров силы преобладает недоверие. Общее взаимное недоверие и всеобщий приоритет национального суверенитета над идеями регионального сотрудничества пока исключают появление в регионе сильной организации в области безопасности по типу НАТО.

Среди стран региона есть несколько претендентов на лидерство - но в каждом случае претензии на лидерство омрачены некими серьезными обстоятельствами. Многие страны региона недолюбливают Японию за страдания, которые она принесла большинству народов Восточной и Юго-Восточной Азии в 20-40-е годы XX в., и опасаются ее возможной ремилитаризации. Также большинство стран региона побаиваются резкого усиления Китая (хотя и получают значительные экономические дивиденды от экономических отношений с ним), дальнейшего наращивания его военных мускулов и более наступательной политики в отношении соседних стран. Попытки КНР восстановить в Восточной и Юго-Восточной Азии давнюю историческую норму в виде экономической и политической гегемонии Поднебесной, естественно, толкают соседей по региону к упрочению отношений с США. Третий геополитический гигант региона - Ин-

дия - также остается в положении стратегической изоляции, не имеет союзников, но зато имеет давнего врага в лице Пакистана и стратегического соперника в лице КНР. Объединенная Корея могла бы стать четвертым по значимости геополитическим игроком Восточной Азии, но это пока практически неосуществимо и, в случае такого развития событий, вряд ли укрепило бы стабильность в регионе. Единая Корея сразу вступила бы в острое соперничество и с Китаем, и с Японией, и именно поэтому обе эти страны противятся объединению Корейского полуострова.

Среди наиболее вероятных региональных конфликтов, которые могут напрямую повлиять на безопасность США вплоть до их втягивания в эти конфликты в случае их эскалации, следует выделить тайваньский, корейский и индо-пакистанский. Кроме того, у многих стран региона, включая самых влиятельных, имеются территориальные споры с соседями. У Китая не решены пограничные вопросы с Японией (архипелаг Сенкаку или Дяоюйдао в Восточно-Китайском море), с Филиппинами и Вьетнамом (обострившиеся в начале нынешнего десятилетия споры за принадлежность групп островов Южно-Китайского моря - Парасельские острова, острова Спратли и риф Скарборо), Индией (вокруг Кашмира и Тибета) и рядом стран Центральной Азии. У Японии пограничные споры имеются, кроме Китая, с Россией (Южно-Курильские острова) и Южной Кореей (остров Токто или Такэсима). Наконец, Индия имеет пограничный конфликт с Пакистаном и неурегулированный до конца спор с Китаем.

Территориальные конфликты в регионе являются взрывоопасными сами по себе, но, кроме того, некоторые из них в случае эскалации могут существенно дестабилизировать мировую экономику, в частности перекрыть или частично заблокировать главные торгово-экономические артерии мира. В непосредственной близости от спорных островов Южно-Китайского моря находится соединяющий Тихий и Индийский океаны Малаккский пролив, через который перевозится большая часть грузов, включая нефть, между Восточной и Юго-Восточной Азией и Европой, регионом Персидского залива и Южной Азией. Также под угрозой могут оказаться проливы, через которые идут товаропотоки между Восточной Азией и Северной и Южной Америкой.

Соединенные Штаты, имеющие союзнические или партнерские отношения с большинством стран Восточной и Юго-Восточной Азии, также зависят от торгово-экономических отношений с ними. Американская экономика неразрывно интегрирова-

на в мировую, а понимание торговли как важнейшего инструмента экономического роста и обеспечения мира является центральным для американского мировоззрения. США всегда продвигали принципы свободы судоходства в глобальном масштабе как важнейшую экономическую и политическую ценность, и они жизненно заинтересованы в предотвращении данных конфликтов, беспрепятственном функционировании главных торгово-экономических артерий и урегулировании территориальных споров на компромиссных условиях, но так, чтобы подобное урегулирование не стало шагом в направлении к политической гегемонии КНР в регионе. Вероятность военного столкновения США с другой великой державой в регионе крайне мала, но если такая возможность и существует, то она тоже находится в Восточной Азии и связана с маловероятным, но все же гипотетически возможным сценарием применения КНР военной силы для установления контроля над Тайванем или с эскалацией территориальных споров между Китаем и малыми государствами Юго-Восточной Азии.

Экономические интересы США в АТР

Соединенные Штаты теснейшим образом связаны с Тихоокеанским регионом экономически. На страны Восточной и Юго-Восточной Азии приходится более трети всего товарооборота США, и объем их торговли товарами со странами Азии существенно превышает объемы торговли с Европой (особенно в части импорта) (10). О торговле услугами этого пока сказать нельзя, в этом секторе Европа по-прежнему остается основным торговым партнером США (10). Восточная Азия прочно удерживает 2-е место среди главных торговых партнеров Америки после региона НАФТА. Китай, Япония и Южная Корея занимают в иерархии крупнейших торгово-экономических партнеров США соответственно 2-е, 4-е и 7-е места. При этом на 1-м и 3-м местах находятся партнеры США по НАФТА Канада и Мексика (8).

Следует также заметить, что по мере ослабления зависимости США от ближневосточной нефти, а также либерализации торгового режима США со многими странами Восточной Азии как в двустороннем, так и в многостороннем порядке доля АТР в американской внешней торговле будет возрастать. Примером двусторонней либерализации торговли служит недавно вступившее в силу соглашение о свободной торговле США и Южной Кореи, многосторонние торговые режимы развиваются, в частности, в

рамках программы Транстихоокеанского партнерства. Нельзя исключать, что по мере развития «сланцевой революции» Соединенные Штаты станут заметным поставщиком энергоносителей на рынки стран Восточной Азии - как сегодня они уже являются важным поставщиком продукции сельского хозяйства.

Подобный масштаб экономической взаимозависимости США и стран Восточной Азии иногда интерпретируется как признак экономической уязвимости Америки. Китай уже опередил Канаду в ряду главных экспортеров на американский рынок (почти 19% импорта США приходится на Китай и только 14,3% на Канаду) (8), а вот по импорту американской продукции занимает только 3-е место после Канады и Мексики (7,1%). В результате торговый дефицит США с Китаем в разы превосходит аналогичные показатели со всеми другими странами мира. Это оборачивается проблемой внешнего долга США, главный иностранный держатель которого -именно Пекин.

Однако в еще большей степени подобное сращивание экономик США и азиатских стран является для Америки уникальной возможностью для стимулирования собственного экономического развития. Так, даже критикуемый многими рост импорта товаров из Китая позволил американцам наращивать объемы потребления и, соответственно, повышать качество жизни даже в условиях относительно невысоких для Америки темпов роста. Кроме того, импорт из Китая приносил колоссальные доходы американским корпорациям, так как во многом представлял собой ввоз в США товаров, произведенных американскими же компаниями в КНР с использованием китайской дешевой рабочей силы. В итоге Соединенные Штаты сохранили и развили свой внутренний рынок как основу американской экономики.

Еще большие возможности для американской экономики связаны с экспортом США на быстрорастущие рынки азиатских стран. Американскими торговыми экспертами давно замечено, что либерализация торгового режима с той или иной страной и тем более введение режима свободной торговли ведут к увеличению американского экспорта в эту страну. Именно по этой причине, а также в целях наиболее эффективного использования относительных преимуществ национальной экономики (закон Рикардо) установление и укрепление международного режима свободной торговли были и остаются одним из важнейших приоритетов американской внешней политики на протяжении вот уже почти века. Наиболее наглядной иллюстрацией этого правила служит успех проекта НАФТА: на

Канаду и Мексику, являющихся первым и вторым по величине крупнейшими рынками для американского экспорта, приходится треть всего экспорта США. В 2012 г. на страны, с которыми у США подписаны соглашения о свободной торговле, пришлось 46% всего американского экспорта. При этом за период 2009-2012 гг. экспорт США в эти страны увеличился на 54% (4).

Без сомнения, быстрорастущие экономики стран Восточной и Юго-Восточной Азии являются наиболее перспективными рынками для американских товаров и услуг. Эта перспектива выглядит особенно привлекательной с учетом развития внутренних рынков Китая, Индии, других азиатских стран и постепенным переходом их экономических моделей от «чистой» экспортной ориентации на более медленный, но стабильный рост с опорой на внутреннее потребление. То есть Америке важно не упустить момент и обеспечить себе прочные позиции на рынках азиатских стран, а также добиться того, чтобы азиатские рынки развивались и росли в условиях либерального торгово-экономического режима.

Привязав себя с помощью режима свободной торговли к азиатскому росту, Соединенные Штаты рассчитывают в разы увеличить свой экспорт и придать новый стимул своему экономическому развитию, обеспечить себе положение динамично растущей страны еще на несколько десятилетий вперед. Иными словами, экономическая сверхзадача США состоит в том, чтобы трансформировать вызов быстрого роста азиатских стран в собственное преимущество и в стимул для собственного развития. Такая политика, наиболее активная фаза реализации которой пришлась на период администрации Обамы, опирается на фундаментальную особенность американского мировосприятия, в соответствии с которой свободная торговля и конкуренция являются не угрозой, а возможностью. Основой такого видения мира выступает исторический либерализм американцев, который исходит из того, что именно мировой рынок, а не государства, способен обеспечить наиболее эффективное распределение ресурсов и, следовательно, построить наилучший из возможных миров. Либералы также уделяют особое внимание экономическим (торговым, финансовым) причинам конфликтов и войн и считают торгово-экономическое сотрудничество, открытую торговлю, прямые иностранные инвестиции и свободные финансовые рынки лучшим механизмом обеспечения мира.

Главные инструменты реализации такой политики - двусторонние режимы свободной торговли (из стран Восточной Азии и

АТР пока заключены с Австралией, Южной Кореей и Сингапуром) и ставшая в последние полтора-два года первоочередной инициативой США в АТР политика Транстихоокеанского партнерства (пока участниками, помимо США, являются Австралия, Новая Зеландия, Малайзия, Сингапур, Вьетнам, Бруней, Перу и Чили). Концепция ТТП предполагала, помимо либерализации торгового режима, также создать некоторые предпосылки для экономической интеграции (например, в области стандартизации). Причем проект ТТП, в который США рассчитывают включить и другие азиатские страны, в частности Японию и Южную Корею, впервые предполагает создание продвинутого режима экономического сотрудничества в АТР на общерегиональном уровне, консолидируя тем самым регион вокруг Соединенных Штатов и подчеркивая именно тихоокеанский, а не азиатский характер региональных экономических процессов.

В сфере борьбы различных интеграционных планов и идей именно ТПП является главным на сегодняшний день инструментом США по ослаблению альтернативных проектов развития экономического ландшафта региона, продвигаемых Китаем. Китайское видение региона подчеркивает его азиатскую природу и не предусматривает активное присутствие в нем Соединенных Штатов. Соединенные Штаты же нацелены на то, чтобы придать развитию региона именно тихоокеанский характер и, тем самым, пристегнуть себя к азиатскому росту, сделать свою экономику неотъемлемой составляющей главного центра экономического роста в мире. Как представляется, именно экономические соображения, открывающиеся возможности и перспективы стали главной основой для провозглашенной администрацией Обамы в 2011 г. стратегии «поворота» в сторону АТР.

Не вызывает сомнения, что будущее Америки, перспективы ее экономического развития, безопасности и внешнеполитического влияния неразрывно связаны с АТР, с позициями США в регионе и тем, какую экономическую и геополитическую конфигурацию ему сумеют придать Соединенные Штаты.

Акцент на АТР - содержание новой американской стратегии

Без сомнения, по-настоящему США из Азии и с Тихого океана никогда не уходили, и уже сегодня США занимают в системе безопасности и экономике Азии и АТР прочные позиции. Речь не идет об их «возвращении» в Азию и АТР, как преподносится некоторыми наблюдателями. Скорее, стоит говорить о неко-

тором изменении баланса региональных приоритетов внешней политики США, существенной интенсификации их уже имеющейся политики, о ее приведении в соответствие с новыми условиями развития региона и мира в целом.

Исторически вектор американской внешнеполитической экспансии был направлен именно в сторону Тихого, а не Атлантического океана. Важнейшим событием на этом пути стало «открытие» Японии для торговли американским командором Мэтью Перри в 1854 г. Первая большая подконтрольная территория США за пределами Нового Света также располагалась в Азии, а не в Европе - это были Филиппины, которые перешли под американский мандат по итогам испано-американской войны 1898 г. Фокусом активной империалистической политики США на рубеже XIX-XX вв. за пределами Латинской Америки также была именно Восточная и Юго-Восточная Азия (Филиппины, Китай). К началу Второй мировой войны США, по-прежнему не участвуя в европейской политике, уже являлись полноценной тихоокеанской великой державой, что и предопределило их соперничество с милитаристской Японией в 1940-е годы.

В годы «холодной войны» США выстроили в АТР разветвленную систему военных союзов, большинство из которых сохранились и были в последние годы обновлены и укреплены. Центральными для американской политики безопасности в регионе являются Американо-японский договор, американские военные союзы с Австралией, Филиппинами, Таиландом, Южной Кореей. Данная система союзов стала, по сути, единственной системой безопасности, имеющейся на сегодняшний день в АТР и охватывающей большую часть региона. Единственный неамериканский институт безопасности в большом регионе АТР - Шанхайская организация сотрудничества, но она ориентирована на регион Центральной Азии, а потому по определению не может стать альтернативой региональной архитектуре безопасности, основанной на системе американских союзов.

После окончания «холодной войны» данная система союзов не только была сохранена, но и стала расширяться. Учитывая большую фрагментированность политического ландшафта Восточной Азии и преобладание в отношениях большинства азиатских стран недоверия, серьезных попыток выйти из американоцен-тричного порядка безопасности в регионе не предпринималось. Появление же новых угроз и рисков региональной безопасности (Северная Корея, военное усиление Китая) вдохнуло в этот поря-

док новую жизнь, повысило заинтересованность стран региона в политическом и военно-политическом сближении с США. В результате система американских союзов и партнерств стала расширяться. К традиционным союзникам и партнерам США примкнул Вьетнам - наглядная иллюстрация того, что страх Ханоя перед усиливающейся мощью Поднебесной оказался сильнее, чем его обиды на США за Вьетнамскую войну. Стабильно развиваются военные связи между США и Индией. Как видно, большинство стран АТР уже являются союзниками или партнерами США и связывают с ними перспективы своей национальной безопасности и безопасности региона в целом.

Экономическое присутствие США в регионе не требует комментариев. Стоит отметить и центральную роль, играемую Вашингтоном в региональных структурах и институтах: именно США стоят у истоков ключевых региональных институтов и форумов. При этом даже если те или иные региональные многосторонние механизмы не были непосредственно основаны США, то Вашингтон тем не менее их быстро «оседлал» и стал - при поддержке союзников - главным игроком, определяющим повестку дня их работы. Примеры такой гибкости - АТЭС и Восточноазиат-ский саммит.

Одним из важнейших элементов присутствия США в АТР выступают их сложные, но первостепенные для обеих сторон отношения с Китаем. Сложилась уникальная для истории международных отношений ситуация: главные геополитические конкуренты одновременно являются ключевыми торгово-экономическими партнерами друг для друга, существующими в ситуации «классической» взаимозависимости, и все это происходит на фоне глобализации. США не могут ни полностью интегрировать Китай в свой экономический и тем более политический порядок, ни полностью перейти к политике сдерживания. Попытка такой трансформации нынешней политики нанесет по позициям США в регионе колоссальный удар. Подобный шаг не только подорвет лояльность к Вашингтону большинства его азиатских союзников, заинтересованных в балансировании и лавировании между США и Китаем, а не отгораживании от КНР, но и произведет в АТР гигантский геополитический разлом, чреватый разрушением всего нынешнего экономического и международно-политического порядка. Поддержание трудного стратегического диалога с КНР, постоянное балансирование и гибкое сочетание инструментов вовлечения и сдерживания - залог сохранения Америкой ведущих позиций в

Азии. В подобных обстоятельствах нет никаких сомнений в главной причине «поворота» Соединенных Штатов к Азиатско-Тихоокеанскому региону, и эта причина - Китай.

Новая стратегия Соединенных Штатов в Азиатско-Тихоокеанском регионе, как она была сформулирована и в политических, и в военных документах, включает в себя пять основных компонентов.

Во-первых, США решили начать играть более активную роль в региональных институтах - и предлагать региону новые институты, и последние два года активной американской дипломатии в регионе уже начали приносить свои первые плоды. Соединенные Штаты наконец со всей серьезностью подошли к выстраиванию отношений с АСЕАН и сумели повысить в ней свой авторитет. США присоединились к Договору о дружбе и сотрудничестве в ЮВА и тем самым открыли для себя дорогу к участию в ВАС (Восточноазиатском саммите). Соединенные Штаты приложили серьезные усилия к тому, чтобы ревитализировать АТЭС, хотя и со скромными результатами, и, кроме того, США всерьез стали работать в Асеановском региональном форуме - структуре, нацеленной на поиск мирных многосторонних решений по морским проблемам в Восточном (Японском) и Южно-Китайском морях. Важным дополнением американской политики стало развитие многосторонних диалогов по борьбе с новыми вызовами и угрозами (пиратство, преодоление последствий природных и техногенных катастроф и несчастных случаев и т. д.)

Во-вторых, американская администрация утвердилась в понимании ведущей роли торговли в американской стратегии в Азии. После трехлетнего ожидания США ратифицировали Соглашение о свободной торговле с Южной Кореей от 2007 г. и начали продвигать идею Транстихоокеанского партнерства - многостороннего торгового соглашения с восемью государствами региона. Вначале идея ТПП выглядела несколько легковесной - охваченные переговорами страны генерировали лишь 5% мировой торговли. Позже, однако, с присоединением к процессу переговоров таких стран, как Канада, Мексика и Япония, идея начала набирать силу.

В-третьих, Соединенные Штаты решили укрепить существующие политические и военные союзы в регионе (Япония, Таиланд, Филиппины, Австралия, Республика Корея) и привлечь новых партнеров и союзников (Вьетнам). Оборонные усилия США в регионе сопровождаются укреплением в нем группировки американских ВМС и некоторым увеличением контингента морских пехотинцев и ВВС, хотя существенного наращивания американ-

ского военного потенциала в регионе пока не происходит. В отличие от других регионов дислокации (Ближний Восток, Европа) американские силы в регионе не подвергаются сокращениям, пополняются новой техникой и персоналом, снабжаются без ограничений. За последние годы на остров Гуам переведены на постоянное базирование три ударные подводные лодки, а в апреле 2013 г. заместитель министра обороны США Э. Картер заявил, что к 2015 г. США планируют размещение на базе в Гуаме четвертой подводной лодки.

Сегодня на Тихом океане находятся восемь из 14 стратегических подводных лодок США (класса Огайо» - они базируются в г. Бангор, штат Вашингтон), и 60% патрульных походов стратегические лодки США осуществляют в Тихом океане. 24 из 42 ударных лодок класса «Лос-Анджелес» базируются на базах в Сан-Диего, о. Гуам и в Гонолулу. На том же морском театре находятся все три лодки «Сивулф» и три из девяти лодок класса «Вирджиния». Решения о передислокации сил готовилось задолго. В ходе своего визита на Гуам еще в мае 2008 г. министр обороны США в первой администрации Б. Обамы назвал расширение базы на о. Гуам «наиболее масштабной передислокацией военных ресурсов за десятилетия, которые призваны обеспечить надежное военное присутствие в этой части мира. В то же время Р. Гейтс издал Четырехлетний анализ национальной обороны (Quadrennial defense review (QDR) в феврале 2010 г., где особое внимание уделялось необходимости реализации Американо-Японской дорожной карты, в результате чего, с одной стороны, должны были сняться проблемы, связанные в постоянной дислокацией американских сил на о. Окинава, а с другой - о. Гуам превратился бы в региональный хаб безопасности для всего АТР.

В-четвертых, Соединенные Штаты возобновили дипломатические усилия по поиску точек соприкосновения с региональными режимами-париями, прежде всего с Мьянмой (Бирмой) и Северной Кореей.

Пятым приоритетом политики США в АТР, как уже отмечалось выше, стало выстраивание сложных отношений сотрудничества и сдерживания с Китаем. США продолжили с Китаем развитие комплексного диалога по вопросам безопасности и военным вопросам, вместе с тем Китай и его военная политика окончательно стали главным детерминантом развития оборонной политики и военного планирования США в области вооруженных сил обычного назначения. В основу американской военной политики в АТР

легла задача дальнейшего развития возможности проецирования своей силы, с одной стороны, и преодоления китайской стратегии лишения доступа в регион, направленной в первую очередь на Соединенные Штаты, - с другой.

Перспективы реализации политики «разворота к Азии»

Насколько успешной окажется политика «поворота» США к АТР и к каким последствиям она приведет? Будет ли она претерпевать по мере реализации существенные изменения (например, отказ от политики «вовлечения» Китая и переход только к «сдерживанию») и если да, то какие? Пока об этом однозначно судить трудно. Можно лишь утверждать, что АТР надолго останется важнейшей составляющей американской внешнеполитической стратегии, и «уходить» из этого региона Вашингтон не станет. Тем не менее можно уже сейчас обозначить несколько факторов, которые будут оказывать наибольшее воздействие на перспективы этого направления политики США.

Во-первых, это поведение Китая и развитие его внешнеполитической стратегии по мере приобретения Пекином все больших силовых возможностей. Его поворот к более наступательной и даже агрессивной политике, жесткому давлению на соседей и «бряцание оружием», разумеется, будут толкать большинство его соседей в объятия США, усиливать позиции США в регионе и консолидировать их систему военно-политических союзов и парт-нерств. Во многом именно это уже происходит сегодня. Активизация китайской дипломатии по территориальным спорам в ЮжноКитайском море с Филиппинами и Вьетнамом, а также с Японией по островам Сенкаку уже привела к еще большему сближению данных стран с США, и социалистический Вьетнам, еще несколько десятилетий назад подвергавшийся американским ковровым бомбардировкам, стал одним из близких партнеров Вашингтона, в том числе и в военной сфере. При этом вероятность того, что действия Пекина будут приобретать все большую жесткость и насту-пательность, велика. Серьезную озабоченность вызывают рост националистических настроений в Китае и более самоуверенный внешнеполитический курс нового китайского руководства во главе с Си Цзиньпином. Наглядной иллюстрацией является принятое в ноябре 2013 г. решение КНР провозгласить «зону ПВО» над спорными островами Сенкаку, тут же спровоцировавшее обострение в отношениях с Японией и США.

При этом ошибочно предполагать, что соседние с Китаем страны будут в этом случае полностью от него отворачиваться. Их экономические отношения с КНР были и будут оставаться одной из основ их экономического роста и процветания. Поэтому речь идет о гибкой и крайне запутанной балансировке, сочетании военно-политического соперничества с сохранением и даже наращиванием экономического усиления и взаимозависимости. Другое дело, что баланс между ними может начать смещаться - особенно в случае усиления торгово-экономических связей соседних с Китаем стран с США и американским континентом в целом, в том числе благодаря стратегии Транстихоокеанского партнерства.

Во-вторых, определяющим фактором будет способность США вернуть себе образ динамичной и с оптимизмом смотрящей в будущее страны, которая может решить свои внутренние проблемы и уверена в своем развитии, а также образ союзника, способного гарантировать выполнение своих внешнеполитических обязательств, в том числе по защите партнеров. Пока именно в Азии у США с этим больших проблем не возникало, и Вашингтон всякий раз встает на сторону союзников в их столкновении с Китаем по территориальным конфликтам или же дает понять, что не останется в стороне, если Северная Корея все же перейдет опасную черту и развяжет относительно интенсивный военный конфликт в регионе. В связи с этим уже сама по себе декларация того, что сокращения присутствия или обязательств США в АТР не будет (а это важнейшая составляющая стратегии «ребалансиров-ки»), является важной слагаемой успеха. Свидетельств о том, что азиатские партнеры Вашингтона выражают серьезные сомнения в способности США их защитить в случае кризиса, пока не появляется. И все же многое здесь будет зависеть от образа и внутреннего развития самих США. Если они не сумеют преодолеть нынешнюю беспрецедентную партийно-политическую поляризацию между консерваторами и «прогрессистами» и кризисы по типу «финансового обрыва» и «закрытия правительства» станут регулярными и даже постоянными, доверие к США со стороны союзников будет падать, а их стремление снова изменить баланс в пользу отношений с Пекином - увеличиваться.

В-третьих, пожалуй, важнейшим фактором, определяющим перспективы азиатского «поворота» США, будут их отношения с главной страной региона, их одновременно и стратегическим соперником, и региональным геополитическим конкурентом, и жизненно важным экономическим партнером - Китаем. Здесь могут

быть две крайности: «интеграция» Китая в ориентированную на США сеть многостороннего сотрудничества в АТР, в американский региональный порядок; и переход США и Китая к откровенно конфронтационным отношениям, отказ США от политики «вовлечения» Китая и переход к «чистой» политике «сдерживания». Обе эти крайности очень маловероятны, по меньшей мере, в обозримой перспективе. Скорее всего, в среднесрочной перспективе будет сохраняться зыбкое статус-кво: экономическая, военно-политическая и дипломатическая консолидация большинства азиатских стран вокруг США при сохранении ими тесных отношений с Китаем, и сохранение комплексного диалога США - Китай и масштабов их торгово-экономических отношений при явном усилении геополитического соперничества. То есть со всех сторон будет осуществляться политика балансирования.

В конечном счете геополитический конфликт США и Китая, разумеется, неизбежен, так как их стратегии носят противоположный характер. Пекин стремится «вытолкнуть» США из Восточной Азии и объединить страны региона вокруг себя, по крайней мере экономически, а также обеспечить своим вооруженным силам доминирование хотя бы в пределах восточноазиатского островного пояса. США же, напротив, стремятся сдержать китайское геополитическое влияние в его собственных границах и усиливают связку расположенных вокруг США азиатских стран с самими собой. Но обе стороны пытаются отложить переход этого столкновения в острую фазу на как можно более долгий срок, а потому проводят гибкую политику, знают и уважают четкие «красные линии», заходить за которые опасно.

На нынешнем этапе острое столкновение было бы неподъемным для обеих сторон, прежде всего, с экономической точки зрения, а также малоосуществимым из-за фактора ядерного сдерживания. Изменить это зыбкое и динамичное статус-кво могут или осознание Пекином, что он уже накопил достаточную экономическую и военную мощь, чтобы бросить Вашингтону открытый вызов, или резкое ослабление самих США. Ни то ни другое не является вероятным.

Наконец, четвертным фактором результативности новой азиатской стратегии США является эволюция поведения самих стран Восточной и Юго-Восточной Азии - нынешних и потенциальных участников ориентированного на США порядка. Поскольку все они в большей или меньшей степени проводят политику балансирования между Вашингтоном и Пекином, легкими пер-

спективы реализации даже намеченных уже инструментов американской политики назвать невозможно. К примеру, неприятным сюрпризом для США является небольшое (пока) число участников их ключевой экономической инициативы в АТР - программы Транстихоокеанского партнерства, и такие близкие партнеры США, как Южная Корея, Таиланд, Тайвань, Индонезия и др., в ней пока не участвуют. Причина - в нежелании «отгораживаться» от Китая и стремление совмещать торгово-экономические отношения с США с дальнейшим ростом экономических отношений с Китаем.

Таким образом, в ближайшие годы в регионе, скорее всего, будет сохраняться весьма зыбкая, динамичная, но при этом стабильная картина, без какого-либо существенного перекоса в сторону как США, так и Китая. Но в этой динамической стабильности, отсутствии для США необходимости «выбирать» между «сдерживанием» и «вовлечением» Китая как раз и заключается залог успеха их новой тихоокеанской политики.

Последствия «поворота США на Восток» для России

Для России политика «балансирования» США в сторону АТР является одновременно и вызовом и возможностью. Ставки в этом вопросе исторически высоки. Проявив стратегическую мудрость, Москва может закрепить за собой положение независимого (как от Запада, так и от Китая) центра силы в мире в условиях перемещения силы в АТР, придать мощный стимул своему экономическому развитию и реализовать свой «мегапроект» XXI в.: начать новый этап освоения Сибири и Дальнего Востока с использованием возможностей Азиатско-Тихоокеанского региона. Промедление же, пассивность и внешнеполитическая инерция с российской стороны приведут к тому, что Россия столкнется с угрозой быть исключенной из процесса формирования нового «постгегемонист-ского» международного порядка, утерять статус независимого центра силы и превратиться в младшего партнера Великого Китая, - с весьма прискорбными последствиями для развития ее восточных регионов и ее территориальной целостности.

Чтобы обратить стратегию США в АТР в возможность, России потребуется проявить не только свойственное ей в последнее время дипломатическое мастерство, но и стратегическое видение, мудрость и политическую волю. Прежде всего, она должна будет суметь наладить качественно новое партнерство с Вашингтоном по Восточной Азии и АТР, включая партнерство в отношении

освоения и развития российских Сибири и Дальнего Востока. Для этого понадобится, прежде всего, способность преодолеть психологическую и бюрократическую инерции как у себя самой, так и в Вашингтоне.

Концентрация Соединенных Штатов на АТР уже оказывает на сегодняшние российско-американские отношения потенциально позитивное воздействие. Фокусируясь на АТР, Вашингтон снижает внимание к регионам и сюжетам, традиционно выступавшим раздражителями в его отношениях с Москвой, аренами геополитического соперничества между двумя державами.

Прежде всего это относится к постсоветскому пространству, конкуренция на котором в течение всего периода после окончания «холодной войны» омрачала российско-американские отношения и являлась наиболее острым и чувствительным для российского руководства раздражителем в отношениях с США. На протяжении двух десятилетий поддержка США «геополитического плюрализма» на пространстве СНГ давала Москве основания обвинять Вашингтон в противодействии российскому усилению, стремлении сдерживать РФ и держать ее в ослабленном состоянии, не дать ей реализовать ее жизненно важные интересы. Сегодня же приоритетность противодействия российской политике в этом регионе для США снижается, и по мере повышения относительной важности АТР значимость постсоветского пространства для США будет уменьшаться. Администрация Обамы с самого начала дала понять, что противоречия с Россией в СНГ более не являются для нее действительно важными приоритетами, достаточными для того, чтобы омрачать из-за них сотрудничество с Москвой по другим, более важным, вопросам (новый договор СНВ, Иран, Афганистан). Сначала новая линия была связана с логикой «перезагрузки». Однако и после ее краха острого столкновения между двумя странами по застарелым противоречиям не произошло. Администрация Обамы не вернулась к давлению на Россию по вопросу территориальной целостности Грузии в той степени, как это делала администрация Буша. Вопрос о расширении НАТО на страны СНГ не стоит более в повестке дня США и вряд ли вернется в нее в обозримой перспективе. Причина таких перемен в политике США лежит на поверхности - эти сюжеты стали для Соединенных Штатов попросту неинтересными, так как они занялись новым большим проектом.

Разумеется, принципиальный вектор американской политики на постсоветском пространстве пока не изменился. Вашингтон по-прежнему поддерживает независимость стран региона от РФ и их

участие в других, не ориентированных на Москву режимах безопасности и экономического сотрудничества. Вашингтон выступает горячим сторонником ассоциации Украины, Молдовы и Грузии с ЕС. Вашингтон является «последним из могикан», поддерживающим проект газопровода «Набукко», от которого отказались даже страны ЕС и Турция. Но при неизменности вектора важность этих вопросов для США постоянно падает. Уже случай Украины и ее отказ от ассоциации с ЕС наглядно доказал, что политическому руководству Америки политическая динамика в Центральной Европе более не интересна. Заявления по украинской тематике делали чиновники среднего уровня (прежде всего, младший замгос-секретаря В. Нуланд), но даже их реакция и по стилю, и по содержанию качественно отличается от того, что Соединенные Штаты демонстрировали в дни «оранжевой революции» 2004 г.

Таким образом, «поворот к Азии» может привести к тому, что самые главные и застарелые проблемы российско-американских отношений начнут уходить на третий план, тем самым создавая политические предпосылки для сотрудничества России и США по другим вопросам. У российского руководства будет меньше оснований обвинять Америку в стремлении ослабить РФ, а возможности упрочить позиции Москвы на постсоветском пространстве будут расти. Разумеется, России не стоит поддаваться эйфории, и шаги по укреплению и расширению Таможенного и Евразийского союзов, а также ОДКБ следует сочетать с активным диалогом с США и доводить до них мысль с том, что о реставрации СССР-2 в регионе речи не идет.

Снижается накал российско-американской конкуренции и в других регионах, таких как Большой Ближний Восток. В главных американских документах и заявлениях, посвященных новой стратегии в АТР (например, статья Х. Клинтон «Тихоокеанский век Америки»), прямо указывается, что место Ближнего Востока во внешней политике США в последнее десятилетие было гипертрофированным и теперь будет снижаться. Соответственно, будет снижаться и важность тех проблем, по решению которых интересы и подходы США входили в противоречие с российскими. Более того, как показывает практика, на Ближнем Востоке Вашингтон не только понижает относительную значимость тех или иных сюжетов, но и меняет вектор своей политики.

Это связано с тем, что, поворачиваясь к АТР, США стремятся «сбросить» с себя как можно больше проблем и обязательств, требующих американской политико-дипломатической, экономиче-

ской и военной вовлеченности. Вашингтон не заинтересован в том, чтобы эскалация тех или иных ближневосточных проблем потребовала бы его «возвращения» на Ближний Восток и мешала концентрироваться на главном. Именно этими соображениями объясняется, в частности, историческое решение администрации Обамы начать медленную нормализацию отношений с Ираном, воспользовавшись приходом более гибкого и «либерального» президента Х. Рухани, и разрешать проблему иранской ядерной программы путем сотрудничества, а не конфронтации и угроз. Тем самым США начали купировать один из главных раздражителей российско-американских отношений последнего времени. Сотрудничество по постепенному снятию с Ирана санкций ООН и созданию более прозрачного режима для его ядерной программы создает новые перспективы позитивного сотрудничества Москвы и Вашингтона. Разумеется, определяющую роль в американском решении по Ирану сыграли внутриамериканские политические факторы - но между ними и новой стратегией США в АТР существует неразрывная связь.

Схожим образом эволюционирует политика США в отношении арабских революций, в том числе и в отношении гражданской войны в Сирии. Вашингтон пришел к пониманию того, что длительная дестабилизация этой страны и региона в целом может потребовать длительного американского вовлечения, а также и того, что оставление региона «на откуп» Саудовской Аравии неминуемо превратит его в рассадник международного терроризма и радикального исламизма. Исходя из этих выводов, Вашингтон постепенно отходит от политики безусловной поддержки повстанцев в их противостоянии со старыми режимами, прежде всего, режимом Асада. Американский подход становится менее идеализированным и более реалистичным, что опять-таки открывает новые возможности для сотрудничества с РФ. В краткосрочной перспективе это сотрудничество ограничится совместными усилиями по урегулированию сирийского конфликта. В долгосрочной перспективе по мере уменьшения американской вовлеченности в регион Большого Ближнего Востока здесь потребуются новые многосторонние форматы диалога главных центров силы в мире по обеспечению стабильности и безопасности. С учетом того, что политика региональных центров силы эту стабильность подрывает, Россия окажется востребованной как один из ключевых участников этого многостороннего формата.

Наконец, по мере фокусирования США на АТР снижается относительная значимость для них противоречий с Россией по вопросам европейской и евроатлантической безопасности, ядерным делам, ПРО и другим застарелым раздражителям.

Однако настоящие большие возможности для России и российско-американских отношений связаны не с разрешением существующих с США противоречий, а с перспективами нового партнерства двух стран в Азии и АТР, выгодного обеим сторонам. В отличие от постсоветского пространства, Европы и даже Ближнего Востока, Восточная Азия и АТР не является регионом исторического соперничества России и США. Разумеется, в годы «холодной войны» советско-американское противостояние имело место и там, но оно вследствие относительно слабых позиций СССР в Восточной и Юго-Восточной Азии по сравнению с американскими позициями не носило столь географически ясного, стабильного и четко структурированного характера, как в Европе. Отсутствие (или хотя бы недостаточное укоренение) негативного багажа и связанного с этим нарратива российско-американского противостояния создает предпосылки превращения АТР в важную составляющую позитивного взаимодействия России и США.

Более того, есть все основания полагать, что именно Восточная Азия и АТР могли бы стать в нынешних международно-политических условиях несущей основой позитивной составляющей российско-американской повестки дня, главным гарантом их отсутствующей пока позитивной устойчивости. У сторон в этом регионе отсутствуют ярко выраженные противоречия. Есть отдельные разногласия и спорные моменты, связанные, например, с поддержкой США японской позиции по Курильским островам или российской солидарностью с Китаем в оценке политики США в области ПРО, которая в Тихоокеанском регионе носит гораздо более масштабный (и по сути, единственно серьезный) характер, чем в Европе и на Ближнем Востоке. Однако в любом случае масштаб этих разногласий несопоставим с теми, что имеются у России и США в Европе, на постсоветском пространстве и по традиционным направлениям двустороннего диалога в целом.

В то же время в АТР у Москвы и Вашингтона имеются объективно совпадающие интересы, которые по своей значимости представляются куда более важными, нежели указанные выше разногласия.

Во-первых, ни Россия, ни США не заинтересованы в том, чтобы внешняя политика Китая эволюционировала в более насту-

пательную и агрессивную сторону, в особенности в отношении соседних с КНР средних и малых стран Восточной и Юго-Восточной Азии, а возможно, в перспективе и Центральной Азии. К сожалению, в последнее время здесь присутствуют весьма тревожные тенденции, и переговорный стиль Пекина в отношении соседних стран, прежде всего Японии, Филиппин и Вьетнама, становится все более жестким. Очевидный пример - провозглашение в конце 2013 г. китайской зоны ПРО над спорными с Японией островами Сенкаку. В целом и экономическая, и военно-политическая стратегии КНР говорят о ее геополитически естественном стремлении установить в регионе китайскую гегемонию, которая распространялась бы по крайней мере на ближайшие к Китаю государства и создавала бы вокруг него пояс дружественных и экономически ориентированных на него стран. Для этого Китай стремится поощрять углубление именно восточноазиатских экономических и интеграционных процессов при ослаблении тихоокеанских, осуществлять военную стратегию, ориентированную на пресечение способности США проецировать силу в ближайшие к КНР территории и, в целом, работает на «выталкивание» Америки из Азии.

Данная политика бросает объективный вызов не только США, но и России. Последняя в случае успеха китайской политики - даже если Пекин не будет проявлять излишнюю наступатель-ность в отношении самой Москвы - грозит России маргинализацией в масштабе Восточной Азии и АТР и превращением в младшего партнера Пекина. Доминирующему в Восточной Азии Китаю Россия в качестве полноценной и независимой региональной «великой державы» не нужна. Кроме того, китайская наступательность наверняка вырастет и в отношении стран Центральной Азии, что грозит как выталкиванием РФ из региона, так и переходом российско-китайского геополитического соперничества в открытую и жесткую фазу.

Уже сегодня и в ближайшие десятилетия Россию и США в АТР будет объединять то, что обе страны выступают в этом регионе державами статус-кво. В отличие от КНР, они не являются «поднимающимися» и не стремятся расшатать существующий в регионе экономический и военно-политический порядок. Стратегия Вашингтона нацелена на консолидацию и закрепление уже имеющихся в регионе позиций, в то время как Москва хотя и рассчитывает на свое качественное усиление в АТР, но не за счет ломки нынешнего порядка. Китай же, стремящийся к региональ-

ной гегемонии, оказывается в регионе ревизионистской державой и представляет тем самым для России и США серьезный вызов.

Во-вторых, ни Россия, ни США не заинтересованы в геостратегической поляризации АТР, перспектива которой по мере усиления наступательности внешней политики КНР и стремления США консолидировать своих союзников и партнеров в регионе вокруг себя становится весьма реалистичной. Пока Пекин и Вашингтон в силу масштабной экономической взаимозависимости друг от друга, а также взаимозависимости Китая и соседних с ним стран Азии стремятся этого раскола избежать. Но как долго стороны будут способны сохранять зыбкий баланс между «сдерживанием» друг друга (в китайском случае - «выталкивания» США) и одновременным поддержанием интенсивного экономического сотрудничества, не ясно. Срыв Пекина к открытой агрессивной внешней политике в отношении соседей, относительное ослабление его экономических связей с США при дальнейшем наращивании экономической взаимозависимости с азиатскими соседями, его успех в выстраивании азиатского, а не тихоокеанского регионального торгово-экономического порядка и сплочение вокруг США тех стран Азии и АТР, которые в этот порядок не войдут, -все это сделает поляризацию региона неизбежной.

Последствия этого и для России, и для США будут резко негативными. Для Вашингтона это будет означать крах их нынешней стратегии в АТР, которая ориентирована на активное сотрудничество с Китаем и вовлечение его в общетихоокеанскую систему экономических и политических отношений. Раскол региона ослабит международную безопасность, безопасность американских союзников и самих США, а также уменьшит способность региона выступать стимулом развития американской экономики (эта способность в немалой степени зависит от участия КНР). Для России же данный раскол будет означать проблему геополитического выбора, которого Москве хотелось бы избежать.

В-третьих, Россию и США объединяет в АТР то, что обе страны стремятся использовать азиатский экономический рост для стимулирования развития собственных экономик. Соответственно, обе страны заинтересованы в предотвращении эскалации региональных конфликтов и великодержавного соперничества, а также геополитического раскола региона, которые грозят этот экономический рост обрушить. Кроме того, Москва и Вашингтон заинтересованы в развитии в АТР инклюзивного экономического порядка, открытого для участия неазиатских стран, коими они обе

являются, а не закрытого, предполагающего объединение стран Восточной и Юго-Восточной Азии вокруг Китая. Объективно России более выгоден американский подход к формированию азиатско-тихоокеанского порядка, чем китайский.

В совокупности эти совпадающие интересы могут составить основу для обширной повестки дня российско-американского взаимодействия по АТР, которая включала бы и политико-дипломатическую, и экономическую, и военно-политическую сферы и в перспективе могла бы стать основным позитивным компонентом отношений России и США. Учитывая то, что АТР превращается в центр гравитации мировой экономики и мировой политики, можно предположить, что взаимодействие по этому региону на основе общих интересов оздоровило бы российско-американские отношения.

Наконец, новая стратегия США в АТР представляет большие возможности не только для российско-американских отношений, но для России как таковой, ее экономического развития и международно-политического положения. Российское руководство в последнее время совершенно оправданно связывает перспективы развития с интеграцией страны в АТР, с развитием Сибири и Дальнего Востока. Практически одновременно с Вашингтоном Москва провозгласила собственную стратегию «переориентации» в сторону Восточной Азии и АТР как самого экономически динамичного региона мира. Вхождение в этот регион на выгодных условиях может стать мощным фактором экономического развития, изоляция же России от АТР может грозить маргинализацией страны в глобальном масштабе. Впервые наиболее явственно данная стратегия была провозглашена В.В. Путиным в его предвыборных статьях 2012 г., прежде всего, в статье «Россия и меняющийся мир» (Московские новости, 2012 г. 27 февраля), и затем развита и усилена в указе В.В. Путина от 7 мая 2012 г. «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» и в представленной 12 февраля 2013 г. новой Концепции внешней политики России. На 2012-2013 гг. пришлись первые шаги по ее реализации, включавшие в себя помимо саммита АТЭС во Владивостоке в сентябре 2012 г. активизацию российской дипломатии в отношении стран Восточной и Юго-Восточной Азии, в том числе, таких союзников и партнеров США, как Япония, Южная Корея, Вьетнам, Филиппины и Сингапур.

Важнейшей составляющей российской стратегии «поворота» к АТР является развитие Сибири и Дальнего Востока, которое без умелого и продуманного использования потенциала АТР, встраи-

вания России в процессы экономической кооперации, сотрудничества и интеграции в регионе представляется невозможным. «Новый подъем» Сибири и Дальнего Востока все в большей степени рассматривается как своего рода национальный «мегапроект» России на XXI в., способный определить ее роль в мире сегодня и завтра. Абсурдно, когда территории, расположенные в самом бурном и перспективном регионе мира, обладающие колоссальными запасами сырья и природными богатствами, внутри самой России являются отсталыми и депрессивными, с населением, стремящимся оттуда убежать. Развитие этого региона, особенно в несырьевых секторах, способно исправить внутрироссийский экономический, демографический и политический дисбаланс и существенно ускорить темпы и, главное, качество экономического роста России, поставив его на новую основу. Напротив, сохранение статус-кво уже вскоре может превратить Сибирь и Дальний Восток для России в большую геополитическую проблему, так как удержать эту территорию от попадания во все большую экономическую, а затем и политическую зависимость от Китая будет все сложнее.

Оптимальной моделью подключения АТР к развитию Сибири и Дальнего Востока является умелая интернационализация этих регионов под российским контролем - привлечение большого числа стран и компаний региона к развитию как сырьевых, так и, в первую очередь, несырьевых отраслей, таких как инновационное сельское хозяйство, ЦБК и деревообработка, водоемкое производство и т.д. Потенциал для этого с учетом дефицита в большинстве стран Азии пресной воды и сельскохозяйственных угодий весьма велик.

Одним из важнейших факторов успеха данной стратегии должна стать способность и умение России выстроить соответствующий диалог с США - как по развитию Сибири и Дальнего Востока, так и по АТР в целом. Причина наделения Соединенных Штатов ключевой ролью в этом проекта очевидна. Большинство стран АТР, участие которых в развитии Сибири и Дальнего Востока необходимо, являются тесными партнерами и союзниками США, и американский фактор будет играть для их стремления участвовать в проектах с Россией немаловажное значение. Если же диалога Москва - Вашингтон по Восточной Азии и АТР, включая Сибирь и Дальний Восток, по-прежнему не будет, то и стремление многих стран региона участвовать в развитии этих российских территорий будет ограниченным. В этом случае доминирующим азиатским игроком по этому проекту будет Китай - с крайне негативными последствиями и для перспектив развития региона, и для

позиций Москвы относительно Пекина. Вместо полноценной экономической интеграции в АТР путем развития Сибири и Дальнего Востока Россия будет становиться все более тесным - и при этом младшим - партнером Китая.

То же касается и политической части новой российской стратегии в АТР. Москва, как можно судить по программным внешнеполитическим документам и выступлениям ее руководителей, стремится занять в регионе нишу «третьей великой державы» после США и Китая, играя тем самым важнейшую роль регионального балансира, не будучи зависимой ни от одного из первых двух региональных полюсов. Это - абсолютно правильная стратегия, способная обеспечить Москве более чем привилегированное место в глобальной международно-политической иерархии (по сути - держава № 3) и сделать ее первостепенным «участником» региона, развитие которого будет определять будущее всей системы международных отношений в целом.

Однако данная стратегия нереализуема без выстраивания тесного российско-американского взаимодействия, теперь уже по стратегическим аспектам развития АТР в целом. Именно интенсивный диалог с США, который дополнялся бы целой сетью двусторонних и многосторонних диалогов России с союзниками и партнерами Америки в АТР - при сохранении стратегического партнерства с Китаем, - может вывести РФ на уровень независимой «великой тихоокеанской державы». При этом определяющее значение для нее будет иметь именно сбалансированность китайского, американского и прочих направлений. Сегодня в системе связей России с державами региона присутствуют перекосы, и в глазах большинства азиатских стран - союзников Вашингтона Россия воспринимается как «придаток» и младший партнер Китая. Дальнейшее промедление выстраивания диалога с США сделает геополитическую зависимость России от КНР на Тихом океане, как объективную, так и субъективную, еще более масштабной.

Таким образом, именно сотрудничество с США по Восточной Азии и АТР является условием успешной реализации российской стратегии как в геополитической части, так и в части, касающейся развития Сибири и Дальнего Востока. Данный диалог был бы выгоден и Вашингтону. Участие РФ в качестве «третьей державы» предотвратило бы опасную и невыгодную для самих США поляризацию Тихоокеанского региона и оказало бы дисциплинирующее воздействие на Китай. Также в интересах Америки предотвратить монополизацию Пекином темы развития Сибири и

Дальнего Востока: это привело бы к дальнейшему возрастанию его совокупной мощи именно в том контексте, который бросал бы прямой вызов интересам США и их позициям в регионе.

При этом стоит подчеркнуть, что для Москвы не менее опасным было бы «объединяться» с США «против Китая», превращаясь в союзника США и участвуя в политике окружения и «сдерживания» КНР. Во-первых, тем самым Россия снова оказалась бы в положении младшего партнера и ведомого. Во-вторых, резкое ухудшение отношений с великим соседом стало бы для нее с учетом нынешних российско-китайских дисбалансов подлинной национальной катастрофой. То есть цель российской стратегии должна состоять именно в поддержании баланса между Китаем, США и другими странами АТР, в развитии отношений с Вашингтоном по АТР не в ущерб отношениям с Пекином и в отказе Москвы от участия в тех элементах американской политики, которые носят однозначно антикитайский характер.

Реализуемая сегодня Соединенными Штатами стратегия по «повороту» в сторону АТР создает для партнерства с Москвой благоприятные предпосылки и даже в какой-то мере «спрос». Однако он будет реализован лишь в том случае, если Москва изменит нынешний подход к выстраиванию отношений с Америкой и поставит вопрос о запуске «большого» российско-американского диалога по Азии и АТР. Важным будет доказать, что заинтересованность России «войти» в АТР самостоятельно, а не в качестве страны, ведомой Китаем, имеет под собой твердое основание.

Поскольку американская стратегия в АТР уже реализуется, она ставит Россию перед жестким выбором: или Москва проявит себя, выстроит диалог с США по АТР, станет тем самым частью их тихоокеанской стратегии и реализует перечисленные выше возможности, или же стратегия США будет реализовываться без РФ, и в этом случае политика США в АТР превратится для России в серьезнейший вызов.

В том виде, как она была провозглашена и как реализуется в настоящее время, стратегия США по «повороту» в АТР не предполагает участие в ней России. Последняя не рассматривается Вашингтоном как тихоокеанская держава. Россия не была упомянута ни в программной статье Х. Клинтон «Тихоокеанский век Америки», ни в дальнейших документах и выступлениях американских руководителей. Диалог по АТР не является сколько-либо значимой составляющей повестки дня американской политики в отношении России, и РФ не приглашена в первоочередные региональные про-

екты США, как то «тихоокеанское партнерство» или интенсификация военно-политических партнерств. Отдельные эпизоды сотрудничества имеют место (например, участие РФ в организуемых США и союзниками тихоокеанских военно-морских учениях РИМПАК в 2012 г.), но при всей своей важности они явно не достаточны для того, чтобы сделать РФ заметной частью американской стратегии.

Ситуация с маргинализацией России выглядит еще более драматично в более широком контексте. Стратегия США в АТР дополняется их обновленной стратегией по консолидации вокруг себя Евро-Атлантического региона посредством создания трансатлантической зоны свободной торговли. Россия находится за пределами и второго процесса тоже.

Оставаясь за пределами обновленного «большого Запада», Россия, во-первых, рискует столкнуться с сообществом, значительно превосходящим ее саму по всем сочетаниям силы, как «жесткой», так и «мягкой», и, во-вторых, остается один на один с Китаем со всеми вытекающими для ее международного положения и перспектив экономического развития (включая развитие Сибири и Дальнего Востока) последствиями. Сама же реконсолидация Евроатлантики и АТР без участия России рискует усилить фрагментацию в мире, создать или углубить геополитические расколы между «большим Западом» и всеми остальными, включая Россию и Китай. Вряд ли это сделает мир, который при этом становится все более взаимозависимым, более безопасным и управляемым.

Изменение этой ситуации и превращение стратегии США в АТР из вызова в колоссальную возможность для России требует от ее руководства большой мудрости, дальнозоркости и политической воли, способности выйти из нынешней парадигмы восприятия США и российско-американских отношений и посмотреть на них с позиции не вчерашнего, а завтрашнего дня. Завтрашний же день требует выстраивания комплексного российско-американского диалога по АТР, включая развитие Сибири и Дальнего Востока, и превращение его в императив их отношений.

Список литературы

1. Clinton H. America's Pacific century // Foreign Policy magazine. - 2011. - November (Issue 189). - Feature: 11 October, 2011. - Mode of access: http://www.foreignpolicy. com/articles/2011/10/11/americas_pacific_century (Дата обращения - 07.02.2014.)

2. Deputy SecDef: 4 th submarine to be deployed to Guam // Navy Times. - 2013. -10 April. - Mode of access: http://www.navytimes.com/article/20130410/NEWS/ 304100029/ (Дата обращения - 07.02.2014.)

3. East Asia Pacific economic update: Rebuilding policy buffers, reinvigorating growth // The World Bank. - 2013. - October. - Mode of access: http://www. worldbank.org/en/region/eap/publication/east-asia-pacific-economic-update-october-2013 (Дата обращения - 07.02.2014.)

4. Export.gov: Helping US companies export / International trade administration // Ex-port.gov homepage. - [2013]. - Mode of access: http://export.gov

5. National security strategy. - Washington, DC, 2010. - May. - 52 p. - Mode of access: http://www.whitehouse.gov/sites/default/files/rss_viewer/national_security_strategy.pdf (Дата обращения - 07.02.2014.)

6. Obama: Asia-Pacific is key region for US future // YouTube. - 2012. - 18 November. - Mode of access: http://www.youtube.com/watch?v=B9y1TDsRvcY

7. 'Peak defence' on horizon as US, UK & Europe erodes competitive edge // IHS. -2013. - 24 June. - Mode of access: http://press.ihs.com/press-release/country-industry-forecasting/peak-defence-horizon-us-uk-europe-erodes-competitive-edge (Дата обращения - 07.02.2014.)

8. Trade Map: Trade statistics for international business development / International trade centre // Trade Map homepage. - [2013]. - Mode of access: http://www.trademap.org/ (Дата обращения - 07.02.2014.)

9. US national security strategy and the new strategic triad: Special report / The independent working group on missile defense and the space relationship. - Washington, DC: The institute for foreign policy analysis, 2012. - 20 April. - 34 p. - Mode of access: http://www.ifpa.org/pdf/IWGconfApr2012.pdf (Дата обращения - 07.02.2014.)

10. United States census bureau: Foreign trade / United States department of commerce // United States census bureau: Official source US export and import statistics. -[2013]. - Mode of access: www.census.gov/foreign-trade (Дата обращения -07.02.2014.)